Выдержки из произведения

книга А Горбовский - Тайная власть и незримая сила

 Власть, о которой идет речь в книге, — это власть шаманов, колдунов, людей с паранормальными способ- ностями. Что знаем мы о случаях, когда предметы и лю- ди внезапно теряли вес, поднимались в воздух, а то и во- обще исчезали, появлялись иногда на расстоянии сотен и даже тысяч километров? Реальность этих фактов полу- чила теперь научное подтверждение, хотя объяснение им наука дать не может. Как не может объяснить и причину болезней, перед которыми медицина оказывается бес- сильной, но с которыми порой успешно справляются шаманы и некоторые экстрасенсы. Не говорит ли это о том, что вековое народное представление о сглазе, наго- ворах и порче имеет под собой реальную почву?

             Некоторые из драматических историй, которые приводятся в книге, также можно было считать фанта- стичными, если бы они не были правдой. Впрочем, воз- можно, самое странное, о чем вы сможете прочесть в книге, — судьба тех, кто оказался отмечен этим даром паранормального: колдунов, шаманов, целителей. Книга рассчитана на самый широкий круг читателей.

1. ПРЕДМЕТЫ, ПОСЛУШНЫЕ СИЛЕ МЫСЛИ

            Способности, в которые трудно поверить

            "...На полу стояли деревянные миски, одйа была наполнена варениками, другая сметаною ...Пацюк разинул рот, поглядел на вареники и еще сильнее разинул рот. В это время вареник выплеснул из миски, шлепнул в сметану, перевернулся на другую сторону, подскочил вверх и как раз попал ему в рот. Пацюк съел и снова разинул рот, и вареник таким же порядком отправился снова. На себя только принимал он труд жевать и проглатывать".

             Эпизод этот, описанный Гоголем сто лет назад, не с меньшим основанием мог бы принадлежать не ему, а скажем, исследователю-этнографу, собирающему сведе- ния о колдунах и шаманах. В работах таких иссле- дователей нередко встречаются упоминания об этой способности воздействовать на предметы — способности, которую народный опыт по сей день устойчиво связывает с людьми, наделенными некой, как принято говорить сейчас, экстрасенсорной силой.

             Судя по некоторым свидетельствам, предметы могут приводиться в движение и непреднамеренно, в результа- те сильного стресса, душевного волнения или страха. На этом основываются и некоторые русские народные обычаи. Так, еще недавно в деревнях, чтобы разоблачить вора, всех подозреваемых собирали где-то в уединенном месте, в лесу. Подбиралось ружье с "легким спуском", т. е.

            такое, у которого спусковой механизм срабатывал от малейшего нажатия. Ружье клали на высокий пенек, и каждый подозреваемый по очереди подходил и целовал его в дуло. Когда это делал вор, ружье стреляло. Трудно судить, происходил ли такой телекинетический эффект в результате страха, испытываемого тем, кто доподлинно знал за собой преступление, или на спусковой механизм воздействовал дистанционно обычно присутствовавший там колдун. Единственное, что можно констатировать более или менее определенно, — это то, что обычай не мог бы существовать, если бы он не подкреплялся, пусть время от времени, какими-то результатами.

            Точно так же и эпизод, приведенный Гоголем, по всей

            вероятности, был рассказан ему кем-то, кто, возможно, сам наблюдал эту сцену. Тем более, что упоминания о людях, способных воздействовать на предметы на рас- стоянии, встречается время от времени и в исторических записях, и в некоторых воспоминаниях. Один из очевид- цев такого феномена рассказывает о некоем артиллерий- ском офицере Морозове, с которым он служил в 1890 го- ду в Кронштадте.

             "Стоило ему долго и пристально посмотреть на какой- нибудь предмет, с желанием, чтобы он пришел в движе- ние, как по истечении некоторого времени предмет дей- ствительно приходил в движение.

             Однажды, — продолжает автор воспоминаний, — Мо- розов предложил нам в нашем присутствии проделать несколько опытов. Мы выбирали какой-нибудь не- тяжелый предмет, вроде стакана, ложки или ножика, и на наших глазах предмет этот приходил в движение и падал на пол, несмотря на то, что Морозов находился на расстоянии в несколько шагов. Все это происходило сре- ди полного дневного света и на глазах полдюжины товарищей, которые не откажутся подтвердить справед- ливость всего рассказанного". '

            Среди историй, которые случилось слышать и мне, рассказ одного бывшего следователя ЧК по Сибири.

            Случай этот относился к тридцатым годам и произошел в Иркутске. Нэп уже кончился, но на свободе оставались еще бывшие дельцы, коммерсанты и вообще состоя- тельные люди. Они вели жизнь, соответствующую их возможностям, многократно превышавшим возможно- сти простых людей, и естественно, чаще других станови- лись жертвами мошенников и грабителей. В отличие от остального населения, у них оставалось еще что грабить.

             Очередной арестованный, который был направлен к следователю, чей рассказ привожу я здесь, обвинялся в том, что в ресторане, танцуя вальс с женой местного!

            делового человека, похитил у нее прямо с шеи драгоцен- \ ное ожерелье. '

            —Я не поверил, что это можно сделать во время танца, когда обе руки его были заняты, и чтобы она не заметила этого. Но улика была налицо — ожерелье нашли у него в кармане там же в ресторане. И второе, он сам не отрицал этого. Так что формально дело было решенное: улика и признание налицо — чего еще?

            Откровенно говоря, если бы он отрицал, что сделал это — можно было бы допустить, что ему подбросили, когда

            начался переполох. Такие случаи бывали. Если бы он сказал: "Не брал! Ничего не знаю", — дело бы повисло в воздухе. Может, мне пришлось бы отпустить его. Но он сам признался, что сделал это. "Блефует!" — подумал я.

            Зачем? Тут свои игры могли быть. Так что как привели мне его для допроса, я так сразу и сказал ему, что не верю, чтобы во время вальса можно было незаметно снять ожерелье. Сказал, чтобы говорил правду: зачем согласился принять на себя чью-то вину? А то, мол, хуже будет. Ну ему, видно, всякие страхи наговорили про ЧК, он побледнел даже, говорит: "Я признался уже. Это я сделал". Я спрашиваю: "Как?" И тут он начинает мне врать (вернее, я думал, что врет), будто может взглядом предметы двигать. Я разозлился даже. Думаю: "Образо- ванный. Надо мной смеется. Издевается надо мной".

            "Ладно, — говорю. — Докажешь, отпущу. Если врешь, пущу в расход. Вот часовой — свидетель". А часовой тогда не снаружи, не в коридоре, а прямо в кабинете у дверей стоял. Такое правило было. Одним словом, кладу перед собой на стол первое, что под рукой оказалось, — партий- ный билет. Всегда его с собой носил, понятно. Говорю ему: "Давай, двигай". Он напрягся весь, лицо даже другое стало, постарел вроде. "Ну, — думаю, — Ваньку ломает".

            Не верю. А потом, гляжу, поехал мой партбилет, прямо к нему поехал. Как за ниточку потянул. Глазам не верю. И часовой тоже глядит и рот открыл даже. Подъехал к краю стола и прямо прыг ему в руки. "Вот, — говорит, — так и с ожерельем было". Я партбилет беру у него, думаю: "Отпускать надо". И тут, как молния, мысль у меня: "Ведь партбилет-то мой в руках арестованного оказался! Ведь если это станет известно..." Тем более, что часовой все видел. Все