Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

Аномальное   

Здоровье

Рейки  

Астрал  

Йога

Религия  

Астрология

Магия

Русь  

Аюрведа  

Масоны

Секс

Бизнес 

НЛП

Сознание

Боевое  

Он и она

Таро  

Вегетарианство  

Ошо

Успех

Восток  

Парапсихология

Философия

Гипноз  

Психология  

Эзотерика  

ДЭИР

Развитие

900 рецептов бизнеса

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

Выдержки из произведения

   Панкратов В.П.

   Дискурсивный мир. Эзотерика рассудка

   Дискурсивный -  рассудочный,  понятийный,  логический...  (в  отличие  от

чувственного, созерцательного, интуитивного...)

   Советский энциклопедический словарь.

   1998

   ББК 87.4 П16

   Панкратов В.П. Дискурсивный мир. Эзотерика рассудка.- 1998, 224 с. с илл.

Как устроен мир и  почему он  устроен так,  а  не  иначе -  два этих вопроса

являются ключевыми для  предлагаемого исследования.  Рассматриваемый вариант

ответа  сводится  к  цепочке  умозаключений,  последовательно  выводящих  из

очевидной   предпосылки   ("мир   существует")   некоторые   закономерности,

установленные современной наукой.  Та же цепочка приводит к  положениям,  по

сути,  совпадающим с декларациями эзотерических учений.  Книга ориентирована

на тех,  кто пытается согласовать мистическое мировоззрение с  рациональным,

стремится не только услышать,  но и  понять.  Может оказаться полезной всем,

кто интересуется философией, физикой и эзотерикой.

   Верстка и оформление автора

   Зарегистрировано в ГААСП Украины 26.11.98, ПА ј1567

   (c) Панкратов В.П., 1998

   ПРЕДИСЛОВИЕ Аннотация этой  работы может быть  выглядит претенциозно,  но

обладает двумя сильными сторонами -  она одновременно возбуждает любопытство

и провоцирует критическое отношение к излагаемому материалу.  И то, и другое

весьма  желательно  при  исследовании рассматриваемой далее  проблемы.  Речь

пойдет о поиске ответа на вопрос:  какими должны быть законы Природы с точки

зрения рассудка -  обычного,  человеческого, не оглядывающегося беспрестанно

на противоречивый опыт?  Поскольку критерием истины считается практика, сама

его постановка может быть признана порочной.  Но вопрос этот,  тем не менее,

ставился многократно и,  несомненно,  будет  ставиться и  впредь.  В  каждом

ответе содержится зерно,  в  той или иной степени приближающее нас к истине.

Хочется верить,  что такое зерно найдется и  в  предлагаемых записях.  Книга

разделена на четыре главы.  В  первой из них проводится небольшая "раскачка"

привычного мировоззрения и создается плацдарм для дальнейших построений.  Во

второй предлагаются и анализируются образные модели, переводящие отвлеченные

рассуждения  первой   главы   в   более   определенное  русло.   В   третьей

рассматриваются некоторые аспекты временного потока. И, наконец, в четвертой

исследуется проблема становления сложного,  а  также проводится общий анализ

эволюционной  цепи.   Какие-либо  ссылки  на   непроверяемые  источники  или

апелляции к  вере  в  работе не  используются -  любой  силлогизм может быть

прослежен  от  исходных  предпосылок  до  заключительной формулировки.  Хотя

специальной подготовки от  читателя не  требуется (достаточно уровня средней

школы),   надо  сразу  оговориться,  что  легкого  чтения  скорей  всего  не

получиться -  проблема слишком  глубока для  поверхностного исследования,  а

предлагаемый вариант  решения вероятно не  самый  простой.  Добавим,  что  и

неоднозначностей в  этом  варианте более,  чем  достаточно.  В  этой  связи,

заинтересованному читателю, возможно, потребуется некоторое усилие для того,

чтобы  понять  и  принять  излагаемую концепцию  -  она  требует  вдумчивого

отношения к  рассматриваемым импликациям и серьезного пересмотра действующих

стереотипов.  Вместе  с  тем,  нельзя  утверждать,  что  данное исследование

содержит принципиально новые  ответы  на  основные онтологические вопросы  -

скорее его  надо расценивать как  частную попытку упорядочить уже  известные

положения.  Тем не менее, автор надеется, что некоторые свежие интерпретации

ему  отыскать  удалось.  Именно  эта  надежда  и  побудила его  обнародовать

предлагаемые материалы.

   ОГЛАВЛЕНИЕ ВВЕДЕНИЕ 1.  ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ 1.1. Первое противоречие 1.2. Что

значит "существовать"?  1.3.  "Вещь в себе" 1.4. Бытие относительно 1.5. Что

такое  "наблюдатель"?  1.6.  Почему пространство необходимо?  1.7.  Можно ли

обойтись без "законов Природы"?  1.8. Причинность и время 1.9. Наблюдатель -

взгляд  "изнутри"  1.9.1.   Определение  1.9.2.  Вариабельная  часть  1.9.3.

Наблюдатель  с   точки  зрения  программирования  1.10.   Неразлучная  пара:

наблюдатель и  мир  2.  ГЕОМЕТРИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ 2.1.  Дискретная модель

2.1.1.  Предварительные  замечания  2.1.2.  Автономный  мир  2.1.3.  Игра  в

"пятнашки" 2.1.4.  Закономерности, связанные с инвертором 2.1.5. Лиса + лиса

2.2.  Одномерная модель 2.2.1.  Предварительные замечания 2.2.2.  Условность

меры 2.2.3.  Мир  как  противоречивое целое 2.2.4.  Принцип дополнительности

2.2.5.  Принцип  неопределенности 2.2.6.  Мир  "снаружи" и  "изнутри" 2.2.7.

Анализ  одномерной модели 2.3.  Ограничение определенности и  его  следствия

2.3.1.  Проблема меры 2.3.2.  Коренной атом 2.3.3.  Область определения мира

2.3.4.  Эквивалентность массы  и  энергии  2.3.5.  Перекрещивающиеся цепочки

2.3.6.  Релятивистские  эффекты  2.4.  Три  аспекта  единого  базиса  2.4.1.

Относительность ролевых функций классификационных осей 2.4.2. Правое и левое

2.4.3.  Связь  между положением и  воздействием 2.4.4.  Хоровод элементарных

частиц 2.4.5. Принцип наименьшего действия 2.4.6. Закон всемирного тяготения

2.5.  Электрический заряд  2.5.1.  Третий инвариант 2.5.2.  Еще  один  закон

тяготения 2.5.3. Параллельные потоки 2.5.4. Некоторые следствия 3. ВРЕМЕННОЙ

РЯД  3.1.  Два кольца 3.2.  Трехмерная модель 3.3.  Самодостаточный мир 3.4.

Конечное и  бесконечное 3.5.  Проблема выбора  3.6.  Становление закона 3.7.

Встречное  движение   3.8.   Стабильный  наблюдатель  3.9.   Второе   начало

термодинамики 4.  ОТ ПРОСТОГО К СЛОЖНОМУ 4.1. Предварительные замечания 4.2.

Элемент  и  система  4.3.  Субъективное  и  объективное  4.4.  Возникновение

пространства и  времени  4.5.  Динамический примитив  4.6.  Вращающаяся пара

4.6.1.  Становление 4.6.2.  Кинематика 4.6.3. Число ( 4.6.4. Пирамида 4.6.5.

Асимметричная  вращающаяся  пара  4.6.6.  Множественность интерпретаций 4.7.

Обобщенная схема эволюционного процесса 4.7.1. Эталон прямолинейности 4.7.2.

Три первые координаты 4.7.3.  Схема эволюционного круга 4.7.4.  Эволюционный

круг и  вращающаяся пара 4.7.5.  Скрытый эволюционный период 4.7.6.  Явные и

скрытые координаты 4.7.7. Выбор точки зрения 4.7.8. Анализ построенной схемы

4.7.9. Эволюция интерпретатора 4.7.10. Эволюция навигатора 4.7.11. Ближайшие

перспективы ЗАКЛЮЧЕНИЕ

   Эти  мысли могут послужить наброском для некоего исследования,  которым я

намереваюсь заняться.  Не могу, однако, отрицать, что сообщаю их в том виде,

в  каком они мне пришли в  голову,  не  придав им  требуемой достоверности с

помощью более подробного изучения.  Я готов поэтому снова отказаться от них,

как  только более зрелое суждение раскроет мне  их  слабость.  Иммануил Кант

ВВЕДЕНИЕ Какое бы мировоззрение,  какую бы веру не исповедовал человек,  вся

его жизнь,  по сути,  сводится к одному - беспрестанным попыткам согласовать

свое  поведение с  окружающим миром.  Если  он  успешно  справляется с  этой

задачей, то живет долго и счастливо, если нет - мучается и погибает. Первое,

очевидно,  предпочтительнее второго.  Столь же очевидно, что выпадает оно на

долю  тех,   кто  имеет  правильные  жизненные  ориентиры.  Конечно,  бывают

исключения (вспомним присказку -  "везет дураку"),  но они лишь подтверждают

общее   правило:   если   счастливчик   неверно   оценивает   ситуацию,   за

кратковременным взлетом неизбежно следует падение,  болезненное и  затяжное.

Чтобы правильно ориентироваться в жизни надо знать ее законы,  понимать, что

в этом мире подвластно нашей воле,  а что нет.  Другими словами,  надо иметь

верную  мировоззренческую концепцию,  позволяющую  оценивать  долговременные

последствия любых наших поступков.  Выбирая ее,  каждый из  нас апеллирует к

собственному опыту,  ограниченность которого обуславливает и  ограниченность

нашего мировоззрения. В результате, всякая модель мироустройства оказывается

неполной и,  в  конце концов,  отбрасывается,  как неудовлетворительная.  Не

секрет,   что  в   последнее  время  дала  трещину  и   весьма  эффективная,

доминирующая в  научных  кругах,  материалистическая модель.  Многочисленные

сообщения о, так называемых, аномальных явлениях, обнародованные в последние

годы,  далеко не всегда вписываются в  задаваемую ею парадигму.  Встречались

такие сообщения и раньше,  но официальной науке удавалось предложить внятное

(или казавшееся таковым) объяснение практически любого загадочного феномена.

В крайнем случае,  он просто отбрасывался,  как выдумка или бред. Время шло,

неувязки  подобных  объяснений  накапливались  и,  наконец,  превысив  некую

"критическую массу",  породили  не  только  разговоры  об  очередном кризисе

науки,  но и  сомнение в принципиальной возможности рационального объяснения

мира.  Для  человека,  привыкшего  всецело  полагаться  на  рассудок,  такая

ситуация нестерпима.  Его начинают раздирать противоречия.  Здравый смысл не

сдается без боя -  если он и способен признать свою ограниченность,  то лишь

разобравшись,   почему  этого  не   избежать.   В   критические  моменты  он

"инстинктивно" начинает отыскивать те  "полочки",  на  которые можно было бы

разложить обрушившуюся на него противоречивую информацию.  Данные записи как

раз и представляют такие полочки, сложенные автором для себя самого. По мере

их заполнения зрела мысль,  что они могут пригодиться и кому-нибудь другому.

В результате появилась эта книга.  Она проводит читателя по узловым моментам

той  логической цепочки,  которую автор использовал для  наведения порядка в

собственном мировоззрении. Несколько предварительных замечаний перед тем как

перейти к сути.  Проблема,  к которой мы обратимся, задается двумя извечными

вопросами:  как устроен мир?  и почему он устроен так, а не иначе? Попробуем

отыскать собственный вариант ответа.  Руководствоваться при  этом  будем  не

ссылками на авторитеты,  а  исключительно собственным разумением,  т.е.  тем

инструментарием,  на который только и может положиться рационалист. Опора на

рассудок  вовсе  не  означает,   что  иррациональная  сторона  мира  начисто

отвергается.  Просто сама постановка вопросов "как?"  и  "почему?"  является

прерогативой именно  рационального мышления,  а  значит  используемый подход

предопределен заявленной темой.  Первое  затруднение,  с  которым приходится

сталкиваться  на  избранном  пути  -  необходимость  анализа  и  обоснования

наиболее общих философских концепций и  категорий на  базе  куда менее общих

понятий.   Проблема  действительно  серьезная  -   трудно   рассчитывать  на

корректность    логического    вывода,     основанного    на    некорректном

(неопределенном) категорийном фундаменте.  Вместе с  тем,  любые определения

отражают  не  столько  суть  реальных  явлений,  сколько  соотношения  между

терминами,  используемыми для их обозначения.  Идеально строгая формулировка

должна была бы соотносить определяемое понятие со всеми остальными.  Но и  в

этом,  практически недостижимом,  случае неизбежно некоторое общее  смещение

категорийной базы  одного  субъекта относительно базы  другого -  вследствие

различия их индивидуальных особенностей и жизненного опыта.  Получается, что

строго  одинаковая интерпретация разными людьми одних  и  тех  же  понятий в

принципе недостижима!  А раз так, в онтологических построениях внимание надо

сосредоточивать не  столько на  семантическом анализе используемых терминов,

сколько   на   "помехозащищенности"  выстраиваемой  логической  цепочки   по

отношению к возможному их разночтению.  Исходя из этого, будем, как правило,

использовать  в   наших   выкладках  привычные  (не   философские)  термины,

интерпретируемые всеми более-менее одинаково. Соответственно в высказываниях

будем стараться передать лишь основную идею вывода, не останавливаясь на его

возможных нюансах.  Не  будем также соотносить наши построения с  различными

идеологическими течениями -  подобный  анализ  рисковал бы  стать  самоцелью

предлагаемой работы.  О двух понятиях -  тех, которые будут использоваться в

рассуждениях наиболее часто -  следует,  тем не менее, сказать особо. Прежде

всего, о категории нечто. Слово это традиционно используется для обозначения

чего-то  в  высшей степени неопределенного.  За ним может скрываться все что

угодно - любой объект, любой природы, все, что может быть выделено из своего

окружения и  стать предметом самостоятельного рассмотрения.  Если под  нечто

вообще будем подразумевать максимально широкий набор явлений,  то  ссылка на

конкретное  нечто  наоборот,   максимально  сужает  выбор,   выделяя  вполне

определенный предмет,  свойство,  идею  и  т.д.  Конкретное нечто заявляет о

своем   существовании  посредством  некоторых  проявлений,   взаимосвязанный

комплекс которых  фактически его  и  задает  (выделяет это  нечто  из  всего

остального).  Никаких ограничений на  характер проявлений мы  накладывать не

будем - они могут быть и материальными, и идеальными, и какими бы то ни было

еще.  К  примеру,  мысль о  яблоке будем расценивать как одно из  проявлений

яблока,  равно как и  одно из  проявлений мыслящего субъекта.  Отметим,  что

введенные  понятия  в  значительной степени  синонимичны  и  поэтому  строго

разграничены быть не  могут.  Нечто может расцениваться как одно комплексное

проявление,  а  всякое проявление -  как  нечто,  состоящее лишь  из  одного

компонента.  Возникает резонный вопрос: зачем использовать два термина, если

можно обойтись одним? Главным образом, для облегчения восприятия - некоторые

фразы  на  "урезанном" языке  выглядят слишком  замысловато.  Вводя  понятие

конкретного нечто и  утверждая,  что основной его чертой является отличие от

всего остального,  мы, фактически, воспользовались одной очевидной, но очень

важной  аксиомой.  Попросту ее  можно  сформулировать так:  не  все  в  мире

одинаково.  Передать эту  мысль  можно  разными словами,  но,  независимо от

формулировки,  за  ней  будет стоять одна вполне определенная и  законченная

идея  или,   лучше  сказать,   принцип.  Назовем  его  "принципом  нарушения

тождества".  Проявиться он  может лишь в  том случае,  если будет определена

операция сравнения,  которая,  в свою очередь,  предполагает наличие хотя бы

двух  сопоставляемых  объектов.   Воспользовавшись  общеизвестным  символом,

принцип нарушения тождества можно выразить так:  А  (  Б.  Если  левая часть

этого выражения в  заранее оговоренном смысле отличается от правой,  принцип

нарушения  тождества  выполняется.  Если  нет  -  выполняется  его  антипод,

"принцип сохранения тождества" (А (  Б).  То,  что такой антипод существует,

следует из приложения принципа нарушения тождества к себе самому. Кроме двух

названных,  заметную,  можно сказать руководящую,  роль в наших рассуждениях

будет играть еще  два принципа,  или,  лучше сказать,  методических правила.

Во-первых,  ясности изложения будем отдавать предпочтение в ущерб строгости.

(О   какой  строгости,   вообще  говоря,   может  идти   речь,   если  любое

доказательство,  в  конечном итоге,  базируется на аксиомах,  принимаемых на

веру?)  Во-вторых,  условимся о  презумпции существования:  все  что явно не

исключено предыдущими выкладками -  допустимо. Другим и словами, постараемся

использовать  как  можно  меньше  ограничений  и  аксиом,  в  том  числе,  и

формально-логического  порядка  (попросту  говоря,   начинаем  с   "возможно

все"...)  В  этой связи,  несколько слов надо сказать о  знаменитом принципе

исключенного третьего.  Он допускает,  что из двух отношений А  ( Б и А ( Б,

истинным является только  одно.  Это  кажется  в  высшей  степени логичным -

здравый смысл привык сводить любую проблему к последовательному выбору одной

из  двух  альтернатив (иногда даже  говорят,  что  мы  пользуемся двузначной

логикой -  или  "да",  или "нет").  Между тем,  на  каждом шагу этот принцип

нарушается (к  примеру,  все  мы  равны перед законом,  но  не  перед своими

женами).  Таким образом,  одновременное выполнение отношений А  (  Б и А ( Б

оказывается вполне допустимым -  надо  только разобраться,  в  каком  смысле

выполняется каждое из  них!  Несмотря на тривиальность этого положения,  оно

часто упускается из виду.  Постараемся его не забывать -  любое противоречие

будем рассматривать,  прежде всего,  как "ключ" для продвижения вперед, а не

как  свидетельство ошибочности наших построений.  Чтобы воспользоваться этим

ключом,  достаточно ответить  на  вопрос:  при  каких  условиях противоречие

оказывается разрешимым.  Этот  методический прием  способен прояснить многие

туманные проблемы.  Но пора переходить к делу. Обобщая сказанное, сведем его

к   такой  короткой  фразе:   мир  существует  и  он  разнообразен  в  своих

проявлениях.  По  сути,  это  единственный постулат,  который  действительно

необходим для начала нашей работы.  Из  него вытекают многие закономерности,

установленные  современной  наукой  (равно  как  и   науками  древними,   но

официального  признания   не   получившими).   Насколько   правомерно  такое

утверждение?  Это читатель решит сам. Автор же надеется показать, что оно не

лишено оснований.

   1.  ОБЩИЕ  ПОЛОЖЕНИЯ  Свои  рассуждения  мы  начнем  с  определения  того

всеобъемлющего нечто,  исследованием которого предполагаем заняться.  В том,

что оно существует,  нам не позволяет сомневаться повседневный опыт.  Но вот

какое оно?  Материальное или  идеальное,  реальное или иллюзорное -  слишком

много ответов предложено на  этот вопрос.  Если мы  хотим отыскать среди них

правильный,  то  не  станем  с  самого  начала  выделять  в  нем  какую-либо

доминирующую,  однобокую характеристику,  подогревая тем  самым  безысходную

полемику,  длящуюся уже третье тысячелетие. Наоборот, объединим в этом нечто

все мыслимые и пока немыслимые аспекты и проявления бытия. А назовем все это

вместе взятое, одним словом, прямо указывающим на суть вводимого обобщения -

сущее.  Каким бы  смыслом бытие ни наделялось,  все,  что существует так или

иначе,  объединим в  этой  фундаментальной категории.  Другими словами,  под

сущим  будем  подразумевать самое широкое,  всепоглощающее нечто,  доступное

нашему воображению.  Оно содержит все без исключения - можно утверждать, что

вне его ничего другого нет.  Последнее высказывание следует рассматривать не

как ограничение, а как определение введенного понятия. Из него, в частности,

следует,  что любое другое нечто должно расцениваться как одна из комбинаций

проявлений сущего.  По-видимому, серьезных возражений сделанное обобщение не

вызовет,  т.к.  оно не  противоречит ни одной из известных мировоззренческих

концепций.  Если же кого-то не устраивает использованный термин, то он волен

заменить его на другой, более удачный (например, "универсум" или "абсолют").

1.1. ПЕРВОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ Являясь исходным, наиболее фундаментальным понятием

нашего логического построения, сущее (для краткости обозначим его кружком O)

оказывается и  первым конкретным нечто,  позволяющим на практике испробовать

принципы сохранения и нарушения тождества. Поскольку ничего другого нам пока

не  известно,  его остается сравнивать только с  самим собой.  Добавим,  что

формально такое сравнение может быть проведено и  при  наличии других нечто,

поэтому  вопрос  о  том,  какой  из  названных  принципов к  нему  применим,

возникает в любом случае.  Выражение O ( O понятно и недоуменных вопросов не

вызывает -  оно отражает идею себетождественности O,  т.е.  тот факт, что мы

наделили его  фиксированным смыслом (закрепили за  ним  четкое и  неизменное

определение).  Но можем ли мы записать O ( O ?  Согласно общей посылке наших

рассуждений ("возможно все...")  каким-то  образом должно выполняться и  это

соотношение.   Если  мы  признаем  его  невозможным,  то  тем  самым  введем

ограничение,  которое, строго говоря, не является неизбежным. Действительно,

предположим,  что фраза "сущее не  равно самому себе" не лишена смысла.  Под

сущим  мы   договорились  понимать  полный  набор  существующих  проявлений.

