Выдержки из произведения

скачать бесплатно книгу дневник мага

Предисловие

Представьте себе царствование Рамира Первого, битву при Логроньо и святого Иакова верхом на белом коне, возглавляющего победоносное христианское воинство и наносящего поражение маврам под предводительством Абдуррахмана Второго. С той далекой поры все, кто владел землей в Кампус-Стелле, испанском городке, расположенном у подножья горы Педросо, где и разыгралось достопамятное сражение, ежегодно приносят апостолу Иакову дары в виде вина или зерна. Вскоре после битвы, когда обитатели тамошних мест уверились в том, что тело святого похоронено именно там, этот маленький городок стал местом паломничества. В 997 году мавры разграбили его, с 1809 по 1814 французы оккупировали его, но этот край уже был священен, а пути, ведущие в него, осеняла магия. Всякий путь, если только он ведет к нашим мечтам, есть путь магический.

А тот, кто следует за магией, для достижения своей мечты нуждается в Пути. Человеческий дух, с незапамятных времен отыскивающий источники, которые могли содействовать в отгадке тайн бытия, пользуется любым светом, способным разогнать окутывающий их мрак. Прелесть и чудо этой книги — в том, что она обещает: ты сам в полной мере способен пройти своим путем, достичь своей мечты, обрести свой меч.

Сантьяго, или святой Иаков Старший, был одним из двенадцати апостолов, братом Иоанна и рыбаком. После взятия Христа под стражу он скрылся из Иерусалима, но тотчас после казни вернулся туда и сделался провозвестником новой веры — столь пламенным, что Ирод Агриппа приговорил его к смерти в 44 года.

И так же, как в Сантьяго, Вера и Воодушевление очевидны в Пауло Коэльо. Когда я познакомилась с ним, то и представить себе не могла, что кто-то способен открыть мне совершенно новый и неведомый мир. И, подобно Любви в шестнадцать и Философии — в двадцать лет, Пауло Коэльо продемонстрировал мне, что мир гораздо, неизмеримо больше наших представлений о нем. Для того чтобы обнаружить сокрытое, в союзники к строгой логике следует взять ослепительные прозрения наития.  Для тех, кто проходит по дороге обретения своей мечты, феномены, невозможные с точки зрения традиционных философов, открывают возможность духовного зрения.

И через диалоги, которые ведут Пауло и Петрус, Путь рождается в нас самих. Вот они идут по дороге — Петрус и Пауло, Петр и Павел. Святые Петр, Иаков и Иоанн никогда не питали особо нежных чувств к святому Павлу — напротив: они, убежденные каббалисты, отдавали весьма значительную дань языческим тайнам. Св. Павел, который превосходил их интеллектуально, ибо несравненно лучше знал философию и был значительно образованней, принужден был сносить обиды от тех, кто считал, будто он отравлен Гнозисом, или мудростью греческих мистерий. И совсем не случайно те, кто свершает путь, описанный в «Дневнике мага», носят имена Петра и Павла. И вот они идут — беседуя, выпивая, подкрепляясь и открывая для себя мир.

Вера, Надежда (Воодушевление) должны привести нас к Милосердию (Любви). Пауло — человек, одаренный всеми тремя качествами. Но не Вера ли привела Сантьяго к встрече с жизнью? Не Надежда ли заставляла его совершать путь с воодушевлением? Не забудем, что по-гречески «энтузиазм» — синоним Божественного, а буквально означает «имеющий Бога внутри себя». В избытке наделен он и Любовью, которую по греческой традиции подразделяет на Эрос, Филос  и Агапе.  Последняя — и важнейшая — ипостась Любви переводилась когда-то как «трапеза», что тотчас отсылает нас к диалогам Платона. Ведь его «Пир» — тоже скорее повествование, нежели диалог, и пусть германские философы предпочли слову «Пир», закрепившемуся в латинской традиции, слово «Симпозиум». В наши дни пиршество и симпозиум — явления принципиально различного порядка. Но ведь, подобно еде, знание, представшее перед нами, может быть попробовано, изучено, а если пришлось по вкусу — поглощено и усвоено. Знание и пища, как и предмет любви, становятся составной частью нас самих. Греки в очередной раз оказались правы.

Таков «Дневник». Это — встреча с самим собой. Это — великая мечта, обретаемая в конце долгого и трудного пути. Путь этот может быть проложен каждым — любым, кто захочет проложить его. Как и любимый им Уильям Блейк, Пауло Коэльо порывает с прежней традицией и создает свою собственную. Он променял гламур на харизму, а стереотипы — на пламенеющие символы. Для него предметы зримого мира видимы также и глазами воображения. Помня уроки Блейка, вооружась собственной, незаемной отвагой, сумел Коэльо поставить напротив друг друга тигра (опыт) и ягненка (невинность) и определить обоих как одинаково прекрасных, ибо тот и другой «увидены оком, сотворены дланью бессмертного». Путь Пауло Коэльо прекрасен и плодотворен — мы рукоплещем ему. Пусть каждый из нас попытается осуществить свой собственный.

