ОНЛАЙН ВИДЕО КАНАЛ С АСТРАЛЬНЫМ ПАЛОМНИКОМ
 
Задать вопрос можно в мини-чате, а так же в аське и скайпе
Есть вопрос? - найди ответ!  Посмотрите видео-FAQ - там более 700 ответов. ПЕРЕЙТИ
Ответы на вопросы в видео ежедневно c 18.00 (кроме Пт, Сб, Вс)
Посмотреть архив онлайн конференций 
 
  регистрация не обязательна, приглашайте друзей - люблю интересные вопросы
(плеер и звук можно выключить на экране трансляции, если они мешают)

 

 

       

 

Буду признателен, если поделитесь информацией в социальных сетях

Я доступен по любым средствам связи , включая видео
 
аська - 612194455
скайп - juragrek
mail - juragrek@narod.ru
Мобильные телефоны
+79022434302 (Смартс)
+79644902433 (Билайн)
(МТС)
+79158475148
+79806853504
+79106912606
+79106918997

 
Скачать бесплатно книгу Кора (Конкордия) Евгеньевна Антарова Две жизни. Часть 3, т. 1 и 2.
ОСНОВНЫЕ РУБРИКИ САЙТА
МЕНЮ  САЙТА

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

ВХОД

В ПОРТАЛ

 

Библиотека 12000 книг

Аномальное   

Здоровье

Рейки  

Астрал  

Йога

Религия  

Астрология

Магия

Русь  

Аюрведа  

Масоны

Секс

Бизнес 

НЛП

Сознание

Боевое  

Он и она

Таро  

Вегетарианство  

Ошо

Успех

Восток  

Парапсихология

Философия

Гипноз  

Психология  

Эзотерика  

ДЭИР

Развитие

900 рецептов бизнеса

 

 

Видеоматериалы автора сайта

Практика астрального выхода. Вводная лекция

Боги, эгрегоры и жизнь после

 жизни. Фрагменты видеокурса

О страхах и опасениях, связанных с выходом в астрал
 

Видеокурс астральной практики. Практический пошаговый курс обучения

 

Интервью Астрального паломника
 

Запись телепередачи. Будущее. Перемещение во времени

Призраки в Иваново. Телепередача

 

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

 

Код доступа 2461537

 

 

Кора (Конкордия) Евгеньевна Антарова.    Две жизни. Часть 3, т. 1 и 2.

Книга, первоначально предназначавшаяся для очень узкого круга учеников, получавших через К.Е.Антарову руководство Великих Учителей, издается впервые.
 

скачать

 

 

Выдержки из произведения

 

 К. Антарова - Две жизни (части 1-4)

             

            1. (Часть 1, том 1)

 

             Оккультый роман, весьма популярный в кругу людей, интересующихся идеями Теософии и Учения Живой Этики. Герои романа - великие души, завершившие свою духовную эволюцию на Земле, но оставшиеся здесь, чтобы помогать людям в их духовном восхождении. По свидетельству автора - известной оперной певицы, ученицы К.С.Станиславского, солистки Большого театра К.Е.Антаровой (1886-1959) - книга писалась ею под диктовку и была начата во время второй мировой войны.

             Книга "Две жизни" записана Конкордией Евгеньевной Антаровой через общение с действительным Автором посредством яснослышания - способом, которым записали книги "Живой Этики" Е.И.Рерих и Н.К.Рерих, "Тайную Доктрину" - Е.П.Блаватская. Единство Источника этих книг вполне очевидно для лиц, их прочитавших. Учение, изложенное в книгах "Живой Этики", как бы проиллюстрировано судьбами героев книги "Две жизни". Это тот же Источник Единой Истины, из которого вышли Учения Гаутамы Будды, Иисуса Христа и других Великих Учителей.

             Впервые в книге, предназначенной для широкого круга читателей, даются яркие и глубокие Образы Великих Учителей, выписанные с огромной любовью, показан Их самоотверженный труд по раскрытию Духа человека.

             Книга, первоначально предназначавшаяся для очень узкого круга учеников, получавших через К.Е.Антарову руководство Великих Учителей

             

            ОБ АВТОРЕ

            Перед Вами, читатель, оккультный роман, который впервые выходит в свет спустя почти 35 лет после смерти автора. Он принадлежит перу К.Е.Антаровой, одной из тех самоотверженных русских женщин, чья жизнь была служением красоте и знанию.

             Кора (Конкордия) Евгеньевна Антарова родилась 13 апреля 1886 года, в то счастливое для творческих натур время, когда занимался серебряный век русской культуры. А природа щедро наделила е„ талантами - в том числе прекрасным голосом, контральто редкого обаяния. Поэтому одновременно с занятиями на историко-филологическом факультете Высших женских курсов (знаменитых Бестужевских курсов), она оканчивает Петербургскую консерваторию, бер„т уроки пения у И. П. Прянишникова - организатора и руководителя первого в России оперного товарищества; в 1908 г. е„ принимают в труппу Большого театра. На этой известной всему миру сцене К.Е. Антарова проработала почти тридцать лет.

             Мы можем только догадываться, насколько важную роль в е„ жизни сыграла встреча с К. С. Станиславским: в течение нескольких лет он преподавал акт„рское мастерство в музыкальной студии Большого театра, ни на минуту не забывая о главной своей цели - расширять сознание учеников, пробуждая в них духовность. Прямое свидетельство тому - книга "Беседы К. С. Станиславского в Студии Большого театра в 19181922 гг. Записаны заслуженной артисткой РСФСР К.Е.Антаровой". Конечно, когда молодая ученица гениального режисс„ра от раза к разу кропотливо и благоговейно вела стенографическую запись занятий, подготовив потом на их основе книгу, впервые увидевшую свет в 1939 г. и выдержавшую несколько изданий, у К.Е.Антаровой не было ещ„ никаких артистических званий. Но она обладала истинной культурой духа, сердце имела чистое и вдохновенное, благодаря чему только и могла стать учеником в подлинном смысле слова.

             Главные действующие лица романа "Две жизни" - великие души, завершившие свою духовную эволюцию на Земле, но оставшиеся здесь, чтобы помогать людям в их духовном восхождении, - пришли к К.Е.Антаровой, когда бушевала вторая мировая война, и этот контакт продолжался многие годы.

             К.Е.Антарова умерла в 1959 г., затем рукопись хранилась у Елены Федоровны Тер-Арутюновой (Москва), считающей е„ своей духовной наставницей.

            Хранительница рукописи никогда не теряла надежды увидеть роман опубликованным, а до той поры знакомила с ним всех, кого находила возможным.

            И потому можно сказать, что этим романом зачитывалось уже не одно поколение читателей.

             Мы сердечно благодарим Е.Ф.Тер-Арутюнову, которая предоставила рукопись романа в распоряжение Латвийского общества Рериха, за доброе напутствие книге, начинающей свою новую жизнь.

             

            ГЛАВА I

            У МОЕГО БРАТА

            События, о которых я сейчас вспоминаю, относятся к давно минувшим дням, к моей дал„кой юности.

             Уже больше двух десятков лет зовут меня "дедушкой", но я совсем не ощущаю себя старым; мой внешний облик, заставляющий уступать мне место, поднимать оброненную мною вещь, так не гармонирует с моей внутренней бодростью, что я конфужусь всякий раз, когда люди выказывают такое почтение моей седой бороде.

             Было мне лет двадцать, когда я приехал в среднеазиатский большой торговый город погостить к брату, капитану М-ского полка. Жара, ясное синее небо, дотоле мною невиданное; широкие улицы с тенистыми аллеями из высочайших развесистых деревьев посередине поразили меня своей тишиной. Изредка проедет шагом на осле купец на базар. Пройд„т группа женщин, укутанных в ч„рные сетки и белые или т„мные покрывала, подобно плащу скрадывающие формы тела.

             Улица, на которой жил брат, была не из главных; от базара далеко, и тишина на ней стояла почти абсолютная. Брат снимал небольшой дом с садом; жил в н„м один со своим денщиком и пользовался лишь двумя комнатами, а три остальные поступили всецело в мо„ распоряжение.

             Окна одной из комнат брата выходили на улицу; туда же смотрели два окна той комнаты, что я облюбовал себе как спальню и которая носила громкое название "зала".

             Брат мой был человеком очень образованным. Стены комнат снизу доверху были заставлены полками и шкафами с книгами. Библиотека была прекрасно подобрана, расставлена в полном порядке и, судя по каталогу, составленному братом, обещала много радостей в новой для меня, уедин„нной жизни.

             Первые дни брат водил меня по городу, базару, мечетям; временами я бродил один в огромных торговых галереях с расписными столбами и маленькими восточными ресторанами-кухнями на перекр„стках; в толпе снующей, говорливой, п„стро одетой в разноцветные халаты я словно бы оказался в Багдаде и вс„ воображал, что где-то совсем рядом проходит Алладин с волшебной своей лампой или бродит никем неузнаваемый Гарун-аль-Рашид. И восточные люди, с их величавым спокойствием, или же, наоборот, повышенной экзальтированностью, казались мне загадочными и манящими.

             Однажды, бродя рассеянно от лавки к лавке, я вздрогнул, как от удара электрического тока, и невольно оглянулся. На меня пристально смотрели совершенно ч„рные глаза очень высокого, средних лет человека, с густой короткой ч„рной бородой. А рядом с ним стоял юноша необычайной красоты, и его синие, почти фиолетовые глаза также пристально разглядывали меня.

             Высокий брюнет и юноша, оба были в белых чалмах и п„стрых ш„лковых халатах. Их осанка и манеры резко отличались от всего окружающего; многие из прохожих подобострастно им кланялись.

             Оба они уже давно двинулись к выходу, а я вс„ стоял, как заворож„нный, не в силах победить впечатление от этих чудесных глаз.

             Опомнившись, я бросился за ними, но подбежал к выходу из галереи в тот самый момент, когда столь поразившие меня незнакомцы уже были в прол„тке и отъезжали от базара. Молодой сидел с моей стороны. Оглянувшись, он чуть улыбнулся и сказал что-то старшему. Но густая пыль, которую подняли три осла, закрыла вс„, я больше ничего не мог видеть, да и стоять под отвесными лучами палящего солнца был больше не в силах.

             "Кто бы это мог быть?" - думал я, возвращаясь туда, где их встретил. Я несколько раз прош„л мимо лавки и, наконец, решился спросить хозяина:

            - Скажите, пожалуйста, кто эти люди, которые только что были у вас?

            - Люди? Люди много ходила сегодня мой лавка, - хитро улыбаясь, сказал он.

            - Только твой, верно, не люди хочет знать, а один высокий ч„рный люди?

            - Да, да, - поспешил я согласиться. - Я видел высокого брюнета и с ним красавца юношу: Кто они такие? - Они наша большой, богатый помещики.

            Виноградники, - оуяй, - виноградник! Ба-а-льшой торговля вед„т с Англия.

             - Но как же его зовут? - продолжал я. - Ой-я, - засмеялся хозяин. - Вся горишь, знакомиться хочешь? Он - Мохаммед Али. А молодой - Махмуд Али. - Вот как, оба Магометы?

            - Нет, нет, Мохаммед только дядя, а племянник - Махмуд. - Они здесь живут? - продолжал я спрашивать, рассматривая шелка на полках и соображая, что бы такое купить, чтоб только выиграть время и выведать ещ„ что-нибудь о поразивших меня незнакомцах.

             - Что смотришь? Халат хочешь? - подметив мой парящий взгляд, спросил хозяин.

             - Да, да, - обрадовался я предлогу. - Покажите, пожалуйста, мне халат. Я хочу сделать подарок брату. - А кто твой брат? Какой ему вкус?

            Я понятия не имел, какие халаты могут нравиться брату, так как ни в ч„м другом, как в кителе или пижаме, пока ещ„ не видел его.

             - Мой брат - капитан Т., - сказал я. - Капитан Т.? - вскричал с восточным азартом купец. - Я его хорошо знай. Ему уже есть семь халатов. На что ему ещ„?

            Я был смущ„н, но, скрыв сво„ замешательство, храбро сказал: - Он их все раздарил.

             - Вот как! Наверное, друзьям в Петербурге посылал. Ха-а-роший халаты покупал! Вот, смотри, Мохаммед Али для своя племянница велел прислать. Ой-я, халат!

            И купец достал из-под прилавка чудесный розового тона халат с серовато-лиловыми матовыми разводами. - Такой мне не подойд„т, - сказал я.

            Купец весело рассмеялся.

             - Конечно, не подойд„т; это женская халат. Я тебе дам вот, - синий.

             И с этими словами он развернул на прилавке великолепный фиолетовый халат.

            Халат был несколько пестроват; но тон его, т„плый и мягкий, мог понравиться брату.

             - Не бойся, бери. Я всех знаю, Твой брат -приятель Али Мохаммед. Мы не можем продавать его приятелю плохо. Твой брат - ха-а-роший человек! Сам Али Мохаммед его почитает.

             - Да кто же он, этот Али?

            - Я же сказал, - большая важная купец. Персия торгует и Россия тоже, - ответил хозяин.

             - Не похоже, чтобы он был купец. Он, наверное, уч„ный, - возразил я.

             - Ой-я, уч„ный! Уч„ный он есть такой, что и у твоя брат все книги знает.

            Твоя брат тоже ба-а-льшой уч„ный. - А где жив„т Али, вы не знаете? Купец бесцеремонно ударил меня по плечу и сказал: - Ты, видать, здесь мало жив„шь.

            Али дом - напротив твой брат дом.

             - Напротив дома брата очень большой сад, обнес„нный высокой кирпичной стеной. Там всегда м„ртвая тишина, и даже ворота никогда не открываются, - сказал я.

             - Тишина-то тишина. А вот сегодня будет не тишина. Приедет сестра Али Махмуд. Будет сговор, пойд„т замуж. Если ты сказал, Али Махмуд красавец, - ой-я! Сестра - звезда с неба! Косы до пола, а глаза - ух Купец разв„л руками и даже захлебнулся. - Как же вы могли видеть е„? Ведь по вашему закону покрывала нельзя снимать перед мужчинами?