Неравенство O  (  O  означает,  что  возможны разные варианты таких наборов.

Каждый   из   них   условимся  называть   конкретным  состоянием  O.   Тогда

вышеприведенная фраза  приобретает  вполне  рациональное содержание:  сущее,

пребывающее в одном состоянии, отлично от самого себя, находящегося в другом

состоянии.  При этом в  каждом из  них оно остается одним и  тем же  -  всем

существующим  без   исключения  (т.е.   выполняется  и   принцип  сохранения

тождества).  Другими  словами,  единственное разумное  объяснение  ситуации,

когда должны выполняться сразу оба взаимопротиворечивых соотношения O  ( O и

O ( O,  заключается в следующем:  O, по сути оставаясь одним и тем же, может

находиться в разных состояниях,  отличных друг от друга. Дабы не накладывать

лишних   ограничений,   мы   должны  признать  количество  таких   состояний

неопределенным.  Понятно, что сразу во всех своих возможных состояниях сущее

находиться не  может,  т.к.  это противоречит смыслу понятия состояния -  мы

подчеркнули,  что  оно  включает все существующие проявления (на долю других

состояний ничего  не  остается).  Иначе  говоря,  любое  нечто  сразу  может

находиться лишь в  одном состоянии по  определению.  Но  общее их количество

неограниченно велико.  Следовательно, должны существовать процедура их смены

(изменение состояния,  движение  и  т.п.)  -  лишь  в  этом  случае  принцип

нарушения тождества сможет проявиться, а также принцип, позволяющий отделить

одно состояние от другого. Такой принцип назовем временем. В ходе реализации

указанной  процедуры  формируется вполне  определенная цепочка:  состояние А

меняется на состояние Б,  а то,  в свою очередь,  на В и т.д.  Такую,  четко

определенную,  цепочку последовательных состояний сущего  назовем миром.  Но

таких цепочек,  таких миров (при  неограниченном количестве состояний) можно

назвать сколько угодно, например, ...АБВ..., ...БВГ..., ...ГВБ... и т.д. Нам

не   известны  критерии,   по   которым   можно   было   бы   отобрать  одну

последовательность для реализации из множества подобных.  Да таких критериев

на данном этапе рассуждений и быть не может. Если они допускают рациональное

обоснование,  то  могут  появиться лишь  позже,  когда  для  этого  появятся

предпосылки,  если  же  нет,  то  нам  надо сразу отказаться от  своей затеи

бессмысленно выстраивать что-либо на непонятном, непредсказуемом фундаменте.

Поэтому продолжить рассуждения мы можем,  только признав,  что все возможные

последовательности должны  реализовываться.  В  результате заходим в  тупик:

если  существуют все  возможные миры,  то  сущее  должно находиться сразу во

множестве  состояний (по  одному  для  каждой  цепочки),  что  невозможно по

определению; если сущее может находиться сразу лишь в одном состоянии, то не

могут существовать все возможные миры.  Природа этого тупика нам уже знакома

- все та же привычка сведения проблемы к  выбору одного из двух.  Известен и

способ выхода из  него -  в  каком-то смысле должен быть справедлив любой из

выборов. Уяснить в каком - наша задача. Но сделать это нам не удастся до тех

пор,  пока мы  не  поймем...  1.2.  ЧТО ЗНАЧИТ "СУЩЕСТВОВАТЬ"?  Поставленный

вопрос столь же  дискуссионен,  как и  вопрос о  том,  что является всеобщей

первоосновой. Попытки дать на него философски обобщенный ответ, как правило,

выливаются в многостраничные работы,  не столько разъясняющие суть проблемы,

сколько еще больше ее  запутывающие.  Но категория существования относится к

разряду  фундаментальных,   а  фундаментальное  не  может  быть  сложным  по

определению.   Поэтому  мы   воспользуемся  наиболее  простым  и   очевидным

толкованием этого понятия.  Утверждение что нечто (например, А) "существует"

означает,  что  имеются какие-то  проявления этого  нечто,  а  это,  в  свою

очередь,  значит,  что  существует другое  нечто  (например,  Б),  способное

зарегистрировать эти проявления.  Действительно, если бы А никоим образом не

проявлялось, то факт его существования был бы в принципе не отличим от факта

его не существования.  С другой стороны, проявления имеют смысл только в том

случае,  если есть хоть что-нибудь, способное их зарегистрировать (заметить,

почувствовать и т.п.).  "Зарегистрировать" -  значит изменить свое состояние

под   воздействием  проявлений  другого  нечто.   Если  изменения  состояния

регистрирующего  нечто  не  происходит,   тогда,  опять-таки,  факт  наличия

проявлений не  будет отличим от факта их отсутствия.  Коротко говоря,  нечто

существует  лишь  в  том  случае,  если  через  свои  проявления  оно  может

воздействовать на  другое существующее нечто  таким образом,  что  последнее

изменяет свое  состояние.  Слово  другое  выделено не  случайно -  без  него

предложенная трактовка бытия  теряет смысл.  Если  это  слово  убрать,  т.е.

допустить,  что  гарантом существования чего-либо является оно  само,  а  не

что-то  иное,  то мы вынуждено придем к  следующему заключению:  любое нечто

представляет  собой  произвольный  набор  проявлений,  а  следовательно,  не

определено.  Действительно,  голословно включая  любое  проявление в  список

характерных для данного нечто,  мы,  тем самым, формально изменяем состояние

последнего.  Но  тогда можно сказать,  что критерий существования соблюден -

появление  у   нечто  нового  качества  сопровождалось  изменением  чьего-то

состояния (хотя бы и самого этого нечто).  Следовательно, факт существования

у  него  этого  качества установлен!  К  примеру,  вы  решили  считать  себя

Президентом.  С  появлением  такого  убеждения  ваше  собственное  состояние

изменилось.  Но  хватило ли  этого для  того,  чтобы вы  действительно стали

обладателем нового качества?  Очевидно,  нет - лишь признание другими вашего

нового  статуса  приведет к  его  переходу из  разряда возможности в  разряд

факта.  Вы можете не ограничиться постом Президента, но одновременно считать

себя Наполеоном,  Чингисханом, кем угодно, меняя с каждой появляющейся у вас

мыслью  свое  "внутреннее" состояние  -  в  любом  случае  ваше  фактическое

положение (положение "в  миру") будет определяться не вашим воображением,  а

отношением к вам окружающих.  По сути,  признание самодостаточности вещи для

ее  определенности (а  следовательно,  и  существования) равнозначно попытке

определения чего-то  через самого себя (вроде "слон -  это слон").  Понятно,

что  такой подход ни  к  чему  определенному не  приведет.  Для  того  чтобы

разобраться,  какое  же  из  качеств  действительно присуще  данному  нечто,

обязательно   потребуется  сторонний   наблюдатель-арбитр.   В   приведенных

рассуждениях отчетливо прослеживается простая мысль:  любое  определение,  в

том  числе  и  факта  существования,  характеризует отношение между  разными

нечто.  Поэтому  гарантом  существования чего-либо  может  выступать  только

что-то другое по отношению к  нему.  Но тогда любое нечто,  как совокупность

существующих  проявлений,  это  комплекс  его  воздействий  на  наблюдателя!

Разумеется,  эти  воздействия не  исчерпываются чувственно воспринимаемыми -

говоря о восприятии,  мы будем подразумевать под ним весь спектр воздействий

одного конкретного нечто на  другое,  какими бы незначительными (а тем более

осознанными  или  нет)  они  ни  были.  Ввиду  особой  важности  только  что

сделанного вывода остановимся на  нем  подробнее.  1.3.  "ВЕЩЬ  В  СЕБЕ"  Из

сказанного  вытекает,  что  непознаваемой  "вещи  в  себе"  принципиально не

существует (слово "вещь" здесь используется по  традиции,  как синоним слова

"нечто").  В  Кантовском понимании существует лишь "вещь для  других",  или,

если хотите,  "для нас".  Это не  значит,  что когда-нибудь мы  замеряем все

воздействия или  даже просто осознаем факт бытия любого из  существующих для

нас       проявлений,       но       потенциально      такое       возможно.

Диалектико-материалистическая трактовка "вещи в  себе" как еще не познанной,

но поддающейся исследованию части объективной действительности согласуется с

нашим  выводом  во  всем,  за  исключением  "одного"  -  она  настаивает  на

независимости бытия  объекта от  воспринимающего его  нечто.  Между тем,  из

предыдущих рассуждений следует прямо  противоположная идея:  бытие  без  его

свидетеля лишено смысла.  Препятствует принятию этой,  в  общем-то,  простой

мысли  наша  непоследовательная,  но  оправдывающая  себя  в  быту  привычка

отрывать любую вещь от  окружающего мира,  рассматривать ее  не как комплекс

определенных проявлений этого мира, а как что-то самостоятельное, неизвестно

кем   и   для  чего  данное.   Эта  привычка  поддерживается  весьма  слабой

способностью человека влиять на  окружающее.  Но наша неспособность изменить

вещь  не  равнозначна ее  существованию независимо от  нас.  Частица "не"  в

предыдущей  фразе  материалистом  обычно  опускается.   Почему?!   На  каком

основании невозможность изменения связи приравнивается к  ее  отсутствию как

таковой?   Неужели  же   в   мире  недостаточно  примеров,   указывающих  на

взаимообусловленность формально независимых явлений? Мы такой подмены делать

не будем.  Используемый нами критерий существования явно указывает на объект

и   субъект  как  неразрывно  взаимосвязанную  систему.   Закономерности  ее

функционирования нам  и  предстоит выяснить.  Сама  же  постановка вопроса о

существовании "вещи  в  себе" предполагает,  что  эта  вещь  является чем-то

оторванным и автономным. Но поскольку само для себя ничто не определено (см.

выше),  неизбежен вопрос:  кто  же  тогда  определяет ее  внутреннюю суть  и

связывает вещь  с  другими столь же  самостоятельными?  Если эти  функции не

возложить на уже известного нам субъекта -  того,  для которого вещь, как мы

утверждаем,  существует, то придется прибегнуть к помощи чего-то непонятного

и запредельного! А для этого запредельного возникнет точно такая же проблема

- суть вещи полностью определяется либо им,  либо другим "запредельным", еще

более  непонятным и  загадочным.  Подобная  формальная "объективизация" вещи

либо  ничего не  меняет по  сути,  либо сводит ее  к  непознаваемому началу.

Поэтому  приходится  выбирать  -   либо  познаваемость  мира,   либо  бытие,

независимое от  своего  свидетеля.  Эта  книга  для  тех,  кто  голосует  за

познаваемость.   Вступать   в   дискуссию  с   категорическими  сторонниками

противоположного выбора (равно как и  противниками самой альтернативы) имеет

смысл лишь после того,  как ими будет предложен другой, но не менее четкий и

понятный критерий существования.  Тем же,  кто сомневается в выборе, следует

обратить внимание на такую немаловажную деталь. Выделение "вещей в себе" как

самостоятельных сущностей не  может  объяснить общеизвестный факт:  свойства

системы не  являются простой суммой свойств составляющих ее элементов -  она

обладает и такими качествами, которыми не обладает ни один из них. Но откуда

эти  качества берутся  -  до  объединения элементов их  не  было,  а  стоило

изменить,  например,  их  относительное положение (которое на сущности самих

элементов никак  не  сказывается) и  качество появилось?  Ответ  может  быть

только один:  с  появлением системы новое качество не возникает "ниоткуда" -

просто  формируются  условия,  позволяющие  заметить  то,  что  раньше  было

неразличимо.  Получается,  что  вещь является не  непосредственным носителем

свойства,  а  "ключом",  позволяющим проявиться одному  из  качеств  чего-то

значительно  более  общего.  Обладателем,  носителем,  "собственником"  всех

свойств является единое всепорождающее первоначало (в его роли сущее как раз

и выступает).  Поэтому утверждение о том, что любое нечто - это определенная

совокупность проявлений  этого  первоначала (какой-то  его  аспект),  вполне

правомерно.  А  из  него прямо следует,  что "вещи в  себе",  как автономной

единицы,  не  существует -  по  крайней мере  формально.  (Может  возникнуть

впечатление,  что, ссылаясь на сущее как первоисточник, мы апеллируем к тому

самому "запредельному", от которого только что отказались. Это неверно, т.к.

сущее не рассматривается в качестве субъекта, осуществляющего отбор.) Кто-то

возразит:  для  меня эта вещь выглядит так,  для вас иначе,  а  какая она на

самом деле?  Встречный вопрос - а что значит на самом деле? И следом другой:

почему вы  вообще решили,  что мы  смотрим на  одно и  то же?  Основание для

такого решения может быть только одно -  наша с вами договоренность называть

определенную совокупность проявлений одним именем. Если и вы, и я сходимся в

том,  что  наши  восприятия соответствуют этой  договоренности,  значит,  мы

смотрим на одно и то же.  "Но договоренность может выполняться, а восприятия

отличаться",-  продолжит оппонент.  Может, если это предусмотрено в договоре

(определении вещи).  Например,  при  взгляде  с  одной  стороны  она  должна

выглядеть  так,   при  взгляде  с  другой  -   иначе.  Т.е.  для  одинаковой

идентификации   воспринимаемых   нами   нечто   они,    опять-таки,   должны

соответствовать одному определению,  но уже с учетом условий наблюдения. При

этом обязательно должно выполняться следующее требование:  все  наблюдатели,

участвующие в договоре,  попав в одинаковые условия, должны воспринимать эту

вещь  одинаково,   иначе  договор  теряет  смысл.   Но  и   в   этом  случае

"объективность" определения будет относительной -  оно окажется справедливым

лишь  для  группы почти тождественных наблюдателей.  Если же  и  после такой

поправки не  удается  согласовать наши  восприятия,  значит,  вещи  дано  не

строгое  определение  -  мы  дали  имя  не  конкретному нечто,  а  семейству

подобных.  Как правило,  так и происходит -  говоря,  казалось бы, об одном,

каждый интерпретирует обсуждаемое по-своему.  Спор не  возникает до тех пор,

пока не затронуты нюансы личных восприятий.  Причина этого "люфт" в принятом

определении.  Прямым  подтверждением  рассмотренной  точки  зрения  является

процесс  становления  человека  как  деятельной  личности.  Не  секрет,  что

большинство  наших   договоренностей  о   сути   вещей   являются  правилами

неписаными.  Основной  принцип  обучения,  используемый  людьми,  это  показ

обучаемому родственных предметов для самостоятельного ознакомления с  ними и

формулировки для этих предметов собственного определения. И лишь после того,

как подобным образом накоплен определенный базовый набор понятий, появляется

возможность   для   формулировки   вторичных,    обобщающих,   синтетических

определений,  не  связанных  непосредственно с  чувственным восприятием.  Но

независимо  от   степени   обобщенности  и   отвлеченности  этих   вторичных

определений они,  в  конечном  итоге,  целиком  базируются на  личном  опыте

обучаемого.  Сходство определений,  даваемых разными людьми,  говорит лишь о

сходстве и  взаимосвязи отдельных систем "объект -  субъект",  но  не  более

того.  А  это вполне естественное сходство (люди,  в целом,  мало отличаются

друг от  друга) вовсе не  означает,  что и  для любых других наблюдателей во

Вселенной "те  же  самые" нечто будут обладать тем  же  самым бытием.  Можно

расширить определение вещи, подразумевая под ней сумму (объединение) сходных

по  какому-то  признаку  проявлений,  регистрируемых разными  наблюдателями,

например, людьми. Но в этом случае речь будет вестись, фактически, не о вещи

для отдельного человека, а о вещи для человечества. Т.е. она останется вещью

для  другого -  поменяется лишь  имя  и  суть  наблюдателя.  Конечно,  можно

рассматривать вещь для  человечества (или наблюдателя еще  более общего) как

"вещь в  себе" для  конкретного индивида.  Фактически,  к  этому и  сводится

диалектико-материалистическая трактовка термина  "вещь  в  себе".  Но  разве

такой формальный прием в принципе что-нибудь меняет? Это уже вопрос не сути,

а  условностей.  Зависимость объекта от  воспринимающей системы (хотя  бы  и

большего  размера)  остается и  в  этом  случае.  Вместе  с  тем,  возникают

проблемы,  связанные  с  попыткой  объединения  в  рамках  единого  описания

противоречивых восприятий существенно разных  наблюдателей.  Типичный пример

тому -  парадоксы теории относительности.  Если продолжать двигаться в  этом

направлении,  т.е.  учитывать  в  определениях  мнения  все  новых  и  новых

наблюдателей,  находящихся во  все  более разнообразных условиях наблюдения,

то,  в  конце концов,  всякая определенность конкретной вещи будет утеряна -

все сольется в единое, многоликое нечто (то же всеобобщающее сущее). Поэтому

целесообразно выделить лишь два  полярных варианта определения:  максимально

широкий  -   сущее  и  максимально  узкий  -  конкретный  набор  проявлений,

воспринимаемых  конкретным   наблюдателем.   Любые   промежуточные  варианты

оказываются  расплывчатыми  и  нестрогими.   Это,   конечно,   не  исключает

возможности  их  использования -  по  крайней  мере,  проблема  коммуникации

разумных  наблюдателей  без  подобных  определений  не   разрешима.   Но  мы

увлеклись.  В гносеологические вопросы не стоит погружаться до тех пор, пока

не  составлено более-менее  четкое  представление об  онтологическом аспекте

мироздания.  Поэтому  прервем  преждевременно  начатое  обсуждение  процесса

становления сложного  (системного,  коллективного) наблюдателя и  подчеркнем

наиболее  важный  вывод   из   вышесказанного:   1.4.   БЫТИЕ   ОТНОСИТЕЛЬНО

Рассмотренная трактовка бытия допускает ситуацию,  когда одно и  то же нечто

существует для одного наблюдателя и  не существует для другого -  у  нас нет

оснований для введения жесткого ограничения: если существуешь для одного, то

существуешь и  для всех.  Иначе говоря,  из  этой трактовки вытекает принцип

"относительности существования".  Этот  принцип  -  та  палочка-выручалочка,

которая  позволяет  нам  выбраться из  тупика,  связанного с  невозможностью

существования сразу нескольких миров.  Становится ясным,  что любой мир,  по

сути являющийся одной огромной "вещью",  может существовать лишь для своего,

вполне определенного наблюдателя.  Для другого же  будет существовать другой

мир.  Это  не  значит,  что  нечто,  существующее в  одном  мире,  не  может

существовать в  другом -  одни  и  те  же  проявления могут регистрироваться

разными субъектами.  Из сказанного следует, что само существование мира, как

и всякого нечто, тесно связано с понятием "наблюдатель", невозможно без него

и,  поэтому,  имеет относительный, субъективный характер. Эта идея - жесткая

привязка мира к конкретному наблюдателю -  не может не вызвать протеста, еще

большего, чем в случае отказа от существования "вещи в себе". Разве исчезнет

мир,  если умрет, к примеру, мой сосед? Мир этого соседа - возможно (об этом

надо было бы спросить соседа).  Но,  как говорится, есть мир и есть мир. То,

что мы привыкли называть миром, это не мир конкретного человека. Как минимум

его   следовало  бы   отождествить  с   миром  наблюдателя,   имя   которому

"человечество"  (это  имя  мы  уже  упоминали).  Оставаясь  частичкой  этого

человечества,   каждый  из  нас  (или,   во  всяком  случае,  очень  многие)

непоколебимо верит в объективность (в смысле - существование, независимое от

субъекта) указанного мира.  Еще бы,  факт,  как говорится,  налицо -  другие

исчезают,  а  для нас,  остающихся,  практически ничего не меняется.  Ну так

давайте и  остановимся на  том,  что  мы  знаем  достоверно -  мир  остается

неизменным и "объективным" лишь для тех,  кто не потерял с ним связи, мнения

же "выпавших" из системы,  равно как и наблюдателей,  принципиально отличных

от нас, мы просто не знаем! Утверждать, что мир объективен, а следовательно,

и одинаков,  хотя бы в основных своих чертах,  для любых наблюдателей, мы не

имеем права по той же причине, по какой жилец, никогда не покидавший наглухо

закрытого дома, не может утверждать, что тот выглядит одинаково и снаружи, и

изнутри.  Пожалуй, пример с жильцом-домоседом удачно отражает господствующее

ныне  мировоззрение.  Если  предыдущие рассуждения читателю убедительными не

показались,  быть может, эта аналогия поможет делу! Не имея опыта проживания

в  других мирах  (или  не  помня  его)  все  мы  с  готовностью уподобляемся

затворникам,  запершимся в  тесной комнате и  утверждающим,  что все живущие

видят  именно  эти  стены  (читай  -  "законы природы",  ограничивающие наши

возможности).  Указывая на одежду,  сброшенную вышедшим наружу соседом,  они

торжественно провозглашают:  "Вот доказательство нашей правоты!  Это останки

того парня,  которого все мы прекрасно знали.  Он умер,  но вокруг ничего не

изменилось,  потому что окружающее не  зависит ни  от  одного из  нас -  мир

объективен!"   Сколь   нелепыми  кажутся  эти   слова  тому   самому  парню,

переходящему из комнаты в комнату или,  еще того более, вышедшему на улицу и

увидевшему множество домов со множеством комнат,  в  каждой из которых сидят

свои  мудрецы,  выводящие  из  нескольких  известных  им  фактов  глобальные

обобщения.  Кто-то не согласится с тем, что эта аналогия удачна - в какую бы

комнату не заходил наш путешественник,  стены,  которые его окружают, хотя и

различны,  но одинаковы для любого входящего,  а следовательно "объективны".

