СОТВОРЕНИЕ МИРА - СПАСИ СЕБЯ

 

Самое прекрасное из всех доступных нам

переживаний – переживание непостижимого…

Тот, кому незнакомо это чувство, кого ничто

более не удивляет и не приводит в трепет, всё

равно что мертвец.

 

Альберт Эйнштейн

                                                                            

 

Эти события произошли не где-то на далёких планетах, а именно на Земле, именно с людьми, которые живут в данное время. Каждый, кто прочтёт эту книгу, может воспринять её как вымысел, а может воспринять как реальность, поскольку события, описанные в ней, связаны с таким необычным явлением, как управляемое ясновидение. Те, кто владеет им, могут уноситься через своё сознание и в высокие небесные сферы, и в глубь океана, и в глубь прошедших времён, и в тайный мир биологической клетки.

Мой рассказ автобиографичен. Я пишу и даю вам знания, которые у меня есть, в хронологической последовательности, в том порядке, в котором сам их получил, переходя с одной ступени Посвящения на другую, листая одну страницу жизни за другой. Я получил право поделиться с вами тем, что сочту необходимым на данное время.

С таинственным миром непостижимых и рационально необъяснимых явлений человечество связано, видимо, все века своего существования. Всегда на земле жили немногие избранные, которым было даровано недоступное другим искусство предсказывать события, управлять атмосферными процессами, излечивать страшные болезни и т. д. И хотя подобные знания и навыки тщательно скрывались, всё-таки накопилась довольно солидная литература о них.

Жаль только, что ничему существенному большинство этих книг не научит. Читатель, конечно, узнает много диковинного и вызубрит десяток-другой терминов – вот и всё, пожалуй. Сокровенные знания по-прежнему передаются или от учителя ученику в течение многих лет, или неведомым, необъяснимым даже для самих ясновидящих образом.

Между тем в мире происходят сегодня духовные процессы на глобальном, более того – на космическом уровне. Неспроста за один лишь век наши знания о природе человека, о его мире и цели существования во Вселенной претерпели коренные изменения. Все заговорили о наступлении эры Водолея, о новом времени… На рубеже тысячелетий люди преисполнены мистических чаяний, и как Вергилий, величайший поэт Рима, предрекал пришествие Иисуса Христа («Век обновления ждёт:/ Мир первых дней и правда – у порога, / И новый отрок близится с высот», – «Эклоги», 4), так сегодняшние пророки предсказывают Его второе пришествие.

Видимо, пришло время, когда тайные, недоступные прежде учения должны стать достоянием масс. Конечно, постижение эзотерических знаний и навыков не произойдёт мгновенно. Как любой процесс, новое обучение человечества займёт некоторое время. Сегодня важно отметить: многие Посвящённые получили разрешение свыше открыть сокровенные секреты.

Я просил бы атеистически настроенного читателя не относиться к описанному в этой книге как к чему-то однозначно фантастическому. Людей религиозных прошу не расценивать нижеизложенное как ересь. Повторюсь: мой рассказ автобиографичен, люди, о которых я пишу, вполне реальны, многие из них живут сейчас, в момент, когда вы читаете эти строки. Я старался больше писать не о теории вопроса, а о личных ощущениях, не о методике и технических приемах, а о смысле эзотерики.

Каким образом и для чего получают люди сокровенные знания? Какой уровень духовности необходим, чтобы стать Посвящённым? Как жить, в чём смысл жизни? Если читатель серьёзно задумается над этими вопросами, если он захочет преодолеть себя, чтобы подняться на новую ступень бытия, – я сочту цель этой книги достигнутой. У каждого свой путь к Богу и своё служение Ему. Я только пытаюсь помочь выбрать верное направление тем, кто не боится космического холода или, напротив, Божественного огня мистики и готов к служению в сферах, о которых сегодня и не подозревает.

«Много званых, да мало избранных» (Мф, 20, 16). Не каждому дано преодолеть этот путь. Если не готов, если слишком поглощён мирскими заботами или утомлён, малодушен – лучше и не ступать на него. На свете немало школ и учителей, которые дадут ученикам элементарные навыки экстрасенсорики для бытового пользования. Возможно, большинству следует ими и ограничиться. Но в любом случае знать о том, что существует прекрасный и волшебный мир непостижимого, – необходимо сегодня.

Книга написана в жанре несколько необычном. В ней кажущееся нереальным переплетается с реальностью. Но при этом многие именно фантастичное сочтут истинным, а реальность воспримут как вымысел. Вам даётся возможность из двух указанных дорог выбрать ту, которая поможет найти собственный путь. Заранее прошу извинить, что не смогу комментировать некоторые важные факты или объяснять некие знаковые события, так как вы сами должны услышать голос истины внутри себя.

Я пишу как о себе самом, так и о людях, окружающих меня и помогающих мне, и о событиях, которые происходят в прошло-настоящем и будуще-действительном. Именно в такой последовательности расставлены координаты времени – потому что настоящее всегда происходит на встречном потоке прошедшего и будущего. И для того, чтобы прозвучало слово Сейчас, надо, чтобы кто-то произнёс его в Прошлом и услышал в Будущем.

