Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

Аномальное   

Здоровье

Рейки  

Астрал  

Йога

Религия  

Астрология

Магия

Русь  

Аюрведа  

Масоны

Секс

Бизнес 

НЛП

Сознание

Боевое  

Он и она

Таро  

Вегетарианство  

Ошо

Успех

Восток  

Парапсихология

Философия

Гипноз  

Психология  

Эзотерика  

ДЭИР

Развитие

900 рецептов бизнеса

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

Выдержки из произведения

ВИКТОР САНЧЕС



ТОЛТЕКИ НОВОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ



В этой книге читатель найдет уникальное
описание магического сообщества - индейского
народа виррарика, живущего на грани двух
миров - обыденного и альтернативного,
откроет для себя новые способы
общения с иной реальностью



СОДЕРЖАНИЕ:

Об авторе
Слова благодарности
Введение
Часть первая: Толтекская традиция

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Исторические Толтеки
Кетцалькоатль
Толтеки рассредоточиваются

ГЛАВА ВТОРАЯ
Толтекайотль
Дух
Природа: доступное взгляду лицо Духа
Путь толтекского знания
Самообучение

Часть вторая: Они все еще с нами.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В поисках Толтеков
Толтеки среди индейцев Мексики
Толтекская связь
Народы нахуа и виррарика: Уцелевшие потомки
толтеков
Практики «по Кастанеде»
Толтеки гор

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЗАДАЧА
За рамками антропологии
Ученые против эзотериков

ГЛАВА ПЯТАЯ
ТРАДИЦИЯ ТОЛТЕКОВ НАШИХ ДНЕЙ
Живая религия
Маракаме
Ученичество у духа
Невидимые деревни
Недоступность
“Фиесты”
Хикури
Хикарерос

Часть третья: В МИРЕ ТОЛТЕКОВ

ГЛАВА ШЕСТАЯ
АНТИЭТНОГРАФИЯ В ДЕЙСТВИИ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ЗАТМЕНИЕ НА ЛА УНАРРЕ
Повествование о пейотной церемонии
Хикури неирра


ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ЗНАМЕНИЕ НА СВЯТОЙ ГОРЕ
Дворец

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ПАЛОМНИЧЕСТВО НА ХУМУН КУЛЛУАБИ

Захватывающее начало
Ксонаката
Матевамес
Ночь виррарика
Эль кавитеро
Смена имен
Танец хикарерос
Исповедь
Тау
Пища для Татевари
Татей Матиниери
Хумун Куллуаби
Охота на пейот
Человек, притягивающий пейот
Час матевамес
“Растения силы” вместо наркотиков
Коллективное сновидение
Истинный ключ к ритуалу
Земной рай
Трон Татевари
Песня Татевари
«Это»
Видения
Опекун
Поиски огня
Огненные люди
Свет мира
Приношения Ла Унарре
Исполнение обещания

ЭПИЛОГ
Врата силы на Унарре

Возвращение в горы

Сталкинг тени Дона Хуана
Журнал “Гнозис” (Gnosis Magazine),
зимний выпуск 1996 г.





Об авторе

Виктор Санчес обратился к изучению классической
антропологии, придя в восторг и изумление от первых встреч с
индейцами. Затем он вернулся в мир индейцев и изобрел
“антиантропологию” — метод исследования, заключающийся в
смещении акцента в исследовательской работе с узкого
теоретизирования на личный опыт.
Несмотря на свою молодость, он уже семнадцать лет
занимается исследованиями в различных сферах реальности и
человеческого опыта, позволившими ему разработать собственное
учение, изложенное в работе “Искусство целеустремленной
жизни”.
Благодаря хорошему знакомству с природой (он немало
путешествовал по пустыням, горам и джунглям, пытался общаться
с китами и дельфинами в океане), Виктор пришел к выводу, что
это — идеальное место для выявления нашего подлинного “я” и
получения ответов на основные вопросы жизни. Речь идет не об
умозрительных построениях или экологических проектах — нет,
просто исходящее из сердца понимание природы и экологии
становится основой для нового образа жизни.
Суть его общения с индейскими племенами в Мексике —
наследниками великой духовной традиции толтеков —
заключается в следующем: мы все — дети Солнца, наша природа
солнечна, по сути, и мы должны научиться привносить в нашу
обыденную жизнь осознание нашего иного “я”, скрытого глубоко
внутри нас и ждущего пробуждения, чтобы обнаружить живущего
в нас, но незнакомого, толтека.
Книги Карлоса Кастанеды вдохновили Санчеса на создание
целой серии уникальных практик и методов личностного роста,
духовного развития, и тем самым он сумел помочь миллионам
читателей и поклонников Кастанеды, которые были не способны
увязать свой опыт городской жизни с методами Учителя.
Благодаря Санчесу, эти люди получили в свои руки вместо
фантазий и мечтаний реальные методы для развития личности и
смогли превратить свой интерес к работам Кастанеды в
практический опыт, обогативший их повседневную жизнь.
То, что предлагает нам Санчес, — это не пустые слова,
которые забудутся сразу после того, как закрыта книга. Скорее,
речь идет о живой практике, которую можно осуществить в
реальной жизни. Многолетний опыт семинаров духовного
развития показал, что послание Санчеса обращено не к рассудку,
оно ориентировано на практическое применение.
Самое главное, что его книги стремятся увести нас от пустого
умствования к гармоничному существованию души и тела,
которого можно добиться в рамках повседневной жизни. Его
книги обращаются непосредственно к нам, мы сами ответственны
за свое развитие и вовсе не должны ждать появления каких-то
учителей. Это возможно потому, что цель наших духовных
поисков находится внутри, а не вне нас. Единственное условие —
прислушаться к себе, проникнуть в то духовное измерение своего
“я”, где кроется Дух, говорящий с нами без слов, общающийся с
нами благодаря тому, что автор называет Безмолвным Знанием.
В “Учении дона Карлоса” автор описывает техники духовного
развития, разработанные им самостоятельно на основании
личного опыта и работ Кастанеды. Большое влияние оказал опыт
общения автора с индейцами — наследниками толтеков.
“Толтеки нового тысячелетия” — это вторая часть трилогии,
где Виктор Санчес повествует о своих странствиях в мире
индейцев, унаследовавших знания толтеков.
На основании методов “антиантропологии” он открывает нам
параллельную вселенную, где живут виррарика. Это рассказ об их
Традиции, причем рассказ очевидца.
Сейчас Виктор Санчес работает над третьей частью трилогии,
где собирается раскрыть суть методики, духовного самораскрытия
на основании традиционных практик толтеков. Именно в ней
содержатся важнейшие открытия, которые позволят нам вернуть в
нашу жизнь — жизнь светящихся существ — величие и магию.
В настоящее время Санчес продолжает работу с толтекскими
племенами, и не только ради своего личного духовного роста и
углубленного самопознания, но и во исполнение обещания,
данного старейшинам и маракаме виррарика в Сьерра Виррарика
15 ноября 1993 года: поведать о духовной традиции виррарика,
причем не только миру, но, прежде всего, самим общинам
виррарика, тем самым, разрушая сложившуюся в классической
антропологии традицию не передавать плоды своих трудов тем
общинам, откуда эти плоды позаимствованы. Процесс ликвидации
неграмотности, начатый мексиканским правительством, привел к
неожиданным результатам: индейцы начали читать книги.
Поэтому важно сохранить духовную традицию в письменном
виде, чтобы последующие поколения грамотных виррарика могли
читать книги не только, о, мире теварис (то есть, не индейцев), но
и о своей Традиции.
Помимо этой работы Санчес проводит множество различных
семинаров и конференций во многих странах мира, где старается
передать жителям больших городов знания и магический опыт
индейцев-толтеков, так как их Традиция сохранила одно из
величайших человеческих сокровищ на земле: знание иного.




ТОЛТЕКИ НОВОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ




Посвящается тем, кто выжил…



Слово благодарности

Я бы хотел выразить мою признательность существам, чье
присутствие в мире внесло значительный вклад в появление на
свет этой работы.
Моему теокарису, хикареросу Санта Марии, за простоту и
удовольствие, с которыми они выполняли титаническую работу,
поддерживая непрерывность традиции в эти трудные времена.
Тере и Мария дель Map, за их поддержку и стремление в
реализации моего сумасшествия.
Маноло, Рене и Армандо, за их дружбу и смелость,
проявленные в наших общих битвах.
Моему отцу, Солнцу.
Моей матери, Земле.
Моему брату, Оленю.
Моему деду, Огню.
Духу



Введение

Я пишу эти строки не из прихоти или стремления заявить о
себе как об избранном наследнике и продолжателе Традиции , с
которой волей судьбы оказался связан. Написание этой книги —
часть стоящей передо мной задачи, за выполнение которой я несу
ответственность перед потомками толтеков, задачи, поставленной
передо мной самим Духом. Поскольку все виденное мною, так или
иначе, связано с ритуалами и обычаями Традиции, мне придется
говорить о том, что лично я предпочел бы держать в секрете. Но
выполнение поставленной задачи не является моим сугубо
личным делом. Работа в этом направлении подразумевает
принятие на себя ответственности за полное и достоверное
описание одной из наиболее совершенных и могущественных
традиций индейского мира Центральной Америки. Сохранение
этих традиций может помочь удовлетворить ту острую
потребность в изменении образа жизни. Это так необходимо
людям современного общества, живущим в наше время,
пронизанное ощущением надвигающегося кризиса, у самой грани
нового тысячелетия.
Как вы поймете из последующего повествования, я не был
“избран”, благодаря каким-то своим особым качествам, меня не
делал своим доверенным лицом какой-нибудь индейский вождь —
повелитель таинственных сил, ничего подобного. Скорее можно
сказать, что я “просочился” в отдельную реальность индейцев и
приобщился к их традиции вследствие вмешательства каких-то
сил, находящихся за пределами моего понимания. Силы эти
имеют какое-то отношение и к невероятному великодушию этих
людей, и к настойчивости моих попыток.
Основной тезис этой книги заключается в том, что традиция
толтеков жива. Это не мертвая традиция, упоминания о которой
можно найти лишь в рассказах и легендах. Существуют ее живые
носители из числа коренного населения Мексики. Традиция
сохранилась благодаря усилиям искренне заинтересованных
исследователей, поднявшихся над фанатизмом, плодами фантазии
и догматами идеологии. Эти энтузиасты не жалели сил в борьбе за
непрерывность ее существования; и в этом они подобны толтекам,
как древним, так и тем, кого называют толтеками наших дней. К
началу нового тысячелетия эта традиция не только продолжает
существовать, она трансформировалась в готовое прорасти семя,
способное привести к возрождению толтекского сообщества как
духовного, а не этнического объединения.
Я уже отмечал в своей ранее опубликованной книге, “Учение
дона Карлоса”, что представленный там материал отразил всего
лишь часть результатов, полученных за более чем пятнадцать лет
работы: общения с индейскими народами и руководства группами
духовного развития. При этом материалы о некоторых других
аспектах проделанной работы не публиковались.
Настоящая книга представляет собой вторую часть моего
исследования, в ней описан конкретный опыт, приобретенный
мною за время жизни бок о бок с коренным населением Америки.
Вскоре я намерен опубликовать завершающую часть своей
трилогии, в которой речь пойдет об истоках, характере и методах
моей работы с группами духовного развития.
Итак, в этой книге речь пойдет о коренном населении
Центральной Америки, об индейцах. Но не о таких, какими их
привыкли описывать антропологи, низводя при этом до отсталой
части человечества. И не о носителях фольклора, которые рано
или поздно превращаются в музейные экспонаты или в курьезные
персонажи этнографических или исторических монографий —
“свидетельства” нашего культурного богатства или “великого
исторического прошлого”.
Индейцы, о которых я говорю, — мои братья-горцы. Они
имеют очень мало общего с тем, о чем рассказывают на курсах по
шаманизму, и вовсе не стремятся видеть в нас неофитов. Эти
индейцы обитают в своем собственном измерении, весьма
далеком от нашего искусственного мира надуманных концепций и
воображаемых реалий. Несмотря на автономность и удаленность
их обособленной реальности, сегодня для всех нас жизненно
необходимо постичь хотя бы немногое из того, в чем они достигли
совершенства: пути, ведущие к встрече с Духом, способы
установления тесной и гармоничной связи с Солнцем, Землей и
Огнем.
Индейцы, о которых мне предстоит рассказать, сами говорят
очень мало, а когда это случается, речь их оказывается вовсе не
похожа на выступление университетского профессора или
буддийского учителя. Они не умеют ходить по стенам или
перелетать через ущелья по воздуху. Однако у них есть огромное
преимущество перед индейскими мудрецами из фильмов и книг:
они из плоти и крови, и всякий, кто всерьез захочет встретиться с
ними, сможет добиться этого.
Эти индейские народы обладают своей собственной и очень
эффективной традицией, которая зиждется не на совокупности
верований или пустых религиозных обрядов, а на комплексе
определенных упражнений, позволяющих человеку раздвинуть
границы восприятия, — как вширь, так и вглубь, — далеко за
пределы, достаточно жестко установленные культурой
современного западного общества.
В этой книге я расскажу о том, как выжившие потомки
древнего толтекского сообщества ищут встречи с Духом,
готовятся к ней и строят взаимоотношения с главными силами
Природы. Расскажу о пути к знанию, на котором вы не встретите
книг, идей, верований, объяснений, толкований и посредников. На
этом пути человек остается один на один с тем, что находится “за
пределами” реального. Здесь никто ничего не обещает и не
стремится получить с другого деньги. Никто не говорит тебе, с
чем тебе предстоит столкнуться.
Я говорю о крутой дороге длиной в целую жизнь. Дорога эта
трудна, но она реальна и осязаема. Это путь толтеков. Идущему
по этому пути не приходится изучать историю, он ничего не берет
на веру. Все, что он делает и видит, он делает и видит сам. Без
посредников.
Книга состоит из девяти глав и эпилога, они сгруппированы в
три части. В первой части содержится очерк истории толтеков;
вторая описывает, как я впервые встретился с индейцами —
потомками древних толтеков, в ней нашли отражение и главные
черты их духовной традиции; третья — и наиболее важная —
часть этой книги является отчетом о моей жизни среди этих
необычайных людей, от первого контакта и до момента полного
врастания в реальность и образ жизни этих толтеков нашего
времени.
Необходимо пояснить, что “толтеками” я называю тех
индейцев, среди которых жил и у которых учился. Слово “толтек”
остается в обиходе у коренного населения Мексики, начиная с
шестнадцатого века. Толтек означает человек знания, тот, кто в
совершенстве овладел сложнейшими искусствами и навыками.
Сами индейцы, однако, не называют себя толтеками — они
зовутся виррарика.
Другая причина, по которой виррарика можно назвать
“дожившими до наших дней толтеками древности”, — их связь с
духовной традицией исторических толтеков, ведущей начало от
существовавшего некогда объединения толтеков и виррарика,
которое возник-то после гибели Тулы в регионе, известном как
Ацтлан.
Толтеки нового тысячелетия — это те коренные жители,
обитатели гор, которые, вопреки всем сложным перипетиям
истории, смогли противостоять жесточайшему давлению извне, в
течение пяти веков ставившему под угрозу само их
существование. Это те, кто в могучей силе своей Традиции смог
найти достаточно Силы, чтобы обрести точку опоры и вступить в
третье тысячелетие, не утратив собственные пути поиска знания и
общения с энергией, поддерживающей вселенную.
Но толтеки нового тысячелетия — это не просто зеленые
побеги на древе былого толтекского сообщества. Они могут
указать нам неведомые современному обществу — с его
суетностью и хаосом — пути для возврата утраченного нами
магического наследия; пути, которые ведут нас к осознанию и
возобновлению нашей тесной связи с Духом. Подобно нашим
праотцам из Тулы, новые толтеки ищут союза с Солнцем для
изгнания тьмы и пролития света знания на тайны мироздания. Эти
новые мужчины и женщины станут ядром нового сообщества
толтеков.
Даже в наши дни, когда знание толтеков вызывает искренний
интерес у жаждущих обрести отличное от обыденного
мировоззрение, очень важно избежать вторжения духовных
искателей (и не только их) на территорию проживания индейцев.
Жизненно необходимо сохранить в неприкосновенности эти зоны
безопасности, эти своеобразные заповедники, где потомки
толтеков смогли выжить благодаря географической
изолированности, защитившей их от влияния белых и метисов,
угрожавшего самому существованию их материальной и духовной
культуры. Лишь по этой причине я изменил названия общин, с
которыми мне довелось работать, и имена фигурирующих в
повествовании людей. По правде сказать, я отнюдь не сторонник
сокрытия истины или утаивания фактов. Однако в данном случае
индейцы сами просили меня не разжигать излишнего
любопытства, чреватого опасностью появления метисов или
белых в районах, которые с таким трудом удается пока сохранять
изолированными от влияния внешнего мира.
Хочу подчеркнуть, что индейские народы, о которых я говорю,
вполне реальны и по сей день продолжают жить своей обычной
жизнью. Я не придумываю факты и не приукрашиваю их, что не
так уж редко имеет место в ничем не подтвержденных рассказах о
“туземном знании” так как позиция подобных рассказчиков
зачастую зиждется скорее на западных фантазиях об “индейском
мудреце”, нежели на реальных фактах.
Я предлагаю вам попытаться найти собственные пути для
встречи с толтеком, скрытым внутри каждого из нас и ждущим
своего часа. Главные черты пути толтека, по которому можно
следовать, не вторгаясь в туземные общины, описаны в моей
книге “Искусство целенаправленного бытия”, работа над которой
близится к завершению. Там я подробно разъясняю методы и
формы работы, разработанные во время курсов, семинаров и
практических занятий на природе. Взятые в комплексе, эти
методы и формы представляют собой наставление о путях
развития личности, оно основано на знании индейцев и их
нетрадиционных (для нас) способах общения с природой.
То, что я узнал, живя среди уцелевших толтеков, есть лишь
только малая часть их знания. Но обретенная мной возможность
приобщиться к их повседневному ощущению единения с
природой, принимать участие в их путешествиях, открывая в себе
необычные способности восприятия, позволила мне усвоить
фундаментальный урок, касающийся каждого из людей: мы —
светящиеся существа. Невзирая на то, что внушает нам наше эго
и каковы наши представления о себе, подлинная правда о нашей
природе остается в согласии с тем, что наши праотцы выразили в
древней Туле:

Мы дети Солнца,
и призвание наше — сиять!
Виктор Санчес
Балле де Анахуак, сентябрь 1995



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ТОЛТЕКСКАЯ ТРАДИЦИЯ



ГЛАВА ПЕРВАЯ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ТОЛТЕКИ

Исторические сведения о толтеках, — как и любые другие
данные о нашем доиспанском прошлом, — весьма скудны и
отрывочны. Причина заключается не только в недостатке
письменных источников или малочисленности археологических
находок; свою роль играют и трудности, возникающие при
попытках понять свойственное иной цивилизации
мировосприятие, в корне отличное от концептуальных эталонов
современной мысли и космовидения.
Как жили толтеки? Что их интересовало? Как они
воспринимали мир? Даже если бы нам посчастливилось увидеть
древних толтеков своими глазами, найти ответы на эти вопросы
было бы все так же трудно. Аналогично, наблюдение за
повседневным поведением представителей ныне живущих
индейских народов не обязательно даст сколько-нибудь полные
ответы на подобные вопросы. Несмотря на годы и годы полевых
наблюдений и этнографических исследований, — начиная с
отчетов Сахагуна и кончая современными работами в области
антропологии, — индейский мир все так же упорно
сопротивляется попыткам проникновения туда миссионеров и
научных исследователей. Этому способствуют возникшие в
рамках европейской культуры представления, которые в той или
иной форме разделяет весь остальной мир: не существует
вселенной и реальности помимо той, которую мы обычно
воспринимаем. Поэтому индейский мир, как существовавший в
прошлом, так и современный нам, всегда воспринимается по-
разному в зависимости от того, смотрим ли мы на него глазами
неиндейцев или же наблюдаем изнутри глазами тех, кто в этом
мире обитает.
Полностью вписывающийся в учение дона Хуана тезис
феноменализма гласит, что воспринимаемый нами мир есть лишь
описание, которое мы получили в момент рождения и затем
научились строить по мере включения себя в мир социальный.
Если исходить из этого тезиса, то все исторические и
этнографические исследования должны быть переписаны заново,
а все достижения гуманитарных наук пересмотрены. Так, если мы
поместим коренного мацатека и человека из города в одну и ту же
комнату или в одно и то же место в горах, они окажутся в
различных реальностях и увидят различные миры. В то время как
индеец увидит в статистической таблице на стене только
бессмысленные линии, горожанин будет с тревогой смотреть на
спад деловой активности. В лесах индеец слушает деревья и
учится у них, а деловой человек увидит только сырье, которое
можно использовать в коммерческих целях. Естественно, если бы
туземец заговорил о тех уроках, которые он получил от своих
братьев-деревьев или духов гор, горожанин подумал бы: “Ох, уж
эти бедные суеверные индейцы!”, не подозревая, что сам
находится в плену единственно доступного ему видения мира.
Только человек знания способен переместиться за Параллельные
Лиции, отделяющие миры друг от друга, и обнаружить
существование бесконечно большого количества миров,
доступных для восприятия и исследования. Ниже я коснусь этой
темы более подробно.
Реалии мира индейцев трудноуловимы, особенно если речь
идет о реалиях прошлого. Сами ацтеки, о которых существует
великое множество этнографических записей и документов
времен испанского завоевания, служат источником споров и
разногласий, причем в настоящее время существует много
противоречивых точек зрения на их историю. Древние толтеки,
жившие гораздо раньше, являют собой великую тайну, о которой
в наши дни ходят только всевозможные легенды — среди них
рассказанные ацтеками, рассказанные этнографами и историками,
поведанные сказителями во многих индейских общинах Мексики,
пересказанные маракаме, а также ходящие среди толтеков нашего
времени.
С другой стороны, существует нечто более реальное, чем
легенды и мифы, — это живые свидетели, толтеки конца XX века,
о которых и пойдет речь в этой книге.
Я отдаю себе отчет, что понять мир индейцев с позиций
нашего современного мира почти невозможно — ввиду убогости
доступной нам информации. Тем не менее, хочу обратить особое
внимание на некоторые характеристики мира толтеков, которые
хорошо просматриваются как в легендах и преданиях индейцев,
так и в академических исследованиях вопроса.
Хотя официальная история утверждает, что толтеки жили в
период с девятого по двенадцатый век, истоки толтекского
сообщества теряются во мраке времен. Самые древние следы
могут быть обнаружены во временном ряду ольмеки — жители
Теотихуакана — толтеки, а также позднее, после распада Тулы,
когда толтекское сообщество распалось на такие разные
этнические образования, как виррарика, ацтеки и майя.