Так ли это?  Предположим,  что в  комнате находятся двое -  слепой и глухой.

Сколько бы  один из  них не  восхищался великолепной акустикой помещения,  а

второй -  замечательными узорами на обоях,  понять друг друга они не смогут.

Лишь в одном у них полное согласие - в том, что стены тверды и шершавы. Все,

что сверх того,  совместным решением признается субъективным и  не достойным

внимания.  И  вот появляемся мы,  наделенные и слухом,  и зрением.  С высоты

своего  положения мы  сразу  ставим все  на  свои  места.  Оказывается,  что

фантазии,  считавшиеся раньше пустыми и  вздорными,  на самом деле отнюдь не

фантазии.  С  этим  соглашается и  вошедший вслед за  нами безрукий.  Но  он

категорически заявляет,  что все разговоры о  "шершавости" -  это вздор.  Мы

спорим до хрипоты, до драки пока вдруг не осознаем простую вещь - вот сейчас

войдет еще кто-нибудь,  наделенный 6-м,  7-м,..., 12-м чувством, но лишенный

первых пяти,  и заявит,  что на самом деле...  Так что же это за пресловутое

"на самом деле",  в которое мы упираемся уже не первый раз? Кто может внятно

объяснить это  так,  чтобы все поняли:  вот истина,  а  вот ложь?  "Критерий

истины -  практика",-  заметит философ.  Но  разве  не  расхождение именно в

практическом опыте  послужило причиной возникновения спора?  Кто  может  его

разрешить? "Тот, кто возвел эти стены",- уверенно заявит богослов. Возможно,

с  ним согласится и  "объективный" материалист,  правда,  один из  них будет

понимать под неведомым строителем Бога, а второй - матушку Природу. Но разве

дело в названии?  В любом случае,  ссылка на независимость бытия окружающего

нас  строения от  нас  самих  равнозначна признанию существования неведомого

архитектора,  которого назвать неразумным никак не  получается -  слишком уж

четко и ловко все вокруг организовано.  Выходит, что сама идея объективности

- неважно чего,  идеи или  материи -  целиком базируется на  признании бытия

суперразумного,  организующего начала,  которому мы  передаем право  выбора,

отобранное у  нас  философами-объективистами...  При всем скепсисе,  который

испытывают объективные материалисты к  идее Бога,  им следовало бы признать,

что  воюют  они  против основ  своей  же  собственной религии.  "Пусть так,-

согласится читатель,-  но ведь стены все же стоят,  значит,  без архитектора

обойтись  невозможно!"  Без  стен  действительно  не  обойтись,  а  вот  без

архитектора -  вполне.  Более того, в начале нашей логической цепочки мы уже

отвергли его,  заявив о множественности миров. Концепция многовариантности -

"одновременного"  существования  любых  сочетаний  и  комбинаций  проявлений

сущего   -   единственная  концепция,   способная  объяснить  определенность

окружающего  мира  без  привлечения идеи  демиурга.  В  приложении  к  нашей

аналогии она  означает,  что  существуют (но  для разных наблюдателей) любые

мыслимые варианты "комнат". Проблема выбора при этом сводится к тривиальному

случаю -  нам достался этот мир,  другим (в том числе и точно таким же,  как

мы) - другой. Прямым следствием этой идеи является вывод об относительности,

субъективности всего без исключения и  бытия в  первую очередь.  Хотелось бы

верить,  что  читатель  признает  его  обоснованность,  в  противном случае,

последующие выкладки им  вряд ли будут восприняты.  А  не противоречим ли мы

сами  себе  -  ведь  сама попытка рационального объяснения мира,  которую мы

предпринимаем,  имеет  смысл лишь  в  случае объективности используемых нами

логический законов?  Никакого противоречия нет.  Ведь  сами эти  законы или,

попросту говоря, здравый смысл, которым мы руководствуемся - это наш здравый

смысл,  являющийся ни чем иным,  как обобщением нашего опыта. Поэтому все те

"объективные"  закономерности,   которые  мы   попытаемся  отыскать,   будут

справедливы лишь для нас и  нам подобных субъектов.  Рассмотренные аналогии,

конечно же,  не имеют доказательной силы.  Их цель в другом - напомнить, что

тезис об объективности мира, порожденный сходством миров почти тождественных

наблюдателей  -   это   всего  лишь  гипотеза.   Гипотеза  привычная  и   до

определенного момента  даже  плодотворная,  но,  на  поверку,  оказывающаяся

внутренне   противоречивой.   Альтернативная  идея   -   о   субъективности,

относительности   бытия,    а   следовательно,   и   мира,   похоже,   такой

противоречивостью не  обладает...  Или  мы  опять ошибаемся?  Уже простейшие

сопоставления приводят нас  к  мысли,  что фраза "мир объективен" не  лишена

оснований.  Дело в  том,  что и  человечество в  целом,  и отдельный человек

представляют собой системы наблюдателей более простых, а те, в свою очередь,

еще более элементарных.  Предела такой делимости мы пока не видим.  Если мир

системы  и  исчезает после  ее  разрушения,  то  остается мир  ее  составных

элементов. Вернее, миры каждого из них. И лишь в том случае, когда миры этих

элементов будут  вновь  согласованы между  собой,  появиться возможность для

возникновения новой системы и  нового мира  -  мира  более высокого порядка,

мира,  представляющего собой  надстройку над  мирами более элементарными.  В

этом  смысле  миры  элементов,  существующие  независимо  от  мира  системы,

обладают по отношению к  ней объективным характером.  С другой стороны,  мир

системы объективен по отношению к отдельному ее составляющему элементу -  он

сохраняется и при исчезновении последнего (разумеется,  если тот не выполнял

в  этом мире какой-то ключевой функции).  Так что же,  в  конце концов,  мир

объективен или субъективен?  Неверный вопрос - опять попытка поставить "или"

вместо "и".  Видно очень уж крепко засел в  наши головы принцип исключенного

третьего.  Но  стоит нам вспомнить,  что абсолютных,  безусловных ответов не

существует, как сам собой формулируется простой ответ: мир субъективен в том

смысле,  что он не может рассматриваться и даже существовать вне зависимости

от  собственного наблюдателя,  возможности которого  как  раз  и  определяют

характеристики  этого  мира;   вместе  с  тем,  взаимосвязи  между  миром  и

наблюдателем устанавливаются ни тем,  ни другим,  а  случаем и поэтому носят

объективный  характер  по   отношению  к   ним  обоим.   Особый  смысл  идея

объективности приобретает, как мы выяснили, в тех случаях, когда речь идет о

взаимосвязи между мирами элемента и  системы.  А  это значит,  что мы  вновь

подошли к проблеме становления сложного наблюдателя и вновь от нее отступим,

потому что  еще  не  выяснили...  1.5.  ЧТО ТАКОЕ "НАБЛЮДАТЕЛЬ"?  То  нечто,

которое    регистрирует   проявления   другого   нечто,    будем    называть

"наблюдателем",  а  то,  чьи проявления регистрируются "объектом наблюдения"

или  просто  "объектом".  В  философской  литературе  "источник  активности,

направленной на  объект",  обычно  называют  "субъектом".  Возможно,  и  нам

следовало бы  воспользоваться этим термином.  Но слово "наблюдатель" кажется

менее  сухим  и  более  привычным.  К  тому  же,  оно  больше  соответствует

естественнонаучной  традиции  (вспомним,   к   примеру,   о   многочисленных

изложениях  специальной  теории   относительности).   С   учетом  введенного

толкования бытия можно утверждать,  что  объект существует для  наблюдателя.

Обратное   не   обязательно.   Проанализируем  введенную  категорию.   Любой

конкретный наблюдатель,  как  и  любое конкретное нечто,  представляет собой

вполне определенную - оригинальную и неповторимую - совокупность проявлений.

Но  в  таком  случае возникает вопрос:  как  же  он  может  зарегистрировать

проявления чего бы  то ни было,  если для этого ему необходимо изменить свои

проявления,  т.е.  фактически стать другим конкретным нечто?  С точки зрения

двузначной  логики  возможны  лишь  два  варианта:  данный  наблюдатель либо

никогда не  меняет своих проявлений,  строго сохраняя свою индивидуальность,

но  теряя при  этом  право называться таковым,  либо исчезает при  первой же

попытке наблюдения.  Получается,  что  наблюдатель,  как вполне определенная

совокупность проявлений,  в принципе невозможен! Если же понимать под ним не

определенную совокупность,  то теряется грань, отделяющая одного конкретного

наблюдателя  от  другого.  Мы,  опять-таки,  сталкиваемся  с  необходимостью

выполнения сразу двух, казалось бы, взаимоисключающих соотношений. Обозначив

наблюдателя буквой Н,  их можно выразить в такой форме: Н ( Н и Н ( Н. Каким

образом  преодолевается это  затруднение мы  уже  знаем:  тождество  Н  (  Н

отражает неизменность определения данного наблюдателя, а неравенство Н ( Н -

возможность его  пребывания в  разных состояниях.  Но  это  значит,  что под

наблюдателем  следует   понимать  не   любую   совокупность  проявлений,   а

проявления,  объединенные каким-либо общим,  неизменным принципом.  (Подобно

тому,  как  для  сущего неизменным и  обобщающим является принцип "все,  что

существует",  для  каждого  наблюдателя должна  быть  характерна уникальная,

индивидуализирующая его  черта).  Поскольку  такие  принципы  сами  по  себе

являются проявлениями,  можно утверждать,  что  любой конкретный наблюдатель

должен состоять,  по крайней мере,  из двух частей:  неизменной совокупности

проявлений, отличающей его от любого другого и связывающей все его состояния

в единое целое, и переменной или вариабельной совокупности, используемой для

отражения  (регистрации) результатов  наблюдений.  Вариабельная часть  носит

подчиненный характер -  она одновременно должна соответствовать требованиям,

декларируемым неизменной частью (раз  уж  последняя определяет суть  данного

наблюдателя),  и,  вместе с тем,  допускать какие-то вариации состояния,  не

противоречащие этим требованиям.  Из  этого следует,  что  она  представляет

собой  более  сложное,   производное  в   сравнении  с   неизменной  частью,

образование.  Если  воспользоваться достаточно популярной в  настоящее время

терминологией,  то  определяющую,  неизменную часть  наблюдателя (назовем ее

"определением") можно было  бы  охарактеризовать (в  первом приближении) как

его  "Эго" или  "душу",  а  вариабельную часть -  как совокупность возможных

реализаций этой души или "тело".  Понятно,  что сложность вариабельной части

(количество  ее   "степеней   свободы")   определяет   допустимую  сложность

наблюдаемого объекта -  чем  меньше  красок,  тем  бледнее картина.  На  это

положение надо  обратить особое внимание,  поскольку оно  предопределяет ряд

важных закономерностей,  о  которых мы  поговорим позже.  Если кто-то его не

прочувствовал, пусть попытается исчерпывающе полно отразить в одном коротком

предложении содержание такого,  например,  романа,  как "Война и мир".  1.6.

ПОЧЕМУ  ПРОСТРАНСТВО НЕОБХОДИМО?  До  сих  пор,  говоря  о  наблюдателе,  мы

молчаливо подразумевали,  что он  является не  только другим,  но  и  чем-то

внешним,  потусторонним по  отношению  к  воспринимаемому объекту.  В  какой

степени это согласуется с предыдущими нашими рассуждениями, в частности, что

же тогда является гарантом бытия сущего, вне которого ничего нет? Разберемся

в  этом.  Сущее,  как  мы  выяснили,  может находиться в  разных состояниях,

определенных для разных наблюдателей.  При этом в  каждом из них реализуются

лишь некоторые из  его возможных проявлений,  и  только все состояния вместе

взятые характеризуют его во  всех аспектах.  Из этого следует,  что одним из

его  проявлений  является  принцип,   устанавливающий  между  разными  нечто

взаимоотношения части и целого.  В соответствии с этим принципом одно нечто,

включающее в себя все проявления другого и еще что-нибудь, называют "целым",

а  другое  нечто,   включающее  не  все  проявления  целого,   но  полностью

повторяемое им,  называют "частью".  Например,  сущее вообще -  это целое, а

отдельное его  состояние -  это  часть.  (Надо  признать,  что  предложенная

трактовка понятий  "части" и  "целого" отличается некоторой вольностью -  мы

выделили лишь тот  аспект этих категорий,  который необходим для  дальнейших

построений).   Этот  принцип  проглядывался  уже  в  начальной  точке  наших

рассуждений  -   давая  определение  исходному  понятию,   мы,   фактически,

утверждали,   что  любые  другие  нечто  являются  его  частями.  Теперь,  с

признанием новых  категорий,  сущее  можно определить иначе -  это  то,  что

частью быть не может.  Можно снять и  вопрос о гарантиях его существования -

отдельные   части   сущего   могут   выступать  в   качестве   наблюдателей,

обеспечивающих бытие других частей.  Т.е.  оно существует фрагментарно -  по

кусочку для каждого из наблюдателей.  И вот, оказывается, что ни одно из его

состояний,  взятое целиком (а другие части сущего нам пока не известны),  ни

наблюдателем-гарантом,  ни объектом наблюдения быть не может. По определению

такое  состояние  включает  все  имеющиеся  проявления,   поэтому  чего-либо

другого,  за  чем можно было бы  наблюдать или что могло бы зарегистрировать

существование самого этого состояния,  просто нет. Когда же другое - новое -

состояние появится,  исчезнет предыдущее. Но ведь невозможно ни заметить, ни

оказать воздействие на то,  чего нет!  Тех средств, которыми мы располагаем,

оказывается недостаточно для реализации принятого критерия бытия - вспомним,

гарантом существования чего-либо  может выступать другое существующее (а  не

существовавшее или  будущее существовать) нечто.  При  отказе от  требования

одновременности в любом мире можно будет объявить существующим любое нечто -

если сейчас и нет гаранта его бытия,  то почему мы уверены,  что такового не

было в  прошлом или  не  появиться в  будущем?  Необходимость одновременного

присутствия и  объекта,  и  наблюдателя означает,  что и тот и другой должны

быть частями одного и  того же  состояния мира.  При этом сам наблюдатель не

может  выступать в  качестве единоличного гаранта существования всего  этого

состояния:  он  регистрирует лишь объектную его часть.  Существование же его

самого  должно  быть  гарантировано кем-нибудь другим,  пользующимся той  же

самой системой классификации (в противном случае,  первого наблюдателя и его

объект нельзя будет  совместить в  одной мировой цепи).  О  том,  кто  может

выступать в роли такого дополнительного наблюдателя,  мы поговорим позже,  а

пока  отметим  необходимость  нового  принципа,   позволяющего  объектную  и

наблюдающую части  отдельного состояния  сущего  разделить (время  здесь  не

поможет -  оно  разграничивает состояния,  взятые  целиком).  Такой  принцип

назовем пространством.  Для произвольных частей Чi выделенных с его помощью,

могут быть сформулированы отношения:  Ч1  (  Ч2 и  Ч1 (  Ч2,  т.е.  к  вновь

появившимся нечто,  как  и  к  любым другим,  могут быть  приложены принципы

сохранения  и   нарушения   тождества.   Возможность  неразличимости  разных

пространственных  частей  сущего  (равенство  Ч1   (   Ч2)   означает,   что

пространство само по себе,  т.е. при отвлечении от других проявлений, должно

обладать  свойствами,  которые  мы  называем однородностью,  изотропностью и

безграничностью (как "в глубину", так и "в ширину"). Если бы этих свойств не

было,   то   даже  при  совпадении  (или  отсутствии)  других  проявлений  в

сопоставляемых частях (только в  этом случае возможно соотношение Ч1 (  Ч2),

последние  можно  было  бы  различить  по  пространственным  неоднородности,

ориентации или положению относительно границ. С другой стороны, допустимость

неравенства   Ч1   (   Ч2   показывает,   что   помимо   "безликих",   чисто

пространственных,  должны иметься еще какие-то  проявления,  предоставляющие

реальную основу  для  вывода  о  неодинаковости сопоставляемых частей,  а  в

итоге,  и состояний сущего. Такие проявления назовем материальными. Теперь у

нас появились, наконец, предпосылки для формирования реальных наблюдателей и

объектов.  И те,  и другие должны представлять собой части единого состояния

сущего,  различимые,  как минимум,  по  пространственному признаку.  Граница

между этими частями весьма условна - она зависит от того, какую совокупность

проявлений мы  назовем наблюдателем,  т.е.  какое определение ему дадим.  От

того  же  определения зависит  и  перечень проявлений,  оказывающих на  него

влияние,   иначе  говоря,  список  существующих  для  него  объектов.  Важно

отметить, что наблюдатель, в отличие от объекта, обязательно должен обладать

протяженностью  во  времени  -  он  должен  менять  свои  характеристики,  а

следовательно,   присутствовать,   как  минимум,   в  двух  последовательных

состояниях сущего, в каждом сохраняя неизменной ту часть проявлений, которая

его индивидуализирует. Объекту же, в общем случае, достаточно присутствовать

лишь  в  одном  из  них.  Обратим  внимание на  один  примечательный момент,

вытекающий из вышесказанного.  Не только сущее в  целом,  но и каждое из его

состояний обладают заведомо большим "числом степеней свободы",  чем любой из

наблюдателей. Это значит, что ни один из них не сможет воспринять, отразить,

осознать его во всех возможных проявлениях.  Но чем сложнее этот наблюдатель

(чем  большим  числом  степеней  свободы  он   обладает),   тем  полнее  его

"впечатления"  отражают  сущее  как  разнообразное целое.  И  наоборот.  Это

положение еще  раз подчеркивает фундаментальность сделанного ранее вывода об

относительности  всего  без  исключения.  Только  что  мы  в  очередной  раз

упомянули о  сложном наблюдателе.  Ну а  что можно сказать о  его антиподе -

наблюдателе простом?  Простейшее нечто,  рисуемое  нашим  воображением,  это

геометрическая точка,  т.е.  такая  пространственная часть  сущего,  которую

невозможно расчленить на более элементарные - она может быть лишь частью, но

не   целым.   Единственное  связываемое  с   ней   проявление  сам  факт  ее

существования в  определенном месте  пространства.  Может ли  подобная точка

выступить в качестве наблюдателя? Оказывается, может! Но поведение ее в этом

случае оказывается довольно специфичным.  Точечный наблюдатель, как и всякий

иной,  должен иметь определение и  вариабельную часть.  Поскольку ни о каком

изменении его  внутреннего состояния говорить не  приходится такового просто

нет  -  в  качестве вариабельной части  может  выступать лишь  множество его

положений в  пространстве.  Это  значит,  что зарегистрировать существование

чего бы  то  ни было точечный наблюдатель способен только путем собственного

перемещения.  Надо подчеркнуть,  что  оно  реализуется,  "помимо его воли" -

только  в  перемещении точечного  наблюдателя (в  силу  его  неизменности по

другим аспектам) может проявиться факт  существования для  него  какого-либо

объекта.  (Сразу  отметим,  что  это  положение  справедливо не  только  для

точечного,  но  и  для  любого другого наблюдателя с  внутренним состоянием,

неизменным по определению).  Именно в  этом заключается причина пресловутого

самодвижения  материи.   Движения,   которое,   как  мы  знаем,  подчиняется

определенным законам.  Но почему оно им подчиняется? Попытаемся разобраться.

1.7.   МОЖНО   ЛИ   ОБОЙТИСЬ   БЕЗ   "ЗАКОНОВ  ПРИРОДЫ"?   Все   проявления,

существовавшие,   существующие  и   будущие  существовать  для   конкретного

наблюдателя,  собранные в  "состояния" и  затем  выстроенные в  определенную

последовательность, мы назвали миром этого наблюдателя. Следовало бы сказать

точнее -  наблюдаемой частью его мира. Сам наблюдатель, присутствуя в каждом

из  состояний своей мировой цепочки,  становится неотъемлемым ее компонентом

(объект  без  субъекта  не  существует).  Об  этой  поправке  надо  помнить,

поскольку в дальнейшем,  без особой нужды, мы не будем строго разграничивать

мир и его объектную часть.  По контексту не трудно сообразить, что имеется в

виду.  Если  же  такое  разграничение  окажется  принципиально  необходимым,

объектную  часть  будем  именовать  миром  "наблюдаемым"  или   "объектным".