            - Улица нельзя. У нас и в дом нельзя. А у Али Мохаммед все женщины дома ходит открыта. Мулла много раз говорил, да перестал. Али сказал: "Уеду". Ну, мулла и молчит пока.

             Я простился с купцом, взял покупку и пош„л домой. Ш„л я долго; где-то свернул не в ту сторону и с большим трудом отыскал, наконец, свою улицу.

             Мысли о богатом купце и его племяннике путались с мыслями о небесной красоте девушки, и я не мог решить, какие же у не„ глаза: ч„рные, как у дяди, или фиолетовые, как у брата?

            Я ш„л, глядя под ноги, и внезапно услыхал: "Левушка, да где же ты пропадал? Я уже собирался было тебя искать".

             Милый голос брата, заменявшего мне всю жизнь и мать, и отца, и семью, был полон юмора, как и его сверкающие глаза. На слегка загорелом, гладко выбритом лице блестели белые зубы, а ещ„ яркие, красиво очерченные губы, золотые вьющиеся волосы, т„мные брови... Я впервые разглядел, как красив он, мой брат. Я гордился и восхищался им всегда; а сейчас, точно маленький, ни с того ни с сего бросился ему на шею, расцеловал в обе щ„ки и сунул ему в руки халат.

             - Это тебе халат. А твой Али причиной, что я совсем оторопел и заблудился, - сказал я со смехом. - Какой халат? Какой Али? - с удивлением спросил брат. - Халат номер 8, который я тебе купил в подарок. А Али номер 1, твой друг, - ответил я, вс„ продолжая смеяться.

             - Ты напоминаешь маленького упрямца Левушку, который любил всех озадачивать. Вижу, что любовь к загадкам вс„ ещ„ жива в тебе, - улыбаясь своей широкой улыбкой, необычайно изменявшей его лицо, сказал брат. - Ну, пойд„м домой, не век же нам стоять тут. Хотя никого и нет, но я не поручусь, что где-нибудь тайком, из-за края занавески, на нас не смотрит любопытный девичий глаз.

             Мы двинулись было домой. Но внезапно чуткое ухо брата различило вдали цоканье конских копыт. - Подожди, - сказал он, - едут.

             Я ничего не слышал. Брат взял меня за руку и заставил остановиться под огромным деревом, как раз напротив закрытых ворот того тихого дома, в котором, по словам купца из торговых рядов, жил Али Мохаммед.

             - Возможно, что сейчас ты увидишь нечто поразительное, - сказал мне брат.

            - Только стой так, чтобы нас не было видно ни из дома, ни со стороны дороги.

             Мы стояли за огромным деревом, где могли бы укрыться ещ„ два-три человека. Теперь уже и я различал топот нескольких лошадей и шум кол„с на мягкой немощ„ной дороге.

             Через несколько минут распахнулись настежь ворота дома Али, и дворник вышел на дорогу. Оглядевшись, он махнул кому-то в сад и остановился в ожидании.

             Первой шла простая телега. В ней сидели две укутанные женские фигуры и трое детей. Все они утопали в массе узлов и картонок, а сзади был привязан небольшой сундук.

             Вслед за ними, в какой-то старой бричке, ехал старик с двумя элегантными чемоданами.

             И, наконец, на довольно большом расстоянии, очевидно оберегаясь от дорожной пыли, двигался экипаж, который пока нельзя было рассмотреть. Между тем, телега и бричка въехали в ворота и исчезли в саду.

             - Смотри внимательно, но молчи и не двигайся, чтобы нас не заметили, - шепнул мне брат.

             Экипаж приближался. Это была изящная прол„тка, запряж„нная прекрасным вороным кон„м, и в ней сидели две женщины с закрытыми ч„рной сеткой лицами.

             Из ворот дома вышел Али Мохаммед, в белом, и за ним, в такой же длинной белой одежде Али Махмуд. Глаза Али старшего, почудилось мне, пронзили насквозь дерево, за которым мы спрятались, и мне даже показалось, что по губам его скользнула едва уловимая усмешка. Меня даже в жар бросило; я прикоснулся к брату, желая сказать: "мы открыты", но он приложил палец к губам и продолжал пристально смотреть на приблизившийся и остановившийся экипаж.

             Ещ„ через мгновение Али старший подош„л к экипажу, и .. маленькая белая очаровательная женская ручка подняла покрывало с лица. Я видел женщин, признанных красавиц, на сцене и в жизни, но сейчас впервые понял, что такое женская красота.

             Другая фигура что-то визгливо выговаривала Али старческим голосом, а девушка смущ„нно улыбалась и уже готова была вновь опустить на лицо покрывало. Но Али сам небрежно сбросил его ей на плечи, и, к великому негодованию старухи, на свет показались т„мные кольца непослушных волос. Не обращая внимания на визгливые выговоры, Али поднял бросившуюся ему на шею девушку и, как реб„нка, пон„с е„ в дом.

             Между тем Али молодой почтительно высаживал вс„ ещ„ ворчавшую старуху.

             Серебристый смех девушки доносился из открытых ворот. Уже и старуха с молодым Али скрылись, и прол„тка въехала в ворота, и ворота закрылись... А мы вс„ ещ„ стояли, забыв место, время, забыв, что хотелось есть, жару и все приличия.

             Обернувшись к брату, чтобы поделиться с ним своим восторгом, я был просто потряс„н. Всегда улыбающееся лицо его было совсем бледно, серь„зно и даже сурово. Его синие глаза как-то потемнели. Это было лицо совершенно незнакомого мне человека. Даже брови изменили свою обычную форму и были строго сдвинуты в почти сплошную прямую линию.

             Я не мог опомниться вс„ смотрел на этого чужого, незнакомого мне человека.

             - Ну что же, понравилась ли вам моя племянница Наль? - вдруг услышал я над собой незнакомый металлический голос.

             Я вздрогнул, - от неожиданности не понял даже вопроса, - и увидел перед собою высоченную фигуру Али старшего, который, смеясь, протягивал мне руку.

            Машинально я взял эту руку и почувствовал какое-то облегчение; даже из груди у меня вырвался вздох, и по руке побежала т„плая струя энергии.

             Я молчал. Мне казалось, что ещ„ никогда не держал я в своей руке такой ладони. С усилием оторвались мои глаза от прожигающих глаз Али Мохаммеда, и я посмотрел на его руки.

             Они были белы и нежны, точно к ним не мог пристать загар. Длинные, тонкие пальцы кончались овальными, выпуклыми, розовыми ногтями. Вся рука, узкая и тонкая, артистически прекрасная, вс„ же говорила об огромной физической силе. Казалось, глаза, мечущие искры железной воли, находились в полной гармонии с этими руками. Можно было легко представить, что в любую минуту, стоит Али Мохаммеду сбросить мягкую белую одежду, взять меч в руку, - и увидишь воина, разящего насмерть.

             Я забыл, где мы, зачем мы стоим посреди улицы, и не могу сейчас сказать, как долго держал Али мою руку. Я точно стоя заснул.

             - Ну, пойд„м же домой, Левушка. Отчего ты не благодаришь Али Мохаммеда за приглашение? - услышал я голос брата.

             Я опять не понял, о каком приглашении говорит мне брат, и пролепетал какое-то невнятное прощальное приветствие улыбающемуся мне высокому и стройному Али.

             Брат взял меня под руку, я невольно двинулся в ногу с ним. Робко взглянув на него, я снова увидел родное, близкое, с детства знакомое лицо любимого брата Николая, а не того чужого человека под деревом, вид которого так меня поразил и глубоко расстроил.

             Привычка с детства, привычка видеть опору, помощь и покровительство в брате, привычка, создавшаяся в те дни, когда я рос только в его обществе, обращаться со всеми жалобами, огорчениями и недоразумениями к братуотцу, как-то вдруг выскочила из глубины моего сердца, и я сказал жалобным тоном:

            - Как мне хочется спать; как я устал, точно прош„л в„рст двадцать!

            - Очень хорошо, сейчас пообедаем и можешь лечь часа на два. А потом пойд„м в гости к Али Мохаммеду. Он здесь почти единственный вед„т европейский образ жизни. Дом его прекрасно и с большим вкусом обставлен.

            Очень элегантная смесь Азии и Европы. Женщины его семьи образованны и ходят дома без паранджи, и это целая революция для здешних мест. Много уж раз ему угрожали муллы и другие высокопоставленные религиозные фанатики за нарушение местных обычаев всяческими гонениями. Но он вс„ так же вед„т свою линию.

            Все, до последнего слуги, в его доме грамотны. Слугам предоставляются часы полного отдыха и свободы среди дня. Это здесь тоже революция. И я слышал, что против него теперь собираются поднять религиозный поход. А в здешних диких краях это вещь страшная.

             Разговаривая, мы пришли к себе, умылись в ванной комнате, устроенной прямо в саду из циновок и брезента, и уселись у давно накрытого стола обедать.

             Хороший освежающий душ и вкусный обед вернули мне бодрость.

             Брат весело смеялся, журил меня за рассеянность и рассказывал всевозможные комические сценки, которые ему приходилось наблюдать в здешнем быту, восхищался сметливостью русского солдата и его остроумием. Редко восточная хитрость торжествовала над их проницательностью, восточный торговец зачастую расплачивался за свой обман. Солдаты придумывали такие трюки, чтобы наказать обманщика, такой смешной фарс разыгрывался над торговцем, совершенно уверенным в своей безнаказанности, что любой режисс„р мог бы позавидовать их фантазии.

             Надо сказать, что злых шуток солдаты никогда не проделывали, но комические положения, в которые попадал обманщик, надолго отучали его от привычки к надувательству.

             Так незаметно мы кончили обедать, и желание поспать у меня улетучилось.

            Мне вздумалось попросить брата примерить подаренный ему халат.

             Сбросив китель, брат надел халат. Глубокий фиолетовый тон как нельзя больше ш„л к его золотым волосам и загорелому лицу. Я им невольно залюбовался. Где-то в глубине мелькнула завистливая мысль - "а мне никогда красавцем не бывать".

             - Как удачно ты это купил, - сказал брат. - Халатов у меня, правда, много, но их я уже надевал, этот же мне нравится особенно. Ни на ком такого не видел. Непременно надену вечером, когда пойд„м в гости к соседу. Кстати, заглянем-ка в "туалетную", как важно зов„т денщик гардеробную, и выберем для тебя халат.

             - Как, - вскричал я с удивлением, - разве мы пойд„м туда ряжеными?

            - Ну зачем же "ряжеными"? Мы просто оденемся так, как будут одеты все, чтобы не бросаться в глаза. Сегодня у Али будут не только друзья, но и немалое количество врагов. Не станем же дразнить их европейским платьем.

             Однако когда брат открыл большой шкаф, в н„м оказалось не восемь, а десятка два всевозможных халатов из разных материй. Я даже вскрикнул от удивления.

             - Тебя поражает это количество? Но ведь здесь носят сразу семь халатов, начиная с ситцевого и кончая ш„лковым. Кто богаче, носят тричетыре ш„лковых; кто беден, только ситцевые, но непременно надевают сразу несколько, друг на друга.

             - Мой Бог, - сказал я, - да ведь в этакую жарищу, напялив несколько халатов, можно почувствовать себя в жерле Везувия.

             - Это только так кажется. Тонкая материя не тяжела, а надетая одна на другую не да„т возможности солнечным лучам сжигать тело. Вот попробуй облачиться в эти два халата. Ты увидишь, что они невесомы и даже холодят, - сказал брат, протягивая мне два белых, очень тонких ш„лковых халата. - Очень уж истово, как полагается по здешнему обряду, мы одеваться не будем. Но по четыре халата наденем. Я очень тебя прошу, надень и походи, попривыкни. А то, пожалуй, вечером, по своей рассеянности, ты действительно будешь казаться "ряженым" и сконфузишь нас обоих, - продолжал брат, видя, что я вс„ ещ„ держу в нерешительности поданные мне халаты в руках.

             Не особенно горя желанием облачиться в восточный наряд, но никак не желая огорчить любимого брата, я быстро разделся и стал натягивать халаты.

             - Но они узки, какие же это халаты? Это нелепые перчатки, - закричал я, начиная раздражаться.

             - Их надо застегнуть, вот здесь крючок, а здесь пуговица, - сказал спокойно брат и л„гкими, гибкими пальцами сам застегнул на мне халаты.

             - Теперь, Левушка, успокойся и надень этот зел„ный халат; он пошире, его тоже надо застегнуть, В н„м есть и карманы. А сверху надень ещ„ этот широкий, серый с красными разводами, - и опять очень ловко он помог мне одеться.

             - Да, и обувь ещ„, - сказал он. - У Али принят полуазиатский туалет, так что и мы с тобой можем явиться в европейских туфлях, но сверх них надо надеть кожаные калоши, которые оставляются у дверей. Иначе придется идти в одних чулках. Ни в мечеть, ни в дом не входят в уличной обуви.

             Мы выбрали калоши мне по ноге, их тоже оказалось у брата несколько пар.

             - Пройд„м в спальню, там выберем тебе чалму. - Как чалму? На кого же я буду похож? Я и так-то красой не блещу! Помилуй, Николушка, иди уж лучше один, - взмолился я. Брат расхохотался:

            - Да ведь покорять сердце прелестной племянницы Али ты не собираешься? А из твоих приятельниц или приятелей никто тебя не увидит. Чего же тебе огорчаться, если восточный туалет тебя не украсит? Впрочем, - прибавил он, подумав, - если хочешь, я смогу сделать тебя неузнаваемым. Я тебе приклею длинную седую бороду, и ты сможешь сойти за важного купца.

             - Ещ„ того чище! - воскликнул я. - Да этак, пожалуй, мне придется вспомнить, что меня считают неплохим любителем-акт„ром!

            - Если ты сумеешь сегодня сыграть роль хромого старика, ты, пожалуй, увидишь очень интересные и не совсем обычные вещи. Но вот жаль, у меня нет второй белой чалмы, чтобы сделать тебе белый тюрбан.

             В эту минуту раздался л„гкий стук в дверь. Брат подош„л к двери, и я услышал его приятно удивл„нное восклицание:

            - Это вы, Махмуд! Войдите. Я как раз занят нарядом брата к вечеру. Хочу сотворить из него старого купца с седой бородой.

