Лев Кассиль

                                Дело вкуса

   Издание второе, дополненное

   Светлой памяти А. А. Амчиславской,

   редактора этой книги, вложившей в

   нее много сил и души, посвящаю.

   Автор

                            ПРОДОЛЖИМ РАЗГОВОР

   У этой маленькой книжки есть уже своя, пусть скромная и небольшая, но

собственная история.

   Лет двадцать пять назад, еще за год-другой до Великой Отечественной

войны, я стал выступать с небольшими докладами и вести дружеские дискуссии

о хорошем и плохом вкусе в рабочих и студенческих общежитиях, клубах

больших предприятий, в старших классах школ. Продолжая эту работу в

послевоенные годы, не оставляя ее и сейчас, даже значительно расширив ее

рамки, я мог убедиться, что молодежь наша проявляет все больший интерес к

миру прекрасного, к художественным ценностям, накопленным человеческой

культурой, она все настойчивее стремится овладеть основами эстетики, чтобы

глубже проникать в каждое художественное произведение и уметь правильно

разбираться во всех явлениях искусства. А сейчас, когда воспитание нового

человека, человека коммунистического общества, стало одной из главных

наших забот, очень важно показать подрастающему поколению, как же

проявляется в жизни, в искусстве, во всем нашем быту вкус хороший и вкус

дурной.

   Молодежь уже давно обращалась к нам, писателям, с просьбой растолковать

ей вопросы, связанные с проявлением эстетического начала в повседневной

жизни человека.

   Неизменная отзывчивость молодой аудитории на такого рода беседы,

записки, которыми она при этом засыпает докладчика, многочисленные письма

с просьбой продолжить большой общественный разговор о вкусах привели меня

к решению написать небольшую книжку "Дело вкуса". В ней мне хотелось

поделиться с моими читателями, прежде всего с молодыми, теми мыслями о

личном и общественном вкусе, которые накопились у меня в результате

многолетних наблюдений и близкого общения с молодежью. Никак не считая

себя специалистом по вопросам общей эстетики, я все же позволил себе

сделать некоторые обобщения, которые, как мне казалось, могли быть полезны

моим молодым друзьям, задумывающимся над формированием вкуса. Я считал,

что должен поступить так, выполняя свой долг писателя, работающего с

подрастающим поколением.

   До того еще как книга вышла отдельным изданием, ряд ее глав был

напечатан в различных газетах и журналах, а также прочитан мною по радио.

Это позволило еще до выхода книги в свет получить первые отклики читателей

и слушателей. В целом эти отклики были весьма доброжелательны и

подтвердили своевременность и полезность начатого мною разговора.

   Вместе с тем, как я и ожидал, среди моих слушателей и читателей нашлись

и "противники" моих взглядов. Вообщето говоря, было бы, очевидно, плохо,

если бы всё, что я хотел утвердить, работая над книгой о воспитании вкуса,

в равной мере всех одинаково устраивало. Разговор и велся к тому, что о

вкусах необходимо спорить. Речь шла о том, чтобы показать

несостоятельность всепримиряющэй поговорки: "о вкусах не спорят". Уж

меньше всего, поверьте, хотелось угодить тут всем. Я заранее знал, что

если я буду говорить о проявлении плохого, а порой и чуждого нам вкуса,

найдутся такие, которые не только не согласятся со мной, но и будут лично

задеты, даже рассердятся. Привычки, вкусы, представления, прочно

укоренившиеся иной раз в сознании и в быту, какими бы они порой дурными и

ложными ни были, непременно находят своих защитников.

   Одни из упрямства, другие по невежеству, а бывает, и из скрытой

неприязни ко всему новому, что несет стремительно меняющаяся жизнь, готовы

стеной встать на защиту многих своих дурных привычек, нездоровых

склонностей, фальшивых условностей, пошленьких красивостей, давно уже

устаревших, как бы омертвелых форм жизни и быта.

   Вспоминаю, как много лет назад, когда я только начинал вести беседы с

молодежью о воспитании вкуса, находились люди, которые считали такой

разговор излишним или, как они выражались, "уводящим в сторону от

магистральной линии коммунистического воспитания молодежи...

   Были бы люди политически грамотными,- говорили мне иные,- а уж в

остальном они как-нибудь сами разберутся".

   Время показало полную несостоятельность таких рассуждений.

   Достаточно широко известно, как возросли за последние годы культурный

уровень и политическое сознание нашей молодежи, а между тем споры о том,

что следует считать в жизни и в искусстве подлинно красивым и как не

путать его с "красивеньким", как научиться понимать истинно прекрасное,

беспрерывно кипят и в общежитиях молодых производственников, и в семье, и

в рабочих клубах, и в вузовских аудиториях, и на больших переменах между

уроками в школах, и на учительских конференциях, и на лекциях, читаемых в

народных университетах культуры.

   Свидетельством того, как велик интерес к проблеме эстетического

воспитания, как много здесь еще предстоит нам сделать, может служить и то

огромное количество писем, которое я получил после выхода книги в свет. Но

и здесь не обошлось без "ложки дегтя". Авторы некоторых писем довольно

раздраженным тоном спрашивали меня о том, целесообразно ли вообще занимать

время читателей, в первую очередь молодежи, специальными проблемами

воспитания чувства прекрасного. По мнению одного из них, вся беда лишь в

том, будто-де "людям еще недостаточно внушено, что они есть господа на

земле...". А когда, мол, советский человек это поймет, он сам будет

способен отличить прекрасное от безобразного, пошлое, вульгарное от истинно

красивого.

   Советский человек, конечно, имеет все данные, все права, чтобы не

только считать, но и чувствовать себя "по длинны гл хозяином на своей

советской земле", "ощущать себя господином", как выразился в своем письме

товарищ А. из города Людинова. Но именно потому, что он стал наследником

всего ценного, что создано человеческой культурой, как говорил Ленин, и

важно, чтобы человек наш мог похозяйски пользоваться и распоряжаться всеми

благами принадлежащей народу культуры.

   Однако неверно было бы полагать, будто достаточно только человеку

ощутить себя хозяином, "господином", как все остальное придет само собой:

культура, верные представления о прекрасном, точный художественный вкус и

т. д. А вспомним, скажем, купцов старой России. Уж они-то несомненно

чувствовали себя полными господами в жизни.

