САМООЦЕНКА ЧЕСТНОСТИ И СОГЛАСИЕ

СОВЕРШИТЬ НЕЧЕСТНЫЙ ПОСТУПОК

В КРИТИЧЕСКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ

В последнее время в развитых странах общий

уровень честности населения неуклонно снижается,

а <количество нечестных людей постоянно возраста-

ет> [Альбрехт и др., 1995, с. 202]. Например, в Вели-

кобритании в период с 1987 по 1991 гг. только по тем

случаям, по которым было предъявлено обвинение,

можно судить о том, что объем мошенничества увели-

чился более чем в два раза [Chambers, 1992]. В США

в 1992 г. в журнале <Уолл Стрит Джорнэл> была

опубликована статья о результатах обследования,

проведенного среди 6000 студентов ведущих коллед-

жей по всей стране. Из нее следует, что две трети

всех опрошенных когда-либо во время зачетов и эк-

заменов жульничали. И вообще американские пси-

хологи утверждают, что от 40 до 70% студентов до-

пускают возможность жульничества на экзаменах.

Как свидетельствует Л. Сакс, по данным Американ-

ского совета по образованию, приблизительно две тре-

ти студентов колледжей и высших учебных заведе-

ний лгут и обманывают [Saxe, 1991].

На основании этих и подобных данных некото-

рые авторы делают убийственный для характеристи-

ки моральной природы человека вывод: <Мошенни-

чество может совершить любой. Анализ растрат со

стороны наемных работников показал, что по своим

социальным и психологическим качествам такой

мошенник ничем не отличается от других сотрудни-

ков. Большинство растратчиков выглядит точно так

же, как и их самые честные коллеги> [Альбрехт и

Психология понимания правды    ___209

др., 1995, с. 20]. Они рассматривают так называе-

мый треугольник мошенничества, включающий три

основных элемента: 1) давление внешних, чаще все-

го финансовых, обстоятельств; 2) реальная возмож-

ность совершить и некоторое время скрывать акт

мошенничества; 3) способность человека оправдать

свой поступок [там же, с. 35].

Обстоятельства, побуждающие человека совер-

шить мошенничество, могут быть как объективны-

ми (тяжелое материальное положение), так и субъек-

тивными (пороки, пагубные пристрастия). Нередко

к совершению этого акта субъекта побуждают дру-

гие люди. В этом случае, как показывают психоло-

гические исследования, склонность субъекта подда-

ваться давлению (как и желание самому оказывать

его на других) непосредственно зависит от такой ха-

рактеристики личности, как макиавеллизм. Макиа-

веллизмом в психологии называют склонность чело-

века манипулировать другими людьми в межличност-

ных отношениях. Речь идет о таких случаях, когда

субъект, скрывая свои подлинные намерения, с по-

мощью ложных отвлекающих маневров добивается

того, чтобы партнер, сам того не осознавая, изменил

свои первоначальные цели. Например, малыш про-

сит отца показать, как собрать машинку из деталей

детского конструктора. Отец показывает. Проходит не-

которое время, и сын опять задает вопрос. Отец отве-

чает. Затем снова следует вопрос, потом еще и еще.

Наконец отец не выдерживает и сам собирает маши-

ну. Сын торжествует, он доволен тем, что заставил

отца сделать работу за него.

Термин <макиавеллизм> появился как следствие

трактата Никколо Макиавелли <Государь>. Его ос-

новная мысль заключается в том, что во благо госу-

210              Виктор Знаков

дарства правитель, если он считает полезным, то мо-

жет использовать любые способы воздействия на лю-

дей. В том числе и весьма неблаговидные - шантаж,

подкуп, обман и т. п. Американские психологи прове-

ли контент-анализ трактата Макиавелли и на его ос-

нове создали психологический опросник. Он называ-

ется Мак-шкала и широко используется в западной

психологии. С его помощью были получены весьма

интересные результаты. Р. Е. Крэут и Дж. Д. Прайс

обнаружили, что дети с высокими оценками по этой

шкале более эффективно обманывают детей с низки-

ми оценками [Kraut, Price, 1976]. Д. Д. Брагински

показал, что первые успешнее заговаривают зубы

вторым и побуждают их съесть горькое печенье

[Braginsky, 1970].

В одном психологическом эксперименте [Geis,

1978] требовалось, чтобы люди совершили действия

в отношении другого с высокой или низкой внеш-

ней степенью их моральной и социальной оправдан-

ности. Такими действиями был обман в эксперимен-

те. Условия высокой и низкой оправданности дейст-

вий были созданы при помощи разных характеристик

партнеров по эксперименту, которые в этом экспе-

рименте склоняли испытуемого к обману. В одном

случае партнер был привлекательным, компетент-

ным, <престижным>, а в другом - наоборот. Испы-

туемому сообщалось, что целью исследования явля-

ется сравнение решения проблем командами, в ко-

торые входят люди с различными или подобными

личностными характеристиками. Все испытуемые

предварительно заполняли личностные тесты (вклю-

чающие Мак-шкалу). Другой <участник> экспери-

мента появлялся позднее (это был помощник экспе-

риментатора), и ему давались такие же объяснения.

Психология понимания правды       211

Затем испытуемым сообщалось, что прежде чем они

будут работать вместе как команда, каждый полу-

чит некоторую информацию о своем партнере, а так-

же информацию о результатах собственных тестов.

Оба участника были затем разведены по разным ком-

натам для получения личной информации от экспе-

риментатора.

Все <наивные> испытуемые получали одинако-

во положительную информацию о результатах своих

тестов. Они оценивались как намного выше среднего

уровня по показателям интеллекта, ответственности,

отсутствию невротических симптомов и т. п. Это де-

лалось для предотвращения возможной идентифика-

ции с некомпетентным партнером. Затем они полу-

чали некоторую информацию о своем партнере. По-

ловине <наивных> испытуемых были даны описания

партнеров, имеющих высокий статус (выпускник

юридического ВУЗа, оканчивающий его с отличием,

хобби - любительская фотография и футбол, полу-

чивший опенку <очень хорошо> в личностных тес-

тах). Другая половина получила описания своего

партнера как имеющего низкий статус (первый год

работы в магазине инструментов, со школьным об-

разованием, не имеющего отличий, без интересов и

увлечений, получившего оценку <удовлетворитель-

но> в тестах и имеющего некоторые слабые места в

своих психологических проявлениях). А вот помощ-

ник экспериментатора никогда не знал, какие харак-

теристики ему приписаны.