             - А я прин„с белую чалму и камень. Дядя просит вашего брата принять их как подарок от Наль в день е„ совершеннолетия, и он подал мне св„рток и футляр.

             - А это вам от Наль, и он подал брату два св„ртка и два футляра. - Не забудьте, что вам нужно хромать на левую ногу и крепко опираться на палку правой рукой. А левой почаще гладить бороду, если вы хотите сыграть роль старого купца. У меня есть такой знакомый в Б. очень важный человек/ - говорил мне Али молодой. Он улыбался, алые прелестные губы обнажали чудные зубы, а фиолетовые его глаза пристально не по летам серь„зно - смотрели на меня.

             Кивнув нам головой и приложив, по восточному обычаю, руку ко лбу и сердцу, Али так же бесшумно скрылся, как и вош„л.

             Я развернул свой св„рток, и оттуда выпал кусок тончайшей белой материи.

            Любопытство мо„ было так возбуждено, что, даже не подобрав упавшего ш„лка, я раскрыл футляр, и у меня вырвалось восклицание восторга и удивления.

             Прекрасной работы брошь с крупным выпуклым рубином и несколькими бриллиантами, перевитая змеей из т„много золота и жемчуга, сверкала в полут„мной комнате, и я не мог оторвать от не„ глаз.

             Брат поднял оброненную мною материю и, рассматривая булавку вместе со мною, сказал:

            - Али старший посылает тебе от имени племянницы белую чалму - эмблему силы; и красный рубин - эмблему любви. Этим он причисляет тебя к своим друзьям. - А что же тебе посылает он? - полюбопытствовал я. Брат развернул св„рток побольше, и в н„м оказался тончайший белый халат из никогда невиданной мною материи, похожей на белую замшу, но по тонкости равной папиросной бумаге. К нему была приложена записка на арабском языке, которую брат спрятал не читая в карман. Во втором св„ртке была такая же чалма, как моя, только в самом е„ начале синим ш„лком, арабскими буквами, была выткана во всю ширину чалмы - а она была чрезвычайно широка - какая-то фраза. Я мало обратил внимания и на записку и на арабскую фразу; мне хотелось скорее увидеть содержимое футляров брата.

             "Если мне он шл„т привет силы и любви, то что же он посылает Николушке?" - думал я.

             Наконец, брат свернул осторожно свою чалму, спрятал е„ в ящик бюро и открыл футляр побольше. Оттуда сверкнули крупные бриллианты в форме треугольника, внутри которого овальной формы выпуклый изумруд сиял голубовато-зел„ным светом.

             В маленьком футляре оказался перстень с таким же овальным выпуклым изумрудом в простой платиновой оправе.

             - Вот так совершеннолетие Наль! - почти закричал я. - Если всем своим друзьям Али рассылает в этот день такие подарки, то уж наверное половину своего виноградника, который так расхваливал мне купец в торговых рядах, он раздаст сегодня. И зачем мужчинам эти брошки? Это чудесные украшения для женщин, но ведь Али знает, что мы с тобой не женаты.

             - Этими булавками мы заколем наши чалмы над самым лбом. Огромная честь получить такую булавку в подарок; и е„ далеко не всем оказывают на Востоке, - ответил брат. - Али жив„т здесь лет десять; сам он родом откуда-то из глубин Гималаев, и все восточные обычаи гостеприимства и уважения к дружбе чтятся в его доме.

             Время быстро летело. Сумерки уже сгущались, и вскоре должна была наступить мгновенно опускающаяся здесь ночь.

             - Пора начинать твой грим, а то мы можем оказаться невежливыми и опоздать.

             С этими словами брат выдвинул ящик бюро, и .. я ещ„ раз обмер от удивления.

             - Ну и ну, - сказал я. - Почему же ты ни разу не писал мне, что играешь в любительских спектаклях?

            Весь ящик был полон всяческого грима, бород, усов и даже париков.

             - Нельзя же вс„ написать, а ещ„ менее возможно вс„ рассказать в несколько дней, - усмехаясь, ответил брат.

             Он посадил меня в кресло и, как заправский грим„р, приклеит мне бороду и усы, протерев предварительно вс„ лицо какой-то бесцветной жидкостью с очень приятным запахом, освежившей мо„ горевшее от непривычного солнца лицо.

             Коричневым карандашом он пров„л под моими глазами два-три л„гких штриха.

            Какой-то жидкостью перламутрового цвета прикоснулся к моим густым т„мным бровям. Смазал каким-то кремом губы и сказал:

            - А теперь чуть-чуть подравняю твои кудри, чтобы ч„рные волосы не выбились из-под чалмы. Садись сюда. - И с этими словами он усадил меня на табурет.

             Мне, признаться, жаль было моих вьющихся волос, которые я справедливо считал единственным своим козырем. Но в жару так приятно иметь коротко остриженную голову, что я сам попросил остричь меня под машинку. Вскоре голова была острижена, и я хотел встать с табурета. - Нет, нет, сиди, Левушка. Я сейчас обовью твою голову чалмой.

             Я остался сидеть, брат развернул чалму, оказавшуюся длиннее, чем я предполагал, беспощадно стал скручивать е„ жгутом и довольно быстро, ловко, крепко, но без малейшего давления где-либо замотал всю мою голову.

             - Голова готова; теперь ноги. Надевай эти длинные чулки и туфли, - сказал он, достав мне из картона в углу белые чулки и довольно простоватые на вид туфли.

             Я вс„ это надел и встал на ноги; но сразу почувствовал какую-то неловкость в левой туфле. Невольно я как-то припал на левую ногу, а брат услужливо сунул мне в правую руку палку.

             - Теперь ты именно тот немой, глухой и хромой старик, которого тебе надо изобразить, - засмеялся брат.

             Я разозлился. От непривычной бороды мне было жарко; жидкость, которой было смазано мо„ лицо, - вначале такая приятная, - сейчас отвратительно стягивала кожу; ноге было неудобно и, вдобавок ко всему, я ещ„, оказывается, немой и глухой.

             Со свойственным мне нетерпением я хотел раскричаться и заявить, что никуда не пойду; и уже приготовился сорвать бороду и чалму, как дверь беззвучно отворилась, и в ней появилась высоченная фигура Али старшего.

             Два агатовых глаза положительно парализовали меня. Чалма так плотно прикрывала мне уши, что я ровно ничего не слышал, о ч„м говорил он с братом.

             На н„м был надет почти ч„рный, - так густ был синий цвет, - халат; а под ним сверкал другой, яркий малиновый, плотно прилегавший к телу. На голове белая чалма и большая бриллиантовая брошь, изображавшая павлина с распущенным хвостом...

             Приветливо и ласково улыбаясь, он подош„л ко мне с протянутой рукой.

            Когда я подал ему руку, он пожал е„; и опять по всему моему телу пробежал ток теплоты и на этот раз не сонной лени, а какой-то радости.

             Али снял со своего пальца кольцо с красным камнем, на котором был вырезан лев в обрамлении каких-то иероглифов. Наклонившись к самому моему уху, он сказал:

            - Это кольцо откроет вам сегодня все двери моего дома, куда бы вы ни захотели пройти. И оно же поможет вам, если когда-нибудь в жизни вы будете ранены и рана будет кровоточить.

             Увлекшись кольцом, я не заметил, как рядом с Али выросла другая стройная, высокая фигура. Я даже не сразу понял, что в подаренном мною сегодня фиолетовом халате именно брат и стоит возле Али.

             Я видел стройного восточного человека с сильно загорелым лицом, со светлой бородой и усами, на белой чалме которого сиял треугольник из бриллиантов и изумруда. Высок был мой брат. Но рядом с высоченным Али он казался среднего роста.

             - Посмотри на себя в зеркало, Левушка. Я уверен, что себя ты не узнаешь ещ„ определеннее, - со смехом обратился ко мне брат, очевидно заметив мо„ полное недоумение.

             Я двинулся к зеркалу, совершенно естественно хромая в своей неудобной левой туфле.

             - Вы отличный артист, - едва улыбнувшись, сказал Али. Но вся его фигура выражала такой заразительный юмор, что я расхохотался.

             Смеясь, я вдруг увидел в зеркале очень смуглого, чуть-что не ч„рного хромающего старика. Я оглянулся и вдруг услышал такой взрыв вес„лого, раскатистого хохота Али и брата, что невольно обернулся и с удивлением посмотрел на них. Хохот их ещ„ усилился; между тем я случайно ещ„ раз взглянул в зеркало и снова увидел в н„м смуглого араба-старика. С трудом я осознал, что этот ч„рный - я.

             Я подн„с руку к глазам, убедился, что не сплю, и спросил брата, почему же я такой ч„рный Как это могло случиться? На мой вопрос он мне ответил:

            - Это, Левушка, жидкость сделала сво„ дело. Но не тревожься. Завтра же ты будешь снова бел, ещ„ белее, чем всегда. Другая, такая же приятная жидкость смоет всю черноту с твоего лица.

             - А теперь не забудьте, друг, что на весь этот вечер вы хромы, немы и глухи, - сказал, смеясь, Али. С этими словами он поправил на мне чалму, нахлобучив ее так, что теперь я уж и в самом деле не мог ничего слышать, но понял, что он предлагает мне взять его руку и идти с ним. Я посмотрел на брата, который успел привести комнату в полный порядок, он кивнул мне, и мы вышли на улицу.

             

             ГЛАВА II

            ПИР У АЛИ

            На улице Али ш„л впереди, я в середине и брат мой сзади. Мо„ состояние от удушливой жары, непривычной одежды, бороды, которую я вс„ трогал, проверяя, крепко ли она сидит на месте, неудобной левой туфли и тяж„лой палки стало каким-то отупелым. В голове было пусто, говорить совсем не хотелось, и я был доволен, что по роли этого вечера я нем и глух. Языка я вс„ равно не понимаю, и теперь мне ничто не будет мешать наблюдать новую незнакомую жизнь.

             Мы перешли улицу, миновали ворота, по обыкновению крепко запертые, завернули за угол и через железную калитку, которую открыл и закрыл сам Али, вошли в сад.

             Я был поражен обилием прекрасных цветов, издававших сильный, но не одуряющий аромат.

             По довольно широкой аллее мы двинулись в глубину сада, теперь уже рядом, и подошли к освещенному дому. Окна были открыты настежь, и в большой длинной зале были расставлены небольшие, низкие круглые столики, придвинутые к низким же широким диванам, тянувшимся по обеим сторонам зала. Подле каждого столика стояло ещ„ по два низких широких пуфа, как бы из двух сложенных крест-накрест огромных подушек. На каждом пуфе - при желании - можно было усесться повосточному, поджав под себя ноги.

             Весь дом освещался электричеством, о котором тогда едва знали и в столицах. Али был яростным его пропагандистом, выписал машину из Англии и старался присоединить к своей, довольно мощной, сети своих друзей.

             Но даже самые близкие друзья не решались на такое новшество, только один мой брат да два доктора с радостью осветили свои дома электричеством.

             Пока мы проходили по аллее, навстречу нам быстро вышел Али молодой, а за ним Наль в роскошном розовом халате, который я тотчас узнал, с откинутым назад богатейшим покрывалом.

             Не виданный мною прежде затканный жемчугом и камнями женский головной убор, перевитые жемчугом же т„мные косы лежавшие на плечах и спускавшиеся почти до полу; улыбающиеся алые губы, быстро говорившие что-то Али... Я хотел сдвинуть чалму, чтобы услышать голос девушки, но быстрый взгляд Али как бы напомнил мне: "Вы глухи и немы, погладьте бороду".

             Я злился, но старался ничем не выказать своего раздражения и медленно стал гладить бороду, радуясь, что я хотя бы не слеп, по виду стар и могу рассматривать красавицу, любуясь ею безо всякой помехи. Девушка не обращала на меня никакого внимания. Но не требовалось быть тонким физиогномистом, чтобы понять, как занято е„ внимание моим братом.

             Теперь мы стояли на большой, со всех сторон обвитой незнакомой мне цветущей зеленью террасе. Яркая люстра светила как дн„м, так, что даже рисунок драгоценного ковра, в котором утопали ноги, был ясно виден.

             Девушка Среднего роста, тоненькая, гибкая! Крошечные белые ручки с тонкими длинными пальцами держали две большие красные розы, которые она часто нюхала. Но мне казалось, что она старается таким образом скрыть сво„ замешательство. Е„ глаза, громадные, миндалевидные зел„ные глаза, не похожи были на глаза земного существа. Можно было представить, что где-то, у каких-нибудь высших существ, у ангелов или гениев, могут быть такие глаза.

            Но с представлением об обыкновенной женщине не вязались ни эти глаза, ни их выражение.

             Али предложил мне сесть на мягкий диван, а девушка и Али молодой сели напротив нас на большом мягком пуфе.

             Я вс„ смотрел не отрываясь на лицо Наль. И не один я смотрел на это лицо, меняющее сво„ выражение подобно волне под напором ветра. Глаза всех тр„х мужчин были устремлены на не„. И какое разное было их выражение!

            Молодой Али сверкал своими фиолетовыми глазами, и в них светилась преданность до обожания.

             Я подумал, что умереть за не„, без колебаний, он готов каждую минуту. Оба были очень похожи. Тот же тонко вырезанный нос, чуть с горбинкой, тот же алый рот и продолговатый овал лица. Но Али - жгучий брюнет, и чувствовалось, что темперамент в н„м тигра. Что мысль его может быть едкой, слово и рука ранящими.

             А в лице Наль вс„ было так мягко и гармонично; вс„ дышало добротой и чистотой, и казалось, жизнь простого серого дня, с его унынием и скорбями не для не„. Она не может сказать горького слова; не может причинить боль; может быть только миром, утешением и радостью тем, кто будет счастлив е„ встретить.

             Дядя смотрел на не„ своими пронзающими агатовыми глазами пристально и с такой добротой, какой я никак не мог в н„м предполагать. Глаза его казались бездонными, и из них лились на Наль потоки ласки. Но мне вс„ чудилось, что за этими потоками любви был глубоко укрыт ураган беспокойства и неуверенности в счастливой судьбе девушки. Последним я стал наблюдать брата.