В связи с концом второго тысячелетия многие люди – кто со страхом, кто, наоборот, с надеждой – ждали года миллениума и обещанных священными книгами событий – Армагеддона, Апокалипсиса, Золотого века. Потом, оглядевшись, одни облегчённо вздохнули – ничего не произошло; другие, напротив, огорчились – неужели всё останется как прежде? Они, видимо, забыли, что вначале было СЛОВО. А кто из вас достаточно зорок, чтобы видеть творимое Богом, или обладает таким замечательным слухом, что слышит произносимое Им?

Да, конечно, потом, когда небесные сферы придут в движение от воли Создателя, – будет видно и будет слышно. Тем более что движение уже началось. И Конец времён для тех, кто привык так долго быть безответственным посредником между Творцом и Его творением, между Создателем и созданным Им, – действительно наступил.

Прочтя эту книгу, вы узнаете, почему бессмертный Человек, подчиняясь судьбе, был удалён от своего Отца. И в чём состоял первородный грех. И что ждёт человека и человечество в открывающихся ему сегодня тайных пространствах. Три книги в третьем тысячелетии первыми поведут вас в новый мир, к новому знанию: «Спаси себя», «Спаси мир в себе», «Спаси мир вокруг себя». Они поведут вас от смерти к бессмертию, от страха и пассивного ожидания к вспоминанию самого себя и своего места в вечном Космосе, где давно и с любовью ждут, когда вы проснётесь.

Я долго думал, как назвать эту книгу. Многие люди за тысячи лет письменности столько раз пытались осмыслить своё место и назначение в этом мире, свою связь с другими мирами. Многие стремились написать книгу своей судьбы или хотя бы прочитать её. Поэтому как ни назови книгу – всё равно повторишься, – всё уже было! А повторяться мне не хотелось, потому что уверен: о таком опыте, как мой, пока не рассказывал никто. Наконец остановился на том названии, которое читателю уже известно. Я счастлив тем, что мне выпала возможность получить через процесс высших посвящений необыкновенные знания, которые имеют большое значение для всех ныне живущих на Земле, и перенести эти знания на чистый лист нового тысячелетия.

 

 

                                                           Глава 1.

 

 

В июне 1996 года я лежал в больнице. В корпус Московского лечебно-санаторного объединения, расположенный недалеко от МКАД, возле Митина, меня привела тяжёлая болезнь почек. Настроение было самое пессимистическое: болезнь проходила по моей судьбе безжалостным плугом, меняя все планы, заставляя нарушать данные людям обязательства.

Всего несколько месяцев назад я был назначен на должность директора издательства «Художественная литература». Когда-то одно из крупнейших в мире, оно уже несколько лет пребывало в плачевном состоянии – многомиллиардные долги, дезорганизованный, измученный постоянными сокращениями коллектив. Материальная часть разорена: компьютерное обеспечение, например, предыдущий директор объединил в некое малое предприятие, которое потом как-то разом исчезло и с оборудованием и с директором. Авторитетные писатели России обращали внимание президента страны Бориса Ельцина на скандальную ситуацию. Они требовали положить конец уничтожению «Худлита», значение которого для культуры сравнивали с Большим театром и Третьяковкой. Впрочем, было и другое сравнение: с терпящим бедствие «Титаником».

Многочисленные публикации в прессе, коллективные письма работников культуры и общественных деятелей – вот устойчивый фон тревоги той поры. Кто-то говорил о безнадёжно упущенных возможностях и бесперспективности любых локальных усилий, кто-то требовал от государства денег, чтобы хоть как-то замедлить погружение «Худлита» в пучину небытия. Но денег, разумеется, не нашлось, зато было принято обыкновенное в подобных случаях решение: укрепление руководства издательства. Это вроде не капиталоёмко и внешне выглядит эффектно. Хотя финансовую помощь будущему директору посулили. Вместе с моральной поддержкой.

Тогда-то и нашёл меня бесконечно уважаемый мною Борис Андреевич Можаев. Знаменитый писатель, который в то время возглавлял Федеральную программу книгоиздания России, предложил мне возглавить «Худлит». Предложение – неожиданное. Ведь у меня уже было издательство «Культура» в подмосковном Пушкине. Я являлся его учредителем и генеральным директором. Дела шли неплохо, перспективы ясные – чего же ещё?

       Я знал по публикациям в прессе, какая тугая петля задолженностей и даже криминальных разборок захлестнула «Худлит». Около года здесь вообще не выходило в свет ни одной книги. Редакторы, владевшие несколькими иностранными языками, получали зарплату в 146 тысяч рублей (после деноминации 146 рублей). За долги грозили отключить
свет, отопление, телефоны. Вполне реальной, а для некоторых и желанной стала возможность банкротства издательства и выставления на торги его здания. Люди, которые способствовали этому разорению, уже готовы были выкупить дом на Басманной и въехать в него не гостями, не арендаторами, а хозяевами.