Наблюдаемый мир представляет собой наиболее общий, всепоглощающий объект для

данного наблюдателя.  Фактически,  он является для него образом сущего. Но в

таком образе оно предстает именно перед ним -  перед другими - в другом. Это

следует из  относительности бытия и  того факта,  что  даже в  объединенном,

коллективном   мире    разные   наблюдатели   представляют   собой    разные

пространственные части сущего, а следовательно, оставшиеся - наблюдаемые ими

- части различаются (по  крайней мере,  по  относительному пространственному

положению).  По-видимому,  наиболее простой иллюстрацией соотношения понятий

"мир" и  "наблюдатель" является следующая грубая аналогия.  Представим себе,

что  сущее  -  это  бесконечный набор  слайдов.  Набор  настолько  полный  и

грандиозный,  что  в  нем  найдется  эквивалент любому  изображению.  Всякая

последовательность слайдов из этого набора,  склеенная в ленту, представляет

собой фильм, называемый нами "миром". Сложность этого мира, в нашей аналогии

соответствующая  "резкости  изображения",   будет  зависеть  от   количества

"палочек и  колбочек на  сетчатке глаза"  наблюдателя,  т.е.  от  количества

параметров,  однозначно определяющих его  мировосприятие.  Отметим,  что сам

наблюдатель,  как и все остальное, должен быть изображен на этих кадрах. Это

значит,  что  зрителем упомянутого фильма является один из  его персонажей -

фильм  смотрится  "изнутри".   Наш  зритель  -  это  любое  повторяющееся  в

определенных чертах (но  меняющееся в  деталях) изображение.  Очевидно,  что

указанный персонаж должен присутствовать на каждом кадре этой ленты - только

в  этом случае кино будет просмотрено в полном объеме.  И вот тут появляется

затруднение.  Дело  в  том,  что  точно  такой  же  персонаж -  наблюдатель,

полностью  соответствующий  выбранному  определению  -   присутствует  и  на

множестве других слайдов,  не  вошедших в  наш фильм.  А  из  них могут быть

сформированы другие  ленты.  Получается,  что  один  и  тот  же  наблюдатель

одновременно просматривает разные миры! Но это невозможно!! Следовательно, в

его  определении,  помимо описания характерных для  него проявлений,  должна

содержаться и  привязка к  конкретной мировой цепочке.  Как это осуществить?

Имеются два принципиально разных подхода.  Первый -  вся цепочка со всеми ее

деталями явно указывается в определении наблюдателя, что позволяет привязать

его к  любому миру,  каким бы хаотичным тот ни был.  Но в этом случае объект

наблюдения формально становится частью самого наблюдателя - ничто, выходящее

за границы последнего,  в этом мире не фигурирует. (Если сущее можно было бы

охарактеризовать как наблюдателя,  то для него был бы справедлив именно этот

случай.  "Если" - потому, что мы знаем: существование для себя самого лишено

смысла).  По  сути,  рассмотренный подход  не  согласуется с  принятым  нами

критерием существования (он опирается на идею взаимодействия разных нечто) и

поэтому  отпадает.  Альтернативный вариант  приводит  к  резкому  сокращению

"объема"  определения  и  одновременно позволяет  наблюдателю регистрировать

объекты,  находящиеся за  его  пределами.  Для  реализации этого  варианта в

определении не надо детально описывать каждое из состояний мира - достаточно

указать  принципы,  позволяющие отобрать  из  множества  возможных состояний

сущего строго определенные и  расставить их в  необходимом порядке.  Другими

словами,  в  определение вводится настройка наблюдателя на  сформулированные

для  него  "законы Природы".  Эти  законы должны указать наблюдателю,  какие

объекты для него существуют и как он должен на них реагировать. Законы могут

быть простыми,  а сформированные ими конструкции сколь угодно сложными -  за

счет  повторного приложения тех  же  зависимостей к  результатам собственной

деятельности.   Здесь  необходимо  такое  уточнение.   Обычно,  под  законом

понимается устойчивое,  повторяющееся отношение между явлениями,  в то время

как   сами   эти   явления  характеризуются  лишь  в   общих  чертах.   Если

придерживаться такой позиции, то для действительно однозначного формирования

мировой последовательности, кроме самих законов потребуется конкретизировать

и  объекты,  по  отношению к  которым эти  законы  будут  выполняться.  Т.е.

необходимо  указать  как  минимум  начальное  состояние  выделенного мира  -

взаимное расположение всех существующих в  нем нечто в "момент ноль" (начало

функционирования наблюдателя). Мы снова подошли к проблеме выбора. У нас уже

имеется опыт ее разрешения - тривиальный отказ от выбора как такового. Такой

подход  наилучшим образом соответствует исходному тезису нашего построения -

возможно все,  пока не доказано иначе. А главное, только он позволяет обойти

проблему  демиурга  -  принципиально  непознаваемого,  регулирующего начала,

стоящего над Природой.  (Напомним -  если такое начало и  есть,  мы  его все

равно  не   отрываем  от   понятия  "Природа").   Но  если  любые  внутренне

непротиворечивые возможности должны реализовываться, это должно относиться и

к  начальным условиям.  Это  значит,  что  у  каждого наблюдателя появляется

множество  "двойников",  абсолютно  тождественных  ему  по  определению,  но

"проживающих" в своих мирах -  мирах,  разворачивающихся из других начальных

условий.   В  результате  уточнения  определения  наблюдатель  из  множества

возможных состояний сущего "заметит" только те,  в  которых присутствуют все

существующие для него объекты,  и  выстроит эти состояния в  мировую цепочку

таким образом,  чтобы соблюдались установленные для  него законы.  При  этом

должен  быть  учтен  такой  важный  момент.  По  крайней мере,  некоторые из

объектов,  "населяющих" получившийся мир,  сами  могут выступать в  качестве

наблюдателей, т.е. изменять свое состояние. Эти изменения как раз и являются

основанием  того,  что  наблюдаемый мир  представляет собой  не  статическую

неизменную данность,  а процесс. Но менять свое состояние объект не может по

законам,  неизвестным тому наблюдателю,  чей мир мы анализируем -  будь так,

объект просто бы "выпал" из рассмотрения.  Это значит, что любой наблюдатель

оказывается абсолютным  законодателем своего  собственного мира.  Не  в  том

смысле,  что  "какие законы хочу,  такие  и  пишу" -  эти  законы неразрывно

связаны с  его определением и  поэтому им  варьироваться не могут (во всяком

случае пока  мы  так  считаем).  А  в  том,  что  любое  состояние его  мира

однозначно определяется законами,  сформулированными именно для него и в его

системе  отсчета.   Между  наблюдателями-объектами  и  наблюдателем-гарантом

существования     мира     устанавливаются     взаимоотношения,     подобные

взаимоотношениям  актеров  и   режиссера  -   первые  действуют  в   строгом

соответствии со сценарием, имеющимся у второго. Наличие единого "сценария" в

"одних  руках"  является гарантией единства законов  природы,  действующих в

этом  мире.   Может  возникнуть  сомнение  -   почему  это  актеры,  являясь

режиссерами своих собственных миров, обязаны подчиняться чужому сценарию? Но

никто  не  говорит,  что  они  обязаны  -  наоборот,  каждый  из  них  живет

исключительно по собственному законодательству. Просто любой другой режиссер

замечает  лишь  тех  из  них,  личные  сценарии  которых  согласуются с  его

собственным.  Порукой тому, что такие актеры найдутся, служит полнота сущего

как целого - набор его состояний включает любые мыслимые (и даже не мыслимые

- нами)   варианты.   1.8.   ПРИЧИННОСТЬ  И   ВРЕМЯ   Сочетание  однозначной

определенности мировой цепочки и закономерной связи между ее звеньями вносит

в  мир элемент предсказуемости.  Закон,  в  соответствии с  которым вслед за

достигнутым  состоянием  сущего   может   последовать  лишь   одно,   вполне

определенное  состояние,  принято  называть  "законом  причинно-следственных

связей".  При этом предыдущее состояние называется "причиной", а последующее

- "следствием".  Отделить одно  состояние от  другого,  а  следовательно,  и

причину от  следствия,  позволяет принцип,  названный нами  временем.  Сразу

оговоримся,   что   установка   отношений  очередности  между   причинами  и

следствиями в  конкретном мире  -  лишь  один  из  аспектов этого  принципа.

Имеется  и  другой  -  разграничение состояний сущего,  принадлежащих разным

мирам.  Но  эта,  более общая функция времени,  для  конкретного наблюдателя

остается тайной за семью печатями -  как ни изощряйся,  он не может покинуть

свой собственный мир.  Но  вот сможет ли  он  его видоизменить?  Об  этом мы

поговорим чуть позже.  А пока сосредоточимся на том аспекте времени, который

безусловно доступен любому наблюдателю.  Для  его формализации достаточно на

мировой  линии  выбрать  какое-то   базовое  состояние,   а   все  остальные

идентифицировать путем  введения  меры  их  отдаленности от  базового  вдоль

мировой линии. Подобная интерпретация принципа различения причин и следствий

является для нас привычной,  и именно в ее рамках мы будем вести последующие

рассуждения.   Из  приложения  принципа  сохранения  тождества  к  временным

отрезкам на  различных участках мировой линии  (отрезки могут различаться не

только положением,  но и длиной) следует,  что время само по себе,  т.е. при

отвлечении от тех процессов,  для описания которых оно используется,  должно

обладать свойством однородности.  Если те же отрезки сопоставлять со ссылкой

на  соответствующие  им  состояния  мира,   то  применительно  к  ним  будет

выполняться  и   принцип   нарушения   тождества.   Поскольку   для   точной

идентификации точки на  рассматриваемой мировой линии достаточно задать одно

число -  ее расстояние от базового события -  время в  любом конкретном мире

должно обладать свойством одномерности.  Этим оно  существенно отличается от

пространства,  для ограничения числа измерений которого у нас нет оснований.

Отметим,   попутно,  что  строгая  очередность  перебора  состояний  сущего,

определяющая  конкретную  мировую  цепочку,  обуславливает  и  такое,  часто

обсуждаемое,   свойство  времени,   как  однонаправленность  (опять-таки,  в

конкретном  мире).   Со   временем  связана  еще  одна  сторона  определения

наблюдателя,  пока  еще  не  рассмотренная нами.  Пусть  известны  законы  и

начальные условия,  позволяющие сформировать мировую  цепочку.  Но  с  какой

скоростью ее  просматривать?  Она  может,  условно  говоря,  промелькнуть за

секунду,  а  может растянуться на миллиарды лет!  Как эти миры,  качественно

идентичные,  но  в  "скоростном" плане  разные,  отличить?  Законы  Природы,

вошедшие в  определение наблюдателя,  ответа на  это  вопрос не  дают -  они

характеризуют лишь  отношения между состояниями мира (время в  них  входит в

качестве независимой переменной).  Получается, что в определение наблюдателя

необходимо включить еще один элемент -  некие внутренние часы, задающие ритм

собственных реакций наблюдателя и,  соответственно, ритм смены состояний его

мира.   Эти  часы  можно  было  бы   также  назвать  "собственной  частотой"

наблюдателя,  т.к.  они  определяют  еще  одну  интересную его  особенность.

Вспомним теорию  колебаний.  Чем  дальше  частота возмущений от  собственной

частоты осциллятора,  тем меньше это возмущение для него "заметно". И только

при  близости  указанных частот  осциллятор резонирует,  т.е.  действительно

"замечает"  внешнее  возмущение.   Нечто  подобное  происходит  и   с  нашим

наблюдателем.  Он,  очевидно,  практически  не  должен  замечать  процессов,

частота  которых  либо  существенно  выше  его   собственной  (не   успевает

отреагировать), либо значительно ниже (крайне медленные реакции "забиваются"

сравнительно быстрыми).  Отметим, что собственная частота как количественная

характеристика обретает смысл  лишь  тогда,  когда мы  начинаем сопоставлять

реакции  разных  наблюдателей.   Очевидно,  что  в  любом  мире  в  качестве

абсолютного эталона будет выступать собственный ритм "режиссера". Этот ритм,

наряду с компонентами определения, рассмотренными ранее, позволяет, наконец,

"привязаться" наблюдателю к  конкретному миру.  Каковы общие  закономерности

этой привязки?  Чтобы разобраться в этом,  надо познакомиться с наблюдателем

поближе.  1.9. НАБЛЮДАТЕЛЬ - ВЗГЛЯД "ИЗНУТРИ" Подытожив выводы, сделанные на

предыдущих страницах, перечислим основные структурные компоненты того нечто,

которое  может  быть  названо  наблюдателем.  Вероятно,  правильнее было  бы

говорить не о  его компонентах,  а об аспектах,  подчеркивая тем самым,  что

рассматриваются разные стороны единого целого.  Но поскольку мы договорились

всякое нечто изображать как  совокупность проявлений,  ссылка на  компоненты

будет  более  последовательной,   хотя   и   несколько  механистичной.   При

максимально  обобщающей  оценке  таких   компонентов  можно   выделить  два:

неизменное   определение,   характеризующее  суть   данного   наблюдателя  и

выделяющее  его  из  бесконечного  множества  других  индивидуальностей,   и

переменную или вариабельную часть, позволяющую проявиться фактам воздействия

на  наблюдателя его объектного мира.  Подробнее об этих компонентах.  1.9.1.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ Напомним,  что под определением мы  подразумеваем не  формальную

характеристику,  даваемую наблюдателю каким-либо классифицирующим субъектом,

а  тот набор проявлений сущего,  который,  являясь неотъемлемой частью этого

наблюдателя,  отличает его от  любого другого,  и  который лишь отражается в

упомянутой характеристике. Таким образом, наличие определения не связывается

напрямую с  фактом существования какого-то разумного,  познающего начала.  В

указанном смысле определенность присуща не только наблюдателю,  но и  любому

другому проявившемуся нечто.  В  этой связи,  интересен вопрос:  с  чем еще,

кроме  наблюдателей,   мы  можем  столкнуться  в  наших  рассуждениях?  Если

отвлечься от второстепенных деталей, то можно говорить о трех основных типах

нечто:   а)  неизменных,   абсолютно  полно  и  строго  определенных  -  они

вариабельной части  не  имеют;  б)  изменяющихся вне  какой бы  то  ни  было

зависимости от чего-либо иного -  они имеют и  определение,  и  вариабельную

часть,   состояние  которой   полностью  определяется  жестким   алгоритмом,

закрепленным в  их  определении (для них не существует ничего внешнего);  в)

наблюдателях,  имеющих и определение и вариабельную часть, причем, в отличие

от  предыдущего случая,  их состояние зависит от состояния окружающего мира.

Говорить о нечто,  не имеющих определения,  не приходится - их можно было бы

назвать,  разве что,  "полной неопределенностью" ("ничто").  При последующих

ссылках на  типы а) и  б) будем называть их,  соответственно,  константами и

последовательностями.  Понятно,  что  из  трех  рассмотренных типов наиболее

сложным  определением обладает наблюдатель,  поэтому в  дальнейшем мы  будем

говорить,   главным   образом,   о   нем.   Структурные  схемы   констант  и

последовательностей можно рассматривать как  упрощенные варианты структурной

схемы  наблюдателя.   Наиболее  фундаментальным  аспектом,  основой  всякого

определения является та система описания мира,  тот "язык", в рамках которых

оно  сформировано.  Как  невозможно  высказать  мысль,  не  воспользовавшись

каким-либо  языком  общения,  так  невозможно  что-то  определить  (читай  -

выделить),   не   опираясь   на   какой-нибудь   классификационный  принцип.

Возможность конкретизации не только определения,  но и  вообще чего бы то ни

было,  не мыслима без него.  Можем ли мы сказать об этом принципе что-нибудь

более определенное,  кроме того,  что он является всеобщей системой отсчета?

Очевидно,  нет - именно в силу его фундаментальности и неопределимости через

что-либо иное.  По сути, он является тем пределом, до которого можно дойти в

осмыслении  и  объяснении  закономерностей бытия.  Максимум,  что  поддается

оценке,  это  его внутренняя непротиворечивость и  согласованность -  дальше

лежит область принципиально непознаваемого, трансцендентного, без которой, к

сожалению,   не   обойтись.   Поэтому  не  будем  пытаться  конкретизировать

содержание этого основополагающего принципа,  а  лишь признаем необходимость

его существования и, учитывая его всеопределяющее значение, присвоим ему 0-й

порядковый номер в общем перечне реквизитов наблюдателя.  С появлением этого

компонента появляется база, позволяющая отличить одно проявление от другого,

а  следовательно,  и говорить об особенностях различных нечто -  т.е.  об их

определенности.  Главная  особенность всякого определения заключается в  его

уникальности -  выделяемая совокупность проявлений должна  быть  отличима от

какой  бы  то  ни  было  иной.  Уникальность определения  неизменного  нечто

(константы)  обеспечивается  просто:   достаточно  включить  в  него  полный

перечень составляющих его проявлений (т.е.  константа, фактически, совпадает

со  своим определением).  Сложнее дело обстоит с  наблюдателем.  Тут  уже не

удается ограничиться простым перечнем -  от состояния к  состоянию он должен

меняться.  Причем  характер этого  изменения также  должен  быть  отражен  в

определении,  т.к.  он составляет важную индивидуализирующую характеристику.

Напомним:   меняющееся  нечто   представляет  собой  не   только  константу,

выделяемую в  каждом из  состояний рассматриваемого мира,  но  и  конкретный

процесс чередования таких констант.  Вероятно,  каждый согласится с тем, что

"манера поведения" чего-либо имеет немаловажное (а  иногда и  определяющее -

как,  например,  в  мире  элементарных частиц)  значение для  правильной его

идентификации.  Лишь  сочетание  привычного  внешнего  облика  (статического

аспекта)    и    манеры    поведения   (динамического)   позволяет   надежно

классифицировать меняющееся нечто.  Другими словами,  определение последнего

должно отвечать не  только на  вопрос что  оно  такое  в  данный момент (для

определенности константы этого достаточно),  но  и  на вопрос как это что-то

меняет свое состояние.  Но  тогда это  самое определение должно представлять

собой  достаточно сложное образование,  в  котором можно  выделить следующие

компоненты.  1) Принцип, выделяющий из множества материальных проявлений те,

которые в  отдельном состоянии сущего  будут  интерпретироваться как  данный

наблюдатель.  Условно говоря,  это система индивидуальных черт,  позволяющая

опознать его на любой "фотографии" тот образ, который ассоциируется именно с

ним.  Этот,  наиболее  "очевидный",  компонент  определения (характеризующий

статический аспект определяемого,  т.е. поясняющий что оно такое в каждом из

состояний рассматриваемого мира), очень похож на все определение неизменного

нечто.  Единственное,  но очень важное,  отличие заключается в  том,  что он

задает  не  вполне определенную совокупность проявлений.  Обязательно должна

оставаться какая-то "недосказанность",  оставляющая возможность для вариации

наблюдателем своего  состояния.  По  сути,  этот  компонент характеризует не

конкретное нечто,  а  семейство подобных -  задается лишь  общая  черта всех

возможных состояний наблюдателя (их общий признак).  Вместе с  тем,  в любой

момент может существовать лишь один элемент из этого семейства,  в противном

случае требование уникальности не будет соблюдено.  Это значит, что в каждом

состоянии мира  рассматриваемый компонент должен быть  уточнен (дополнен) до

уровня конкретного нечто  (константы).  Возникает естественный вопрос:  если

все  равно  потребуется  уточнение,  зачем  незавершенный образ  выделять  в

самостоятельное нечто?  По очень простой причине - невозможно сформулировать

законы изменения чего-либо,  не указав, что именно будет меняться. Множество

возможных  дополняющих  проявлений  мы   объединили  в   вариабельную  часть

наблюдателя.  Поскольку одновременно существуют только некоторые из  них,  в

определение,   помимо  рассматриваемого  компонента,  должны  быть  включены

принципы,  позволяющие из  множества  возможных состояний вариабельной части

отобрать лишь одно, соответствующее текущему моменту. Эти принципы как раз и

составляют  суть  остальной  части  определения.  Почему  в  рассматриваемом

компоненте  сделан  упор   на   материальные  проявления,   ведь  раньше  мы

утверждали,   что   наблюдатель  отличается  от   объекта  прежде  всего  по

пространственному признаку?  Это верно,  но чисто пространственное выделение

части сущего,  в  силу  однородности пространства,  на  самом деле ничего не

выделяет.   Пространственная  характеристика  обретает  смысл  только  после

появления системы отсчета.  А  система отсчета собственного мира наблюдателя

всегда связана с ним самим -  по сути,  он сам ею и является. Выступать же в

роли   такой  системы  может  лишь  то,   что   выделяется  из   "безликого"

пространственного окружения -  т.е.  те  проявления,  которые мы  как  раз и

назвали материальными.  И  лишь после того,  как в одном из состояний сущего

проявилось  материальное нечто,  называемое данным  наблюдателем,  возникает

система отсчета,  позволяющая классифицировать по пространственному признаку

другие  нечто,  присутствующие  в  этом  состоянии.  Таким  образом,  всякий

наблюдатель  как   режиссер  (как   система  отсчета  своего  мира)   должен

представлять собой какую-то совокупность материальных проявлений.  Как актер

в чужом мире он может,  кроме того,  в качестве отличительной черты, иметь и

уникальную  пространственную  характеристику.   2)   Принципы  или   законы,

позволяющие по предыдущему состоянию мира "рассчитать" последующее состояние

наблюдателя.   В   нашей   аналогии  эти   принципы  будут   соответствовать

закономерностям,  "склеивающим" отдельные фото в киноленту.  Этот компонент,

характеризующий  "динамический"  аспект  явления,   очевидно,   представляет

наибольший интерес для  ученого -  по  сути  дела,  именно  в  нем  пытается

разобраться наука.  Попытаемся сделать это и  мы (в очень скромных пределах,

разумеется) - но чуть позже. Характеристика меняющегося нечто как конкретной

последовательности  его   состояний   (именно   в   этом   заключается   его

определенность как процесса) может быть задана двумя способами, оговоренными

в  разделе 1.7.  Первый из них,  как мы выяснили,  не согласуется с принятым

нами критерием существования и  потому отпадает.  При  втором в  определение

включается не описание отдельных состояний,  а  универсальные правила выбора

последующего исходя  из  предыдущего (закономерности перехода  от  одного  к

другому).  Причем,  правила  эти  должны  учитывать  предыдущее состояние не

только и  не столько наблюдателя,  сколько его объектного мира только в этом

случае   наблюдатель  получит  право   называться  таковым.   Этот   принцип

формирования   динамического  компонента,   при   несомненной   компактности

получающегося  определения,  позволяет  описывать  теоретически  бесконечную

мировую цепочку.  Недостатком его является то, что в указанную цепочку могут

быть  собраны не  любые  состояния сущего,  а  лишь  те,  которые могут быть

связаны какими-либо  "законами Природы".  Но  с  этим недостатком приходится

мириться,  поскольку другой  способ  формирования мировой  цепочки,  как  мы

выяснили,   не   работает.   Учитывая  смысловую  нагрузку  рассматриваемого

компонента -  "прокладывание курса" от одного состояния мира к  следующему -

будем называть его навигатором.  В качестве исходной информации, позволяющей

навигатору   "рассчитать"   очередное   состояние   наблюдателя,   выступает

информация о  текущем состоянии объектного мира -  суть наблюдателя в  том и

заключается,  что  свое состояние он  меняет в  ответ на  факт существования

каких-либо объектов (этим он, в частности, отличается от последовательности,

которая может  быть  построена на  базе  рекуррентного соотношения).  Т.  е.

