|
Сны о чем-то большем.
Четыре года назад в реальности и вне ее.
- У Кастанеды есть одна очень важная идея. О
точке
сборки слышали?
- Знакомое выражение, но толком не помню, -
откликнулся Володя. Я, Игорь и Антон выжидательно
промолчали.
- Это довольно просто, - продолжил Сергей. - Человек
является частью всеобщего поля. Маги способны ощутить
сплетение информационных волокон. Этих волокон
бесконечное множество и наше восприятие зависит от того,
какие из них проходят через центр нашей сущности – точку
сборки. По Кастанеде, маг способен перемещать эту точку.
Тем самым он меняет восприятие мира. Точнее миров –
бесконечное число которых одновременно существует вокруг
нас. Медитация - это контролируемое смещение. Обычный
сон
– тоже смещение, но спонтанное, неподконтрольное.
- И как же ее смещать, эту точку сборки? -
заинтересовался Антон.
- Знаешь, по-моему, любая медитация - это уже смещение.
Другое дело результативность. Но тут уж у кого как
получится.
- И кто к чему предрасположен, - задумчиво добавил
Игорь.
- Да, но ведь есть, наверное, особенно действенные
медитации? - Антон подался вперед.
- Может быть, - с легким сомнением отозвался Сергей, -
Хотя, я думаю, Игорь прав. У каждого свой путь.
У каждого свой путь.
И чем дольше по нему идешь, тем дальше становишься от
других, идущих собственной дорогой.
Сколько же прошло времени? Года три? Да, где-то так. А
кажется, что вечность...
У Сергея давно уже своя школа, свои ученики, которые
считают его "Гуру", и готовы усердно выполнять любую
рекомендацию. Хорошо хоть, что он этим не
злоупотребляет.
Антон прошел кучу школ в поисках "самой действенной
медитации", в конце концов, охладел к Востоку (а так же
к
Западу, Северу и Югу), принял постриг и, обозвав
экстрасенсов сатанистами, ушел в какой-то монашеский
скит
где-то на Алтае.
С Володей нас тоже судьба развела. Я надеюсь, что у него
все сложится как надо. И жизнь окажется к нему добрей,
чем к нам.
Добрей чем к Игорю.
Эх, Игорь, Игорь, как же твой цинизм и вера в
исключительную правоту науки не остановили тебя? Почему
ты сорвался?
Мы с Володей иногда заходим в больницу, справляемся о
нем. В палату нас не пускают. Врачи говорят: "Кома".
Сергей говорит: "Ушел. Сверхглубокая медитация.
Передвинул точку сборки". А я не могу забыть последний
разговор с Игорем. Как он сказал? "Эта жизнь мне не
удалась. Скучно, хочу действий. Осточертели болтовня и
лекции для малограмотных. Уйду я отсюда... Хотя Там и
страшно".
Мне тоже было нелегко здесь, в этом мире, где нет места
чуду. Где приходилось постоянно быть настороже. И где у
меня никого не было.
Я все чаще уходил вглубь. Пытаясь уловить отблески иных
миров и забытых снов.
* * *
А это был не сон.
Хоть я и знал, что мне все снится, а тело мое лежит в
мягкой постели.
Но было радостное чувство, что я живу, что я владею
миром. Что мне подвластно все.
И для проверки я остановился. Внимательно всмотрелся и
впитал в себя дорогу, сбегающую вниз широкой серой
лентой. Желтый глинистый откос слева, чуть потемневшую
зелень августовского леса - справа. И раскинувшееся
впереди море.
Оно вставало передо мной, как гигантский синий занавес
из
тяжелого плиссированного шелка, перебираемого легким
ветерком.
Дорога уходила к нему, постепенно становясь все круче, и
оттого плавно горбилась, как бы ныряя в бездонную синь.
Я глубоко вздохнул, пошел, постепенно убыстряя шаги, и,
наконец, побежал по упругому, похожему на асфальт,
покрытию.
Я больше не смотрел под ноги. Только вдаль. И потому
казалось, что море плавно придвигается ко мне, открывает
серовато-золотистые пляжи, далекий мыс, врезающийся в
него справа лиловым языком. И Скалы.
Они вырастали оранжево-кремовыми столбами и арками в
сотне метров от берега. Причудливо переплетались,
образуя
подобие разрушенного замка.
На камнях пестрели разноцветными пятнышками купальники
загорающих, карабкающихся и ныряющих людей, слышался
ритмичный шорох прибоя, на который наслаивались веселый
гомон и редкие всплески.
