Буду признателен, если поделитесь информацией
в социальных сетях
|
Я доступен по
любым средствам связи , включая видео
|
 |
 |
 |
| МЕНЮ САЙТА | |||
| Библиотека 12000 книг | ||
Видеоматериалы автора сайта
Код доступа 2461537
|
Уильям Гибсон Нейромантик (Часть 1)
|
|
Выдержки из произведения Нейромантик (Часть 1)(Уильям Гибсон)
Уильям Гибсон. Нейромантик
С благодарностью Брюсу Стерлингу, Льюису Шайнеру, Джону Ширли - _приверженцам_. И Тому Мэддоксу, изобретателю айса. И кое-кому еще - они сами знают, за что.
Часть первая. Блюз Тиба-сити
1
Небо над портом было цвета экрана телевизора, настроенного на пустой канал. Проталкиваясь через толпу перед дверями 'Чата', Кейс услышал, как кто-то сказал: - Не то, чтобы мне все это нравилось. Просто мой организм уже привык к тому, что я в него вкачиваю. Голос, похоже, принадлежал человеку из Мурашовника, и шутка явно тоже происходила оттуда. 'Чатсубо' - бар для профессиональных иммигрантов, сбежавших из своей страны; здесь можно выпивать неделями, не услышав и пары слов на японском. Заправлял этим баром Рац. Сейчас он наполнял пивом 'Кайрин' бокалы на подносах, и его протез на месте отсутствующей руки монотонно щелкал и подергивался. Рац заметил Кейса и улыбнулся ему, ощерив ряд уже порядком подпорченных ржавчиной стальных зубов восточноевропейской работы. Кейс разыскал себе место за стойкой, между неприглядным загаром одной из шлюх Лонни Зона и чистенькой униформой высокого африканца, чьи щеки украшали ровные ряды ритуальных шрамов. - Сразу после открытия заходил Вейдж с двумя своими парнями, - сказал Рац Кейсу, подавая ему здоровой рукой через стойку бокал с пивом. - У тебя с ним какие-то дела, Кейс? Кейс пожал плечами. Девчонка, сидевшая справа, прыснула смехом и слегка подтолкнула его локтем в бок. Улыбка бармена стала еще шире. Уродство хозяина 'Чата' породило немало легенд. В возрасте, еще допускающем наличие привлекательных черт, полное отсутствие таковых придавало Рацу вид почти геральдический. Антикварная рука хозяина заведения, когда он потянулся за очередной кружкой, издала ноющий звук. Протез был армейский, русского производства: многофункционный манипулятор с усилителем и обратной связью, с неряшливым покрытием из розового пластика. - Ты артист, герр Кейс, лучше не скажешь, - Рац хрюкнул - этот звук заменял ему смех - и почесал розовой клешней пузо, туго обтянутое белой майкой. - Артист полукомического жанра. - Точно, - сказал Кейс и отхлебнул пива. - Кто-то же у тебя здесь должен хохмить. И уж, конечно, не ты. Хихиканье девчонки стало выше на целую октаву. - К тебе это тоже относится, сестренка. Линяй отсюда, ага? Зон - один из моих друзей. Девушка посмотрела Кейсу в глаза и издала влажный всасывающий звук, набирая слюну; ее губы недвусмысленно шевельнулись. Но ничего не произошло. Она молча встала и отошла в сторону. - Господи, - вздохнул Кейс, - что за отребье у тебя здесь ошивается? Нельзя человеку выпить спокойно. - Ха, - сказал Рац, протирая тряпкой исцарапанную стойку. - Зон платит за своих девок. И я позволяю им здесь заниматься своей работой. Пусть развлекают клиентов. Кейс поднял бокал с пивом, и тут вдруг наступил странный миг безмолвия, как будто в сотне независимых друг от друга разговоров одновременно наступила пауза, перерыв. В тишине снова звонко и истерично прозвучал смешок шлюшки. Рац хрюкнул. - Ангел пролетел. - Китайский, - промычал, обращаясь к Кейсу, пьяный австралиец. - Ох уж эти чертовы китайцы... Однако изобрели сращивание нервов... А я вот всегда готов на любую нервную работенку... Имей в виду, приятель. - Ну вот, - сказал Кейс своему бокалу, и вся накопленная за последние дни горечь внезапно поднялась в нем, подобно волне желчи, - у меня и без того все _так_ дерьмово...