   А между тем это были люди в массе своей крайне дурного, грубого вкуса,

некультурные. Они были неспособны воспринимать прекрасное, так как жили в

твердом убеждении, что превыше всего на свете - рубль. И если их, рублей,

много, то можно себе купить любую красоту. И лишь немногие, вышедшие из

этой среды и подчинившие свою жизнь служению передовым, гуманистическим

идеалам, поднялись до истинных высот культуры. Можно назвать, к примеру,

Мамонтовых, Третьяковых или Алексеевых, из семьи которых вышел К. С.

Станиславский.

   Значит, дело не только в сознании того, что ты - "господин". Ведь

именно тогда, когда в нашей стране трудовые классы взяли власть в свои

руки, В. И. Ленин и призывал рабоче-крестьянскую молодежь, новых, молодых

хозяев земли советской, взяться за науку, за овладение культурой.

   Учиться, учиться и учиться! А учиться - это значит не только овладевать

знаниями, не только применять сознательно и увлеченно свои знания в науке,

умение - в труде.

   Нет, это значит также, что надо приобретать и вырабатывать в себе

верные представления о прекрасном, развивать способность правильно

понимать жизнь и все ее истинные радости, которые она может дать человеку,

ставшему хозяином своей судьбы.

   Авторы появившихся в печати откликов на книжку также поддержали мои

попытки вести с молодежью дружественный разговор о воспитании доброго

вкуса и правильных эстетических критериев. Не могу между тем не вспомнить

без горечи опубликованное в газете письмо офицера в отставке Нефедова, в

котором он, прибегая к недозволенным методам полемики, просто исказил цель

и направление моих высказываний, и я могу только поблагодарить

"Кзмсомольскую правду", которая напечатала мое ответное письмо, где, как

мне представляется, была доказана несостоятельность предъявленных мне

Нефедовым обвинений.

   Обиделся на меня и один из двух авторов книжки "Искусство красивой

одежды" - И. Окунев. (Книжка эта была резко и справедливо раскритикована

на страницах центральной печати.) После какого-то моего выступления по

вопросам эстетического воспитания, в котором я позволил себе указать на

ряд очевидных вульгаризмов в этой книге, Окунев в одном из московских

журналов выступил с "Репликой", где уж разрешил себе совершенно

недопустимые приемы: приписал мне слова и строки, которых вообще в моей

книге не было (слова и фразы якобы мои были им взяты в кавычки)...

   Вероятно, обо всем этом можно было и не говорить сейчас, так как тот

интерес, с которым была встречена моя скромная книжка, и многочисленные

письма, что были получены после выхода ее, были для меня лучшей и самой

желанной поддержкой. Если я и вспомнил здесь о некоторых раздраженных

высказываниях, то лишь затем, чтобы от всего сердца поблагодарить основную

массу читателей, как оказалось, моих единомышленников, чье дружеское

внимание я все время ощущал. Я напомнил об этом еще и для того, чтобы

показать, что борьба за утверждение хорошего вкуса дело не легкое, чреватое

всевозможными осложнениями и даже неприятностями, как видите сами... Но,

разумеется, это никак не может остановить ту большую работу по воспитанию

эстетической культуры в народе, которую должны вести все мы, воспитатели,

педагоги, писатели, партийные и комсомольские работники, люди искусства и

работники промышленности.

   В новом издании моей книги, которое предлагается вниманию читателей,

появились новые разделы, посвященные тем эстетическим проблемам, спорам,

которые занимают нашу молодежь сегодня. Как и в первом издании "Дела

вкуса", я стремился прежде всего ответить на те основные вопросы, которые,

как правило, приходится слышать от молодой аудитории во время бесед,

посвященных воспитанию вкуса.

                           ИТАК, БУДЬТЕ ЗНАКОМЫ

   Позвольте для начала познакомить вас с двумя девушками. И заранее

предупреждаю: вам придется сделать выбор - какая из них покажется вам

привлекательней, какая больше по душе. Итак, будьте знакомы...

   На первой из девушек нарочито толстой вязки мешковатый джемпер

балахоном, с гигантским, стоймя стоящим воротником-хомутом, растянутым

чуть ли не от плеча до плеча и далеко оттопыренным от шеи; зауженная сверх

всякой меры юбка, очень короткая, не закрывающая колен, и туфли на

каблучках-гвоздиках, сантиметров добрых десять, что заставляет девушку

двигаться так, будто она сама себя носит, как графин на подносе. Волосы

над макушкой взбиты исполинским коконом-клобуком... Перпендикулярно

отставленный мизинчик с ногтем, обагренным неистового цвета маникюрным

лаком, окован громадным перстнем.

   В него вправлен увесистый "изумруд" из бутылочного стекла, плохо

скрывающий свое происхождение. На груди какие-то сверкающие вериги на

грубых цепях. Здороваясь с вами, девица выгибает кисть "а-ля лебедь",

вскидывая ее так высоко, что вам приходится либо легонько отпрянуть, либо

уж невольно приложиться к ручке... Затем вы услышите примерно такое

приглашение: "Прошвырнемся до киношки? Там сегодня картину гонят

мировецкую. Билетов нет - наплюнуть, как-нибудь протыримся. А по дороге в

мороженое заскочим, даванем сливочного по три шарика. Законно?"

   Словом, как говорится, прошу любить и жаловать.

   Но разрешите представить вам вторую девушку. На ней изящная, не сверх

меры модная юбка, приятного спокойного цвета, простенькая, но так славно

пришедшаяся к лицу девушки блузка, на груди немудрящие, но прехорошенькие

бусы, цвет которых хорошо гармонирует с тонами юбки. На ногах "лодочки" с

каблучками, не спорящими с модой, но и не заставляющими ступать па

цыпочках. Потому и походка девушки свободна, легка. Да и вся она

производит впечатление непринужденности, естественности и скромного

сознания своего девичьего достоинства.

   Вот теперь давайте и разглядим внимательно обеих, присмотримся не

только к их костюмам, но и к манерам. Прислушаемся к речи, приглядимся к

тому, как держатся они.

   А большей частью, сколько я замечал, и костюм человека, и манера

поведения его, и характер речи обычно выдержаны Б одном духе... Так вот

приглядимся, прислушаемся и попробуем разобраться. Ведь вот бывает, что

иная и в шелк вырядится, и навесит на себя столько сверкающих побрякушек,

что даже новогодняя елка пожелтеет от зависти в ее присутствии, и все как

будто на такой франтихе скроено по самой последней моде, а, как люди

говорят, ни красы, ни радости. Все не к лицу, не по фигуре, все вопит и

раздражает зрение. И обычно, глядя на такую, говорят: "Эка вырядилась. И

держится-го как, вся навыкат!" А если прислушаться к тому, как изъясняется

подобная модница, какова ее речь, становится просто не по себе, даже

неловко как-то,- ведь это девушка... Вот он, в наглядном своем проявлении

дурной тон.

