| отрывок, полностью в
архиве Николай Николаевич Непомнящий
По следам морского змея
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
В первой книге-расследовании — «Гигантский морской змей», —
посвященной тайне загадочного существа, обитающего в глубинах
океана, мы рассказали о многочисленных встречах со странными
морскими монстрами, известия о которых тянутся из глубины веков.
Первые попытки понять, что же это такое, были предприняты
учеными еще в начале XIX столетия. Но эти гипотезы оказались
неубедительными, а между тем известия о новых встречах с
«морским змеем» все множились и множились. Так в первой половине
XX века начали появляться новые версии, объясняющие природу
таинственного существа. А вместе с ними — и новые свидетельства.
ЧАСТЬ 1
МЛЕКОПИТАЮЩИЙ МОРСКОЙ ЗМЕЙ ДОКТОРА УДЕМАНСА
История морского змея полна парадоксов, и получилось, что
специалист по самым крошечным из земных беспозвоночных оказался
автором первой серьезной монографии о самом, без сомнения,
большом из морских позвоночных. Голландский энтомолог, который
должен хорошо разбираться в анатомии и нравах блох, клопов и
пауков, стал в конце прошлого века главным биографом великого
морского змея.
На первый взгляд связь между микроскопическими блохами и
огромными змееподобными не кажется такой уж очевидной, однако
она существует. Обширнейшая группа причудливых малых созданий
распылена по всему земному шару и прячется в самых невероятных
местах: на поверхности земли и в почве, на листьях растений и в
глубине их стеблей, в шерсти животных, под их кожей и даже в их
дыхательных путях, как в живых существах, так и в мертвых телах,
в пресной воде рек и озер и в соленых толщах морей и океанов —
везде, где можно найти хоть какую-нибудь пищу. И всех этих
неуловимо-микроскопических живых существ надо поймать, изучить,
описать и классифицировать.
Для этого требуется такое же терпение, аккуратность,
методичность, упорство и даже научная смелость, как и для
изучения досье морского змея — этого на первый взгляд
хаотического нагромождения фактов, рассказов и свидетельств
очевидцев, всего того, что море веками, часто в самом нелепом
виде, периодически являло человеку. Все эти качества счастливо
оказались собраны воедино в личности Антона Корнелиса Удеманса,
родившегося 12 ноября 1858 года в Батавии, на острове Ява, в
семье ведущего инженера департамента географии нидерландской
Индии (Индонезии), известного астронома, профессора Дж. А.
Удеманса.
Перед нами, несомненно, яркий случай удачной наследственности.
Удемансы представляли собой пример настоящей династии ученых.
Дед маленького Антона Корнелиса носил такое же имя и был
знаменитым филологом, одним из авторов «Дополнения к словарю
староголландского языка». Один его дядя — профессор А. К.
Удеманс, известный химик, другой — профессор Корнелис Антон Ян
Авраам Удеманс, знаменитый ботаник и специалист по грибам, сын
которого, доктор Дж. Ф. Удеманс, стал позднее президентом
голландского энтомологического общества. Глядя на такое
множество Антонов Корнелисов и Корнелисов Антонов, можно понять,
почему наш любитель зоологии добавил к своему имени приставку
«Jongzoon» (т. е. младший). Во всяком случае, его возраст это
позволял.
ПУТЬ В НАУКУ МОЛОДОГО ТОНИ И ЕГО ПРЕДШЕСТВЕННИКИ
В раннем возрасте Тони (уменьшительное от Антона) был отправлен
в метрополию для продолжения обучения. Там он в 1871 году
поступил в лицей города Арнема. Давно уже интересующийся
естественной историей — ведь зоологами не становятся, ими
рождаются, — он не только коллекционировал насекомых, но и читал
в огромном количестве все, что касалось животного мира. Именно в
это время он впервые встретил в книгах упоминания о морском змее
и даже сделал первые выписки, посвященные этому животному,
несомненно самому загадочному среди обитателей Земли.
Свои занятия биологией Тони продолжил в 1878 году в университете
города Утрехта. Уже через год, в возрасте двадцати одного года,
он сделал в голландском энтомологическом обществе научное
сообщение о видах альбиносов среди бабочек, коллекцию которых он
давно собирал. Это было скромное начало, но к концу этого же
года оно было продолжено интересной работой о клещах. Этот вид
паукообразных сильно интересовал молодого студента, и он мечтал
посвятить ему свою докторскую диссертацию. Но его также еще
очень молодой руководитель диссертации доктор Амброзиус Арнольд
Биллем Убрехт решил иначе. Это достаточно распространенное
явление среди всех «учителей»: торопясь увидеть решенной задачу,
которая их самих занимает больше всего в данный момент, они
нацеливают усилия своих учеников именно в этом направлении, что
происходит иногда не без некоторого морального давления. Доктор
Убрехт, считавший себя ученым высокого полета, занимался в то
время червями немертинами. И в 1895 году Удеманс представил на
суд научной общественности свою диссертацию о системе
кровообращения этих червей, работу, которая была высоко оценена
специалистами.
Но несколькими годами ранее, в ноябре 1881 года, подающий
надежды зоолог явил миру доказательство своей научной
самостоятельности и крайней независимости ума, опубликовав в
журнале по естественной истории «Album der Natuur» статью под
названием: «Мифы о морском змее и возможность его существования
в действительности». К этому моменту молодой Тони был знаком не
более чем с полусотней свидетельств о морском змее. Он тогда
наивно полагал, что зверь из Стронсе{[1]} был реальным живым
существом, и еще не знал, что история «Мононгахелы», о которой
он прочитал в «Иллюстрейтед Лондон ньюс», была просто ловкой
мистификацией. Это, правда, не помешало ему уже в то время
сделать вывод, что морской змей является представителем одного
из отрядов млекопитающих, с длинной шеей, двумя парами
конечностей-ластов и продолговатым заостренным хвостом. С точки
зрения зоологии это животное должно было находиться где-то между
дельфином и тюленем. Могло ли существовать когда-либо подобное
животное? В свете знаний того времени он отвечал утвердительно:
существовал же в третичном периоде зейглодон китообразный
(Zeuglodon cetoides), описанный самим сэром Ричардом Оуэном.
Однако речь не могла, очевидно, идти именно об этом животном,
ведь у морского змея имелась длинная шея, а зейглодон был скорее
короткошеим. Так как сказочное чудовище поразительно напоминало
силуэтом плезиозавра, Удеманс отважно предложил назвать его
«Zeuglodon plesiosauroides» (зейглодон плезиозавро-подобный).
На самом деле смелый молодой ученый встал на защиту не совсем
новой идеи. Можно вспомнить вопрос, поставленный почти за
тридцать лет до этого Шлейденом, о возможной идентичности
морского змея и Hydrarchos, образ которого был реконструирован
из ископаемых костей нескольких зейглодонов. Не забудем также,
что Ф. Госс высказал еще в 1860 году гениальную догадку,
рассуждая о морском змее «Дедала»:
«Нет ничего невозможного в том, что это создание может иметь
некоторые черты китообразных. Я не вижу препятствий Для
существования среди китообразных какого-нибудь вида с более
удлиненным и „стройным“ телом. Свидетельство полковника Стила,
представившего своего змея с фонтаном, похожим на фонтан
выдыхающего кита, возможно, подтверждает это».
По правде говоря, сам Госс не придавал очень большого значения
этому своему высказыванию: лично он гораздо больше склонялся в
пользу гипотезы о доисторическом ящере, потомке плезиозавров.
Может быть, он еще не знал, что китообразное создание с
«удлиненным и стройным телом», о возможности существования
которого он мимоходом предположил, уже было в то время известно
палеонтологам под именем зейглодона.
Но, по мнению самого Удеманса, первым эту идею предложил всего
годом раньше, почти месяц в месяц, некий Сирл В. Вуд-младший,
тоже натуралист-любитель, но другого поколения и не такой юный,
как можно заключить из его имени. Его заслугой стало письмо,
посланное им в британский журнал «Нейчур» и опубликованное в
номере от 18 ноября 1880 года.
Больше тридцати лет до этого, читая в газетах комментарии
профессора Оуэна к делу морского змея «Дедала», мистер Вуд был
поражен убедительностью доводов, доказывавших принадлежность
чудовища к млекопитающим. Но, ознакомившись с описанием монстра,
он не смог поверить, что речь шла об обыкновенном морском слоне.
А затем однажды…
«Два или три года спустя, — сообщает он в своем письме, — читая
описание китообразного зейглодона, найденного в третичных
отложениях Алабамы (предположительно, верхнего эоцена), мне
внезапно пришла на ум мысль, что существо, встреченное
„Дедалом“, могло быть потомком вида животных, к которому
принадлежал и зейглодон. С тех пор я внимательно слежу за всеми
появляющимися сообщениями о морском змее».
В поддержку своей гипотезы мистер Вуд привел несколько случаев,
которые, по его мнению, могли служить иллюстрацией к его словам.