Кетцалькоатль

Наиболее заметный персонаж мира толтеков — это без
сомнения Кетцалькоатль, Пернатый Змей, также называемый
Хуэмак. Его изображения на старинных рукописях и
археологических находках позволяют предположить толтекские
корни культуры многих народов доколумбовой Америки. Его
можно увидеть на пирамидах Тулы (Толлана), в Хидальго, где
имеются изображения и так называемых “Атлантов”. Мы находим
его образ в Ксочикалько в штате Морелос, месте встречи
мудрецов многих индейских племен (они приходили сюда
специально, чтобы еще глубже приобщиться к знанию толтеков,
постичь их мудрость, особенно разнообразные аспекты
взаимоотношений человека и вселенной). В Чичен-Ице, на
Юкатане, положение тени, отбрасываемой каждый год 21-го марта
находящимся на главной пирамиде изображением все того же
Пернатого Змея, возвещает о начале весны, что дает возможность
лишний раз убедиться в глубине и точности знаний майя-толтеков
о вселенной. Это же происходит и в Ксочикалько, где солнечный
луч проникает через специальное отверстие в стене
церемониального грота точно в день солнцестояния 21 июля,
сигнализируя о начале лета. Сочетание признаков птицы и змеи
мы находим в эмблеме Мешико Теночтитлан, которая украшает
государственный флаг Мексики. Аналогичные примеры можно
привести для большей части территории Мексики и остальных
стран Центральной Америки.
Образ Кетцалькоатля многопланов, он связан как с
историческими событиями, так и с символами философского или
духовного характера. Кетцалькоатль известен как верховное
божество, культурный герой, указавший толтекам путь к
вершинам технического и духовного развития. И хотя все
указывает на существование некогда Кетцалькоатля-человека,
правившего древней Тулой, позднейший символ Пернатого Змея
выходит далеко за пределы этого исторического персонажа.
Кетцалькоатль стал со временем олицетворять возвышение того,
что было прежде низко. Его не зря назвали таким именем — оно
заставляет вспомнить о покорении духовных высот. Не следует
забывать, что в наиболее развитых доколумбовых культурах
религия и наука не были разделены. Они составляли часть
целостного знания, позволявшего человеку установить и
поддерживать гармоничные взаимоотношения с внешним миром.
И, следовательно, нет ничего странного в том, что знание
Кетцалькоатля одинаково проявляется как в том, что связано с
научно-техническим знанием, так и в том, что относится к
развитию осознания и к духовной жизни.


Толтеки рассредоточиваются

Загадочное отбытие или исчезновение Кетцалькоатля связано с
закатом славы толтеков. Это событие породило множество
преданий и легенд, но как бы то ни было, к концу двенадцатого
века Тула была заброшена и толтеки оказались разобщены.
Странствуя, они рассеялись по разным регионам Мезоамерики,
которая лишь выиграла от появления толтекских мудрецов. Так,
приблизительно в это время, — в чем видится благотворное
влияние толтеков, — майя начали свой путь к невиданным ранее
высотам цивилизации.
Некоторые из общин, предки которых пришли из древней
Тулы, осели вблизи Наярита и Синалоа за пять веков до того, как
испанское вторжение вынудило их искать убежища в высоких
горах, где они живут и поныне. Именно в этом регионе,
преимущественно благодаря стараниям толтеков, возник
знаменитый Ацтлан. Отсюда произошли двенадцать племен,
которые после двухвекового странствия, следуя посланию из
страны снов, Основали Мешико Теночтитлан, давая начало
народу мешика, также известному как ацтеки .






ГЛАВА ВТОРАЯ

ТОЛТЕКАЙОТЛЬ

Толтеки не были воинственным народом, в классическом
смысле слова — они не были предрасположены вести
завоевательные войны или заниматься чем-то подобным. Толтеки
были людьми, высоко чтившими искусства и знание. Именно
среди них достигла наивысшего развития культура “цветка и
песни” . Толтеки были воинами духа. Сами мешика называли
искусства и науки “толтекайотль” (умения толтеков), а человек
знания был “толтек”, мудрец.
Поскольку толтеков не интересовала военная деятельность,
они сосредоточили свои интересы на Знании и Духе. В
повседневной жизни как простых членов толтекского сообщества,
так и тех, кто был облечен властью, немалую роль играла религия,
сохранившая свой первоначальный характер и оставшаяся Путем
к Духу.
Следует отметить, что толтеки, как древние, так и живущие в
наши дни, относились и продолжают относиться к религии совсем
не так, как принято в западной цивилизации. Для них религия
никогда не была стандартом, предписывающим определенный
образ действий, догмой или проекцией человеческого самомнения
на духовные сферы, что нередко использовалось для манипуляции
массами в интересах малочисленной верхушки. Скорее, это был
набор способов и практик, служивших поддержанию контакта
между людьми и Духом.
Опираясь на присущие людям Запада представления о религии
и, исходя из нашего современного отношения к ней, мы пытаемся
рассмотреть и понять незападную религию, и терпим поражение.
Например, пытаясь интерпретировать доиспанские религии, мы
впадаем в заблуждение, полагая, что наши концепции, имеющие
отношение к религии, универсальны. Так, если мы наблюдаем, как
уважительно виррарика говорят о Солнце или совершают
связанные с энергией Земли ритуалы, мы привычно думаем, что
виррарика считают Землю и Солнце своими богами.
Столкнувшись с этими многочисленными символами и
проявлениями абстрактного, мы обычно просто говорим, что они
“верят во многих богов”.
Большинство религий на протяжении своей истории делали
описания Духа все более и более сложными, пока не начинали
принимать их за действительность, за чем обычно следовало
изобретение Бога. Эго и самомнение активно участвовали в этом
процессе, и Бог бывал обычно сотворен по образу и подобию
человеческого эго, со всеми его желаниями, гневом, потребностью
в признании, похвале и т.д. Затем религия начала “верить” во все
эти коллективно придуманные истории о “Боге” и требовать от
своих приверженцев действий в соответствии с почерпнутыми из
таких рассказов правилами, которые “случайно” оказывались
идентичными частным интересам правящей группы.
Такого не случилось ни с древними толтеками, ни с
уцелевшими этническими группами их потомков, — тех, кто
сохранил свою первоначальную религию почти нетронутой и в
наше время продолжает двигаться по пути, ведущем к встрече с
Духом.
Еще один аспект духовности толтеков, нашедший выражение в
их религии, — ее прагматизм. Свидетельством тому может
служить короткий разговор с доном Педро де Харо, одним из
наиболее влиятельных и уважаемых маракаме виррарика,
имевший место во время моего пребывания в горах, в Сан
Себастьяне.
— Так что же, сынок, вы там думаете, что мы, индейцы, все
дураки, верно? Дураки, потому что верим во многих богов, и кто
знает, во сколько еще других вещей. Только наша религия, в
отличие от религии теварис (метисов или белых) основана не на
вере, а скорее на видении. Послушай, я повторю тебе то, что я
сказал одному гринго, — из тех, кто именуют себя пасторами и
кто верит, что мы — его паства.
Он был очень настойчив, тот гринго, и постоянно упоминал то
Христа, то Библию, а потом я сказал ему:
— Погодите, погодите, давайте-ка посмотрим. Откуда вы
знаете, что именно Христос делал и чего не делал? А? Вы были
знакомы?
— Нет, я не знал его лично.
— Вы знали кого-нибудь, кто был знаком с ним лично?
— Конечно же, нет, он ведь жил две тысячи лет назад.
— Две тысячи лет назад? Да вы, наверное, шутите! Откуда же
вам знать, что он вообще существовал и что все это не сказки?
— У нас есть Его слово в Библии.
— О господи, тогда я погиб! Я ведь даже читать не умею! И
после этого вы нам говорите, что индейцы глупые, лишь потому,
что мы верим в Землю и Солнце!
Глупые, глупые! Да только никому не нужно рассказывать мне
о Татей Урианака (Земле), я сам вижу ее каждый день! И каждый
день я питаюсь ее плодами: кукурузой, водой и бобами. Я могу до
нее дотронуться, я хожу по ней, живу на ней! И Тау (Солнце), — я
ежедневно получаю его теплой его наерика . Мне ничего не
нужно делать, только посмотреть наверх, и оно — там.
И еще, что создал Христос? Насколько я знаю, он никогда
ничего не создавал, в то время как Земля — только посмотрите на
нее — она все время что-то производит! Она кормит нас, и
поэтому мы живем. Верно? Так кто же дурак?
Что же, со временем нам удаётесь избавиться от того пастора,
и теперь ты понимаешь, почему никто из этого народца никогда
не мог попасть сюда, — ни он, ни другие .


Дух

Людям присуще интуитивное ощущение Великого Духа.
Чувство собственного несовершенства и одиночества
сопровождало нас на протяжении всей нашей истории. И богов
люди придумали не только из страха или от слабости. Они
интуитивно понимали, что в основе всего сущего лежит первичная
энергия, оживляющая и приводящая в движение все сущее.
Древние китайцы называли ее Дао, современные физики— просто
энергией, майя — Хунаб-ку, виррарика — Татевари или Иузи,
древние толтеки — Ометеотлем или Орлом. Воины нового
толтекского сообщества называют эту лежащую в основе всего
сущего силу Тайной, Нагуалем, Целью или просто Духом.
Названия не важны, по-настоящему важна лишь та связь,
которую, — совершая поступки — мы можем поддерживать с
этой энергией.
Толтеки считают, что стремящийся к знанию должен
встретиться с Духом, воссоединиться с ним, стать проводником
его энергии при совершении каждого своего поступка. Наши
действия, если они проистекают из Духа и соответствуют его
воле, не встречают непреодолимых препятствий; они эффективны,
гармоничны и исполнены силы, они несут нам душевный покой и
ощущение осмысленности бытия. Таким образом, все наши
трудности возникают с того момента, когда отдельный человек
или общество в целом теряет свою связь с Духом и начинает
действовать в отрыве от естественного источника энергии.



Природа: доступное взгляду лицо Духа

Любая доступная восприятию часть мира есть не что иное, как
видимое лицо Духа. Ослепленные чувством собственной
важности люди утратили ощущение своей связи с Духом, и
потому не только чувствуют себя отделенными от всего сущего,
но даже стремятся поставить себя надо всем. Природа же
свободна от воздействия силы рассудка; как следствие, она может
естественно воспринимать и воплощать поток энергии Духа.
Стоит ли после этого удивляться, что у многих людей знания
“учителями” были ущелье, гора или дерево, а иные становились
учениками волка или оленя.
Толтекское знание, не став в ходе развития набором лишенных
связи с Духом религиозных обычаев, основано на наблюдениях за
природой и за взаимоотношениями природы и человека. Такой
подход не позволяет нам считать себя ни царями природы, ни
высшим и наиболее развитым ее элементом, скорее наоборот,
учитывая нашу опасную склонность становиться рабами
собственных идей, такой подход подразумевает необходимость
учиться у природы, чтобы заново соединиться с ней и занять по
праву принадлежащее нам место в мироздании. Различие между
нашей религиозной концепцией и мировоззрением толтеков
проявляется уже в том, что мы, люди западной культуры,
представляем Бога в облике бородатого человека (естественно,
ведь Он — мужчина), и считаем, что Он часто впадает в гнев, а
виррарика представляют правящую миром энергию в облике
благородного оленя.
Взгляды большинства современных людей ограничены
навязанным нам антропоцентризмом. Такие люди видят в “культе
природы” примитивную форму религии, предшествовавшую
современной концепции, в рамках которой почитается один бог в
облике человека. Такие взгляды — всего лишь еще одна форма
проявления свойственного западной культуре высокомерия. Мы
упорно помещаем себя в центр бытия, рассматривая природу в
целом и каждый ее элемент в отдельности как средоточие
ресурсов, существующих исключительно для удовлетворения
наших потребностей и желаний. Подобная самоубийственная
позиция ведет к непрекращающемуся нанесению ущерба
окружающей среде для удовлетворения надуманных потребностей
и для все большего наращивания капитала — одно из печальных
последствий упомянутого высокомерия. Нам следует
пересмотреть свои взгляды на “культ природы”. Мы должны
спросить себя — не будет ли более разумными даже необходимым
научиться вновь уважать Землю, Солнце, горы, реки и животных,
испытывать перед ними благоговение?
Мы вредим природе, используем ее в своих целях и
злоупотребляем ее терпением, ибо видим ее не изнутри, а извне.
Мы не хотим признать, что сами являемся ее частью, что
разрушая ее, мы тем самым разрушаем и самих себя. Духовные
практики народов, тесно связанных с природой, неизменно — и
сейчас, и в прошлом — отражают более разумное отношение к
окружающей среде, позволяющее безопасно (а не
самоубийственно, как принято у нас) использовать природные
ресурсы.
Это особое чувство духовности определяло, и пути их научно-
технического прогресса, позволявшие крупным населенным
центрам доиспанской Мексики расти и расширяться, не ухудшая
состояние окружающей среды.



Путь толтекского знания

Исходя из сказанного выше, приобщение к толтекскому
знанию не связано только с учением у людей, и не подразумевает
существования учителя и ученика в привычном нам смысле.
Ученики учатся у природы, а в конечном итоге — у Духа.
Колдуны, целители или маракаме присутствуют при этом не для
того, чтобы передать ученикам свои знания, а, скорее, для
побуждения желающих к установлению контакта с Духом, что и
ведет к истинному знанию. Поэтому люди знания редко говорят;
их метод обучения — помимо приведения примеров -—
заключается в ознакомлении ученика с огромным разнообразием
всевозможных практик и сложных процедур, отрабатывать
которые ученик должен самостоятельно. Такие методы позволяют
открыть дверь в безмолвное знание, помогающее реализовать
скрытые внутри каждого человеческого существа возможности.
Суть первоначальных обрядов посвящения заключалась не в
том, что ученика посвящал какой-нибудь взрослый или учитель;
скорее, ученики сами посвящали себя природе. Чтобы стать
воином, молодой человек должен отправиться в долгое
путешествие через неизвестные горы и незнакомые земли. Цель
такого путешествия — найти волшебного оленя, который научит,
как жить. Ритуал, выполняемый непременно до восхода солнца;
очистительный танец или ритуал, который должен быть
осуществлен при приближении грозы; знание, обретенное во
время трудного восхождения на священную гору — вот лишь
немногие примеры обучения посредством общения с природой.
Я вспоминаю о своем разговоре с Агустином, молодым
виррарика из Санта Марии:
— А ты, Агустин, ходил на Хумун Куллуаби?
— Нет еще, но может быть скоро пойду.
— А почему ты не ходил туда раньше?
— Ну, потому что я боюсь. Там действительно страшно!
Никто не ходит туда ради удовольствия, только по обязанности.
— Почему ты так говоришь? И для чего тогда собираешься
идти туда?
— Ну, чтобы видеть. Это то самое место, где Тамацин
говорит, что тебе следует делать — посвятить себя земледелию,
или целительству, или пению, или стать маракаме. Только чтобы
узнать это, уж поверь мне, придется побороться, вот потому-то я и
боюсь. Если ты не выполнишь все как следует, то увидишь что-
нибудь ужасное, например, дьявола или что-то в этом роде.
— А если, к примеру, ты захочешь стать целителем, то кто
будет учить тебя? Какой-нибудь другой целитель?
— Нет, не все так просто. Сначала ты получишь там, на Хумун
Куллуаби, знак. Если олень обратится к тебе и скажет:
“Послушай! Ты станешь целителем”, тогда тебе придется стать
целителем.
— А с чего ты начнешь? Кто будет учить тебя?
— Никто, каждый учится сам по себе.
— Но как? Если никто не будет учить тебя, то как же ты
сможешь научиться лечить?
— Так же, как я уже рассказывал тебе. Послушай, если тот, кто
получил знак, идет домой, но не начинает лечить, потому что ему
не хватает уверенности, то он очень скоро лишается покоя. Он
уже узнал о своём предназначении, но все еще боится начать —
тогда олень появляется в его снах и говорит ему: “Чего ты ждешь?
Немедленно начинай лечить”. И олень преследует его, мучая и
надоедая, пока будущий целитель не начнет заниматься лечением.
Если же целитель будет медлить, заболеет один из членов его
семьи и тогда у него не останется выбора. Ему придется лечить
своего родственника всеми доступными средствами — травами,
пением псалмов, выводить болезнь любыми другими способами.
Вот так он и начнет практику целителя. Когда заболеет еще один
член семьи — ему опять придется лечить. И он сможет это
сделать, потому что Тамацин дал ему именно этот Дар. Теперь он
— целитель.
— А если он уже лечит членов своей семьи, то объявляет ли он
остальным виррарика, что может лечить?
— Нет, он ничего никому не говорит, но соседи со временем
узнают о его даре целителя, и когда кто-то заболевает, целителя
находят и обращаются к нему за помощью. Так начинает расти его
известность — тем быстрее, чем лучше он лечит.
Как можно понять, получаемое при обучении знание не
является чисто человеческим знанием. Знание воинов-толтеков не
состояло и не состоит из слов, почерпнутых из книг или
услышанных из уст учителя. Хотя слова неизбежно присутствуют
между учеником и тем, кто подталкивает его к знанию, они играют
второстепенную роль; обычно они полезны уже после того, как
ученик лично приобщился к знанию.
Для приобщения к истинному знанию не требуется книг,
учений, учителей или слов.
Единственный способ — жизнь, единственный учитель — Дух
и его видимое лицо: природа.