навигатор  сможет  работать  лишь  в  том  случае,  если  будет  располагать

исчерпывающей информацией обо  всех объектах,  существующих для наблюдателя.

Это  обуславливает  необходимость  следующего  компонента  определения.   3)

Принцип,  связывающий каждое  состояние  наблюдателя с  вполне  определенным

состоянием объектного мира. Возвращаясь к использованной выше аналогии, этот

компонент  можно  было  бы  интерпретировать как  правило,  регламентирующее

подбор "декораций" для  текущего кадра.  Казалось бы,  в  данном случае речь

идет не столько о наблюдателе, сколько о его объектном мире. Но без привязки

к  конкретным объектам наблюдатель не  возможен -  именно они задают его как

процесс.  Поэтому хочешь,  не хочешь,  а  жесткая связь у него с их перечнем

имеется! Причем и длина, и качественный состав, и способ описания объектного

мира,  использованный в  этом перечне,  целиком определяются индивидуальными

особенностями наблюдателя.  Надо подчеркнуть,  что рассматриваемый компонент

нельзя  отождествлять с  самим  объектным миром  -  наблюдатель и  объект не

совпадают.   Это  даже  не  образ  последнего,   а  универсальный  механизм,

обеспечивающий  привязку  конкретного  состояния  наблюдателя  к  конкретной

совокупности объектов. Только при наличии этого компонента наблюдатель может

быть  выделен в  самостоятельное нечто  -  ведь  и  после  выделения связь с

конкретными объектами должна  быть  сохранена,  иначе  его  индивидуальность

будет потеряна.  Действительно, если изменения наблюдателя являются реакцией

на  факт существования конкретного объекта,  сразу же  возникает вопрос:  из

чего следует,  что данное изменение обусловлено существованием объекта А,  а

не Б,  С или любого другого?  Все эти варианты равноправны, а следовательно,

все  должны  реализовываться!   Т.  е.  принципиально  возможны  практически

тождественные  наблюдатели,   отличающиеся   лишь   причинами,   вызывающими

одинаковые их изменения.  А раз так, их определенность будет не полной, если

не  будет  указано,  существование каких  именно  объектов они  подтверждают

данной своей вариацией.  Это указание как раз и обеспечивает рассматриваемый

компонент   определения.   Каждому   состоянию  наблюдателя  он   ставит   в

соответствие  определенным образом  сконфигурированный объектный  мир,  т.е.

привязывает наблюдателя ко  вполне  определенным воздействиям.  Только после

такой  привязки 2-й  компонент определения действительно может  включиться в

работу.  Как эту привязку осуществить? Подходы, которые могут быть для этого

использованы,  фактически  повторяют  уже  рассмотренные  нами  при  анализе

второго компонента.  Первый из них не работает по тем же причинам: объектный

мир во всех его деталях становится неотъемлемой частью наблюдателя и поэтому

уже не может являться чем-то сторонним по отношению к нему -  тем нечто, чье

существование надо подтвердить. Второй вариант привязки, как и ранее, решает

проблему.  В  определение надо  включить  не  описание  отдельных  состояний

объектного мира,  а принципы,  позволяющие "вычислить" текущее его состояние

по  текущему состоянию наблюдателя.  В  результате,  любое состояние объекта

будет однозначно определяться текущим состоянием вариабельной части, а также

рассматриваемым 3-м  компонентом  определения -  компонентом,  выступающим в

роли "переводчика" или, лучше сказать, интерпретатора собственного состояния

наблюдателя  в  "терминах"  объектного  мира.  Как  и  в  случае  со  вторым

компонентом,   такой   подход   обеспечивает  одновременно  и   компактность

определения,  и  возможность  формирования практически  бесконечной  мировой

цепи. Надо подчеркнуть, что описанные компоненты обеспечивают определенность

наблюдателя не только в указанных выше смыслах,  но и позволяют отличить его

от таких же, но "проживающих" в мирах, разворачивающихся из других начальных

условий.  Эта  ситуация очень  напоминает процесс  численного интегрирования

дифференциального уравнения -  при  одних  и  тех  же  уравнениях конкретная

реализация   процесса   определяется  начальными   условиями   задачи.   Для

окончательной определенности наблюдателя, т.е. однозначного выделения его из

множества себе  подобных,  необходимо задать еще  одну  его  характеристику,

составляющую суть следующего компонента определения.  4) Собственная частота

наблюдателя или его внутренние часы, задающие ритм смены состояний его мира,

т.е.   определяющие  скорость   просмотра   "фильма",   сформированного  под

управлением остальных компонентов определения.  Этот  структурный элемент  -

динамический,  как и предыдущие "вдыхает жизнь" в наблюдателя, выводя его из

неподвижности  и  последовательно прогоняя  по  ячейкам  неизменной  матрицы

состояний.  Его  можно  интерпретировать  как  некий  двигатель  или,  лучше

сказать,  тактовый  генератор,  перемещающий  индекс  "существует  в  данный

момент" вдоль цепочки последовательных состояний мира (формируемой синхронно

с этим перемещением). Именно этот компонент задает временную шкалу, в рамках

которой о  данном мире можно говорить как о  процессе.  1.9.2.  ВАРИАБЕЛЬНАЯ

ЧАСТЬ    Формально   вариабельная   часть   представляет   собой   множество

второстепенных, необязательных проявлений, связываемых с данным наблюдателем

- в одних его состояниях эти проявления присутствуют, в других нет. При этом

независимо от  их  наличия или отсутствия своей индивидуальности наблюдатель

не теряет.  Как уже было сказано, проявления, входящие в вариабельную часть,

выполняют важную  конкретизирующую функцию.  Они  дополняют первый компонент

определения  таким  образом,   что  наблюдатель  в  текущем  состоянии  мира

становится вполне определенным нечто.  Условно их  можно было  бы  уподобить

внутренним   координатам   множества,    задаваемого   первым    компонентом

определения.  Другими  словами,  эти  проявления уточняют,  какой  конкретно

элемент из  выделенного семейства в  данном  мире,  в  данный момент времени

будет интерпретироваться как данный наблюдатель. Эта конкретность появляется

в  результате  работы,  проведенной навигатором,  над  "исходными  данными",

формируемыми интерпретатором. Т.е. дополнительные, уточняющие характеристики

текущего состояния,  составляющие суть  вариабельной части,  являются итогом

"расчета",  проведенного определением наблюдателя. Функция дополнительности,

выполняемая вариабельной частью,  накладывает достаточно жесткие ограничения

на  допустимые  комбинации  признаков,   потенциально  способных  проявиться

одновременно.  К  примеру,  в  данном  мире  наблюдатель (человек) не  может

одновременно и лежать и бежать.  Тот факт,  что и мир,  и момент времени,  и

вообще,  все  различимые характеристики полностью  и  однозначно определены,

позволяют,  наконец, логическому принципу исключенного третьего заработать в

полную   силу   -   всякая   неопределенность  не   допускается.   На   этом

предварительный  анализ   сущности  наблюдателя  можно   завершить.   Кто-то

согласиться с  рассмотренной структурной схемой,  а  кто-то отвергнет ее как

искусственную и надуманную. Но независимо от этого, как и вне зависимости от

принятого мировоззрения,  немыслимо говорить  об  определенности наблюдателя

без   конкретизации  перечисленных  выше  аспектов.   Они  вытекают  не   из

идеалистической,  материалистической или  какой-либо  иной мировоззренческой

концепции,  а  из того,  что мы называем здравым смыслом.  И  тот же здравый

смысл говорит:  раз уж мы договорились рассматривать всякое нечто как вполне

определенное множество проявлений, то включать в это множество надо все, что

так или иначе это нечто индивидуализирует.  Поэтому ни один из перечисленных

выше компонентов (в том числе и 0-й) мы не будем отрывать от наблюдателя,  а

будем расценивать как его неотъемлемую составную часть. 1.9.3. НАБЛЮДАТЕЛЬ С

ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПРОГРАММИРОВАНИЯ Читатель,  знакомый с вычислительной техникой,

в  особенности занимающийся имитационным моделированием,  без  труда заметит

множество  параллелей между  рассмотренными компонентами и  теми  понятиями,

которые используются в программировании. Это не случайно. Логические задачи,

решаемые программистом при создании компьютерного мира, фактически повторяют

проблемы,   стоящие  перед  Природой,   порождающей  мир  реальный.   В  чем

заключаются упомянутые параллели - как, используя компьютерную терминологию,

можно было бы прокомментировать сказанное выше? Вот один из вариантов такого

комментария.   Начнем  с  нулевого  компонента.  Ему,  по-видимому,  следует

сопоставить алгоритмический язык,  на  котором  написана  программа.  Именно

алгоритмический язык задает ту  систему соглашений,  в  рамках которой можно

говорить о  какой-то  определенности.  Дать рациональную характеристику этим

соглашениям "изнутри",  пользуясь лишь терминами самого языка,  невозможно -

по  той  простой  причине,  что  само  понятие рациональности задается этими

соотношениями.    Отражением   этого   факта   является   то,   что   всякий

алгоритмический  язык   всегда  формулируется  в   более   общей  системе  -

естественном языке.  К  0-му  компоненту следовало  бы  отнести  и  проблему

аппаратной  реализации  программы,  т.е.  особенности  того  компьютера,  на

котором "проявиться" рассматриваемый алгоритм.  В  программировании аналогом

неизменного нечто является константа - она совпадает со своим определением и

узнается сразу,  где бы ее ни встретили.  Изменяющемуся нечто, в том числе и

наблюдателю,  логично  было  бы  сопоставить  переменную.  Что  должно  быть

определено,  для  того чтобы было совершенно ясно,  о  какой переменной идет

речь?  Программист сразу же  назовет такое важное понятие как идентификатор,

т.е.  ее  имя.  В  Большом Мире  различным предметам даем название и  мы,  а

следовательно -  нашими  устами  -  и  Природа.  Идентификатор действительно

однозначно задает переменную...  правда, только в рамках заранее оговоренной

программы -  того мира,  в котором эта переменная существует. Но почему речь

идет именно об этой программе,  почему она такая,  а не иная,  кто ее автор?

Признавая аналогию  между  наблюдателем и  переменной достаточно полной,  мы

уходим от  ответа на  эти  вопросы.  Вернее,  соглашаемся с  одним из  двух,

предельно упрощенных, вариантов ответа на них: программист существует, но он

(а следовательно,  и  причины уникальности программы) вне нашей компетенции,

или программа никем не написана,  а такова она просто потому, что такова! Ни

первый,  ни  второй вариант ответа нас устроить не может,  поскольку ответом

фактически не является.  А другой предложить мы не в состоянии. Но раз мы не

способны обосновать уникальность нашей программы,  приходится признать,  что

она - лишь одна из многих! И если об этой программе говорим мы, то о других,

по-видимому,  говорят другие.  Обилие всевозможных программ-миров,  а  также

отсутствие "системного программиста",  исполняющего роль  распределительного

начала,  заметно  усложняет  задачу  идентификации нашей  переменной  -  всю

определяющую ее  информацию она  должна  "носить с  собой".  Что  для  этого

необходимо?  Чтобы разобраться в  этом,  прежде всего,  отметим:  для самого

определяемого нечто  его  имя  большой роли  не  играет  -  самого себя  оно

называет не  иначе как  "Я".  Имя же  важно лишь для стороннего наблюдателя,

т.е.  в том случае,  когда это нечто выступает в качестве актера. Для ячейки

ЭВМ тоже не важно,  под каким именем она значится в реестре идентификаторов.

Существенно,  какие сигналы до нее доходят. Добавим к этому, что одним и тем

же  именем можно  назвать что  угодно.  Поэтому важно переменную не  столько

назвать, сколько описать, иначе говоря, связать с ней некоторое определение.

В этом определении,  прежде всего,  указывается тип и адрес этой переменной,

т.е.  задается множество ее  возможных значений и  способ их представления в

компьютере.  В приложении к наблюдателю это соответствует первому компоненту

определения.  Разумеется,  в  реальном мире типов наблюдателей несопоставимо

больше,  чем типов переменных в  программировании,  но мы рассматриваем лишь

качественную аналогию.  Переменная потому так и называется,  что меняет свое

значение.  А о том,  каковы эти значения, и каков порядок их следования друг

за  другом,  нельзя  говорить,  не  упоминая об  алгоритме,  в  котором  она

задействована -  сама по себе,  без указания на то, в какой программе (мире)

переменная используется, она - ничто. Поэтому для определения переменной как

конкретной    последовательности   взаимосвязанных    констант    необходима

дополнительная  информация,  определяющая:  -  алгоритм  расчета  очередного

значения этой переменной по  известной на  текущий момент информации (аналог

2-го  компонента определения);  -  алгоритм расчета  текущих значений других

величин, задействованных в предыдущем алгоритме и составляющих объектный мир

рассматриваемой переменной (аналог 3-го компонента). Другие части программы,

какими бы  важными и  масштабными они  ни  были,  не  представляют для нашей

переменной ни  малейшего  интереса,  поскольку никак  не  сказываются на  ее

значении (состоянии).  По сути,  эти части для нее не существуют,  точно так

же,  как  и  принципиально другие программы.  Ну,  раз  уж  мы  заговорили о

существовании,  отметим, что пока не существует и самой этой переменной, как

и  чего-либо еще из  ее мира-алгоритма:  этот мир только намечен,  но еще не

проявился.  Пока  он  пребывает  в  статусе  потенциально возможного.  Чтобы

проявиться этот мир,  этот алгоритм должен быть запущен на какой-нибудь ЭВМ.

И  вот  тут  выступает  на  сцену  такой  параметр,   как  тактовая  частота

использованного компьютера.  Тактовый  генератор ЭВМ,  задающий  ритм  смены

состояний  всех  задействованных в  алгоритме  величин,  представляет  собой

аналог  четвертого  компонента  определения.  В  ходе  выполнения  алгоритма

переменная будет принимать различные значения, множество которых составит ее

вариабельную часть.  Таким образом,  если просуммировать сказанное выше,  мы

приходим к  выводу,  что аналогом наблюдателя в программировании является не

просто переменная,  а  своеобразный миникомпьютер с  "зашитой" в  его память

программой,  описывающей мир так,  как он выглядит с  точки зрения некоторой

переменной.  Подчеркнем только что сделанное уточнение - указанная программа

описывает мир,  но  не  тождественна ему.  Сам  проявленный мир представляет

собой процесс выполнения этой программы.  Для полноты аналогии нам следовало

бы разобраться и  в  том,  что с  точки зрения программирования представляет

собой  сущее.   Поскольку  оно  охватывает  все  без  исключения,  в  данной

интерпретации в  него  следует  включить и  множество всех  компьютеров,  на

которых  "одновременно" просчитываются любые  возможные  программы с  любыми

возможными тактовыми частотами,  и  множество самих этих  программ.  Вернее,

следовало  бы   говорить   не   о   множестве  компьютеров,   а   о   едином

Суперкомпьютере,   выполняющем  все  эти  функции.  Примечательно,  что  его

оперативная  память  (пространство)  беспредельна,   все   ячейки  абсолютно

тождественны,  и поэтому их адресация возможна либо "по содержимому", либо с

использованием   относительного   адреса   (относительной   пространственной

координаты),  после  того  как  своим  содержимым проявилась базовая  ячейка

(режиссер),  рассматриваемого мира-алгоритма.  Следует ли включать в  состав

такой Супер-ЭВМ и программистов? Согласно логике наших рассуждений - нет! По

той  простой  причине,  что  программистов,  как  таковых,  не  существует -

компьютер просчитывает любые случайные последовательности команд.  И если мы

говорим о  закономерностях,  якобы  проявляющихся при  этом,  то  это  имеет

отношение не к любым последовательностям,  а лишь к тем,  которые, благодаря

присущей  им  внутренней взаимосвязи (единому  наблюдателю),  превращаются в

определенное целое -  мир.  Кое-что об этих закономерностях мы можем сказать

уже сейчас.  1.10.  НЕРАЗЛУЧНАЯ ПАРА: НАБЛЮДАТЕЛЬ И МИР По меньшей мере, две

закономерности проявляются в отношениях наблюдателя и его мира:  первая - их

жесткая, неразрывная взаимосвязь и вторая - взаимно однозначное соответствие

между состояниями того  и  другого.  Если  о  первой мы  говорили достаточно

много,  то вторая,  возможно,  требует пояснений.  Конкретное состояние мира

слагается из двух компонентов -  объектной части, которую для простоты будем

рассматривать как  единый объект,  и  наблюдателя.  Всякое состояние объекта

существует лишь  в  том  случае,  если ему  соответствует уникальная реакция

наблюдателя,  позволяющая отличить это состояние от остальных.  Под реакцией

мы  подразумеваем переход наблюдателя из  одного своего состояния в  другое.

Различие между этими состояниями не может оказаться бесконечно малым, т.к. в

этом  случае их  было  бы  невозможно разделить.  Действительно,  из  пустой

абстракции  в  факт  различие  превращается лишь  в  том  случае,  если  оно

подкреплено конкретной мерой  не  тождественности сопоставляемых проявлений.

Понятие же  бесконечно малой базируется на  той идее,  что ей в  принципе не

может  быть  сопоставлено  какое-либо  конкретное  значение.  Но  тогда  при

сопоставлении бесконечно близких нечто  нельзя  говорить ни  о  мере  их  не

тождественности,  ни, следовательно, о самом факте их отличия друг от друга.

Подкрепим  сказанное геометрическими соображениями.  Если  классификационный

принцип,  в  соответствии с  которым проводится сопоставление,  изобразить в

виде числовой прямой,  то  каждому из  сравниваемых конкретных проявлений на

этой  прямой будет соответствовать фиксированная точка.  А  расстояние между

фиксированными  точками  всегда  характеризуется  конечным  отрезком.  Таким

образом,  говорить о  реальном изменении наблюдателя (а следовательно,  и  о

факте существования объекта) можно лишь в  том  случае,  если это  изменение

характеризуется конечной  величиной.  Этот  вывод  позволяет  нам  разложить

исследуемый  реальный  процесс  на  ряд  последовательно регистрируемых фаз,

разделенных конечными интервалами.  Формально вариантов перехода наблюдателя

из  одной своей фазы  или  состояния в  другое может быть значительно больше

количества самих состояний.  Например,  если последних три (А,  Б  и В),  то

вариантов  перехода  оказывается шесть  (А-Б,  А-В,  Б-А,  Б-В,  В-А,  В-Б).

Исчерпывающая  определенность  мировой   цепочки   конкретного   наблюдателя

исключает всякую неопределенность его реакции (по крайней мере,  после того,

как она реализовалась).  Это значит, что в каждом его состоянии из множества

вариантов перехода (например, А-Б, А-В) в конкретном мире реализуется только

один,   характерный  именно   для   данного   наблюдателя.   И   даже   если

последовательность его  состояний  замкнется  (А-Б-В-А-...),  после  каждого

очередного пребывания в А он обязан будет переходить в состояние Б и никакое

другое. В противном случае (если реализуется то связка А-Б, то А-В) первое и

второе А будут отличаться друг от друга (уже хотя бы самим фактом привязки к

разным преемникам),  т.е.  в  действительности окажутся разными состояниями,

неразличимыми лишь  на  первый взгляд.  Получается,  что  в  конкретном мире

каждому состоянию наблюдателя должна соответствовать только одна его реакция

и  наоборот.  А  это  значит,  что  объект имеет  состояний не  больше,  чем

наблюдатель.  Но  тогда сам наблюдатель имеет состояний не  меньше,  чем его

мир,  т.к.  последний  мог  удлиниться только  за  счет  более  "громоздкой"

объектной части.  С другой стороны, наблюдатель является частью этого мира и

поэтому больше последнего состояний иметь тоже не  может.  Следовательно,  и

тот,  и  другой имеют одинаковое количество состояний.  Ну а их соответствие

друг другу следует из  факта принадлежности любого состояния наблюдателя как

части соответствующему состоянию его  мира как целому.  Помимо рассмотренных

двух закономерностей в реальном мире проявляются и другие. Чтобы разобраться

в них, переведем наши рассуждения на более наглядную основу.