Но выбрал для этого, пожалуй, самые неподходящие примеры. Такие,
как история морского змея — душителя кашалота, рассказанная
капитаном «Полины», и чудовища, жонглировавшего китом на глазах
экипажа «Кюсю-Мару». В последнем случае Вуд даже предположил,
что упоминавшийся в рассказе очевидцев китовый хвост принадлежал
вовсе не жертве, а самому монстру с «лебединой шеей», и отсюда
следовал вывод о родстве морского змея с китообразными.
Все вышесказанное выдавало очень странное представление мистера
Вуда о зейглодоне, во всяком случае о его анатомии. И
действительно, как оказалось, он мало был знаком с существом
вопроса и сам честно признавался в этом:
«Хотя я не смог найти никакого описания скелета зейглодона, —
писал он редактору, — я все же рискую привлечь внимание
читателей вашего журнала к этой теме с надеждой, что среди ваших
многочисленных читателей в Америке мое письмо будет замечено
теми, кто сможет нам сказать, совпадает или не! строение
зейглодона китообразного с описаниями морского змея».
Все знания мистера Вуда о зейглодоне, а знал он о нем только со
слов сэра Чарлза Лайела, ограничивались тем, что длина его
достигала 70 футов (т. е. около 20 м ) и что строение его зубов
наводило на мысль о принадлежности животного к хищникам. Этого
было достаточно, как думал Вуд, чтобы он превратился в «ужас
океана».
Насколько известно, никто не откликнулся на призыв, брошенный
мистером Вудом со страниц «Нейчура», но, даже после того, как он
сам ознакомился со статьей «Палеонтология» в Британской
энциклопедии, наш натуралист-любитель упорно не хотел видеть,
что оставалось неустранимое противоречие между длинношеим
морским змеем и зейглодоном с короткой шеей. Честь устранить это
несоответствие принадлежит другому Вуду, преподобному Джону
Джорджу Буду, который в 1884 году сделал это способом,
одновременно оригинальным и простым: «Короткая шея зейглодона? —
спрашивает он. — А не ошибка ли это реставратора?»
АРГУМЕНТЫ ПРЕПОДОБНОГО ВУДА
Мы уже знакомы с преподобным Вудом. Именно ему мы обязаны
блестящим расследованием, проведенным в Бостоне{[2]}.
Результатом явился замечательный по точности и подробности отчет
о морском змее Массачусетского залива. Это был внимательный и
осторожный натуралист, не позволявший себе неточностей, но мы
приберегли его мнение до более благоприятного момента. Это время
наконец пришло, так как выводы ученого священника совпали в этом
вопросе с мнением молодого Удеманса и Сирла В. Вуда-младшего.
Только святой отец защищал свою точку зрения с несравненно
большей ловкостью и опирался на гораздо более солидные
аргументы. «Кем могло быть животное, — задавал он вопрос, —
описанное, среди других свидетелей, преподобным Артуром
Лоуренсом и художником-маринистом Джорджем Вэссоном?»
«Совершенно очевидно, — отвечал он далее, — что оно не подходит
под описание ни одного современного животного, известного
зоологам. Мистер Артур Лоуренс предположил, что оно могло быть
плезиозавром, дожившим до наших дней, — идея, которую уже
однажды изобретательно разыграл лорд Литтон в одном из своих
романов. Но пропасть времени, отделяющая огромных ящерообразных,
известных нам по своим окаменевшим останкам, от их современного
потомка, слишком велика, чтобы ее можно было заполнить каким-то
одним выжившим видом.
Но если это не ящер, то это может быть представитель
какой-нибудь другой группы доисторических животных, также
доживших до наших дней, но находящихся на стадии вымирания.
Скорее всего, это не настоящие змеи. Те характерные движения, о
которых говорили многочисленные свидетели, не могла бы совершать
ни одна змея: строение ее позвоночника это не позволит.
В океане существует несколько видов морских змей, но никто не
видел змею больше нескольких футов длиной. Все они имеют хвост,
сплюснутый с боков, с помощью которого и передвигаются в воде,
совершая волнообразные колебания в горизонтальной плоскости,
совершенно так же, как и угри.
Тело нашего чудовища, напротив, изгибается в вертикальной
плоскости, вверх-вниз, как у гусеницы. Однако единственными
морскими животными, которые могут совершать подобные движения,
являются китообразные. Строение их позвоночника позволяет им
изгибаться вверх и вниз, но не в сторону, так как боковые
отростки позвонков слишком тесно примыкают друг к другу в этой
плоскости. Теперь представьте себе на минуту, что существует
китообразное животное с очень вытянутым в длину телом, которое
занимало бы среди других китообразных такое же место, какое
занимает угорь среди рыб. Это существо вело бы себя совершенно
так же, как наш морской змей. Каждое движение его было бы
движением китообразного. Привычка высовывать голову из воды —
совершенно как у китов: например, кашалот это часто и охотно
проделывает. Изгиб тела наподобие гусеницы также можно видеть у
китообразных, достаточно посмотреть на стаю дельфинов,
резвящуюся в волнах. Внезапное поднимание передней части тела
над водой — тоже характерная особенность китообразных. Киты,
когда их легкие наполнены воздухом, становятся легче воды. Но
они же обладают способностью так напрягать свое тело, что могут
камнем пойти на дно — умение, которое часто приводит в отчаяние
китобоев. Когда они расслабляют мышечный корсет, с помощью
которого проделывают этот трюк, их буквально выбрасывает на
поверхность.
Рис 1. Гренландский кит
Миролюбивость, даже неожиданная в какой-то мере беззащитность
такого мощного животного также является отличительной чертой
китообразных — киты почти никогда не нападают на человека,
может, только в исключительных случаях. Сейчас науке известны
несколько видов китообразных, значительно отличающихся друг от
друга по размерам. Можно с уверенностью предположить, что могут
быть в океане и еще неизвестные виды. Так, один из них известен
нам только по фрагменту верхней челюсти, особенностью которой
является то, что она имеет только по одному зубу с каждой
стороны. Никто не знает, на что похожа остальная часть этого
существа. Но если существует один экземпляр, то, очевидно,
должны быть и другие. Однако места их обитания остаются покрыты
тайной, и, если бы не эта находка, мы не знали бы даже о их
существовании.
Рис 2. Кит полосатик и кашалот
До сих пор ученым не известен ни один вид современных
китообразных, имеющий змееобразную или угреподобную форму. Но
такое существо существовало в прошлом — ученым оно известно под
именем зейглодон. В Бостоне находится полный скелет зейглодона,
единственный в мире. В других местах есть отдельные кости, даже
фрагменты скелета, с помощью которых можно попытаться
реконструировать животное и представить его любой длины, но
позвоночник бостонского экземпляра принадлежит одному существу,
и его длина может быть определена с большой точностью. Останки
относятся к третичному периоду, они были найдены в Алабаме
мистером Бакли Кларком. Кроме позвонков хребта он нашел еще и
части черепа, нижней челюсти и множество других костей. Длина
животного составляла около 21 метра — это как раз средняя длина
морского змея. Хотя позвонки были серьезно повреждены за
прошедшие тысячелетия, многие из них достаточно хорошо
сохранились, чтобы можно было заметить то особенное строение их,
которое не позволяет китообразным изгибаться в боковую сторону.
(Это небольшое преувеличение. Если вертикальный изгиб
позвоночника более естествен и удобен для таких морских
млекопитающих, как киты, то и боковой изгиб тела все же
возможен. Более того, у крупных китообразных винтовое движение
хвоста, создающее движущую силу, является комбинацией колебаний
в вертикальной и горизонтальной плоскостях. — Авт.) Однако, хотя
и очень похожее на китообразных, существо, о котором мы ведем
речь, не есть настоящий кит. Об этом можно судить по дыхательным
отверстиям, отличающимся от таких же у китообразных. В то же
время они похожи на те, которые заметил мистер Лоуренс у
морского змея, встреченного им.
Рассмотрим теперь переднюю часть зейглодона, какой она видится,
исходя из строения сохранившегося скелета. Если мы вообразим эти
кости покрытыми мышцами, наполненными кровью, то должны будем
признать, что такое животное очень похоже на морского змея,
изображенного на рисунках мистера Лоуренса и известного по
описаниям других очевидцев. Вот вытянутая, продолговатая голова,
резкое расширение тела после шеи и ласты, которые скрыты под
водой и почти не видны. Что касается спинного плавника, то мы не
можем получить о нем никаких определенных сведений, изучая
только скелет. Шея кажется довольно короткой, но, возможно, это
ошибка реставратора. Так, например, палеотерий в реконструкции
тоже представлялся в виде коротконогого тапира, а теперь
достоверно установлено, что это было существо ростом с высокую
лошадь. Форма черепа зейглодона также похожа на рисунок
Лоуренса. Не собираясь ничего категорически утверждать, я могу
предположить, что теория мистера Лоуренса о дожившем до
современности животном, принадлежащем к вымирающему виду, может
быть верной, но это существо не ящер, а один из видов
китообразных, скорее всего, зейглодон или, по крайней мере,
очень к нему близкое животное».