Самообучение

В языке нахуатл не существует слова, передающего идею
обучения в том виде, в каком она известна на Западе, — когда мы
учимся у кого-то еще, у специального учителя. В этом языке
слово, близкое по значению к русскому “обучать”, будет
нимомаштик, в дословном переводе это означает “обучать себя”.
Так и говорили мне мои первые “учителя” танцев виррарика —
двое детей, которые подбадривали меня во время длительного
ритуала криками: “учи себя, учи себя!”
Поэтому нам — тем, кто действительно готов принять на себя
ответственность, без которой немыслимо продвижение по пути
знания, — ясно, что учителя, книги или группы суть лишь
помощники, способные в большей или меньшей степени помочь
самообучению, в зависимости от обстоятельств. Они призваны
направлять наши усилия на пути к знанию и Свободе, которых мы
достигнем благодаря нашему собственному старанию и
собственной воле, совершая свои собственные поступки и
используя свою собственную энергию. Единственные “учителя”
— всегда готовый помочь Дух и энергия, необходимая для начала
движения по пути знания. Если все это имеется в наличии, то
появится и помощь извне в той или иной форме. С другой
стороны, если нам не хватает внутренней убежденности или
необходимой энергии, то все великие учителя, все прочитанные
книги, все пройденные курсы нам не помогут.
Метод “учи себя”, о котором знали наши предки, особенно
оправдан в нашу эпоху. Время учителей прошло, и для каждого
настало время осознать свою ответственность за все, что с ним
происходит. Мудро ли будет отдать наше истинное наследие,
которым мы располагаем — нашу единственную жизнь — в руки
учителей, причем неважно — истинные они или нет? Если
вспомнить, что мы можем общаться непосредственно с Духом, то
зачем нам нужны посредники? Твое время пришло. Используй
его! Действуй!


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ОНИ ВСЕ ЕЩЕ С НАМИ



ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В ПОИСКАХ ТОЛТЕКОВ

Толтеки среди индейцев Мексики

Я употребляю слово “толтек” в том значении, в каком оно
употреблялось ацтеками во время прихода испанцев, что
случилось гораздо позже исчезновения исторических толтеков.
Ацтеки называли так человека знания, и, судя по рассказам,
легендам, этнографическим и археологическим свидетельствам,
“образ жизни толтека” подразумевал их стремление постичь все,
что касается знания и путей, ведущих к Духу. Поэтому мы
называем толтеками те этнические группы, которые либо
испытывают заметное влияние исторических толтеков, либо
разделяют их активный интерес к знанию и его специфическим
формам, даже если эти группы нельзя строго идентифицировать с
толтеками, опираясь на методы этнографии и истории.
Образ жизни толтеков был присущ многим индейским
народам доколумбовой эры. Мы можем обнаружить влияние
толтеков почти на все народы Центральной и Южной Америки.
Хотя такие трагические события, как захват и последующая
колонизация Америки, в буквальном смысле стёрли с лица Земли
целые индейские народы, некоторые из них все-таки уцелели, а с
ними выжило и мировоззрение толтеков. К концу двадцатого века
эти уцелевшие народы в разной степени смогли сохранить свою
первоначальную этническую структуру. Это зависело от многих
факторов, таких как географическое положение, плотность
населения и внутренняя сплоченность.
Так, существуют этнические группы, оставшиеся
относительно чистыми с расовой точки зрения, но утратившие
свой язык и первоначальную культуру. С другой стороны,
существуют и те, кто смог противостоять притеснению
колонизаторов, сохранив при этом свою культуру, религию и
образ жизни почти нетронутыми. Именно среди последних, следы
толтекского знания наиболее свежи и заметны.
Сохранить прежнее мировоззрение оказалось вовсе не просто.
В течение пяти веков индейцы вынуждены были занимать самое
низкое положение, они находились на самом дне мексиканского
общества. Сначала их пытались поработить, — а непокорных
истребить, — испанские солдаты с их огнестрельным оружием. На
смену им пришла церковь и колониальная администрация. Потом
появились национальные интеграционные проекты, в
действительности направленные на разъединение индейских
наций. Капиталисты, воротилы от политики и плантаторы
отобрали их земли и превратили самих индейцев в наемных
работников-пеонов — почти что в рабов, живущих на мизерное
жалованье. В последнее время, опираясь на современные
технологии и значительные экономические ресурсы, религиозные
организации, — как национальные, так и интернациональные, —
увидели в индейцах новый, весьма многочисленный контингент
для обращения в свою веру. Доля индейского населения,
остающегося верным традиционному укладу своей жизни, резко
уменьшилась вследствие физического вымирания, в результате
исчезновения их культуры или абсорбции в обществе метисов — в
Мексике их называют “местизо”.
Все эти прискорбные события — завоевание, занесенные из
Европы болезни, насильственная евангелизация, колониальный
период, капиталистическое развитие и индустриализация — в
течение половины тысячелетия мало-помалу способствовали
сокращению территорий исконного проживания индейцев, пока
древние культуры “цветка и песни” почти полностью не исчезли.
Каждая из участвовавших в этих событиях внешних сил всеми
доступными средствами стремилась заставить индейские племена
отказаться от их культуры, религии, образа жизни и сломать их
национальную гордость. Вступившие на земли индейцев Мексики
и двух Америк отнюдь не с добрыми намерениями, пришельцы
по-прежнему продолжают попирать законные права коренного
населения, но индейские народы не сдались. Они выстояли, хотя
для этого им пришлось покинуть свои родные земли на равнинах
и искать убежища в самых недоступных горных районах .
Эти народы, встречая грудью, натиск пришельцев, смогли
отстоять свой образ жизни, хотя и немалой ценой. Благодаря им,
сегодня, в начале нового тысячелетия, толтекское сообщество, с
его обычаями и ритуалами, продолжает существовать.
В настоящее время в Мексике существует пятьдесят семь
этнических групп, не считая “местизо”. Среди наиболее
многочисленных можно назвать нахуа, мацатеков, виррарика,
сапотеков, отомие, тотонака, якуи и тарахумара. Каждая из этих
этнических групп по-своему боролась за сохранение своей
самобытности.
Некоторые из групп были, по-видимому, “окультурены” , ибо
входящие в их состав индейцы стали одеваться как метисы и
говорить по-испански. Однако пристальное наблюдение часто
выявляет наличие у них традиционного, естественного для данной
этнической группы образа жизни.
Одним из наиболее прискорбных последствий процесса утраты
этнической самобытности является так называемое “клеймо”
индейца. Из-за унизительных условий, в которых приходится
жить большинству местных народов, они стыдятся того, что они
— индейцы. Воспринимая белого или метиса как человека,
вероятно, имеющего деньги, здоровье и благосостояние, они
пытаются “местизофицироваться”, уподобиться метисам,
отказываясь для этого от собственного языка, традиционной
одежды и культуры. Во многих общинах часто можно услышать,
что старшие жалуются на отсутствие у молодых интереса к
обычаям предков. Однако следует воздержаться от поспешных
выводов. Следует помнить, что индейцам приходится бороться за
выживание в условиях чрезвычайной бедности и на грани голода.
Их нельзя осуждать.
К счастью, не все индейские народы находятся в столь жалком
положении. Существуют те, кто сохраняет в неприкосновенности
свой язык, одежду, религию и обычаи. Они малочисленны, и
контакт с ними затруднен, но их значение для нашей эпохи трудно
переоценить, ибо они являются подлинными носителями
священных традиций до-испаиской Мексики.


Толтекская связь

У меня была возможность путешествовать практически по
всей Мексике, интересуясь, в основном, теми районами, где
природа не испытала еще на себе губительного воздействия
человека. Может показаться невероятным, но, к счастью, такие
места все еще существуют в нашей стране. В своих поисках
нетронутой природы я встретился с индейцами Мексики, всегда
жившими с ней в гармонии. Я познакомился с различными
этническими группами и индейскими общинами — нахуа, цоциле,
целтале, мацатеков, виррарика, микстеков, сапотеков и тотонака,
— и пожил среди них. Особый интерес для меня представляли
нахуа и виррарика. Обе эти народности полнее всех прочих
сохранили древнее толтекское знание. Нахуа — прямые потомки
населения Тулы, а виррарика ближе к толтекам из Ацтлана. Но
кроме географических, миграционных или генеалогических связей
существует устойчивая духовная традиция, которая позволяет
напрямую связать эти народности с толтеками древности.
Я получил возможность приобщиться к духовным традициям,
методам обретения знания и повышенного осознания, которые в
разных формах сохранились среди индейских народов. Чтобы
полнее представить себе структуру унаследованной ими от
толтеков духовной культуры, мы можем условно разделить ее
элементы на три категории.
Первая и наиболее общая — это космовидение, восходящее к
доиспанским временам, оно присуще практически всем членам
индейской общины. В его состав входит осознание смерти, тесная
связь с природой, понимание Земли как живого существа,
осознание тела сновидения (у виррарика).
Ко второй категории относятся знания, методы, обычаи и
ритуалы, доступные лишь отдельным лицам или особым группам,
входящим в общину. Например, среди виррарика любой маракаме
или главный маракаме общины (он же возглавляет и группы
хикарерос ) признается всей общиной как лицо, ответственное за
все, связанное с религиозной деятельностью общины. В то же
время, существует целый ряд ритуалов, неизвестных тем, кто не
является частью избранной группы посвященных.
В третью категорию попадают “магические цепочки”—
небольшие группы людей, которые поколение за поколением
устно передают особые обычаи, связанные с древним знанием.
Доверенное им они хранят в полной тайне, и так, чтобы само
существование этих магических цепочек оставалось незаметным
даже для других членов их собственной общины. Входящие в
состав таких групп предстают перед другими индейцами как
крестьяне, торговцы, ремесленники, целители — по собственному
усмотрению. Совсем недавно и весьма необычным способом эти
магические цепочки начали включать в свои ритуалы и
неиндейцев.
Хотя у меня была возможность приобщиться ко всем трем
упомянутыми категориями традиции, сейчас я могу рассказать
публично только о первых двух, и лишь слегка коснуться третьей.


Народы нахуа и виррарика:
уцелевшие потомки толтеков

Именно среди индейцев нахуа я пережил свое второе
рождение, став воином-толтеком. Это больше, чем просто
членство или звание; это целое мировоззрение, особое отношение
к жизни. Воин-толтек борется за то, чтобы направлять каждое
свое действие на решение комплекса сложных проблем, а каждый
его поступок становился бы еще одним шагом на пути к Духу.
Мое второе рождение произошло в общине Нахуатл,
расположенной среди высоких гор Центральной Мексики. Эта
община была особой, ее члены сохранили нетронутыми древние
церемонии установления связи с осознанием Земли,
пробуждающие в участниках очень специфическую форму
восприятия, неизвестную большинству людей — это то, что
Карлос Кастанеда называет вторым вниманием . И это несмотря
на то, что в поселке стояла очень большая и старая церковь,
построенная еще в шестнадцатом веке.
В течение нескольких веков присутствие католического
священника было неотъемлемой частью жизни общины. И на
протяжении этих столетий каждый священник, в свою очередь,
боролся за искоренение того, что считал языческими и даже
сатанинскими обрядами индейцев. Когда я впервые появился в
этой общине, они — и новый священник, и индейцы, каждый по-
своему — рассказали мне, что предыдущий священник покинул
общину менее года назад. Он был очень старым и весьма
раздражительным человеком, который в течение десяти лет всеми
возможными средствами боролся за искоренение стойкого
“идолопоклонства” в этих местах. Этот святой отец очень
обижался, когда индейцы общины, весь год притворявшиеся
“добрыми христианами”, вдруг исчезали из своих домов и
маленьких хижин, чтобы по три дня кряду принимать участие в
связанных с культом Земли ритуалах, восходящих к доиспанским
временам. К вящему гневу священника, ритуал этот проводился в
тайных пещерах где-то неподалеку. Несмотря на все старания,
обнаружить эти пещеры ему никак не удавалось. Так
продолжалось год за годом, и поскольку дата зловредного
события всегда изменялась, — привязанная скорее к открытию
сельскохозяйственного цикла, нежели к календарю, — у
священника не было никакой возможности узнать, когда же это
случится. Он делал все, что мог, — даже устраивал крестные ходы
с вынесением из храма статуи Христа, чтобы “изгнать злых духов”
из окружающих гор. Все без толку. Эти маленькие заблудшие
индейцы оказались исключительно хитры и упрямы. Во время
воскресной мессы, — особенно после того, как возвращалась
таинственно исчезавшая на три дня паства, — священник гневно
распекал индейцев, причем делал это на языке нахуатл, которым
овладел за эти годы в совершенстве. Ирония происходящего
заключалась в том, что он устраивал индейцам разнос в церкви на
их собственном языке, называя их при этом поклонниками
дьявола. При этом он употреблял индейское слово, которое сами
индейцы никогда не произносят, потому что среди них, как и
среди других восходящих к толтекам народов, это слово имеет
магический смысл. Произнести его означает вызвать те силы,
которые оно обозначает, привлечь их.
Таким образом, священник постоянно грозил им проклятием,
вызывая при этом дьявола снова и снова. Местные жители (те
немногие, которые посещали мессы) не знали где спрятаться,
когда святой отец совершал великий грех “призывания дьявола в
дом Бога”! Они приходили в сильное смущение и теряли всякое
желание посещать церковные службы. В один прекрасный день
произошло совершенно логичное при таких обстоятельствах
событие. Это был обычный дождливый день в горах, когда дождь
не просто льет, а прямо хлещет, и гроза непрестанно извергает
громы и молнии. Внезапно молния ударила прямо в церковь,
попав точно в алтарь и полностью опалив его. Священник был
настолько испуган, что тут же сбежал. Для местного же населения
происшедшее было совершенно естественно — всего лишь
небольшая плата за тяжкий грех призывания дьявола в храм
божий. Сам я никогда не встречал пресловутого священника, но
мог видеть след удара молнии на сгоревшем алтаре. Во время
моего последнего посещения этих мест посвященные Земле
ритуалы были все еще живы, а местонахождение пещер
оставалось по-прежнему окутано тайной.
Здесь мне посчастливилось стать “приемным сыном”. Эту
честь мне оказал один из тех, кто отвечал за организацию и
соблюдение тайны проведения ритуалов и охрану пещер, а также
находящихся в них огромных каменных фигур, созданных еще в
доколумбову эпоху. Насколько мне известно, я стал
единственным человеком за пределами индейской общины,
которому было позволено узнать местоположение пещер и
характер проводимых там ритуалов. Конечно, я никогда не
раскрою секрета их точного местоположения.



Практики “по Кастанеде”

Если мое “рождение” в качестве воина-толтека произошло
среди нахуа, то “достижение совершеннолетия” пришлось на то
время, когда я жил среди виррарика. Из всех индейцев, с
которыми мне довелось познакомиться, именно они, — судя по
природе их обычаев и ритуалов, а также повседневному образу
жизни, — оказались наиболее ярко выраженными “толтеками”.
Живя среди них, я по-настоящему занялся приобщением к тем
сторонам реальности, с которыми сталкивался преимущественно
во сне. Я изучал предметы, увлекавшие мой разум, но
оставлявшими открытым вопрос — существует все это в
действительности или нет? Ко времени моей первой встречи с
виррарика, я уже прошел часть пути к знанию — этому
способствовала и жизнь среди индейцев нахуа, и мои собственные
поиски истинных путей развития, которые всегда начинаются со
стремления усовершенствовать свой собственный внутренний
мир. Одно из направленных на внутреннее совершенствование
занятий состояло в чтении книг Карлоса Кастанеды.
Содержащиеся в них сведения и крупицы знания оказались очень
схожи с тем, что мне удалось обнаружить у живущих в горах
индейцев. Благодаря этому чтению, я узнал о комплексе
упражнений, знакомство с которым позволило мне воспринять
духовный опыт индейцев виррарика и осмыслить полученный в
ходе моей собственной жизни среди них опыт, и потому я считаю
уместным сделать здесь краткое отступление.
Упражнения, — такие, как наблюдение недеяния,
передвижение в темноте с использованием телесного восприятия,
походка силы, осознание смерти, второе внимание, упражнения на
неординарные взаимоотношения с осознанием Земли, остановка
внутреннего диалога, установление связи с осознанием деревьев,
практическое использование снов и многие другие, — были
отчасти знакомы мне благодаря моему опыту, приобретенному у
нахуа. И все же, большая часть того, о чем писал Кастанеда,
оставалась для меня только сказками о силе. Хотя его книги стали
важной частью моей жизни, они не подвигли меня на поиски дона
Хуана или самого Карлоса.
Практикуемые уцелевшими толтеками безмолвное
наблюдение за природой и бессловесное знание позволяли понять,
что можно самостоятельно продвигаться по пути к свободе и
знанию, а не путаться в фантазиях какого-нибудь учителя. Сам
Кастанеда говорил об этом очень ясно. Вместо поиска нагуаля, я
продолжал работать с собственной энергией, следуя наставлению
дона Хуана Матуса: “Воин безупречен, если он верит в свою силу,
независимо от того, мала ли она или велика” . Я начал в одиночку
заниматься необычайными практиками дона Хуана, прекрасно
дополнявшими то, что мне уже было известно. Много раз я
совершал длительные “прогулки внимания”, закапывал себя в
землю, проводил ночи подвешенным к дереву, занимался работой
с инвентарными списками, работал с недеянием собственного “я”,
выяснял пути утечки энергии. Я искал способы стирания личной
истории, до тех пор пока не обрел способность видеть. Я
практиковал набор упражнений, названный мной “живым
изучением работ Карлоса Кастанеды”, долго и настойчиво.
Результаты оказались потрясающими: практики сработали, они
помогли выявить необычную форму осознания — осознания
другого собственного “я”, что открывало доступ к неисчислимым
духовным возможностям, скрытым внутри каждого из нас.
Использование практик позволило выявить новые для меня
формы восприятия и использования своей энергии, совершенно не
похожие на обычные .
Кроме “редких феноменов”, которые так часто захватывают
внимание читателей (союзники, беседа с деревьями или с Землей,
полеты, восприятие, свойственное другим биологическим видам
(например, волкам), бег в темноте, осознание тела сновидения и
многое другое), упражнения “по методике Кастанеды” дали мне
что-то еще, что в конечном итоге оказалось гораздо более
важным. Я обнаружил, что дон Хуан был прав: воспринимаемый
нами мир, в том числе и наша собственная личность (точнее, наше
собственное эго) — это всего лишь описание, фантазия, которая
только кажется реальной благодаря нашему настойчивому
желанию принимать ее за действительность. Остановка мира,
остановка себя — это гораздо больше, чем необычайные
визуальные эффекты. Это не более и не менее, чем обретение
возможности восприятия иных миров и способов бытия.
Обретение восприятия иного и гораздо лучшего. Если мы
прекратим поддерживать в себе ежедневно обновляемое нами
противоречивое описание мира, то увидим, что отказ от такого
описания есть верный путь к свободе, к открытию для себя иных
миров, в которых мы могли бы жить так же, как живем в своем
обычном мире. Прекратив поддержку описания собственного “я”,
которая основана на самомнении, жалобах, разочарованиях и
низости, мы получим взамен реальный путь к свободе выбора
поведения в любых возможных ситуациях. При этом мы
прекращаем быть рабами своих представлений о своем способе
существования как об единственно возможном; сбрасываем с себя
цепи своей личной истории; разбиваем узкие, искусственно
созданные границы, определяющие наш имидж. Мы говорим
“прощай” лишенному свободы выбора образу жизни.
Использование методов Кастанеды позволило мне довольно
быстро убедиться, что на самом деле мы свободны и можем
выбрать — кем быть и как жить.
Ко времени моей первой встречи с виррарика, я только
начинал свои эксперименты с методами Кастанеды. Подобно
большинству горожан, сначала я мог только наблюдать извне за
тем, чем они занимались. Я не представлял, что кроме того, что
видели мои глаза и понимал мой мозг, было и нечто иное — эти
люди взаимодействовали в отдельной реальности, о
существовании которой я тогда даже не подозревал. (В
следующих главах я вернусь еще к тем временам.)
Прошло какое-то время, и мои образ жизни позволил мне
накопить необходимое количество энергии, чтобы сделать
решающий шаг и “совершить прыжок” в отдельную реальность.
Пересечение параллельных линий окончательно открыло мне то,
чего я одновременно боялся и желал — сказки о Силе можно
превратить в реальность. Это вовсе не то же самое, что играть в
интеллектуальные игры с концепцией “необычной реальности”
(которую я был готов воспринимать очень серьезно, так как ее
существование получило физическое подтверждение, и ее
восприятие можно было делить с другими людьми на протяжении
нескольких дней и даже целых недель). Рассуждать об этом легко,
но требуются большие усилия и твердая целеустремленность,
чтобы заставить нас действовать, невзирая на страх или печаль —
наших вечных спутников во время путешествий в иные миры и
реальности, к пребыванию в которых мы не подготовлены.
Настоящая трудность проникновения в параллельный мир состоит
в том, что мы не можем внутренне принять его. Как мы можем
принять иные миры, если безопасность нашего эго покоится
полностью на непрерывности восприятия, которое в свою очередь,
всецело связано с нашим повседневным миром — сколь бы
абсурдным и эфемерным он ни был? Как мы можем принять
неведомое, когда всю жизнь учились бояться и отвергать все
неизвестное?
Отрицание неизвестного — это черта, присущая
господствующей на большей части планеты западной культуре.
Но господствует она отнюдь не везде. Например, среди индейских
народов существование многочисленных необъяснимых
феноменов считается нормальным явлением повседневной жизни.
Они привыкли жить бок о бок с загадочным. Они без труда
принимают существование вещей, которые могут или не могут
быть объяснены; неизвестное не задевает их, поскольку
самомнение не занимает центрального места в их культуре. Это
позволяет им воспринимать как объяснимую реальность (тональ),
так и необъясняемую (нагуаль).
Все не так у современных людей. Наше ощущение
безопасности и чувство собственной важности основаны на
уверенности в том, что мы все знаем и все можем объяснить. Как
следствие, мы начинаем считать известным все то новое, что
появляется в поле нашего зрения; мы прибегаем ко всем
мыслимым видам ассоциаций, лишь бы трансформировать
неизвестное в известное и иметь возможность сказать: “Ага, это я
уже знаю! Это похоже на то и на это, на то, что я уже изучил, знал
или видел тогда-то и тогда-то”. В исключительных случаях, когда
то, что появляется перед нами, никак не вмещается в узкие рамки
нашего опыта, мы этого просто невидим, даже если оно находится
у нас под носом. Мы даже не осознаем, что с нами происходит!
Цена, которую мы платим за чувство собственной важности,
очень высока —в течение всей нашей жизни мы остаемся
заключенными в пределах единственного, причем достаточно
ограниченного мира, в то время как мы могли бы посетить так
много различных и гораздо более необычайных миров!
Возможность посещения таких миров полностью зависит от
наличия у нас дополнительного количества энергии, что
становится возможным, если нам удается преодолеть чувство
собственной важности и допустить мистическое в свою жизнь. В
конечном итоге, все упирается только в количество имеющейся в
нашем распоряжении личной силы.
Возвращаясь к виррарика, мы можем сказать, что они оттают в
реальности, отделенной от той, которая известна нам.
Большинство из них находится в том месте, которое мы можем
назвать “периферия отдельной реальности” . Другие же, более
приобщенные к Духу, и имеющие больше личной энергии,
населяют более глубинные зоны этого мира. Жизнь среди них
породила во мне “влечение” к их отдельной реальности, дала
возможность увидеть и почувствовать вещи гораздо более
необычайные, чем самые фантастические иллюзии.




