|
Выдержки из произведения.
В полном объеме вы можете скачать текст в архиве
ZIP по ссылке расположенной выше
Сергей АЛЕКСЕЕВ
ПОКАЯНИЕ ПРОРОКОВ
Анонс
Новый роман известного писателя, как и предыдущие его книги,
поднимает
острые проблемы истории России и её сегодняшнего дня. Главная
героиня - боярышня
Вавила, наследница древнего рода Углицких, четыреста лет обитающего
в таежном
поселке староверов на загадочной Соляной Тропе. Девушка становится
разменной
картой в амбициозных играх различных политических и олигархических
движении,
задавшихся целью захватить власть в стране, посадив на престол
Вавилу, как
наследницу Рюриковичей.
1. Странница
В начале марта завьюжило так, что деревня утонула по окна, а с
подветренной стороны сугробы и вовсе сомкнулись со снегом на крышах,
зато кромка
увала облысела до желтой стерни, будто первая проталина появилась.
Ночью, вроде бы, ослабнет буран, и под светом дрожащего фонаря на
столбе
видно лишь, как поземку несет, но на восходе ветер словно с цепи
сорвется и так
разбежится по косогорам, так всколыхнет сыпучие воздушные барханы -
белого света
не видать. Зимой жителей в Холомницах было всего четверо на двадцать
дворов: сам
Космач, старики Почтари и Кондрат Иванович Гор, обрусевший немец по
прозвищу
Комендант.
Так вот, на четвертый день пурги, пробившись с другого конца
деревни,
Кондрат Иванович с радостью заявил, что за свои шестьдесят с лишним
лет подобной
метели не помнит и что разлад в природе происходит от запуска ракет,
которые
дырявят небо, то есть озоновый слой атмосферы. Обычно Космач начинал
оспаривать
подобные заявления, и тогда начиналась долгая и нудная дискуссия,
ибо старый
служака никогда не сдавался и выворачивался из любого положения,
крыл цитатами,
на ходу сочиняя за великих философов, астрономов и физиков. Пойди
потом поищи,
откуда он что взял.
Комендант долгие годы служил на Кубе - то ли в разведке, то ли в
личной
охране Фиделя Кастро, а может, просто был великий выдумщик, ибо
Космач иногда
шалел от его рассказов о тайных террористических операциях
американцев против
Острова свободы, которые Кондрат Иванович с блеском предотвращал. О
его боевом
прошлом на самом деле никто ничего толком не знал, но доподлинно
было известно,
что поселился он в Холомницах вынужденно, как и большинство здешних
жителей,
однако тщательно это скрывал. Овдовел он рано и на старости лет стал
никому не
нужен, трое его сыновей и дочь ещё лет семь назад вспомнили свое
происхождение и
один за другим уехали в Германию, за лучшей долей. Ко всему прочему,
распродали
не только свои квартиры, но и отцовскую, будто бы по его просьбе
купив взамен
избу в глухой деревеньке Холомницы. А это сто семьдесят километров
от областного
центра.
Однако, несмотря на свое положение, Комендант хорохорился, был самым
бойким и активным даже в летнюю пору, когда деревня заселялась
дачниками. С
осени все разъезжались по зимним квартирам, и Кондрат Иванович
начинал сильно
тосковать без общения, приходил к Космачу раза два-три за день и
иногда
становился надоедливым, особенно если затевал какой-нибудь
бесполезный спор.
За эти метельные дни Космач даже соскучился по нему, ничего
оспаривать не
хотел, да и Комендант вел себя странно, больше молчал, ерзал и часто
выглядывал
в окно.
- Может, на руках потягаемся? - внезапно предложил он. - Что-то я
подзабыл, кто кого в последний раз уложил?
До приезда Космача в Холомницы на руках здесь никто не боролся, и
все
началось с того, что он однажды принял предложение Кондрата
Ивановича и легко
его завалил, не подозревая, как сильно ущемил больное самолюбие.
Обиженный, он
несколько дней не приходил, а потом привел Почтаря, невысокого,
квадратного и
рукастого старика на подогнутых кривых ногах. Схватка длилась минут
пять, уже и
мышцы начали деревенеть, но дед Лука, несмотря на возраст, стоял,
как молодой
боец. Согнуть его руку удалось лишь после нескольких тактических
приемов,
заставивших сильного и неопытного соперника расслабиться.