Идти в «Худлит» не очень хотелось ещё и потому, что буквально за месяц до приглашения, в декабре минувшего года, меня избрали вице-президентом гуманитарного отделения Международной академии информатизации. Я понимал, что совмещать две такие ответственные должности будет очень непросто. Да, сомнения мучили меня. Но с другой стороны – ведь это «Худлит», самое знаменитое издательство России. И надежды Бориса Андреевича…

Мы познакомились с ним давно, и за годы дружбы я привык не только восхищаться этим человеком, его характером, его стойкостью, но и пытался в чём-то походить на него. Частью осознанно, но больше, наверное, на другом, не поддающемся рассудочным выкладкам уровне. Я понимал, что несгибаемый Федор Кузькин, герой его повести «Живой!», эта «среднестатистическая единица», – суть самого автора. А судьба крепко потрепала Бориса Можаева. Но как она его ни мяла и ни колотила, он терпеливо и умело переносил её удары. Отряхнётся, проведёт ладонью по своей знаменитой бороде, удивится себе: «живой!» – и продолжает работать дальше.

Как всякий настоящий художник, Борис Андреевич понимал, что его путь – это путь на Голгофу. Может быть, не такой исторически значимый и не так отрепетированный властью, как путь Солженицына (которого он в своё время защищал), но субъективно не менее тернистый. В отличие от сурового, постоянно осознающего своё историческое значение Александра Исаевича, Можаев нёс свой крест весело, посматривая лукаво на погоняющих его партийных функционеров. Как и многие его современники, он с болью чувствовал презрение государства к личности, прекрасно понимал, что для державного чиновника человек не высшая ценность мироздания, а всего лишь кирпичик в строительстве миражей. Система, нагло и беспардонно вторгаясь в наши души, не могла, однако, взять в толк, что главная угроза ей исходит именно от внешне податливых, но бережно хранящих внутренний стержень русского характера мужиков и баб, о которых так тепло рассказал Можаев.

Он писал о том, что ничего нового нельзя построить на крови, через преступление, насилием. Он звал к согласию в духовной жизни. И с горечью видел, как в последние годы вместо старой системы создается новая – такая же бездушная, с тем же державным безразличием к человеку. Но уже написаны те его романы, повести и рассказы, которые каждому читателю, растерявшемуся в разрушительных процессах российского бытия, подскажут, зачем жить и как жить.

Разве мог я отказать Борису Андреевичу? Да и доверие такого человека, высокая оценка им той динамичной жизни, которой жило издательство «Культура», – весьма льстило. Так возникло согласие.

Комитет по печати, Союз писателей провели конкурс на замещение должности директора «Худлита». Я его выиграл. Что ж, директор есть, мероприятие проведено, галочка поставлена – и о проблемах издательства все сразу забыли. Я уверен, что такого не случилось бы, будь здоров Можаев. Но он уже тяжело болел. В январе я был утверждён в должности, а 2 марта Борис Андреевич ушёл из жизни.

Может, вдруг наступившее ощущение беспризорности и форсировало мою болезнь? Я тогда, несмотря на вполне солидный возраст, ещё многого не знал и не понимал. Что жизнь, что смерть? Перед гробом наставника, старшего друга я пообещал сделать всё возможное, чтобы «Худлит» не погиб. И вот прошло три месяца, проблемы только начали раскручиваться, а обе мои почки отказываются нормально работать, одну из них, левую, предлагают удалить. Чувство безнадёжности, отчаяния, невозможности своей волей переломить ситуацию не покидало меня.

       В один из таких нерадостных дней во мне словно щёлкнул какой-то переключатель. Я вдруг стал отчётливо видеть события столь отдалённые, относящиеся вообще не к нашей эпохе, но столь точно соотнесённые по смыслу с нашим временем, с моей личной ситуацией, что вряд ли это могло быть случайностью.

Нет, это были не сны, а именно видения. Причём яркость изображения настолько превосходила возможности обычного зрения, что уже это само по себе вызывало потрясение. Забыв про болезнь, я стал лихорадочно записывать всё, что показывал моему сознанию странный экран моего внутреннего видения.

Через год-два эти записи сложились в мой роман «Эльдибор» (М., «Библиосфера», 1999). Для рядового читателя это фантастика, то, что на Западе называют «фэнтэзи», то есть, по сути, не объяснение или предсказание каких-либо научно-технических новшеств, как у Жюля Верна, а нравоучительная сказка, как у Рэя Бредбери, например. Но я-то эту «сказку» видел воочию! Невозможно, чтобы столь ярким было воображение, оно всё-таки больше мыслительный, нежели чувственный процесс. В принципе каждый желающий может прочесть эту книгу. Но последующие события столь тесно переплелись с тем, что открылось мне во время работы над «Эльдибором», что я вдруг понял: мои видения - часть моей реальной жизни. Я не должен был дополнять их вымыслом, насильно соединять фантазией
прорвавшееся из духовного мира откровение. Ведь оно неотъемлемая часть моего реального существования, моей судьбы. Я просто не имел права отдавать мои видения вымышленным героям, фантомам виртуальной реальности.