Толтеки гор

Мои друзья виррарика — это в основном люди, занятые
своими собственными делами. Я “просочился” в мир виррарика
благодаря их великодушию и собственной настойчивости. Они не
нуждались во мне и, вероятно, я даже немного побеспокоил их.
Знание, к которому они приобщены, абсолютно бессловесно; оно
основано на упражнениях и конкретном опыте. Здесь не
существует ни объяснений, ни указаний. Виррарика учатся,
совершая поступки, а не размышляя о них. Для сохранения этого
знания не требуется ни священных книг, ни священников, ни
церковной иерархии. Главная его часть сохраняется посредством
набора упражнений, передающихся из поколения в поколение.
Индейские народы, о которых идет речь в этой книге, не
разделяют шкалу ценностей, принятую в современном обществе.
Они живут в другом мире, о котором нельзя получить
представление, не обретя собственного опыта. То, что делает их
такими особенными — это не чудеса с отменой физических
законов (о которых мы сами знаем так мало), не паранормальные
способности и не власть над сверхъестественными силами. Они
замечательны тем, что любят и уважают мир природы, а не так
ценимое нами чувство собственной важности или его проявления.
Они знают и практически используют присущие нагуалю аспекты
человеческого осознания и устанавливают связь с нагуалем
мироздания, нам же об этом почти ничего не известно. Они
замечательны, потому что они другие. Это свойство делает их в
наших глазах учителями, способными помочь в обретении
магического знания, невзирая на то, что у них нет ни малейшего
стремления обучать нас чему-либо, так как они слишком заняты
углублением своих собственных знаний. Их отличие от нас
позволяет им воспринимать недоступные для обычных людей
грани реальности, а их восприятие очень трудно понять тому, кто
не жил с ними рядом. Речь идет не о поиске необычного ради
самого поиска; скорее, это поиск результатов, ведущих к
полнокровной и сбалансированной, насыщенной событиями
жизни. Жизнь становится богаче, если вмещает в себя
неизвестную сторону реальности внешнего мира, и неизвестную
сторону нас самих. Об этом моим друзьям-индейцам, хранителям
уцелевших с древних времен знаний, известно очень многое. Они
замечательны не только этим, но и тем, что они смогли выжить.
Они сосуществуют с нами в этом мире. Но чтобы сохраниться, им
пришлось выстоять в пятисотлетней непрерывной борьбе против
западного общества, одержимого навязчивой идеей уничтожить
все, что отличается от его собственной нормы.
Одна из привлекательных черт традиции толтеков, — то, что в
их духовных упражнениях и образе жизни нет ничего напоказ.
Они действительно живут. Когда они исповедуются, то это
делается не “как если бы” они исповедовались; они действительно
исповедуются. Когда они находятся перед лицом Дедушки Огня,
они не делают это “как если бы” они общались с ним; они
полностью открывают свои сердца, они слушают его и говорят с
ним. Мы имели возможность убедиться в этом однажды ночью, во
время “оленей охоты” после паломничества к святым местам. Мой
друг Маноло вспоминает: “Эта ночь вовсе не казалась необычной.
Какое-то время они танцевали, но скоро все улеглись спать. Я
ощутил укол ностальгии при мысли о городе, но в целом, под
воздействием магии, к которой нам было позволено отчасти
приобщиться, город уже не казался мне таким привлекательным.
Я не мог уснуть и начал записывать слова песни при свете огня.
Позднее, когда казалось, что уже вряд ли случится что-то новое, я
получил последний, самый большой за это путешествие подарок.
Я писал уже какое-то время, когда ощущение движения
поблизости заставило меня оторваться от записей. Все спали.
Антонио (великий маракаме) медленно поднялся, приблизился к
огню и начал говорить с ним, в речи его звучало чувство...
огромное, всепоглощающее. Я не существовал для этого человека,
но его чувства насыщали меня. Выглядело это так, как если бы он
говорил с кем-то очень близким; он сделал паузу, и огонь
ответил ему. Я не знаю, как это случилось, но огонь ответил ему.
Не могло быть никакой ошибки. Маракаме Антонио заплакал, и
тут же, внезапно, так же как и началось, все закончилось. Он
повернулся и пошел спать. Где побывал этот человек? Какие миры
он воспринимал в тот момент? Я прекрасно ощущал, что оказался
причастен к замечательному событию. Присущее этим людям
видение мира основано на восприятии тех живых существ,
которые постоянно сопровождают их: Дедушка Огонь, Брат
Олень, Отец Солнце, Мать Земля. Здесь нет места вымыслу,
толкованиям, жалобам или суждениям. Все их поступки отмечены
печатью безупречности. Я был переполнен эмоциями и мне не
оставалось ничего другого, как заплакать”.
Они не притворяются, что “охотятся на оленя” на Хумун
Куллуаби . Они вкладывают все свое существо, без остатка,
стремясь встретиться со своим оленем — видением, который учит
их “правильному образу жизни”. В сравнении с ними. мы, люди
современного общества, выглядим никчемными существами,
которые всегда лгут, совершают бессмысленные поступки так, как
если бы эти поступки были очень важны; как если бы мы
действительно любили; как если бы мы были очень важны; как
если бы мы любили свою работу; как если бы мы любили своих
заместителей; как если бы наша борьба была действительно наша
— всегда “как если бы”. Вот поэтому я обычно говорю, что
люблю этих людей так сильно за то, что они вкладывают себя в
каждое свое действие. Нам это также отчасти свойственно. Если
бы мы смогли понемногу научиться жить как они, это стало бы
огромным завоеванием.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ЗАДАЧА

Я тоже ходил на Хумун Куллуаби в поисках своего оленя. И
нашел его. Эта встреча дала мне нечто гораздо большее, чем
просто красивые воспоминания. На мои плечи легло
обязательство взять на себя ответственность за выполнение того,
что сказал мне олень. У моего оленя два рога: один из них
относится к моей борьбе за то, чтобы стать настоящим человеком
и жить настоящей жизнью, он связан с моим личным миром и
присутствует во всем, что я делаю; другой имеет отношение к
миру, в котором я живу, со временем и пространством, которое я
делю с другими людьми моего поколения и эпохи. Последний
вопрос прояснился для меня в конце моего пребывания на Хумун
Куллуаби, во время спуска со Священной Горы Ла Унарре,
известной также как “Дворец Правителя” (Солнца) или просто
“Дворец”. Следуя бегом за маракаме пурукуакаме, я получил
наставления о том, что должен описать в этой книге. Сам я не
могу объяснить, откуда получил эти указания, но мне было
совершенно ясно, что это была команда, которую я не могу не
выполнить. И вот я выполняю ее.
Сам голос продиктовал мне и заглавие этой книги “Толтеки
нового тысячелетия”. Заглавие говорит о том что в этот самый
момент, на заре нового тысячелетия на протяжении короткого
отрезка времени в мире происходит сближение двух типов
толтеков: выживших хранителей древнего знания, потомков
исторических толтеков (виррарика и другие индейские общины) и
нового поколения толтеков, которое примет из рук индейских
народов и понесет дальше “Чашу Знания”, но не путем основания
школ или церквей, а принятием образа жизни, позволяющего
соотносить себя с Духом.
В наши дни эта новая, зарождающаяся толтекская общность
имеет реальную возможность, — которая, однако, влечет за собой
и ответственность, — использовать существование уцелевших
толтеков древности, причем не столько путем непосредственного
контакта с ними (что случается очень редко, если вообще
случается), сколько выполнением определенных действий,
позволяющих установить гармоничные отношения с Духом,
движущим поступками толтеков. Эти действия начинаются с того,
что каждый из нас принимает решение быть в ответе за свое
собственное духовное развитие и стремиться к встрече с Духом.
Приняв такое решение, мы станем братьями и сестрами живущих
в горах индейцев, тех, кто полностью погружен в решение этой
задачи. Наше время особенное по трем причинам:
1) все еще существуют маракаме, поддерживающие тесную
связь с Дедушкой (Прародителем) Огнем, с нашей Матерью
Татей Урианака (Тлалтипак, Земля, Гея и т.д.) и с самим
Духом;
2) канал связи с Духом еще открыт;
3) пути возвращения зримы, что увеличивает наши шансы на
успех.
Сейчас лишь от нас зависит, сможем ли мы научиться
поддерживать эти каналы открытыми, сможем ли использовать
пути возвращения к Духу — пока они еще существуют, и пока мы
не остались одни.
Уцелевшие вопреки историческим событиям индейцы —
прямые наследники проложенных древними толтеками путей к
Духу,—а также заинтересованные и целеустремленные
исследователи, поодиночке или группами ведущие сражение за
понимание пути возвращения, составляют особое сообщество. Им
дарована особая привилегия — быть духовно разбуженными и тем
самым отягощенными ответственностью хранить знание. Этих
людей я и называю “толтеками нового тысячелетия”.
Чтобы оказаться достойным стоящей передо мной задачи, я
должен быть в состоянии вынести и совершить гораздо больше,
чем я вынес и совершил к настоящему моменту. Один из
примеров — написание книг. На самом деле я не писатель, хотя
какое-то время вел себя так, как если бы был им. Я пишу, когда
нет иного выхода. Сопряженное с писательством затворничество
весьма далеко от того, что для меня естественно — быть в гуще
событий, ведущих к открытиям, часто случающимся
одновременно на внешнем и внутреннем уровне, где-то в
отдаленных и недоступных уголках природы или реальности.


За рамками антропологии

Я отдаю себе отчет в том, что подходить к изучению
реальности индейцев можно с разных сторон, в том числе и с
точки зрения антропологии. Однако мои исследования, помимо
всего прочего, имели отношение к тем областям, в которые доступ
академическим ученым закрыт из-за их принадлежности к
академическим структурам и их статуса “цивилизованных”
мужчин или женщин. Изучение этих неожиданных граней
осознания и восприятия, опыт взаимодействия с неизвестными
аспектами реальности. Все это имело для нас огромное значение и
оказало огромное влияние на наш повседневный образ жизни.
Этот опыт открывает перед нами дверь к восстановлению
равновесия. Мы утратили его много лет назад как отдельные
личности и много столетий или тысячелетий назад как
человечество в целом. Поэтому сфера моей деятельности
охватывает не только мир индейцев, в нее входит и то, что я
делаю среди неиндейцев, жителей городов, вовлеченных в
круговорот проблем современной жизни.
Социальная или этнографическая антропология должна быть
каналом для ознакомления с неизвестными “другими” (например,
индейцами). По крайней мере, так должно быть. В
действительности же, это лишь небольшая замкнутая на себя
вселенная, ни в коем случае не выходящая за пределы
академических границ. Действительность “других”
рассматривается очень поверхностно, если вообще
рассматривается. Обычный человек едва ли получит от
деятельности антропологов какую-либо пользу, прибыль или
ощутит само присутствие где-то поблизости этой
антропологической вселенной. В большинстве своем обычные
люди даже не знают, чем занимаются антропологи. Плодами
работы антропологов пользуются не индейские народы и не люди
из общества и даже не они сами, как индивидуумы. Их работа
предназначена для их собственных “заказчиков” — руководства,
правительственных кругов и других антропологов —
единственных ценителей работы своих коллег.
Я стремился работать именно в тех областях, о существовании
которых академические исследователи не хотели или не могли
знать, или же подозревали об их существовании, но не могли или
не собирались исследовать. Если бы они искали и находили, то не
осмелились бы заявить о своих находках публично из-за страха
быть обвиненными в утрате “научной объективности” и
стремления сохранить уважение своих коллег в академических
кругах.
Будучи антиантропологом, я лишен этого страха, и поэтому
располагаю гораздо большей свободой действий. Я могу
позволить себе опыт встречи с неизвестным, ощутить на себе его
влияние, я готов преобразиться в процессе этих встреч. Для меня
не важно соответствовать формальным требованиям “научной
объективности”. Я стремлюсь представить свидетельства иного
рода, рассказать о том, что происходит, когда мы осмеливаемся
совершить этот “смертельный прыжок в сторону от рассудка”,
преодолев самих себя, покончив со своей личной историей и
самомнением.
С одной стороны, моя работа отвечает всем требованиям,
предъявляемым к “научному исследованию”. Это, — не
исключаю, — может со временем убедить других “социологов”: в
работе нет ничего, что может вызвать недоверие или быть сочтено
цирковым фокусом — то есть, с их точки зрения, здесь все в
полном порядке и под контролем. Мы, ученые, понимаем почти
все, а чего не понимаем, то поймем позднее, это всего лишь
вопрос времени.
С другой стороны, наличествует и то, что можно опробовать, и
что не укладывается в тональ причинно следственных связей. Я
считаю важным и тот факт, что мы осмеливаемся исследовать
явления, не укладывающиеся в привычные рамки познания, и то,
что мы можем и хотим говорить об этом.