Японцы уже успели забыть о нейрохирургии больше, чем китайцы когда-либо знали. Подпольные клиники Тибы слыли самыми передовыми, их техническое обеспечение от месяца к месяцу улучшалось, но даже здесь было невозможно устранить те повреждения нервной системы, которые Кейс получил в отеле 'Мемфис'. Прошел уже целый год, а он все еще грезил инфопространством, хотя от ночи к ночи его мечты блекли. Кейс набрал отличный темп, научился лавировать и срезать углы жизни Ночного Города, но все еще видел во сне Матрицу, сверкающие перекрестья логических взаимосвязей, раскинувшиеся в бесцветной и безграничной пустоте... Дом и Мурашовник остались далеко за Тихим океаном, дорога обратно стала казаться сложной и маловероятной, и теперь он далеко уже не человек-терминал и не ковбой инфопространства, не то, что прежде. Заурядный делец, старающийся забраться чуть выше остальных и заработать свое. Но сны посещали его в японских гостиницах подобно видениям вуду, и он кричал и кричал во сне и просыпался в темноте, один, скрючившись на гостиничной койке, словно в гробу; его руки впивались в матрас, и мягкий пластик выпирал между пальцами, старающимися дотянуться до клавиатуры, которой здесь не было.
- Вчера вечером я видел твою подругу, - сообщил Кейсу Рац, передавая ему следующую порцию пива. - У меня, однако, нет ни одной, - сказал ему Кейс и отпил из бокала. - Мисс Линду Ли. Кейс покачал головой. - Нет девушки? Нет ничего? Только делишки? Только биз', мой друг-артист? Вся жизнь посвящена коммерции? Маленькие глазки бармена, гнездившиеся в глубине складок морщинистой плоти, буравили лицо Кейса. - Скажу тебе откровенно, в ее компании ты мне нравишься больше. С ней ты чаще улыбаешься. А при нынешней-то жизни через пару-тройку недель ты в своей хмурости достигнешь наконец вершин артистизма и тебя разберут на запчасти в какой-нибудь клинике. - Ты просто разбиваешь мне сердце, Рац. Кейс допил пиво, расплатился и направился к двери, сутуля узкие плечи под вылинявшим от дождей нейлоном ветровки цвета хаки. Прокладывая себе путь сквозь нинсейские толпы, он чувствовал запах собственного застоявшегося пота.
Кейсу было двадцать четыре. В двадцать два он еще был ковбоем, пронырой, одним из самых лучших во всем Мурашовнике. Его натаскивали самые классные спецы - Мак-Кой Поули и Бобби Квин, легенды биза. Кейс работал, по уши купаясь в адреналине, продукт и молодости и сноровки, подключенный к переходнику инфопространства, трансформирующего его бестелесную сознательную сущность в череду согласованных галлюцинаций, из которых и образовывалась Матрица. Вор, он работал на других, более богатых воров, работодателей, занимающихся разработкой экзотических программных продуктов - программ для проникновения сквозь блистающие заграждения защитных систем корпораций и отпирания дверей к богатейшим информационным полям. Он сделал классическую ошибку - из тех, о которых клялся, что никогда такой не совершит. Он украл у своих хозяев. Придержал кое- что для себя и попытался переправить за кордон, в Амстердам. До сих пор Кейс не мог понять, как же его засекли, хотя теперь это уже не имело значения. Кейс ждал смерти, но ему только приветливо улыбались. Конечно, они всегда будут рады его видеть, но только как человека со стороны, с деньгами. Которых у него теперь не будет. Потому что - улыбка не сходила с их уст - они сделают так, что он уже никогда не сможет работать так, как работал. А затем они повредили его нервную систему русским боевым микотоксином. Привязанный к кровати в отеле 'Мемфис', он галлюцинировал тридцать часов подряд, а его талант выгорал из него микрон за микроном. Повреждение, нанесенное ему, было минимальным, неуловимым и абсолютно эффективным. Для Кейса, который жил только ради восторженного бестелесного пространствования в мнимой реальности, это было Падением. В барах, где его знали как лихого малого, сорвиголову, ему порекомендовали составы, облегчающие страдания тела. Но тело для него всегда было просто куском мяса. А теперь Кейс стал узником собственной плоти.