ЗЕЙГЛОДОНЫ БЫЛИ ПОКРЫТЫ ЧЕШУЕЙ!
Мало что можно добавить к выводам преподобного Вуда. Сегодня, с
высоты современных знаний, можно лишь подкрепить их новыми
доводами.
Так, американец Артур Ремингтон Келлог, который в 1936 году
поставил решающую точку в наших знаниях о древнейших китах
Archeocetes, напомнил, что знаменитый палеонтолог Эдвард Дринкер
Коуп считал, что строение суставов у Basilosaurus указывает на
его способность поднимать переднюю часть тела над поверхностью
воды. Это предположение подтверждалось, до некоторой степени,
строением позвоночника. Но как раз такое поведение является
обычным и для морского змея Новой Англии.
Вспомним, что если кожа на шее и голове массачусетского
животного казалась гладкой, то его спина была покрыта крупной
чешуей. Однако теперь ученые склоняются к мнению, что и тела
зейглодонов были, хотя бы частично, защищены роговыми
пластинами. Такая «кираса» была очень распространенным явлением
у доисторических китообразных! Ряды бугорков, украшающих спину
морских свиней вида Neomeris, не имеющих спинного плавника, и
иглы, торчащие из спинного плавника другого вида морских свиней
(Phocana spinipinnis), являются, как заявил Кукенталь в 1893
году, современными признаками, указывающими на наличие такого
защитного органа в прошлом. Что характерно, эти бугорки
распространены больше у эмбрионов, чем у взрослых особей.
Ископаемый дельфин миоцена, найденный в Хорватии, Delphinopsis
freyeri, обладал кирасой, полностью закрывавшей кожный покров.
Об этом можно судить по отпечатку, оставленному его телом. Около
скелетов зейглодонов находили даже многоугольные костяные
пластинки, которые такие выдающиеся ученые, как Йохан Мюллер,
Вильгейм Дамс и Фредерик Лукас, считали фрагментами их защитного
панциря.
Впрочем, эти пластины, скорее всего, принадлежали животному типа
морской черепахи третичного периода (Psephophorus). Но, однако,
никто особенно не пытался разрушить гипотезу о существовании
доисторических панцирных китообразных.
Так, Альфред Хоуэлл показал в 1927 году, с помощью
гистологического исследования, что кожные бугорки Neomeris не
что иное, как утолщенный слой эпидермиса без малейших следов
окостенения. Но так как никому до сих пор не удалось объяснить
происхождение бугорков на отпечатках поверхности кожи,
оставленных дельфинопсисом, идея, согласно которой
доисторические китообразные были покрыты костяным панцирем,
сохраняет сильные позиции.
Частичный чешуйчатый покров некоторых морских змеев в этом
случае мог бы подтвердить их возможную принадлежность к
некоторым типам археоцетес — доисторических китообразных, из
которых зейглодоны только самые известные.
Свидетели, опрошенные преподобным Вудом, говорили также об одном
спинном плавнике треугольной формы, расположенном в нескольких
футах от головы. На первый взгляд это расходится с тем, что мы
знаем (или думаем, что знаем) о зейглодонах. Во всяком случае,
на всех реконструкциях они изображаются с совершенно гладкой
кожей на спине. Но здесь, возможно, кроется ошибка, и эти
змееподобные китообразные все же имели спинной плавник или
что-нибудь подобное. И вот почему.
Считается, что все водные позвоночные, особенно морские, должны
иметь органы, обеспечивающие стабилизацию тела в трех
взаимоперпендикулярных плоскостях, чтобы сохранять равновесие в
неспокойной воде и передвигаться, не рискуя закрутиться в
какой-то момент вокруг своей оси. Природа действует так же, как
современные конструкторы самолетов и судов, которые стараются
минимизировать, насколько возможно, неконтролируемое движение во
всех трех плоскостях. Есть несколько способов, позволяющих
решить эту проблему чисто механическим путем, в зависимости,
главным образом, от плоскости, в которой осуществляется основное
движение тела: более или менее увеличенные размеры некоторых
плавников, удлинение хвоста, сплющивание всего тела или его
части, придание телу обтекаемой формы.
Так у рыб можно различить: во-первых, органы, расположенные в
вертикальной плоскости симметрии тела, — это непарные плавники,
а именно спинной, хвостовой и анальный; во-вторых, органы,
расположенные также вертикально, но перпендикулярно плоскости
симметрии, т. е. в поперечной плоскости, — это грудные плавники;
в-третьих, наконец, органы, расположенные горизонтально, или,
точнее, в плоскости, называемой фронтальной, — это задние
плавники.
Эти основные анатомические черты, конечно, могут изменяться,
редуцироваться, даже исчезать для некоторых плавников, но при
обязательном компенсировании другими средствами: удлинением
тела, сопровождающим его сильным уплощением с боков, как у
угрей, или со спины, как у скатов; формированием тела обтекаемой
формы у «скоростных» рыб, например акул, тунцов и макрели;
наконец, широкими колебательными движениями хвоста, служащими
для создания движущей силы, и т. д. и т. п.
У китообразных такое же строение, ориентированное по трем
плоскостям. Но у них отсутствие задних плавников — или, если
хотите, задних конечностей — компенсируется горизонтальным
расположением широких лопастей хвоста. Если сказать точнее,
ширина лопастей и горизонтальное расположение хвоста (совершенно
нормальное для млекопитающих, потому что тело их изгибается в
вертикальной плоскости) делает бесполезным наличие задних
плавников. Доктор Серж Фрешкоп считает, что лопасти хвоста
китообразных являются изменившимися задними конечностями.
Действительно, есть примечательное сходство в форме и функциях
между расширенным хвостом китообразных и задними конечностями
ластоногих, таких, как тюлени.
У той и другой группы животных это расширение задних органов в
горизонтальной плоскости служит одновременно рулем глубины и
стабилизатором при движении. Но каким образом движение вверх и
вниз, а также стабилизация тела достигались у зейглодонов, ведь
они не обладали ни широким хвостом китообразных, ни задними
конечностями того типа, которые есть у ластоногих?
Прежде всего, обратим внимание на расхождение между современными
реконструкциями зейглодона и реконструкциями прошлого века.
Сегодня ученые допускают, что зейглодоны могли иметь хотя бы
небольшой хвостовой плавник: «По различным признакам, — писал
большой голландский специалист по китообразным, профессор
Слайпер, — можно предположить, что они, вероятно, уже имели
горизонтально расположенный хвостовой плавник, хотя еще и очень
небольшой по сравнению с современными животными».
С этим согласны далеко не все. Так, Хоувелл, рассматривая
анатомическое строение хвоста, считает, что «мускулатура вдоль
спинного хребта у зейглодона не была настолько развита, чтобы
могла управлять раздвоенным хвостом, подобным хвосту современных
китообразных». Она, скорее, должна была иметь очень большую
подвижность и придавать хвосту животного колебательные,
извивающиеся движения в вертикальной плоскости. Кроме того,
«механизм движения должен был поддерживаться парой боковых
симметричных складок, расположенных почти по всей длине
хвостовой части тела».
Эта гипотеза кажется более правдоподобной, так как наличие двух
очень небольших лопастей на конце достаточно длинного хвоста
почти не увеличивает эффективность его работы. Такое
«техническое» решение природы не встречается ни у одного
известного животного, ведущего водный образ жизни и имеющего
длинный, утончающийся к концу хвост: ни у рыб (угри), ни у
амфибий (тритоны), ни у рептилий (плезиозавры), ни у
млекопитающих (гигантская вьщра Pteronura). Все эти животные
имеют хвосты или заостряющиеся, или приплюснутые с боков, или
совершенно плоские. Вероятно, такое же строение мог иметь и
хвост зейглодона. Но, скорее всего, среди Archeocetes, которых
было множество видов и которые были очень разнообразны, одни
пошли по пути удлинения хвоста, другие по пути его расширения.
Всего этого, однако, было бы недостаточно, чтобы достигнуть
отличной стабилизации. Надо заметить, что у всех современных
китообразных спинной плавник тем более развит, чем более узок
хвост, и наоборот. Так, у косатки, у которой из всех
китообразных самый высокий плавник, лопасти хвоста самые
маленькие, а у кашалота, имеющего самый широкий хвост, спинной
плавник почти исчез. Прекрасная стабильность в продольной оси
может быть достигнута увеличением соответствующего органа в
вертикальной плоскости так же хорошо, как и в горизонтальной.
Но применение одного из этих вариантов не решает проблем
стабилизации в других плоскостях. Надо признать, что даже у
китообразных, которые имеют такой эффективный орган стабилизации
в горизонтальной плоскости, как широкий хвост, полное отсутствие
спинного плавника все же компенсируется другими средствами:
иногда строением самой головы (как у гренландского кита, голова
которого настолько огромна, что занимает почти третью часть
длины всего тела), иногда присутствием целого ряда горбов, как у
серого кита или кашалота-мегацефала. Это не дает животному без
конца опрокидываться, когда оно медленно передвигается при
помощи своих передних плавников, а также позволяет ему сохранять
прямолинейный курс. Здесь достаточно вспомнить о превосходстве
мореходных качеств лодки с выпуклым дном перед плоскодонкой.