 

Всё началось во время сна. Мне показалось, что какая-то неведомая сила вдруг выдернула меня из себя и швырнула во тьму. И тьма подхватила, закружила и понесла не то вниз, не то вверх по спирали, всё быстрее и быстрее, пока вдруг не выкинула на твёрдую каменистую почву.

С трудом поднялся, усилием воли смиряя пронзившую тело боль, и огляделся. Место, куда меня выбросило неведомой силой, было пронизано зыбким, как в хрустальном шаре, светом. Я не мог видеть ничего вокруг из-за клубящихся, подвижных комьев тумана, которые полыхали внизу, под ногами, и сбоку, и всюду, куда я пытался смотреть.

Нетерпение и досада одновременно овладели мной. И хотя эти ощущения не успели оформиться в мысль, их словно вырвало вовне и направило туда, куда был устремлён взгляд. Многократно усиленные каким-то сопряжённым с ними и внезапно обретённым могуществом, они ударили в туман упругой физически ощутимой волной, и туман впереди заколыхался, пришёл в движение и стал таять.

Я едва успел отпрянуть, опалённый жаром бесконечного пламени. Всё пространство было заполнено огнём, который вздымался и падал оранжевым туманом в алом свете, вскидывая похожие на плюмажики снопы искр. Мерцая, и тая, и вновь возрождаясь в извивах и выплесках плазмы, колебания пламенных языков рождали тонические вибрации, сливавшиеся в музыку огненных узоров.

Всё впереди было соткано из звука и цвета, яростного, как изливы огненных рек при извержении, и тонкого, как паутинка в осеннем лесу. Голубое, зелёное, жёлтое, коричневое и розовое – всё играло, переливалось, трепетало, перемежаясь ослепительными вспышками и чёрными проблесками лавового поля.

Это была музыка Бытия, которая выгибала в танце самовыражения плоть мироздания. Звуки взлетали на языках пламени и падали вниз, сливаясь в падениях и взлётах то в тихий ропот миллиардов не ведающих цели своего рождения огненных существ, то в грозный рёв взбешённой плазмы, то в грустную песню созвездий, перекликающихся на распятиях пространств и времён.

Человек, который был Я и не Я одновременно и которого лучше называть «он», отступил на шаг и едва устоял на расстоянии вытянутой руки от края гигантского волчка смерча. В его утробе слышались какие-то всхлипы и голоса, мелькали неясные силуэты, обломки уничтожаемой реальности, глыбы льда, толщи воды. Хлестали разряды молний, пронизывая тьму и на мгновение заглушая рёв развёрстой бездны.

Мир кончился. Его больше не было. Осталось лишь то, что лежало посреди безвестного и неведомого, – освобождённое безумие по имени Хаос.

Он осторожно попятился, и бездну затянул туман. Снова открылась однообразная, покрытая мелким камнем поверхность. Она простиралась настолько далеко, насколько могли видеть в этом мире глаза, то есть почти в бесконечность. Каким-то неясным чувством он угадал, что если бы всё-таки решился идти по этим камням наперекор представшей ему картине, сквозь неровный сумеречный свет, то ему не хватило бы вечности достигнуть края унылого однообразия, потому что именно из вечности и было сотворено каменистое плато.

Он повернулся. Туман сзади ещё не рассеялся, а только отступил немного, обнажая те же неровные камни и равнину. Ужас оказаться среди однообразной бесконечности пересилил страх и принудил броситься в отступающие клубящиеся волны, пока они вновь не охватили его со всех сторон.

Теперь он понял: надо быть осторожным, этот мир слишком отзывчив на любое движение его души, любое желание, на все силы, таящиеся в глубинах его сущности. Туман был опасен. В любое мгновение он мог подвести под ноги бездонную пропасть или зыбь болота. В нём оставалась возможность выбора, которого бы не было, если бы он исчез. Человек, в которого переместилось моё Я, знал это почти наверняка, поскольку не раз оказывался на плато прежде, так как именно это место и было началом его пути, конца которого он не ведал.

Нащупывая ногой почву, он осторожно тронулся вперёд, хотя бессмысленно стараться угадать направление в том, что окружало его. Пространство и время в этом мире имели иные свойства, которые невозможно было определять привычными геометрическими и физическими понятиями. Здесь вперёд – значит пройти по невидимым, скрученным в спиралевидные тугие жгуты координатам времени в какую-то иную  реальность, куда его каждый раз безотчётно влекло.