С той поры в конце каждого дачного сезона Комендант начал
организовывать
соревнование. Летом народ здесь отдыхал в основном не болезненный,
большую часть
жизни хорошо питавшийся и не чуравшийся спорта по служебному долгу и
образу
жизни, - бывшие советские и партийные работники, уволенные директора
предприятий, два бывших прокурора, один отставной начальник
паспортной службы и
даже не доработавший до пенсии председатель облисполкома. Когда-то у
всей этой
номенклатуры были казенные дачи, отнятые во время борьбы с
привилегиями, а скоро
все они вовсе остались без работы и, выброшенные из жизни, как-то
разом и густо
заселили Холомницы, раскупив дома в опустевшей деревне по бросовым
ценам. Многие
по два - три года жили здесь безвыездно, то ли отдыхали, то ли
скрывались, пока
каждый не нашел себе новое, пусть и не такое престижное место. На
лето деревня
заполнялась под завязку, однако каждый существовал сам по себе:
сблизиться и
жить компанией, как это часто бывает на дачах, не позволяло то ли
безвозвратно
ушедшее положение в прошлом, то ли стыдливость в настоящем. Поединок
на руках
был, пожалуй, единственным развлечением и общественным действом в
деревне: все
остальное время всяк по себе ковырялся на своих грядках.
Тягаться на руках у Космача настроения не было, и Комендант, так и
не
дождавшись поединка, начал развивать запретную тему.
- Как ты живешь? Не пойму... Молодой здоровый мужчина, бороду
побрить, так
вообще!.. Кандидат наук, умный, развитый, а как монах, честное
слово. Хоть бы в
город съездил!
Раньше он впрямую никогда не касался подобных вопросов и порой даже
подчеркивал свое полное равнодушие к личной жизни не совсем обычного
соседа. В
дачных деревнях было не принято лезть в душу, что Космача вполне
устраивало.
- Мне и здесь хорошо, - уклонился он. - Смотри, дороги замело,
полное
ощущение необитаемого острова. По крайней мере до весны.
Должно быть, на откровенность Комендант и не рассчитывал, тотчас
скомкал
разговор:
- Да уж, замело так замело... Хлеба на день осталось. На сухарях
придется
сидеть...
Космач ничего не ответил, и гость, так и не дождавшись ни научной
беседы,
ни предложения потягаться на руках, ни, на худой случай, рюмки
самогона, вроде
бы засобирался домой.
Но прежде чем пойти, сделал ещё один народный вывод: мол,
нескончаемый
этот ветер оттого, что где-то умирает колдун или великий грешник, и
буря не
уляжется до тех пор, пока не отлетит его зловредная душа.
- А она долго не отлетит, это я говорю, - добавил Кондрат Иванович.
- Так
что буран ещё дня два-три будет. Ты же заметил, что я скажу, все
сбывается?
- Не заметил, - отозвался Космач.
- Как? Помнишь, зимой, когда рыбачили у мельницы? Я же сказал, не
лезь на
кромку, провалишься! И ты провалился!
- Да у тебя просто язык шерстяной!
- Ну вот посмотришь!
И уж до порога дошел, за дверную ручку взялся, однако решительно
вернулся
назад, сел на табурет к печному зеву.
- Ты хоть понимаешь, зачем я приходил? Зачем в такую бурю с другого
конца
к тебе шел?
- Чувствую, сказать что-то хочешь, - предположил Космач. - И никак
не
можешь.
- Хочу. Давно собирался. А вот посидел в заточении четверо суток и
решился.
Он достал из внутреннего кармана алюминиевый пенал из-под дорогой
сигары,
но вытряхнул короткий окурок дешевой, кое-как припалил спичкой
черный конец:
курил он редко, скорее всего, для антуража, дым пускал, однако
сейчас сделал
несколько глубоких затяжек и вытер слезы.
Сам все время учил, что настоящие сигары в затяг не курят.
- Когда ты сюда перебрался... месяца через два... Ко мне человек
пришел. Сам
понимаешь, откуда... Сначала поинтересовался твоей персоной, как да
что, а потом
предложил присматривать за тобой. Войти в доверие, отслеживать, кто
приходит,
что приносит или уносит. Построить отношения таким образом, чтоб ты
мне ключ
оставлял, когда уезжаешь куда. Печь протопить, коня обрядить... Ну и
досмотр
сделать в избе. Человека этого интересовал антиквариат. Золото,
серебро, камни
драгоценные, старинные книги и документы. Если что найду, должен был
сразу же
сообщить. Телефон-то мне поставили будто бы как ветерану, а на самом
деле для
оперативных целей.