Клаудия Кастелло Бранко

Вместо предисловия, или двадцать лет спустя

Я сижу в саду в городке, расположенном на юге Франции.

И при взгляде на горы мне вспоминается, как двадцать лет назад я прошел по этим горам пешком, впервые вступив в контакт с Путем Сантьяго.

И время будто течет вспять: предвечерний час, чашечка кофе и стакан минеральной воды, вокруг ходят и разговаривают люди. Только на этот раз декорацией этой сцене служат равнины Леона, и звучит испанская речь, и близится день моего рождения, и уже пройдено чуть больше половины пути, ведущего в Сантьяго‑де‑Компостелу. Я гляжу вперед и вижу монотонный пейзаж и проводника, который тоже попивает кофе в баре, возникшем словно бы ниоткуда. Гляжу назад — тот же монотонный пейзаж, и разница лишь в том, что в пыли еще виднеются отпечатки моих подошв, но это ведь ненадолго: еще до пришествия ночи ветер заметет следы. Все кажется мне призрачным. А что я делаю здесь? Этот вопрос не дает мне покоя, хотя минуло уже несколько недель.

Я ищу свой меч. Я выполняю ритуал RAM — маленького ордена, входящего в католическую церковь и не знающего иных чудес или тайн, кроме попытки понять символический язык мира. Я думаю, что совершил просчет, что духовные поиски лишены смысла и логики и что лучше было бы мне сидеть в Бразилии да заниматься своими обычными делами. Я сомневаюсь в том, что буду искренен в духовных поисках, — ибо безмерно трудно отыскивать Бога, Который никогда не проявляет Свое присутствие, молиться в определенные часы, бродить странными путями, беспрекословно повиноваться приказам, кажущимся мне нелепыми.

Да-да, дело именно в этом — я сомневаюсь в своей искренности. Все эти дни Петрус твердил мне, что этот путь принадлежит всем, что это путь обычных людей, и слова его разочаровывали меня. Я-то полагал, что безмерные мои усилия обеспечат мне видное место среди немногих избранных, приближающихся к великим архетипам Мироздания. Я-то считал, что наконец подтвердится истинность всех историй о тайных правительствах тибетских мудрецов, о магической способности вызывать любовь там, где нет и простого влечения, о ритуалах, совершая которые ты увидишь, как открываются перед тобою врата рая.

А Петрус сказал мне — избранных нет. Избран, выделен и предпочтен всякий, кто вместо того, чтобы ломать голову над вопросом «Что я здесь делаю?», решит сделать хоть что-нибудь или пробудить в сердце своем воодушевление. К вратам рая ведет труд, совершаемый с жаром, а к Богу — преобразующая нас любовь. И с Духом Святым связывает воодушевление, а не сотни, тысячи раз перечитываемые классические тексты. И чудесам случаться позволяет желание верить, что жизнь есть чудо, а не пресловутые «тайные ритуалы» или «обряды посвящения». И лишь решение человека исполнить сужденное ему делает его человеком — а не умствования, разводимые им вокруг тайны бытия.

И вот я здесь. А позади — чуть больше половины пути, ведущего в Сантьяго‑де‑Компостелу.

В тот день в Леоне, в теперь уже таком далеком 1986 году, я еще не знаю, что месяцев через шесть или семь напишу книгу о том, что повидал и прочувствовал на этом пути, что в душе моей уже пускается на поиски сокровищ пастух Сантьяго, что женщина по имени Вероника наглотается таблеток, чтобы покончить с собой, что Пилар уже скоро сядет на берегу Рио-Пьедра и заплачет, и начнет вести дневник. Ничего этого я еще не знаю. Чувствую только, что взвинчен и напряжен, и неспособен вести беседу с Петрусом, потому что сию минуту понял: никогда уже больше не удастся мне вернуться к прежним моим делам и заботам, даже если это сулит приличную сумму в конце каждого месяца, настроение без перепадов и колебаний, работу, которая мне знакома и которую я умею делать очень неплохо. Я должен измениться и двинуться в сторону своей мечты, какой бы нелепо-ребяческой и совершенно неисполнимой ни казалась она, — иными словами, стать писателем.  В глубине души, втайне от себя самого, я всегда хотел именно писать, но не отваживался взвалить на себя это бремя.

Петрус допивает свой кофе и минералку, просит меня уплатить по счету и сразу продолжить путь, благо до следующего городка остается всего несколько километров. Мимо проходят, разговаривая, люди, посматривая краешком глаза на двух пилигримов средних лет и думая, наверное: «Есть же на свете чудаки, всегда готовые попытаться оживи