   2. ГЕОМЕТРИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

   Исследуя то или иное,  не вполне понятное для нас,  явление, мы, нередко,

пытаемся сопоставить ему  возможно более  простой геометрический образ.  Как

правило,   такая  мера  себя  оправдывает  -  прибегнем  к  ней  и  в  наших

построениях.  Памятуя  об  однобокости,  присущей всякой  упрощенной модели,

рассмотрим несколько  вариантов геометрической интерпретации вышесказанного.

Каждый из  них  приведет нас к  определенным выводам.  Не  следует,  однако,

забывать, что выводы эти, если и окажутся справедливыми (если мы не ошибемся

в своих рассуждениях), то лишь в рамках использованного подхода.

   2.1. ДИСКРЕТНАЯ МОДЕЛЬ

   Выстраивать эту модель будем,  опираясь на вывод о возможности разложения

реального процесса на  ряд  последовательно регистрируемых фаз или состояний

(что прямо согласуется с привычной для нас двухзначной логикой).

   2.1.1. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

   Обозначим множество проявлений,  составляющих наблюдателя,  буквой  Н,  а

отдельное (i-е)  его  состояние -  малым  н  с  индексом  (нi).  Аналогичные

обозначения введем и для объекта (О и оi).

   Разрозненные наборы  проявлений Н  и  О  можно  считать разными сторонами

одного мира  только при  наличии между ними  жесткой взаимосвязи.  Носителем

механизма,   обеспечивающего  эту   взаимосвязь,   должен  выступать  гарант

существования этого  мира  как  неразрывного  целого,  т.е.  наблюдатель  Н.

Попытаемся проследить порядок работы названного механизма - выясним, в какой

последовательности  должна   нарастать   определенность   мировой   цепочки.

Слагающие ее  компоненты условно  выстоим  в  два  ряда  (рис.1).  В  нижнем

расположим  конкретные  состояния  наблюдателя,   а   строго  над   ними   -

соответствующие  состояния   объекта.   Последовательность  проявления  этих

компонентов будем указывать стрелками.

   Рис.1

   Прежде всего, сформируем отдельное состояние мира, соединив друг с другом

нi и  оi.  Является ли связь между ними в  общем случае взаимно однозначной?

Очевидно,  нет,  и  каждый с этим согласится,  если проанализирует введенные

ранее определения.  Вспомним:  все,  что существует для наблюдателя в данный

момент,   мы  объединили  в   текущее  состояние  его  объектного  мира,   а

следовательно,   для   нi   может  существовать  только  одно  оi   (связка,

изображенная на рис.2а недопустима).  Вместе с тем,  никакие предыдущие наши

рассуждения  не  запрещают  набору  проявлений  оi  существовать  сразу  для

произвольного   множества   разных   наблюдателей   (допускается   ситуация,

показанная на  рис.2б).  Образно говоря,  смотреть на  одну и  ту же картину

одновременно могут многие, но никому не удается разглядывать сразу несколько

полотен (а если и  удается,  то по определению они все равно считаются одной

картиной).  Получается, что определенность нi приводит и к определенности оi

,   но  не  наоборот!   Подобная  однонаправленность  означает,  что  именно

наблюдатель является ключевой фигурой,  обеспечивающей строгое  соответствие

между  ним  и   объектом.   Отобразим  этот  факт  вертикальными  стрелками,

направленными  от   нi   к   оi   и   указывающими  направление   нарастания

определенности в конкретном состоянии мира (см. рис.1).

   Рис.2

   Следующий шаг,  который нам  предстоит сделать,  это  разобраться,  каким

образом  предыдущее состояние  переходит  в  последующее -  надо  нарисовать

стрелку от  i-й  к  i+1-й  паре.  Для  того  чтобы  этот  переход произошел,

достаточно по величинам нi и  оi определить нi+1,  которое,  в свою очередь,

задаст и  оi+1.  При решении этой задачи может быть использована информация,

закодированная либо только в нi,  либо только в оi,  либо сразу и в том, и в

другом  (иных  источников  информации в  данном  мире  нет,  опять-таки,  по

определению).

   В  первом случае (на нашей схеме ему соответствуют стрелки,  направленные

от  нi  к  нi+1 -  см.  рис.1а) оказывается,  что объект никак не  влияет на

состояние наблюдателя,  а  следовательно,  для него не существует.  Но тогда

нельзя говорить и  о существовании мира в целом!  Такой подход не может быть

использован  для   формирования  наблюдателя,   но   вполне   приемлем   для

последовательности,  которая собственным миром не  обладая,  может выступать

лишь в качестве актера (но не режиссера!).

   Второй  вариант вполне  согласуется с  предыдущими нашими  рассуждениями:

проявления,  стоящие за Н, могут быть названы наблюдателем, т.к. меняют свои

нюансы в  ответ на  факт проявления объекта О.  Этому варианту соответствуют

стрелки,  проведенные от  оi  к  нi+1  (рис.1б).  Отметим,  что  несмотря на

привязку одного нi+1 сразу к  двум о  (сравните с  рис.2а),  введенные ранее

определения не нарушаются,  т.к. указанные о реализуются в разных состояниях

мира (для нi+1 существует только одно из них - оi).

   Можно возразить: а что, собственно, изменилось? Только что было показано,

что  оi  фактически  является  функцией  нi,  а  следовательно,  последующее

состояние наблюдателя,  в конечном счете,  полностью определяется предыдущим

его состоянием.  Т.е.  мы приходим к  тому же первому варианту с  той только

разницей,   что   "расчет"  нi+1  проводим  в   два  этапа,   с   получением

вспомогательного  промежуточного  результата  оi.   Но   формирование  этого

промежуточного  результата  принципиально  меняет   ситуацию  -   появляется

какое-то  обособленное  нечто,  которое  по  формальным  признакам  обладает

бытием!  Именно оi  и  только оно в  создавшейся ситуации может быть названо

существующим!

   Ну а как же наблюдатель - что является гарантом существования его самого?

   Достаточность информации,  закодированной в предыдущем состоянии объекта,

для исчерпывающей характеристики последующего состояния наблюдателя, имеющая

место в рассматриваемом случае, означает, что факт существования наблюдателя

во  всех  его  деталях может быть подтвержден в  его  собственном мире путем

формальной  перемены  ролей  О  и  Н!  (Эту  примечательную  возможность  мы

рассмотрим на последующих страницах.)

   И,  наконец,  третий вариант, формально являющийся обобщением первых двух

(рис.1в).  Тем не  менее,  следствия,  к  которым он  приводит,  не являются

простой суммой следствий рассмотренных случаев. Мы обратимся к нему позже, а

пока сосредоточим внимание на очень важном втором варианте.

   2.1.2. АВТОНОМНЫЙ МИР

   Уже  поверхностный взгляд  на  рис.1  заставляет нас  насторожиться -  не

извратили ли  мы  суть второй из  названных в  разделе 1.10 закономерностей,

формально уравняв количества состояний объектной и  наблюдающей частей  мира

(мы утверждали,  что О  должен иметь состояний не больше,  чем Н,  а  это не

значит,  что их не может быть меньше).  Наши опасения излишни -  сопоставляя

каждому  нi  отдельное оi,  мы  подчеркивали лишь  двухкомпонентность любого

состояния мира,  но  вовсе не  утверждали,  что все оi уникальны и  не могут

повторяться.

   Вместе с тем,  если такая уникальность проявится,  т.е.  каждому нi будет

соответствовать свое оi, отличное от остальных, мы сможем легко решить одну,

давно назревшую проблему.  Речь  идет о  гарантиях бытия самого наблюдателя.

Для того чтобы существовать, он сам должен чем-нибудь регистрироваться, т.е.

выступать в  качестве объекта в  каком-либо из миров.  И вот тут проявляется

замечательная особенность  рассматриваемого варианта  сборки  мировой  цепи.

Если  между  состояниями  наблюдателя и  его  объектного  мира  (или  просто

объекта,  как  мы  условились называть  этот  набор  проявлений) установится

взаимно  однозначное соответствие,  то  для  формального подтверждения факта

существования наблюдателя не надо будет придумывать новый мир,  в котором он

выступал   бы   в   качестве   актера!   Достаточно   в   уже   существующем

перераспределить  функции:   объектную  часть   этого  мира   назвать  новым

наблюдателем,  а  бывшего  наблюдателя  -  новым  объектным  миром.  Простой

формальный  прием   снимает  назревшую  логическую  неувязку  и   превращает

рассматриваемый мир в автономный, т.е. поддерживающий свое существование без

помощи извне.  (Добавим к  сказанному,  что если бы  вопрос об автономии был

поставлен сразу,  мы бы тут же убедились, что гарантом существования Н может

быть только О  -  ничего другого в  этом мире попросту нет.)  Таким образом,

объект в полномочиях не уступает наблюдателю.  Но тогда проявления,  стоящие

за Н и О совершенно равноценны: каждое из них выступает в двух ипостасях - и

как  наблюдатель,  и  как  объект для  своего оппонента.  Наши  рассуждения,

проведенные в  отношении  одного,  оказываются справедливыми и  в  отношении

другого!

   Далее  отметим,  что  гарантировать  существование объекта  во  всех  его

деталях может только наблюдатель,  обладающий не меньшей сложностью, чем сам

объект.  Это  утверждение достаточно очевидно само по  себе,  тем не  менее,

подкрепим его такой аналогией.

   Пусть  в  качестве  наблюдателя выступает числовая  переменная.  Если  ее

состояние характеризуется только ее значением,  и  это значение увеличилось,

скажем,   на   два,   то  для  самой  переменной  оказываются  принципиально

неразличимыми детальные причины такого изменения - то ли к ней прибавили (на

нее "подействовало") одно число,  равное двум,  то ли два по единице,  то ли

несколько  дробей.   Вариантов  бесчисленно  много.   И   каждому   из   них

соответствует одно и то же ее изменение!  Получается, что в собственном мире

этой переменной ни одна из уточненных версий воздействия не может перейти из

разряда  возможных  в  разряд  осуществившихся.   Для  указанной  переменной

существует только обобщенный факт,  исчерпывающий ее "представление" о мире.

И лишь в том случае,  когда оказываемое на нее воздействие (существующий для

нее объектный мир) будет характеризоваться не только изменением ее значения,

но  и  какой-то  дополнительной информацией  (например,  соотношением  между

воздействующими величинами),  можно будет с определенностью указать на более

детальную картину происшедшего.

   Разумеется,   в  этом  случае  мы  уже  не  сможем  отождествлять  нашего

наблюдателя с  простой переменной.  Как минимум,  ему надо будет сопоставить

вектор, "состояние" которого может быть задано независимыми величинами yi (i

=  1,2,...,n),  связанными с  независимыми характеристиками объекта xj  (j =

1,2,...,m) соотношениями yi = fi (x1, x2, ..., xm).

   Найти из  этих  уравнений неизвестные xj,  а  следовательно,  сопоставить

конкретному состоянию  наблюдателя (набору  конкретных значений  yi)  вполне

определенное состояние объекта,  будет  возможно лишь  в  том  случае,  если

количество  неизвестных m  не  превысит  количества уравнений  n.  Вид  этих

уравнений   определяется  навигатором  наблюдателя  и   составляет   важную,

индивидуализирующую его,  характеристику. (Кстати, интерпретатору, с помощью

которого  и  отыскиваются  xj  ,   в  рассматриваемом  случае  соответствуют

уравнения вида: xj = f 'j (y1 , y2 ,..., yn)). Но независимо от особенностей

навигатора и  интерпретатора неизменными остаются  два  момента.  Во-первых,

объем информации,  характеризующей наблюдателя,  ограничивает информационную

"емкость"  или,  другими  словами,  сложность объекта  (сколькими величинами

описывается  наблюдатель,   столько  же   параметров  объекта  он   способен

"осознать").  Во-вторых,  состояние объекта выражается через  величины yi  ,

т.е.  через характеристики самого наблюдателя.  Если мы попытаемся увеличить

количество независимых характеристик объекта или описать его состояние не  в

"относительных",  а  каких-либо  "абсолютных" единицах,  то  вынуждены будем

воспользоваться   информацией,   выходящей   за   пределы   рассматриваемого

автономного мира. При этом все дополнительные нюансы будут существовать лишь

для  нас,  но  не  для  изучаемого наблюдателя -  его  реальный мир идеально

описывается более простой системой уравнений.

   Таким образом,  мы еще раз можем констатировать: каждый объект существует

ровно  настолько,  насколько его  существование подтверждается наблюдателем.

Если  для  исчерпывающего описания  объекта  необходимо какое-то  количество

информации,  не  меньше  информации потребуется для  характеристики реакции,

т.е. изменения состояния наблюдателя, подтверждающего бытие этого объекта.

   Это значит,  что два нечто,  поддерживающие существование друг друга,  не

только  должны  обладать  одинаковой сложностью,  но  и  в  любое  мгновение

использовать   каждый   свой    "бит"   для    подтверждения   существования

противоположной  части  мира.   Но  тогда  для  любого  состояния  Н   может

существовать лишь одно из состояний О  и ничего другого -  объем информации,

поставляемой  объектом,   полностью   исчерпывает   возможности   восприятия

наблюдателя.  (На нашей схеме в любое нi может упираться лишь одна стрелка -

от одного из оj -  см.  рис.1б)! Получается, что в автономном мире третий из

рассмотренных выше вариантов взаимосвязи состояний Н и О (когда нi+1 зависит

сразу и от нi и от оi - см. рис.1в) невозможен.

   Еще одно следствие,  вытекает из приведенных рассуждений. Если при каждой

своей реакции наблюдатель меняется полностью, то о каком-либо неизменном его

определении говорить не приходится.  Вернее, нельзя говорить о существовании

определения в системе классификации,  используемой для описания нi и оi.  Но

оно вполне может,  и  даже обязано (если мы связываем разрозненные состояния

сущего  в  единый  мир)  существовать в  другом "измерении",  проявляющем те

аспекты,  которые в  использованных координатах проявиться не могут.  В этой

связи,  наделенные определенностью части  наборов проявлений нi  и  оi  надо

рассматривать  как   проекции  i-х   состояний  наблюдателя  и   объекта  на

использованную  систему  координат.   Ссылки  же  на  неизменные  компоненты

определений,  которые будут встречаться в  ходе дальнейшего изложения,  надо

относить к упомянутому другому "измерению".

   Если оставаться в  рамках теоретически полной системы классификации (т.е.

подразумевать под нi и  оi полные наборы проявлений с  учетом всех возможных

их нюансов),  процесс становления (развития) автономного мира с точки зрения

наблюдателя Н может быть представлен такой последовательностью:  ... нi - оi

- нi+1 - оi+1 ...

   Теперь,  как и договаривались, поменяем Н и О ролями, т.е. будем считать,

что в  отдельном состоянии сущего сначала проявляется О (как наблюдатель Н')

и лишь после этого Н (как объект О'). Поскольку мы остаемся в рамках того же

самого мира,  ни система классификации проявлений, ни сами наборы проявлений

нi  и  оi  не  изменились.  Но тогда должны сохраниться и  связанные с  ними

механизмы перехода от Н  к  О  и  обратно,  а  значит,  и последовательность

проявления нi  и  оj.  Другими словами,  при  смене амплуа Н  и  О  как сами

проявления,  формирующие мировую последовательность,  так  и  закономерности

чередования ее  компонентов остаются неизменными -  меняются лишь  смысловые

акценты,  ролевые функции элементов этой цепочки.  В результате,  приходим к

той же самой последовательности,  с той только разницей,  что под конкретным

состоянием мира  теперь подразумевается взаимосвязанная пара  н...  и  о...,

ранее отнесенных к  разным его состояниям.  (рис.3).  При ее  разворачивании

отдельные состояния Н  и О поочередно выступают в роли причины,  формирующей

очередное состояние противоположной части  мира.  Поскольку на  каждом таком

шаге состояние вновь проявляющегося Н  или О должно измениться в сравнении с

предыдущим  его  состоянием  (чтобы  подтвердить  бытие  оппонента),   можно

сформулировать  такое  основополагающее  утверждение:   в   автономном  мире

существующие  друг  для  друга  нечто  должны  обмениваться  периодическими,

формирующими партнера воздействиями.  Чтобы существовать в таком мире,  надо

непрерывно  меняться   -   иначе   исчезнет   гарант   твоего   собственного

существования!

   Рис. 3 Периодичность, присущая разворачивающемуся миру (взаимодействующие

нечто  меняются по  очереди),  в  сочетании с  конечностью всякого реального

изменения, не позволяют считать процесс становления наблюдателя (равно как и

объекта)  непрерывным  -  свое  состояние  они  изменяют  микроскачками  или

квантами.  Подчеркнем, что указанная дискретность ни в коей мере не означает

дискретности пространства,  которое  мы  по-прежнему считаем однородным.  По

сути,  она  обусловлена конечной  сложностью всякого  реального наблюдателя,

"проявляющего" (т.е.  наделяющего определенностью в  своей  системе отсчета)

регистрируемый процесс.

   Функциональные связи  между  компонентами мировой  цепочки,  обозначенные

стрелками,   составляют   неотъемлемую   отличительную   черту   конкретного

наблюдателя.  Стрелки,  соединяющие н  и о с одинаковыми индексами (нi R оi)

формируют отдельное состояние мира  и  соответствуют компоненту определения,

названному нами интерпретатором.  Они символизируют связи, устанавливающиеся

между  частями  единого  состояния  сущего,   а  следовательно,  в  качестве

ключевого  используют  пространственный  принцип   классификации.   Стрелки,

направленные от оi к  нi+1 взаимосвязывают разные состояния в единую мировую

цепочку.  Они соответствуют навигатору (второму компоненту определения Н)  и

ассоциируются, прежде всего, с временным аспектом рассматриваемого мира.

   При изменении ролевых функций Н  и  О (превращении наблюдателя Н в объект

О' и  объекта О  в  наблюдателя Н') навигатор,  связывавший разные состояния

сущего (оi  R  нi+1,  см.  рис.3),  становится интерпретатором,  соединяющим

наблюдающую и  объектную части одного состояния (н'i R  о'i).  Интерпретатор

же,   наоборот,   превращается  в   навигатора.   Таким  образом,   у   пары

взаимодействующих нечто  2-й  компонент одного  и  3-й  компонент другого  в

действительности оказываются одним и  тем же преобразователем,  работающим в

разных  амплуа.   Если  его  носитель  выступает  в   качестве  наблюдателя,

преобразователь   становится    интерпретатором   (выступает   в    качестве

"созерцательного"  начала),   если   в   качестве  объекта   -   навигатором

(оказывается началом "деятельным").

   Что  касается других компонентов определений рассмотренных наблюдателей Н

и Н',  то между ними устанавливается следующее очевидное соотношение:  0-й и

4-й  компоненты оказываются одинаковыми,  а  1-й  компонент одного  является

отрицанием аналогичного компонента другого (объектный мир -  это все то, что

в  проявившемся состоянии сущего не  является наблюдателем).  Таким образом,

описание объекта как наблюдателя фактически сводится к частичному сохранению

и  частичному  "выворачиванию" компонентов,  составляющих наблюдателя  этого

объекта.

   Казалось  бы,  все  решилось  наилучшим образом  -  не  выходя  за  рамки

рассматриваемого мира,  мы  формально  подтвердили  факт  существования всех

наборов проявлений,  участвующих в  формировании мировой цепочки.  Но не все

так  гладко.  Перестановка местами  навигатора и  интерпретатора приводит  к

фактическому превращению пространства во время и  наоборот,  что не очень-то

согласуется   с   требованием   неизменности   классификационных  принципов.

Проиллюстрировать эту метаморфозу можно таким простым примером.

   2.1.3. ИГРА В "ПЯТНАШКИ"

   Рассмотрим мир,  состоящий из наблюдателя и  объекта,  которых мы условно

назовем лисой и  зайцем.  (Не надо отождествлять их с  реальными животными -

это лишь образные наименования!)  Закономерности функционирования этого мира

предельно просты и  напоминают детскую игру в  "пятнашки":  каждое очередное

мгновение лиса (наблюдатель) "прыгает" на  то  место,  которое в  предыдущий

момент занимал заяц (объект).  В  свою очередь,  заяц,  уже как наблюдатель,

заметив лису (объект) отскакивает,  освобождая для нее место. Если состояния

указанных  персонажей  обозначать  буквами   л...   и   з...,   то   процесс

разворачивания мира с  точки зрения лисы можно изобразить в виде такой схемы

(см.  рис.4а). В указанной системе координат короткие горизонтальные стрелки

соответствуют навигатору лисы,  а вертикальные -  ее интерпретатору.  Каждым

своим прыжком лиса подтверждает факт существования зайца, поэтому реальность

последнего вполне обоснована.

   Теперь  посмотрим,  как  заяц  подтверждает  существование  лисы.  Будучи

наблюдателем,  он  обязан  первым  проявиться в  очередном  состоянии  мира,

поэтому,  с его точки зрения,  одному состоянию сущего соответствуют з...  и

л...,   соединенные  горизонтальными  стрелками,  а  следовательно,  моменты

времени следует отмечать на вертикальной оси.  Горизонтальные стрелки, таким

образом,  должны  символизировать работу его  интерпретатора,  навигатору же

будут соответствовать вертикальные связи. Получается, что при сохранении той

же  последовательности  проявления  состояний  л...   и  з...,  временная  и

пространственная координаты,  с точки зрения зайца,  меняются местами!  Надо

отметить,  что  если бы  этого не  произошло,  то  при  попытке формирования

состояния мира  с  прежним зi  в  качестве ключевой (наблюдающей) и  лi+1  -

наблюдаемой части,  возникло бы  явное противоречие:  оба они должны были бы

иметь одинаковую пространственную координату (см. рис.4а, штрих-пунктир).