А между Скал шла к берегу синяя яхточка со сверкающим
белым парусом.
Это плыл мне навстречу Виталька.
Я выскочил на галечный пляж, скинул одежду и бросился в
бодряще прохладное море.
Командор Виталька лихо развернул яхту в десяти метрах от
берега. Парус заполоскал и обвис, потеряв ветер.
Я глубоко вдохнул соленый воздух и нырнул, вывернулся
животом вверх и проплыл под похожей на перевернутую
вверх
пузом акулу лодкой, вынырнул с обратной ее стороны и,
резко подтянувшись, перевалился через борт. Хлопнул
мокрой ладонью по загорелой костлявой спине
склонившегося
над противоположным бортом Витальки.
Он обернулся, озарил меня белозубой улыбкой, с размаху
впечатал мне крепкое рукопожатие.
- Плывем?
- Плывем! - отозвался я. - Только, чур - за парусом.
Он улыбнулся еще шире. Встряхнул меня за плечо и пошел
на
корму к рулю.
Мы понеслись, разрезая водные пласты, и шкот трепетал и
дергался, как живой, в моих руках, а парус, налившись
ветром, выгибался и гудел. Скалы надвинулись на нас,
выросли, нависли над головой изъеденными морем и ветром
шершавыми арками. Мы лихо и стремительно пронеслись
между
ними, и стали, резко уваливаясь с борта на борт,
лавировать между каменными глыбами, воротами, наклонными
пилонами. Это было захватывающе, немного страшновато и
весело.
Потом мы вылетели на чистую воду, и, накренившись на
правый борт, быстро заскользили в сторону мыса.
Мы обогнули его и поплыли мимо дикого скалистого берега
с
узкой полосой каменистого пляжа и уходящими далеко в
море
подводными рифами, поросшими бурыми мохнатыми
водорослями.
Виталька знал здесь все проходы и без страха проскакивал
между темными полосами рифов над желтовато-зелеными
ущельями.
- Олег, давай притормозим!
Мы быстро и сноровисто убрали парус.
Повисли посреди широкого прохода между отвесных
подводных
стен.
Виталька подпрыгнул, сильно качнув лодку, и описав в
воздухе коричневую дугу, почти без плеска ушел под воду.
Я последовал его примеру.
Зеленоватая, пронизанная желтыми лучами вода окружила
меня. Впереди уходил в темнеющую глубину стремительный
силуэт Витальки. Я стал догонять его мощными гребками.
Он
обернулся, пустил пару пузырей, которые, распластавшись
блинчиками, лавируя, поплыли к поверхности. Прибавил
скорость. Я - следом. Сильно сдавило уши, вода
становилась все прохладней и чище. Виталька достиг дна,
поплыл над желтовато-коричневыми валунами и полянами
песка. Я, наконец, догнал его, и мы оказались плечо к
плечу. Легкие начали побаливать. Я показал большим
пальцем вверх. Виталька кивнул, извернулся и легкой
рыбкой скользнул к голубому переливающемуся своду. Я с
силой оттолкнулся от дна и, как торпеда, рассекая
упругую
воду, устремился к поверхности.
Мы еще долго купались: ныряли с лодки и просто так, то
стремительно проносясь над дном, то зависая в безмолвии
и
медленно всплывая к поверхности, и только вконец
умаявшись, выбрались на лодку и улеглись, впитывая
покрытой мурашками кожей солнечное тепло. Какое-то время
я ощущал зябкую внутреннюю дрожь, но вскоре горячие
волны
заглушили ее, и я поплыл, покачиваясь в ярко-красном
свете, струящемся сквозь веки, закружился в водовороте,
погружаясь на второй этаж сна.
Или не сна?
Сон не может быть таким ярким. Ярче реальности. И вдруг
я
с удивлением вспомнил, что видел подобные сны. В них
было
море, катание на высоких ласковых волнах, Виталька,
Мастера. И Полеты. Эти сны время от времени приходили ко
мне и дарили теплое ощущение беззаботности и радости,
светлой грусти и ожидания чуда, такое же яркое, как в
книгах Крапивина, в музыке Жаре, в фильмах Марка
Захарова. И все-таки другое - неповторимо личное, свое.