Он не торопился, нащупывал ногой путь, прежде чем перенести тяжесть тела, а потому едва продвигался. Но дальность передвижения не заботила странника. Каким-то глубинным, изначальным знанием, которое здесь, в межмировом пространстве, всё-таки можно было обозначить словом «интуиция», он понимал, что в его передвижении определяющим было не расстояние, а направление. Один неверный шаг – и он пропал бы в нескончаемых пространствах Вселенной. И потому, прежде чем сделать этот шаг, надо было вслушаться в пронизывающие его мозг шумы и звуки и, доверившись призыву одних, отринуть другие.

Один раз под ногой что-то шевельнулось, ожило и стало выдираться с глухим рёвом из камня. Он не знал, что это было. Угадывал только его громадность и зловещность. Но испугаться и отступить было бы так же опасно, как и двинуться безрассудно вперёд. Приказав мозгу выделить в кровь один из самых активных регуляторов нервного возбуждения – ацетилхолин, с тем чтобы понизить кровяное давление и замедлить сокращения сердечной мышцы, странник не позволил даже капле страха просочиться в сердце, усилием ума остановив уже начавшееся выделение из надпочечников адреналина.

Умение подчинять внутренние процессы велениям воли спасло его. Возникающее из камня существо успокоилось, затихло и снова втянулось в неподвижную каменистую поверхность, простирающуюся во внешний мир, но истекающую из внутреннего мира. Ни к одному из них странник теперь не принадлежал.

Надо было решить, чему довериться – голосу страха или интуиции. Впереди была опасность, однако опасность, которую усилием воли можно было усмирить, что по крайней мере один раз удалось сделать. Неизвестность ожидала в любом другом направлении. Окажется ли она благосклонной или враждебной – предугадать было невозможно.

Даже голоса, которые пронизывали его, были слишком многочисленны и слишком невнятны, чтобы их понять. Но один, который вдруг показался знакомым, с призывной интонацией звучал именно с того едва не поглотившего его места, перед которым находился он теперь. И выбор был сделан. Странник ступил на оживший камень и, отбросив недавнюю осторожность, бегом бросился в туман. Поверхность под ним снова шевельнулась, но не настолько, чтобы сбить с ног, – лёгкое землетрясение, силой в три-четыре балла.

Теперь уже точно нельзя было задерживаться и на мгновение. Напрягая силы, но стараясь сохранять внутреннее спокойствие, он бежал в неведомое по судорожно вздрагивающему, пытающемуся воплотиться во что-то камню, сквозь туман мирозданий, времён и пространств – вперёд или назад, вверх или вниз, в прошлое или будущее, куда-то...

Странник сделал ещё несколько больших прыжков и увидел звавшего его. В разорванных клочьях тумана обозначилась фигура человека, похожего на призрак, со странно вывернутой, видимо, повреждённой шеей, в изодранной, испачканной кровью хламиде. Его длинные спутанные волосы и борода тряслись от нескончаемого тика. Но горящие ненавистью глаза неотрывно смотрели на пришельца.

– Стой, где стоишь! – Всепоглощающая ненависть в голосе преградившего путь и вскинутая навстречу рука заставили повиноваться, хотя камни всё ещё вздрагивали, как живые. Внезапным конвульсивным движением полупризрак перечеркнул рукой пространство каким-то особым знаком, и всё забурлило, заклубилось вокруг. У самого лица странника раздались удары могучих крыльев.

Не размышляя, автоматически, словно знание, побудившее его действовать, было заложено в нём на уровне инстинкта, он приказал тени своего тела уйти в свет и стать прозрачной. Мгновение спустя когти чудовища пронеслись сквозь него, не причинив вреда.

– Как тебе это удалось? – с хриплым надсадным напряжением в голосе спросил призрак. – Ты создал в Бардо Идама?

– Не давайте того, что свято, собакам, чтобы они не бросили это в навоз. Не бросайте жемчуга свиньям, – уклончивым эзотерическим языком ответил странник и строго спросил: – Кто ты и почему преградил мне путь?

Человек в хламиде хрипло и надсадно засмеялся:

– Кто я? И это ты спрашиваешь меня об этом? Ты?!

Звук его вопля разогнал туман, и стало заметнее его лицо. Оно казалось каким-то зыбким, нереальным, словно наскоро слепленным из клубящихся вокруг грязных клочьев. Но глаза были настоящие, и они горели подлинным огнём жизни.

– Что я сделал тебе? – снова спросил странник.

– Боже, всегда одно и то же! – с горьким сарказмом отозвался преградивший путь, и странная кривая шея его уродливо закачалась, а лицо свела судорога. – Ты не помнишь, ты не знаешь... Какое это счастье – всё забыть. Но мне такое счастье не даровано.

 Он опять поднял руку и сделал какой-то знак. Тупая гипнотизирующая боль возникла у странника в мозгу, и тело словно налилось свинцом. Он ощутил, что чужая воля проникла в него и пытается разъять, растащить клетки мозга. Надо было подавить гнев и найти в душе равновесие между раздражением и действием, установить непроницаемую стену спокойствия и попытаться вытеснить из себя враждебную силу, слишком опасную в этом пространстве грёз.