Все вышесказанное подчеркивает большое значение для морских
животных органов, приводящих их в движение и обеспечивающих
стабилизацию во всех трех плоскостях без исключения. Важность
этого принципа уменьшается, конечно, для животных медлительных и
вялых, которые чаще всего живут в спокойной воде. Так, например,
ластоногие млекопитающие, спокойно и неторопливо пасущиеся в
зарослях водорослей в устьях рек, могут обходиться совсем без
спинного плавника.
Но это совсем не тот случай, который мы встречаем у зейглодона.
Эти древнейшие китообразные имели довольно небольшой рот, не
позволявший удовлетвориться собиранием пищи, как драгой,
наподобие современных синих китов. Они должны были преследовать
свою добычу — рыбу и кальмаров — с большой скоростью, поэтому
были сконструированы природой для гонок. Для них, с их длинным
заостренным хвостом, несущая поверхность которого достаточно
мала, отсутствие всякого спинного плавника кажется немыслимым.
Из всех известных китообразных они являются как раз теми
животными, для которых хорошо развитый спинной плавник
совершенно необходимая вещь! Может быть, это был один плавник,
высокий и короткий, или низкий, но длинный, могла быть также и
комбинация двух предыдущих случаев — спинной плавник средней
величины, но расположенный вдоль спины на значительной длине,
или сериями небольших зубцов. В последнем случае перед нами
окажется совершенно такая же картина, как у морского змея из
Массачусетса.
СУЩЕСТВОВАЛИ ЛИ ЗЕЙГЛОДОМЫ С ДЛИННОЙ ШЕЕЙ?
Все идет к тому, что подтверждается точка зрения преподобного
Вуда. Остается рассмотреть, каким образом он избавился от
очевидного несоответствия между короткой шеей зейглодонов и ее
поразительной длиной у большинства морских змеев.
Конечно, преподобный Вуд имел основания подвергнуть сомнению
справедливость многочисленных реконструкций этого животного
палеонтологами. У него перед глазами был пример зейглодона,
принятого сначала за огромного ящера и названного базилозав-ром.
Вспомним и историю с игуанодоном. В середине прошлого века
Ватерхаус Хоукинс решил населить парки Кристал Пэлейса в
Сайденхейме гигантскими реконструкциями динозавров в полный
рост, выполненных точно в соответствии со знаниями того времени.
Звездой этого доисторического стада из армированного бетона был
огромный полый игуанодон, внутри которого 31 декабря 1853 года
состоялся памятный обед в честь цвета британской зоологической
науки. На нем председательствовал сам сэр Ричард Оуэн, которого
никак нельзя назвать шутником и любителем розыгрышей. Он
произнес по этому случаю речь, полную восхвалений в адрес Кювье,
Бакленда и Мантелла. Однако, дело в том, что игуанодон был
представлен в виде чудовищного носорога с толстым хвостом. Но в
1878 году в Бельгии, в каменноугольных породах, был найден почти
полный скелет. И тогда оказалось, что игуанодон имел вытянутый и
поднятый силуэт, скорее похожий на силуэт кенгуру, а рог,
который обычно располагали на его носу, в действительности
оказался пальцем ноги в виде шпоры! Самые знаменитые
представители британской науки пировали в чреве абсурдного
монстра, место которого — на страницах фантастического комикса…
Вся история палеонтологии заполнена промахами подобного рода.
Сам великий Кювье совершал ошибки, и достаточно фундаментальные.
Так, из-за своих зубов игуанодон казался ему не рептилией в
форме носорога, а, что еще хуже, настоящим носорогом. Он же
считал халикотерия, парадоксального травоядного с когтями,
гигантским ящером!
Но с зейглодоном не могло быть таких грубых ошибок в
реконструкции, как в случае с игуанодоном Хоукинса. В слоях
эоцена было найдено множество костей и даже несколько полных
скелетов зейглодона по всему миру: в Англии и в Новой Зеландии,
в Северной Америке и в Египте. Здесь ошибка невозможна:
зейглодон имел гибкую, но относительно короткую шею, сравнимую,
скорее, с шеей тюленя.
Такое строение зейглодона позволяет, конечно, сравнивать его с
описаниями множества морских змеев. Но не с теми, где фигурируют
особи с лебедиными шеями, или теми, которых видели поднявшимися
из воды в виде огромной ручки от зонтика. Надо ли говорить, что
эти морские змеи, так часто встречаемые в океане, не могли
никоим образом быть родственниками зейглодонам. Но нет пока и
никаких доказательств, что не существовали раньше и не могут
существовать сейчас в семействе зейглодоноподобных или в
родственных семействах (Doradontites или Protocetides), виды с
вытянутой шеей. Бросается в глаза, что во всей этой группе
животных имеется тенденция к увеличению длины тела. Р. Келлог
подчеркивал даже, что удлинение поясничных позвонков у некоторых
видов зейглодонов — уникальный случай среди млекопитающих. На
первый взгляд кажется, что эта тенденция к удлинению
распространяется только на хвост, который становится поистине
безразмерным. Но не надо заблуждаться: когда все тело
вытягивается, шейные позвонки также становятся необычно
удлиненными. Сам череп вытягивается: формируется даже продольный
костяной гребень (у современных китообразных иногда наблюдается
увеличение челюстей в форме клюва, но черепная коробка всегда
как бы приплюснута, чтобы иметь лучшую гидродинамическую форму).
Поэтому не надо удивляться тому, что у некоторых видов
археоцетес сама шея могла присоединиться к общей тенденции к
удлинению.
Но не будем забывать, что нам известно ничтожное количество
существ, живших в то время на суше, еще меньше в морях и еще
меньше в океанах. Это подтверждается тем, что мы до сих пор не
знаем, от кого произошли китообразные, которые должны были бы
первоначально обитать в реках и озерах. Мы также ничего не знаем
об их последующей эволюции. Возможно, как писал известный
американский палеонтолог Джордж Гейлорд Симпсон, «некоторые
главные исторические события происходили только в больших
океанских бассейнах и напрямую не затрагивали прибрежные воды и
периферийные моря, в которых найдены все известные нам останки
древних китообразных». Говоря языком геологии, современные
китообразные кажутся внезапно возникшими из ниоткуда со всеми
свойственными им признаками высокой специализации.
Слуховой аппарат зейглодонов очень похож на аппарат современных
китов, и похоже, что они также могли нырять на большую глубину:
это были животные открытого океана, и они почти не имели шансов
совершенно исчезнуть. Только отступление моря с обширных
пространств суши позволило нам найти их останки в осадочных
породах, когда-то составлявших дно моря. Кто знает, если их
эволюция и специализация продолжилась и в дальнейшем, не могли
ли они стать еще более уникальными хозяевами океанских
просторов?
Может, по одной и той же причине мы не можем найти ни останков
предков современных китообразных в доступных для нас
геологических слоях, ни останков морских змеев на наших берегах.
ПЕРЕМЕНА ВО МНЕНИИ ДОКТОРА УДЕМАНСА
Все эти доводы в пользу идентификации зейглодона с морским змеем
не были известны молодому Удеман-су, когда он писал свою первую
статью в 1881 году.
В своей большой монографии о великом морском змее,
опубликованной одиннадцать лет спустя, он даже сильно потрепал
Сирла В. Вуда-младшего за это предположение, которое направило
его самого на ложный путь. Он высмеял его за идею, что зейглодон
мог иметь не только длинную шею, но и двухлопастный хвост,
похожий на хвост современных китообразных. Когда Удеманс наконец
познакомился со статьей преподобного Вуда, его собственный труд
был уже в основном написан, но он уделил ей несколько строк в
послесловии, подчеркнув ее большой интерес, но также и ее
«неточность с точки зрения зоологической науки» и сопроводив
ироническими замечаниями по поводу мнения автора о том, что
короткая шея базилозавра могла быть просто следствием «ошибки
реставратора». Что касается собственных прошлых заблуждений, он
отнес их на счет своей в то время крайней молодости и недостатка
информации: «…мне, как и множеству авторов, писавших на эту
тему, казалось, что можно разрешить эту сложную проблему, не
прочитав всего, что было написано до меня о морском змее, или,
по крайней мере, воспользовавшись только несколькими редкими
сообщениями!»
Что же должно было произойти, чтобы оправдать такой резкий
поворот во мнении? Конечно, наш молодой зоолог имел возможность
познакомиться со множеством новых сообщений о встречах с морским
змеем. После систематических поисков он довел их число в своем
архиве с 65 до 187, не считая тех, которые он посчитал
следствием ошибок или результатом фальсификаций.