Его имущество было спешно преобразовано в 'новые иены', в толстую пачку бумажной валюты старого образца, бесконечно циркулирующей по замкнутой траектории мирового черного рынка подобно ракушкам тробианских островитян. Вести законные операции с наличными в Мурашовнике было очень трудно; в Японии же подобное вообще преследовалось по закону. В Японии, он знал это с абсолютной и непоколебимой уверенностью, можно найти способ излечить его недуг. В Тибе. Как в официальных клиниках, так и в мощной сети нелегальных больниц - 'черных клиник'. Синоним имплантации, сращивания нервов и микробионики, Тиба словно магнит притягивал представителей техно- криминальной субкультуры Мурашовника. В Тибе его пачка новых иен почти на глазах растаяла в бесконечной круговерти консультаций и осмотров. Люди из черных клиник, его последняя надежда, выразили восхищение процедурой, с помощью которой он был искалечен, а затем все единодушно отрицательно покачали головами. Теперь Кейс спал в дешевых капсулах-гробах, в гостинице возле порта, где всю ночь напролет с вышек, похожих на гигантские треножники, из галогеновых прожекторов лились на доки слепящие потоки голубого света; отсюда не были видны огни Токио - сияние на небе цвета экрана телевизора, настроенного на пустой канал, не была видна высоченная голограмма с надписью 'Фудзи электрик компани', а Токийский залив казался чернеющей бесконечностью, над которой, над хлопьями плавающей стиропены, кружили чайки. Почти сразу за портом начинался город, где невероятно огромные кубические здания фабрик и корпораций доминировали над жилыми массивами. Порт и город были разделены узкой полосой старых улиц, местом, у которого официального названия не было. Ночной Город, и Нинсей - в его сердце. На протяжении дня большая часть баров Нинсея безлюдна или закрыта вообще, неоновые огни мертвы, голограммы погашены и ждут. Под отравленно-серебристым небом.
В двух кварталах от 'Чата', в чайном домике 'Харре де Те', Кейс запил двойным эспрессо свою первую вечернюю пилюлю - плоский розовый октагон, патентованный бразильский препарат, который он приобрел у одной из девчонок Зона. Стены в 'Харре' были отделаны зеркальными панелями, обрамленными красными неоновыми трубочками. В самом начале, оставшись в Тибе почти без денег и уже без надежды на излечение, Кейс дал себе полный форсаж и принялся изыскивать источники средств к существованию с такой леденящей кровь настойчивостью, что ему даже казалось, будто это делает кто-то другой. За первый месяц он убил троих - двоих мужчин и женщину - за сумму, которую годом раньше счел бы смехотворной. Нинсей свел его вниз, на самое дно, включив некий скрытый в самом Кейсе смертоносный механизм, о наличии которого он никогда до этого не подозревал, довел до такого состояния, что сами улицы стали для него олицетворением жажды смерти. Ночной Город был подобен эксперименту в сфере социального дарвинизма, не ограниченному никакими рамками, задуманному какими-то скучнолицыми учеными мужами, теперь постоянно держащими палец на кнопке ускоренной промотки вперед. Стоит лишь прекратить вертеться и шустрить - и канешь без следа в безвестность, начнешь двигаться чуть быстрее - прорвешь непрочную пленку поверхностного натяжения черного рынка; и в том и в другом случае ты исчезаешь, и от тебя не остается ничего, кроме расплывчатых воспоминаний в головах оседлых типов, вроде Раца, да еще твои почки, сердце или кости могут оказаться в хранилищах черных клиник - чтобы когда-нибудь появиться оттуда для незнакомца с пачкой новых иен. Биз здесь походил на постоянное гудение улья, а смерть была вполне обычной расплатой за лень, безответственность, неповоротливость, чрезмерную жадность и ошибки в соблюдении запутанного протокола. Сидя в одиночестве за столиком в 'Харре' - 'октагон' уже начинал всасываться в кровь, ладони вспотели, появилось дикое ощущение, что все волосы на руках и на груди встали дыбом, - Кейс понял, что с некоторого времени начал вести игру с самим собой, очень древнюю игру без названия, что-то типа пасьянса, ставка в котором - жизнь. Он больше не носил оружия, не принимал обычных мер предосторожности. Все свои уличные дела Кейс вел быстрейшим и кратчайшим способом, в самой непринужденной манере, и потому имел репутацию человека, способного достать все, что угодно. Часть его сознания понимала, что это саморазрушение хорошо заметно постоянным клиентам, которые настораживались все больше