Они сразу забывались, оставляя в памяти только щемяще-
радостное настроение, которое надолго оставалось со
мной,
поддерживая в бытовой круговерти. Но сейчас я вспомнил
их, каждую деталь, каждый оттенок и звук. И понял, что
это - не сны. Что это действительно было со мной. Что я
и
раньше попадал сюда. В сказочный мир, где машины
уступили
место магии, а армия и полиция – Хранительницам, где наш
мир – ставшая болью история, все еще не до конца
залеченная рана. И где у меня есть друзья и нераскрытые
тайны…
…Мне на живот плеснулась холодная вода.
Я подскочил, ошарашенно глядя перед собой осоловевшими
глазами. На меня смотрел, злорадно ухмыляясь во всю
рожу,
Виталька.
Я с притворной (а отчасти нет) яростью накинулся на
него, и мы оба, чуть не перевернув лодку, плюхнулись в
воду. Она обожгла с непривычки холодом, вытравила из
головы навеянную жарой сонную одурь, взбодрила.
Мы немного поныряли, окончательно приходя в себя, и
выбрались на яхту.
- Поплыли в Клуб, пока снова не раскисли! - предложил
Виталька.
- Давай, - отозвался я.
Мы поставили парус и, оседлав плотный ровный
бриз,
почти по прямой пересекли залив и подошли к Южному мысу.
Провели наше суденышко в створ маленького мола и
пришвартовались у полупустого пирса. Жару сменила
предвечерняя прохлада. Упругий ветер гнал к берегу
маленькие пушистые облачка и взлохмачивал воду мелкой
острой рябью.
Виталька запрокинул голову и радостно воскликнул:
- Олег, смотри - наш знак!
Я увидел, как облака над головой складываются в ровный
четкий ромб.
- Это хорошо! - обрадовался я.
- Да, - Виталик посмотрел на меня серьезно и прямо. -
Пришел твой час. Я тебе завидую.
Он положил мне руку на плечо.
За его спиной вышли из дверей Клуба и стали полукругом
Мастера. Мастер Ветра и Облачный Мастер стояли поодаль,
раскинув руки и подняв лица вверх, к своему творению.
- Твой выбор, Олег, - серьезно и торжественно произнес
Мастер Парусов - Виталька.
Я улыбнулся:
- Ты ведь его знаешь. Волны и Небо.
Виталий сделал два шага назад и встал в общий строй.
Сказал звучно и веско:
- Да будет так! - и добавил потише. - Лети.
Я ощутил в груди радостное замирание, так знакомое мне
по
Тем снам, повернулся направо. Сделал шаг, другой, напряг
какие-то неведомые струнки и почувствовал, что Это
произошло! Мои ноги уже не касались асфальта.
С ощутимым, но не физическим усилием я отрывал себя от
земли, на полметра, на метр. Повис, глядя сверху на
звонко смеющихся друзей. Плавно опустился.
- Вот и все, Олежка, - радостно улыбаясь, подошел ко мне
Виталька. - Теперь это с тобой навсегда. Ты - Мастер
Волн
и Неба. И как только сможешь прорваться в параллельные
пространства, которые вы называете снами - эти силы
будут
твоими. Да и многое другое. И еще одно. Ты нам нужен. Мы
встретились не зря, и нам предстоит еще многое сделать.
Но сначала ты должен найти себя и близких тебе людей. Мы
помогли тебе, чем смогли - но дальше твой путь. Вот и
все. До свиданья, друг! Возвращайся к нам, когда будет
тяжело или радостно.
Он последний раз крепко пожал мне руку.
И я очнулся в своей постели.
* * *
Я проснулся поздно. Часов в девять.
За окном было пасмурно, моросил монотонный январский
дождь.
И от этой монотонности, от контраста с тем, что было во
сне, резанула неожиданно сильная тоска.
Нет, и не было в нашем мире ни Витальки, ни Клуба, ни
полетов.
Только море.
Оно и сейчас где-то там, в километре от дома, катит свои
холодные серые волны, свинцово лоснясь под дождем.
Тоска.
Днем погода прояснилась, холодный северный антициклон
отогнал низкие тучи.
Я, промаявшись весь день дома, решил выбраться погулять.
Хоть немного развеять грусть, так и не отпустившую меня.
Резкий норд-ост пронизывал поролоновую куртку, неприятно
морозил спину. Небо окончательно очистилось.
Вечернее солнце низко висело над горизонтом, подсвечивая
осколки туч тускло-желтым светом. Я взглянул в зенит.
ПРЯМО НАД ГОЛОВОЙ ОБЛАКА СЛОЖИЛИСЬ В ЧЕТКИЙ,
ГЕОМЕТРИЧЕСКИ ПРАВИЛЬНЫЙ РОМБ.
|