Затем испытуемые объединялись для работы над

тестовыми заданиями по проблемам человеческих

взаимоотношений. Первые девять проблем решались

относительно легко, их решение всегда содержалось

среди предлагаемых альтернатив. Следующие были

212              Виктор Знаков

неоднозначными и сложными, а последние просто

неразрешимыми (ни одного разумного решения в

предлагаемых ответах не содержалось).

Когда испытуемые заканчивали решение про-

стых задач, в комнате звонил телефон. Из телефон-

ного разговора можно было заключить, что кто-то

требует немедленного присутствия экспериментатора

в другом месте. Она бурно протестовала, говорила,

что занята, но потом все-таки соглашалась.

После ухода экспериментатора испытуемые вна-

чале работали молча над задачами, сложность кото-

рых возрастала. Постепенно помощник эксперимен-

татора стал подавать сигналы дистресса - он тер го-

лову, показывал гримасу неудовольствия на лице и

ерзал в кресле. Наконец, он ломал свой карандаш и

подходил к столу экспериментатора, чтобы взять

другой. Пока он там стоял, он брал листок бумаги с

ее стола и говорил (наполовину - себе, наполовину,

обращаясь к наивному испытуемому): <Здесь лист с

ключом для ответов>. Затем он говорил: <Я собира-

юсь воспользоваться им. Я не хочу, чтобы наша ко-

манда выглядела глупой>. Он возвращался к столу,

смотрел в лист ответов и списывал их. Затем он пред-

лагал лист с ответами другому со словами: <Ты хо-

чешь взглянуть?> Если <наивный> испытуемый со-

глашался, то они заполняли свои тесты дальше, пере-

давая лист с ответами друг другу. Если же <наивный>

испытуемый отказывался, то <подсадная утка> про-

должал обманывать сам до перехода ко вторым по

сложности задачам, а затем снова предлагал: <Ты луч-

ше взгляни>. Если тот и на этот раз отказывался, то

помощник ждал, когда начнутся самые сложные за-

дачи и снова предлагал: <Ты должен посмотреть, ты

никогда не решишь сам ни одной из них>.

Психология понимания правды       213

В такой последовательности помощник экспери-

ментатора сначала предлагал, затем настаивал (под-

стрекал) на совершении обмана, но никогда не за-

ставлял наивного субъекта обманывать.

Оказалось, что нет различий в общем количе-

стве согласившихся на обман среди испытуемых с

низкими и высокими показателями по шкале маки-

авеллизма: приблизительно половина тех и других

обманывали. Различия были в том, что, в основном,

испытуемые с высоким уровнем макиавеллизма об-

манывали с партнером, который имел высокий ста-

тус, и отказывались обманывать с партнером, имею-

щим низкий статус. А у людей с низким уровнем на

решение о том, чтобы поддержать обман, описание

характеристик партнера не оказывало систематичес-

кого влияния.

В этой ситуации субъекты имели два источни-

ка информации о партнерах. Один - когнитивная,

описательная информация, данная экспериментато-

ром. Другой - информация от непосредственного

физического присутствия партнера в эксперименте:

наблюдение за его поведением в процессе соверше-

ния обмана, слуховое восприятие его предложений

и побуждений принять участие в обманных действи-

ях. Поведение испытуемых с высокими показателя-

ми базировалось на когнитивных описаниях их парт-

нера, полученных ранее от экспериментатора. Они

решали, будут ли они участвовать в обмане на осно-

вании этих знаний, и их решения могут рассматри-

ваться как рациональные. Привлекательному парт-

неру приписывались хорошая приспособляемость

(адаптированность), компетентность и интеллигент-

ность. Если бы ситуация осложнилась (например, в

комнату вошел экспериментатор и застал их врас-

214              Виктор Знаков

плох), резонно было предположить, что этот привле-

кательный партнер сможет взять ситуацию в свои

руки. С другой стороны, приписываемые непривлека-

тельному партнеру характеристики в меньшей степе-

ни давали возможность оправдать участие в риско-

ванной авантюре, связанной с обманом. Взаимодей-

ствие испытуемых с низким уровнем макиавеллизма

со своим партнером не было подвержено влиянию

ложных описаний. Они обманывали или отказыва-

лись обманывать в зависимости от личных впечатле-

ний от человека, которые формировались в течение

эксперимента [Geis, 1978].

Это же исследование проливает свет на психо-

логическую природу третьего элемента мошенниче-

ства - самооправдания. Если человека убеждают

сделать что-либо, во что он не верит, это создает не-

приятное состояние диссонанса несовместимых пред-

ставлений <Я не верю в X> и <Я только что сделал

X>. В исследовании описание непривлекательного

партнера способствовало созданию сильного диссо-

нанса. Непривлекательность партнера не давала дос-

таточно рациональных оправданий для обмана, к

которому тот подстрекал. А вот описание привлека-

тельного партнера создавало условия для диссонанса.

Хотя человек делает что-то, во что он сам не верит, у

него есть кажущееся рациональным объяснение его

поведения. Он обманывает, так как привлекатель-

ный, имеющий высокий статус партнер хочет этого

от него. Диссонансные предсказания выражались и

в том, что люди, которые обманывали с непривлека-

тельным партнером, впоследствии описывали себя

как менее нравственных. Люди, которые обманыва-

ли с привлекательными партнерами, меньше изме-

няли оценки своего морального обляка.

Психология пониминия правды       215

После эксперимента испытуемых просили запол-

нить личностные тесты повторно. Ожидалось, что

люди, которые обманывали с низким оправданием

своих действий, покажут увеличение опенок по Мак-

шкале в сравнении с теми, которые имели больше

оправданий.

Испытуемые с низкими показателями по Мак-

шкале, обманывающие с привлекательными парт-

нерами, показали еще более низкие результаты по

Мак-показателям. Они как бы сказали себе: <Да, я

действительно верю в честность и моральность; я

обманывал только потому, что этот привлекатель-

ный партнер попросил меня об этом>. В то же вре-

мя испытуемые с высокими оценками не изменили

свои показатели после совершенного обмана. Те не-

многие, которых все же убедили и они обманывали

вместе с непривлекательным партнером, не увели-

чили свои показатели по Мак-шкале, т. е- не опи-

сывали себя как менее нравственных людей, чем

ранее [Geis, 1978].