- Ну и ты, естественно, отказался?
- Я бы мог отказаться, безусловно. Да они бы в покое меня не
оставили. Не
мне, так детям навредят. Подбросят какую-нибудь дезинформацию
властям, мол,
связаны с российской разведкой, испортят и карьеру, и жизнь... Я же
для них -
свой, а со своими они жестко обходятся. На пенсии ты, нет - значения
не имеет.
Вот в нашей деревне все бывшие, и секретари райкомов, и прокуроры.
Даже ты вот
историк бывший, верно? А я нет, потому что в нашей службе всегда ты
настоящий.
- То есть и сейчас на службе?
- Да это сложный вопрос. Ведь каждый человек хозяин своей судьбы.
Так ведь
нас учили? Я вот захотел уйти, а другие не хотят, кое-какие денежки
получают.
Старикам все помощь. Мне надоело, знаешь, так засвербило... Буду сам
собой.
- Что же ты согласился?
- Знаешь, подумал, меня не завербуют - другого найдут, из дачников,
например, дилетанта какого-нибудь. Они дураки и от этого борзые...
Космач пожал плечами, спросил невозмутимо:
- А с чего вдруг такая откровенность? Ты что, Кондрат Иванович,
умирать
собрался?
- Да нет пока. - Сподвижник Фиделя снова распалил сигару. - Ты не
думай, я
ни одного сигнала не послал. Хотя видел, и люди к тебе приходили,
так сказать, в
конспиративном порядке. Подходящие объекты, кержачки бородатые, и
что-то
приносили... Антиквариат у тебя находил и грамоты старинные. Это ещё
в самом
начале, когда произвел первый досмотр. И должен заметить, Николаич,
тайники ты
делать не умеешь. Я сразу увидел: верхний косяк на дверях горницы
вынимается.
Пальчиком постучал - пустота есть, а ведь в нем паз не долбят. Снял,
а там
свежая долбежка и два свитка... Хорошо, что ты потом новый тайник
сделал. Уже
почти профессионально. Только когда пробку из бревна вынимаешь,
следи за руками,
чтоб чистые были. А то устал я грязь оттирать.
Космач впервые почувствовал беспокойство, но не связанное с
откровениями
старика: сквозь гул метели явственно донеслось ржание коня в стойле.
С чего бы
это вдруг? Накормлен, а поить ещё рановато...
- Первый досмотр делал, когда ты в Москву ездил, с диссертацией, -
невозмутимо продолжал Комендант. - Потому что мне позвонили.
Проверку устроили,
достоверную ли я информацию даю. Уже знали, что ты улетел, сюда
собирались... Я
свитки эти убрал, а их трое приехало, ночью с задов зашли и до утра
всю избу
твою обследовали. Меня на улице оставили, чтоб не впускал
посторонних. Но я все
видел... В основном бумаги смотрели, записи фотографировали...
Уехали, я назад
вложил. Знаешь, читать пробовал - ничего не разобрал. Язык
какой-то... Вроде бы
арабский, но не читается. Ни справа налево, ни слева направо... Что
там было-то?
- Послания сонорецких старцев, - отозвался Космач, прислушиваясь к
звукам
на улице. - На русском языке, только написано арамейским письмом,
справа налево.
- Ага, понятно! Шифровка... Откуда они, старцы эти?
- На Сон-реке живут.
Комендант открыл было рот, чтобы спросить, где такая река, однако
спохватился - вероятно, сообразил, что любопытство неуместно, когда
в грехах
каешься. Помялся немного, вздохнул.
- Они потом интерес к тебе потеряли. Так, изредка позванивали, мол,
как
живет наш подопечный, не собирается ли куда... Думал, закончили
разработку и
забыли. Время-то суетливое, каждый день перемены. А года три назад,
когда к тебе
один кержак приходил... Маленький такой и борода по пояс. Клестианом
Алфеичем
зовут. Опять звонок, дескать, к Космачу гость идет, и описывают,
какой. К тому
времени он ушел от тебя, неверная информация, запоздали... Так я и
доложил
соответственно. Вот тут они крыльями захлопали! Через два часа
своего человека
прислали. Помнишь, контролер ходил, счетчики проверял?.. А сегодня
опять звонок:
нет ли гостей у тебя? Оказывается, до сих пор тебя пасут. Так что
если со мной
что случится, знай: ты под наблюдением.