и больше, и упивалась осознанием факта, что это - лишь вопрос времени. Эта часть его самодовольно ожидала прихода смерти. И она же больше всего ненавидела мысли о Линде Ли. Линду Кейс однажды дождливой ночью повстречал в аркаде. Под светящимися призраками, проступающими сквозь голубое марево сигаретного дыма, - голограммами 'Замка колдуна', 'Танковой войны в Европе' и 'Горизонтов Нью-Йорка'... Такой она и запомнилась ему - лицо утопает в сиянии беспрестанных лазерных вспышек, отчего черты упрощаются до самых основных линий, щеки пламенеют алым в свете огненных поединков в 'Замке колдуна', лоб сияет лазурью - отблесками падения Мюнхена в 'Танковой войне', губы слегка отсвечивают горячими золотистыми искрами, которые вышибает из стен каньона из небоскребов летящий на экране глайдер. В тот вечер он был на высоте, только- только переправил пакет кетамина Вейджа в Йокогаму, и деньги за работу уже были у него в кармане. Кейс вошел в аркаду с мостовой Нинсея, над которой кто-то просеивал сквозь сито мелкий дождь, и девушка, полностью поглощенная своей игрой, странным образом бросилась ему в глаза - одно лицо среди дюжин таких же лиц перед экранами. Другой ее образ, врезавшийся Кейсу в память, - тот, что он увидел через час, когда Линда уже спала в его припортовой капсуле и очертания ее верхней губы напоминали ему ту линию с изломом посередине, какой дети обычно изображают летящих птиц. Тогда Кейс прошел через аркаду, встал за спиной девушки, окрыленный успехом только что провернутого дела, и увидел, как она, оглянувшись, посмотрела на него снизу вверх. Серыми глазами, подведенными карандашом, след которого напоминал угольную грязь. Глазами дикого животного, которое застыло на дороге, парализованное светом фар настигающего его автомобиля. Их совместно проведенная ночь плавно перешла в утро, в билеты на глайдер, в его первое посещение той стороны Залива. Все время, пока они были в Хараюки, дождь шел не переставая, усыпая бисеринками пластиковый дождевик Линды, а вокруг токийские детишки в белых туфлях и облегающих курточках стайками двигались мимо витрин известных бутиков. В конце концов он и она оказались на гремящей самодвижущейся полночной мостовой, и она держала его за руку, как ребенок. Целый месяц ушел у Кейса на то, чтобы отучить Линду от наркотиков, и лишь тогда из ее ясных глаз исчез животный испуг. Поначалу ему была видна только часть ее сущности, выступающая над поверхностью, подобно айсбергу, но затем айсберг начал таять и дробиться, осколки ненужного уплыли прочь, и пред Кейсом предстала буйная ненасытная страсть, голодная основа наркоманки. Он видел, как девушка бьется в ритме очередного уличного хита, самозабвенно, с полной сосредоточенностью, и это напоминало ему повадки богомолов, которых продавали в лавочке на Шига, в бамбуковых клетках между аквариумами с карпами-мутантами и ящиками со сверчками. Кейс уставился в темное кольцо остатков кофе на дне чашки. Это кольцо крутилось с той скоростью, какую задавал Кейс, слегка покачивая чашку, которую держал двумя пальцами. Коричневая пластиковая поверхность стола была покрыта патиной мельчайших царапин. С легким ознобом, поднимающимся по спине, Кейс представил себе бесконечное число случайных прикосновений, потребовавшихся для того, чтобы создать подобный узор жизни. Внутри чайного домика все было отделано в безвестном стиле прошлого столетия, японские традиции непросто сочетались с бледной, почти бесцветной миланской пластикой. Все предметы, казалось, несли на себе такую же тончайшую пленку, будто взгляды и эмоции миллионов посетителей определенным образом воздействовали на зеркала и некогда блестящий пластик, оставляя на них следы, затуманивая их поверхность чем-то, что никогда уже нельзя будет удалить. - Эй. Привет, Кейс... Он глянул вверх и встретился с ее серыми глазами, все так же обведенными карандашом. На девушке была заношенная французская астронавтская куртка и новенькие белые кроссовки. - А я искала тебя, приятель. Линда присела на стул по другую сторону столика, водрузив на столешницу локти. Рукава ее куртки были надорваны на плечах; Кейс автоматически пошарил взглядом по рукам, выискивая следы уколов. - Сигаретку? - Она вытащила из локтевого кармашка мятую пачку 'Ехэюань' с фильтром и вытряхнула одну для Кейса. Он взял сигарету и прикурил от красной пластиковой зажигалки. - Ты, похоже, совсем не спишь, Кейс. Выглядишь дерьмово. По выговору Линды безошибочно