Таким образом, нечестные поступки совершают-

ся под воздействием как внешних, так и внутренних

условий формирования нравственного сознания че-

ловека. Западные психологи, как правило, изучают

не личностные, а ситуативные факторы, побуждаю-

щие субъекта к совершению нечестных поступков

[Mitchell, 1985]. Такой подход не случаен, он основан

на убеждении, что честность не определяется каким-

то конкретным свойством личности. Результаты экс-

периментов привели исследователей к выводу, что

<честность как "характерная черта" оказывается на-

столько включенной в ситуативный контекст, что воз-

можности ее измерения являются ограниченными>

[Saxe, 1991, с. 411].

216              Виктор Знаков

Важнейшими ситуативными факторами детер-

минации нечестного поведения являются социальные

условия жизни людей. К сожалению, в нашем отече-

стве нечестность и ложь всегда были историческим

бедствием российского государства. В 1855 г. извест-

ный славянофил К. С. Аксаков подал царю Алексан-

дру II докладную записку <О внутреннем состоянии

России>. В ней он писал: <Современное состояние

России представляет внутренний разлад, прикрыва-

емый бессовестной ложью... При потере взаимной

искренности и доверенности все обняла ложь, везде

обман. Правительство не может при всей своей неогра-

ниченности добиться правды и честности; без свобо-

ды общественного мнения это и невозможно. Все лгут

друг другу, видят это, продолжают лгать, и неизвест-

но, до чего дойдут> (цит. по: [Соловьев, 1989, с. 449]).

Настал конец XX в,, а современные нам публицисты

рисуют все ту же безотрадную картину повсеместно-

го распространения лжи в общественной и частной

жизни [Кротов, 1992; Новоженов, 1993]. Американ-

ский ученый П. Экман, посещавший СССР в 1979 и

1990 гг., писал: <За многие десятилетия советские

люди усвоили, что добиться чего-либо они могут,

лишь обходя установленные предписания. Хитрость

и обман в этой стране стали нормой. Каждый знал,

что законы несправедливы, система порочна и вы-

жить можно, лишь перехитрив систему> [Экман,

1993, с. 10].

Социально-политические условия жизни в нашей

стране долгое время были (а, может быть, и есть) та-

ковы, что мыслящие и совестливые люди могли вести

себя честно чуть ли не единственным способом: не

участвовать во всеобщей, государственной лжи. К это-

му многие годы призывал и призывает А. И. Солже-

Психология понимания, правды        217

ницын. В статье <Образованщина> он писал: <И если

написать крупными буквами, в чём состоит наш экза-

мен на человека:

НЕ ЛГАТЬ! НЕ УЧАСТВОВАТЬ ВО ЛЖИ!

НЕ ПОДДЕРЖИВАТЬ ЛОЖЬ!

то будут смеяться над нами не то что европейцы, но

арабские студенты, но цейлонские рикши: всего-то

столько от русских требуется? И это - жертва, сме-

лый гааг? а не просто признак честного человека, не

жулика?

Но пусть смеются грибы другого кузова, а кто в

нашем давится, тот знает: это действительно очень

смелый шаг. Потому что каждодневная ложь у нас -

не прихоть развратных натур, а форма существо-

вания, условие повседневного благополучия всякого

человека. Ложь у нас включена в государственную

систему как важнейшая сцепка её, миллиарды скреп-

ляющихся крючочков, на каждого приходится деся-

ток не один> [Солженицын, 1995, с. 129-130].

Учитывая изложенный выше социально-истори-

ческий контекст, сегодня особенно важно понимать

причины порождения лжи и нечестности в нашей

стране, для этого необходимо проводить соответству-

ющие социологические и психологические исследо-

вания. Мы живем в эпоху перемен, которая останет-

ся в памяти потомков как период, когда в обществе

и сознании миллионов россиян происходили радикаль-

ные преобразования. Многие моральные ценности,

оказавшие значительное влияние на формирование

характера и нравственного сознания нескольких

поколений людей, сегодня подвергаются переосмыс-

лению и переоценке. В частности, в последнее время

наблюдается изменение представлений наших сооте-

чественников о нравственной ценности и психоло-

218              Виктор Знаков

гическом содержании таких моральных категории,

как правдивость и честность. Сложная социально-

политическая и экономическая обстановка в стране

порождает у людей множество вопросов, на которые

трудно получить однозначные ответы: можно ли счи-

тать правдивым журналиста, предавшего гласности

подробности частной жизни политического деятеля,

не спросив у него разрешения? честно ли поступил

предприниматель, утаивший от партнера незаплани-

рованную дополнительную часть совместной прибы-

ли, полученную в результате его личной инициати-

вы, деловой активности? и т. п.

Всего несколько лет назад человека, нашедшего

бумажник с деньгами и вернувшего его владельцу,

большинство из нас без колебаний назвали бы чест-

ным. А сегодня все чаще раздаются голоса тех, кто

полагает, что честным следует называть того, кто вер-

нул найденное, но потребовал за это определенное

вознаграждение. По их мнению, ситуапия безвозмезд.

ного возврата найденной вещи незнакомому челове-

ку - вымышленная, не встречающаяся в реальной

жизни, и потому обсуждать ее бессмысленно. Оче-

видно, что в массовом сознании происходит измене-

ние нормативных представлений о правилах честных

и нечестных отношений между людьми. Это особенно

заметно при сравнении моральных принципов стар-

шего поколения с мировоззрением тех школьников

старших классов, для которых пушкинский <мой дядя

самых честных правил> является анахронизмом, вос-

принимается ими как комический персонаж, совер-

шенно не соответствующий духу нашего времени.

В этой связи в современных условиях становятся

актуальными психологические исследования объек-

тивных и субъективных факторов, влияющих на по-

Психология понимания правды        219

нимание человеком честности и правдивости. Одна-

ко несмотря на очевидную теоретическую и прак-

тическую значимость таких исследований, в отечест-

венной психологии отсутствуют данные о том, каким

смыслом обладают для взрослых людей понятия чест-

ности и правдивости: из каких компонентов, по их

мнению, формируются указанные черты характера

и как они проявляются в межличностном общении.