И конечно, он стал старше, образованнее и мудрее. Но это не
всегда благоприятствует появлению революционных теорий. В 1885
году, после того как он посвятил несколько лет скрупулезным
исследованиям морских червей, оттачивая руку на препарировании
этих существ и долгими ночами рассматривая их в микроскоп, он
завершил работу над докторской диссертацией о системе
кровообращения и пищеварения червей немер-тинов. Его авторитет в
научном мире настолько вырос, что вскоре ему предложили встать
во главе Зоологического и ботанического общества Гааги. С этого
момента ОН мог ближе познакомиться с животными более
внушительных размеров в зоологических садах самого богатого
города Голландии, которые также оказались под его попечением.
Судя по его записям, интересы Уде-манса в то время делились
между совсем недавно исчезнувшими нелетающими птицами
Маскаренского архипелага, гигантскими кальмарами, выброшенными
на берег, и — заметьте это — тюленями.
За всем этим явно маячит тень морского змея. Она, должно быть,
неотступно преследовала его и будоражила воображение, когда он
бродил по просторному пляжу Шевенингена и наблюдал за играми
тюленей в бассейнах «своего» зоологического сада. Он стал к тому
времени видным красивым мужчиной с усами и окладистой бородой.
Ясный и слегка сдержанный взгляд его глаз говорил об
интеллигентности и наличии юмора.
И вот однажды решение было принято. Он публикует углубленное
исследование по этому вопросу, который занимал его столько
времени. С 1889 по 1892 год он посвящал этой теме все свое
свободное время, отдаваясь ей телом и душой. На этот раз из его
исследований и размышлений выходило, что морской змей был не
чем-то вроде зейглодона, как он считал раньше, но представителем
ластоногих: иначе говоря, длинношеим кузеном тюленей и моржей.
СКОЛЬКО ЛАП У МОРСКОГО ЗМЕЯ?
На самом деле доктор Удеманс не так уж радикально изменил свое
мнение, как может показаться с высоты наших дней. Действительно,
в конце прошлого века в научных кругах некоторое время
считалось, что зейглодоны были близкими родственниками
ластоногих. Решающее значение в зарождении новой гипотезы
доктора Удеманса сыграло исследование профессора Арчи У.
Томпсона, опубликованное в отчетах парижского международного
зоологического конгресса, прошедшего в 1889 году под лозунгом:
«Надо ли причислять зейг-лодонов к китообразным?»
Профессор зоологии из «Юниверсити колледж» в Данди (Шотландия)
отвечал отрицательно на этот вопрос. В то время зейглодона
считали переходным этапом эволюции между ластоногими и
китообразными, а Томас Хаксли пытался представить его связующим
звеном между первыми и вторыми. Но большинство все же видели
зейглодона среди китообразных. Профессор Томпсон попытался
доказать, что необходимо было отделить их от последних, что они
отличались от китообразных множеством примитивных особенностей,
и предложил причислять их к ластоногим. Удеманса эта идея
настолько воодушевила, что он пошел еще дальше и предложил
классифицировать зейглодона как настоящего ластоногого. Он
придумал даже вид мифического протоластоногого с длинным
хвостом, принадлежавшего к группе выдр, который и дал рождение,
с одной стороны, зейглодонам, с другой — остальным ветвям
ластоногих. Эти ластоногие, как и зейглодон, вначале тоже имели
длинный хвост. Затем, в то время как одни теряли мало-помалу
свой хвост, трансформируясь в тюленей и моржей, другой вид
сохранил его и достиг гигантских пропорций: это великий морской
змей, столь близкий сердцу Антона Корнелиса Удеманса.
Сразу же оговоримся, что подобное генеалогическое древо сегодня,
в свете современных знаний, совершенно неприемлемо. В результате
многочисленных открытий палеонтологов зейглодоны воссоединились
с отрядом китообразных, который разделяется на три подотряда,
отличающихся друг от друга некоторыми особенностями: археоцетес,
зубатые киты и усатые киты.
Чтобы не углубляться в споры специалистов по филогенезу,
подчеркнем фундаментальное отличие, которое разделяет теорию,
причисляющую морского змея к зейглодонам, и теорию, причисляющую
их к ластоногим. Согласно первой, речь идет о животном, имеющем
только пару передних конечностей, по второй — животное имеет две
пары конечностей.
ЗА МОНСТРОМ НАДО ОХОТИТЬСЯ ТАК, КАК КОГДА-ТО ОХОТИЛИСЬ ЗА
МЕТЕОРИТАМИ
Что касается метода, то доктор Удеманс применил в своей работе
метод, использованный Кладни в классическом труде о метеоритах,
появившемся в Вене в 1819 году. Удеманс сам сказал об этом в
предисловии.
Во все времена метеориты, или, как их называли, небесные камни,
падали на Землю. Кое-кто систематически их подбирал, и таким
образом были собраны любопытные частные коллекции. Некоторые
эрудиты допускали космическое происхождение метеоритов, но
большинство ученых открыто высмеивало их доверчивость и
наивность и не жалело для них сарказма: «Неужели они
представляют, — издевались они, — что жители Луны решили
забросать камнями несчастных землян?» Боясь насмешек, обладатели
небесных камней часто вынуждены были скрывать собранные
коллекции или даже выбрасывать свои находки. Это положение могло
длиться долго, и истина никогда не пробилась бы сквозь свинцовую
стену догматизма.
Винт Эрнст Флоренс Фредерик Кладни был одним из тех, кто твердо
верил в космическое происхождение метеоритов. И он занялся тем,
что принялся собирать все сообщения, касающиеся падающих с неба
камней, начиная с древности и до XIX века и скопил, с одной
стороны, просто огромное количество фактов, с другой —
впечатляющий ряд совпадающих свидетельств во многих независимых
наблюдениях. Пелена упала с глаз неверящих. Началась настоящая
охота за метеоритными камнями, которые оказались отличными от
камней, имевших земное происхождение. С той поры казавшееся
невероятным существование камней, падающих с неба, было
установлено раз и навсегда.
То, что Кладни сделал для метеоритов, Удеманс собрался сделать
для морского змея и принялся за дело таким же образом.
Сначала он приступил к систематическому, кропотливому,
неустанному и тщательному исследованию всех публикаций в
журналах и газетах, в которых говорилось о морском змее или
упоминалось о морском чудовище, которое могло им быть. Его
библиография содержала не менее 300 названий, из которых около
200 он изучил сам, а с остальными познакомился из вторых рук.
Тщательно переписав наиболее интересные фрагменты, он расположил
все наблюдения в хронологическом порядке. Затем собранный таким
образом материал Удеманс разделил на три части.
Сначала он отбросил все грубые мистификации и абсурдные или
фантастические истории, которые могли бы только дискредитировать
дело. В большинстве случаев это было не так уж и сложно,
мистификаторы часто сами выдавали себя. Но были и очень неясные
случаи. Надо признать, что Удеманс, с одной стороны, отбрасывал
некоторые факты, , кажущиеся достойными доверия, по непонятным и
несправедливым мотивам, с другой стороны, он принимал за
достоверные отдельные очень сомнительные случаи. И все потому,
что он уже давно имел настолько ясное представление о внешности
морского змея, что принимал за образец истинности что-то вроде
фоторобота, сложившегося в его голове. И по тому, совпадало ли
описание неизвестного животного или нет с его собственным
представлением, он принимал его или отбрасывал. Это самый
большой недостаток работы Удеманса: она основывается на той
предвзятой идее, что в океане существует только
один-единственный вид крупного змееподобного существа, еще
неизвестного науке. Вдумайтесь: это то же самое, что заявить о
существовании в океане единственного вида крупного животного с
веретенообразным телом. В действительности их несколько, и они
принадлежат к совершенно разным, достаточно далеким друг от
друга группам животных: акулы, костистые рыбы (тунец), зубатые и
усатые киты, тюлени. Если мы оглянемся в прошлое, то к рыбам и
млекопитающим мы сможем добавить и рептилий, например
ихтиозавров. Почему должно быть иначе у змееподобных? В водной
стихии удлиненная форма тела так же распространена, как и
веретенообразная. Мы знаем, что раньше существовали и живут
сейчас в морях различные виды змееобразных животных: костистые
рыбы (угри и рыба-ремень), рептилии (плезиозавры или мозозавры),
наконец, китообразные, например зейглодоны. Действительно, было
бы странно утверждать, что в безбрежном океане может
существовать один-единственный вид крупного змееподобного
существа, кроме тех, которые были уже надлежащим образом
зарегистрированы.
Однако Удеманс заслуживает извинения. В то время надо было иметь
мужество, чтобы заявить о существовании хотя бы единственного
вида морского змея. Несмотря на свой авторитет, Удеманс стал
объектом жестоких нападок. Но он в какой-то мере поколебал
скептицизм ученых мужей по отношению к проблеме морского змея.
ФОТОРОБОТ МОРСКОГО ЗМЕЯ ПО УДЕМАНСУ
Отсеяв то, что он считал ошибками, розыгрышами и злостными
фальсификациями, Удеманс продолжал отделять зерна от плевел,
отбрасывая все сообщения, может быть, искренние и правдивые, но
относящиеся, совершенно очевидно, к уже известным животным:
сверхкрупным кальмарам, гигантским акулам, сельдяным королям,
морским червям, большим угрям и настоящим морским змеям.