- А что с тобой может случиться?
- Да мало ли... Все-таки седьмой десяток, сердце ноет. И, может, не
от ветра
- от перегрузки. Думаю много.
- Надо было сразу сказать, и не мучился бы.
- Нельзя! - отрезал Кондрат Иванович. - Ты человек молодой и в этих
премудростях неопытный. Мог случайно и меня сдать, и сам бы
вляпался. А я знаю,
как проворачивать такие дела, чтоб и волки сыты, и овцы целы. Могу
даже научить.
- Не знаю, что и делать, - Космач рассеянно походил по избе, слушая
ветер
за окнами, - благодарить или выставить, чтоб дорогу забыл.
- Это ты сам решай, - обиделся тот и встал. - Только дурного я тебе
ничего
не сделал. Напротив...
Не договорил, вдруг ссутулился и нетвердыми пальцами начал
застегивать
пуговицы - наверное, чего-нибудь другого ждал. Космач молча слушал
крик жеребца
и ощущал, как беспокойство постепенно перерастает в неясную и
необъяснимую
тревогу. Однако же, не показывая виду, хладнокровно дождался, когда
Комендант
упакуется в дождевик, натянутый поверх старой дубленки, после чего
распахнул
дверь.
- Будь здоров.
И стал смотреть в окно. Согбенный, удрученный старик, даже не
попрощавшись, вышел на улицу, как-то по-пингвиньи соскочил с крыльца
и побрел по
метельным сугробам, увязая иногда по колено.
Космач не испытывал ни разочарования, ни жалости, однако тревожное
чувство
потянуло из дома: чудилось, будто там, в буранной мгле, кто-то зовет
его, кричит
и просит помощи. Набросив полушубок, он выбежал на крыльцо - нет,
вроде бы все
спокойно, если не считать свиста и хлопанья ветра да ржания коня в
стойле...
Космач работал объездчиком газопровода, конь был хоть и казенный, но
избалованный и оттого наглый, попробуй не напоить или сена не дать,
когда
захочет. Из вредности не один раз изгрызал в прах не только ясли, но
и двери, а
вырвавшись на волю, жевал все подряд - от белья на веревке до сетей,
развешанных
для просушки. Но при этом имел экстерьер чистейшего арабского
скакуна, ноги
тоненькие, копыта стаканчиком, головка маленькая, нервная, все жилы
на виду, а
как понесется на воле, смолистые, блестящие грива и хвост
переливаются на ветру,
искрятся - загляденье. А заседлай и сядь верхом - мерин мерином, в
рысь не
разгонишь, Космач о его круп две плети истрепал, вдоль газопровода
все кусты
изломал на вицы, хоть застегай его, голову опустит и бредет, словно
каторжник.
Говорили, что за один внешний вид он несколько лет работал на
племзаводе. но
когда выяснилось, что и потомство от него ничуть не лучше, то
списали и продали
в охрану газопровода. Там же за его неумеренную любовь к кобылицам и
бродяжничеству на этой почве несколько раз хотели подкастрировать,
однако
жеребец невероятным образом чувствовал это и накануне срывался в
бега.
И все-таки было одно качество положительное, хотя совсем не конское:
вместо цепного пса выпускай во двор, чужого почует раньше собак и к
дому близко
никого не подпустит.
Возможно, потому и прозвище носил собачье - Жулик.
Зимой дорогу вдоль трубопровода не чистили, приходилось обход делать
на
лыжах и воевать с лесорубами, которые таскали хлысты на тракторах
прямо через
нитку и где попало. Так что конь отъел себе задницу (скоро в двери
не
протолкнуть) и все время рвался на волю, но выводить его для
проминки без
веревки было опасно, все из-за его стремления к воле: бывало, по
неделе
приходилось искать, и все бесполезно. Обычно Жулик возвращался сам.
когда
нагуляется, и из-за своей внешней красоты приносил то чужой
недоуздок, то
веревку на шее или вовсе дробовой заряд в холке.
И все-таки с ним было хорошо, не так одиноко и есть о ком
позаботиться...
Сейчас жеребец трубил во всю глотку и барабанил ногами по
деревянному
полу: в самом деле пить просил или чуял кого-то?..
- Ты что это, Николаич? - Комендант появился внезапно, словно и не
уходил.