       Но, кажется, на этот раз он опоздал. Центробежные силы ускорили своё движение и вовлекли в свой опасный водоворот голограммы жизни, нанизанные на протеиновые струны нейронов мозга. Это усилило неизменяемую неопределённость реальности и развернуло потенцию нового обстоятельства в сторону от Внутреннего Потенциала.

Уже последним судорожным усилием он удержал в разрушаемом сознании мысль, поднявшуюся из глубины его сущности: «Надо сделать двоих одним, внутреннюю сторону как внешнюю, а внешнюю как внутреннюю и верхнюю сторону как нижнюю, мужчину и женщину одним, чтобы мужчина не был мужчиной и женщина не была женщиной, сделать глаз вместо глаза, и руку вместо руки, и ногу вместо ноги, образ вместо образа, тогда свет, который внутри, покажет дорогу Идаму».

Странник успел проявить внутреннее согласие с этим неведомо откуда возникшим убеждением, и проявленная реальность распалась. Его словно вынесло мощной силой воли из смерти в рождение, в тот мир, где мысль ищет плоть своего воплощения.

Его ослепили сияющие живые краски, излучавшие сочувствие и любовь. Всё вокруг было наполнено желанием помочь и защитить – все переливы света и звука, все пронизывающие пространство желания устремились навстречу его испугу и мольбе. За ничтожное мгновение он вновь восстановил центростремительные силы личного Потенциала и приступил к созиданию новой Проявленной Реальности.

Удовлетворённо наблюдавший за распадом телесных форм странника, его таинственный враг изумлённо вскинул брови, увидев, как из беспорядочного мельтешения разъятых волшебством энергий вдруг всплыли и зависли чётким геометрическим четырёхугольником странные сущности – трёхглавый дракон с коронами, усыпанными драгоценными камнями, два больших шара – красный и оранжевый, Всевидящий глаз. Дракон неодобрительно посмотрел на человека в хламиде и отвернулся. Из пасти его центральной головы вырвался ровный голубой луч и упёрся своим концом в то место, где только что стоял странник. Такие же лучи испустили из себя шары и глаз. Образовалась перевёрнутая пирамида, упирающаяся своим концом в хаотичные всплески угасающей энергии. И вдруг в пересечении лучей возник странный силуэт двухголового человека, одна его голова была женской, другая мужской. Мощные мускулы излучали неведомую Земле силу.

Это был бог, которого называют: Первый в роду. Он потянулся, словно проверяя надёжность нового тела, и грозно посмотрел на того, кто стал причиной его неожиданных трансмутаций.

Дракон, шары и глаз уменьшились, втянулись во вновь материализовавшееся тело.

– Мне следовало это предвидеть! – с отчаянием крикнул своему ожившему противнику человек с кривой шеей. – Дракон, Солнце, Юпитер и Всевидящий глаз! С таким покровительством ты можешь позволить себе быть бесстрашным.

Да, я не так могуществен, как ты, – с горечью продолжал противник. – Но у меня есть ненависть, которой нет у тебя. Я могу ждать тысячи и тысячи лет, пока ты не совершишь ошибку.

Интонация, с которой были произнесены слова, и выражение лица человека в хламиде вновь показались знакомыми страннику, который стал богом, и какое-то смутное воспоминание шевельнулось в нём.

– Ты многому научился, если сумел пройти проклятое место и остаться живым. – Хриплый голос выразил восхищение и горечь одновременно. –  Но лучше б ты сгинул здесь, – с новой силой ярости выкрикнул он. – Потому что я ещё придумаю что-нибудь позатейливее, и тогда твоя душа испытает те же муки, что и моя.

Ярость и ненависть настолько исказили лицо преградившего путь, что казалось непонятным, почему он до сих пор не бросился на бога. На всякий случай тот приготовился вздыбить перед собой пространство, хотя и понимал, насколько это было опасно для него самого. Но так же внезапно странный человек успокоился, и только глаза его по-прежнему горели ненавистью.

– Почему ты напал на меня?

– Я скажу, скажу тебе, раз уж ты спросил. Из-за тебя я без малого две тысячи лет блуждаю в пространстве Грёз только с одной целью, только с одной мыслью – отплатить тебе за свои муки. Я буду вечно поджидать тебя и заводить на самые гиблые места. Там, где ты стоишь, уже лилась кровь. Тут погиб не один самонадеянный чародей. Это пространство знает вкус крови и алчет её. Если б не твоё проклятое искусство, в котором ты, должен признать, достиг впечатляющих успехов, твой путь навсегда оборвался бы здесь, а я завладел бы твоим земным телом, пройдя по резонансной волне назад. Но у нас ещё есть время – у тебя и у меня. Ты всё равно ничего не сможешь изменить там, куда идёшь. И муки твои будут напрасны. О, как тяжела ноша моей ненависти к тебе!

– Я так и не понял, за что ты ненавидишь меня, – с искренним сожалением произнёс бог. – Но теперь не мешай. Я должен найти свою дорогу.