Из многочисленных исследований <Я-концепции>

[Wyilie, 1979] известно, что на формирование поведе-

ния субъекта влияет его самооценка - сплав когни-

тивных представлений о свойствах собственной лич-

ности, их критического осмысления и эмоционально-

ценностного отношения к ним. Самооценка, являясь

продуктом самосознания, одновременно оказывается

и необходимым условием, существенным моментом его

развития. Решая различные познавательные и ком-

муникативные задачи, мы всегда оцениваем свои воз-

можности. соотносим их с конкретными обстоятель-

ствами, после чего принимаем решение о действиях.

В свою очередь, действия, поступки детерминируют

развитие сознания и личности. На основании сказан-

ного выше можно предположить, что общие зако-

номерности взаимодействия личностных и ситуатив-

ных факторов формирования и развития самосозна-

ния должны проявиться и при психологическом

анализе частного случая - соотношения самооценки

правдивости и понимания субъектом правил честного

поведения в различных объективных обстоятельствах.

Для того чтобы изучить взаимосвязь самооцен-

ки честности субъекта и понимания им того, какой

поступок следует считать честным, а какой нечест-

ным в обстоятельствах, побуждающих его солгать, я

провел экспериментальное исследование.

220              Виктор Знаков

МЕТОДИКА

В исследовании приняли участие 196 испытуе-

мых (103 женского пола и 93 мужского) в возрасте

от 16 до 47 лет. Испытуемыми были абитуриенты и

студенты вузов, офицеры, обучающиеся в военной

академии, а также работники центров занятости на-

селения. Процедура экспериментов заключалась в

том, что испытуемые анонимно, проставляя на блан-

ке ответов вымышленные инициалы, заполняли три

опросника.

Первый из них - методика самооценки прав-

дивости. Разработка методики осуществлялась в не-

сколько этапов. На первом этапе были отобраны 75

слов и выражений, по моему мнению, имеющих отно-

шение к правдивости как черте личности. Пример-

но половина из них были взяты из фактора 8 тезау-

руса личностных черт [Шмелев и др., 1991]. На вто-

ром этапе эксперты, 23 психолога и 14 студентов

факультета психологии, по трехбалльной шкале

оценивали степень своей убежденности в том, что

каждое из предложенного набора слов и выражений

как-то отражает правдивость человека. Затем их

оценки были подвергнуты факторному и кластерно-

му анализу. В результате из 75 осталось 28 харак-

теристик правдивости, сгруппированных в три фак-

тора, собственные значения которых превышали

единицу. Учитывая входящие в факторы характе-

ристики правдивости, условно их можно обозначить

как <правда-истина>, <правда-справедливость> и

<правда-совесть> (инструментальный, нравственный

и рефлексивный аспекты правдивости). После этого

был составлен опросник самооценки правдивости,

состоящий из 28 пунктов и построенный по прин-

ципу униполярного семантического дифференциала.

221

На шкале от 0 до 5 испытуемый должен был ука-

зать субъективную оценку выраженности у него

каждого из перечисленных качеств. Например: <Не-

подкупный> 0 1 2 _3 4 5.

Самооценки правдивости сопоставлялись с ло-

кусом контроля, показателями интернальности-эк-

стернальности личности. Для этой цели применялась

известная методика УСК в модификации Е. Г. Ксе-

нофонтовой [Ксенофонтова, 1988]. Выбор методики

определялся двумя главными соображениями. Во-

первых, локус контроля рассматривается основателем

метода Дж. Б. Роттером как степень понимания че-

ловеком причинных связей между своим реальным

поведением и тем, чего он хотел бы достичь [Rotter,

1990]. В частности, осознание таких связей играет

важную роль в формировании понимания субъектом

различий между честными и нечестными способами

достижения желаемого. Во-вторых, в контексте пси-

хологического анализа понимания честности необ-

ходимо было соотнести самооценки правдивости с

показателями интернальности-экстернальности лич-

ности. Необходимость соотнесения диктовалась по-

лученными в разных работах данными о том, что

интерналы более правдивы, чем экстерналы, что экс-

тернальным людям чаще свойственна склонность к

обману [Ксенофонтова, 1988].

Третья методика - опросник на ложь (соци-

альную желательность). Он был составлен из десяти

вопросов шкалы лжи опросника Ж. Тейлор на лич-

ностную тревожность и девяти <буферных> вопро-

сов. Вопросы чередовались в случайном порядке.

Подсчитывался суммарный показатель <ложных>

ответов, он может колебаться от 0 до 10.

222

РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

Общая картина распределения самооценок по

опроснику правдивости у 196 испытуемых выгля-

дит следующим образом. Средний балл по шкале

<Правдивый> (3.74) статистически значимо превы-

шает соответствующий балл (1.39) по шкале <Обма-

нывающий> (t = 24.16, p < 0.001). Еще больше вы-

ражены различия между самооценкой правдивости

и лживости (3.74 и 0.84; t = 32.42, p < 0.001).

Среднеарифметическое по шкале <Честный> суще-

ственно выше среднего по шкале <Нечестный> (3.82

и 1.12; t = 30.29, p < 0.001). Следовательно, нет

сомнений в том, что испытуемые считают себя прав-

дивыми и честными людьми (значимых различий

между самооценками этих качеств личности не об-

наружено).

Перейдем теперь к анализу самооценок личност-

ных качеств, психологически противоположных че-

стности и правдивости. Средний балл по шкале <Об-

манывающий> оказался выше среднего шкалы <Не-

честный> (1.39 и 1.12; t = 2.55, p < 0.05). Еще

больше выражены различия между показателями по

шкалам <Обманывающий> и <Лживый> (1.39 и 0.84;

t = 5.28, p < 0.001). Результаты ясно указывают на

то, что испытуемые используют в межличностном

общении ложь и обман, но тем не менее считают себя

честными людьми. Очевидно, что для объяснения при-

чин этого противоречия необходимо обратить внима-

ние прежде всего на когнитивный компонент честно-

сти и проаналиаировать специфику понимания ис-

пытуемыми <честных правил> поведения человека в

обществе. Придерживаясь такой стратегии исследова-

ния, я смогу ответить на вопрос о том, почему испы-

туемые полагают, что в некоторых коммуникативных

223

ситуациях правила честного поведения вполне допус-

кают обман, а ситуативная ложь никак не сказыва-

ется на общей правдивости субъекта.