- Испуганный какой-то... Не заболел ли?
- Нет. От твоего признания отойти не могу.
- Я сказал, как было. Так что не обижайся.
- Так ты где служил, что-то я не пойму? На Кубе или стукачом в КГБ?
- Извини, я служил в военной контрразведке! - позванивающим голосом
отчеканил Комендант. - И не нужно меня сравнивать со стукачом.
- Почему же тебя приставили за мной следить?
- Им другого агента сюда посадить трудно. Вот и вспомнили про меня,
и
здесь разыскали...
- Не ожидал от тебя, Кондрат Иванович...
- Что ты не ожидал? - вдруг задиристо спросил Комендант. - Да если
бы ты
сюда не переехал, я бы жил спокойно. И никто бы не доставал! Между
прочим, я
поэтому в деревне поселился. А тебя черти принесли!..
- То есть я ещё и виноват?
Комендант ссориться не хотел, но и унижаться тоже.
- Как хочешь! Я с тобой в открытую! А мог бы не говорить, и сроду бы
не
узнал.
Космач послушал жеребца, поглядел по сторонам - в свете фонаря
снежная
муть, никакой видимости.
- Почему вдруг позвонили именно сегодня?
- Не объяснили. Возможно, прошла информация, кто-то к тебе идет.
- Я никого не жду. - Космач пожат плечами. - Хотя вон конь вопит...
- Где-то кобылка загуляла, ветром наносит... Весна.
- Откуда кобылке взяться?..
- А, ну да! И в самом деле, - как ни в чем не бывало засмеялся
Комендант -
должно быть, примириться хотел. - Если только едет кто, на кобыле.
- Что домой-то не ушел?
Кондрат Иванович махнул рукой в сторону столба.
- Да я вернулся, свет включить...
На все Холомницы было два фонаря, в начале и конце деревни. Зажигать
и
тушить их Комендант сделал своей обязанностью, и сейчас Космач
неожиданно
подумал, что все это специально Лишний раз пройтись по улице и
посмотреть, что
где творится, и есть причина в гости заглянуть. Ведь приходил каждый
день, по
утрам и вечерам...
Однако тут же и отогнал зудящую мысль: окажись он и в самом деле
исправным
стукачом, давно бы кто-нибудь нагрянул среди ночи, особенно когда
гости приходят
с Соляной Тропы. А то ведь ни одной неожиданности за все шесть лет
не случалось.
- Ладно, коня напою, может, успокоится. - Космач пошел к стойлу.
- У тебя, наверное, на душе неспокойно, - не отставал Комендант. -
Только
ведь я должен был когда-то сказать? А тут ещё звонок!.. И сердце
ноет. Умру, и
знать не будешь!.
- Ладно, живи и не умирай!
Кондрат Иванович что-то прокричал и пошел буравить снежные дюны.
Космач запер за ним калитку, взял ведра и пошел в баню, где топил
снег,
чтоб не водить коня на реку в такой буран. Но вышло, засиделся с
гостем, котел
выкипел чуть ли не до дна, так что пришлось заново набивать его
снегом и дров в
печку подбрасывать. Подождал немного, посмотрел, как намокает и
темнеет снежный
курган, и понял: не дождаться - Жулик чуть не ревет в стойле, а вода
ещё не
натопилась, снежная каша в котле.
Вывел коня на улицу - не похоже, чтоб умирал от жажды, а то бы снег
хватал, однако немного успокоился, потянулся мордой к карману, где
обычно лежал
ломоть хлеба с солью.
- Потом вынесу, - пообещал Космач и, надев лыжи, взял садовую лейку:
очень
удобно воду с реки носить, не расплескаешь.
По склону спустились резво, по ветру, и снегу всего по щиколотку, но
внизу
набило так, что жеребцу до брюха - до берега почти плыл, перебирая
ногами рыхлый
сугроб. Река в этом месте не замерзала, поскольку немного выше
стояла
полуразрушенная мельничная плотина, сложенная из камня и утыканная
толстенными
лиственничными сваями. Вода грохотала здесь всю зиму, и к весне по
берегам
нарастали торосы. Сейчас полынья спряталась под сугробами и коварно
затихла.
Года четыре назад после сильной метели здесь погиб дачник: не
разглядел под
снегом кромки, сделал три лишних шага, провалился и утонул, хотя
воды было по
колено.