             Он тоже пристально смотрел на Наль. Брови его снова, - как под деревом, - были слиты в одну прямую линию; глаза от расширенных зрачков стали совсем т„мными. Весь он держался прямо. Казалось, все его чувства и мысли были натянуты, как тетива лука. Огромная воля, из-под власти которой он не мог позволить непроизвольно вырваться ни одному слову, ни единому движению, точно панцирь укрывала его. И я почти физически ощущал железное кольцо этой воли.

             Девушка чаще всего взглядывала на него. Казалось, в е„ представлении нет места мысли, что она женщина, что вокруг не„ сидят мужчины. Она, точно реб„нок, выражала все свои чувства прямо, легко и радостно.

             Несколько раз я уловил взгляд обожания, который она посылала брату; но это было опять-таки обожание реб„нка, в котором чистая любовь лишена малейших женских чувств.

             Я понял вдруг огромную драму этих двух сердец, раздел„нных предрассудками воспитания, религии, обычаев...

             Али старший взглянул на меня, и в его, таких добрых сейчас, глазах я увидел мудрость старца, точно он хотел мне сказать:

            "Видишь, друг, как прекрасна жизнь! Как легко должны бы жить люди, любя друг друга; и как горестно разделяют их предрассудки. И во что выливается религия, зовя к Богу, а на деле разрывая скорбью, мукой и даже смертью жизни любящих людей".

             В мо„м сердце раскрылось вдруг понимание свободы и независимости человека. Мне стало жаль, так глубоко жаль брата и Наль! Я увидел, как безнад„жна была бы их борьба за любовь! И оценил волю брата, не дававшего пробиться ни единому живому слову, но державшемуся в рамках почтительного рыцарского воспитания в сво„м разговоре с Наль.

             Вначале такая детски вес„лая, девушка становилась заметно грустней, и е„ глаза вс„ чаще смотрели на дядю с мольбой и недоумением.

             Али старший взял е„ ручку в свою длинную, тонкую и что-то спросил, чего я расслышать не смог. Но из жеста девушки, каким она быстро вырвала свою руку, поднесла розы к зардевшемуся лицу, я понял, что вопрос был о цветке.

             Али снова ей что-то сказало и девушка, вся пунцовая, сияя своими огромными зел„ными глазами, поднесла одну из роз к губам и сердцу и протянула е„ моему брату.

             - Возьми, - сказал Али так четко, что я вс„ расслышал. - В день совершеннолетия женщина нашей страны да„т цветок самому близкому и дорогому другу. Брат взял цветок и пожал протянувшую его ручку. Али молодой вскочил, как тигр, со своего места. Из глаз его буквально посыпались искры. Казалось, что он тут же бросится на брата и задушит его.

             Али старший только взглянул на него и пров„л указательным пальцем сверху вниз, - и Али молодой сел со вздохом на прежнее место, словно вконец обессилев.

             Девушка побледнела. Брови е„ сморщились, и вс„ лицо отразило душевную муку, почти физическую боль. Е„ глаза скорбно смотрели то в глаза дяди, то на опустившего голову двоюродного брата.

             Али Мохаммед снова взял е„ руку, ласково погладил по голове, потом взял руку моего брата, соединил их вместе, и сказал:

            - Сегодня тебе 16 лет. По восточным понятиям ты уже старушка. По европейским - ты дитя. По моим же понятиям ты уже человек и должна вступить в жизнь. Не бывать дикому сговору, который так глупо затеяла твоя т„тка. Ты хорошо образованна. Ты поедешь в Париж, там будешь учиться, а когда окончишь медицинский факультет, поедешь со мной в Индию, в мо„ поместье. Там, доктором, ты будешь служить человечеству лучше, чем выйдя замуж за здешнего фанатика.

             Мой и твой друг, капитан Т.. не откажет нам в своей рыцарской помощи и поможет тебе бежать отсюда. Обменяйся с ним кольцами, как христиане меняются крестами.

             Мне было странно, что, не разбирая ни одного слова девушки, я четко слышал каждое слово Али.

             На мизинце брат носил кольцо нашей матери, которой я совсем не помнил.

            Старинное кольцо и" золота и синей эмали с крупным алмазом, тонкой, изящной работы.

             Ни мгновения не раздумывая, брат снял сво„ кольцо и надел его на средний палец правой руки Наль. Она же, в свою очередь, сняла с висевшей у пояса цепочки перстень-змею, в открытой пасти которой покоился мутный, бесцветный камень, и надела его на безымянный палец левой руки брата.

             Не успел я подумать: "Какой безобразный! Такой же урод, как и держащая его в пасти толстая змея", - как вдруг едва не вскрикнул от изумления: камень, похожий на стекляшку, вдруг засверкал всеми цветами радуги. Никогда, ни один бриллиант самой чудесной воды и огранки не мог бросать таких длинных радужных лучей, сверкавших как луч солнца, преломленный в хрустальной пирамиде.

             У Али молодого вырвался стон, почти крик. И снова взгляд дяди заставил его успокоиться, снова он опустил голову на грудь.

             - Это камень жизни, - сказал Али старший. - Он оживает, принимая в себя электричество из организма человека. Ты, друг Николай, сейчас в полном расцвете сил и сердце тво„ чисто. Вот камень и сверкает ослепительно. Чем старше ты будешь становиться, тем тусклее будут лучи камня, если только мудрость и сила духа не придут к тебе на смену физических сил. Ты отдал моей племяннице самое дорогое, что имел, - любовь матери, закованную в это кольцо. Наль отдала тебе дар мудрецапрадеда, завещавшего ей передать кольцо тому, кого будет любить так сильно и верно, что и на смерть пойд„т за него.

             Я нечаянно взглянул на молодого Махмуда. Не цветущий юноша сидел напротив меня. Сидело привидение с прозрачным мертвенным лицом, с тусклыми, ничего не видящими глазами. Я подумал, что он в обмороке и только держится в сидячем положении, случайно найдя устойчивую позу.

             - Сегодня, - продолжал Али Мохаммед, - должна совершиться та великая перемена в твоей жизни, о которой я тебе говорил месяц назад, моя Наль, и к которой я готовил тебя более пяти лет. Капитан Т. отвед„т тебя и двух твоих преданных слуг к себе домой. Али же пойд„т с тобой. Там ты найд„шь европейское платье для себя и слуг, переоденешься, отдашь свой халат и покрывало Али, и вместе с капитаном Т. вы все уедете на станцию железной дороги. Али же верн„тся сюда. Доверься чести и любви капитана. Он отвез„т тебя в такой город и в такое место, где ты будешь в полной безопасности ждать меня или моего посла. Ни о ч„м не беспокойся. Храни только верность единственному закону, закону мира. Будь мужественна и жди меня без страха и волнений. Раньше или позже, - но я приеду. Повинуйся во вс„м капитану Т. и не бойся оставаться без него. Если он временно тебя покинет, - значит, так будет необходимо. Но он оставит тебя под охраной верных друзей, если бы случилась такая необходимость. А теперь выйдем в сад все вместе.

             Мы вышли в сад. Али молодой подал мне руку, чтобы помочь сойти со ступенек террасы. Внезапно весь дом погрузился во тьму, где-то перегорели пробки.

             Пользуясь полным мраком, брат, Наль, Али и ещ„ две фигуры тихо вышли из сада через калитку. Али старший что-то шепнул племяннику, и тот Согласно кивнул головой.

             В темноте бегали какие-то фигуры, слуги зажгли кое-где свечи, отчего тьма показалась ещ„ гуще. Так прошло с четверть часа. Мне померещилось, что я снова увидел Наль в том же розовом халате, с опущенным на лицо покрывалом.

            Как будто даже Али Мохаммед обнял е„ за плечи; но среди п„стрых впечатлений этого дня я уже не мог отдать себе ясный отч„т ни в чем и подумал, что мне просто привиделась та, красота которой точно врезалась в мо„ сознание.

             Между тем свет вдруг ярко вспыхнул, ещ„ три раза мигнул и полился ровно.

             - Настал час съезда, - четко сказал Али Мохаммед, и я опять его понимал.

            - Не забудьте - вы хромаете на левую ногу, вы глухи и немы. Вам будут много и почтительно кланяться. Не отвечайте никому на поклоны, только мулле едва кивн„те. Не ешьте ничего с общего стола. Кушайте только то, что вам будет подано с моего. К концу ужина настанет час выхода Наль. Она будет укутана в драгоценные покрывала. Всеобщее внимание будет приковано к условному похищению Наль женихом. К вам подойд„т мой друг и провед„т вас к задней калитке сада. Там будет стоять сторож. Вы ему покажете кольцо, что я вам дал, вас выпустят, и вы пройд„те другой дорогой к себе домой. Дома вы найд„те письмо брата. Вы снимете свою одежду, спрячете вс„, как вам будет сказано в письме. Придется вам немало поработать, чтобы привести в порядок дом. Надо, чтобы денщик ничего особенного не обнаружил, когда станет убирать комнаты.

             С этими словами Али оставил меня и пош„л навстречу группе гостей; им открыли калитку возле ворот, которой я раньше не заметил.

             Высокая фигура хозяина выделялась на целую голову над п„строй группой гостей. Некоторым он важно отвечал на поклон, и они проходили дальше. Другие задерживались подле, и он жал им по-европейски руки.

             Гости вс„ подходили, и вскоре вся аллея и веранда были густо усеяны живописными фигурами. Говор, смех и напряж„нное ожидание вкусного угощения, какие-то, очевидно вес„лые рассказы - вс„ создавало приподнятое настроение.

             Но, приглядываясь, я заметил, что гости держатся обособленными кучками.

            Те, что были одеты не совсем по-азиатски, держались особняком. А остальные вс„ поглядывали на муллу, как музыканты на дириж„ра.

             Я поневоле пристально присматривался ко всем, думая обнаружить, не загримированы ли чьи-либо лица подобно моему, искусственную бороду на котором я так важно поглаживал.

             Время незаметно шло, гости входили теперь реже, где-то заиграла восточная музыка, и из дома вышло несколько слуг, приглашая гостей в зал.

             В самой глубине зала, у дверей в соседнюю комнату стоял Али Мохаммед с ещ„ не виденным мною очень высоким человеком в белой одежде и такой же чалме. Золотистая борода, огромные т„мно-зел„ные прекрасные глаза, слегка загорелое лицо. Очень стройный, человек этот был молод, лет 28-30, и бросался в глаза своей незаурядной красотой. Ростом он был чуть ниже Али, но много шире в плечах, необычайно пропорционален, - настоящий средневековый рыцарь. Я невольно представил его себе в одеждах Лоэнгрина.

             Хозяин приветствовал входивших в зал глубоким поклоном. Гости рассаживались на диваны и пуфы, соблюдая вс„ тот же порядок и держась отдельными кучками.

             Прибывшие оставляли туфли или кожаные калоши у входа, где их подбирали слуги и ставили на полки. Среди гостей не было ни одной женщины.

             Я стоял, наблюдая, как проходят и усаживаются гости, и не представлял, куда я могу сесть. Я уже хотел было скрыться в сад, как почувствовал на себе взгляд Али. Он сказал что-то мальчику-слуге, и тот быстро направился ко мне.

            Почтительно поклонившись, он пригласил меня следовать за собой и пов„л к столу, находившемуся неподал„ку от стола хозяина.

             За этим столом уже сидело двое мужчин средних лет в цветных чалмах и п„стрых халатах. Они сидели по-европейски, обуты были в европейскую обувь, а сверх европейских костюмов имели только по одному ш„лковому халату. Они почтительно поклонились мне глубоким восточным поклоном. Я же, помня наставление Али, даже не кивнул им, а просто сел на указанное мне место.

             Только когда все гости расселись, заняли свои места Али и высокий красавец. Музыка заиграла ближе и громче, и одновременно слуги стали вносить дымящиеся блюда. Мальчики разносили фарфоровые китайские пиалы и серебряные ложки, подавая их каждому гостю.

             Но не все гости накладывали жирный, дымящийся плов, в пиалы и ели его ложками. Большинство запускали руки прямо в общее блюдо и ели плов руками, что вызывало во мне чувство отвращения, близкое к тошноте. Хотелось убежать, хотя никогда прежде не виденная мною толпа представляла зрелище красок и нравов чрезвычайно интересное.

             На наш стол тоже подали блюдо плова, но я не прикасался к нему, помня наставление Али и ожидая специального кушанья. И действительно, от его стола отделилась высокая фигура поразившего меня красавца, и он подал мне серебряную пиалу с небольшой золотой ложкой.

             Очевидно, честь, оказанная мне, считалась по здешним обычаям очень высокой, потому что на мгновение в зале умолк говор и шум, и вслед за наставшей тишиной пронеслись удивл„нные восклицания.

             Гости, судя по жестам и мимике, спрашивали друг друга, кто я такой.

            Многие очень серь„зно поглядывали на меня, что-то говорили своим соседям, и те удовлетвор„нно кивали головой. Но в это мгновение внесли новые ароматные блюда, и всеобщее внимание отвлеклось от меня.

             Я невольно встал перед державшим мою чашу красавцем. Он улыбнулся мне, поставил пиалу на стол и поклонился по-восточному. От его улыбки, от добрых его глаз, от какой-то чистоты, которой веяло от него, меня наполнила такая радость, как будто я увидел старого, верного друга. Я отдал ему глубокий восточный поклон.

             Мои соседи по столу задавали мне какие-то вопросы, которых я не понял и не расслышал, а видел только их шевелящиеся губы и вопрошающие глаза. Меня выручил мальчик, сказавший им что-то, показывая на рот и уши. Сотрапезники мои покачали головами и, сострадательно поглядев на меня, принялись кушать с аппетитом свой плов, слава Богу, накладывая его ложками в пиалы. Я поглядел на содержимое моей серебряной пиалы и несказанно удивился. Там, по виду, был компот из фруктов, а у меня уже разыгрался аппетит, и я с удовольствием поел бы чего-нибудь более существенного.