угадывалось место ее рождения - юг Мурашовника, где-то около Атланты. Кожа у нее под глазами была бледной и нездоровой, хотя все еще молодой и гладкой. Ей недавно исполнилось двадцать. В уголках рта четкие морщинки, следы пережитой горечи, а если приглядеться, можно различить и новые, едва наметившиеся. Темные волосы девушки были зачесаны назад и удерживались в таком положении повязкой из пестрого шелка. Узор на ткани повязки мог представлять собой изображение как электронной микросхемы, так и карты какого-нибудь города. - Сплю, если вовремя принимаю таблетки, - ответил Кейс, и почти осязаемый вал тоски накрыл его с головой - похоть и одиночество, все неслось на одном и том же гребне амфетаминной волны. Он вспомнил, как пахла ее кожа в жаркой духоте припортовой капсулы, как ее пальцы сплетались у него за спиной. Это все мясо, подумал он, это желание плоти. - Вейдж, - сказала Линда, нахмурив брови. - Он хочет проделать тебе дырку между глаз. Она прикурила для себя сигарету. - Кто сказал? Рац? Ты говорила с Рацем? - Нет. Мона. Она сейчас подруга одного из парней Вейджа. - Я должен ему, но, в общем-то, не много. Он, конечно, вытрясет из меня деньги, так или иначе. - Ему задолжала куча народу. Возможно, он решил выставить тебя в качестве примера, Кейс. Серьезно, тебе лучше иметь это в виду. - Конечно. Как ты, Линда? Тебе есть, где спать? - Спать? - Она покачала головой. - Да, есть. Конечно, Кейс. Девушка вздрогнула и наклонилась к нему через стол. Ее лицо было все в бисеринках пота. - Вот, - сказал Кейс, засунул руку в карман ветровки и выудил смятые полсотни. Автоматически разгладил купюру под столом, сложил вчетверо и передал Линде. - Тебе самому это пригодится, дорогой. Лучше отдай их Вейджу. Теперь в серых глазах было что-то такое, чего Кейс не мог распознать, что-то, чего он раньше никогда не видел. - Я должен Вейджу во много раз больше. Возьми. Я все равно ожидаю в скором времени поступлений, - соврал он, наблюдая за тем, как его новые иены исчезают в кармане астронавтской куртки. - Когда получишь деньги, Кейс, не тяни и быстрее ищи Вейджа. - Еще увидимся, Линда, - сказал он, поднимаясь с места. - Ага. - Под каждым из ее зрачков появилось по миллиметру радужной. Санпаку. - Следи за своей спиной, приятель. Кейс кивнул, торопясь быстрее уйти. Когда пластиковая дверь за ним закрылась, он еще раз оглянулся и увидел ее глаза в кружевах красных неоновых трубок.
Нинсей, вечер пятницы. Кейс прошел мимо закусочной с якитори и запруженных мостовых, мимо кофейного франчайзинга 'Прекрасная дева', электронной бури аркады. Затем, сделав шаг в сторону, уступил дорогу сарари в черном, заметив значок 'Мицубиси генотех', вытатуированный у него на правом плече. Подлинный ли он? Если этот значок настоящий, подумал Кейс, то я могу нажить себе неприятности. Если, конечно, сарари сейчас на службе и имеет право наложить на меня лапу. Сотрудникам 'МГ' выше определенного ранга имплантируют микропроцессор, отслеживающий мутагенность крови окружающих. Встреча с персоной, носящей такую штуку в башке, могла закончиться экспресс-экскурсией в Ночной Город, прямо в одну из черных клиник. Сарари был японцем, в то время как толпы, бродящие по улицам Нинсея, представляли собой многонациональную смесь. Кучки моряков из порта, смурные одиночные туристы, жаждущие удовольствий, не указанных в путеводителях, торговцы из Мурашовника, сбывающие с рук имплантаты и ткани для пересадки, и дюжины дельцов другого рода - все это неспешно текло по улицам в запутанном хороводе похоти, нужды и коммерции. Существовало бесчисленное множество теорий, объясняющих, почему Тиба-сити допускал существование на своей территории Нинсея, и из всех этих теорий Кейс считал наиболее правдоподобной ту, согласно которой якудза решили сохранить это место в качестве исторического заповедника, как напоминание о своем простом происхождении. Кроме того, он, исходя из своего личного опыта, понимал, что создание новейших технологий требует наличия криминальных зон, из чего следовало, что Ночной Город существует не ради своих обитателей, а в качестве преднамеренно созданного полигона технологий как таковых. Правда ли то, что сказала ему Линда, думал он, глядя на огоньки над головой. Станет ли Вейдж убивать его, даже в назидание остальным? Это, конечно, не слишком разумно, но Вейдж был заметной фигурой в области незаконной медицины и работал напрямую с учеными- нелегалами, а заниматься