– Иди, иди, – ухмыльнулся преградивший путь, и губы его вздёрнулись в страшном оскале. – Чего тебе задерживаться здесь. Но, кроме искусства чародея и высокого покровительства, есть ещё везение. Оно не всегда будет на твоей стороне.

Вдруг он сделал шаг навстречу, и его лицо, исполненное выражения свирепой силы, приблизилось к лицу бога.

– Только помни, что я тебя всегда жду. Мне никогда не удастся забыть вот это, – он ткнул пальцем в неровный уродливый шрам, обежавший вокруг шеи в том месте, где она была скособочена. – Уж я-то не забуду, поверь.

И вдруг сгинул, будто никогда и не был здесь. Человек, позвавший из тьмы, без следа растворился в её грязных клочьях.

Мгновение бог стоял в задумчивости, но, будто влекомый чьей-то посторонней волей, снова устремился вперёд. Его сознание наполнилось неясным предчувствием надвигающихся перемен.

Неожиданно туман исчез. Его не было ни спереди, ни сзади. Пропала и нескончаемая каменная плита, усыпанная мелкими осколками камня. Светило солнце, и небо было синим. Бог стоял на вершине горы, вокруг которой во все стороны вздымались новые горы, одетые зеленью и покрытые рощами деревьев. Вдали шумело море, в которое со склонов сбегали по узкой прибрежной долине ручьи и потоки. Нигде на земле он не видел подобной красоты, но почему-то казалось, что место, где он очутился, ему знакомо, известно и что он уже когда-то бывал здесь, в этих горах. Смутное ощущение, что всё случившееся с ним сейчас происходило прежде, шевельнулось отчетливым предчувствием подступивших вплотную событий. Но снова усилием воли он заглушил неясные воспоминания, пока они не успели оформиться в какое-либо желание и не вызвали новых преображений пространства. Это угрожало опасностью, поскольку он всё ещё не овладел до конца своей памятью.

С горы змеилась тропинка. Бог уверенно ступил на неё и начал спускаться вниз. С каждым шагом он всё больше и больше убеждался в том, что пространство обрело стабильность форм. Ему показалось, что эти формы извлечены из глубин его сущности, о которых он всё ещё не помнил и не знал и которые затаились в нём смутным ощущением нераскрытой тайны. Он шёл ровным, размеренным шагом, отбросив сомнения, убеждённый в том, что обрёл свой путь, чем бы этот путь ни закончился – бессмертием или гибелью. Воодушевление было так велико, что бог не заметил произошедших с ним изменений. А они оказались весьма существенны: две головы снова слились в одну, короткие волосы удлинились настолько, что упали ниже плеч, обозначилась борода, нос выпрямился и обострился, глаза запали, как у человека, много дней страдающего бессонницей. Да и всё его тело сжалось, иссохло и обрело неведомую лёгкость, которой никогда прежде он не мог достичь. Сменилась и одежда. Теперь на нём была какая-то длинная рубаха из грубой ткани, поверх которой через плечо переброшено тёмное, покрытое дорожной пылью покрывало, стянутое на поясе верёвкой. На ногах сандалии, прихваченные ремешками за щиколотки. Голову защищал от жаркого солнца платок из белого льна.

В своём новом обличии бог шёл сквозь рощи оливковых деревьев, голоса птиц,  сквозь меркнущий солнечный свет угасающего дня. Он слышал шорохи в зарослях и слабые стоны деревьев, сливающиеся в долгий протяжный вздох печали. Его ноги наконец-то чувствовали надёжную, верную почву под собой, а кожа тела с благодарностью отзывалась на ласкающие порывы ветерка.

Он уходил всё дальше и дальше вниз, очарованный верой, что наконец-то достиг желаемого. Окружающее было похоже на то, что он так долго искал.

Тропа неожиданно слилась с проезжей дорогой. Он проследовал мимо мары – овчарни, обнесённой живой изгородью крушины. У входа стояли тележки, гружённые корзинами с чечевицей, бобами, луком. Ослы, телята, овцы, козы теснились у тележек в окружении нескольких мужчин и женщин, но никто не обратил на него внимания. А потом через полчаса вдали открылась панорама древнего города, защищённого могучими белоснежными стенами. Храмы и дворцы возносили ввысь своё величие, уступами квадратов поднимались на склоны холмов жилые кварталы, и он узнал вдруг это не раз прежде виденное и многократно забытое место. Вспомнил своё предназначение в открывшейся ему стране.

Словно заворожённый, смотрел он на раскинувшееся перед ним пространство. Шаг его всё ускорялся и ускорялся, пока незаметно не перешёл в бег. Неудобные сандалии шлёпали по пяткам, сбивали ритм. Но он всё бежал и бежал, пока воздух не стал обдирать огненным наждаком горло. Силы убывали, ноги заплетались, отказываясь повиноваться. Лишь напряжением воли он заставлял себя двигаться туда, где его уже ждали смерть и бессмертие. Небольшой камень, попавший под сандалию, вдруг крутанулся под тяжестью его тела и лишил равновесия. Бог неловко взмахнул руками и упал на дорогу.