             Я разочарованно взглянул на Али Мохаммеда, он встретил мой взгляд, как бы зная заранее, что я буду разочарован.

             В его руках была точно такая же пиала, как моя, он е„ приподнял, словно желая чокнуться со мной, и ласково улыбнулся. Чтобы не показаться невежливым и невоспитанным гостем, я взял и проглотил небольшой кусочек неизвестного мне плода, плавающего в соку, напоминавшем красное вино.

             И в тот же миг улетучилось вс„ желание более основательной пищи. Чудесный вкус, аромат, вроде ананаса, и сок, бодрящий, прохлаждающий. Я ел с таким удовольствием, что даже перестал наблюдать за происходящим. А между тем, наблюдать было что.

             Оба моих соседа сняли свои халаты и пиджаки и остались в одних ш„лковых рубашках и широких ч„рных поясах, заменявших жилеты. Влияние жары и на других более европеизированных гостей также ощущалось.

             Правоверные же, обливаясь потом, стирая его рукавами с лоснящихся лиц, усердно ели, нередко пятная свои драгоценные халаты, но никто не снимал ничего из своей одежды. Жара и тяж„лые яства доводили гостей до изнеможения.

            Позы становились вольнее, голоса громче, затевались споры, очень напоминающие ссору.

             Компот, поданный мне красавцем, обладал, очевидно, каким-то волшебным свойством. Мне перестало быть жарко, уже не хотелось содрать с себя чалму, я был бодр и ощущал свежесть во вс„м теле. Мне казалось, что я могу легко пройти сейчас в„рст десять, словно бы не было вовсе утомления и волнений дня. Мысль моя обострилась, я стал внимательно наблюдать за всеми.

             Полное спокойствие и самообладание, уверенность в самом себе и какая-то новая сила взрослого мужчины, которой я ещ„ ни разу не испытывал, появилась во мне и удивила. Я вспомнил брата, Наль и Али молодого. Почему-то у меня не было ни малейшего беспокойства за тех двоих, но Али молодого я стал беспокойно искать глазами по всему залу. Мне пришла на память фигура в розовом халате Наль, которую я заметил в темноте сада.

             Я продолжал искать двоюродного брата Наль, но найти его не мог. Случайно мой взгляд встретился со взглядом хозяина, и я точно прочел в н„м: "Храните самообладание и помните, когда вам уйти и что делать дома".

             Волна какого-то беспокойства пробежала по мне, точно порыв ветра, заставляющий мигать пламя свечи, - и снова я вернулся к полному самообладанию.

             Между тем блюда сменились много раз, уже были расставлены всюду горы фруктов и сластей. Мои соседи ели сравнительно мало, зато дыни поглощали в несметном количестве, посыпая их перцем.

             Снова отделилась от стола Али великолепная фигура золотоволосого красавца, и он подал мне чашу с какими-то другими фруктами, напоминавшими по внешнему виду з„рна риса в меду.

             Нагнувшись, он незаметно сунул мне в руку записку, опять низко поклонился и отош„л. Я хотел отдать ему поклон, но не мог встать, мне не повиновались ноги. При свойственной мне смешливости, я расхохотался бы во вс„ горло, если бы не стягивала так сильно щ„ки борода. Я развернул записку, там было написано по-английски: "Сначала съешьте то, что я вам сейчас прин„с. Не пытайтесь встать, пока не съедите этого кушанья. Вам непривычны наши пряные блюда, от них ноги - как от некоторых сортов вин - вам не повинуются. Но через некоторое время, после новой пищи, вс„ будет в порядке. Не забудьте, в конце пира вам надо уйти, я сам отведу вас к калитке. Когда подымется шум, встаньте и немедленно идите к столу хозяина, я вам подам руку, и мы сойд„м в сад".

             Я не хотел раздумывать над сотней таинственных и непонятных мне вещей. Но стать вновь хозяином своих ног я очень желал, а потому поторопился съесть содержимое чаши. Было очень похоже на маленькие катышки сладкой каши в соусе из меда, вина, ванили и ещ„ каких-то ароматных вещей. Мои соседи уже давно перестали обращать на меня внимание. Они следили, казалось мне, с возрастающим беспокойством за усиливающимся шумом и возбуждением гостей.

             Я попробовал теперь двинуть ногой, привстал, как бы поправляя халат, - ура! ноги мои тверды и гибки. Шум в зале стал напоминать воскресный гул базарной площади. Кое-где за столиками шли ожесточ„нные споры, гости размахивали руками и, со свойственной Востоку экспрессией, выкрикивали визгливыми голосами какие-то слова. Мне показалось, что я уловил "Наль" и "Аллах". Шум в зале вс„ усиливался. И тут я вспомнил, что мне пора вставать и двигаться к столу Али. Я хотел быстро подняться, но неловкость в левом башмаке сразу же заставила меня образумиться и войти в роль хромого. Я отдал должное уму и наблюдательности брата. Не будь этого неудобного башмака, толстой чалмы и склеивающей движение губ неуклюжей бороды, я бы уже сто раз забыл, что должен играть роль глухого, немого и хромого.

             Взглянув на Али, я увидел, что мой красавец уже поднялся и двинулся навстречу.

             С огромным трудом я вылез из-за стола, оставив свои пиалы и ложку.

            Заметив мо„ затруднение, золотоволосый великан в один миг очутился возле меня; а мальчик, подскочив с листом мягкой белой бумаги, в один миг завернул обе мои серебряные чаши и ложку и подал мне их, что-то лопоча с глубоким поклоном. Видя, что я удивл„нно смотрю на него и не беру св„рток, он стал почтительно совать мне его в свободную от палки левую руку.

             - Возьмите, - услышал я над собой голос. - Таков обычай. Возьмите скорее, чтобы никому не пришло в голову, что вы не знаете местных обычаев. Мальчик так усердно кланяется вам, потому что думает, что вы очень важная персона и недовольны столь малым подарком в день совершеннолетия. Пойд„мте, пора, - закончил он свою английскую фразу и поддержал меня под левую руку.

             Я едва ш„л, неудобный башмак так жал мне ногу, что я почти подпрыгивал и, пожалуй, без помощи красавца-гиганта не смог бы сойти с невысокой, но крутой лесенки в сад.

             Едва мы сделали несколько шагов по аллее, как потух свет, В зале раздался р„в не то радости, не то озорства и негодования. Возле нас мелькнула чья-то тень и набросила на моего провожатого какое-то л„гкое плотное покрывало, которое задело и меня. Мой проводник схватил меня, как малого реб„нка, на руки и бросился в гущу сада. Добежав до калитки, мы столкнулись со сторожем, которому я показал перстень, данный мне Али Мохаммедом, и он беспрекословно пропустил нас на улицу. Мой спутник сказал ему несколько слов, он почтительно поклонился и закрыл калитку.

             Мы очутились на пустынной улице. Глаза попривыкли к темноте, из сада н„сся шум, но больше ничего не нарушало ночной тишины. Небо сияло зв„здами.

            Мой спутник опустил меня на землю, снял неудобную туфлю. Наклоняясь ко мне, он стащил с меня и чалму и, пристально глядя мне в глаза, сказал:

            - Не теряйте времени. Жизнь вашего брата, Наль и ваша зависит во многом от вас. Если вы в точности выполните вс„, как указано в письме, что лежит на подушке вашего дивана, - вс„ будет хорошо. Забудьте теперь, что вы были хромы, глухи и немы; но помните всю жизнь, как вы играли роль старика на восточном пире. Будьте здоровы, завтра утром я вас навещу. А сегодня, что бы вы ни услышали, - ни в коем случае не покидайте дом и даже не выходите во двор.

             Сказав мне вс„ это по-английски, он пожал мне руку и исчез во тьме.

             Когда я отворял дверь нашего дома, то увидел, что свет в саду Али снова вспыхнул. "Значит, горит и у нас", - подумал я. Обнаружив небольшую полоску света из-под двери кабинета, я пош„л туда и поразился беспорядку, царившему там, при щепетильной аккуратности брата.

             Очевидно, здесь несколько человек переодевались. Но я мало обратил внимания на внешний беспорядок. Все мои мысли были заняты судьбой брата.

            Притворив плотно дверь, я запер е„ на ключ, зад„рнул на ней тяж„лую портьеру и поправил складки на полу, чтобы свет не проникал в щель.

             "Прежде всего, - думал я, - надо прочесть письмо". Удостоверившись, что ставни на окнах закрыты, синие шторы спущены и плотные портьеры зад„рнуты, я прош„л в свою комнату.

             Здесь у самого дивана горела небольшая лампа. Окна тоже были укрыты плотно, и сильная жара становилась невыносимой. Мне хотелось раздеться, но мысль о письме точно заколдовала меня.

             Я бросил палку, снял верхний халат, подош„л к дивану и на подушке увидел большой синий конверт, на котором рукой брата было написано: "Завещание".

             Я схватил толстый конверт, осторожно его разорвал и оттуда вынул два письма и записку. Одно из них было длиннее и носило ту же надпись, сделанную рукой брата: "Левушке". На другом незнакомым мне круглым, полудетским, женским почерком было написано: "Другу, Л.Н.Т."

            Я прежде всего развернул записку. Она была короткая, и я жадно е„ прочел.

            "Левушка, - писал мне брат, - некогда. Из большого письма ты узнаешь вс„.

            Теперь же не медли. Сними грим с лица и рук жидкостью, что стоит у тебя на столе. Все костюмы, что брошены в комнате, а также вс„ с себя спрячь в тот шкаф в гардеробной, который я тебе показал сегодня. Туда же спрячь и флакон с жидкостью для грима. Когда закроешь плотно дверцы шкафа, нажми справа в 9-м цветке обоев, считая от пола, совсем незаметную кнопку. Сверху опустится обитая теми же обоями л„гкая стенка и закроет шкаф. Но осмотри внимательно вс„, не забудь чего-либо из одежды".

             Я мгновенно вспомнил, что провожавший меня покровитель снял с моей головы чалму и сд„рнул с левой ноги туфлю. Я очень обеспокоился, не потерял ли их дорогой. Но, поглядев на св„рток с чашами, сунутый мне мальчиком, я рядом с ними увидел и уродливую туфлю и чалму. Очевидно, мой спутник дал мне вс„ это в руки, и я машинально держал вс„ вместе, а войдя в комнату, бросил на стол.

             Я достал вату, смочил сначала руки, и они сразу стали снова белыми. Я подумал, что придется долго возиться с лицом из-за бороды; но ничуть не бывало. Похожая на молоко, приятно пахнущая жидкость сняла всю черноту с лица; борода сразу отстала, мне сделалось легко и даже не так жарко. Я сбросил ещ„ один халат, оставшуюся туфлю и чулки, надел л„гкие ночные туфли и пош„л убирать комнату брата.

             В царившем, как мне показалось вначале, хаотическом беспорядке вс„ же была какая-то система. Все халаты были собраны в один узел; остальные принадлежности туалета тоже были связаны в узлы.

             Оставалось вс„ унести в гардеробную. Я подумал о денщике, но вспомнил, что он обладал богатырским сном, что даже пушечная пальба и та не будила его, как говорил брат.

             И действительно, едва я вышел в коридор, как могучий храп денщика заставил меня улыбнуться. Мои л„гкие шаги вряд ли могли нарушить его сон.

            Несколько раз мне пришлось пропутешествовать из кабинета с узлами в гардеробную. Наконец, я убрал всю обувь, оставались чалмы. Я узнал чалму брата по треугольнику с изумрудом. На туалетном столе лежал и футляр от него. Я хотел было отколоть его и спрятать в футляр, но решил выполнить дословно приказ записки, взял все чалмы, подобрал и футляры и отн„с вс„ в шкаф. Тут же снял я и всю свою одежду, собрал бороду, палку, чалму, св„рток с чашами и несносную туфлю и вс„ это бросил тоже в шкаф. Я ещ„ раз вернулся, внимательно осмотрел все комнаты, наш„л футляр от своей булавки для чалмы и снова сн„с в шкаф.

             Ещ„ и ещ„ раз я осматривал внимательно все закоулки в комнате брата и, наконец, решился нажать кнопку, которую отыскал не без труда в 9-м цветке обоев. Девятых цветков, считая снизу, было много и, наконец, на одном из них, отнюдь не самом близком к шкафу, мне удалось найти чтото похожее на кнопку. Сначала ничего не было заметно; я уже стал терять терпение и называть себя ослом, как л„гкий шелест заставил меня поднять глаза. Я едва не подпрыгнул от радости. Медленно ползла сверху стенка и через несколько минут, вс„ ускоряясь в движении, мягко опустилась на пол.

             "Волшебство, да и только", - подумалось мне и, действительно, если бы я собственными руками не убрал вс„ в шкаф, а не мог бы предположить, что комната эта имела когда-нибудь другой вид.

             Но раздумывать было некогда, вс„ виденное и пережитое мною за день слилось в такой сумбур, что я теперь даже неясно отдавал себе отч„т, где кончалась действительность и начинался мир моих фантазий.

             Я потушил свет в гардеробной, в которой не было вовсе окон, запер двери и снова вернулся в кабинет. На полу валялось несколько бумаг, какие-то обрывки писем и газет. Вс„ это я тщательно собрал, как и куски грязной ваты в своей комнате, бросил в камин и сж„г.

             Теперь я мог успокоиться, потушил свет и переш„л в свою "залу". Мне хотелось пить, но жажда прочесть письма была сильнее физической жажды. Я перечел ещ„ раз записку, убедился, что вс„ по ней выполнил, и сж„г е„ на спичке.

             Мне послышался шум на улице, как будто глухо прокатилось несколько выстрелов, и снова вс„ смолкло.

             Я лег и начал читать письмо брата. Чем дальше я читал, тем больше поражался; и образ брата Николая вставал передо мною другим, нежели я привык его себе рисовать.

             Много, много лет прошло с той ночи. Не только я уже старик, не только нет в живых брата Николая и многих из участников побега Наль, но и вся жизнь вокруг меня изменилась; пришла война, одна, другая, третья, пронеслись тысячи встреч и впечатлений, а письмо брата Николая вс„ стоит передо мной таким, каким я воспринял его всем сознанием в ту дал„кую, незабвенную ночь.