Ученые против эзотериков

В широком спектре тех, кто обладает “знанием об индейцах”,
доминирующее положение долгое время занимали две явно
противостоявших друг другу группы, имевших по существу много
общего. К одной из них относились социологи, одержимые
поиском таких доказательств, которые могли бы подтвердить
существование Единственной Реальности (всегда
соответствующей их идеологии или предпочитаемой ими
“теоретической схеме”). Вторая группа объединяет
многочисленных писателей, публикующих свои рассказы об
“индейском знании”. В большинстве случаев эти авторы
полностью игнорируют саму возможность предоставления
читателю шанса проверить истинность их историй, поэтому мы
никогда не можем с уверенностью сказать, достоверны
приведенные в них сведения или нет. Книги, авторы которых
принадлежат к первой группе, предназначены для академической
среды и практически неизвестны широким кругам читателей.
Книги авторов второй группы предназначены для менее
требовательной публики, интересующейся духовными аспектами
излагаемых историй и легко верящей в достоверность описанных
событий; эти книги, напротив, вполне доступны обычному
читателю и служат благодатным источником ошибочных мнений
и сведений. Таким образом, возникает весьма затруднительная
ситуация: большинству антропологов не удается найти более
гуманный и объективный подход к индейским народам, а те
писатели, которых я назову эзотериками , зачастую не имеют
контакта с реальными индейскими общинами.
Итак, можно сказать, что ученые связаны чрезмерно жесткими
требованиями к “научной достоверности данных”, а эзотерики
позволяют себе слишком вольное обращение с имеющейся в их
распоряжении информацией. Совершенно очевидно, что ценность
книги определяется ее содержанием и не зависит от того, является
ли она литературной выдумкой или отчетом, достоверно
описывающим реально происходившие события. Ценность книги
определяется лишь качеством, формой и смыслом содержащегося
в книге послания к читателю. Однако тот факт, что обе категории
книг имеют особую, присущую лишь им ценность, не должен
позволять авторам смешивать один тип литературной работы с
другим, в особенности не предупредив об этом читателя.
С моей точки зрения, роман или отчет, превращенный в роман
— по любой теме, включая темы индейцев, — может быть весьма
ценным, если он имеет “реальную основу”. Содержание романа с
реальной основой может обогатить нас, оно может даже
подвигнуть нас на изменение или коренное улучшение нашего
образа жизни. Откуда же тогда страх перед таинством написания
литературного произведения таким, как оно есть? Почему надо
держать в секрете личный опыт автора литературного
произведения, как если бы он сам был нежелательным
персонажем в своей же собственной работе?
Есть мнение, отнюдь не бесспорное, что сохранение в тайне
источника сведений, которыми авторы пользовались при
написании своих книг, придает большую силу воздействия, и
достоверность содержанию их работ. Однако здесь мы подходим к
проблеме, значимость которой со временем становится все более и
более серьезной: отчуждению между индейскими и неиндейскими
народами. Следует ясно понимать: если мы проводим
антропологические исследования среди индейских народов, или
пишем романы и представляем их содержание как реальные
факты, то в глазах наших читателей мы подменяем реальность
вымыслом, что поощряет восхищение персонажами-индейцами в
книгах и способствует неприятию или безразличному отношению
к настоящим индейцам.
Может показаться парадоксальным, но это факт: книги,
описывающие знание коренных американцев, наводнившие в 80-х
и 90-х годах рынок духовной литературы, могли вызвать
устойчивое отчуждение по отношению к реальным индейцам. Еще
бы — они ведь не выглядят столь живописно, как индейцы из
нового поколения фантастических книг. Они вызывают презрение
читателей подобных книг как “ненастоящие” или “испорченные”
колонизацией. Кроме того, индейцы в книгах выглядят более
впечатляюще и живописно. Ориентируясь на свои собственные
культурные традиции, носители “цивилизованной” культуры
очередной раз присваивают право высказывать мнение об
индейцах, назначая самих себя судьями, способными определить
“истинность” индейцев, степень их этнической и духовной
чистоты! Такой поверхностный взгляд на проблему индейцев
мешает увидеть реальную тайну, находящуюся за гранью
очевидного. Тайна эта приоткрывается нам лишь тогда, когда,
избавившись от предубеждения, мы становимся открыты для
непосредственного и устойчивого контакта с этой другой
реальностью — повседневной жизнью во вселенной индейцев.
Мы вплотную приблизились к историческому моменту, когда
нам следует остановиться и пересмотреть свое отношение к
индейским народам и их знанию. Если мы действительно хотим
наступления Новой эры, в которой тысячелетнее знание индейцев
сможет помочь нам заполнить образовавшуюся в душах людей
современного общества пустоту, то необходимо, чтобы
исследователи, писатели, читатели — все общество в целом стало
более требовательным и ответственным, чтобы ускорилось
духовное сближение городских жителей и индейских народов,
которые выжили, сохранив свои традиции, знание и
самобытность. Давление на эти общины столь велико, что даже
незначительная небрежность в решении связанных с ними
вопросов может иметь серьезные последствия. Приведем только
один пример: недавние конфликты в зонах компактного
проживания индейцев в штате Чьялас — это всего лишь верхушка
айсберга. Эти события должны заставить нас лучше понять то, как
далеки мы от настоящих индейских народов и какие ужасные
последствия это может повлечь. Небольшой пример послужит
иллюстрацией:
В середине 1994 года, когда я читал лекцию о выживании
индейского знания в начале нового тысячелетия, один из
присутствующих спросил меня об индейском восстании в штате
Чьялас, направленном против мексиканского правительства и
политического руководства штата. Он хотел узнать мое мнение,
было ли восстание запатистов движением “истинного коренного
населения”. Когда я рассказал об истинно индейском характере
движения, о прекрасной культуре и знаниях, сохраненных этими
потомками майя, об их оскорбительной бедности и ужасной
эксплуатации, которой они подвергаются, то сразу же столкнулся
с непониманием. Мне стала возражать какая-то возмущенная
женщина, она говорила, что армия запатистов никак не могла
состоять из индейцев. Я спросил ее, почему она так думает и она
ответила: “Если бы они были настоящими индейцами, то не
просили бы помощи продуктами и медикаментами, как это делают
солдаты запатистов. Истинные индейцы слишком мудры, чтобы
страдать от голода и болезней”.
Конечно, в словах этой женщины виден максимализм,
граничащий с экстремизмом, но они дают представление о
взглядах многих других людей, которые пестуют свои
собственные фантазии и готовы идти в этом вплоть до абсурда,
отрицая, если понадобится, любые свидетельства реальности. Но в
данном случае, подобное отношение может очень легко оказаться
вопросом жизни и смерти для тысяч индейцев. Стоит лишь
вспомнить, как много раз участие или безразличие всего общества
было определяющим фактором либо в ускорении истребления
целых народов, либо в прекращении такого истребления. При
уничтожении народов теряется не только много человеческих
жизней, но и сами мы, “цивилизованные люди”, утрачиваем
прекрасную возможность обогатить свой мир иными способами
восприятия вселенной, причем такими разнообразными и
многообещающими, какие присущи представителям коренного
населения американского континента.
Одновременно, все более широкое распространение получают
курсы по “шаманизму”, позволяя нам за короткое время
превратиться в “шаманов”; при этом нам показывают имитации
ритуалов, не имеющих связи с повседневной жизнью и потому
остающихся пустыми и недействующими.
Таким образом, с одной стороны мы имеем антропологов; они
едут в индейские общины, чтобы проверить эффективность своих
теоретических схем и поддержать мнение о себе, как о “тех, кто
способен понять” индейскую реальность, благодаря наличию
интеллектуальной подготовки. С другой стороны, существуют
потребители фантастического “знания об индейцах”, которые,
кажется, больше заинтересованы в своих книгах, чем в более
близком знакомстве с индейцами из плоти и крови. Подлинная же
встреча с опытом и знанием мира индейцев остается актуальной
задачей и сейчас, в эти трудные времена, когда мы становимся
свидетелями неуклонного и очевидного исчезновения “индейского
облика” нашей культуры.
Что и говорить, печальная картина. И выход из сложившейся
ситуации для нас, представителей доминирующего на этой
планете биологического вида, может быть только один — в этот
сложный момент нашей истории мы должны срочно отыскать
другие, более здоровые пути, которые позволят нам изменить свое
отношение к реальности. И необходимым условием этого является
обеспечение физического выживания индейских народов,
сохраняющих так необходимое нам знание. Это наша последняя
возможность сделать настоящее открытие, способное помочь нам
преобразиться и направить свое развитие в нужном для нас
направлении. Это наш “звездный час”, именно сейчас мы можем
встретиться с иным, открыть другое “я”, скрытое внутри каждого
из нас.
В своей работе, — как с отдельными индейцами, так и с
целыми общинами, — я стремился не увязнуть в болоте фантазий
и не попасть в капкан самоутверждения исследователя-
антрополога. Я пытался пройти по своему пути как можно дальше,
оставляя на его обочине клочки своей личной истории, своего эго,
своего описания мира, все для того, чтобы оказаться как можно
ближе к тем, другим, о ком мы знаем так мало. Достиг ли я этого,
хотя бы отчасти, — не мне судить. Я могу лишь предоставить
свидетельства моих усилий.
Все события, описания которых я привожу в этой книге,
происходили на самом деле, и я не собираюсь лишить эти
описания субъективных моментов, в которые сам в свое время
поверил без всякого труда. Меня интересует объективное знание,
но я уже давно обнаружил, что наш опыт восприятия реальности
всегда субъективен и что “объективное” восприятие — это не
более чем наши домыслы о причинно-следственных связях, так
как никакое восприятие невозможно без участия субъекта (то есть
меня).
С другой стороны, есть один аспект моей работы, который я
считаю очень важным — достоверно рассказать о том, что
происходило в действительности. Я ничего не придумываю. В
книге приведены примеры того, что может случиться при встрече
с индейским знанием и с живыми его носителями, в
существовании которых вряд ли можно усомниться.





ГЛАВА ПЯТАЯ

ТРАДИЦИЯ ТОЛТЕКОВ НАШИХ ДНЕЙ

Живая религия

Повседневная жизнь индейцев виррарика глубоко связана с их
религиозным мировоззрением. Их религия не отделена от
повседневной жизни, она не похожа на религию тех, кто ходит
время от времени в церковь лишь для того, чтобы затем опять
забыть все, что связано с верой — до очередного посещения
церкви. Для индейцев виррарика религиозная мысль не
представляет собой набор доктрин или кодекс верований. Она не
записана в какой-либо священной книге, не направляется
священниками или какой-то церковной иерархией. Какая-либо
религиозная иерархия, официально признаваемая всеми и тем или
иным образом доминирующая над обществом, отсутствует. Для
них религия — это образ жизни, в котором каждое их действие
находится в определенной связи с силами, правящими миром.
Поскольку у них нет ни священных книг, ни религиозной
иерархии, они делят между собой ответственность за сохранение и
воссоздание своей картины мироздания день заднем, поколение за
поколением. Благодаря этому, исторические предания, песни и
легенды о Тамаце Кахуллумари или Татевари, или рассказ о
сотворении мира не являются неизменной, застывшей историей.
Когда маракаме рассказывает эти истории, он не просто повторяет
что-то механически заученное или полученное от другого мага; он
скорее пересказывает то, что он непосредственно видит в самый
момент совершения ритуала. Ко многим услышанным за свою
жизнь историям, где действуют персонажи космогонии индейцев
виррарика, он будет добавлять другие истории, которые сам
непосредственно наблюдает или о которых он напрямую узнает в
те моменты, когда его осознание фокусируется на особой
реальности.
Для индейцев виррарика поиск Бога или Духа начинается не со
слов, не с того, о чем вам рассказывают и чему вы верите. Это
нечто, что вы сами видите и слышите. В течение многих лет
ребенок у индейцев виррарика слушает песни и легенды о
Прародителе Хвосте Оленя или о Татей Урианака, но пока он не
увидит их сам, он не будет по-настоящему приобщен к этому
знанию. Как носители западной культуры, мы слишком часто
думаем, что религиозная мысль индейцев полна предрассудков и
надуманных историй. Объясняется это тем, что наше собственное
понимание религии именно таково: собрание догм, в которые мы
сами не верим, кодекс норм поведения, которого мы сами не
соблюдаем, какие-то истории, свидетелями которых мы сами не
были — пустые истории и предрассудки без каких-либо
эмпирических доказательств. Мы можем бесконечно говорить о
Христе или Боге. Мы можем даже декларировать, что Бог хочет
того-то или этого, что “он” думает таким-то или таким-то образом,
что он ведет себя так-то и так-то, но мы никогда не видим “его”,
“он” никогда ничего не делает на наших глазах.
Естественно, опираясь на подобную пустую и бедную
религиозную основу, мы склонны полагать, что нечто подобное
должно быть и у индейцев, если только не заходим еще дальше и
не начинаем с раздражением говорить о “примитивных религиях”,
тем самым, ставя самих себя много выше индейцев. Мы проводим
исследования, классифицируем, высказываем мнения, — мы
уверены, что что-то понимаем. На самом же деле истина
заключается в том, что в целом мы не имеем ни малейшего
представления о том, что же на самом деле происходит в
религиозном сознании индейцев, в особенности тех, кто сохранил
краеугольные элементы древних доиспанских религий.
В этом смысле индейцы виррарика представляют собой
совершенно особый случай. Их исконная религия оказалась
сохраненной практически полностью; она ничуть не была
замутнена экспансией варварских религий, как прибывавших из
Европы, начиная с XVI века, так и тех, что в последнее время
проникают в Мексику из Соединенных Штатов.
В случае с индейцами слово "религия" сохраняет свой
первоначальный смысл: religare значит “воссоединять”,
воссоединять людей с энергией, которая делает мир живым, с
энергией, которую мы можем называть Богом, Нагуалем, Духом,
Смыслом, Иуси или любым иным пришедшем нам на ум словом.
Религиозные практики и ритуалы индейцев продолжают
оставаться действенной и жизнеспособной системой,
позволяющей представителям этого народа эффективно
воссоединяться с Духом, и именно поэтому мы можем сказать, что
имеем дело с живой религией. Она открывает путь к
воссоединению с Духом, используя при этом сложную и
необычную систему восприятия и осознания; другими словами,
то, что передает маракаме в своих песнях, это не истории,
заученные им на каком-то из этапов его жизненного пути и в
дальнейшем пересказываемые остальным. Скорее он имеет дело с
самим мирозданием или с целой серией параллельных миров, куда
он может эффективно проникать, — иногда вместе со всеми
другими участниками ритуала, — благодаря использованию таких
форм внимания, о существовании которых обычный человек даже
не подозревает.


Маракаме

Хотя практически все индейцы виррарика участвуют в
религиозной жизни своих общин, все же особую роль здесь играет
фигура маракаме (сами индейцы произносят mara'haa'kame),
который, по мнению этнографов, представляет собою общинного
шамана.
Термин “шаман” на самом деле не говорит нам почти ничего,
так как используется для обозначения всех хилеров, колдунов,
певцов уйчоль, жрецов, знатоков трав, исполнителей ритуальных
танцев, диаблерос , ведьм, — всех, кто имеет к магии хоть какое-
то отношение, несмотря на заметные различия, которые
существуют между всеми упомянутыми занятиями. В результате
чрезвычайно расширенного употребления этого термина, он
подвергся столь интенсивному размыванию, что теперь всякий,
закончив недельные курсы, может именоваться “шаманом”.
Нужно ли говорить, что в подобных случаях мы имеем дело всего
лишь с разными модификациями “контроля над сознанием ”,
иногда сдобренными индейской музыкой и даже с
использованием специальных наркотических препаратов. Эта
разновидность псевдошаманизма особенно модна в Европе,
прежде всего в Испании.
Поэтому маракаме лучше говорить не прибегая к термину
“шаманизм”. Основное занятие маракаме у индейцев виррарика
представляет собой исполнение ритуальных песен, в ходе
которого он общается с Огнем-Прародителем, упоминая при этом
историю сотворения мира и сотни персонажей, населяющих
космогоническую вселенную индейцев. Он должен
присутствовать практически на всех церемониальных или
религиозных действах. Это в равной мере относится и к
церемониям вызывания дождя, и к просьбам дать совет для
решения повседневных проблем или для лечения больного. В
подобных случаях маракаме входит в транс и получает указания
непосредственно от правящих миром Сил. Исполняя песнопения
— что может занять от одной ночи до нескольких дней, — он
сообщает намерения Сил или невидимые причины, вызвавшие
некую болезнь или задержку дождей.
На самом деле, это лишь самый упрощенный взгляд на то, что
делает маракаме. Прежде чем я перейду к более глубокому
аспекту его предназначения, к более сложным задачам маракаме,
необходимо упомянуть, что сама численность маракаме в горах
достаточно велика. Любое, даже самое небольшое, поселение
имеет хотя бы одного маракаме. Маракаме не должен
соответствовать каким-либо определенным требованиям и не
“утверждается в должности” какими-либо вышестоящими
властями — лишь самим Духом. Среди маракаме есть и
женщины, хотя число их совсем невелико, возможно, из-за
лежащей на них обязанности рожать и воспитывать детей.
Хотя маракаме в целом обучаются своему занятию сами, без
прохождения формального курса обучения, без инициирующего
их учителя, не следует думать, что стать маракаме можно быстро
и легко (заметим, что почти все маракаме очень стары). Задача,
которую они выполняют, предполагает поразительную степень
овладения сложными навыками. Это проявляется как внешне
(само число элементов и ритуальных объектов, с которыми они
имеют дело, впечатляюще велико), так и внутренне (чтобы
“увлечь” всех участников в иной мир, воздействие на их внимание
и восприятие ими ритуала должно быть достаточно интенсивным).
Хотя я на протяжении нескольких лет участвовал в
ритуальных церемониях виррарика, наблюдая и переживая своим
как телесным, так и осознанным восприятием работу маракаме,
раз за разом я все отчетливее осознавал: то, что мне удается
воспринять, есть лишь малая часть того, что происходит на самом
деле. Ритуалы необычайно многообразны и сложны, и все, что
маракаме делают — зажигают огонь, танцуют, а также то, как они
ходят, поют, как они садятся, их одеяния, ритуальные предметы,
работа исполнителей ритуальных песен, ответные реакции
участников ритуала, вход в магический круг и выход из него, то,
как они приближаются к огню и обращаются к нему, — все это
имеет определенную, точно выверенную форму, направление,
ритм, особый порядок исполнения. Наше упрощенное
представление о ритуале, в ходе которого индейцы
преимущественно танцуют, поют и смотрят на огонь, имеет мало
общего с реальностью. В настоящем ритуале имеет место нечто
большее, неизмеримо большее! Происходит так много всего, что
некоторые ритуалы продолжаются на протяжение дней или недель
без повторения каких-либо из процедур прошлых дней. Трудно
поверить, но все участники выполняют свои роли с полной
концентрацией и удивительной точностью, с полным знанием
того, как себя вести в каждый отдельный момент. В результате
они ведут себя как единое тело, действуя абсолютно синхронно,
не прибегая при этом к каким-либо устным договоренностям.
Достаточно сказать, что мне никогда не доводилось видеть
индейца виррарика в роли инструктора, объясняющего другим,
как следует себя вести в ходе ритуала.


Ученичество у духа

В самом начале я спрашивал себя: “Как все они этому учатся?
Как получается, что никто из них не нуждается в каких бы то ни
было инструкциях?” Молчаливое наблюдение дало мне первую
часть ответа: они учатся, начиная с детства, начиная даже с
материнской утробы. Беременность и лактация не отлучают
женщин и детей от ритуальной жизни, даже от изматывающего
путешествия на Хумун Куллуаби. Таким образом получается, что
буквально всю свою жизнь индеец виррарика участвует в
ритуалах. Они учатся, участвуя без какого-либо специального,
предваряющего обучения.
Именно среди виррарика я познакомился с этой формой
ученичества, и я продолжаю считать ее лучшей, ибо при ней не
расходуются впустую время и энергия на достижение
официального подтверждения квалификации; вы просто
оказываетесь там, где общая ситуация заставляет вас поступать
определенным образом. Второй ответ на вопрос, как им удается
достигать такой точности и синхронности действий во время
ритуалов, имеет отношение к тем конкретным связям, которые
способно создавать человеческое осознание, особенно в
ситуациях, предполагающих высокую концентрацию сил, когда
внимание и энергия фокусируются на общей цели. Результатом
является определенная спонтанная координация осознания всех
участников ритуала, которая устанавливает такую форму
общения, которая многограннее и эффективнее обычной
словесной коммуникации. Неоспоримым фактом является то, что
они трансформируются в единое энергетическое поле, которое
естественным образом действует в органическом единстве с
самим собой.
Возвращаясь к знанию, которым обладает маракаме,
необходимо сказать, что, хотя всю свою жизнь он участвует в
ритуалах и наблюдает действия других маракаме, существенную
часть своих знаний он приобретает вовсе не путем имитации.
Скорее он получает их непосредственно от Духа, который
является ему в виде Голубого Оленя. Собственно говоря, именно
Он ставит перед тем или иным человеком задачу стать маракаме,
это отнюдь не их личное решение.
Почувствовав “зов”, избранный Оленем человек должен
существенно изменить свою жизнь. Подготовка к восприятию
“уроков” Тамацина и их выполнение предполагает определенный,
весьма упорядоченный образ жизни с продолжительными
периодами разного рода воздержания, непрерывным участием в
ритуалах и сопутствующих видах деятельности, изучении того,
как трансформировать латентный опыт в духовное ученичество, и
прежде всего — совершение Великого Паломничества на Хумун
Куллуаби, дом Тамаца Кахуллумари. Именно там, в этом
древнейшем месте силы, маракаме и те, кто собирается стать
маракаме, отправляются на поиски своего оленя,
фундаментального видения или цикла видений, которые помогут
им понять стоящие перед ними задачи . Именно там они
получают знания, ложащиеся в основу их образования. По этой
причине, в отличие от обычного индейца виррарика, обязанного
совершить паломничество на Хумун Куллуаби по крайней мере,
один раз в своей жизни, будущие или уже ставшие маракаме
обязаны делать это многократно.
Маракаме также бедны, как и все остальные индейцы
виррарика, они не получают никакой платы за свои услуги, и в
дополнение к своей духовной работе должны продолжать
выполнять свои ежедневные обязанности — возделывать землю,
сеять и убирать урожай со своих полей, заботиться о животных,
строить и ремонтировать свои жилища. Совершенно очевидно,
что причина, по которой индеец виррарика может захотеть стать
маракаме, не может быть чем-либо иным, кроме как настоящей
духовной убежденностью.
Один из моих друзей обратил внимание на слова Карлоса
Кастанеды, сказанные после очередного публичного выступления
в Испании: в сравнении с носителями современной европейской
культуры, все индейцы могут рассматриваться как экстрасенсы. В
случае с индейцами виррарика это особенно верно, ибо почти все
они могут виртуозно исполнять сложные духовные упражнения,
осваивать которые они начинают .с самого раннего возраста;
поэтому они и способны эффективно действовать не только в
мире повседневности, ной в особой реальности, которая
представляет собой мир нагуаля.
Среди индейцев виррарика действует много маракаме, и одни
из них лучше других, но не с моральной точки зрения, а скорее, с
энергетической. Некоторые “маракаме” до некоторой степени
злоупотребляют: алкогольными напитками, здоровье других не
свидетельствует об обладании высоким энергетическим уровнем.
Но это отнюдь не может служить основанием для поспешного
суждения о таких маракаме, несмотря на все привходящие
обстоятельства, и они оказывают ценные и бескорыстные услуги
членам своих общин. Напротив, тот факт, что уровни знания и
практики в области осознания и восприятия существенно
различны у различных людей, вполне заслуживает быть принятым
во внимание.
Я лично знал пятнадцать маракаме. Из них я был близко
знаком с четырьмя, и могу сказать, что некоторые из них
вовлечены в дела настолько необычные к удивительные, что к
тому, что они уже знают, невозможно добавить ничего нового,
скажем из книг Кастанеды, — и это не преувеличение. И
маракаме, и возглавляемые ими более или менее тайные союзы
несут на себе колоссальную ответственность. Они должны
хранить в неприкосновенности, — для будущих поколений, —
систему практик и знания, относящиеся к таким возможностям
восприятия и осознания, о существовании которых
непосвященные даже не подозревают, и которые мир индейцев
развивал и совершенствовал в течение сотен и тысяч лет. Знание
сохраняется живым, оно развивается и даже увеличивается в
объеме. Как теперь становится очевидно, некоторые проявления
этого знания начинают проецироваться на неиндейский мир. И мы
не знаем, как далеко это зайдет.