   А когда мы видим скромно, но изящно одетую девушку, платье, которое,

как принято говорить, к лицу ей, когда любуемся женственными, естественными

движениями, прислушиваемся к свободной, лишенной жеманства, крикливости

речи, хорошо передающей мысль, мы обычно приходим к выводу: девушка-то со

вкусом.

   Вы, вероятно, согласитесь с этим. Вряд ли кому из вас по душе первая из

двух девушек, представленных мною.

   Но что же именно претит вам в первой и прельщает во второй?

   Давайте-ка потолкуем, подумаем, поспорим.

                             О ЧЕМ ТУТ СПОРИТЬ

   - Позвольте! - скажут мне иные.- Разве тут есть какие-нибудь законы и

правила? Одним нравится одеваться так, а другим эдак. Одна любит говорить

тихо, а другая громко. У той характер общительный, а эта застенчива. Что

же тут сравнивать? О чем здесь спорить? Это уж дело вкуса. Кому что

нравится...

   - О вкусах не спорят! - поддержат их, пожалуй, другие. У каждого свой

вкус, никто никому не указчик, один любит арбуз, другой свиной хрящик...

Кому нравится поп, а кому попадья... Всяк молодец на свой образец... На

вкус, на цвет товарища нет!..

   - О вкусах не спорят!..

   Сколько всевозможных самоутешительных поговорок, прибауток, пословиц

придумали люди, чтобы легче было примириться с безвкусицей. Послушать -

так действительно, о чем тут спорить, из-за этого ли ссориться?.. До чего

же была бы однообразна жизнь, если бы у всех был одинаковый вкус.

Представим себе, что всем девушкам поголовно нравились бы только блондины.

Каково же было бы брюнетам?.. Или что всем нравились бы только тенора.

Тогда что же делать басам и баритонам?

   Давайте же, однако, призадумаемся и поговорим еще раз всерьез на эту

немаловажную тему - поговорим о вкусах.

   Как часто слышишь в беседах с молодежью или встречаешь в письмах,

особенно в тех, что приходят от девушек, вопросы:

   - Что такое хороший вкус?

   - Чем хороший вкус отличается от дурного?

   - Что такое безвкусица?

   - Можно ли вообще спорить о вкусах?

   Да, конечно, можно! И не только можно, но и очень полезно. Просто-таки

необходимо спорить о вкусах! И ведь, по существу говоря, сколько бы

заградительных поговорок, вроде всепримиряющей "о вкусах не спорят", ни

придумывали для того, чтобы укрыться за ними самоуверенной безвкусице, ни

о чем, пожалуй, в жизни так много не спорят, как именно о вкусах.

   И это особенно у нас, в стране, где культура сделалась достоянием всего

народа, где стремление к прекрасному стало одной из типических черт

советского человека. Кроме того, с каждым днем наш советский человек все

полнее, все шире может удовлетворять свои многообразные эстетические

запросы. В быту, скажем, красиво, удобно обставить квартиру, выбрать

нужный костюм, приобрести телевизор, приемник новейших марок (причем

сейчас, как мы знаем, уделяется много внимания не только четкой работе их

механизмов, но и приятному их внешнему виду, форме). Все более радует глаз

оформление жилых зданий, санаториев, спортивных сооружений, домов культуры

и т. д.

   Хороший вкус становится необходимой, неотъемлемой приметой все

возрастающей общей культуры нашего народа.

   И еще одна важная примета времени. Для нас становится привычным поверять

морально-этические качества людей тем, в какой мере они соответствуют

нормам моральнего кодекса строителя коммунизма. Люди наши становятся все

более взыскательными в проявлении эстетического вкуса - в оценке

художественного или музыкального произведения, спектакля или кинофильма.

   Мир прекрасного у нас доступен всем, двери его раскрыты перед каждым,

кто хочет вступить в него. И в самом деле. Молодежь у нас, как нигде в

мире, ценит книгу, молодые читатели, по существу, и составляют основу

того, что когда-то называли "читающей публикой". В массе своей молодежь

наша очень заинтересованно следит за всем тем, что создает советская

художественная литература, проявляет живейший интерес к кино, театру,

музыке, изобразительному искусству. Посмотрите, как переполнены большие

концертные залы в дни выступлений талантливых наших и зарубежных артистов.

Какие очереди вытягиваются у входа в выставочные залы и картинные галереи.

И как не устают удивляться этому наши иностранные гости, скажем, те же

американцы, привыкшие к тому, что даже в их, например, знаменитой

Национальной галерее в Вашингтоне возле подлинных шедевров, свезенных изо

всех стран, увидишь в пустующих залах лишь верзил-охранников да редкие

группки заезжих туристов...

   Тяга к литературе, искусству у нас огромная. Но не всегда симпатии

молодых читателей, зрителей, слушателей устремлены в верном направлении.

Иной раз (и, к сожалению, нередко) наблюдаешь с огорчением, как

незаслуженно привлекает к себе внимание плохая книжка, лишенная настоящей

художественности и будоражащая нервы читателя лишь своим хитреньким

сюжетцем; как собирает сборы пошловатый кинофильм, как увлекаются

"ушераздирающей", визгливой музыкой модной заморской пластинки, как

копируют крикливый и несуразный фасон платья, подсказанный чужой модой.

   Вот почему необходимо помочь нашей пытливой и любознательной молодежи,

научить ее тоньше, глубже понимать искусство, любить в нем все то, что

действительно прекрасно, и искренне ненавидеть все пошлое, чуждое, что

порой еще просачивается в наш быт, в искусство, в нашу жизнь.

   К сожалению, у нас все еще не уделяют достаточно внимания формированию

художественного вкуса, развитию эстетического чувства. Не так уж часто

приходится слышать нашему школьнику, молодому рабочему или

девушке-колхознице настоящий, профессиональный разговор на эту тему.

Недостаточно еще у нас книг, которые доступно и увлекательно рассказывали

бы молодым читателям о том, что такое истинная красота; мало захватывающих

книг о жизни и творчестве выдающихся писателей, артистов, художников. И не

всегда легко подсказать молодому человеку, что же ему почитать в этой

области.