этим, так говорили все, может только настоящий псих. Линда сказала, что Вейдж желает видеть его мертвым. Проникновение Кейса в динамику уличного дилерства поначалу осложнялось тем, что ни продавцы, ни покупатели нужды в нем не видели. Основная забота посредника - сделаться необходимым звеном. Та сомнительной прочности ниша в криминальной экологии Ночного Города, которую устроил для себя Кейс, была завоевана при помощи лжи и закреплялась им раз за разом в течение многих ночей путем посулов и предательств. Теперь же, чувствуя, что стены этой ниши начинают смыкаться, Кейс ощущал себя на грани странной эйфории. На прошлой неделе он на несколько дней задержал передачу синтетического экстракта человеческих желез, распродавая товар в розницу чтобы получить больше навара, хотя заведомо знал, что Вейджу это не понравится. Вейдж был одним из основных поставщиков подобного товара, он провел в Тибе уже девять лет и входил в число тех немногих дилеров, которым удалось наладить связи с высшими сферами криминальных структур за пределами Тиба-сити. Генетический материал и гормоны спускались в Нинсей по невероятно сложной лестнице, состоящей из множества явных и скрытых ступеней. Несколько лет назад Вейдж исхитрился каким-то образом проследить путь одной из операций и теперь вовсю пользовался стабильными связями с дюжиной городов. Кейс поймал себя на том, что стоит перед витриной и тупо смотрит в стекло. В этой лавочке, клиентами которой были в основном моряки, продавались разные маленькие блестящие штучки. Часы, выкидные ножички, зажигалки, карманные видеокамеры, симстимы, тяжелые манкири и сюрикены. Сюрикены нравились ему больше всего - стальные звездочки с бритвенно-острыми гранями. Одни хромированные, другие непроницаемо-черные. Были и подвергнутые специальной обработке, так, что поверхность приобрела радужную окраску, напоминающую разводы масла на воде. Внимание Кейса привлекали хромированные звездочки. Отливающие серебром, они висели на алой замше, удерживаемые почти невидимыми петлями нейлоновой лески. По центру сюрикенов были вырисованы драконы и ряды иероглифов. Звездочки ловили неоновый свет, отражая его каждая по своему разумению, и Кейсу казалось, что это и есть звезды его странствий; его судьба была записана, но читалась с трудом, в созвездиях дешевого хрома. - Жюль, - сказал он звездочкам. - Надо бы навестить старого Жюля. Он знает, что делать.
Жюлиусу Диану было сто тридцать пять лет, и метаболизм его тела прилежно корректировался еженедельными сеансами гормональной и радиотерапии. Основой же его борьбы с неизбежным старением служило ежегодное паломничество в Токио, где генная хирургия подправляла его ДНК - процедура, невозможная в Тибе. После этого Жюль Диан обычно совершал рейс в Гонконг, где заказывал годовой запас рубашек и костюмов. Бесполый, нечеловечески терпеливый и спокойный, как казалось, Жюль не мог принадлежать к миру его официального бизнеса, в особенности при его посвященности в таинства портняжного искусства. Кейс ни разу не видел Жюля в одном и том же костюме дважды, при том, что гардероб мосье Диана представлял собой тщательное воспроизведение стилей платья прошлого века. Еще Диан увлекался пенсне в викторианском духе, вполне возможно, действительно необходимыми ему, с линзами, выточенными из тонких пластин искусственного розового кварца и обрамленными паутинками золотой оправы. Офис Диана располагался на окраине Нинсея, в одном из просторных складов. Часть помещений год назад была довольно бессистемно обставлена редкой коллекционной европейской мебелью, и Диан планировал в будущем использовать это местечко в качестве своей личной резиденции. Одну из стен комнаты, в которой ожидал приема Кейс, почти полностью закрывали книжные шкафы стиля нео-ацтек, заодно замечательно выполняющие роль пылесборников. Две грушевидные настольные лампы диснеевского типа неуклюже громоздились на стальном кофейном столике с алой лакировкой а-ля Кандинский. Между книжными шкафами висели причудливые часы в стиле Дали, их искаженные циферблаты словно стекали к бетонному полу. Стрелки часов, на самом деле голографические проекции, по задумке при вращении должны были демонстрировать различные гримасы, но при этом никогда не показывали правильного времени. По углам валялись фиберглассовые упаковочные коробки, от которых исходил мощный аромат консервированного имбиря. - Сынок, ты чист, - произнес бестелесный голос Диана. - Можешь