Невидимые деревни

Индейцы виррарика живут в самых отдаленных и недоступных
районах гор, включая штаты Наярит, Халискои Закатекас. Они
живут в “городах”, которых на самом деле нет. Говоря “нет”, я
имею в виду вот что: если вам удастся преодолеть все трудности и
добраться до этих мест — где нет ни шоссе, ни даже проселочных
дорог, нет телефонов, телевидения и радио, а единственный
способ добраться сюда — это идти пешком многие часы и дни, и
при этом не заблудиться. Когда вы наконец добрались до места,
где должна находиться деревня Сан ..., вы не находите там
никакой деревни! “А где Сан ... ?” спрашиваете вы, если вам
посчастливилось встретить в этих местах хоть одну живую душу.
“Как? Деревня прямо перед вами! Разве вы ее не видите ...?” “Нет,
не вижу!”
Индейцы виррарика не живут все вместе, компактно, в одном
определенном месте, где находится центр общины; подобный
центр обычно состоит из церемониального храма (Калихуэй),
строения для собрания традиционных властей и нескольких
хижин. Жилища же самих индейцев разбросаны в ущельях и узких
долинах этой гористой местности. “А где дом такого-то и такого?”
“Да вон там, за рекой!” “Очень хорошо, большое спасибо”. А
затем выясняется, что это “да вон там” находится в нескольких
часах пешего хода! Индейцы виррарика представляют время и
пространство совсем по-другому. Все дело в том, что каждая
семья живет на большом расстоянии от другой, а вместе они
собираются лишь на праздники, “фиесты”. Именно в эти моменты
религиозные церемонии заставляют их покидать свои маленькие
хижины, и “деревни” на время заполняются людьми.




Недоступность

В общинах индейцев виррарика живут только виррарика.
Неиндейцам разрешения на въезд даются местными властями
крайне редко, — как правило, только представителям
государственных органов или ИНИ . Если людям из внешнего
мира удается проникнуть в местные общины, не получив
предварительно разрешения, то их бросают в тюрьму, называемую
“бревнами”. Там их ноги помещают между двумя тяжелыми
брусьями, с двумя отверстиями посередине, чтобы они не смогли
убежать. Время, которое нарушители рискуют провести “в
бревнах”, зависит от настроения “шерифов” и от размера
налагаемого на нарушителей “штрафа”. Известны случаи, когда
иностранцев держали здесь, предварительно уведомив, что их
намерены использовать в обрядах “человеческих
жертвоприношений” на ближайших фиестах. После такого
“розыгрыша” нарушители обычно готовы сделать весьма
внушительное “добровольное пожертвование” соответствующей
общине в обмен на свободу.



“Фиесты”

Религиозный календарь индейцев виррарика очень насыщен.
Он включает многочисленные события, называемые просто
“праздники” или “фиесты” (неарра). Назову лишь некоторые из
них: фиеста пейота (Закури неирра), фиеста молодой кукурузы
(Татей неирра), барабана (тепо), и серия церемоний, относящихся
к паломничеству на Хумун Куллуаби. Важнейшим из них является
Паломничество, завершающее религиозный календарь одного
года и открывающее религиозный календарь другого.
Паломничество на Хумун Куллуаби совершается ежегодно.
Каждая община полагается в этом на группу, отвечающую за
совершение путешествия по священному пути, группу,
называемую хикарерос или пейотерос. Члены группы отвечают за
организацию церемоний в течение целого года, а во время
Паломничества совершают охоту на Оленя-Пейот, собирая в
значительных количествах священный кактус, который будет
использован всей общиной во время месяцев, предшествующих
следующему паломничеству.


Хикури

Пейот, или Хикури, играет огромную роль в жизни индейца
виррарика. Практически каждый потребляет его, начиная с
детства, но всегда с соблюдением ритуала. Считается крайне
неприличным, когда кто-то “опьяняется” пейотом и начинает себя
плохо вести — такое наблюдается крайне редко. В общем
индейцы употребляют его в очень незначительных дозах, за
исключением совершенно особых случаев, когда потребление
большого количества пейота становится просто необходимым.
Существующие исследования этого предмета, а также мои
собственные наблюдения подтверждают: употребление пейота не
причиняет индейцам виррарика никакого физического или
психического ущерба. Наоборот, они очень умные, мирные и
основательные люди как в своем мышлении, так и жизни.
Но вернемся к Паломничеству. На самом деле оно состоит из
нескольких этапов и начинается с подготовительных церемоний,
которые совершаются в горах, ? каждой отдельной общине. За
этим следует путешествие длиной в более чем четыреста
километров в район, где родился Божественный Сияющий Тамац
Кахуллумари, в пустыню Сан Луис. Во время этого путешествия,
в различных местах, через которые пролегает маршрут,
совершаются чрезвычайно важные ритуалы, и у паломников
уходит несколько дней на то, чтобы добраться до Хумун
Куллуаби. С начала 70-х годов некоторые отрезки этого пути
преодолеваются, где это возможно, на автобусах, как на частных,
так и на предоставленных ИНИ. Если автобусов нет, то виррарика
проходят пешком весь путь, и Паломничество в этом случае
занимает сорок дней. Обычно же между отправлением в путь и
возвращением в горы, где они продолжают ритуалы, проходит от
семи до десяти дней. Добравшись до Хумун Куллуаби, они
устраивают “охоту” на Хикури и отправляют связанные с этим
ритуалы. Позднее они возвращаются в горы и охотятся на оленя,
который в этом случае представляет тобой не Оленя-Пейот, а
самого настоящего оленя. На это уходит еще от трех до пяти дней.
Когда охота завершена, они возвращаются в горы и готовятся к
церемониям пейота, что занимает еще одну неделю. В целом,
выполнение цикла ритуалов путешествия на Хумун Куллуаби
занимает около одного месяца.
Хотя каждый индеец виррарика должен совершить
паломничество на Хумун Куллуаби хотя бы один раз в своей
жизни, некоторые совершают его многократно, а некоторые, хотя
это и исключение, так и не попадают туда. Причина, почему они
должны отправиться в это паломничество хотя бы раз заключается
в том, что там, в непосредственном общении с Тамацином, Иуси
или Татевари, в зависимости от того, как повезет, паломник
сможет найти ответы на ключевые вопросы: “Кто я? Откуда я
пришел? Куда я иду? Каково мое предназначение в этой жизни?”
Особо важен ответ на последний вопрос. От него зависит,
посвятит ли себя индеец уходу за полями, бизнесу, лечению,
ритуальным песням, игре на музыкальных инструментах или их
изготовлению, или какому-либо иному занятию. Известны случаи,
когда индейцы виррарика оказывались в очень далеких местах —
на Кубе, например, или в Европе, именно потому, что на Хумун
Куллуаби они получили указание отправиться туда. Вот почему
индейцы виррарика такие большие путешественники. Собственно
говоря, те, кто хочет продвинуться далеко в приобщении к
знанию, должны осуществить часть, своего ученичества вдали от
места своего появления на свет, куда они тем не менее почти
всегда возвращаются.
Те, кто совершает Паломничество, часто подталкиваются к
этому какой-то особой необходимостью, например, договориться
о помощи с правящими миром Силами, разрешить очень
серьезную проблему или выразить свою благодарность за такую
помощь. В любом случае, те, кто идут на Хумун Куллуаби чаще
всего, — это те, кто готовится стать маракаме или уже действует
как маракаме, о чем уже говорилось выше. Но есть также особая
группа паломников, заслуживающая специального рассмотрения:
хакарерос.


Хикарерос

Хикарерос представляют собой закрытую группу индейцев
виррарика, которая в течение пятилетнего периода несет
колоссальную ответственность за организацию всей религиозной
жизни общины. Это включает в себя проведение ежегодного
Паломничества в пустыню, на Хумун Куллуаби и в другие святые
места. Каждая община имеет свою собственную группу хикарерос,
которая организует и осуществляет религиозную деятельность
независимо от других таких групп, хотя в целом даты и типы
проводимых церемоний совпадают. Группа включает в себя от
пятнадцати до тридцати человек, не считая маракаме,
выступающего в качестве естественного лидера группы. Так как в
каждой общине есть несколько маракаме, хикарерос выбирают
сильнейшего из них для выполнения задач по руководству своей
группой. За время своего пребывания в группе хикарерос, каждый
ее член выполняет значительное число обязанностей. Среди них,
например, выделяется урукуакаме — тот, кто ведет за собой во
время путешествия, указывая другим правильную дорогу. Очень
часто работа эта исполняется самым старым человеком в группе.
Каждая из подобных функций определенным образом связана с
той или иной из священных сущностей, поэтому в дополнение к
своему обычному имени каждый из хикарерос принимает в
качестве своего имени название одной из изначальных сил,
которые сформировали мир таким, как он есть, и определили
всему свою функцию: Татевари, Тайау, Кахуллумари, Урианака .
Тот из хикарерос, кто всегда идет впереди маракаме (в том числе
и во время путешествий), а также отвечает за объекты силы,
которые используются исполнителем ритуальных песен во время
церемоний, именуется наурратаме. Каждое из таких названий
имеет свой смысл и свою историю, а также особые,
соответствующие ему виды деятельности в рамках ритуальной
активности группы.
Через пять лет хикарерос передают свои обязанности новым
хикарерос, которые будут отвечать за следующий цикл.
Большинство новых хикарерос выполняет свои обязанности по
собственной воле, хотя некоторым они даются в качестве
поручения. Для большинства принадлежность к этой избранной
группе означает привилегию прожить часть жизни ближе к Духу.
Некоторые из них по завершении пятилетнего цикла
присоединяются к новой группе хикарерос или продолжают
работать очень близко со “своим” маракаме, который также
слагаете себя обязанности по руководству хикарерос через пять
лет. Даже те, кто был выбран “насильно”, через короткое время
находят духовную семью среди своих компаньонов, с которыми к
концу цикла они оказываются в очень близких отношениях.
Внутри общины индейцев виррарика хакарерос образуют
отдельную группу уже в силу того, что ведут особый образ жизни,
в основе которого лежат ритуалы общения с Духом. Свои встречи
они проводят в церемониальном центре Калихуэй, называемом на
их собственном языке тукипа. Там всегда должен гореть огонь,
так как Татевари — основное божество, он рассматривается в
качество первой и древнейшей из сил, предшествующий даже
Прадеду Хвосту Оленя.
Хикарерос много путешествуют, потому что священная
территория индейцев виррарика очень велика. Она включает в
себя не только пустыню Сан Луис Потоси (Хумун Куллуаби), но
также и святые места штата Дуранго (Хаурраманака), озеро
Чапала (Рапавийаме), океан (Татей Арамара) владычицы вод
Найарит (Татей Матиниери) , а также знаменитый Теотихуакан,
колыбель толтекской культуры. Они должны совершать
ежегодные жертвоприношения во всех этих местах и в каждом из
них отправлять соответствующие ритуалы. Но все это вовсе не
избавляет их от необходимости ежедневно бороться за
выживание, — сеять зерно и собирать урожай. Они не получают
никакого жалования; наоборот, все эти путешествия, все их
приготовления, все те предметы, которые они используют в
ритуалах, требуют очень больших расходов, и хикарерос
приходится платить за все это из собственных карманов, зачастую
столь же пустых, как и карманы остальных индейцев виррарика.
Из местных хикарерос больше других работает и путешествует
как раз маракаме. В то время, как обычные хикарерос помогают
друг другу в выполнении многочисленных функций, а некоторые
из них в каких-то случаях могут и не совершать походы к святым
местам, маракаме должен принимать участие в каждом
паломничестве, так как без него ритуалы просто не могут быть
совершены.
Само название “хикарерос”, по-видимому, очень древнее. Я
считаю возможным связать это наименование с тем фактом, что
они собирают кактус пейот, то есть Хикури или Хикули. В
работах Лумхольца, написанных в конце прошлого века, они
называются hikuleros , что звучит практически как хикарерос.,
хотя сам автор так ничего и не поняла их деятельности, ибо не
сообщает о ней ничего существенного. Эта возможная связь
подтверждается также тем, что в настоящее время в повседневной
жизни они часто зовутся пейотерос.
Несмотря на все сказанное выше, когда я спросил моих
“теокарис” (братьев, друзей) хикарерос, что означает это
наименование их группы, то получил такой ответ:
— Тайау, почему вы называете себя хикарерос?
— Уууу, это идет с давних времен! Послушай, вот, к примеру,
наша группа. Мы называемся хикарерос, потому что мы
сохраняем традицию. Не только потому, что это нам нравится, но
и потому, что мы обязаны это делать; благодаря нам традиция не
будет утеряна, ибо в тот день, когда обычаи умрут и традиция
прервется, мы, виррарика, тоже погибнем, как если бы нам дали
яда! Поэтому мы, хранители традиции, все вместе образуем
хикара Бога. В этой чаше хранятся знание и важнейшие обычаи
наших прапрадедов!
Перед тем, как начать рассказ о Паломничестве на Хумун
Куллуаби, я должен сказать несколько слов о той группе
хакарерос, членом которой я был и вместе с которой совершил
Паломничество.
Санта Мария представляет собой общину индейцев
виррарика, затерянную в наиболее недоступной части гор, в
районе глубоких ущелий и высоких вершин; люди из внешнего
мира проникают туда крайне редко. Если общины индейцев
виррарика сохранялись в изоляции благодаря как географической
среде, так и своим обычаям, то Санта Мария представляет собой
лучший образец во всех отношениях, так как община эта наиболее
недоступна физически, а ограничения на посещение этих мест
посторонними людьми особенно суровы. В этом она отлична от
остальных общин, где присутствие людей из внешнего мира не
такая уж редкость — их посещают бродячие ремесленники и
торговцы. К ней нельзя добраться по проселочным дорогам из
Закатекас, как это наблюдается, например, в случае с общиной
Сан Андрее Коамиата. Именно в Санта Марии традиции оказались
сохраненными в своем наиболее ортодоксальном виде и почти без
каких-либо внешних примесей. Однако Санта Мария имеет
особую значимость не только в силу своего географического
положения. В некотором смысле это центр духовной вселенной
индейцев виррарика, так как, предположительно, именно здесь
родился Татевари, что делает это место одним из центров
космогонии виррарика. Это с особой ясностью проявляется в том,
что индейцы виррарика из других общин время от времени
предпринимают путешествия в Санта Марию, которая, таким
образом, оказывается целью посещений паломников, стремящихся
“сделать приношение”, получить одобрение или совет от одной из
мировых Сил.
Именно в этой общине, центре истории и космогонии народа
виррарика, я столкнулся с наиболее чистым и сильным
выражением выжившего толтекского духа: с магической
вселенной индейцев виррарика.




ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

В МИРЕ ТОЛТЕКОВ



ГЛАВА ШЕСТАЯ

АНТИЭТНОГРАФИЯ В ДЕЙСТВИИ

Ниже я привожу фрагменты из отчетов о моих полевых
исследованиях, относящихся к моей жизни среди индейцев
виррарика. Я не буду детально рассказывать о моих
пятнадцатилетних взаимоотношениях с этим миром, я просто
расскажу о некоторых типичных случаях из моего опыта, которые
соответствуют основной цели этой книги. Мои намерения не
являются чисто академическими, я не пытаюсь создать
всестороннее и всеобъемлющее исследование, я даже не пытаюсь
дать сколько-нибудь цельное описание культуры индейцев
виррарика. Это всего лишь мои воспоминания, которые помогут
читателю лучше понять некоторые особенности необычного
образа жизни и способа существования индейцев виррарика, а
также уяснить суть использовавшегося мной для работы с
индейцами комплекса “антиэтнографических” методов.
Ко времени моего первого контакта с индейцами виррарика, я
еще интересовался этнографической наукой, но уже тогда мне
было ясно, что академическая этнография и ее теоретические
рамки вряд ли помогут мне в поисках контакта с Духом. Еще
работая по изучению индейцев нахуа, я начал применять в своих
исследованиях некоторые методы антиэтнографии, которые со
временем стали определять все, что я делал среди индейцев. Мое
стремление жить и работать среди виррарика с самого начала
мотивировалось моей собственной внутренней не
успокоенностью. Я направлялся к ним не изучать их, не собирать
их фольклор и не за какой-нибудь экзотикой, а в поисках
подходящих путей для моего собственного внутреннего роста. Я
хотел приобщиться к другим формам знания и испытать их на
себе. Речь идет о том знании, что неизвестно современным людям
и которое индейцы ревностно охраняли на протяжении веков и
тысячелетий.
Западный мир уже знаком с основными чертами культуры
виррарика, благодаря разнообразным работам и исследованиям,
написанным с разной степенью глубины и завершенности.
Большинство этих исследований внушает безусловное уважение,
особенно если принять во внимание все то, что исследователям
пришлось вынести для их написания. Им пришлось затратить
много времени и труда для того, чтобы добраться до этих крайне
малодоступных мест, найти информантов, провести интервью и
сделать все необходимые записи, найти переводчиков, а затем
изложить результаты своих исследований в письменной форме.
Опубликованные в конце прошлого века труды Лумхольца
поражают степенью открытости и любознательности,
проявленной этим исследователем. Они были написаны в ту
эпоху, когда “недоразвитость” индейцев считалась чем-то
самоочевидным, и поэтому даже не обсуждалась. Тем не менее, и
такие исследователи как Фюрст, Зинги Бенитез внесли свой
вклад в изучение образа жизни и мышления индейцев виррарика.
Несмотря на всю серьезность подобных работ и самые лучшие
намерения их авторов, большинство исследователей осталось
лишь сторонними наблюдателями, они не жили в том мире,
который стремились узнать. Подобное наблюдение извне не
рассматривается как что-то предосудительное представителями
академической науки. Они разделяют уверенность всей
рационалистической западной культуры в том, что совсем не
обязательно пережить что-либо самому для того, чтобы изучить
это; достаточно лишь наблюдать, регистрировать и
классифицировать какие-либо явления, находить в них некие
закономерности. В случае с этнографами существует целый
спектр теоретических подходов, которые, как считается, помогают
им в понимании реалий, являющихся предметом
этнографического исследования. Исследования эти исходят из
посылки, согласно которой существует лишь одна единственная
реальность, а точка зрения западной науки является самой
правильной. Подобная посылка отрицает возможность
существования таких аспектов реальности, которые не могут быть
обнаружены простым внешним наблюдением.
Один из основных недостатков этнографических исследований
заключается в том, что этнограф ничем не отличается от любого
другого современного человека: он верит, что все воспринимаемое
им и есть то, что на самом деле происходит и наблюдателем чего
он является. Таким образом, когда мы наблюдаем за отправлением
ритуала и видим индейцев в сидячем положении с головами
между колен, мы можем сказать: “После танцев члены группы
выглядели очень уставшими, и сели отдохнуть”, — не замечая,
что эти люди вовсе не ощущают себя уставшими, и, не
предполагая, что они могут быть заняты очень интенсивной
работой на таком уровне реальности, о котором мы даже не
подозреваем. В своем высокомерии мы воспринимаем как
непреложный факт то, что все, чего мы не видим собственными
глазами, на самом деле просто не существует. Этнографы
формулируют свои объяснения, рассуждения и теории, исходя из
увиденного и из собственных интерпретаций увиденного. Их
убежденность в собственной правоте основана на мнении, что
реальность именно такова. Однако исследователи не могут
принимать в расчет того, чего не заметили сами. Информанты-
индейцы отвечают только на те вопросы, которые им задают, а
люди с западным мировоззрением обычно не знают, как
правильно спрашивать об основополагающих моментах
космовидения. В результате разговор будет вращаться вокруг тех
вопросов, которые кажутся важными этнографам, но которые
совсем не обязательно касаются действительно фундаментальных
аспектов вселенной индейцев. Ситуация дополнительно
осложняется тем обстоятельством, что многие индейцы, и в
особенности как раз те из них, кто сильнее прочих вовлечены в
духовные занятия, наделены потрясающей способностью говорить
назойливым иностранцам именно то, что от них хотят услышать.
Они знают, что таким образом смогут поскорее отделаться от
надоедливых чужеземцев.
Поэтому, несмотря на огромные усилия и самую искреннюю
заинтересованность ученых, созданные даже самыми
квалифицированными этнографами труды и исследования о
миропонимании индейцев оказываются никак не связанными с
внутренними процессами, протекающими в этом самом мире, —
хотя сами этнографы и не имеют об этом никакого представления.
Они там побывали, они задали все вопросы, они видели все
описываемое своими собственными глазами, но так и не осознали,
как мало во всем увиденном им удалось понять. Интерпретации,
сделанные с точки зрения западной мысли, не способны на что-
либо большее, чем стать еще одним отражением этой же самой
западной мысли, но спроецированным вовне, а затем
воспринимаемом в качестве самой реальности.
Тот исследователь, который не принимает участия в
исследуемой жизни и не преображается в ходе исследования в
другую личность, не способен и воспринять другую реальность,
которая в этом случае проходит перед его глазами незамеченной.
Он видит только самого себя и свой собственный мир. Он не
осознает того, что, излагая свои собственные, никак не связанные
с другим миром интерпретации и наблюдения, он на самом деле
изобретает и свой собственный мир, имеющий мало общего с
реальным миром индейцев, и представляющий собой скорее
слепок с его собственного мира — мира современной западной
культуры.
Следовательно, для проникновения в восприятие этого другого
мира, он должен отделить себя от своего собственного “я”, от
собственной истории, от собственного имени для того, чтобы
обрести возможность преобразиться и стать одним из тех, других.
Только так он может избавиться от зеркала, оказывающегося
ловушкой для его собственного восприятия, от зеркала, которое
отражает его собственные идеи о мире — всегда, воспринимаемые
в качестве единственной реальности.
Для исследователя связанная с преодолением порога
восприятия проблема заключается в том, что он оказывается в
ловушке одного определенного способа видения, основанного на
той модели описания мира, которой он научился от других членов
своего общества, начиная с самого раннего детства. Такое
ученичество опирается на передаваемое через обучение описание
мира, которое обучаемый принимает за единственную реальность.
Это описание заставляет человека неосознанно проецировать свои
представления о реалиях мира на существа и предметы,
составляющие внешний мир. В этом смысле шаман, привычный к
восприятию мира как пространства, где сосуществуют
многочисленные реальности, стоит много выше современного
человека. Из сказанного следует, что индейцы, упоминающие в
своих рассказах такие аспекты реальности, которые, нарушают
логику повседневного мира, вовсе не потеряли способность
логично мыслить и не погрязли в невежестве или суевериях, на
самом деле они научились на собственном опыте тому, что разные
реальности обладают разной логикой. Человек знания или шаман
может даже уметь перемещаться в иные миры, а иногда и стирать
на время грань между мирами.
В основе моей многолетней работы с коренными
американцами, а также с исследовательскими группами
(деятельность которых я координировал), лежало как раз
настоятельное желание обучиться способам преодолевать по
собственному желанию — “прыжком” — порог восприятия. Мы
учимся проникать в отдельную реальность, открывающуюся
нашему восприятию, когда мы оказываемся способны отделить
себя от собственного отражения, от представления о нашем мире,
истории нашей жизни и нашей собственной значимости.
Поскольку я оказался способен совершать такие “прыжки”, то
могу утверждать, что этот другой мир действительно существует.
Способность воспринимать его может помочь нам уяснить доселе
непонятную природу мира индейцев и мира в целом, которая
охватывает как явления повседневной жизни, так и события
необычайные. Проникновение в отдельную реальность открывает
перед нами возможность воспринимать удивительные феномены.
Свидетелем некоторых вы можете стать, если примете
непосредственное участие в магическом ритуале или церемонии
наравне с индейцами. Другие поразительные явления откроются
перед вами в виде способных чрезвычайно обогатить ваше
осознание альтернативных реальностей, лежащих в основе наших
межличностных отношений, нашего интимного мира и сферы
нашей работы. Так вы узнаете, что ваш повседневный мир
содержит в себе и свою собственную отдельную реальность, и
свои собственные параллельные миры, хотя мы о них и не
подозреваем.
Не будучи подверженным влиянию невротических фантазий,
толкающих к поиску абсолютных истин, я надеюсь представить
вашему вниманию всего лишь описание того, что происходит в
мире индейцев, и того, что я видел и делал среди этих людей, с
которыми мы имеем счастье существовать в один исторический
период. В тот самый момент, когда я пишу эти строки, они живут
на одной планете с нами, в это самое мгновение исполняя свои
церемонии и ритуалы для того, чтобы вступить в контакт с Духом
тетя же способом и с теми же целями, что и их предки, древние
толтеки — тысячу лет назад.
Из всего своего опыта работы среди коренного населения,
ведущего свое происхождение от толтеков, я беру — в качестве
примеров — три эпизода, которые могут рассматриваться как три
момента моего “врастания” в их мир, и моей эволюции как
человеческого существа. Эти моменты не относятся ни к началу,
ни к завершению моей работы среди виррарика. Первый эпизод
представляет собой описание одной из моих первых попыток
приблизиться к этому миру, однако уже он содержит в себе
некоторые интуитивно антиантропологические черты. Второй —
это момент перехода, в котором мое намерение проникнуть в
магический мир индейцев просматривается уже вполне ясно и
находит выражение в серии целенаправленных действий. Это
подобно стуку в невидимую дверь, роль стука играют мои
поступки. Третий момент — когда дверь открывается и я,
наконец, достигаю того же восприятия, что и те, кто создал этот
таинственный мир, который я так долго искал и который так долго
от меня ускользал.
Из этих трех отрывков первый относится к тому времени,
когда я был студентом, изучавшим этнографию, поэтому стиль
здесь более формальный и менее естественный, чем у двух
последующих. Этой неудивительно, принимая в расчет то, что
эпизоды эти разделяет почти десять лет. Я включил его для
иллюстрации того, как сильно изменилось мое видение мира,
когда я изменил свое отношение к миру и постарался уподобить
его мировоззрению индейцев.
Итак, ниже приведены три эпизода из моих приключений в
особом мире, населенном лучшими из доживших до наших дней
представителей толтекского сообщества: индейцами виррарика.




ЗАТМЕНИЕ НА ЛА УНАРРЕ

Описанная ниже религиозная церемония — одна из многих
подобного рода, совершаемых индейцами виррарика. Для этой
этнической группы, как и для многих других в Мексике,
практически вся их жизнь — это священнодействие, поскольку
она связана с мифами множеством нитей. Несмотря на
многочисленные изменения, которые были навязаны их образу
жизни историей, виррарика смогли сохранить общую структуру
своей унаследованной от предков традиции. Это можно увидеть
по тому благоговейному отношению, которое они испытывают ко
всему, что им приходится делать. Это отношение
распространилось даже на те элементы современной цивилизации,
которые они ограниченно включают в свой образ жизни.
Ниже приведено описание пейотной церемонии (называемой
“Хикури” на местном языке), которую мне посчастливилось
наблюдать, и в которой было разрешено участвовать. Необходимо
пояснить, что до того мне не приходилось проводить
исследования каких-либо ритуалов, которые могли бы дать мне
хоть какое-то понимание (в этнографических терминах)
наблюдаемого феномена. По той же причине исследование
рассматриваемого явления оказалось не столь исчерпывающим (с
академической точки зрения), как могло бы быть, ибо я знаю, что
собираюсь описывать случай, достойный отдельного
этнографического исследования. Поэтому я надеюсь, что все,
сказанное ниже, будет воспринято всего лишь как любительское
описание стороннего наблюдателя, новичка в области научной
антропологии, — описание, которое находится ближе к
обыкновенному человеческому восприятию, нежели к точке
зрения подготовленного антрополога. Исходя из сказанного,
ценность этого описания заключается в искренности и
непредвзятости наблюдателя.
С другой стороны, отсутствие серьезных знаний о феномене,
который мне предстояло наблюдать, положительно сказалось на
моей восприимчивости, что вряд ли оказалось бы возможно, если
бы я с самого начала “знал то, что собираюсь увидеть”. Само это
незнание поставило меня в такие условия, когда я мог уяснить
суть происходящего непосредственно от виррарика, что, по
мнению самих индейцев, позволило мне полнее воспринимать
реальность. Мой подход начинающего антрополога, не
привязанного к заранее составленному плану исследования,
оказался в чем-то близок научному подходу “культурного
релятивизма”.
Я попал с двумя друзьями в некогда процветавший
шахтерский городок, а сегодня фактически город-призрак Реаль
де Каторсе, в штате Сан Луис Потоси. Когда руда там иссякла, все
работы прекратились, большие дома и усадьбы были покинуты.
Буйная растительность постепенно превратила их в руины без
крыш — вечные напоминания о навсегда ушедшей эпохе
расцвета. Этот городок был основан в районе, который тысячи лет
был и по-прежнему остается священным местом для народа
виррарика. Это Хумун Куллуаби, здесь родилось светящееся
божество — Олень-Пейот.
По этой причине и в соответствии с их космовидением,
виррарика год за годом совершают паломничества в полупустыню
Сан Луис Потоси. Немногочисленные обитатели, все еще
живущие в городке, время от времени наблюдают прибытие
небольших групп виррарика, направляющихся на Хумун
Куллуаби. Для меня и двух моих друзей, студентов факультета
антропологии, встреча с одной из таких групп стала событием,
достойным нашего внимания: Мы только что прибыли в городок и
зашли перекусить в ресторан, когда вошел индеец. Судя по его
изысканной одежде, это был один из виррарика. Он тихо
проскользнул в дальнюю часть ресторана. Заинтригованные мы
спросили нашу официантку, с которой мы как раз беседовали, кто
он и что он там делает.
Вопрос, казалось, не удивил ее. Наш разговор вращался вокруг
проблем антропологии и нашего стремления установить контакты
с индейскими народностями. Она сказала, что этого индейца зовут
Педро и что он — один из паломников-виррарика. Педро и
Другие члены его группы уже несколько раз проходили через
Реальде Каторсе, где познакомились с владельцем ресторана,
предложившим виррарика продавать через него кое-какие изделия
индейских ремесел, — это должно было дать виррарика какой-то
приработок. Суть соглашения заключалась в том, что владелец
поставляет материал и платит им за работу, а затем продает
изделия в магазине за значительно более высокую цену. Педро
оказался очень красноречивым, легкого нрава и с живым умом,
что противоречило классическим представлениям об индейце, как
о неуверенном в себе скромнике. За несколько наших с ним встреч
он успел стать чем-то вроде “информанта”, но самое главное — он
стал нашим другом. Это он отчасти посвятил нас в свойственное
индейцам виррарика видение мира. И позже, к нашему
удивлению, оказалось, что описания его вполне согласуются с
действительностью. Именно он позволил нам посетить
церемонию, ставшую поводом для написания этой работы.
Вопреки тому, что привыкли думать введенные в заблуждение
обитатели городов, индейцы вовсе не держат белых людей за
высшие существа; скорее они просто допускают наше
существование и обращаются с нами терпеливо. Их отношение
таково: белые и мексиканцы — сумасшедшие, они не уважают
святость мира, больны алчностью и жаждут приобрести
собственность. Но они — опасные сумасшедшие, поскольку
обладают силой, бездумное использование которой способно
создать массу прискорбных проблем, что обычно и происходит.
Не отягощенные предвзятостью, мы сделали эти наблюдения в
ходе ряда бесед с индейцами виррарика из группы Педро, в
которой было несколько говоривших по-испански мужчин и
женщин. Люди эти почти всегда разговаривали на собственном
языке, избегая испанского, как в присутствии метисов, так и
белых. При этом они всегда были с нами учтивы, и нам удалось
наладить с ними хорошие отношения. Мы заметили, что мужчины
обращались со своими женщинами очень нежно. Женщины,
казалось, не находились в подчинении у мужчин, скорее, они
слушались охотно и добровольно, и на равных участвовали в
делах группы. Мы также заметили любовь и заботу, которой все
окружали детей, в особенности самых маленьких.
Мы отметили и внутреннюю сплоченность группы. У нас
сложилось впечатление, что сплоченность эта коренилась в их
видении мира, которое, по их собственным словам,
ориентировалось на “упорядоченную жизнь, текущую в
правильном направлении”. Хочу особо подчеркнуть, что очень
сильное впечатление на нас произвело соответствие их образа
жизни с их духовными принципами, находившим выражение
скорее в их поступках, нежели в словах. Свойственные им
духовные качества и моральная сила свидетельствовали о том, что
мы — носители западной “суперкультуры”, можем немало узнать
и многому научиться у культур, ошибочно относимых нами к
“примитивным”. В течение церемонии мы убедились, что
виррарика были народом, очень гордящимся своими традициями.