   Несколько лет назад известный советский художник Н. Н. Жуков одним из

первых выступил на эту тему в журнале "Новый мир" (1954, № 10) со статьей

"Воспитание вкуса". В ней автор интересно рассказывает о том, какое

большое воздействие на общественный вкус оказывает костюм, домашняя

утварь, мебель, внешнее оформление жилищ, общественных зданий и улиц. Он

подчеркивал важную роль художественной промышленности, без изделий которой

теперь уже не обходятся наши люди в быту. Художник зорко подметил

различные случаи отклонения от требований доброго вкуса и убедительно

доказал, что плохие, аляповатые вещи прививают неверные, искаженные

представления о красоте. И мы настоятельно рекомендуем молодежи прочесть

эту интересную и сейчас еще не устаревшую статью.

   Можно назвать и некоторые книги, вышедшие в свет за последние годы.

Например, К. Кривицкого "Что такое эстетика", Н. Дмитриевой "О прекрасном"

и сборник "Эстетика поведения" (издательство "Искусство") или книгу Ольги

Русановой "Раздумья о красоте и вкусе" (издательство "Знание"), не всегда

точную в обобщениях, но содержащую полезный материал.

   Однако большинство других книг, рассчитанных на массового читателя, как

правило, касается сравнительно узкой области, то есть того, как

практически улучшить художественное качество предметов народного

потребления. А между тем проблема воспитания художественного вкуса намного

шире и связана с общим культурным развитием человека.

   И я лишь для наглядности начал разговор о вкусах с внешнего вида двух

девушек, помня, что известная пословица гласит: "по одежке встречают..."

Не следует забывать, что это лишь первая половика пословицы, а заключает ее

весьма важное напоминание о том, что "по уму провожают".

   А речь идет у нас о всестороннем, гармоническом развитии человека, в

котором все должно быть прекрасно...

                                  "КОСМОС

                            И ВЕТКА СИРЕНИ..."

   Сначала разберемся в одном, недавно чуть снова не возникшем

недоразумении.

   Как-то в одном из московских рабочих клубов, когда у нас шел разговор о

воспитании чувства прекрасного, я получил из зала такую записку: "Разве

так важно, какой вкус у человека? А по-моему, лишь бы человек был хорошим

и умным".

   Я, быть может, и не возвращался бы к такого рода вопросам (тем более

что несколько выше я уже говорил о них), но дело в том, что записка, о

которой идет речь, была получена мною в тот самый момент, когда у нас

вдруг забушевали споры: "Кто важнее - физики или лирики?" И, конечно,

появление этой записки было не случайным.

   Многие читатели, вероятно, знакомы с существом этого, как мне кажется,

уже решенного самой жизнью спора. Суть его необходимо сейчас напомнить.

Некоторая часть молодежи, да и не только молодежи, стала доказывать, что в

наше сугубо деловое время", "в век атома", когда победы нашей науки так

прославили на весь мир Советскую страну, искусство уже не может играть той

роли, какую оно играло в прежние времена. "Ах, Бах! Ох, Блок! - иронически

восклицали те, кто отдавал предпочтение физикам.- Кому теперь это нужно?"

   Естественно, что это вызвало решительные возражения большей части нашей

молодежи, которая почти единодушно присоединилась к тому мнению, что "в

межпланетном полете космонавту будет нужна и ветка сирени". Самое

убедительное заключается здесь, пожалуй, в том, что именно космонавты в

первую очередь подтвердили, как нужна им эта "ветка сирени", как помогали

им в воспитании характера и воли, в свершении подвига и музыка, и поэзия,

и хорошее произведение прозы.

   В этой кратковременной дискуссии, надо сказать, ничего нового не было.

Я помню хорошо то время - первые годы революции,- когда некоторые горячие

головы были полны странного, утопического представления о будущем

человечества, в котором будто бы физика и химия полностью вытеснят лирику,

так как она "разнеживает душу" и уже становится ненужной. Помню плакаты,

которыми баловались в то время эти гонители искусства: "Искусство-опиум

для народа..." или "Мир химикам-война творцам".

   Сегодня каждому здравомыслящему человеку это кажется анекдотической

данью пылким увлечениям, столь характерным для некоторых кругов молодежи в

первые годы революции. Но вот вдруг и в наше время снова возник этот

отвлеченный спор, в котором точные науки противопоставлялись искусству.

Что же, может быть, этот спор принес и некоторую пользу, обнаружив полную

несостоятельность теории тех, кто норовил заменить точными,

математическими формулами вдохновенные строфы стихов. А между тем наука и

искусство уже давно добрососедствуют и сотрудничают. Еще А. П. Чехов писал:

   "Я хочу, чтобы люди не видели войны там, где ее нет.

   Знания всегда пребывают в мире. И анатомия и изящная словесность имеют

одинаково знатное происхождение, одни и те же цели, одного и того же врага

- черта, и воевать им положительно не из-за чего. Борьбы за существование

у них нет. Если человек знает учение о кровообращении, то он богат; если к

тому же выучивает историю религии и романс "Я помню чудное мгновенье", то

становится не беднее, а богаче, стало быть, мы имеем дело только с плюсами.

   Потому-то гении никогда не воевали и в Гёте рядом с поэтом прекрасно

уживался естественник".

   В области художественной несостоятельны все попытки заменить свободное,

вдохновенное человеческое творчество действиями даже самой совершенной

кибернетической машины.

   Бесплодны, беспочвенны попытки поссорить физиков с лириками. Известный

ученый А. Мошковский, близко знавший великого Эйнштейна, писал о нем:

   "Скажу прямо, я был поражен, услышав, что он, великий ученый, находит

источник высшего счастья вовсе не в науке.

   - Мне лично,- заявил Эйнштейн,- ощущение высшего счастья дают

произведения искусства. В них я черпаю такое духовное блаженство, как ни в

какой другой области.

   - Профессор,- воскликнул я,- ваши слова изумляют меня, как настоящее

откровение! Не то чтобы я когда-нибудь сомневался в вашей восприимчивости

к искусству: я слишком часто видел, как на вас действуют звуки хорошей

музыки и с каким увлеченьем вы сами играете на скрипке.

   Но даже в эти минуты, когда вы, словно отрешившись от мира, н,еликом

отдавались художественному впечатлению, я говорил себе: в жизни Эйнштейна

это лишь чудесная арабеска, и я никогда бы не подумал, что это украшение

жизни является для вас источником высшего счастья. Но, может быть, вы

имели в виду не только музыку?