Закончив наконец эту работу, зоолог оставил в качестве
достоверных только 162 сообщения за период наблюдений с 1522 по
1890 год. В послесловии он добавил еще 25, полученных перед
самой передачей книги в печать, что довело общее количество
случаев, рассматриваемых им в качестве достаточно убедительных,
до 187.
Среди них есть несколько, которые надо отбросить из-за их
сомнительного характера или слишком туманных описаний, но они
скорее исключения. Во всяком случае, количество достоверных
наблюдений огромно, если представить, насколько может быть
скудной информация о некоторых морских гигантах, существование
которых вполне доказано. Так, в 1936 году, приступив к изучению
огромной китовой акулы (Rhineodon), доктор П. Чеви из
океанографического института Индокитая установил, что огромную
рыбу, размеры которой могли достигать 16 метров в длину,
наблюдали к этой дате всего 78 раз, еще 11 раз с очень большой
вероятностью это была тоже она, но абсолютной уверенности не
было.
К этому времени Удеманс, который продолжал собирать
свидетельства о морском змее и после опубликования своей книги,
имел уже в своем архиве не менее 250 случаев! Этому изобилию
сообщений о морском змее, который относится к очень резвым,
подвижным и ловко уклоняющимся от встречи животным, можно дать
только два объяснения: или наш подопечный принадлежит к виду
чрезвычайно распространенному, или к нескольким, но менее
многочисленным.
Доктор Удеманс старался показать, что в большинстве описаний
морского змея нет серьезных противоречий, в общих чертах они
похожи и могут дополнять друг друга. На их основе можно
составить не только очень точное представление о внешнем виде
животного, но и вообразить многие детали его физиологии,
поведения и даже психологии. Можно представить себе
аргументированность и тщательность этих выводов, если знать, что
они занимают 77 книжных страниц!
Лучшее резюме книги Удеманса дал большой специалист по морской
биологии, французский профессор румынского происхождения Эмиль
Раковица. Вот в каких выражениях он кратко изложил суть выводов
доктора Удеманса относительно великого морского змея:
«Размеры, упоминаемые различными авторами, варьируются от 20 до
250 футов (от 6 до 76 м ), но наиболее часто говорится о тех,
длина которых составляет 50 — 100 футов (19 — 30 м ). Голова
очень маленькая по сравнению с телом (1/25 от общей длины) и
формой похожа на голову змеи, но иногда ее описывают похожей на
голову собаки, моржа, настоящего тюленя или ушастого тюленя.
Морда вытянута, и несколько раз на ее кончике были замечены
вибриссы (усы). Под горлом и по бокам шеи имеются складки кожи,
пасть поперечная, широкая, расположенная на конце морды, глаза
очень большие, блестящие, черного цвета с красным отблеском. Шея
очень длинная (почти 1 /5 общей длины тела), более тонкая, чем
голова, и явно отделяется от тела расширением на уровне плеч,
где расположена пара плавников, похожих на плавники черепахи или
тюленя. Округлое тело более широкое в передней части и
оканчивается заостренным хвостом, огромным по длине. Он
составляет почти половину общего размера животного. Этот задний
отросток имеет цилиндрическую форму и гораздо более тонкий, чем
остальное тело, даже у основания. Кожа описывается как гладкая и
блестящая, и только два раза упоминается о чем-то похожем на
чешую. Удеманс считает, что раз животное имеет вибриссы, то его
кожа должна быть обязательно покрыта шерстью, и своим блестящим
и гладким видом она обязана тому, что шерсть мокрая и прилипла к
телу. Шкура тюленя имеет такой же вид, когда он вылезает из
воды.
Цвет морского змея некоторые наблюдатели называют желто-серым,
но большинство сходится на том, что он бурый. Во всяком случае,
цвет более темный на спине, чем на брюхе, который несколько раз
указывался как чисто-белый. В некоторых сообщениях говорится о
гриве, тянущейся от вершины головы до начала хвоста, вдоль всего
тела по середине спины. Она более густая на шее и на плечах, и
ее часто сравнивают с гривой лошади или с пучком водорослей. Но
другие наблюдатели ее не замечали или твердо заявляли, что
виденные ими животные гривы не имели. Удеманс объясняет это
расхождение половым различием, только самцы обладают таким
украшением, а самки нет.
Пищей морского змея должна, по всей видимости, служить рыба, так
как его иногда видели преследующим их стаи. Он нападает даже на
тюленей и дельфинов, судя по тому ужасу, который вносит в стада
этих млекопитающих близкое присутствие морского змея.
Появляясь на поверхности, он испускает фонтан, по всей
вероятности, из ноздрей, во всяком случае, очевидцы иногда
видели фонтаны пара, вырывающиеся из окончания морды, а не из
макушки головы, как у китообразных. Его появлению на поверхности
предшествует грязно-серое пятно, а сам он распространяет сильный
и зловонный запах. Он часто плавает с высоко поднятой над
поверхностью воды головой, и подвижность всей видимой части его
тела очень велика. Морской змей передвигается, совершая
волнообразные извивающиеся движения в вертикальной плоскости, но
может легко изгибаться полукругом в любом направлении, и тогда
на его теле появляются большие складки, как у животных, имеющих
толстый слой подкожного жира. Нго передние плавники работают
попеременно, как у черепахи, когда он плывет медленно, но,
набирая скорость и двигаясь с помощью колебательного движения
тела, он прижимает плавники к бокам. Во время движения над водой
видна только небольшая часть его тела, а хвост не показывался
никогда.
Характер морского змея кажется довольно миролюбивым: не было
случая, чтобы этот колосс напал на наблюдавших за ним людей,
даже если в него стреляли из ружей. Нрав у него игривый и
жизнерадостный, очевидцы часто наблюдали за его прыжками и
кульбитами. Он часто появлялся на виду в хорошую погоду и
встречался, пожалуй, во всех морях и океанах, за исключением
прибрежной части Антарктиды».
ПОЧЕМУ ЕГО ВСТРЕЧАЮТ ТОЛЬКО ЛЕТОМ?
Морской змей представляется настоящим космополитом. Если его
чаще встречали в Атлантике и реже в Тихом океане или Индийском,
то Удеманс объясняетэто тем, что Атлантический океан является
«столбовой дорогой народов». По мере того как проходили столетия
и появлялись новые морские пути, сообщения о неожиданных
встречах из недавно еще мало посещаемых, удаленных районов
становились все более частыми. Эта тенденция, как мы увидим в
дальнейшем, будет только усиливаться в течение XX века: в то
время как сообщения о новых встречах стали немного более редкими
из морей с оживленными морскими торговыми путями, их число из
новых зон морского судоходства, в частности из Тихого океана,
увеличилось.
Морской змей, хотя и космополит, имеет свои предпочтения.
Особенно это касается климатических условий. Удеманс показал,
что монстр явно неравнодушен к хорошей погоде. Его практически
всегда встречали в теплое время года при ярком солнце и
спокойном море. Кроме того, изучение мест, где он попадался на
глаза очевидцев, показывает, что он отдает предпочтение теплым
океаническим течениям. Короче, он явно выражает склонность к
теплу. И именно поэтому его летом встречали в основном в
Северном полушарии, а зимой он мигрирует в Южное полушарие, где
в это время наступает лето. Так как большинство оживленных
морских путей находятся в Северном полушарии, понятно теперь,
почему в основном только летом морской змей заставляет говорить
о себе!
После всего, что мы узнали, Удемансу остается только уточнить,
что же в точности представляет собой этот морской монстр.
Согласно гипотезе зоолога, морской змей, за которым он
сохраняет, уважая приоритет, название Megophias, предложенное в
1817 году Рафинеском, является не рептилией, а млекопитающим,
чем-то вроде гигантского тюленя с вытянутой шеей.
По его реконструкции, животное имеет, как и тюлень, четыре
перепончатые конечности-ласта, горбы — утолщения на спине,
обязанные своим происхождением слою подкожного жира, и
веретенообразную голову. Но Удеманс строит свои выводы на
довольно шатком основании: во-первых, на том факте, что животное
было несколько раз описано выбрасывающим фонтаны пара при
дыхании. Отсюда предполагается его теплокровность и
принадлежность к млекопитающим. Так как никто не оспаривает, что
иногда эти фонтаны сдвоенные и исходят, во всех известных
случаях, из окончания морды, а не из вершины головы, делается
вывод, что животное дышит ноздрями. Следовательно, это не
китообразное. Все киты имеют только одну пару плавников. Отсюда
вывод, что мегофиасы должны принадлежать к другой большой группе
морских млекопитающих, возможно ластоногим.
«С другой стороны, — замечает Удеманс, — зверю приписывают
гладкую на вид, за редким исключением, кожу, во всяком случае
лишенную чешуи. Кроме того, очень часто очевидцы указывают на
наличие гривы, которая характеризует самца, и особенно вибрисс,
т. е. усов, которые также свидетельствуют в пользу гипотезы,
указывающей на его принадлежность к млекопитающим, а точнее — к
ластоногим».