Повествование о пейотной церемонии

Мы подошли к полуразрушенному строению, где нашла приют
группа индейцев-виррарика, около 6:30 утра. Педро сказал нам
прийти “на рассвете”. Мы обнаружили, что они уже проснулись и
разговаривают. Всего в группе было восемнадцать паломников, из
разных селений с горы Халиско. Группа формировалась
следующим образом: Хуичо был старшим. Судя по морщинам,
ему было далеко за шестьдесят, однако тело его оставалось
крепким, движения — быстрыми, а одежда — очень скромной,
традиционной одеждой виррарика. Хуичо был маракаме группы.
В повседневной жизни он был очень спокойным и мирным
человеком, говорил мало. Трудился он наравне с остальными —
занимался изготовлением домотканой одежды, пока группа
находилась в Реаль де Каторсе, и работал в поле, когда они
возвращались в горы. Он отправился в паломничество в
сопровождении жены, женщины тоже преклонного возраста, и
Гуадалупы, своего сына, симпатичного и веселого мальчика, лет
эдак двенадцати или тринадцати, который делал то же, что и
остальные.
Очень близким к Хуичо был Вицент, молодой виррарика, лет,
может быть, двадцати пяти на вид. Вначале мы подумали, что он
был отчасти “окультурен”, так как его одежда была не
национальным костюмом индейцев виррарика, а скорее
характерна для метиса: брюки цвета хаки, шотландская рубашка,
куртка и ботинки (все остальные носили гуарачи , сделанные из
автомобильных покрышек). Позже мы поняли, что это был
поспешный вывод, поскольку поведение Вицента ничем не
отличалось от поведения других индейцев виррарика. Он знал
каждый этап ритуала и активно участвовал в нем. Действительно,
единственным ощутимым различием была одежда.
Затем шел Педро. Он стал нам очень близок, и с ним мы
беседовали больше всего. Его одежда была полностью
“укомплектована” и включала практически все элементы
традиционного одеяния виррарика. Тем не менее, он был не
богаче остальных. Он был значительно младше Хуичо, но тоже
был шаманом. Хотя он не был маракаме, он был вторым певцом
уйчоль и знал, как излечивать болезни. Как это обычно случается у
виррарика, он унаследовал это знание от своего отца, который
тоже был певцом. Он наставлял Педро, когда тот был маленьким
ребенком, говорил, что двигаться нужно “постепенно, каждый год
— ступенька. Да, жизнь подобна лестнице. Лестнице, ведущей к
Богу; но ты должен много работать, — и думать, думать, потому
что Бог говорит с тобой, Он говорит с тобой всегда. Только мы не
должны переставать слушать!” “У вас всего один Бог. Н да, плохи
ваши дела! Вот у нас много богов, и, значит, мы никогда не
одиноки!” “Бог во всем: в земле, в растениях, в животных, в воде,
в людях. Вот почему мы любим все-все, и все заботится о нас. А
белые говорят нам — нет! Они говорят, что земля не живая, что
облака не живые. Но если земля не живая, если облака не живые,
тогда как же дождь делает так, что зерно может вырасти высоким
и красивым (!) и поддержать нашу жизнь? Как они могут
поддерживать нашу жизнь, если сами они не живые?”
Педро сопровождал его сын, мальчик лет пяти. Был там еще
Хиларио, брат Педро, приблизительно его возраста, но мы все-
таки решили, что он несколько моложе, потому что влияние на
него Педро было очень заметным, хотя взаимоотношения их были
очень сердечными и нежными. Хиларио был довольно высоким и
худым индейцем. Он одевался как бедный метис, но его шляпа
была украшена перьями, как это принято у виррарика. Был он
очень тихим, с широкой улыбкой; он представлял собой
законченный тип хорошего человека (мы не могли бы описать его
никак иначе) — всегда в хорошем настроении, всегда наготове с
хорошим советом. “Нет, вам не следует так ухаживать за
женщинами, для чего все это? Что хорошего, если вы ухаживаете
за одной, потом за другой, если при этом вы не учитесь любить?
Посмотрите на меня и на мою жену! Мы поженились, когда мне
было пятнадцать. Много лет прошло, а мы все еще вместе, живем
мирно и радостно. Я не ухаживаю за другими женщинами. Она
уважает меня, и мы любим друг друга. Может быть, вы подумаете,
что она не слишком красива, но мы научились любить друг друга,
так что для меня она самая красивая”. Хиларио сопровождала
жена — казалось, немного старше его. Они относились друг к
другу с любовью. У них был сын, едва ли полутора лет отроду,
который, однако, премного нас удивлял, обнаруживая
независимость характера и уверенность, необычную для детей
такого возраста. Он постоянно играл, забираясь по штабелям леса.
Мальчик знал несколько песен на родном языке и на испанском.
Он понимал оба языка, хотя язык, на котором он говорил охотнее
и больше, был его родным. Он был очень дружелюбным
ребенком, несмотря на тот факт, что мы были странными и
“мексиканскими”.
Затем следует вспомнить Сирило, проводившего большую
часть времени в горах. Иногда он, впрочем, наведывался в
Мехико, куда ездил, чтобы продавать свои поделки. Из всех
мужчин группы у него была самая внушительная комплекция,
однако, в действительности он вовсе не был жирным. Ему было
около тридцати лет, и одевался он в полный наряд виррарика. Его
индейский костюм был расшит богаче, чем у других — возможно,
благодаря его бизнесу в столице. Без сомнения, в группе он был
самым большим остряком и заставлял остальных отчаянно
хохотать — и это притом, что каждый индеец виррарика был
мастером пошутить. Позже мы обнаружили, что его роль имела
огромное значение для отправления пейотных ритуалов. Сирило
сопровождала его жена, молодая женщина, лет восемнадцати,
необычайно красивая. Она была типичной индианкой, но могла
бы успешно конкурировать с любой городской красавицей. Она
также одевалась в одежды, которые могли бы считаться лучшими
из нарядов виррарика. С ними был их шестимесячный ребенок,
которого женщина всегда носила на спине, привязав платком и
оставляя таким образом, руки свободными для работы.
Там было также четверо детей, уже способных ходить, — их
родителей мы никак не могли определить, потому что все
взрослые с одинаковой теплотой заботились о них.
Наконец, был Томас, человек, которого мы считали самым
загадочным из паломников. Выражение лица Томаса по большей
части было серьезным и задумчивым, хотя иногда мы видели его и
смеющимся. Кажется, он был очень дружен с Педро.
К нашему изумлению, мы обнаружили там также и владельца
ресторана (“босса”) и нескольких его друзей-иностранцев —
шумных, изображавших притворное, слащавое почтение к
индейцам, но более занятых самими собой и своими пагубными
привычками, нежели чем-либо еще. Просто не передать, как нам
стало неприятно, потому что на мгновение мы почувствовали и
себя незваными гостями. Однако мы увидели, что индейцы
виррарика вели себя так, как если бы этих людей вовсе не
существовало. Они не казались смущенными их присутствием.
Они попросту полностью их игнорировали, дружно делая вид, что
не понимают по-испански, когда эти люди пытались заговорить с
ними. К владельцу ресторана они относились достаточно
уважительно, хотя тоже с некоторой долей холодности. (При
случае Педро признался нам — они знали, что владелец просто
грабил их при оплате труда, так как были осведомлены, по какой
цене он перепродавал их поделки, но что они могли сделать? Ведь
у них не было средств на покупку сырья.) Мы видели, что
неуместное присутствие этих иностранцев не изменило хода
церемонии, не помешало ей — виррарика в совершенстве знали,
как “держать их на расстоянии”. Как оказалось, во время ночной
фазы ритуала, продолжавшейся до самого утра, эти
“любознательные наблюдатели”, похоже, теряли интерес к
происходящему и засыпали.
Было утро 30 мая. Мы не знали цели церемонии, на которую
нас пригласили. Позже мы узнали от Педро, что это была
церемония рождения Солнца: “Когда рождается новое Солнце, все
обновляется, все становится новым, начинается снова, но уже
будучи другим”. Мы вышли из полуразрушенного дома в 6:45
утра и двинулись в сторону гор, по направлению к самому
святому — после Хумун Куллуаби — для виррарика месту,
священной вершине Ла Унарре.
Виррарика шли вереницей, в полной тишине. Их шаг был
быстрым, легким и бесшумным. Вскоре Реаль де Минас остался
позади, и дорога превратилась в каменистую тропинку, ведущую
через зеленые луга (мы узнали позднее, что большую часть года в
этих горах царит засуха). Висел густой туман, скрывающий горы,
я резко очерченные силуэты паломников производили
удивительное, фантастическое впечатление, словно воскрешая
древние традиции и, заставляя нас вспоминать о тысячах людей,
которые столетиями шагали той же дорогой и стой же целью:
“встретить и умилостивить силы, которые правят человеческой
судьбой”.
Время шло, И по мере продвижения группы туман начал
редеть и рассеиваться — пока не появилось солнце. Мы поднялись
на вершину горы и двигались теперь вдоль небольшого гребня,
окруженного отвесными пропастями и ущельями. После того, как
мы уже примерно час карабкались по горам, виррарика решили
остановиться и передохнуть, поскольку “группа владельца
ресторана отстала, и они могли потеряться”. К нашему
неудовольствию, мы должны были их ждать. Пока запыхавшиеся
белые спешили к нам, виррарика беседовали. После краткого
отдыха (ради бледнолицых), мы продолжили наш путь.
Иностранцы снова отстали, но теперь мы не стали их ждать, и те
были вынуждены возвращаться самостоятельно. По пути мы
“наткнулись” на небольшой пруд, что обрадовало индейцев, они
казались очень довольными. Педро вытащил из своей сумки
небольшую бутылку и наполнил ее водой, предварительно попив
немного из пруда. Мы спросили его, а можно ли ее пить? “Ух, а
почему нет?! Она очень хорошая. Вы берете немного, ставите ее в
вашем доме, и она заботится о вас! Поливайте ею зерно, и оно
вырастит огромным, красивым!” С некоторым трепетом мы пили
священную воду, чтобы утолить жажду, но никаких
неприятностей не произошло, наоборот, мы чувствовали себя
великолепно.
Перед самой вершиной мужчины начали собирать стволы
сухих деревьев, и мы решили им помочь. Как стало известно
позднее, эти бревна предназначались для угощения Татевари
(Дедушки Огня). С вершины Священной Горы зрелище было
впечатляющим, особенно для виррарика: мы смотрели на землю,
где родилось Светящееся Божество — на Хумун Куллуаби. Мы
оказались на самой верхней точке этой горной области. Ниже
простиралась огромная пустынная долина, место, куда Виррарика
совершали свои ежегодные паломничества в поисках Оленя-
Пейота. Вид с этой высоты открывался потрясающий.
Какое-то время все созерцали эту захватывающую дух
картину, а потом виррарика вновь взялись за дело. Было около
десяти часов утра. Хуичо и Педро приготовились дать жизнь
Татевари. Пока огонь оживал, Хуичо запел. Как только огонь
разгорелся, солнце начало меркнуть — наступило кольцевое
солнечное затмение! Похолодало, и огонь показался в сумерках
еще ярче. Педро начал другой распев, чем-то напоминавший
церковный канон. Он начал петь, когда Хуичо еще не кончил свою
песню, так они и пели, сменяя друг друга. Тем временем,
остальные с видимым почтением расставили пищу, принесенную
для Татевари. Они расстелили на земле платок и стали класть на
него разные предметы. Платок постепенно превращался в алтарь.
На нем были разложены шоколад, домашнее печенье, техино
(перебродивший напиток, приготовляемый виррарика из зерна),
раскрашенная ткань с изображениями оленя, кактуса, зерна и
солнца, в очень стилизованных формах, чье значение оставалось
для нас неясным. Когда алтарь был готов, затмение стало полным.
Хуичо и Педро держали в каждой руке мувиери (небольшие жезлы
с цветными перьями, иногда с беличьим хвостом — хранилища
силы шамана), которыми они потрясали во время пения. Они пели
не хором, тем не менее, их песни звучали почти в унисон. Мы не
понимали смысл их песен, — в них не было ни слова по-испански,
— однако само пение производило на нас гнетущее впечатление.
Мы расположились вокруг огня. В этот момент стали зажигать
свечи, и сумерки в середине дня придавали этому драматический
оттенок. Мы также держали в руках зажженные свечи. Печенья
были положены в металлический ящик и опрысканы водой из
святых мест, а затем розданы всем нам. Процедура сводилась к
следующему: ящик передавался одному из участников, который с
почтением принимал его. Человек делал с ним сначала несколько
последовательных движений, как если бы поднимал тост, —
обращаясь к сторонам света и прямо вверх. Один за другим, он
или она брали печенье и, съев, передавали ящик другому, и так
далее. Некоторые из виррарика произносили какие-то слова на
своем языке, но жесты их ничем не отличались от жестов других.
Пение маракаме Хуичо и Педро продолжалось практически без
остановки, — и так на протяжении всей церемонии, которая
длилась около часа, за вычетом тех моментов, когда они по-
особому размещали или подготавливали для использования какие-
то предметы, которые предстояло использовать в ритуале.
Нам явно не удавалось проникнуть в глубинное значение
ритуала. Мы не понимали языка виррарика. К тому же они
подготавливают себя с малых лет для участия в церемониях — с
необходимой для этого сосредоточенностью и точностью.
Волнующее воздействие, которое каждый шаг ритуала оказывал
на участников, проявлялось в их выражениях и степени
сосредоточенности. Церемония на Священной Горе завершилась,
и они начали собирать алтарь — расписную ткань и
металлический ящик, но оставили приношения огню: печенье,
шоколад и техино. Нас поразила способность Виррарика в одну
секунду менять настроение. Едва они завершили державшую их в
сильном напряжении церемонию, как тут же стали радостными и
даже забавными. Позже мы убедились, что эта видимая смена
настроения не была тем, чем она казалось.
Хотя внешне виррарика улыбались, их внутренний мир все
еще нес отпечаток прикосновения к святыне. Это было
результатом длительной ритуальной практики, при которой они
сами становились в чем-то сопричастными божеству. Нам
потребовалось бы более продолжительное полевое исследование,
чтобы определить, до какой степени они могли поддерживать это
состояние в своей повседневной жизни в горах.
Мы спустились с горы приблизительно тем же маршрутом,
каким забирались наверх. На полпути мы останавливались, минут
на десять. Мы негромко болтали, а Сирило принес дыню, которую
ему каким-то образом удалось разделить на всех присутствующих.
Позже, из той же сумки (можно только поражаться тому
огромному количеству предметов, которое виррарика носят в
своих сумках), он достал бутылку текилы, открыл ее и передал
Педро. Педро встал, чтобы принять ее. Он взял небольшой жезл с
перьями, который носил на своей шляпе, вставил одно из перьев в
бутылку и, отливая по несколько капель по направлениям на
страны света, громко произнес несколько слов с силой, которая
оказалась для нас полной неожиданностью. Действо возымело
эффект благодаря своей внезапности и, прежде всего, из-за силы и
уверенности его голоса. После выполнения этого действия, он
взял бутылку с напитком и передал ее остальным. Каждый из
виррарика, получив бутылку, обмакивал палец, бросал несколько
капель по направлениям на страны света и вверх, а затем делал
всего один глоток. Позже мы могли наблюдать это действие
каждый раз, когда они собирались выпить. Мы спросили Педро о
смысле этих действий, на что он отвечал: “Когда кто-то
собирается пить, прежде чем сделать это, он предлагает сначала
немного Богу, так как Он заботится о нем. Если человек этого не
сделает, то выпьет слишком много, опьянеет, потеряет голову и
скоро станет драться, потеряет свои деньги или влипнет в
неприятность; с другой стороны, таким способом Бог сообщает
человеку, что охраняет его, и тогда человек спокоен”.
Мы снова отправились в путь, и шли, пока вновь не оказались
в Реаль, в “доме”, где нашли приют виррарика. Это было в
развалинах заброшенного здания, где они жили и работали во
время своего пребывания в Реале. Войдя внутрь, мы оказались во
внутреннем дворике, вокруг которого расположились другие
комнаты, в большинстве своем без крыши. Внутренний дворик
также не имел крыши. Полом служила утоптанная земля. На ней
лежали несколько деревянных балок, использовавшихся для
сидения. Там этой ночью они собирались проводить пейотную
церемонию — продолжение обрядов, начатых на Ла-Унарре.
Педро сказал нам, что они хотят устроить фиесту. “Мы
собираемся играть на маленькой гитаре, танцевать и петь всю
ночь”. После такого “общего” описания мы пришли к выводу, что
они собрались устроить обычную вечеринку, чтобы просто
хорошо провести время. Увидеть же нам довелось нечто совсем
другое. Теперь, проведя в их обществе несколько дней, мы
общались с виррарика более раскрепощенно, и они с нами так же.
Мы стали дружны, особенно с Педро и его братом Хиларио. С
ними мы часто беседовали, и они отвечали на наши вопросы.
Около полудня мы уехали, пообещав Педро возвратиться вечером.


Хикури неирра 1111

Было около восьми вечера, когда мы возвратились в “дом”
виррарика. Мы застали индейцев разводящими костер в центре
внутреннего дворика, они завершали приготовления к “фиесте”.
Группа встреченных нами утром иностранцев уже была здесь.
Они были очень возбуждены, веселились, шутили и пели — все
очень шумно и громко. Это были молодые европейцы того, всем
хорошо известного бесцеремонного типа, путешествующего почти
без денег, чья неряшливая внешность, длинные волосы и
пристрастие к наркотикам заработали им название “хиппи”.
Возможно потому, что они шумели, или по какой-то другой
причине, но Хуичо, — хотя он обычно был тихим и скромным, из
тех, кто и мухи не обидит, — вдруг попросил их уйти. Он говорил
с ними мягко, стараясь не показаться невежливым. Мы смотрели,
недоумевая, — имеет ли он в виду также и нас. Он объяснил им,
что они собрались устроить фиесту только для виррарика, что
таков их обычай и посторонние не могут остаться, что виррарика
не собираются спать и будут тем самым очень мешать
иностранцам. Он отмел все их возражения, и иностранцам
пришлось удалиться. Мы же расположились в той части дома, где
обосновался Хиларио и его семейство. Когда мы спросили его, не
следует ли уйти и нам, он ответил, что мы можем остаться,
поскольку Педро пригласил нас. Он также сказал, что пока мы
отсутствовали, иностранцы оставались здесь весь день. Они пили,
пели, и курили марихуану. Они так надоели виррарика, что
индейцы просто не знали, как от них избавиться. Когда подошло
время церемонии, не осталось никакого иного выхода, и Хуичо
пришлось сказать им все напрямик.
После того, как спокойствие было восстановлено, виррарика
продолжили свои приготовления. Они разложили вокруг огня
различные предметы. Сначала появились два экипалес — стулья,
сделанные из чего-то наподобие тростника и покрытые оленьей
шкурой, украшенные рогами этого же животного, служившими
подпорками для спинок стульев. Для виррарика эти экипалес были
священными предметами. Они использовались для церемоний, и
только маракаме, — или иногда одному из помощников, —
дозволялось сидеть на них. Они также принесли пару
металлических стульев, на которых должны были сидеть
музыканты. По другую сторону костра, прямо напротив стула
маракаме, была помещена ткань с росписями, подобная той, что
использовалась утром, только рисунки были другими. У этой в
центре был изображен костер, от которого двигалось нечто,
напоминающее небольших червей, оно должно было изображать
Татевари, говорящего с виррарика. Кроме того, там имелись
колосья пшеницы и символы пейота, а также стрелы и
разноцветные яркие фигурки. Под раскрашенной тканью они
разместили вещи, подобные тем, что мы уже видели утром:
домашние печенья, шоколад, перья, дикий табак, техино и цветы.
Чтобы начать церемонию, участники сгруппировались
следующим образом: на один экипал был усажен маракаме
Хуичо; возле него, на другом экипале, расположился Вицент, —
он занимал место, которое нам показалось ключевым для
проведения церемонии, поскольку это он задавал тон
исполнявшимся маракаме песням. Рядом с Вицентом был
поставлен металлический стул, на котором восседал Педро. Кроме
исполнения обязанностей второго певца уйчоль, он играл на
небольшой, совсем простенькой деревянной скрипке. Она была
значительно меньше, чем обычная скрипка, тем не менее, звук
был достаточно сильным, чтобы не теряться в лишенном кровли
помещении. Возле Педро, лицом к огню, сидел Томас, тихий
виррарика, игравший на небольшой гитаре, которая звучала как
маленькая скрипка. По другую сторону от Томаса никто не сидел,
там было пустое место, оставленное для рисунков и размещенных
возле них жертвоприношений. Остальное пространство вокруг
огня было заполнено сидевшими в беспорядке паломниками. Мы
присоединились к ним, стремясь ничем не отличаться от них и
хотя бы отчасти приобщиться к ритуалу, насколько нам позволяла
наша добрая воля и незнание необходимой последовательности
действий для полноценного отправления ритуала. Некоторые
участники группы остались стоять.
Все индейцы группы собрались на эту церемонию. Женщины
и дети принимали непосредственное участие во всем ритуале.
Самые маленькие дети, не обязанные пока что присутствовать на
церемонии, все равно принимали в ней участие почти наравне со
взрослыми. Младенцы участвовали в ритуале, пребывая на руках у
матерей! Это показалось нам символичным, — раз виррарика
участвуют в своих церемониях практически с самого рождения,
участвуют в этих событиях пока их еще нянчат, потом в
отрочестве, затем и в юности, — то, вероятно, это не может не
оказывать влияния на всю их последующую жизнь.
Было около девяти вечера, когда Педро начал петь, в
сопровождении своей небольшой скрипки и маленькой гитары
Томаса — инструментов, используемых исключительно в
ритуалах. Минут двадцать Педро напевал речитативом песни на
своем языке — “чтобы разогреться”, как он сам потом объяснил.
Песни, похоже, состояли из мелодичных фрагментов, которые раз
от раза варьировались. Голос Педро, его осанка и вся его
личность, казалось, полностью изменились в то мгновение, когда
он начал петь. Мы не понимали, о чем он поет, мы и не могли
знать слов этих песен, но, судя по манере исполнения певца, мы
заключили, что для окружающих они имели огромное значение.
На другой день Педро, отвечая на один из наших вопросов, сказал,
что эти песни “были посланы ему Богом” в ту самую ночь. Как
только Педро закончил петь, Хуичо извлек из ящика средних
размеров, сделанного из пальмовых листьев, свой небольшой
оперенный жезл. Этот жезл, мувиери, он должен был держать в
правой руке на протяжении всей церемонии. В этот момент к
ногам обоих певцов были положены два небольших куска красной
фланели, на которые в течение всей ночи раскладывались -— а
иногда и забирались — различные вещи, использовавшиеся в
ритуале. Предметы на этой фланели были столь драгоценны, что
они ни в коем случае не должны были соприкоснуться с землей, и
пользоваться ими могли лишь певцы во время пейотной
церемонии. Ритуальные предметы были такими же, как и на
первом алтаре, а еще там был священный табак, тыквы-горлянки
со святой водой, предметы силы певца, свечи и много кусочков
драгоценного кактуса-пейота. Начиная с этого момента,
паломники виррарика говорили только на своем языке. Стало
казаться, что с этой минуты единственным языком, оставшимся на
земле, был их язык, и единственным миром - их волшебным мир,
воплощение их мифов. Проговорив некоторое время, виррарика
вдруг умолкли и стали вести себя необычайно тихо. Хуичо, певец-
уйчоль, поднял свой мувиери и начал петь. Все обратились в слух.
Песня маракаме не сопровождалась аккомпанементом
музыкальных инструментов. Он предпочитал петь сам, a capella.
Этот напев, лившийся из его уст, отличался от любого другого,
когда- либо слышанного нами. Слова произносились с
ударениями, отличными от общепринятых. В какой-то момент
нам даже показалось, что возможно эти песни поются на каком-то
священном языке, которым дозволено пользоваться лишь в
особых случаях, подобно сегодняшнему. Он повторял одну и ту
же музыкальную фразу около сорока минут, а затем сменил ее на
другую.
Маракаме пел уже минут двадцать, когда случилось нечто
удивившее нас: Педро стал настраивать свою скрипку, а Томас —
маленькую гитару. Они мягко перебирали струны, чтобы
проверить их настрой. Это произошло в то время, пока еще пел
маракаме, так что у нас создалось впечатление, что атмосфера
торжественности и почтения начинает улетучиваться. Каково же
было наше изумление, когда Педро, сопровождаемый скрипкой и
гитарой, начал петь в это же самое время мелодию, совершенно
отличную от той, что пел Хуичо. Вначале мы не поняли, что
случилось, но они продолжали петь, и вскоре мы ощутили, как обе
мелодии, казавшиеся такими несхожими, поладили между собою,
породив новое, сложное гармоническое единство.
Прислушавшись к используемой ими музыкальной технике, мы
стали думать, что виррарика были знакомы с техникой
контрапункта задолго до того, как ее, благодаря музыке барокко,
узнала Европа. Хуичо и Педро пели “контрапунктом” около
получаса, после чего на четыре или пять минут воцарилась
тишина. Далее Хуичо представил новую серию песен, с четкой
мелодичной структурой; только в этом случае, после того, как он
исполнял что-то наподобие полной строфы, остальные виррарика
отвечали ему хором, повторяя ту же мелодию, после чего
следовала новая строфа маракаме, и снова повторение хора. Так
продолжалось минут сорок или пятьдесят. Затем Педро начал
играть так, как он это делал раньше, только теперь был добавлен
новый элемент. В тот момент, когда Педро начал петь и играть на
скрипке, виррарика начали танец, который с некоторыми
промежутками “отдыха” продолжался всю ночь. Танец виррарика
состоял из ритмичного движения, в котором ноги были наиболее
активными, они пытались следовать за звучанием скрипки. Руки
оставались почти безжизненными, буквально болтаясь по
сторонам или пребывая в карманах их свитеров, если таковые
имелись. Тело при этом было немного наклонено вперед,
движение корпусом вперед, назад и в стороны дополняло
непрерывное притоптывание ногами. В течение церемонии были
явно представлены три основных элемента ритуала, которые либо
чередовались, либо беспорядочно соединялись: песня маракаме,