            Вот оно, это письмо: "Левушка!

            Письмо это ты прочтешь тогда, когда настанет час моего большого испытания. Но этот час будет также и твоим огненным часом; и тебе придется проверить и выказать на деле твою верность и преданность брату-отцу, как ты любил называть меня в исключительные моменты жизни.

             Теперь я обращаюсь к тебе как к брату-сыну. Собери вс„ сво„ мужество и выкажи честь и бесстрашие, которые я старался в тебе воспитать.

             Моя жизнь раскололась надвое. Я - христианин, офицер русской армии - полюбил магометанку. И отлично знаю, что в этой любви не бывать радостному концу. Сеть религиозных, расовых и классовых предрассудков представляет из себя такую стену, о которую может разбиться воля не только одного человека, но и целого войска.

             Как я встретил ту, кого люблю? Как познакомился?.. Вс„ узнаешь, если конец истории не будет печален; вернее, если будет история, а не простой смертный конец. Сейчас я скажу тебе только самое главное, то, что ты должен будешь сделать для меня, если захочешь отстаивать мою жизнь и счастье".

             Дальше следовало, - через несколько пустых строчек, - более свежими чернилами и более нервным почерком, - продолжение:

            "Ты уже знаешь Али Мохаммеда и молодого Али. Ты увидел Наль. Тебе предстоит разыграть роль гостя на пиру и .. быть заподозренным в том, что ты выкрал Наль в тот час, когда е„ жених должен был, по здешнему обычаю, похитить свою невесту. Если ты не захочешь выдать меня, если ты будешь хорошо играть свою роль, как тебе это укажут Али старший и его друг, - мы с Наль, может быть, уйд„м от грозы и ужаса фанатического преследования...

             Зайди к полковнику М. и скажи, что я уехал раньше него на охоту с подвернувшейся оказией и буду поджидать его у знакомого лесника, как всегда.

            Если же не дождусь его там, то проеду дальше и рассчитываю, что встретимся у купца Д. и привез„м домой немало дичи; чтобы М. взял с собой лишнее ружье и побольше дроби. Сходи утром, часов в 8, передай вс„ точно и не опоздай.

             Дальше во вс„м доверься Али Мохаммеду. Обнимаю тебя. Не думай о грозящей мне опасности. Но думай, хочешь ли добровольно, легко просто стать защитой, а может быть, и спасением мне и Наль.

             Прощай. Мы или увидимся счастливыми и радостными, или не увидимся вовсе.

            Во всех случаях будь мужествен, правдив и честен. Твой брат Н.".

             Я взглянул на часы. Было уже почти четыре часа утра. Снова мне послышался шум на улице, хлопанье точно пастушеских бичей показалось даже, будто в ворота стучат. Но я помнил наставление моего ночного спутника по дороге домой, потушил свет и стал прислушиваться. По улице быстро прокатилось несколько телег, завопили какие-то голоса, раздалось снова несколько выстрелов; начинались какие-то песни и сейчас же обрывались.

             Мне казалось, что на улице происходит какой-то скандал; хотелось выглянуть откуда-нибудь, но я не решался, чтобы не навлечь подозрении на дом брата.

             Сна не было ни в одном глазу, усталости также. Я заж„г снова лампу, перечитал ещ„ раз письмо брата, поцеловал его и взялся за другое.

             "Друг и брат, - начиналось оно, - я только маленькая женщина. Ты меня не знаешь, и вот из-за незнакомой женщины в твою жизнь врывается опасность.

             Брат, Али Мохаммед, мой дядя, воспитавший меня, - лучший человек, какого могла создать жизнь. Если ты захочешь помочь мне избежать ужаса брака с грубым страшным человеком, фанатиком и другом муллы, я уверена, что мой дядя будет тебе всегда благодарен. И, в свою очередь, защитит тебя от всех опасностей, которые будут угрожать в жизни тебе.

             Что я могу ещ„ сказать, брат и друг? Я прошу помощи и ничего не могу обещать тебе взамен лично от себя. Мы, женщины Востока, любим однажды, если жизнь позволяет нам любить. Ты - брат, брат-сын того, кого я люблю. Да будет же тебе моя любовь любовью сестры-матери. Останусь ли жива, буду ли мертва, - я для тебя с этой минуты сестрамать. Отдаю тебе поклон и поцелуй; и пусть всегда останется в тво„м сердце чудный образ твоего брата-отца, а также горячо любящей его и тебя Наль".

             Снова послышался на улице шум; казалось, бежит множество ног возле самого дома и грохочут телеги. Я потушил огонь и стал вслушиваться.

             Где-то, теперь подальше, прогремел опять выстрел; проехала, грохоча, ещ„ одна тяж„лая телега, - и снова вс„ смолкло. Я чиркнул спичкой и поглядел на часы. Было уже половина шестого, значит, на улице совсем светло; но я вс„ же не решился открыть окна.

             Я заж„г лампу в комнате брата, взял конверты и письма, ещ„ раз их перечел, бросил в камин и подж„г.

             Как странно горели письма! Вдруг, вспыхнув, почти погасли, отделилось и свернулось письмо брата, и я ясно прочел слова: "брат-отец". Затем снова вс„ ярко вспыхнуло, а на письме Наль, точно на белом пятне в кругу огня, появились круглые буквы: "Наль".

             Ещ„ раз вс„ вспыхнуло, превратилось в красные лохмотья и погасло, чтобы уже больше не явиться в нашем мире, как условная серия знаков любви, надежды, опасений, горя и верности.

             Долго ли я сидел перед камином, - не знаю. За весь истекший день я не мог отдать себе отч„т во вс„м происходившем; а эта ночь, какая-то сказочная, фантастическая ночь, расстроила мои нервы окончательно.

             Я старался, но не мог собрать мыслей. На сердце была такая тяжесть, какой я ещ„ в жизни не испытывал. "Брат-отец" - вс„ мысленно, на тысячу ладов шептал я, и сл„зы катились из моих глаз. Мне казалось, что я похоронил вс„, что имел лучшего в жизни; что я вернулся с кладбища, чтобы начать одинокую жизнь брошенного, никому не нужного существа. Ни на минуту в сердце мо„м не было страха. Отдать жизнь за брата казалось мне делом таким естественным и простым. Но как защитить его? В ч„м может выразиться моя, такого неумелого и неопытного, помощь ему? Этого я себе не представлял.

             Время шло; я вс„ сидел без мыслей, без решений, с одною болью в сердце и не мог унять льющихся сл„з. Где-то очень близко пропел петух. Я вздрогнул, взглянул на часы, - было без четверти семь. "Пора", - подумал я.

             У меня оставалось времени только чтобы одеться и идти к полковнику с поручением брата. Я переш„л в свою комнату, отд„рнул портьеру, чуть приоткрыл ставень. На улице вс„ было тихо.

             Я прош„л в умывальную комнату, по дороге увидел денщика, хлопотавшего над самоваром. Я велел ему не спешить с самоваром, так как брат вечером уехал на охоту, а я пойду известить об этом полковника М.

             Очевидно, внезапные отъезды на охоту были в привычках брата, ибо денщик мой ничуть не удивился. Он предложил мне, что сбегает сам к полковнику, но я отклонил его предложение, сказав, что хочу прогуляться сам. Он растолковал мне ближайший путь садами, и через четверть часа, приведя себя в полный порядок, я вышел через сад на другую улицу. Я шел быстро, было жарко. День был праздничный, и, проходя мимо базара, я ш„л среди оживл„нной, густой толпы. Я старался ни о ч„м не думать, кроме ближайшей задачи: оповестить М., и даже страсть к наблюдениям заснула во мне.

             - Здравствуйте, - вдруг услышал я за собою. - Вот как! Вас интересует базар? Я уже минут пять бегу за вами и едва догнал. Очевидно, вы что-то высмотрели и хотите купить? - передо мной, весело улыбаясь, стоял полковник М.

             - Да я к вам спешу, - обрадовался я. - Брат просил передать, что он не дождался вас и с подвернувшейся оказией уехал впер„д на охоту.

             И я подробно передал вс„ порученное мне в записке насч„т встречи, ружья и дроби.

             - Вот хорошо-то! - весело воскликнул полковник. - А ко мне приехал племянник, страстный охотник; и просит, молит взять его с собой. Места не было бы, если бы я ехал с вашим братом. А теперь я могу его взять. Только выеду не сегодня, а завтра на рассвете.

             Разговаривая, мы пересекли базарную площадь, в конце е„, у развалин старой мечети, собралась порядочная кучка восточного народа, среди которого я заметил несколько ж„лтых халатов и остроконечных шапок с лисьими хвостами монашеского ордена дервишей.

             - Да, должно быть здорово обозлены эти ж„лтые на Али Мохаммеда, - сказал полковник.

             - Почему? - спросил я. - Что им сделал Али Мохаммед? - Да разве вы не слыхали, что против него собираются поднять религиозное движение? И в эту ночь вот эти ж„лтые дервиши, конечно, сами учинили огромную пакость Али. Вы ничего не слыхали? - продолжал спрашивать полковник.

             Я внутренне вздрогнул, но спокойно пожал плечами и сказал:

            - Что же я мог слышать, если почти единственный мой знакомый здесь вы, и вижу я вас только сейчас; а брат мой уехал вчера вечером.

             На это полковник кивнул головой и рассказал мне, что в эту ночь у Али Мохаммеда должно было состояться похищение невесты, его племянницы. Что это - часть обряда, заранее обусловленная; что едет жених похищать невесту с толпой своих товарищей, с пальбой из ружей и прочей инсценировкой дерзкого похищения; а на самом деле невесту они находят в определ„нном месте, выведенную старухами, хватают е„ и мчат во весь опор в дом жениха на хороших конях, стреляя в воздух.

             Мне вспомнились выстрелы и шум телег ночью; и я недоумевал, чем же это разрешилось, кого же увезли вместо Наль. Видя, что я молчу, полковник сч„л, что его рассказ меня не занимает.

             - Конечно, вам, столичному человеку, не интересны наши дела. Но живя здесь, видя тьму, в которой обретаются люди, зажатые муллой, поневоле сострадаешь этому чудесному мягкому народу и горячо к сердцу принимаешь борьбу такого чудесного человека, как Али Мохаммед, с религиозным фанатизмом. Это истинный слуга народа.

             Я поспешил заверить полковника, что более чем интересуюсь его рассказом; и что рассеянность моя относится к необычной для меня внешней красочности жизни, которой я никогда раньше не видел.

             - Да, так вот я и говорю, что они подстроили - вот эти, - кивнул он головой на ж„лтые халаты монахов, - самую пакостную историю бедному Али. Они похитили его племянницу, упрятали е„ куда-то, а его обвиняют, что он устроил побег с помощью какого-то важного хромого старика купца, которого здесь никто не знает. Словом, факт тот, что ночью с пира жених и его друзья похитили Наль: а когда примчались домой, то в повозке нашли розовый халат, драгоценное покрывало да пару крошечных туфелек невесты, а самой невесты и след простыл. Оскандаленный жених примчался к Али. Весь дом спал уже глубоким сном. Еле добудились Али, послали на женскую половину за старухами.

            Когда старухам сказали, что невеста сбежала, т„тка Наль чуть глаза не выцарапала жениху. Пришлось самому Али унимать старую ведьму. Но, разумеется, они девушку упрятали в над„жное место, чтобы оскорбить Али и объявить против него религиозный поход. Это очень хорошо, что ваш брат вчера вечером уехал. Все, кто был в добрых отношениях с Али, могут оказаться в опасности, так как религиозный поход - это благовидный предлог для убийства неугодных почему-либо и сведения личных счетов.

             Я молча ш„л рядом с полковником, погруженный в невес„лые думы о брате и Наль, об обоих Али и обо всех грозящих им бедах.

             Только теперь я сообразил, как велика опасность. Не раз вспоминал я смертельную бледность молодого Али, его муки ревности и подавленное бешенство. Чью сторону примет юноша? Не видел ли кто, куда подевался хромой старик с пира?

            Мы подходили к дому полковника, он звал меня радушно к себе, но я отговорился головной болью и поспешил домой.

             

             ГЛАВА III

            ЛОРД БЕНЕДИКТ И ПОЕЗДКА НА ДАЧУ АЛИ

            Я ясно помнил, что красавец-гигант обещал навестить меня дн„м. Когда я подходил к дому, то увидел денщика, разговаривающего с каким-то разносчиком дынь у калитки сада.

             Мне вс„ казалось теперь подозрительным. Я мельком взглянул на дыни и торговца и молча прош„л в сад.

             Денщик захлопнул калитку и подбежал с двумя дынями к столу под деревом, где мы с братом обычно пили чай. Положив дыни, он прин„с самовар, хлеб, масло, сыр и выжидательно остановился у стола. По всему его поведению было видно, что он хочет что-то мне сказать.

             - Налей-ка чаю, - сказал я ему, - дыни ты, кажется, купил хорошие.

             - Так точно, - ответил он. - Изволили слыхать? У нашего соседа скандал приключился. Ночью стекла побили... драка была и стрельба.

             - Да разве ты слышал? Я не так крепко сплю, как ты, да и то ничего не слыхал, - возразил я ему.

             - Так точно, я не слыхал сам. Вот торговец мне сказал, да вс„ спрашивал, где мой барин, был ли ночью дома? Я сказал, на охоту уехавши ещ„ с вечера. И он вс„ допытывал, когда, мол, уехал, да куда. Я сказал, часов в пять уехал, как всегда к Ибрагиму.

             В эту минуту послышался довольно сильный стук в парадную дверь. Денщик не пош„л в дом, а открыл калитку сада, рядом с дверью. Я двинулся вслед за ним, подумав, что надо бы взять на всякий случай револьвер. Калитка открылась, и в ней обрисовалась громадная фигура, в которой я сразу узнал своего вчерашнего покровителя.

             - Простите, я постучал довольно сильно, и, вероятно, встревожил этим вас.

            Но на два звонка мне никто не открыл. Я и решился прибегнуть к стуку, - сказал он на довольно чистом русском языке.

             При ярком свете утра красота моего гостя ещ„ больше поразила меня.