   - В настоящий момент я думал главным образом о поэзии..."

   А надо ли напоминать о том, как высоко ценил, как тонко понимал

искусство Карл Маркс? Он писал:

   "Если хочешь получить наслаждение от искусства, ты должен быть в

художественном отношении образованным человеком".

   Владимир Ильич Ленин в самые тяжелые для молодой Советской республики

годы мог черпать свежие силы для своей исполинской работы в бессмертной

музыке Бетховена, так глубоко трогавшей великого вождя! Нам недавно очень

выразительно напомнил об этом хороший фильм "Аппассионата", где мы

увидели, как Владимир Ильич в гостях у А. М. Горького наслаждался мудрым и

вдохновенным звучанием бетховенской сонаты, которую сыграл для Ленина

пианист Добровейн.

   В своих воспоминаниях о Владимире Ильиче Ленине известный большевик

Миха Цхакая рассказывал:

   "По окончании работы V съезда РСДРП мы с Владимиром Ильичем

возвращались из Лондона в Женеву через Париж. По прибытии в Париж после

недолгого отдыха в каком-то кафе Ильич повел меня первым делом в Лувр.

   Почти целый день он был моим чичероне. Сам он неоднократно бывал в

Лувре, а сейчас хотел специально показать мне один из лучших шедевров

Лувра.

   Войдя в Лувр, Ленин остановился у подножия статуи Нике и шепотом

сказал: "Смотрите, дорогой Миха, на это чудо древней эллинистической

культуры. Изумительное, нечеловеческое создание..."

   ...Ленин так подробно рассказал мне о Нике Самофракийской, как будто

всю жизнь только и занимался вопросами античной скульптуры...

   Он обладал широчайшими знаниями в области искусства, поражал своим

эстетическим кругозором".

   Величайшему из борцов за освобождение человечества-_ В. И. Ленину

высокая красота искусства помогала вести бой за утверждение подлинно

прекрасной жизни для трудящихся.

   И потому такими естественными и убедительными кажутся слова каменщика

В. Богомолова, написанные им в письме, опубликованном "Комсомольской

правдой":

   "Вы... говорите, что в век космоса некогда вздыхать о Блоке,

восторгаться музыкой Баха, что это устарело. Значит, это все ушло в

прошлое? Не верю. И никогда не поверю!

   Как могут устареть или уйти в прошлое Пушкин, Толстой?!

   Как может устареть Чайковский?! На мой взгляд, так может говорить

только сухой, черствый и односторонний человек... По-моему, в наш

космический век настоящее и искреннее чувство любви необходимо человеку

больше, чем когда-либо".

   Не случайно молодой каменщик, говоря о прекрасном в искусстве, тут же

сблизил в своем представлении это понятие с красотой большого

человеческого чувства. Молодежь наша правильно считает, что вопросы

эстетического воспитания не могут быть оторваны от трудовой, общественной

деятельности человека, от мира его внутренних чувств и нравственных

представлений. Эстетическое у нас в обществе идет в ногу с этическим. Это

значит, что само понятие "прекрасное" тесно связано у нас с общественным

поведением человека, его жизненными принципами и устремлениями, его

моральными устоями - в общем, со всем его человеческим обликом.

   Не надо быть особенно искушенным в эстетике, чтобы понять такие простые

истины:

   что настоящая женская красота имеет мало общего с вульгарной броскостью

или смазливостью и, еще того меньше, с личиком, где явно проступают

злоупотребления по части косметики;

   что одухотворенный взгляд человеческих глаз ("глаза - зеркало души")

привлекательнее, чем бессмысленный взор даже самых очаровательных очей;

   что музыка мелодичная, музыка, вызывающая хорошие человеческие чувства,

глубокие раздумья, приятнее уху и сердцу, чем музыка кричащая, скрипящая,

дергающаяся - в общем, та самая какофония, которую авторы модной

современной музыки за рубежом выдают за новое слово в музыкальном

искусстве;

   что строгая соразмерность всех частей здания, стройность его

архитектурных форм и внутреннее удобство более отрадны и взору зрителя и

жильцам, чем нагромождение роскошных зодческих ухищрений.

   Человек, неспособный отличать красивое от безобразного, не увидит

разницы и между истинно прекрасным и поверхностно привлекательным. И он не

сможет по-настоящему познать в жизни многие высокие радости, которые

полностью ощущает лишь тот, кто способен хорошо и сильно чувствовать, кто

научился распознавать подлинную красоту.

   Ведь каждый день строительства нашей страны приближает великое будущее

- коммунизм. Истинно прекрасное, красивое все больше проникает в нашу

жизнь, становится реально доступным для каждого.

   И потому вполне естественно, что стремление нашей молодежи к духовному

совершенствованию становится с каждым днем все ощутимее. Университеты

культуры, в которых читаются лекции, разгораются споры по различным

вопросам искусства, коллективные посещения концертов, театров,

художественных выставок стали одним из первых параграфов программы жизни

бригад коммунистического труда. Все это говорит об огромном внимании нашего

народа, прежде всего молодежи, к проблемам эстетического воспитания.

   Говоря сегодня о правильном восприятии красоты, о понимании

прекрасного, мы имеем в виду не только литературу, театр, музыку, кино,

архитектуру, но и убранство жилищ, поведение человека в обществе и то,

какое он носит платье, какого покроя его костюм, какова его повседневная

речь,- все это у нас теперь стало признаками общей культуры.

   "Эстетическое воспитание представляет собой необычайно важную,

неотъемлемую часть общего культурного развития человечества,- отмечает

писатель Леонид Леонов.- Красота предметов и окружающей среды, в которой

человек вращается, воспитывает у него чувство вкуса, а вместе с тем личную

дисциплинированность...".

                            ВРЕМЯ, ВКУСЫ, СТИЛИ

   Когда мы говорим, что необходимо спорить о вкусах, речь, конечно, идет

не о том, что кто-то, например, любит полакомиться вишневым вареньем, а

другой предпочитает паштет из селедки... И не о том, что каким-то девушкам

больше по душе блондины, а иным кажутся привлекательнее брюнеты. Тут

действительно спорить не о чем. Ешьте себе на здоровье варенье или паштеты,

оказывайте внимание белокурым или, наоборот, чернявым. Это ваше личное

дело. Лишь безнадежный ханжа или унылый скукодей может быть недоволен тем,

что запросы, вкусы людей многообразны и многолики, как вся живая природа. В

этом отношении замечено совершенно правильно: сколько людей, столько

вкусов. И только наши недруги клевещут на нас, изображая дело так, будто в

нашей социалистической стране вкусы людей унифицированы, подогнаны под один

ранжир.