   Рис.4

   С  переименованием осей  E  и  t  можно было  бы  смириться (важна не  их

смысловая однозначность,  а  возможность формирования автономного мира),  но

возникает  более  серьезная  проблема:   оказывается,   что  при  неизменной

последовательности  проявления  фрагментов  мировой  цепочки,   два   нечто,

подтверждающие существование друг друга,  в  принципе не  могут проявиться в

одном и том же состоянии сущего - любое из них, выступая в роли наблюдателя,

должно  опередить  своего  оппонента  и  сформировать объектную часть  этого

состояния.  (Как объект,  зi должно существовать одновременно с  лi,  а лi -

тоже как объект -  одновременно с зi-1; вместе с тем, зi и зi-1 одновременно

существовать не могут). Но тогда используемый нами критерий существования не

срабатывает -  он  настаивает на том,  что и  наблюдатель,  и  объект должны

существовать одновременно,  т.е.  в одном и том же состоянии сущего, которое

может быть описано только в фиксированной системе координат!

   Необходимость сохранения неизменной системы  классификации проявлений,  с

одной  стороны,  и  одновременного существования объекта  и  наблюдателя,  с

другой,  приводит к тому,  что последовательность разворачивания автономного

мира  с  точки  зрения  разных  его  компонентов должна  быть  различной.  В

частности,  для  зайца  мир  должен  разворачиваться  в  последовательности,

указанной на рисунке 4б.  (Кстати,  если бы мы начали анализ этого мира не с

лисы, а с зайца, то сразу бы пришли именно к этой схеме).

   Налицо  парадокс:  в  зависимости от  того,  кто  считается наблюдателем,

конкретный   набор   проявлений   зi   может   "передавать   управление"  (а

следовательно, содержать исчерпывающе полное описание своего преемника) двум

разным,  но  равным ему по  сложности наборам проявлений.  (Реализуется либо

связка зi R лi+1 -  см.  рис.4а, либо зi R лi - рис.4б). Но это невозможно -

ничто  не  способно  вместить  информации  больше,  чем  способно  вместить!

Механизм,  закодированный в зi, может указать лишь на один набор проявлений,

равный ему по сложности!

   В  приложении к нашей схеме это значит,  что варианты перехода от зi к лi

или  к  лi+1  для  этого  механизма оказываются принципиально неразличимыми!

Разделить их  можно  только,  предварительно оговорив ролевую функцию набора

зi,  которая  в  любой  момент  времени оказывается двоякой,  условной и  не

влияющей на "объективные" характеристики этого набора. Но тогда мы вынуждены

признать,  что в автономном мире объективно (без указания на то, кто в каком

аспекте  выступает) неразличимыми становятся два  соседних  состояния любого

нечто!

   Если i-1-е состояние объекта неотличимо от i-го,  а i-е от i+1-го,  то, с

точки зрения формальной логики,  i-е  должно быть неотличимо от i+1-го...  В

итоге,  все состояния мира сливаются в единую нерасчленимую полосу. В чем же

тогда заключается определенность любого из них?...  Только в  факте перехода

от одного "сечения" этой полосы к следующему!

   Рассмотрим   внимательно   мировую   цепочку.   В   подтверждении   факта

существования  i-го  состояния  объекта  участвуют  i-е  и  i+1-е  состояния

наблюдателя,  т.е.  в два раза более сложное образование,  чем сам объект. В

свою  очередь,  для  подтверждения  факта  существования  этого  образования

потребуется еще в два раза большее количество информации. И т.д. Мы приходим

к  лавинообразному усложнению  системы  взаимосвязанных нечто,  не  имея  ни

малейшего шанса описать ее (а следовательно, наделить определенностью и дать

возможность  проявиться) в  рамках  замкнутого  классификационного принципа.

Таким образом, автономного мира не получается!

   Указанное логическое затруднение легко  разрешается,  если  предположить,

что факт перехода наблюдателя из i-го в i+1-е состояние подтверждает не факт

существования i-го  состояния объекта,  а  аналогичный факт  перехода  этого

состояния в i+1-е. В результате, два подтверждающих существование друг друга

нечто оказываются совершенно эквивалентными по сложности,  а  следовательно,

автономный мир становится возможным.

   Из  сказанного вытекает,  что  в  автономном мире  реально  существующими

оказываются  не  наборы  проявлений,   описываемые  в  используемой  системе

классификации, а факты изменения этих наборов. Вместе с тем, между реакциями

(изменениями) наблюдателя и  его  состояниями существует взаимно однозначное

соответствие (см.  раздел  1.10),  причем "информационные емкости" реакций и

состояний  одинаковы (раздел  2.1.2).  Это  приводит  к  тому,  что  реально

существующее  явление  -  изменение,  переход,  движение  мы  подменяем  его

статическим  (непротиворечивым,   обладающим   законченной  определенностью)

отображением   на   чувственно   воспринимаемой   классификационной   шкале.

Соответственно, атрибутом существования наделяем именно это отображение. Как

мы  только  что  выяснили,  это,  в  общем-то,  является ошибкой  -  реально

существует,  все-таки,  переход от  фазы к  фазе,  а  не сами фазы движения.

(Впрочем,  здесь есть,  о чем поспорить.  Отдавая должное нашей привычке, мы

будем говорить о факте существования не только изменения,  но и его фазы, не

забывая,  однако, что первое имеет для этого больше оснований. Очевидно, что

при выводе закономерностей,  руководящих миром,  опираться следует на  более

строгий факт существования перехода).

   Подчеркнем,  что изменение,  о котором ведется речь, происходит за вполне

определенный (минимально возможный в  данном  мире)  временной интервал  dt,

разделяющий два соседних состояния соответствующего нечто.  Поэтому реальной

текущей  характеристикой объекта  должна  являться  не  абсолютная  величина

изменения dE, а отношение dE/dt, которое мы называем скоростью изменения.

   Поскольку  объект,  выступая  в  качестве  наблюдателя (реагируя на  свое

окружение),  должен менять свою  характеристику (каковой является скорость),

можно  сформулировать такое  утверждение:  факт  воздействия на  наблюдателя

извне выражается в  изменении скорости его  изменения,  которое мы  называем

ускорением.   Но   тогда,   отсутствие  ускорения  означает   и   отсутствие

воздействия!...  Как  известно,  этот  тезис  является одним  из  постулатов

классической механики.

   Итак,  реально  существующей характеристикой нечто  является скорость его

изменения.  Для описания этой характеристики приходится использовать систему

классификации,  в которой мы описываем отдельные статические (одномоментные)

состояния объекта и наблюдателя.  Вернемся к этой системе и,  в частности, к

тому механизму, который связывает в единый мир отдельные фрагменты лi и зj.

   Как мы выяснили,  названный механизм выступает в роли или навигатора, или

интерпретатора в  зависимости от  того,  в  каком  качестве  -  объекта  или

наблюдателя - выступает его носитель. Поскольку в этих ролях он ориентирован

на   работу   с   качественно   разными   классификационными  принципами   -

пространством и  временем нам  остается заключить,  что для этого механизма,

работающего на микроуровне (т.е.  при сопоставлении соседних состояний мира)

пространственный и временной аспекты носят условный, относительный характер.

   Двойственность механизма перехода, закодированного в зi (навигатор для Л,

интерпретатор для  З),  вынуждает нас  ввести для  него какое-то  обобщающее

наименование.  Назовем его инвертором,  учитывая тот факт, что независимо от

роли зi, он превращает этот набор проявлений в своего антипода. Понятно, что

те   же   рассуждения  справедливы  и   в   отношении   механизма  перехода,

содержащегося в лi.

   2.1.4. ЗАКОНОМЕРНОСТИ, СВЯЗАННЫЕ С ИНВЕРТОРОМ

   Неопределенность результата, выдаваемого инвертором по координатам E и t,

составляет  dE  и  dt  соответственно  (см.  рис.4в).  Но  тогда  объективно

неразличимыми оказываются проявления,  вписывающиеся в  прямоугольник dE(dt.

Этот прямоугольник фактически задает предел точности,  с  которой может быть

объективно  оценено  мгновенное  состояние  рассматриваемого  процесса.   Он

представляет собой  то  минимально различимое пятно,  которое  характеризует

разрешающую способность системы координат, используемой для такой оценки.

   Очевидно,  что  при одном и  том же  интервале dt,  определяемом тактовой

частотой   режиссера   исследуемого  мира,   размеры   этого   пятна   будут

пропорциональны  изменению  dE  произошедшему  в  состоянии  регистрируемого

объекта (отметим эту примечательную особенность мы к ней еще вернемся).  Это

изменение не  может быть сведено к  нулю,  поскольку взаимодействующие нечто

для подтверждения существования друг друга каждое мгновение должны меняться.

Не  может  оно  оказаться  и  бесконечно  малым,  т.к.  для  любой  реальной

классификационной шкалы определен минимально различимый интервал (см. раздел

1.10).  Следовательно,  в реальном мире имеется ограничение снизу на размеры

пятна неопределенности.

   Пытаясь охарактеризовать это  ограничение,  не  будем  забывать,  что  на

микроуровне координаты E и t условны и взаимообратимы.  (В этой связи, можно

говорить не о  прямоугольнике,  а  о  квадрате неопределенности).  Но тогда,

неопределенности состояния рассматриваемого нечто  вдоль  каждой из  них  не

могут рассматриваться в отрыве друг от друга, а должны быть охарактеризованы

одной  величиной.   В  качестве  таковой  может  быть  использована  площадь

упомянутого  прямоугольника-квадрата  h  =  dEdt,  которую  назовем  квантом

действия (почему использовано такое наименование станет ясно позже).

   Следует  подчеркнуть,   что   смысл  координаты  E   нельзя  ограничивать

привычными для  нас  понятиями положения.  Какие-то  аспекты состояния могут

оказаться  невыразимыми  в  этих  терминах.   В  принципе,  зарегистрировать

существование чего-либо можно,  и не сдвигаясь с места, но качественно меняя

свое состояние (во всяком случае,  пока мы  такой возможности не исключали).

Поэтому в  общем  случае на  приведенных выше  схемах под  E  надо  понимать

обобщенную  характеристику  состояния  меняющегося  нечто.   С  учетом  этой

поправки может быть  сформулировано следующее положение:  в  автономном мире

произведение  неопределенности  состояния  чего-либо   на   неопределенность

момента времени,  в  который это состояние оценивается,  не  может оказаться

меньше фиксированной для данного мира величины.

   Говоря об инверторе,  надо отметить такую его особенность. Переводя набор

проявлений лi в набор зi (см. рис. 4а), он формирует в последнем аналогичный

механизм,  который,  работая в том же режиме интерпретации (а следовательно,

используя ту же систему координат),  переводит зi обратно в лi (см. рис.4б).

Т.е. инверторы, закодированные в связанных состояниях наблюдателя и объекта,

по  сути,   реализуют  функции,  обратные  друг  к  другу.  Получается,  что

взаимосвязи,  устанавливающиеся  между  наблюдателем  и  объектом,  обладают

свойством  обратимости,  которое,  в  силу  относительности  пространства  и

времени  на   микроуровне,   объективно  выполняется  для  каждого  из  этих

классификационных принципов.  Таким  образом,  направления стрелок на  наших

рисунках без  какого-либо изменения самих лi  и  зi  потенциально могут быть

изменены на противоположные!

   В приложении к пространству это значит,  что описываемое в нем конкретное

состояние мира не зависит от того, сформировано оно в результате воздействия

наблюдателя на  объект или  объекта на  наблюдателя.  Т.е.  воздействия двух

частей  автономного  мира   друг  на   друга  как   формообразующие  факторы

оказываются  эквивалентными.   В  приложении  к  временному  аспекту  то  же

инвертирование   стрелок   означает,    что   причинно-следственные   связи,

формирующие мировую последовательность,  вполне  могут  работать в  обратном

направлении - разворачивать ту же цепочку от "конца" к "началу". Это значит,

что законы природы в автономном мире должны обладать свойством, называемым в

физике Т-инвариантностью (оказываются обратимыми во времени).

   Далее заметим,  что  в  отдельном состоянии сущего какие бы  то  ни  было

временные  аспекты  мира  не  определены -  время  проявляется только  после

связывания отдельных состояний в  последовательно разворачивающуюся цепочку.

Но  тогда для  интерпретатора,  работающего исключительно во  "вневременных"

условиях,      оказываются      принципиально      неразличимыми     мировые

последовательности,  приводящие к  одинаковому состоянию сущего  в  "данный"

момент.  Например, миры, изображенные на рис.5а разными линиями, оказываются

абсолютно тождественными в  своем состоянии,  помеченном буквами А  и  Б,  а

следовательно,  не  могут быть  разделены каким бы  то  ни  было механизмом,

закодированным в самом этом состоянии.

   Рис.5

   Вместе  с  тем,  тот  же  самый  механизм,  согласно нашим  рассуждениям,

выполняет  функции  не  только  интерпретатора,   но  и   навигатора,   т.е.

предопределяет   и   динамические   характеристики   рассматриваемого  мира.

Принадлежность Б,  а следовательно, и закодированного в нем инвертора, сразу

множеству миров (помеченных линиями разной толщины) приводит к тому, что при

обращении мировых  цепочек упомянутый инвертор должен  обладать способностью

указывать не  на  два,  как мы  считали раньше,  а  на бесконечное множество

разных А (рис.5б).

   Подчеркнем,   что  в   приведенных  рассуждениях  никакие  характеристики

предыдущих состояний пересекающихся миров (за  исключением их  сложности) не

ограничивались.  С  учетом вышеупомянутой обратимости можно сказать,  что  и

последующие состояния могут быть произвольными практически во всем. Но тогда

мы  не  можем говорить о  какой-либо  определенности в  работе инвертора,  а

следовательно, и об определенности мира.

   Мы пришли к фундаментальному затруднению,  казалось бы,  перечеркивающему

все  наши  рассуждения.  Но  не  будем горячиться.  Ошибка заключается не  в

использованном подходе,  а  в  нашем желании получить исчерпывающее описание

мира в единой и непротиворечивой системе классификации (в одном пространстве

состояний). Между тем, на невозможность этого уже указывала ранее выявленная

потребность дополнительного "измерения" для описания неизменного определения

наблюдателя.   В  таких  дополнительных  измерениях,   очевидно,   и  должна

располагаться информация, индивидуализирующая конкретную мировую цепочку. Но

непосредственный доступ к  этим данным из той системы координат,  в  которой

описываются   состояния    мира,    невозможен.    Составить   "объективное"

представление о  содержимом дополнительных измерений  возможно  лишь  изучая

эмпирически доступные следствия этого содержимого.

   Вернемся к  рисунку 5.  Изображенное на  нем совпадение отдельных звеньев

разных мировых цепочек может быть единичным и  случайным,  а может регулярно

повторяться.  Во  втором  случае  (рис.6)  совместившиеся  миры  развиваются

практически по одним и тем же (с точностью до констант) законам,  а различие

между ними  заключается в  уровне "временной деталировки" мирового процесса.

Если в одном из них сливаются воедино состояния i и j или j и k, то в другом

- весь интервал от i  до k.  В конечном же итоге,  оба этих мира сливаются в

одну и ту же мировую полосу,  в рамках которой отличить представителя одного

мира  от  представителя другого  в  конкретный  момент  времени  оказывается

невозможно.

   Рис.6

   Действительно,  хотя эти представители и  просматривают мировую цепочку с

разной "частотой среза",  но в любое мгновение они оказываются в одном и том

же месте,  в одном и том же состоянии (правда, характеризуют это состояние с

разной степенью точности).  Но  тогда их  можно различить только по тактовой

частоте.   Учитывая,   что  последняя,   как  временной  аспект  мира,   для

интерпретатора не  определена,  нам  остается заключить,  что  для  него  (а

следовательно,  и  для  его  носителя) все  совместившиеся мировые цепочки с

одинаковым  отношением  dE/dt  (здесь  под   dE   подразумевается  изменение

состояния  объекта,   произошедшее  за   время   dt)   сливаются  в   единый

нерасчленимый мир. (Мы еще раз убеждаемся, что отличительной характеристикой

меняющегося нечто  является  скорость его  изменения).  Степень  детализации

этого мира определяется величиной кванта действия того наблюдателя,  который

проводит  оценку.  (Анализом  этой  особенности  мы  займемся  позже,  после

изучения  другого   варианта  геометрической  интерпретации  рассматриваемой

концепции.)

   2.1.5. ЛИСА + ЛИСА

   Первый пробный мир,  исследованный нами,  был сформирован из наблюдателей

(лисы  и  зайца),  придерживающихся качественно разной  "манеры  поведения".

Проанализируем теперь ситуацию,  когда наблюдатели одинаковы - заменим зайца

на  вторую лису,  точно такую же,  как  и  первая (на рисунках изображать их

будем кружочками - пустым и закрашенным).

   Функционирование получившегося мира  сводится  к  согласованным "прыжкам"

указанных лис,  каждая из  которых стремится занять место  своей оппонентки.

Развертки этого процесса показаны на рис.7а. Подчеркнем, что они справедливы

лишь  для  стороннего  наблюдателя,  обладающего  вспомогательным  временным

счетчиком,  а  следовательно,  способного i-1-е и i+1-е состояния различить.

Внутри  же  самого  "лисьего" мира  такого  эталона  нет,  поэтому указанные

состояния  сливаются  воедино,   замыкая  пространственно-временную  цепочку

(рис.7б).  В результате,  формируется устойчивое образование, поддерживающее

свое существование без помощи извне и  располагающееся в  ограниченной части

пространства (на  некотором  интервале шкалы  Е).  О  таких  образованиях мы

говорим,  что они обладают "объективным" бытием,  т.е. существуют независимо

от внешнего субъекта.

   Рис.7

   Последнее  утверждение  верно  лишь  отчасти.   Действительно,  любой  из

компонентов  рассматриваемого  замкнутого  мира   существует  независимо  от

стороннего наблюдателя.  Но как целое, их связка может проявиться лишь в том

случае,  если выступит в  качестве объекта для кого-то третьего,  способного

воспринять ее в более высоком, системном качестве.

   И  вот  оказывается,  что  для  этого  третьего  рассматриваемая  система

обладает противоречивыми свойствами.  С  одной стороны,  она  локализована в

ограниченном пространственном интервале,  в частности, минимально различимом

для  данного  наблюдателя,  вследствие  чего  может  восприниматься  им  как

элементарная,  далее неделимая,  частица (точка).  С другой, она "наполнена"

циклическим движением, которое при малейшем ее движении порождает любопытный

эффект. Поясним его следующей схемой (рис.8).

   Рис.8

   Предположим,  что  наша  "вращающаяся  пара"  как  целое  перемещается  с

некоторой  постоянной скоростью вдоль  линии  S.  Очевидно,  что  соединение

равномерного  переносного  движения  контура,  изображенного  на  рис.7б,  с

равномерным  относительным движением  наблюдателей  вдоль  него  приводит  к

неравномерному распределению вероятности  пребывания  этих  наблюдателей  (а

следовательно, и системы в целом) на разных интервалах линии S. В частности,

на  интервале  dS1  указанные компоненты проводят  больше  времени,  чем  на

интервале dS2!  Условно говоря,  они то мчаться без оглядки,  то топчутся на

месте.  Это движение имеет выраженный периодический или волновой характер, а

значит,  для него определены частота ( и период T колебаний,  по определению

связанные  соотношением  (   =   1/T.   Период  колебаний  в  данном  случае

эквивалентен минимально  различимому временному интервалу  dt,  разделяющему

соседние состояния рассматриваемого мира (T = dt).

   Произведение dt  на изменение обобщенной характеристики состояния объекта

dE равно кванту действия h (см.  раздел 2.1.4), следовательно, dt = h/dE = T

= 1/(,  откуда ( = dE/h.  Из дальнейшего изложения (см. раздел 2.2.5) станет

ясно,  что величина dE соответствует параметру объекта, называемому в физике

"энергией". Но в таком случае, мы получили соотношение, характеризующее, так

называемые,    волны   де   Бройля,    т.е.    убедились   в   необходимости

корпускулярно-волнового дуализма элементарных частиц материи.

   Чуть позже мы  еще коснемся этого вопроса,  равно как и  некоторых других

следствий,  вытекающих из  анализа простейших миров,  но глубоко в  эту тему

погружаться не будем - чтобы не отвлекаться от проблем более общих.

   Как мы  убедились,  взаимно однозначное соответствие состояний объектного

мира  и  наблюдателя (попытка  построения автономного мира)  приводит нас  к

достаточно интересным выводам.  Вместе с  тем,  в  общем случае мы  не можем

исключить   возможности   самопроизвольного   (не   обусловленного   внешним

воздействием)  изменения  наблюдателем  своего  состояния.  Случись  это,  и

количество состояний объектного мира  окажется  меньше  количества состояний

наблюдателя.  Подтвердить факт  существования такого "самодвижущегося" нечто

во  всей полноте его состояний его собственный объектный мир уже не сможет -

потребуется  представитель  другого  мира,   более  сложного.   В  своем  же

собственном наблюдатель будет выглядеть, как упрощенная версия себя самого -

существовать будут лишь те  его состояния,  которым соответствуют уникальные

состояния его  объектного мира.  Переводя сказанное на  язык  использованных

ранее аналогий, подытожим: между состояниями режиссера и его объектным миром

устанавливается взаимно  однозначное соответствие,  количество же  состояний

актера  (т.е.  количество состояний наблюдателя по  "внешней" оценке)  может

превышать количество состояний его объектного мира.