            Правильные черты лица, безукоризненные зубы, маленькие уши и большие миндалевидные, совершенно изумрудно-зел„ные глаза, - вс„, при сияющем солнце, было обворожительно. Мой взгляд, полный восхищения, был прикован к нему, к этой обаятельной, такой мужественной и вместе с тем молодой мягкой красоте. Я пригласил моего гостя разделить со мной утренний чай. Он улыбнулся и ответил:

            - Мо„ утро давно уже миновало. Мы, восточные люди, привыкли вставать рано. Я уже и забыл, когда завтракал; но если позволите, с удовольствием разделю вашу трапезу, съем кусочек дыни. Обычай моей родной страны учит, что только в доме врага не едят, а я ваш преданный друг.

             - Вот как, - воскликнул я. - До сих пор я думал, что это обычай старой Италии. Теперь буду знать, что это и восточное поверье.

             - Я и есть итальянец, и родина моя Флоренция. Вы не думайте, что все итальянцы смуглые брюнеты. В Венеции женщины даже полагали неприличным иметь ч„рные волосы и красили их в золотистый цвет, что заставляло их немало трудиться, - говорил он, смеясь. - Но мои волосы не поддельные, мне не приходится волноваться.

             - Да, - сказал я, - вы так дивно сложены, что рост ваш поражает только тогда, когда видишь рядом с вами нормального человека, который сразу кажется малышом, - сказал я, подавая ему тарелку, нож и вилку для дыни. - Вы простите меня, что я так невежлив и не свожу с вас глаз. В глаза Али Мохаммеда я не в силах смотреть; они меня точно прожигают. Вы же не подавляете, но привлекаете к себе, словно магнит. Я хотел бы век быть подле вас и трудиться с вами в каком-то общем деле, - вырвалось у меня восторженно, по-детски.

             Он весело засмеялся, стал есть дыню своими прекрасными руками, попросив разрешения обойтись без ножа и вилки.

             Только сейчас я увидел, вернее сообразил, что мой гость одет не повосточному, как ночью, а в обычный европейский костюм песочного цвета из материи вроде чесучи. Должно быть, моя физиономия отразила мо„ изумление, так как он мне весело подмигнул и сказал тихо:

            - И вида никому не показывайте, что вы меня видели в иной одежде. Ведь и вы сами были в чалме со змеей, хромы, глухи и немы. Разве я не мог, так же как и вы, переодеться для пира?

            Я расхохотался. Хотя можно было совершенно спокойно принять моего гостя за англичанина, но... видев его однажды в чалме и одежде Востока, я не мог уже расстаться с убеждением, что он не европеец. Точно угадывая мои мысли, он снова сказал: - Уверяю вас, что я флорентиец. Хотя и очень, очень долго жил на Востоке.

             Я снова расхохотался. Желание гостя подурачить меня было так явно! Эта цветущая красота, - ему не могло быть больше двадцати шести-семи лет.

             - Скольких же лет вы уехали из Флоренции, если так давно, давно жив„те на Востоке? - сказал я. - Ведь вы не многим старше меня. Хотя весь ваш облик и внушает какую-то почтительность, невзирая на вашу молодость. Вчера вы мне показались гораздо старше, а европейский костюм и прич„ска выдали вас с головой.

             - Да, - многозначительно ответил он, глядя на меня с юмором. - Ваш европейский костюм и прич„ска тоже окончательно выдали вашу молодость.

             Я закатился таким смехом, что даже п„с залаял. А гость мой, кончив есть дыню, обмыл руки в струе фонтана и, не переставая улыбаться, предложил мне пройти в комнаты для небольшого, но несколько интимного разговора. Я допил свой чай, и мы прошли к брату.

             Мой гость быстро оглядел комнату и, указав мне на пепел в камине, сказал:

            - Это нехорошо, отчего же ваш слуга так плохо убирает? В камине какие-то обрывки исписанной бумаги.

             Я взял со стола старую газету, подсунул е„ под оставшиеся в камине клочки бумаги и снова подж„г.

             - Я вижу, вы вс„ тщательно убрали, - продолжал он, осматриваясь по сторонам. - Кстати, откололи ли вы броши с чалмы своей и брата?

            - Нет, - сказал я. - В письме брата ничего не было сказано об этом. Я их вместе с чалмами и запер в шкафу. Вернее, похоронил, так как теперь уже не сумею поднять стену, - улыбнулся я.

             - Этому делу помочь просто, - возразил мой гость.

             Тут вош„л денщик и спросил разрешения пойти на базар. Я дал ему денег и велел купить самых лучших фруктов. Когда он уш„л, закрыв за собой дверь ч„рного хода, мы прошли с гостем в гардеробную брата.

             - Вы и дверь не закрыли на ключ? - сказал он мне. - А если бы ваш денщик полюбопытствовал заглянуть в гардеробную?

            Он покачал головой, а я ещ„ раз понял, насколько же я рассеянный.

             Я заж„г свет, гость мой наклонился и указал на стенке в том же ряду, где я отсчитывал девятый цветок снизу, на четв„ртом цветке такую же, еле заметную кнопочку. Нажав е„, он выпрямился и остановился в спокойном ожидании.

             Как и в тот раз, лишь через несколько минут послышался л„гкий шорох, между полом и стенкой образовалась щель. Движение стенки вс„ ускорялось, и наконец она вся ушла в потолок.

             Я отпер дверцы шкафа и достал чалмы, непочтительно валявшиеся на дне его.

            Мой гость ловко отстегнул обе булавки, мгновенно сам наш„л футляры, уложил в них броши и спрятал футляры в свой карман. Потом вынул флакон с жидкостью, который я поставил сюда вчера, и тоже положил его в карман.

             - А в туалетном столе вашего брата вы не разбирали вещи? - спросил он меня.

             - Нет, - отвечал я. - Я туда не заглядывал, в письме об этом ничего не сказано.

             - Давайте-ка посмотрим, нет пиитам чего-либо ценного, что могло бы пригодиться вашему брату или вам впоследствии.

             Разговаривая, мы вернулись в комнату. Мысли вихрем носились в моей голове, - почему надо искать ценности? Почему может что-то пригодиться "впоследствии"? Разве брат мой не верн„тся сюда? И что же будет со мною, если он не верн„тся? Все эти вопросы точно горели в мо„м мозгу, но ни на один из них я не мог себе ответить.

             Мне было чудно, что человек, вместе со мной роющийся в ящиках, мне совершенно чужой; а вс„ же полная уверенность в его чести и доброжелательности, сознание, что он делает именно то, что нужно, и так, как нужно, не нарушались во мне ни на минуту.

             Из ящиков гость вынул несколько флаконов, и мы разместили их по своим карманам. Среди всяких коробочек он наш„л плоский серебряный футляр с эмалевым павлином. Распущенный хвост павлина сверкал драгоценными каменьями.

            Это было чудо художественной ювелирной работы. Тут же висел крошечный золотой ключик на тонкой золотой цепочке.

             - Ваш брат позабыл второпях эту чудесную вещь, которую он получил в подарок и которой очень дорожит. Возьмите е„, и если жизнь будет милостива ко всем нам, - когда-нибудь вы передадите е„ брату, - проговорил мой чудесный гость, подавая мне футляр с ключиком.

             При этом он нежно, ласково коснулся обеими руками моих рук. И такая любовь светилась в его прекрасных глазах, что в мо„ взбудораженное воображение и взволнованное сердце пролилось спокойствие. Я почувствовал уверенность, что вс„ будет хорошо, что я не один, у меня есть друг.

             Мог ли я тогда думать, сколько страданий мне придется пережить? Сколько несчастий свалится на мою бедную голову! И каким созревшим и закал„нным человеком стану я через три года, пока не увижу брата, и в жизни его и моей действительно вс„ наладится.

             Я спрятал в боковой карман заветный футляр, но потом, рассмотрев его ближе, понял, что это записная книжка, запиравшаяся на ключ.

             Захватив ещ„ кое-что, что казалось необходимым моему гостю, мы заперли ящики, отнесли вс„ в гардеробную, плотно задвинули створки шкафа; и тогда я снова нажал кнопку девятого цветка. Вскоре стенка опустилась, мы закрыли дверь гардеробной на ключ и вышли снова в сад.

             Здесь гость мой сказал, чтобы я рекомендовал его всем, кто бы нас ни встретил, как своего петербургского друга и то же сообщил о н„м денщику.

             Затем он передал мне приглашение Али провести сегодня день в его загородном доме, куда он уехал с племянником рано утром. Он ни словом не обмолвился о происшествиях ночи, а я не мог побороть какой-то застенчивости и не спрашивал ни о ч„м.

             Я так был рад не разлучаться с моим новым другом, что охотно согласился поехать к Али. Мы ждали в саду денщика, и обаяние моего гостя вс„ сильнее привязывало меня к нему. Тоска в сердце и мучительные мысли о брате как-то становились тише подле него. Спустя часа полтора вернулся денщик. Я сказал ему, что поеду за город с моим петербургским товарищем. А сам товарищ прибавил, что, быть может, мы не верн„мся раньше завтрашнего утра, пусть он не тревожится о нас. Денщик плутовато усмехнулся и ответил сво„ всегдашнее: "Так точно".

             Мы вышли через калитку внутри сада, прошли немного по тихой, тонувшей в зелени и пыли улице и свернули в тупичок, кончавшийся большим тенистым садом. Я шел за моим новым другом, и вдруг мне показалось странным, что я знаком с этим человеком чуть ли не целые сутки, так много пережил интимного с ним и подле него - и даже не знаю, как его зовут.

             - Послушайте, друг, - сказал я. - Вы велели рекомендовать вас всем как моего близкого петербургского друга. А я не знаю даже, как мне самому вас звать, не то что называть кому-то.

             Он улыбнулся, взял меня под руку, - но я думаю, ему было бы удобнее положить мне руку на плечо, так я казался мал рядом с ним, - и тихо сказал мне по-английски:

            - Это ничего не значит. Ваши знакомые будут думать, что я и в самом деле английский лорд. А так как лордов они никогда не видели, то мне будет легко играть эту роль. Кстати, у меня есть и монокль, которым я отлично манипулирую.

             Он вставил в левый глаз монокль, поджал как-то смешно губы, разделил свою небольшую золотую бороду надвое, - и я прыснул со смеху, до того он был высокомерен, напыщен, а его прекрасное, умное лицо вдруг поглупело.

             - Ну, вот видите, как весело, - процедил он сквозь зубы, - я могу изображать высокомерного тупицу не хуже, чем вы хромого дедушку.

            Представляйте меня лордом Бенедиктом, а сами зовите меня Флорентийцем, как зовут меня свои.

             Мы вошли в сад и встретились там с двумя молодыми офицерами, товарищами брата. Они шли к нам и были очень разочарованы, что брат уехал на охоту; я познакомил их с моим петербургским другом, англичанином, лордом Бенедиктом.

            Лорд высокомерно оглядывал бедных мешковатых поручиков с высоты своего громадного роста. На обращенные к нему вопросы мямлил сквозь зубы по-английски: "Не понимаю", несколько раз ловко сбросил и поймал бровью свой монокль, чем окончательно сразил таращивших глаза армейцев, никогда не видавших живого лорда с моноклем и, наконец, быстро проговорил, что лошади нас ждут и я должен сказать им, что еду в гости за город к его дяде, тоже англичанину.

             Мы простились, я ещ„ сдерживал душивший меня смех, но когда услыхал пущенное возмущ„нным тоном вдогонку: "Ну и английская харя", - я уже не смог сдержаться, залился вовсю, и мне вторили два раскатистых баса.

             Но лорд Бенедикт, как истый англичанин, и бровью не пов„л, - отчего мне было ещ„ смешнее.

             У ворот сада стояла отличная коляска в английской упряжке. Две поджарые, истинно английские лошади нервничали, и их с трудом сдерживал старый кучер во фраке, гетрах и башмаках светло-коричневого цвета, с английским кнутом в руке, точь-в-точь как на картинках модных журналов.

             Я поглядел удивл„нно на моего лорда, он элегантно чуть-чуть поклонился мне и предложил первому занять место в коляске.

             Я пожал плечами, сел, лорд быстро уселся рядом, сказал что-то кучеру, чего я не понял, и мы помчались.

             Довольно скоро мы выехали за город. Я ещ„ не видел окрестностей. По обе стороны дороги тянулись виноградники, фруктовые сады, огромные баштаны дынь и арбузов. Непрерывно ехали нам навстречу на ослах люди всех возрастов в чалмах. Нередко на одном осле устраивались сразу двое. Встречались и женщины, укутанные в ч„рные сетки и покрывала, тоже иногда сидевшие по двое на одном осле.

             Вс„ тонуло в пыли; вс„ было залито солнцем и зноем, и казалось, конца не будет этому обильному плодородию, мимо которого мы катили.

             Так ехали мы около часа. Наконец мы свернули налево и, проехав ещ„ немного, очутились в степи.

             Картина сразу резко изменилась. Точно мы попали в другое царство. Вс„ буйство природы, вся зелень остались позади; а впереди, - сколько мог охватить глаз, - тянулась пустынная степь с выжженной травой.

             Меня укачали ритмичный бег лошадей, мягкое покачивание эластичных рессор и мельканье нагретого воздуха, и я незаметно для себя задремал.

             - Мы скоро приедем, - сказал мне мой спутник по-русски. Я встрепенулся, посмотрел на него и .. обмер. Передо мной сидел в чалме и белой одежде мой ночной покровитель.

             - Когда же вы успели переодеться? - почти в раздражении вскричал я.

             Он весело рассмеялся, приподнял обитую бархатом скамеечку, и я увидел ящик, в котором лежали халат и тюрбан, в виде уже намотанной чалмы.

             - Я оделся, как требует долг восточной вежливости, - сказал мой спутник.

            - Ведь если мы приедем в европейском платье - Али должен будет подарить нам по халату. Я думаю, вам не очень хотелось бы сейчас принимать подарок от кого-либо, а это халат вашего брата.

             - Мне не только был бы несносен восточный подарок, но и вообще я потерял, думаю навсегда, вкус к восточному костюму после маскарада и чудес прошлой ночи, - не совсем мягко и вежливо ответил я.