   Мы хорошо знаем, что это не так, что вкусы наших людей широки и

разнообразны беспредельно.

   Много раз, ведя с молодежью беседы о хорошем вкусе, об уточнении

критериев общих эстетических оценок, мне приходилось слышать один и тот же

пример, приводимый в качестве некоего контрдовода:

   - Как можно говорить о каких-то принципиальных оценках вкуса, когда

вот, например, такой великий писатель, как Лев Толстой, решительно не

принимал творчества Шекспира... А Ленину не очень нравилась поэзия

Маяковского. У кого же тут лучший вкус?

   Между тем вопрос этот поставлен вообще неправильно, так как его

пытаются решить как бы в безвоздушном пространстве, то есть в отрыве от

определенных исторических и многих других условий, всегда так или иначе

отражающихся на вкусе человека.

   И нельзя расценивать художественные симпатии и антипатии великих

художников и мыслителей применительно лишь к понятию - хороший или плохой

вкус. Вряд ли ктонибудь сомневается в том, что у Шекспира и Толстого, у

Ленина и Маяковского был высокохудожественный вкус.

   Однако известно, что отношение Толстого к Шекспиру, к его драматургии

было отрицательным. Утверждая в своих теоретических высказываниях, что

драма обязана быть "религиозной", "поучительной", должна обязательно нести

в себе некую христианскую мораль. Толстой считал драматургию Шекспира

"безнравственной". Пьесы великого поэта эпохи Возрождения, естественно, не

отвечали толстовской теории "религиозной драмы". Время показало, что

творения Шекспира продолжают и сейчас волновать миллионы людей, так же как

и гениальные творения самого Толстого.

   Что касается Маяковского, то действительно Ленин вначале не принимал

его творчества. Владимир Ильич был воспитан на классической поэзии;

своеобразная форма и новое звучание строки у Маяковского были для него

непривычными. Кроме того, известно, что впервые Ленин услышал стихи

Маяковского в чрезвычайно дурном и манерном исполнении одной артистки,

претенциозность чтения которой очень рассердила Владимира Ильича.

   Но известно и другое: после встречи со студентами Вхутемаса (Высших

художественно-технических мастерских), восторженно и пылко говоривших о

своей любви к Маяковскому, Владимир Ильич стал больше интересоваться

творчеством поэта, которым так горячо увлекалась лучшая часть советской

молодежи, и, как потом писала в своих воспоминаниях Н. К. Крупская,

"подобрел" к Маяковскому. Следует еще вспомнить, что впоследствии стихи

Маяковского "Прозасе давшиеся" очень понравились Ленину, который заявил об

этом публично, со свойственной ему скромностью оговорив при этом, что он

не считает себя человеком компетентным в поэзии, но ручается, что с

политической точки сфения стихи Маяковского абсолютно верны и он, Ленин,

давно не получал такого удовольствия... Таким образом, дело тут было не в

плохом или хорошем вкусе. Речь шла о том, что в специальных вопросах

искусства, скажем, в выборе художником средств для выражения идеи,

построения формы произведения - даже такие люди, как Ленинвождь

Октябрьской революции и Маяковский - поэтический глашатай идей Октября в

литературе, могли расходиться. Это еще раз подтверждает, что и в таком

плане вопрос о вкусах требует всестороннего освещения.

   Однако, как бы многообразны ни были оттенки общественного вкуса, мы

среди окружающих нас все-таки различаем людей с хорошим, верным, добрым

вкусом и таких, о ком общее мнение справедливо утверждает: "Безвкусный

человек".

   Вкус, говоря практически,- это сумма представлений человека о красоте,

его способность и умение отличить красивое от некрасивого. Вкус человека -

это его пристрастия, тяготения, симпатии в области литературы, искусства.

Это, наконец, и склонности, которые проявляются в том, какой костюм

выбирает человек, какое убранство жилья он предпочитает, какими предметами

домашнего обихода окружает себя. Это также и его манера обращения с

окружающими, весь внешний характер поведения человека.

   Почти всегда, за редким исключением, эстетические вкусы человека

связаны с его мировоззрением. Обычно по вкусу человека можно определить,

как он смотрит на жизнь, каковы его главные интересы, что служит для него

идеалом и целью жизни, в чем он видит ее главный смысл.

   Ведь не даром же, скажем, так наглядно отличается внешний вид, вся

манера поведения расфранченного, развинченного, праздношатающегося

бездельника и скромного, держащегося с достоинством, собранного человека,

привыкшего трудиться, ощущающего ясно свое место в нашем обществе и свои

обязанности перед ним.

   Ложные, низменные эстетические вкусы свойственны большей частью людям

праздного образа жизни или просто недостаточной, низкой общей культуры.

Если мы говорим о культуре человека социалистического общества, то она

начинается с его отношения к труду, к работе, к делу, доверенному ему

людьми, обществом. Безразличие, наплевательское отношение к своему

трудовому долгу, халатность прививают постепенно и нечистоплотное

отношение ко всему, что надо оберегать в жизни, как самое чистое и

светлое. Дурной вкус вносит неопрятность и в человеческие отношения,

порождает жалкую неразборчивость в выборе друзей, привязанностей,

характера развлечений, отдыха и др.

   В каждом обществе существуют определенные мерки, общепринятые правила,

по которым определяют вкус того или иного человека, проявляемый в самых

различных направлениях. Но тут следует помнить, что оценка такого рода

может быть лишь относительно верной: у различных слоев общества вкусы, как

правило, не схожи между собой.

   При всем том можно заметить, что большинству людей здоровых,

непресыщенных, ведущих осмысленную трудовую жизнь и любящих простые ее

радости, обычно свойственно более или менее общее представление о вкусах,

о красоте.

   Однако вкус каждого человека и общества в целом не есть что-го

незыблемое. Со временем он обычно меняется.

   Здесь, не углубляясь далеко в область эстетики, то есть науки о

прекрасном, науки, изучающей законы искусства, восприятия красоты и

художественной деятельности человека, мы все же должны напомнить читателю,

что и сами представления о прекрасном много раз менялись в истории

человечества.