Жеребец край чуял хорошо, сразу нашел торос, встал на колени и точно
сунулся мордой в снег, одни уши торчат.
Все-таки пить захотел...
Метель оглушала, да ещё шапка была натянута на уши, но сквозь этот
шумовой
фон Космачу почудилось, будто собаки залаяли в деревне - благо что
дуло с горы,
наносило звуки. Он оглянулся: сумрачно-белое пространство почти
укрыло свет
фонаря, а очертаний домов вообще не видать.
И где-то там полоскался на ветру остервенелый лай - будто по чужим
или по
зверю!
Звери в бытность Космача в Холомницы не заходили, а чужаки зимой
заглядывали частенько - дачи грабить или провода со столбов резать,
да ведь в
такую погоду и электролинии не найдешь...
Собак в деревне было всего две, матерые кавказцы, и оба у Почтаря, а
тут
словно свора орет, и вроде уж рычат - дерут кого-то или между собой
схватились?..
Жеребец все тянул и тянул воду, изредка вскидывая голову, чтоб
отфыркаться. И пока пил, ничего не слышал и не чуял, а потом вдруг
вскочил с
колен, насторожился в сторону деревни и запрядал ушами.
Космач сдернул уздечку, хлестнул поводом.
- Домой! Охранять!
Поди, не сбежит в такой буран... И сам теперь встал на колени,
сунулся с
головой в снежную яму, чтоб зачерпнуть лейкой.
- Не поклонишься, так и воды не достанешь... Собаки уже рвали
кого-то, ржал
в метели бегущий конь, вплетая в голос ветра чувство крайней
тревоги.
Пока Космач барахтался в сыпучем пойменном снегу, затем вздымался на
гору
против ветра, рычанье вроде бы прекратилось, отчетливо слышался лишь
плотный,
напористый лай возле дома. Наверное, собаки Почтаря выскочили со
двора по
сугробам и теперь держали кого-то.
И вдруг увидел на своем крыльце очертания громоздкой фигуры, как
показалось, в ямщицком тулупе с поднятым воротником. К ногам собака
жмется,
скулит, а кавказцы зажали с двух сторон, захлебываются от усердия, и
вместе с
ними Жулик - тянет шею, скалит зубы и только не лает.
Космач поставил лейку с водой, отогнал псов, человек тем временем
заскочил
на крыльцо.
- Христос воскресе, Ярий Николаевич, - услышал он хрипловатый голос.
Так его звал единственный человек в мире...
- Вавила?.. Боярышня!
- Да я, я это, признал! А думала, не признаешь сразу...
Он мечтал об этой минуте, воображал нечто подобное и все-таки
оказался не
готов, вместо радости в первый миг ощутил растерянность. Снял и
обстучал лыжи,
потом взял коня за гриву. Отвел и запер в денник.
В чувство привел его Комендант, вдруг выступив из метели, как черт
из
коробушки, - вот уж некстати!
- Гляжу, следы свежие по дороге. - Он старался рассмотреть, кто
стоит на
крыльце под тенью козырька. - Потом слышу - собаки рвут... Я уж
подумал, провода
снимают!.. А голос вроде один и женский!
- Служба работает, Кондрат Иванович. Вот и гости, не зря звонили.
- Я тебя предупреждал... Ладно, встречай гостью, если что - прикрою,
не
волнуйся.
Космач взбежал на крыльцо, стал перед странницей.
- Да как же ты здесь? Откуда?..
Крупная, напоминающая волка лайка ощерилась.
- А ты бы не травил собаками да сначала в хоромину пустил и обогрел.
Тогда
и спрашивал.
За спиной у неё оказалась объемистая парусиновая котомка.
- Прости, - повинился и повел в дом. - Комендант меня смутил...
Любопытный.
Держал под руку, чтоб не запнулась в темных сенях о дрова, едва
нашел
скобку на двери.
В избе она перекрестилась в ближний угол заскорузлым, ледяным
двоеперстием.
- Мир дому... Слава тебе, матушка Пресвятая Богородица, вот и
добралась...
- Как же нашла меня, Вавила?..
Она с трудом стащила с плеч котомку, но из рук её не выпустила,
длиннополую дубленку лишь расстегнула: помогать одеваться или
раздеваться даже
самому уставшему путнику у странников было не принято - дурная
примета. Чужая
помощь только покойникам нужна, а пока жив человек, сам и снимет
одежды, и |
|