В соответствии с целью работы особый интерес

для меня представлял анализ ответов испытуемых

на два <буферных> вопроса, вставленных в шкалу

лжи из опросника Тейлор. Первый из них (вопрос

№ 10) формулировался так: <Большинство людей го-

товы поступить не совсем честно ради собственной

выгоды>. Испытуемые должны были выразить свое

согласие или несогласие с этим утверждением.

151 человек согласился с высказанной в вопро-

се точкой зрения и только 45 отвергли ее (~c2 = 56.25,

p < 0.001). Интересно проанализировать личностные

характеристики, по которым отличаются испытуе-

мые двух выявленных групп. У 45 испытуемых, от-

ветивших <нет>, оказались значительно более высо-

кими средние показатели общей интернальности (со-

ответственно 32.55 и 22.99; t. = 2.61, p < 0.01),

интернальности в области неудач (8.33 и 4.52; t = 3.01,

p < 0.01) и профессиональных отношений (8.91 и 6.61;

t = 2.54, p < 0.05). Те, кто не считает, что большин-

ство людей готово совершить нечестный поступок,

не только более строго судят себя за допущенные

ошибки и промахи. Они также скромнее оценивают

свою самокритичность (3.57 и 3.88; t=2.10, p < 0.05)

и совестливость (3.75 и 4.16; t=2.85, p < 0.01).

Итак, чем ниже интернальность субъекта, чем

больше выражены у него экстернальные качества

личности, тем больше шансов, что он считает окру-

жающих его людей нечестными. И наоборот. Этот

факт косвенно согласуется с данными западных пси-

хологов о большей склонности экстерналов к обману

и совершению аморальных поступков [Ксенофонто-

224

ва, 1988]. Кроме того, у 151 субъекта с более выра-

женной экстернальностью личности проявилась тен-

денция чаще лгать в экспериментальной ситуации:

их средняя оценка по шкале лжи превышает сред-

нюю группы из 45 человек (2.47 и 2.33). Однако это

утверждение не может быть категоричным, так как

различия между средними статистически не значимы.

Более сложным, вынуждающим испытуемого

задуматься о влиянии на судьбу другого человека

публично высказанной <правды-истины> или <прав-

ды-справедливости>, был вопрос № 14: <Ради спа-

сения невиновного в суде можно дать ложные по-

казания>.

123 испытуемых ответили на этот вопрос утвер-

дительно, а 73 отрицательно (~c2 = 12.25, p < 0.01).

Таким образом, есть основания для заключения о том,

что большинство опрошенных согласны дать ложные

свидетельские показания. Те, кто ответили <нет>,

оценили себя как реже обманывающие (1.16 и 1.52;

t = 2.21, p < 0.05) и менее лживые (0.66 и 0.92; t=2.03,

p < 0.05), чем ответившие <да>. Характерно, что не-

смотря на достоверные различия между средними по

шкалам <Обманывающий> и <Лживый>, у испытуе-

мых двух групп не обнаружено значимых различий

между самооценками правдивости, честности и нече-

стности. Следовательно, у 123 испытуемых согласие

дать ложные свидетельские показания не противоре-

чит их пониманию правдивости и честности: они счи-

тают себя такими же честными и правдивыми людь-

ми, как и отказавшиеся солгать в суде.

Вместе с тем очевидно, что за одинаковыми ко-

личественными показателями скрываются качествен-

ные различия в понимании испытуемыми обеих групп

психологического содержания честности и правди-

225

BocTi-i. Применительно к обсуждаемой ситуации не-

трудно предположить, что эти различия обусловле-

ны разной интерпретацией того вклада, который вно-

сит в формирование указанных черт характера Дру-

гая личностная черта - справедливость. Замечу, что

значимых различий между средними самооценок

испытуемых двух групп по шкалам <Справедливый>

и <Несправедливый> также не обнаружено. В этой

связи возникает вопрос: в какой степени ответы ис-

пытуемых обусловлены интеллектуальными представ-

лениями, когнитивным пониманием правдивости и

честности, а какую роль играет чувство справедли-

вости, основанное на сострадании и желании помочь

ложью жертве правосудия? Для выяснения этого ис-

пытуемых просили прокомментировать свои ответы,

кратко указать причины, по которым они ответили

<да> или <нет>.

Рассмотрим сначала, какими соображениями ру-

ководствуются 73 человека, считающие ложные по-

казания в суде недопустимыми. Анализ письменных

комментариев к ответам на вопрос показывает, что

большинство из испытуемых этой группы высказы-

вание истины понимает как инструментальную прав-

ду. Они в основном заняты обоснованием причин, в

соответствии с которыми свидетель должен говорить

правду, а несправедливость осуждения невиновного

не попадает в фокус их внимания, не становится пред-

метом обсуждения.

В протоколах отражены три основных типа обо-

снования причин правдивости. Первый тип объясне-

ний представляет собой указание на правовые взгля-

ды субъекта (исп. И. P.: <Закон должен стать выше

всех интересов. Только закон может определить не-

виновность и должен определять>) и на особенности

8 Зпк 3402

226              Виктор Знаков

понимания им гражданских обязанностей человека

как члена общества (йен. К. Ф.: <В любом случае

необходимо придерживаться Уголовного кодекса>).

Объяснения второго типа сводятся к ссылкам на свои

нравственные убеждения и психологические особен-

ности личности: <Ложные показания мне дать очень

трудно, так как меня будут мучить угрызения совес-

ти> (исп. Т. 3.); <Не умею лгать, тем более публич-

но> (исп. И. X.). Не последнюю роль в отрицатель-

ном ответе на четырнадцатый вопрос играют и опа-

сения навлечь на себя неприятности: <За дачу ложных

показаний вы привлекаетесь к судебной ответствен-

ности> (исп. Ш. X.). Третий тип объяснения причин

правдивости основан на абстрагировании субъекта от

реалий нашей правовой системы и невербализуемой

вере в <справедливый мир> [Lerner, 1980]: <Если

человек действительно невиновен, то ложные пока-

зания не нужны> (исп. С. Ш.). Однако всем извест-

но. что в судебной практике нередки случаи ошибок

и злоупотреблений, оказывающих роковое влияние

на судьбу обвиняемого. Не желая задумываться о воз-

можных негативных последствиях высказанной прав-

ды, испытуемые тем не менее стараются снять с себя

потенциальную моральную ответственность: <Я счи-

таю, что всегда следует давать истинные показания,

а виновен ли подсудимый - дело суда> (исп. В. Г.).