Голландский ученый не останавливается на этом, он идет дальше и
закрепляет за морским змеем место в генеалогическом древе
млекопитающих — на ветви ластоногих, где другие ответвления
занимают моржи, настоящие тюлени и ушастые тюлени.
Было бы нечестным с нашей стороны придираться к деталям его
генеалогической теории, ведь она вполне согласовывалась со
знаниями того времени, которые теперь устарели. Но в главном его
гипотеза не потеряла своей ценности и сегодня: мегофиас вполне
может быть и ластоногим. Но действительно ли это так? Больше
того, является ли мегофиас вообще млекопитающим?
МОГЛИ ЛИ МОРСКИЕ ПРЕСМЫКАЮЩИЕСЯ ИМЕТЬ ГЛАДКУЮ КОЖУ И ТЕПЛУЮ
КРОВЬ?
Признаем, что, хотя и очень тщательно выполненное, исследование
Удеманса далеко от того, чтобы быть абсолютно убедительным и
доказательным, особенно в том, что касается определения природы
морского змея.
Во-первых, своим внешним обликом мегофиас скорее похож на
плезиозавра, чем на любого из млекопитающих. Но это не все.
Некоторые из свидетелей, наблюдавшие эту змееподобную бестию
достаточно близко, говорят о наличии у нее чешуи. «Ошибка в
наблюдении», — утверждает Удеманс. Даже если это допустить, то
надо признать, что нет никаких доказательств тому, что такие
прекрасно адаптировавшиеся к водной стихии рептилии, как
плезиозавры, не могли иметь совершенно гладкой шкуры, потеряв
чешую в процессе эволюции. Среди рыб наблюдается иногда подобный
феномен, примером могут служить угри. В то же самое время у
наиболее приспособившихся к морской жизни млекопитающих, таких,
как китообразные, совсем нет шерсти. Наконец, не забудем одного
из самых редких сейчас представителей морских рептилий, кожистую
черепаху (Dermochelys coriacea) — она уже не имеет чешуи ни на
голове, ни на шее, ни на плавниках, а все, что осталось от
панциря, превратилось в нечто вроде толстой, как бы выдубленной
кожи.
Во-вторых, мы совершенно определенно знаем, что некоторые
крупные рептилии мелового периода были лишены чешуйчатого
покрова. В 1908 году натуралист из Канзаса Чарлз Стернберг
обнаружил в слоях песчаника, относящихся к верхнему мелу,
мумифицированные останки траходона, морского родственника
игуанодона, с утиноподобным клювом. Его кожа была тонкой,
усеянной бугорками, как мяч для игры в гольф, но совершенно
лишена чешуи.
Остается, конечно, вопрос с усами. Но, по размышлении, можно
заметить, что до Удеманса только старик Понтоппидан
недвусмысленно говорил о них. Что касается пресловутой гривы, то
она могла состоять и из материала, отличного от шерсти или
волоса: кожные выросты некоторых земноводных (например, странная
бахрома волосатой лягушки) и гибкие лучи плавников некоторых рыб
могут вполне сойти за гриву. Удеманс объясняет, что это
украшение, замеченное у одних особей и не наблюдавшееся у
других, является признаком полового диморфизма, как у львов,
например. Но отметим, что у гривастых тюленей, к которым, по
Удемансу, морской змей значительно ближе, самки имеют это
украшение так же, как и самцы! Напротив, у многих современных
видов ящериц кожные наросты — такие, как спинные гребни,
подгрудки, шипы, зоб, — почти всегда более развиты у самцов. Это
особенно бросается в глаза у игуан, анолисов, драконов и
василисков.
Удеманс считает присутствие пресмыкающихся в холодных водах
Скандинавии почти недопустимым. Но что мы знаем о физиологии
гигантских рептилий мелового периода? Нет никаких доказательств
того, что у них была холодная кровь или, точнее, что они были
холоднокровными, то есть что их внутренняя температура тела
следовала за всеми изменениями внешней температуры, как у
современных рептилий. Однако и у последних этот процесс не
всегда так жестко связан и зависит от размеров тела. Опыты
Эдвина Колберта, Р. Б. Коула и Чарлза Богерта над аллигаторами
во Флориде показали, что скорость изменения температуры обратно
пропорциональна их размерам. Можно предположить, что у
доисторических гигантских ящеров мелового периода колебания
температуры тела вслед за ее изменением в окружающей среде
должны были иметь очень небольшую амплитуду. В некоторой степени
рептилии могли иметь качества теплокровных животных, сравнимые с
теми, которыми обладали птицы и млекопитающие.
У некоторых доисторических рептилий мелового периода эта
«теплокровность» могла основываться на системе регуляции почти
такой же совершенной, как и у существ с так называемой «горячей
кровью». Напомним: с одной стороны, некоторые палеонтологи
считали, что наличие полых и наполненных воздухом костей у
динозавров должно было быть связано, как, например, у птиц, с
постоянством температуры тела. С другой стороны, на отпечатках
летающих рептилий мелового периода были найдены следы сальных
желез и даже шерстяного покрова, что указывает на наличие у них
процесса и системы терморегулирования.
Короче, с очень большой вероятностью можно утверждать, что
плезиозавры были способны сопротивляться температурам более
низким, чем те, которые могут переносить современные рептилии —
такие, как крокодилы. Кроме того, аргументация Удеманса содержит
еще одно противоречие на этот счет: с одной стороны, он
отказывает мегофиасу в принадлежности к рептилиям на том
основании, что они часто заплывали в прибрежные шотландские и
норвежские моря, но, с другой стороны, сам же подчеркивает, что
морской змей предпочитает именно теплые воды и активно ищет
более благоприятных климатических условий, совершая для этого
впечатляющие миграции. На основании аргументов самого Удеманса
можно также легко показать, что у мегофиаса довольно мало шансов
оказаться родственником ластоногих: большинство из этих животных
обитает в приполярных водах арктических и антарктических морей,
и если они по каким-либо причинам покидают их, то при этом
стараются воспользоваться холодными течениями, выходящими из
этих районов. Напротив, мегофиасы никогда не встречались, за
редким исключением, ни в холодных водах Ледовитого океана на
севере, ни ниже 45-й параллели на юге, что еще более
примечательно. Изучение географии встреч с морским змеем
показывает, что он практически никогда не покидает теплых
течений.
Аргументация, основанная на выбрасывании при дыхании фонтана
теплого пара из ноздрей, теряет большую часть своей
убедительности, если принять, что крупные доисторические
рептилии могли быть теплокровными. С другой стороны, даже
отклоняя это предположение, мы видим, что контакт между
выдыхаемым воздухом и окружающим, более холодным, играет лишь
вторичную роль в конденсации пара при дыхании китов. Если бы это
было иначе, как можно было бы видеть фонтан у кашалотов в
тропиках? В действительности, дыхание становится видимым, как
след самолета, летящего в стратосфере, в результате снижения
температуры, вызываемого резким падением давления сжатого газа:
воздух, накопленный в легких и находящийся в них под повышенным
давлением, резко вырывается наружу при открывании дыхательного
отверстия, давление быстро падает, и содержащиеся в нем пары
воды конденсируются. Следовательно рептилии, поднявшиеся из
глубины, также могут иметь «видимое дыхание». Из современных
водных рептилий только морские игуаны с Галапагосских островов
иногда выбрасывают небольшие струйки пара из ноздрей.
Как видите, вопрос о «млекопитающей» природе мегофиаса далек от
разрешения абсолютно определенным образом. По всей видимости,
самым сильным доводом в пользу теории доктора Удеманса являются
очевидные волнообразные колебания тела морского змея в
вертикальной плоскости при движении, и это единственное, что
строго поддерживает гипотезу голландского ученого.
ТЮЛЕНЬ С ЛЕБЕДИНОЙ ШЕЕЙ?
Ахиллесовой пятой работы Удеманса является его навязчивая идея
породнить мегофиаса с ластоногими, и только с ластоногими.
Наличие растительности вокруг пасти змея далеко не доказано. К
тому же ластоногие не обладают монополией на усы среди морских
обитателей. Нет ничего невозможного и в том, что усы могли иметь
Arheocetes и особенно зейглодоны.
Мегофиас, по Удемансу, имеют целых две пары ластообразных
конечностей, и это не позволяет причислить их к китообразным. Но
на каком количестве наблюдений, приведенных в его книге,
основано такое предположение? На двух — ни больше ни меньше!
Первое из них относится к поимке в середине XVIII века
четырехлапого морского змея длиной 6 метров норвежскими
крестьянами у Сандмора. Вторым мы обязаны капитану Хоупу,
который с борта военного английского корабля «Флай» сквозь
прозрачные воды Калифорнийского залива увидел подобного монстра,
плывущим у самого дна. Однако одна деталь в описаниях этих двух
существ должна привлечь наше внимание. В первом случае
уточнялось, что чудовище «похоже на крокодила», во втором — что
голова и общие контуры тела монстра «напоминали аллигатора». Это
совсем не те признаки, по которым можно узнать лебединошеего
тюленя доктора Удеманса. Отметим, кроме того, что из всех,
выбранных голландским ученым как достоверные, свидетельств, это
практически единственные, где неизвестные животные описываются
похожими на крокодилов! Возможно, в этот ряд входят еще «морской
крокодил» «Сакраменто», о котором Удеманс не знал, и морской
змей «Игла», отвергнутый им за агрессивное поведение.