   2.2. ОДНОМЕРНАЯ МОДЕЛЬ

   Формируя дискретную модель,  мы  изобразили мир  в  виде череды сменяющих

друг друга проявлений-антиподов (отдельных состояний наблюдателя и объекта).

Вместе с  тем,  та  же  последовательность может рассматриваться как цепочка

качественно идентичных звеньев - взаимосвязанных пар нi - оi (если речь идет

о  мире в  целом) или фрагментов оi  (когда исследуется лишь наблюдаемая его

часть).   При  отвлечении  от   мелких  деталей  такая  цепочка  может  быть

интерпретирована как линия - эту интерпретацию и обсудим.

   2.2.1. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

   Поставим  в  соответствие  всякому  непротиворечивому  набору  проявлений

сущего, рассматриваемому как единое целое (как одно комплексное проявление),

определенную точку на прямой.  Иначе говоря, сопоставим ему некоторое число.

Если  кому-то   это   предложение  покажется  сомнительным  и   "технически"

неосуществимым -  возможно ли одним числом описать такое,  например, сложное

проявление,  как окружающий нас мир -  сошлемся на Георга Кантора,  столетие

назад  предложившего изящный пример  взаимно однозначного соответствия между

множествами точек  квадрата  и  отрезка.  Согласно  его  идее,  любой  точке

квадрата  (размером  1(1),   задаваемой  абсциссой  0,x1x2...   и  ординатой

0,y1y2...  (здесь xi,  yi - цифры, стоящие на i-м знакоместе после запятой в

записи соответствующей координаты),  может быть сопоставлена точка отрезка с

координатой  0,x1y1x2y2...   Другими   словами,   переход   от   двухмерного

пространства  к  одномерному  сводится  к  "упаковке"  двух  самостоятельных

координат в одну,  но более "длинную".  Очевидно,  что,  используя эту идею,

можно  отобразить  на  прямую  любое  множество,  характеризуемое  конечным,

наперед заданным набором величин.  Мы не будем утверждать,  что именно такой

подход следует использовать в  рассматриваемой ситуации -  метод  "упаковки"

информации особого значения не имеет.  Для нас важно другое - принципиальная

возможность  отображения  любых  конечномерных наборов  проявлений  на  одну

числовую ось, оправдывающая наши построения.

   Отличить одно проявление от другого,  равно как и  точку от точки,  мы не

сможем,  если  не  воспользуемся каким-либо классификационным принципом (ему

соответствует 0-й компонент наблюдателя, рассмотренный ранее). Этот принцип,

подобно  другим  неизменным проявлением сущего,  должен  быть  отображен  на

прямой некоторой точкой.  Но точка эта особая -  уникальная, всепорождающая.

Она принципиально отличается от остальных тем, что в потенции содержит любую

из  них  -  как  частный случай самой себя.  Только в  этом случае она может

выступать в  качестве их  меры.  Точнее следовало бы сказать наоборот -  все

остальное может быть только таким,  каким его можно изобразить на  основании

принципа,  скрытого за этой точкой. Учитывая ее особый статус, назовем такую

точку  центральной.  Если  сформированную нами  прямую  интерпретировать как

числовую  ось,   то  центральной  будет  соответствовать  точка,  называемая

"началом отсчета".  Те аспекты классификационного принципа,  которыми начало

отсчета не наделяется,  в частности, сама идея сортировки остальных точек по

их удаленности (отличию) от начала,  а также мера этой удаленности,  находят

отражение  в  процедуре  формирования  рассматриваемых  ниже  геометрических

образов и их масштабе.

   Начало отсчета мы,  обычно,  выделяем с  помощью символа,  "выходящего за

пределы" прямой,  например, ставим на ней поперечную черточку. Иначе говоря,

мы  используем  нечто,  не  отображаемое  ее  собственными  средствами,  что

противоречит тезису о  ее всеобъемлющем характере.  Добавим,  что при этом в

качестве центральной может  выступить любая  точка  -  выбор определяется не

органически присущими ей  особенностями,  а  решением кого-то  "со стороны".

Между тем,  без помощи "извне" вполне может выделиться точка,  действительно

являющаяся началом всего остального.  Это  граница полупрямой.  "До" нее нет

ничего  -   все  (т.е.  остальные  точки)  появляется  лишь  "после".  Такая

интерпретация начала отсчета оказывается одновременно и более точной и более

простой -  к ней мы и прибегнем. Чтобы согласовать ее с нашими построениями,

достаточно сопоставлять проявлениям сущего лишь неотрицательные числа.

   Т.к.  полупрямую  в  математике  часто  называют  лучом,  содержание двух

последних абзацев можно подытожить такой фразой: факт проявления центральной

точки  выражается в  "испускании" ею  луча,  в  рамках  которого  наделяются

определенностью (порождаются,  проявляются) другие  точки.  Подчеркнем,  что

точки эти  характеризуют только те  аспекты соответствующего нечто,  которые

отличают его от остальных. Все, что оказывается для них общим, выделиться, а

следовательно, проявиться, в рамках данной системы отсчета не может.

   Отметим также,  что  определяющие характеристики,  даваемые другим точкам

луча -  их  координаты -  для  центральной теряют смысл.  Понятие координаты

целиком базируется на идее относительного смещения, т.е. отличия описываемой

точки  от  центральной.  Причем  мера  этого  отличия  также  связывается  с

последней,  что еще раз подчеркивает ее  особое положение.  Нулевое значение

координаты,  формально  принимаемое для  начала  отсчета  и  отражающее факт

исчезновения  его  смещения  (отличия)  относительно классификационной базы,

равнозначны попытке  определения центральной точки  через  саму  себя,  т.е.

отсутствию определения как  такового.  Это  согласуется с  ранее высказанной

мыслью  о  невозможности исчерпывающей рациональной характеристики принципа,

положенного в  основу  дифференциации проявлений  мира,  с  помощью  средств

самого этого мира.

   Сформированную таким  образом  числовую  ось  можно  интерпретировать как

отображение статической части сущего -  той неизменной матрицы, из элементов

которой формируются миры, наблюдатели и что бы там ни было еще.

   Появление  классификационной базы  позволяет говорить  об  определенности

какого-либо  набора проявлений.  Если этот набор непротиворечив,  ему  может

быть сопоставлена конкретная точка на луче. Если же хотя бы некоторые из его

составляющих исключают друг друга (например,  один и  тот же параметр должен

равняться сразу  и  единице  и  двойке),  то  одной  точкой  эту  комбинацию

изобразить  уже  невозможно.   Но   нельзя  сопоставлять  ей   и   несколько

самостоятельных точек,  т.к.  в  этом случае факт их принадлежности к одному

набору будет утерян.  Получается, что комбинация противоречивых проявлений в

принципе не может проявиться как целое в  рамках породившего ее луча.  Между

тем,  любая  система  классификации предоставляет возможности  для  описания

таких   противоречивых  комбинаций.   Действительно,   смысл   классификации

заключается в строгом утверждении:  это одно, а это - другое. Но утверждение

"это сразу и одно,  и другое" в такую схему не вписывается, а следовательно,

должно быть либо запрещено (кем или чем?), либо иметь логическое разрешение.

   Необоснованные запреты -  это  не  наш  путь,  а  вот поиск условий,  при

которых разрешение конфликта возможно - как раз то, чем мы руководствуемся в

своих рассуждениях. Такой подход срабатывает и в данном случае.

   Разобьем   множество   противоречивых  проявлений   на   непротиворечивые

подмножества,  изображаемые самостоятельными точками.  Каждую из них отметим

на  отдельной копии луча.  В  результате,  исключающие друг друга проявления

будут  разобщены.  Если  теперь из  этих  копий сформировать более "мощную",

многомерную систему классификации, то сделанные на ее осях пометки выделят в

этой  системе только одну  точку,  соответствующую исходному противоречивому

множеству.  Таким образом,  как  вполне определенное непротиворечивое целое,

противоречивый набор  проявлений  может  быть  представлен в  более  сложной

системе  классификации,  сводимой с  помощью идеи  Георга  Кантора к  новому

синтетическому лучу.

   В   старой  же   системе  тот   же   набор  предстанет  в   виде   единой

последовательности, составленной из выделенных нами подмножеств. Правда, для

проявления  этой  последовательности потребуется снабдить  центральную точку

дополнительным классификационным аспектом -  еще одним лучом,  ортогональным

первому  и   позволяющим  указанные  подмножества  отсортировать.   На   эту

дополнительную  полупрямую  последовательно нанизываются  дубликаты  первого

луча с  выделенными на  каждом из них одинокими точками.  Рассматривая после

этого   все   множество  как   целое,   отдельные  подмножества  (точки   на

лучах-дубликатах)  мы   интерпретируем  как  его  состояния,   а   описанные

классификационные  принципы   (основной  и   дополнительный  луч)   называем

соответственно   пространством    и    временем.    Пространство    наделяет

определенностью  непротиворечивые  нечто,   т.е.  наборы  таких  проявлений,

которые   могут   одномоментно  (сразу)   проявиться  в   заданной   системе

классификации.  Время  позволяет  проявиться  тому,  что  в  рамках  данного

пространства как непротиворечивое целое описано быть не может.

   2.2.2. УСЛОВНОСТЬ МЕРЫ

   Для   того   чтобы  названные  классификационные  принципы  действительно

заработали,  каждый из них должен быть снабжен собственной мерой. В качестве

таковых выступают,  соответственно,  пространственный и  временной эталонные

отрезки.

   Всякий  отрезок  можно  считать  заданным  лишь  в   том   случае,   если

одновременно  указаны  (существуют) обе  ограничивающие его  точки.  Но  для

временного интервала это  исключено -  его  границы  не  могут  существовать

одновременно по  определению!  Понятие  временного  интервала  оказывается в

принципе несводимым,  "ортогональным" к  той системе классификации,  которая

используется  для  описания  отдельного  (т.е.  существующего  одномоментно)

состояния мира.  Именно  эта  не  сводимость одного  к  другому и  послужила

причиной того,  что  мы  вынуждены были  воспользоваться двумя принципиально

разными классификационными принципами -  пространством и временем. Поскольку

то,  что существует одновременно, т.е. в одном состоянии сущего, описывается

с помощью принципа,  называемого пространством,  задать временную меру можно

лишь  в  том  случае,  если  имеется иная система классификации,  в  которой

рассматриваемое  время   перестает  быть   таковым   и   приобретает  черты,

приписываемые пространству.

   В  любом пространстве существование чего-либо  обусловлено присутствием в

нем  меняющегося наблюдателя.  Это значит,  что существование временной меры

будет  возможно лишь  в  том  случае,  если  задающее ее  пространство будет

привязано  к  другому  временному измерению,  снабженному собственной мерой.

Чтобы  получить  таковую  новое  время  (ортогональное старому) тоже  должно

выступить  в  роли  пространства в  иной  системе  классификации.  Но  такое

пространство и  такая система нам уже известны -  именно в  них мы  начинали

наши построения!  К  ним  и  вернулись -  круг замкнулся!  то,  что является

временем в одной системе, становится пространством в другой и наоборот!

   Таким   образом,    мы    приходим   к    необходимости   взаимосвязи   и

взаимообусловленности двух  ортогональных,  противоречивых  систем  описания

мира,  в  которых  пространственный и  временной  аспекты  меняются  ролями.

(Подобная ситуация нам уже знакома по  дискретной модели).  Если такой обмен

происходит,   мы   избавляемся   от   логической   необходимости  отыскивать

дополнительные  измерения,  поддерживающие  существование  уже  используемых

нами,  т.е.  возвращаемся к  идее автономного мира,  но  уже на новом уровне

отношений.  Подобно тому,  как  два  нечто-антипода,  выступающие в  двояком

амплуа  наблюдателя-объекта,  поддерживают  существование  друг  друга,  две

опровергающие друг  друга системы описания мира  могут существовать лишь  во

взаимосвязи, но не по отдельности.

   2.2.3. МИР КАК ПРОТИВОРЕЧИВОЕ ЦЕЛОЕ

   Типичным   примером  противоречивого  нечто,   для   проявления  которого

необходимы сразу и  пространственная и временная координаты,  является набор

проявлений, называемый нами миром.

   Рассмотрим  конкретный мир  М,  представляющий собой  цепочку  конкретных

состояний сущего,  каждому из которых соответствует своя точка (число) мi на

пространственном   луче.    Если    из    начала   отсчета   перпендикулярно

пространственной  полупрямой  провести  другую  (временную),  вдоль  которой

расставить целые числа i,  то пары чисел (мi,  i) можно интерпретировать как

координаты узлов,  задающих на плоскости некоторую ломаную (рис.9).  В более

общем  случае -  когда  для  идентификации очередности смены  состояний мира

используются не целые,  а вещественные числа - надо говорить не о ломаной, а

о произвольной кривой.  Дискретный счетчик i при этом заменяется непрерывной

временной координатой T.  Мы  будем использовать оба  варианта оси  абсцисс,

каждый  раз  отдавая предпочтение тому  из  них,  который делает рассуждения

более  простыми  и  наглядными.   Получившаяся  кривая  изображает  мир  как

статическую, законченную, вполне определенную цепочку. Мир как процесс можно

представить в  виде  точки,  скользящей вдоль этой линии от  "прошлого" (уже

реализованных состояний) к "будущему" (состояниям,  ждущим своей реализации)

и изображающей "настоящее" (состояние, реализуемой в данный момент).

   Рис.9  Разглядывать сформированную цепочку можно  как  "снаружи",  так  и

"изнутри".   Сложившаяся  научная  методология  тяготеет  к   "объективному"

отстраненному исследованию явлений,  поэтому  мы,  прежде  всего,  посмотрим

снаружи,  т.е.  будем считать,  что мир М  существует для нас во  всех своих

нюансах, а мы для него - нет. (Иначе говоря, мы можем за ним лишь наблюдать,

но не вмешиваться).

   Конкретность   (определенность)   мира   М   заключается   в   том,   что

идентифицирующая его  кривая  как-то  выделилась  из  бесконечного множества

других,   потенциально  присутствующих  на  плоскости.  Факт  принадлежности

отдельного   состояния   сущего   вполне   определенной  (а   следовательно,

единственной) мировой последовательности (кривой) означает,  что  по  одному

этому состоянию вся последовательность в  принципе может быть восстановлена.

Поскольку текущее состояние мира по определению включает в себя все, так или

иначе с  вязанное с  этим  миром и  обладающее бытием в  данный момент,  оно

должно  содержать  и  механизм,  обеспечивающий привязку  этого  состояния к

конкретной  мировой  цепочке.   Другими  словами,   любое  состояние  должно

содержать   информацию  достаточную  для   прослеживания  этого   мира   как

последовательности вполне определенных состояний сущего.

   Каким образом указанная привязка может быть осуществлена? Мы, по большому

счету,  знаем лишь два  способа -  табличный,  при  котором попарно задаются

координаты всех точек, составляющих кривую (графический способ отличается от

этого лишь формой отображения информации о  координатах),  и  аналитический,

когда  устанавливается правило или  закон,  связывающий все  точки  кривой в

единое целое.

   При   табличном   способе   любое   состояние   мира   должно   содержать

непосредственное, исчерпывающе полное описание всех других его состояний. Но

тогда   все   они   существуют  одновременно!   И   по   определению  должны

интерпретироваться не как разные,  а как единое состояние, которому на нашей

плоскости должна соответствовать не  линия,  а  точка.  Т.е.  мы  вступаем в

противоречие  с  определением  понятия  мира  как  последовательности разных

состояний   сущего.   (Мир,   представляя  собой   набор   взаимоисключающих

проявлений,  не  может быть одномоментно описан как непротиворечивое целое в

используемой системе координат).

   При аналитической же взаимосвязи между состояниями каждое из них содержит

лишь правило,  позволяющее восстановить другие состояния мира,  но  сами эти

состояния тождественно не повторяющее. В результате, описанного противоречия

не  возникает.  Именно поэтому "законы природы" (как раз так мы  и  называем

упомянутые правила) необходимы -  без  них существование автономного мира во

времени  просто  невозможно!   (По   сути,   сказанное  является  еще  одной

интерпретацией второго  способа  привязки  меняющегося  нечто  к  конкретной

мировой цепи - см. раздел 1.7).

   Получается, что, говоря о конкретности мира М, мы, фактически, говорим об

определенности аналитической зависимости м  = F (T )!  В чем заключается эта

определенность,  означает ли она,  что указанная зависимость является чем-то

жестким и неизменным?

   Чтобы разобраться в этом, рассмотрим такой пример. Пусть имеется набор из

n упорядоченных состояний сущего мi ,  (i = 1,..,n).  Для того чтобы связать

их  в  единую цепочку,  надо  подобрать функцию F  такую,  чтобы выполнялись

уравнения мi = F (Ti ),  i = 1,..,n. Т.е. надо решить проблему аппроксимации

таблично заданной функции  некоторой аналитической зависимостью.  Для  этого

достаточно решить  указанную систему n  уравнений,  предварительно задавшись

видом функции F  (например,  представив ее в  форме полинома).  Решение этой

задачи для  произвольных мi  может быть  гарантировано найдено только в  том

случае,   если   число   варьируемых  параметров   функции   F   (количество

коэффициентов полинома) оказывается не  меньшим n,  причем параметры эти  по

"сложности" не  должны уступать мi.  Но это означает,  что объем информации,

задействованной в этой функции,  оказывается не меньшим, чем суммарный объем

информации обо  всех  состояниях мира!  Поскольку "носителем кода" функции F

являются сами состояния мi (других мест хранения этого кода не существует по

определению),  приходим к  парадоксальному результату:  каждое  состояние мi

повторяет все состояния этого мира вместе взятые.  Это возможно только в том

случае,   если  все  мi   тождественно  равны!   Но   тогда  они  не   могут

рассматриваться как разные состояния.  По сути,  повторилась та же ситуация,

что и при попытке табличной идентификации.

   Мы  пришли к  выводу,  который интуитивно и  так  был понятен:  далеко не

всякая комбинация состояний сущего может  быть  связана в  мировую цепочку с

помощью фиксированной функции F (уже хотя бы по той причине, что в каждом из

них должен располагаться один и  тот же механизм,  реализующий эту функцию).

Но тогда,  утверждая, что F должна быть неизменной, мы отказываем в праве на

существование   огромному   количеству   принципиально   мыслимых    мировых

последовательностей,  что не  очень-то согласуется с  тезисом "возможно все,

пока   не   доказано   иначе".   Насколько   обосновано  такое   ограничение

действительно ли о конкретности мира можно говорить лишь в том случае,  если

функция F остается неизменной для всех его состояний?  Переводя сказанное на

обычный язык:  должны ли законы Природы сохраняться или они могут меняться с

течением времени?

   На первый взгляд ответ очевиден -  конечно же,  должны сохраняться,  ведь

именно   их   неизменность   и   является   гарантом   взаимосвязанности   и

определенности данной  мировой  цепочки.  Такая  точка  зрения,  основанная,

правда,  не на рассуждениях,  а на "многовековом опыте человечества", вполне

вписывается в господствующую ныне парадигму. Яркой иллюстрацией этого служат

очень    модные    в    последние   десятилетия   модели    "расширяющейся",

"раздувающейся",  "пульсирующей" и  т.д.  Вселенных.  И тем не менее,  ответ

неверен!  Зависимость F (T ) должна оставаться неизменной лишь в том случае,

если  необходимо обеспечить,  как  говорят  программисты,  "прямой доступ" к

произвольному  состоянию   мира.   А   в   действительности  возможен   лишь

"последовательный" -  в  последующее состояние невозможно попасть,  пока  по

очереди не  реализуются все  предыдущие!  Будь иначе,  слова "последующее" и

"предыдущее" потеряли бы смысл, а вместе с ними смысл потерял бы и мир - как

процесс. (Здесь, правда, имеются некоторые нюансы, о которых сейчас лучше не

говорить).

   И  вот  эта  особенность реальной временной цепочки существенно расширяет

класс  функций,  способных связать разные  состояния сущего в  единое целое.

Оказывается,  достаточно  обеспечить однозначность перехода  от  предыдущего

состояния  лишь  к  следующему  непосредственно за  ним.  При  этом  правила

перехода каждый раз  могут меняться,  поскольку при изменении состояния мира

может быть затронута и  та  его  часть,  которая содержит алгоритм перехода.

Очень  близкой  аналогией подобной  ситуации  являются  самомодифицирующиеся

программы, давно известные специалистам по вычислительной технике.

   Это  значит,  что в  общем случае,  фиксированная функция F  (T  )  может

отсутствовать,   т.е.   миры,   управляемые  неизменными  законами  природы,

представляют собой лишь частный и, по-видимому, крайне маловероятный вариант

миров,  принципиально возможных.  Можно  сказать,  что  для  них  характерно

наличие некоего организующего начала,  следящего за  тем,  чтобы  при  смене

состояний  мира  алгоритмическая его  часть  оставалась неприкосновенной,  а