Другая подгруппа испытуемых, ответивших

<нет> на вопрос № 14, проявляет при обсуждении

ситуации ценностно-смысловую позицию, соответ-

ствующую нравственной правде. Мысленно поставив

себя на место свидетеля, они рассматривают влия-

ние свидетельских показаний на судьбу обвиняемо-

го: <Мне кажется, что если человек невиновен, то

можно доказать его невиновность, не говоря неправ-

Психология понимания правды        227

ды. Тайное всегда становится явным, и, если ложь

откроется, то хуже будет только этому невиновному

человеку> (йен. Г. Н.). Для этих испытуемых харак-

терны довольно идеализированные суждения об ос-

мысливаемой социальной ситуации. Во-первых, в их

ответах отчетливо прослеживается мысль о том, что

правда всегда в каком-то высшем смысле одновре-

менно является и справедливостью. Следовательно,

говоря правду, свидетель поступает справедливо по

отношению к подсудимому: <Я считаю, что ложные

показания давать не следует. Надеюсь, что справед-

ливость восторжествует и невиновный будет оправ-

дан> (исп. Д. С.). Во-вторых, конкретные пути пре-

вращения правды в справедливость субъектом либо

просто декларируются (исп. В. Б.: <Желательно най-

ти факты, доказывающие невиновность человека>),

либо им выражается надежда, что правда станет тож-

дественной справедливости с помощью кого-нибудь

другого - судьи, адвоката и т. п. (исп. К. Л.: <Если

человек невиновен, то его скорее всего оправдают>).

Таким образом, нравственные принципы испы-

туемых, считающих невозможным солгать в суде, де-

терминируют понимание ими свидетельских показа-

ний как инструментальной или нравственной правды.

Суждений, свидетельствующих о понимании субъек-

том истинных показаний как рефлексивной правды,

ни в одном из протоколов обнаружено не было.

Перейду теперь к анализу протоколов 123 ис-

пытуемых, полагающих, что ради спасения невинов-

ного можно дать ложные показания.

Прежде всего необходимо отметить, что пись-

менные комментарии испытуемых позволяют отве-

тить на вопрос о том, почему субъекты, согласивши-

еся солгать в суде, тоже считают себя честными и

228              Виктор Знаков

правдивыми людьми. (Замечу, что обоснованность

такой субъективной точки зрения подтверждается

<объективными>, т. е. в меньшей степени зависимы-

ми от произвольной и осознанной самооценки, дан-

ными. Я имею в виду отсутствие значимых разли-

чий между средними 73 и 123 испытуемых по шкале

лжи). Ответ на этот вопрос предельно прост: они ина-

че, чем отказавшиеся дать ложные показания, пони-

мают честность. Это проявляется прежде всего в

когнитивном компоненте честности, а точнее - в

понимании субъектом правил честного поведения в

таких ситуациях, в которых возникает необходимость

противодействовать лжи, направленной на причине-

ние вреда другому человеку. <Ложь и насилие - две

формы преднамеренного давления (assault) на людей.

И то и другое заставляет людей действовать против

их воли> [Bok, 1978, 10 с. 18]. Испытуемые соглас-

ны с мнением, что <если иногда можно применять

силу против насилия, то почему нельзя использовать

ложь против лжи?> [там же, с. 126].

Основанные на этой логике правила честного

поведения включают в себя представление о том, что

не следует лгать правдивому человеку, но можно, а

нередко и нужно обманывать лжеца. Подобный ко-

декс чести действует не только в ситуациях меж-

личностного общения, он распространяется субъек-

том и на взаимодействие с государственными струк-

турами, в частности судом. Например, офицер К. Б.

пишет: <Раз невиновного судят, значит, это уже ложь,

обман, подлог. А клин клином вышибают, если, ко-

нечно, недостаточно фактов для оправдания невинов-

ного. Я бы такие показания дал в том случае, если

бы был уверен, что они помогут>. Студент М. X. бо-

лее краток: <Когда судят невиновного, значит, тоже

Психология понимания правды        229

лгут>. Основываясь на описанном выше понимании

честности, испытуемые делают вполне закономер-

ный, т. е. соответствующий их ценностно-смысловой

позиции, вывод: не всякое умышленное искажение

фактов является ложью в моральном смысле этого

слова. Бывают ситуации, в которых можно наме-

ренно говорить то, что не соответствует действитель-

ности, и тем не менее искренне верить, что это не

ложь. Например, испытуемый Б. Ф. пишет: <Если

закон настолько несовершенен, что допускает воз-

можность осуждения невиновного, то ложные

показания в суде во имя спасения чести невиновно-

го перестают быть ложью>.

Для объективности и полноты картины анали-

зируемых психологических явлений субъективное

понимание лжи испытуемыми необходимо сопоста-

вить с ее пониманием, основанным на внешних кри-

териях. В качестве таких критериев могут быть

использованы определения семантических антиподов

лжи -- инструментальной, нравственной и рефлек-

сивной правды.

Необходимо отметить, что суждения, которые

можно квалифицировать как инструментальную

ложь, в протоколах не обнаружены. Это не удиви-

тельно: отсутствие высказываний, понимание кото-

рых испытуемыми соответствовало бы инструмен-

тальной лжи, обусловлено прежде всего содержани-

ем обсуждаемой юридической ситуации. Во-первых,

субъект, заполняющий опросник, понимает вопрос

о спасении невиновного как абстрактный, т. е. не

связанный с конкретным человеком. У испытуемо-

го нет инструментальной цели, личной заинтересо-

ванности в том, чтобы скрыть от суда истину. Во-

вторых, ситуация не стимулирует субъекта и к вы-

230              Виктор Знаков

оказыванию лжи как выражению его кредо, созна-

тельного мировоззрения. Нет ничего проще, чем

представить себе коммерсанта, живущего по прин-

ципу <не обманешь - не продашь>. Однако трудно

вообразить человека, убежденного в том, что в лю-

бом суде всегда нужно лгать и обманывать. Вряд ли

можно считать таким человеком офицера М. П.,

утверждающего, что <конкретно наша судебная и

правоохранительная система это почти сплошной

произвол, коррупция или в лучшем случае неком-

петентность>. Я думаю, что если бы ему были зада-

ны дополнительные вопросы, то выяснилось бы, что

его готовность дать ложные показания вызвана же-

ланием спасти жертву правосудия от произвола,

коррупции и некомпетентности.