войти. Слева от книжных шкафов глухо щелкнули магнитные задвижки, отпирая массивную дверь из поддельного палисандра. Надпись над дверью, выполненная из самоклеящихся заглавных букв с завитушками, гласила: 'ЖЮЛИУС ДИАН. ИМПОРТ-ЭКСПОРТ'. Если мебель в импровизированном фойе соответствовала концу прошлого столетия, то обстановка офиса, по всей видимости, относилась к его началу. Из пространства у дальней стены, залитого светом старинной медной лампы с абажуром из треугольных кусков зеленого стекла, Кейсу приветливо улыбнулось гладкое, розовое, без малейших признаков морщин лицо Диана. Специалист по импорту-экспорту был надежно огражден от посетителей просторным письменным столом из хромированной окрашенной стали, крышку которого с обеих сторон подпирали произведения мебельного искусства башенного типа из неизвестного светлого дерева, предназначенные, по предположению Кейса, для хранения различного рода письменной документации. Поверхность стола была завалена кассетами, свитками распечаток на желтой бумаге и диковинными деталями старинных механических пишущих машинок - устройств, над восстановлением которых Диан тщетно бился с тех самых пор, как Кейс впервые попал в его кабинет. - Что привело тебя в наши края, парень? - спросил Диан, протягивая Кейсу длинную узкую конфету в бело-голубой клетчатой обертке. - Вот, попробуй этот бонбон. 'Тинь-тинь-джа', высший сорт. Кейс жестом отверг угощение, пахнущее имбирем, уселся в креслице с изогнутыми ножками и фигурной спинкой, закинул ногу на ногу и провел пальцем по обтрепанному краю своих черных джинсов. - Жюль, дошел до меня слух, что Вейдж хочет меня убить. - Ага. Ну что ж. И от кого ты это услышал, могу я спросить? - Люди говорят. - Люди, - повторил Диан, посасывая имбирный бонбон. - А что за люди? Друзья? Кейс кивнул. - Нелегко бывает порой отличить друзей от врагов, знаешь ли. - Я задолжал ему немножко денег, Диан. Он тебе об этом ничего не говорил? - Давно с ним не виделся. - Диан печально вздохнул. - Я, конечно, _знаю_ кое-что о намерениях Вейджа, но при данном положении вещей не могу говорить с тобой на эту тему. Все ведь должно идти своим чередом, понимаешь? - Должно идти что? - У Вейджа хорошие связи, он важен для меня, Кейс. - Понятно. Так он хочет убить меня или нет, а, Жюль? - Нет, насколько мне известно. Диан пожал плечами. Со стороны могло создаться полное впечатление, что они обсуждают цены на имбирь. - Если эти слухи окажутся достоверными, сынок, загляни ко мне где-нибудь через неделю, и я постараюсь найти для тебя какую-нибудь работенку в Сингапуре. - В отеле 'Нан Хай' на Бенсулен-стрит? - Следи за тем, что говоришь, сынок! - Диан нахмурился. На поверхности стола, кроме всего прочего, стояла уйма всякой аппаратуры против подслушивания. - Еще увидимся, Жюль. Я передам Вейджу от тебя привет. Холеные пальцы Диана слегка коснулись превосходно вывязанного узла кремового шелкового галстука.
Кейс не успел удалиться от офиса Диана еще и на половину квартала, когда его пронзила внезапная подсознательная уверенность, что кто-то сидит у него на хвосте. Он издавна культивировал в себе особый сорт ручной паранойи. Фокус был в том, чтобы не дать легкому безумию выйти из-под контроля. Но в то же время подобное ощущение запросто могло оказаться одним из фокусов принятого недавно октагона, следствием воздействия наркотика. Кейс пересилил в себе адреналиновую волну и напустил на себя вид скучающего досужего зеваки, позволив толпе нести себя по улице. Заметив впереди темную витрину, он притормозил. Витрина принадлежала хирургическому бутику, закрытому на переоборудование. Засунув руки в карманы, Кейс принялся прилежно рассматривать сквозь стекло квадратные образцы искусственно выращенной плоти, разложенные на фигурно выгнутом пьедестале из имитации нефрита. Цвет кожи напомнил ему шлюх Зона; в один из образцов был вживлен цветной жидкокристаллический дисплей, соединенный с подкожным чипом-микропроцессором. Чувствуя, как по спине стекают ручейки пота, он поймал себя на мысли о том, что не понимает, зачем нужно обращаться к хирургам-трансплантаторам, если такие штучки можно просто носить в кармане. Не отворачивая головы от витрины, Кейс поднял глаза и стал изучать в стекле отражение текущей мимо него толпы. Вот он. За моряком в рубашке-хаки с короткими рукавами. Темные волосы, зеркальные очки, черная одежда, стройный... Человек исчез. Кейс уже бежал, пригнувшись, лавируя между прохожими.