Те редкие экземпляры морских змеев, у которых очевидцы видели
четыре конечности, определенно могли быть рептилиями. Что
касается тех, чья «млекопитающая» природа не вызывает больших
споров, то они могли иметь только передние конечности и
принадлежать, следовательно, к китообразным, но не к ластоногим.
Удеманс сам себя сбил с пути, отказавшись допустить, что может
существовать несколько видов морского змея. Все указывает на то,
что он ошибся и, в конце концов, его метод «фоторобота», который
он составил для себя перед началом работы, стал причиной,
помешавшей ему разрешить проблему.
Представьте на минуту, что по показаниям свидетелей сделан
фоторобот преступника, но они приняли за злоумышленника
различных людей. Можно обвинить одних свидетелей в близорукости,
других в ошибке или в лжесвидетельстве только потому, что их
описание не похоже на того, кто им действительно является, по
мнению большинства. И это было бы правильно, если бы был только
один преступник. Но если преступление было совершено несколькими
злоумышленниками? В этом случае оказались бы отброшенными не
только некоторые совершенно верные описания, но и возникла бы
опасность сильно исказить портрет личности, описываемой
большинством наблюдателей, деталями, относящимися к некоторым из
его сообщников, что привело бы в итоге к созданию фоторобота, не
похожего ни на одного из преступников. Нет смысла говорить, что
это сделало бы почти невозможным арест любого из них, даже того,
в описании которого наблюдалось бы некоторое согласие. Если бы
последний и попал в руки полиции, поскольку его силуэт, рост,
некоторые основные черты лица оказались похожими на
распространенный фоторобот подозреваемого, его пришлось бы
отпустить, когда заметили бы отсутствие некоторых характерных,
слишком бросающихся в глаза примет (например, шрам на лице или
ампутированный палец), на наличии которых настаивало большинство
свидетелей. И совершенно напрасно, просто эти приметы
принадлежали соучастникам…
Доктор Удеманс совершил такую же фундаментальную ошибку, считая,
что на бескрайних просторах океанов существует только
единственный вид морского змея. Это заставило его отбросить
некоторые заслуживающие доверия свидетельства и, напротив,
принять за истинные очень сомнительные, а потом выдвигать
предположения, часто притянутые за уши, чтобы согласовать
описания с собственным представлением. Его мегофиас оказался
прокрустовым ложем, на котором были искалечены многие морские
змеи.
Удеманс, без сомнения, выдающийся ученый, вероятно, в глубине
души сознавал непрочность, хрупкость своей позиции, он должен
был это чувствовать хотя бы подсознательно. Но он знал, что в
главном он прав: морской змей существует и является не тем, чем
его обычно считают. Но он не мог быть уверен в правильности
методов, с помощью которых пытался установить его природу. Этим
чувством неуверенности можно было бы объяснить его агрессивность
по отношению к противникам своей теории и даже к авторам, идеи
которых не намного отличались от его собственных. Он часто был
несправедлив и совсем не признавал заслуг предшественников,
подготовивших почву для него самого. «Сами
ученые-естествоиспытатели, — писал астроном Ричард А. Проктор о
проблеме морского змея, — оказались гораздо менее расположены к
недоверию, чем простая публика». Когда это прочитал Удеманс, он
аж подпрыгнул от возмущения и его губы сложились в
горестно-ехидную улыбку: «Если бы только это было правдой! —
отвечал он — До сих пор ученые, во всяком случае зоологи, не
приняли даже саму возможность существования неизвестного еще
вида животных, называемого морским змеем».
Проктор был прав: многие ученые-естественники, в том числе и
зоологи, еще до Удеманса верили в существование морского змея,
как в еще не описанный вид. Простим этот небольшой каприз
голландскому ученому, который хотел быть первым зоологом,
поверившим в существование морского змея. Ему было недостаточно
иметь славу автора, первым посвятившего змею такое смелое,
полное и тщательно систематизированное исследование!
«ЗМЕЙ» ПЕРЕД СУДОМ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ
Резкие выражения и преувеличенный сарказм доктора Удеманса можно
также частично объяснить и опасением, что его скандальная книга
будет враждебно встречена общественным мнением.
Опасения Удеманса были не беспочвенны. Еще до выхода в свет его
книги ее готовы были уже разорвать на клочки на основании только
анонса, в котором лишь проскользнуло упоминание о несчастном
животном. Там, в частности, было написано, что автора увлекла
эта проблема после сообщения о морском змее, появившегося в
журнале «Нейчур» 8 ноября 1880 года (это была опечатка — надо
читать 18 ноября).
«Так как „Нейчур“ не выходил 8 ноября 1880 года, — издевался
один из авторов этого журнала, — многие люди будут считать, что
эта опечатка относится и к природе самого мифического животного,
о котором она сообщает».
Когда же книга увидела свет, на нее свирепо набросились со всех
сторон.
«На первый взгляд, — писал один анонимный критик в газете
„Тайме“, — она похожа на серьезное научное исследование, этому
способствует то, что сам ее автор рассматривает проблему очень
серьезно. Но присмотревшись внимательней, замечаешь, что перед
нами скорее неудавшаяся и неуклюжая шутка, хотя, может быть, и
неосознанная».
Как и прежде, в хор хулителей добавили свои голоса и не самые
проницательные журналисты, снова затянув ту старую песню,
которая раздается каждый раз, когда появляется сообщение о
животном, еще неизвестном науке: «Мы поверим в его
существование, когда его останки будут найдены и исследованы
компетентными учеными. Выражение „Сначала поймайте вашего зайца“
всегда было справедливым и даже необходимым советом всем тем,
кто любит полакомиться заячьим рагу».
Это — совершенно антинаучная позиция, кастрирующая науку,
делающая невозможной любой прогресс в наших познаниях. Конечно,
есть ученые мужи, которые готовы ее принять без колебаний. Мы
должны также признать, что имеются ученые, которые просто не
обладают необходимым мышлением.
В общем же ученый зоологический мир более благосклонно, чем
можно было ожидать, принял дерзкое произведение доктора
Удеманса. В 1894 году австрийский океанограф доктор Эмиль фон
Марензеллер опубликовал небольшую брошюру под названием «Морской
змей», чтобы представить и защитить в основных чертах точку
зрения доктора Удеманса в Австрии. Через несколько лет шведский
профессор доктор Петер Ольссон сделал еще лучше. В Емтланде, в
самом сердце Швеции, находится большое озеро Стурсен. По слухам,
в нем обитал «монстр». Шведский ученый провел опрос среди
местного населения и получил таким образом 22 свидетельских
показания, достойных доверия. Из них следует, что какое-то
огромное животное, размеры которого колеблются от 4 до 14 метров
, на самом деле живет в озере. Было оно серого цвета, имело
голову собаки, перепончатые лапы и гладкую блестящую шкуру и,
наконец, плавало, волнообразно изгибаясь в вертикальной
плоскости. «Это должно быть, — делал вывод Ольссон, — и есть
неизвестное ластоногое, очень похожее на мегофиаса доктора
Удеманса».
Затем, в 1903 году, ведущие французские зоологи, такие, как
профессор Эмиль Раковица и профессор Э. Л. Труссар, посвятили
книге Удеманса большие хвалебные статьи, чтобы привлечь внимание
и ознакомить с ней во Франции ученых и публику. Еще через десять
лет профессор Эдмон Перрье продолжил эту пропагандистскую
кампанию, заявив, среди прочего, что книга Удеманса «была
настоящим проявлением научной смелости». Произведение сегодня
является классическим и никто больше не осмеливается насмехаться
над ним. Много воды протекло под палубами кораблей с 1892 года,
и в этой воде многие морские змеи имели неосторожность появиться
перед глазами любопытных наблюдателей, среди которых были и
«компетентные зоологи»…
НАСЛЕДСТВО ДОКТОРА УДЕМАНСА
В 1895 году, через три года после появления книги, доктор
Удеманс вынужден был покинуть пост директора Зоологического и
ботанического общества. Как пишет его биограф Дж. Л. Ван
Эйндховен, «по некоторым вопросам его точка зрения расходилась с
мнением его начальников». Это легко можно представить. Его
начальники должны были, без сомнения, с глубоким сожалением
узнать, что их самый главный зоолог настолько экстравагантен,
что опубликовал огромную монографию о животном, которое не имело
никаких шансов, по их мнению, пополнить ряды обитателей
аквариума.
Удеманс, приблизившийся к своему сорокалетию, стал преподавать
биологию сначала в Снике, затем в Арнеме, в том самом лицее, где
он сам когда-то учился. Там он работал в течение почти двадцати
семи |