Всего три человека высказали точку зрения,

которую можно охарактеризовать как рефлексивную

ложь. Такая ложь возникает в результате предвос-

хищения субъектом не только отрицательного влия-

ния истинных показаний на судьбу обвиняемого, но

и последующих за этим угрызений совести правди-

вого свидетеля. В этом случае совесть оказывается

основным регулятором поведения человека, именно

совесть побуждает испытуемого отказаться от исти-

ны в пользу субъективно понимаемой справедливос-

ти: <Если мои показания повлекут за собой освобож-

дение невиновного, то смогла бы соврать. Так как

если из-за моей слабости осудили бы невиновного,

меня замучила бы совесть> (исп. Н. Ш.).

Решение о высказывании рефлексивной лжи

субъект принимает не сразу, а только после тщатель-

ного обдумывания ситуации, сопоставления ценнос-

ти произнесенной вслух правды и чувства вины, ко-

торое неизбежно возникнет в случае оставления без

________Психология понимания правды       2 31

помощи жертвы правосудия: <С одной стороны, пер-

воначальная ложь повлечет за собой следующую,

лишь усложняя ситуацию, да и совесть может не

давать успокоиться. С другой стороны, все это -

ничто по сравнению с судьбой невиновного, когда

творится беззаконие и бороться с ним малыми сила-

ми нереально> (исп. А. Д.).

Остальные 120 человек были удивительно еди-

нодушны в комментариях к ответам на четырнадца-

тый вопрос. Ценностно-смысловая позиция, сфор-

мировавшаяся у этих испытуемых при осмыслении

обсуждаемой ситуации, может быть адекватно пред-

ставлена этическим принципом <ложь во спасение>.

Я буду называть такую ложь нравственной. Хотя с

точки зрения нормативной этики два слова, входя-

щие в выражение <нравственная ложь>, логически

несовместимы, употребление этого понятия в психо-

логическом контексте вполне опрдвданно. Феномен

нравственной лжи, безусловно, является одним из

компонентов нравственного сознания россиян. Нет

ничего удивительного в том, что указанный психо-

логический феномен типичен для российского мас-

сового сознания: он порожден социально-экономи-

ческими условиями общества, в котором мы живем.

В частности, такую точку зрения высказывали неко-

торые участники проведенных экспериментов: <Ложь

во имя спасения невинного. Это возможно только у

нас в стране, так как здесь почти никогда не докапы-

ваются до истины, а всегда гонятся только за по-

казателями. У нас просто нет других путей доказа-

тельства невиновности> (исп. А. Т.).

Пытаясь обосновать допустимость применения

нравственной лжи, испытуемые исходят из того, что

<не всегда можно положиться на объективность и

232              Виктор Знаков

честность суда> (исп. Н. К.). Они полагают, что

<если таково нагие "правосудие", то почему бы не

помочь бедняге> (исп. И. Т.). Например, исп. Г. У.

так комментирует свой ответ: <Невиновный не дол-

жен страдать, и если суд не вершит правосудия

(хотя он для этого создан), думаю, я бы отдал свой

голос невиновному, дав ложные показания в его

пользу. А иначе ему вообще не на кого надеяться>.

Для этих испытуемых не так важна непоколеби-

мость собственных нравственных убеждений, как

помощь, оказанная несправедливо обвиненному че-

ловеку: <Я думаю, в этой ситуации можно посту-

питься какими-то моральными принципами ради

того, чтобы в дальнейшем установилась справедли-

вость> (исп. В. Н.).

Итак, анализ протоколов дает основание для

выдвижения гипотезы о том, что испытуемые первой

группы (73 человека) понимают правду как такую

категорию межличностного общения, которая семан-

тически связана со справедливостью - в их созна-

нии одна не может существовать без другой. В то же

время испытуемые второй группы склонны крити-

чески относиться к возможности отождествления

правды и справедливости в реальных жизненных си-

туациях: они полагают, что человек нередко бывает

вынужден выбирать, сказать ему правду или посту-

пить, по его мнению, справедливо. Для них правда

это прежде всего или даже исключительно <то, что

соответствует действительности, истина>.

Проверка гипотезы осуществлялась путем фак-

торного анализа самооценок личностных черт. Фак-

торный анализ проводился отдельно для каждой

выборки испытуемых. Результаты анализа подтвер-

дили гипотезу. В обоих случаях получилась трехфак-

Психология понимания правды        233

торная структура, объясняющая в группе из 73 че-

ловек 55.6% общей дисперсии, а в группе из 123-

56.1%. Однако распределение факторных нагрузок

на шкалы было неодинаковым. В группе согласив-

шихся дать ложные показания первый фактор

(31.1%) образовали шкалы <Честный>, <Нечестный>,

<Правдивый>, <Лживый>, <Обманывающий>, а так-

же <Справедливый> и <Несправедливый>, отражаю-

щие декларируемые ценностные представления

субъекта о себе. В отличие от этого во втором факто-

ре (12.9%) и третьем (12.1%i) максимальные нагруз-

ки оказались в шкалах, выражающих не деклари-

руемую субъектом собственную справедливость, а ре-

альную, т. е. проявляющуюся во взаимодействии с

другими людьми. Я имею в виду самооценки по сле-

дующим позициям: <Критичный к другим>, <Бес-

пристрастный, объективный в общении>, <Согласный

с тем, что горькая правда всегда лучше, чем сладкая

ложь>, <Прощающий другим их ошибки>. <Часто

осуждающий других>.