   Тяга к прекрасному, желание постичь истинную красоту и порадоваться ей

всегда были естественным, здоровым стремлением людей. Люди тянулись к

красоте так же, как к счастью. Нравственно здоровому человеку свойственно

влечение к прекрасному. Но само понятие красоты не оставалось постоянным,

претерпевало изменения.

   Еще в древности греческие философы-идеалисты пытались найти

исчерпывающую формулу, которая подчинила бы себе все представления

человека о прекрасном. Сократ, например, отождествлял прекрасное с

полезным. Он полагал, что красиво лишь то, что нужно, что целесообразно.

   Платон соединил прекрасное с нравственно хорошим, сведя воедино

эстетические и этические понятия, и провозгласил некую идею неизменно

вечной, всеобъемлющей красоты.

   Немецкий философ Кант вообще относился скептически к возможности

научной критики художественных вкусов.

   Он утверждал, что красивое - это то, что уже одной своей формой

вызывает у всех, как он выражался, "незаинтересованное наслаждение". Таким

образом, он отрицал практическую утилитарность, собственно полезную суть

красоты и искусства. А Гегель полагал, что красота - это некий идеал,

воспринимаемый чувством, "чувственным созерцанием".

   В системе Гегеля областью человеческих понятий о мире и вещах ведали

философы. Представлениям человеческого ума о жизни соответствовали религия

и мышление. А область чувственного созерцания отводилась Гегелем искусству.

   Марксизм учит, что чувство красоты у человека развивалось постепенно в

процессе его исторического развития и создавалось под влиянием его

производственной деятельности. Представления о красоте, эстетические

требования менялись. Восприятие прекрасного или, наоборот, безобразного не

было одинаковым у разных народов в разные времена, на это восприятие

определенным образом воздействовали условия жизни, труда, производства и

развивавшаяся культура человеческого общества.

   Так, скажем, первобытный человек, рабски зависевший от природы, не

испытывал удовольствия, глядя на непроходимый лес, через который ему надо

пробиться, на крутые горы, ставшие на его пути. Впоследствии, подчинив

себе во многом силы природы, почувствовав себя в какой-то мере хозяином

ее, человек начал уже постигать красоту природы, наслаждаться ее

созерцанием и воспевать ее в искусстве.

   Или возьмем другой пример. Прогрессивный художник, живущий в

капиталистической стране и выступающий против жестокой эксплуатации

трудового народа, решил выразить свой протест средствами живописи. Как он

это делает?

   Он рисует тяжелую поступь железной пяты капитализма, которая попирает

все живое, отравляет воздух копотью фабричных труб, выжигает зелень,

умерщвляет природу.

   Так он, художник, живущий в условиях социального неравенства, выразил

сущность капиталистической индустрии, основанной на подневольном,

изнуряющем труде. Вся его картина проникнута чувством горечи, боли за

человека.

   Она вызывает гнев, протест против унижения человека.

   Картина на индустриальную тему, вдохновенно написанная сегодня

художником, живущим в социалистической стране, где все средства

производства являются собственностью народа, где индустрия и вся экономика

развиваются во имя блага человека,- будет проникнута другими настроениями,

она будет вызывать совсем иные эмоции - чувство радости и духовного

подъема. На полотне, скажем, изображена гигантская стройка - мощная

плотина, которая должна перекрыть течение великой реки. И все здесь будет

иным - мужественные, сильные люди, гордые тем, что им подвластны и силы

природы, и могучая техника; тут яркое солнце, необъятные просторы - все

здесь славит жизнь, звучит гимном свободному человеку труда.

   Литература и искусство, отражая стремления, вкусы общества, в свою

очередь воспитывают определенные представления о красоте. Изменение форм

производственных отношений в человеческом обществе, смена социальных

систем меняли и отношение людей к тем или иным формам искусства и

некоторые представления о прекрасном. Конечно, произведения искусства,

исполненные высшего художественного совершенства, выдерживая проверку

временем, являют собой пример той красоты, которую принято называть

бессмертной. Но люди, не отказываясь от нее, всегда ищут новые идеалы

красоты, соответствующие современным устремлениям общества. Так возникали

различные стили в искусстве, в литературе, менялись требования к

предметному оформлению быта.

   Постепенно исторически складывался ведущий стиль той или иной эпохи,

выражающий определенную классовую идеологию.

   Возникновение нового стиля всегда следствие общественных, идейных

перемен.

   Под стилем надо понимать всю сумму признаков, идейных и художественных

особенностей, которые отличают искусство того или иного времени, того или

иного направления. Каждому стилю свойственны определенный, исторически

сложившийся круг идей, тем, сюжетов, свои средства выражения, свой особый

характер построения художественного образа.

   Вспомним, например, готическую архитектуру, линии которой, следуя за

суровыми догмами католической религии, возносятся вверх, к небу, как бы

указуя своими шпилями, всем движением пластических вертикалей на

существование "всевышнего". Или барокко с его торжественными, мощными

формами и обилием лепных украшений. Этот стиль призван был не только

утверждать величие господствующих классов - он воспевал безграничное

многообразие мира. А легкая, прихотливая архитектура зданий и формы

убранства стиля рококо с его завитушками, смахивающими на папильотки или

на пенные гребешки игривых волн! Это был придворный стиль

роскошествовавших и легкомысленных французских королей. Пусть простят меня

строгие искусствоведы, но мне всегда кажется, будто я вижу за капризными,

причудливыми обрамлениями легких сквозных решеток рококо, похожих на

жардиньерки, несколько продувной, ветерком подбитый уклад жизни тогдашнего

французского двора.

   С развитием классового общества эстетические ценности, предметы

художественной культуры все меньше и меньше принадлежали народу, становясь

собственностью господствующего класса. Искусство, находясь в известной

зависимости от верхушки общества, вольно или невольно выра упало ее вкусы.

Представители господствующих классов заказывали художникам свои портреты, в

которых воспевались величие, богатство, мощь высших слоев общества.

   Архитекторы возводили здания - замки, дворцы, соборы,- поражавшие людей

пышностью и грандиозностью;

   монументальность их формы как бы подчеркивала непоколебимое могущество

господствующего класса. Таким образом, искусство, отвечая определенным

эстетическим требованиям, идеологически поддерживало классовую верхушку

общества и несло тем самым известную утилитарно-политическую службу.

   Марксизм учит, что искусству присущи три функции, три стороны,

находящиеся в органическом единстве, неразрывно связанные друг с другом.

Во-первых, искусство является средством познания жизни, отражая ее в

художественном образе. Во-вторых, искусство само воздействует на жизнь.