- Одолжишь мне пистолет, Шин? Мальчишка улыбнулся. - Два часа. - Они стояли в задней комнате одной из закусочных на Шига, где подавали суси. В воздухе остро пахло свежими дарами моря. - Вы возвращаться назад. Два часа. - Парень, мне нужно прямо сейчас. У тебя есть что-нибудь прямо сейчас? Шин пошарил рукой за пустыми банками из-под тертого хрена. На свет появился удлиненный предмет, завернутый в серый пластик. - Тасер. Один час - двадцать новых иен. Тридцать - задаток. - Черт. Это мне не подходит. Мне нужен пистолет. Как будто я собираюсь застрелить кого-то, понял? Официант пожал плечами, убирая тасер обратно за банки из-под хрена. - Два часа.
Кейс вошел в магазин, даже не глянув на сюрикены на витрине. Ему ни разу в жизни не доводилось держать их в руках. Он купил две пачки 'Ехэюань', воспользовавшись кредитной карточкой 'Мицубиси банк', на которой было выбито: 'Чарльз Дерек Мей'. Это отличалось от имени Трумен Старр, кем он числился по паспорту. Японка за кассовым аппаратом выглядела на несколько лет старше Диана, причем на ее лице не было ни единого следа применения технических средств. Кейс достал из кармана тощую пачку новых иен и показал их женщине. - Я хочу купить оружие. Японка махнула рукой в сторону прилавка, заваленного ножами. - Нет, - сказал Кейс. - Мне не нужны ножи. Женщина достала из-под стойки продолговатую коробку. На картонной крышке красовалось очень условное изображение кобры с распущенным капюшоном. Внутри были рядком уложены восемь одинаковых цилиндров, каждый в тонкой оберточной бумаге. Кейс внимательно следил за тем, как морщинистые коричневые пальцы извлекли один из этих предметов и сорвали с него оберточную бумагу. Женщина показала Кейсу товар - тусклую стальную трубку с кожаной ременной петлей на одном конце и маленькой бронзовой пирамидкой на другом. Она взяла трубку в одну руку, зажала пирамидку между большим и указательным пальцами другой руки и потянула. Из трубки выскользнули три блестящих от смазки телескопических сегмента, представляющих собой кольцевые пружины, и, щелкнув, зафиксировались. - 'Кобра', - сказала японка.
Небо над неоновой дрожью Нинсея было, что называется, сумрачно- серым. Дышать стало тяжелее, все шло к тому, что к ночи наступит настоящая духота, и многие прохожие уже надели фильтр-маски. Кейс провел десять минут в кабинке общественного туалета, изобретая приемлемый способ сокрытия своей 'Кобры', и в конце концов остановился на том, что засунул рукоятку за ремень джинсов, пустив трубку наискось вдоль живота. Пирамидальная головка оружия уперлась ему прямо под ребра. При каждом шаге казалось, что штуковина вот-вот вывалится и брякнется на тротуар, но с ней Кейс почувствовал себя много лучше. 'Чат' нельзя было назвать баром для деловых встреч. По вечерам в рабочие дни здесь можно было застать только постоянных клиентов. В пятницу и субботу ситуация менялась. Завсегдатаи по-прежнему были на своих постах, но тонули в наплыве моряков и дельцов, греющих на моряках руки. Оказавшись внутри бара, Кейс принялся искать глазами Раца, но бармен куда-то запропастился. Лонни Зон, главный сутенер округи, с отеческой заботливостью и вниманием следил за одной из своих девиц, охмуряющей молодого морячка. Зон сидел на гипнотике, который у японцев назывался 'мрачный танцор'. Поймав взгляд сутенера, Кейс кивком подозвал его к стойке. Зон неспешно продефилировал сквозь толпу, его вытянутое лицо было вялым и безмятежным. - Лонни, ты сегодня вечером видел Вейджа? Зон отреагировал с обычным спокойствием, молча кивнув. - Точно? - Возможно, в Намбане. Возможно, два часа назад. - А его парни? Были с ним? Был среди них один такой тощий, темные волосы, может быть, темная куртка? - Не было, - помолчав, ответил Зон. Его лоб наморщился от могучих усилий припомнить такие незначительные детали.
|
| Аудиокниги | Музыка | онлайн- видео | Партнерская программа |
| Фильмы | Программы | Ресурсы сайта | Контактные данные |
|
Этот день у Вас будет самым удачным! Добра, любви и позитива Вам и Вашим близким!
Грек
|
 |
каталог |