Иная картина наблюдается в факторной струк-

туре самооценок испытуемых, не согласных с дачей

ложных показаний. Первый фактор (его информа-

тивность 30.1%)) по распределению факторных весов

очень мало отличается от фактора 1 группы из 123

человек. Зато в факторах II (13.2%)) и III (12.3%.)

наряду с <объективными> показателями справедли-

вости значимые нагрузки получили оценки по шка-

лам <Честный>, <Несправедливый>, <Правдивый>,

<Справедливый> и <Обманывающий>. В этом случае

оценки справедливости не выделяются в отдельные

факторы, а так же, как честность и правдивость,

получают значимые нагрузки во всех трех факторах.

Отсюда следует, что психологическое содержание

234              Виктор Знаков

указанных личностных черт в сознании этих испы-

туемых неразрывно связано и аналитически трудно

дифференцируемо. В то же время у испытуемых дру-

гой группы правдивость и справедливость представ-

лены в разных, достаточно удаленных друг от друга

точках семантического пространства нравственного

сознания.

Результаты факторного анализа говорят о том,

что испытуемые, не согласные дать ложные показания,

понимают правдивость как психологическое качество,

включающее в себя представление о справедливости.

По их мнению, в общении лживое высказывание

субъекта всегда оказывается несправедливым по от-

ношению к партнеру. По этой причине с помощью

лжесвидетельства нельзя восстановить нарушенную

юридическую и просто человеческую справедливость.

Однако у большинства участников экспериментов на-

блюдается более дифференпированное понимание

психологического содержания правдивости, справед-

ливости и, соответственно, честности. Для них пере-

ход от понимания к действию в конкретной комму-

никативной ситуации чаще всего заключается в осоз-

нании необходимости предпочтения только одной из

перечисленных моральных ценностей.

Эксперименты показали, что за кажущейся про-

стотой логической дихотомии ответов на четырнад-

цатый вопрос (да или нет) скрывается неоднознач-

ность понимания испытуемыми описываемой в нем

ситуации. В исследовании выявлено несколько ти-

пов психологических оснований, учитывая которые

субъект соглашается или не соглашается дать лож-

ные показания в суде. Если принять во внимание

множественность источников детерминации одинако-

вых поступков (положительных и отрицательных

Психология понимания правды       235

ответов), то становится понятно, почему величины

подавляющего большинства коэффициентов корреля-

ции близки к нулю. Я имею в виду бисериальную

корреляцию ответов испытуемых на указанный во-

прос со всеми остальными измеряемыми показате-

лями - самооценками правдивости по 28 шкалам,

коэффициентами разных видов интернальности и сум-

марным показателем по фактору лжи из опросника

Тейлор. Очевидно, что взаимовлияние различных

детерминант препятствует нормальности распределе-

ния изучаемых величин.

Итак, одни люди понимают честность как кате-

горическое отвержение лжи в любых ее проявлени-

ях. Другие, напротив, полагают, что бывают ситуа-

ции, где ложь неизбежна. Понимание честности как

безоговорочной правдивости основано на доводах,

построенных на обращении как к внутреннему миру

человека, его совести, так и к общечеловеческим цен-

ностям. доказательству общественной целесооб-

разности правды и вредности лжи. Однако не следу-

ет обольщать себя иллюзией: в современном мире

такое понимание является скорее исключением, чем

правилом. На это указывают не только значимое боль-

шинство испытуемых, согласившихся солгать в опи-

сываемом в статье эксперименте, но и данные зару-

бежных исследований [Contemporary..., 1989; Hopper,

Bell, 1984].

Проведенное исследование показало, что сегод-

ня, как, впрочем, и раньше, морально оправданной

считается ложь, используемая во благо другого чело-

века. Нет сомнения в том, что именно с таким психо-

логическим феноменом мы имеем дело при обсужде-

нии выявленных в экспериментах отдельных случаях

рефлексивной лжи и массовых - лжи нравствен-

236              Виктор Знаков

ной. Феномен нравственной лжи является неотъем-

лемой частью сознания наших соотечественников:

напомню, что статистически значимое большинство

опрошенных согласились солгать в суде. Если вый-

ти за рамки психологической науки и рассмотреть

проблему соотношения правды, лжи, справедливости

и несправедливости в более широком философско-

культурном контексте, то можно заключить, что

названный феномен есть типичное порождение рус-

ского менталитета. Дилемма - что выше, закон или

совесть? - мучила многих отечественных мыслите-

лей. Не случайно в русской научной и художествен-

ной литературе так много раз был описан неправый

суд. И все-таки, несмотря на нравственные колеба-

ния и сомнения, дилемма обычно сводилась к одно-

значному решению.

Вместе с тем, как показали эксперименты, реф-

лексивная и нравственная ложь, не связывается в

сознании россиян с такими чертами собственной лич-

ности, как лживость и нечестность. Напротив, по-

добная ложь понимается как атрибут честности, необ-

ходимое условие справедливого отношения субъекта

к людям, попавшим в беду. Результаты экспери-

ментов еще раз указали на очевидную истину: на-

сколько неясно очерченными, размытыми являются

субъективно воспринимаемые границы между прав-

дой и неправдой, честностью и ее противоположнос-

тью. В частности, основанное на чувстве справедли-

вости самооправдание лжесвидетельства способствует

вытеснению на задний план сознания истинностной

составляющей свидетельских показаний. Вследствие

этого явная ложь так трансформируется в психике

субъекта (например, испытуемого Б. Ф.), что пони-

мается им как благородная правда.

237

Мои слова не следует воспринимать как при-

зыв к релятивизму в понимании правды и лжи и

оправданию нечестности. Психолог не должен да-

вать моральные оценки, задача психологического

анализа состоит в другом: выявить личностные и

социальные детерминанты, побуждающие субъекта

сказать правду или солгать в конкретной коммуни-

кативной ситуации. Такой подход обусловлен не

только соображениями этики психологического ис-

следования. Дело обстоит гораздо сложнее: обе по-

зиции уходят своими корнями в далекое прошлое и

опираются иа авторитетные мнения людей, оставив-

ших заметный след в истории человечества. Я просто

хочу подчеркнуть необходимость более диффе-

ренцированного психологического анализа обсужда-

емой проблемы. Правда и ложь, честность и нечест-

ность являются двумя сторонами медали - одного

не понять без другого.