             - Бедный мальчик, - сказал Флорентиец и ласково погладил меня по плечу. - Но, видишь ли, друг Левушка, иногда человеку суждено созреть сразу. Мужайся.

            Вглядись в сво„ сердце, чей жив„т там портрет? Будь верен брату-отцу, как он был верен всю жизнь тебе, брату-сыну.

             Слова его задели самую глубокую из моих ран, привязанностей и скорбей.

            Острую тоску разлуки с братом я снова пережил так сильно, что не смог удержать сл„з, я точно захлебнулся своим горем.

             "Я ведь решился быть помощником брату, - подумал я, - зачем же я думаю о себе. Пойду до конца. Начал маскарад - и продолжать надо. Ведь это брат хотел, чтобы я нарядился восточным человеком. Будь по его".

             Я проглотил сл„зы, вынул тюрбан, надел его на голову и облачился в п„стрый халат поверх своего студенческого платья.

             Вдали был виден уже дом, сад, и начинался по обе стороны дороги виноградник. Гроздья винограда зрели и наливались соком, краснея и желтея на солнце.

             - Теперь недолго страдать и мучиться в догадках, - сказал Флорентиец. - Али вс„ расскажет тебе, друг, и ты пойм„шь всю серь„зность и опасность создавшегося положения.

             Я молча кивнул головой, мне казалось, я достаточно уже вс„ понимал. На сердце у меня было так тяжело, как будто, выехав за город, я перевернул какую-то л„гкую и радостную страницу своей жизни и вступил в новую полосу грозы и бед.

             Мы въехали в ворота, к дому вела длинная аллея гигантских тополей. Как только экипаж остановился и мы оказались в довольно большой передней, к нам быстрой, л„гкой походкой вышел Али Мохаммед. В белой чалме, в тонкой льняной одежде, заст„гнутой у горла и падавшей широкими складками до пола, он показался мне не таким худым и гораздо моложавее. Смуглое лицо улыбалось, жгучие глаза смотрели с отеческой добротой. Он ш„л, издали протянув мне обе руки. Поддавшись первому впечатлению, измученный беспокойством, я бросился к нему, как будто бы мне было не двадцать, а десять лет.

             Я прильнул к нему с детским доверием, забыв, что надо мужаться перед малознакомым человеком, скрывать свои чувства. Все условные границы были ст„рты между нами. Мо„ сердце прильнуло к его сердцу, и я всем своим существом почувствовал, что нахожусь в доме друга, что отныне у меня есть ещ„ один друг и родной дом. Али обнял меня, прижал к себе и ласково сказал: - Пусть мой дом принес„т тебе мир и помощь. Войди в него не как гость, а как сын, брат и друг.

             С этими словами он поцеловал меня в лоб, ещ„ раз обнял и повернул меня к Али молодому, стоявшему сзади.

             Я помнил, как страдал этот человек, когда Наль отдала моему брату цветок и кольцо. Мог ли я ждать чего-либо, кроме ненависти, от него, ревновавшего свою двоюродную сестру к европейцу?

            Но Али молодой, так же как и его дядя, приветливо протянул мне обе руки.

            Глаза его смотрели прямо и честно мне в глаза; и ничего, кроме доброжелательства, я в них не прочел.

             - Пойд„м, брат, я проведу тебя в твою комнату. Там ты найд„шь душ, свежее бель„ и платье. Если пожелаешь, переоденься, но прости, европейского платья у нас здесь нет. Я приготовил тебе наше л„гкое индусское платье. Если ты пожелаешь остаться в сво„м, слуга тебе его вычистит, пока ты будешь купаться.

             С этими словами он пов„л меня по довольно большому дому и вв„л в прелестную комнату, окнами в сад, под которыми росло много цветов.

             - Через двадцать минут ударит гонг к обеду, и я зайду за тобой. А за этой дверью ванная комната, - прибавил он.

             Он уш„л, я с наслаждением сбросил свой студенческий китель, которым так гордился, открыл дверь в ванную и, увидев, что ванна полна т„плой воды, с восторгом стал в ней плескаться. Наконец, набросив мягкий купальный халат, вернулся в комнату. Не успел я ещ„ вытереться хорошенько, как постучали в дверь. Это был слуга, прин„сший мне какоето прохладительное питье. Я выпил его залпом и почувствовал себя верблюдом в пустыне, так была велика моя жажда, которой я не замечал, пока не начал пить.

             Я пробовал говорить со слугой на всех языках, но он не понимал меня, отрицательно качая головой, печально разводя руками. Вдруг он заулыбался во весь рот, что-то бормоча, закивал утвердительно головой и побежал к шкафу, вытащил оттуда бель„ и белую одежду. Очевидно, он подумал, что я спрашиваю его именно об этом. Я хотел остаться в сво„м платье, но у слуги был такой радостный вид, он был так счастлив, что понял, чего мне было надо, что мне не захотелось его огорчать. Я весело рассмеялся, похлопал его по плечу и сказал:

            - Да, да, ты угадал.

             Он ответил на мой смех ещ„ более радостными кивками и повторил, как бы желая запомнить.

             - Да, да, ты угадал.

             Речь его была так смешна, я мальчишески залился хохотом и вдруг услышал звук гонга.

             - Батюшки, - закричал я, как будто мой слуга мог меня понимать, - да ведь я опоздаю.

             Но мой слуга понял вс„ отлично. Он быстро подал мне короткие белого ш„лка трусы, длинную рубашку, белый ш„лковый нижний халат и ещ„ одну белую одежду, л„гкую льняную, вроде той, в какую был одет Али Мохаммед.

             Не успел я залезть во вс„ это, как раздался стук в дверь и на мой ответ "войдите" появился Али молодой.

             - Ты уже готов, брат, - сказал он, - Я прин„с тебе чалму; подумал, что ведь твоя остриженная голова сгорит без не„. - Да я не сумею е„ надеть, - ответил я. - Ну, это один момент. Присядь, я тебе сверну тюрбан. И действительно, гораздо ловчее, чем это делал брат, он обернул мне голову чалмой. Мне было удобно и легко. На голые йоги я надел белые полотняные туфли без каблука, и мы двинулись с Али Махмудом обедать.

             Мы вышли в сад, и в тени необычайно громадного каштана я увидел круглый стол, за которым уже сидели старший Али и Флорентиец. Я извинился за сво„ опоздание, но хозяин, указав мне место рядом с собой, приветливо улыбнулся и ласково сказал:

            - У нас нет строгого этикета, когда мы жив„м на дачах. Если бы тебе вздумалось и совсем не выйти к какой-нибудь трапезе, чувствуй себя совершенно свободным и поступай только так, как тебе легче, проще и веселее.

            Я буду очень рад, если ты погостишь здесь, отдохн„шь и набер„шься сил для дальнейших трудов. Но если жизнь рассудит иначе, - возьми в мо„м доме всю любовь и помощь и помни обо мне, как о преданном тебе навеки друге.

             Я поблагодарил, занял указанное мне место и посмотрел на Флорентийца. Он тоже переоделся в белое индусское платье. Снова я поразился этой юной цветущей красоте, где, казалось, не было ни одной складки страданья или беспокойства, но было разлито полное счастье жизни.

             Он тоже поглядел на меня, улыбнулся, вдруг поджал губы, сделал движение левой бровью и веком, и я увидел глупое лицо лорда Бенедикта. Я залился своим мальчишеским смехом, рассмеялись и оба Али.

             Стол был сервирован прекрасно, но без всякого шика. Меню было европейское, но ни мяса, ни рыбы, ни вина не было.

             Я был голоден и ел с удовольствием и суп, и зелень, как-то особенно приготовленную, с превкусными гренками; отдал дань и чудесным фруктам. Я так был занят едой, так отдыхал от всего пережитого, что даже мало наблюдал моих сотрапезников.

             Подали в чашах прохладительное питье; но оно нисколько не было похоже на содержимое той чаши, что мне подал на пиру Флорентиец. Обед кончился, как и начался, без особых разговоров. Старшие говорили тихо на незнакомом мне языке, Али же молодой объяснял мне названия и свойства цветов, стоявших в овальной фарфоровой китайской вазе посреди стола. Многих цветов я совсем не знал, некоторые видел только на рисунках, но восхищался всеми. Али обещал мне после обеда показать в оранжерее дяди редкостные экземпляры экзотических цветов, обладавших будто бы замечательными свойствами.

             Хотя я и насыщал свой аппетит, вс„ же заметил, что Али молодой ел мало и, казалось, только из вежливости, чтобы я не выделялся среди всех своим аппетитом, но вс„ же отведал все подававшиеся блюда. Но сколько я ни смотрел на Али старшего, я ничего, кроме фруктов, м„да и чего-то похожего на молоко, в его руках не видел.

             Незаметно обед кончился. С самого начала меня несказанно удивила перемена, происшедшая в молодом индусе. Сейчас она казалась мне ещ„ более разительной. Его нетронутой безмятежной юности как не бывало. Он, должно быть, пережил такое глубокое страдание, что вся его психика словно сделала скачок в другой мир. И я невольно сравнил наши судьбы и подумал, что ведь и я переш„л черту безмятежного детства и занавес над ним опустился. Начиналась другая жизнь...

             Вс„ время, с того самого момента, как Али Мохаммед обнял меня, я хотел спросить его о брате, - и вс„ вопрос застывал на моих устах, я не мог решиться задать его. Теперь снова острая тоска по брату резанула меня по сердцу, и я с мольбой взглянул на моего хозяина. Точно поняв мой безмолвный вопрос, Али встал, встали и мы все и поблагодарили его за обед. Он пожал всем руки и, задержав мою в своей руке, сказал:

            - Не хочешь ли, друг, пройтись со мной к озеру. Оно недалеко, в конце парка.

             Я обрадовался возможности поговорить наконец с Али Мохаммедом, и мы двинулись в глубь сада. Мы с Али старшим шли впереди. Сначала я слышал за собой шаги Флорентийца и молодого Али. Но вот мы свернули в густую платановую аллею, и нас окружила никем, кроме птиц и цикад, не нарушаемая тишина. В этой части парка уже не было цветов, но деревья попадались не только необычайно развесистые и с колоссально толстыми стволами, но и с необыкновенной окраской листьев и цветов. Особенно привлекли мо„ внимание чернолистые кл„ны и розовые магнолии. Дивные большие цветы, бледно-розового цвета, покрывали магнолии так густо, что они казались гигантскими розовыми яйцами. Аромат был сил„н, но нежен. Я невольно остановился, вдохнул всеми л„гкими душистый воздух и, забыв все раздирающие меня мысли, воскликнул: - О, как прекрасна, как дивно прекрасна жизнь! - Да, мой мальчик, - тихо сказал Али. - Обрати внимание на эти рядом живущие группы деревьев. Ч„рные кл„ны и розовые магнолии, - и вс„ вместе, будучи таким ярким контрастом, жив„т в полной гармонии, не нарушая стройной симфонии вселенной. Вся жизнь - ряд ч„рных и розовых жемчужин. И плох тот человек, который не умеет носить в спокойствии, мужестве и верности своего ожерелья жизни. Нет людей, чь„ ожерелье жизни было бы соткано из одних только розовых жемчужин. Ты уже не мальчик. Настала минута выявить и тебе твои честь, мужество, верность.

             Мы двинулись дальше; вдали сверкнуло озеро; мы ещ„ раз свернули в аллею мощных кедров и подошли к беседке, устроенной из плакучего вяза. В ней было тенисто, с озера веяло прохладой.

             Безмятежность жизни, казалось, ничем не нарушалась здесь. Но слова Али подняли во мне бурю. Мысли мои кипели; я чувствовал, что услышу сейчас что-то роковое, но никак не мог привести себя в равновесие.

             - Вчера ночью я спас две жизни, хотя тебе может казаться, что я обрек их на муки и угрозу смерти. Я давно тружусь, чтобы пробудить самосознание в этом народе, разбить стену фанатизма, пробить тропинку хотя бы к самой начальной культуре и цивилизации. Я открыл здесь несколько школ, отдельно для мальчиков и мужчин и для девочек и женщин, где бы они могли учиться грамоте на сво„м и русском языках и начаткам, самым элементарным, физики, математики, истории. Все мои начинания встречались и встречаются в штыки; и не только муллами, но и царским правительством. С обеих сторон я слыву революционером, неблагонад„жным человеком. Я говорю тебе это для того, чтобы ты понял, в какое положение попал; и отдал себе точный отч„т в своих дальнейших действиях и поступках. Я напер„д тебя предупреждаю: на тебе не висят никакие обязательства, ты совершенно свободен в сво„м выборе и поведении. И что бы ты ни услышал от меня, - ты сам, добровольно, выберешь свой путь. Сам нанижешь в ожерелье матери жизни ту жемчужину, цвет и величину которой создашь своим трудом и самоотверженной любовью. Если ты захочеш

 

 

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги Музыка онлайн- видео Партнерская программа
Фильмы Программы Ресурсы сайта Контактные данные

 

 

 

Этот день у Вас будет самым удачным!  

Добра, любви  и позитива Вам и Вашим близким!

 

Грек 

 

 

 

 

  Яндекс цитирования Directrix.ru - рейтинг, каталог сайтов SPLINEX: интернет-навигатор Referal.ru Rambex - рейтинг Интернет-каталог WWW.SABRINA.RU Рейтинг сайтов YandeG Каталог сайтов, категории сайтов, интернет рублики Каталог сайтов Всего.RU Faststart - рейтинг сайтов, каталог интернет ресурсов, счетчик посещаемости   Рейтинг@Mail.ru/ http://www.topmagia.ru/topo/ Гадания на Предсказание.Ru   Каталог ссылок, Top 100. Каталог ссылок, Top 100. TOP Webcat.info; хиты, среднее число хитов, рейтинг, ранг. ProtoPlex: программы, форум, рейтинг, рефераты, рассылки! Русский Топ
Directrix.ru - рейтинг, каталог сайтов KATIT.ru - мотоциклы, катера, скутеры Топ100 - Мистика и НЛО lineage2 Goon
каталог
Каталог сайтов