Оно служит идейно-воспитательным целям, формируя тем самым идеи, мысли,

чувства людей, определенным образом организуя их мышление и действия.

Первые две функции только тогда выполняют свою роль, когда в произведении

есть третья, обязательная сторона искусства - эстетическая. То есть если

произведение всем строем своих образов доставляет художественное

наслаждение, заставляет волноваться и жить жизнью его героев.

   Возьмем, например, "Записки охотника" Тургенева, одно из

замечательнейших произведений русской классической литературы. Эта книга

позволяет читателю широко узнать русскую жизнь середины прошлого века. При

этом читатель как бы сам видит эти живописные сцены жизни, изображенные

большим художником слова. Писатель не дает научного исследования своей

эпохи, но через художественные образы, мастерски выписанные характеры

людей, через их взаимоотношения и окружающую обстановку он раскрывает

главнейшие черты жизни, труда, положения народа в те годы.

   В то же время своим уважением и сочувствием к простым, трудовым людям,

терпящим нужду, унижение, гнет и насилие помещиков и тем не менее не

теряющим глубокого человеческого достоинства и поэтической веры в добро,

автор вызывает у читателя восхищение этими людьми, сострадание к ним и

гнев против их угнетателей. Талантливое произведение писателя, правдиво

отразившее жизнь русской деревни, обнажило самую суть крепостничества,

наглядно показало чудовищное бесправие, в котором жило крестьянство во

времена Тургенева. "Записки охотника" способствовали росту освободительных,

демократических настроений в России.

   Таким образом, мы видим, что правдивое произведение литературы учит

глубже познавать жизнь и вызывает потребность изменить ее на пользу

человека.

   Чудесные человеческие характеры, проникновенно написанные Тургеневым

картины русской природы, необычайная живость народной речи, волнующая

поэтичность авторских раздумий - все это доставляет читателю огромное

художественное наслаждение, раскрывая перед ним новый, прекрасный мир

мыслей и чувств.

   Но, уча людей постигать красоту, искусство часто рисует и уродливые

стороны жизни. Некоторые люди, не понимающие назначения искусства, склонны

видеть в этом проявление плохого вкуса.

   Изображение дурных, отталкивающих явлений также входит в задачи

искусства. Разве не получаем мы высокого эстетического удовольствия,

читая, допустим, в "Мертвых душах" Гоголя страницы о Плюшкине? А уж что

может быть безобразнее и страшнее этого чудовищного, потерявшего в

скупости человеческий облик старикашки, у которого паук обвил своими

тенетами даже маятник безнадежно остановившихся часов?.. А офорты

выдающегося испанского художника конца XVIII - начала XIX века Гойи,

обличавшие ужасы войны? А карикатуры замечательного французского графика

Домье, зло высмеивавшего жадных буржуа, обывателей, ханжей? А зловещие,

уродливые химеры на карнизах собора Парижской богоматери, напоминающие о

разных человеческих пороках?.. Или карикатуры на наших врагов, сделанные

талантливыми Кукрыниксами?

   Недаром известный французский теоретик искусства XVII века Буало писал:

   В искусстве воплотясь, и чудище и гад Нам все же радуют настороженный

взгляд.

   Какую страшную сторону жизни приоткрывает в своем рассказе

"Страсти-мордасти" Горький! А мы видим при этом лучистую, жадно

пробивающуюся к свету душу маленького, живущего в обстановке продажного

разврата ребенка-калеки...

   Сочно нарисованная Шолоховым картина нравов старого казачества, подчас

во всей их жестокости и грубости, позволяет писателю еще ярче подчеркнуть

в "Тихом Доне" необоримую и всеочищающую силу любви Аксиньи к Григорию.

   Известно, какое огромное впечатление произвело на молодого Ленина

чтение рассказа А. П. Чехова "Палата № б", с потрясающей силой рисующего

буквально ад кромешный, в котором влачат жалкое существование бесправные,

больные люди. Этот рассказ содержит огромное обобщение.

   Перед читателем возникает страшная картина жизни царской России того

времени.

   Вот как воспринял Ленин произведение Чехова:

   "Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо-таки

жутко, я не мог оставаться в своей комнате, я встал и вышел. У меня было

такое ощущение, точно и я заперт в палате № б" ].

   Искусство самого строгого вкуса может говорить и о некрасивом,

страшном, дурном. Оно обязано делать это, служа людям своей разоблачающей

правдой. Но показ даже самого безобразного должен осуществляться в

искусстве высокохудожественными средствами, доставляющими эстетическое

удовольствие, каким бы чуждым для представлений о красоте ни был,

казалось, сам материал, взятый художником, иначе искусство теряет одну из

своих неотъемлемых сторон - эмоциональную, чувственную, эстетическую.

   Обязательное, непременное свойство каждого подлинного произведения

искусства - его высокая правдивость.

   Как-то в разговоре с группой студентов я услышал следующее :

   - Вот вы говорите, что хороший вкус всегда стремится выразить правду...

Как же в свете этого утверждения нужно рассматривать творчество Грина, где

почти все - выдумка?

   Я не вижу в творчестве такого своеобразного и талантливого писателя,

как А. С. Грин, признаков ухода от подлинной художественной правды.

Произведения Грина - это, скорее, чудесные, полные романтики сказки для

взрослых. А у сказки поэтическая правда жизни выражается по-своему, по

собственным законам. В условной форме рассказов и повестей о людях и делах

не существующей на реальной географической карте страны Зурбаган писатель

славит отвагу, верность, доброту, сердечность, искусный труд, величие души

скромных, мужественных людей, подразумевая при этом и веря, что такие люди

должны победить также на реальной земле. И недаром сегодня гриновский "алый

парус", поднятый на страницах "Комсомольской правды", ведет молодых

романтиков в рейсы, полные мечты, труда, поиска и борьбы.

   Когда говоришь молодым читателям, что человек хорошего, серьезного

вкуса ценит в литературе прежде всего отображенную в ней большую правду

жизни, встречаешь еще иногда и такое возражение:

   - Но ведь "правда жизни" - это понятие относительное и достаточно

спорное.

   Нет, дорогие товарищи! Нельзя считать, что существуют разные правды

жизни. Для нас существует одна правда - сама жизнь, действительное

положение вещей, сущность которых нам помогает познавать марксистская

диалектика; она учит нас понимать и ход истории и внутреннее единство

законов природы.

   Когда мы говорим о хорошем вкусе в искусстве и в жизни, мы