 

Такие вот «картинки», будто смотришь гениально сделанный фильм. Я тогда ещё не знал, что ретроспектива событий двухтысячелетней давности имеет прямое отношение не только к моему настоящему состоянию, но и к будущему. Будущее не наступило, но согласно неведомым законам не познанной нами Вселенной уже произошло в каком-то другом измерении. Впереди меня ожидала «стыковка» прошлого с будущим.

Но я пока воспринимал происходящее в привычных параметрах и понятиях. Оно казалось некой искрой творческого вдохновения. Я не подозревал, что это выразительный знак, предвещающий перемены в жизни и судьбе. Знак, говоривший о вечности и бесконечности как в прошлом, так и в будущем.

Я пытался анализировать удивительный феномен с помощью своего опыта. Вполне традиционные, в русле естественных и философских наук, познания перебирались мной в попытке «пристегнуть» эти видения к чему-то уже знакомому, пока из глубин памяти уверенно и значительно не всплыло на поверхность сознания имя — Карл Густав Юнг.

Швейцарский психолог, наиболее выдающийся последователь и критик З. Фрейда, основатель нового направления, названного аналитической, или глубинной, психологией. Он ближе всех подошёл к пониманию того, что человек – не случайное явление мироздания. Юнг утверждал, будто существует некий нематериальный мир – смысловое поле. И в этом поле существуют идеи, мысли, знание прошлого – настоящего – будущего. Платоновский идеализм в современном варианте. Нет, это не ярлык, а указание на связь времён и традицию. Так вот, это поле не подчиняется пространственно-временным законам, оно вне времени и пространства и связано с материальным миром через психе, то есть нечто имеющее отношение к душе. А может, это сама она – душа, существующая отчасти в материальном теле, а отчасти сливающаяся с этим смысловым полем через бессознательное. Тогда сознание – проявление нематериального пространства в материально-причинном мире, а смысловое поле – проект развития Вселенной.

Юнг тревожился будущим человечества. В 1958 году, когда только начались разговоры об НЛО, он написал работу «Современный миф. О небесных знамениях». В предисловии он обращается «к тем немногим, кто захочет выслушать» и говорит о необходимости подготовиться к событиям, знаменующим собой конец одной из великих эпох мировой истории. Рискуя репутацией лояльного к традиционной науке серьёзного учёного, он стремится предупредить человечество о будущих катаклизмах. «Откровенно говоря, меня глубоко заботит судьба всех тех, кто будет застигнут врасплох ходом событий и, не имея необходимой подготовки, окажется связанным по рукам и ногам и лишенным способности понять что-либо. Насколько мне известно, никто ещё не задавался вопросом о том, какими могут быть психологические последствия преобразований, которые ждут нас впереди».

Подобные мысли были мне мировоззренчески близки, будущее моей психике вроде не угрожало. Но не начался ли уже катаклизм в отдельно взятой, то есть моей, голове?

Однажды в сумерках я лежал на больничной кровати, смотрел телевизор. На мгновение смежил веки – и вновь в темноте ярко вспыхнула белая ослепительная точка. И словно взорвалась изнутри. И вот меня уже нет ни в палате, ни вообще в этом мире. Меня втянуло в некий туннель, где с невообразимой скоростью я промчался по извилистому, похожему на гибкий подвижный шланг коридору. И вот я оказался в этом самом смысловом поле, где, по утверждению Юнга, постоянно создаётся и усложняется проект развития Вселенной.

Впоследствии я узнал, что именно это похожее на сон событие чрезвычайно важно для эволюции любого человека. Даже случайное посещение нематериального информационного пространства является пропуском в мир самых необычных приключений – в этой и той, другой жизни. По сути, это момент зачатия нового мира, который оплодотворяет дух человека.

Открылось непривычное пространство, в котором непрестанно формировалась в чёткие геометрические фигуры структурированная, чрезвычайно подвижная среда. Бесчисленные трансформации окружающего рождали ромбы, шары, конусы, кубы, трапеции, полусферы, сложные конструкции – тетраэдры, пирамиды, икосаэдры, додекаэдры. Фигуры мгновенно оцвечивались – то нежной солнечной охрой, то суровым ртутным металликом, то пронзительной голубизной  – и уносились прочь, подчиняясь сложному, но вполне определённому ритму.

Всё очень красиво, чётко, энергично меняется в бесконечном пространстве. Всё пронизано мощным, математически точным импульсом жизни. Я не хочу сказать, что это лучше, чем наш мир. Просто это совсем другое – математика, точные формы в череде бесконечных геометрических превращений, импульсов, вибраций.

В этом пространстве, где нет никакой земли и неба, я стоял, опираясь на пустоту. И каждое скоростное взаимодействие множества геометрических олицетворений старательно огибало моё явно не запланированное здесь присутствие.

Вдруг, словно сорвавшись с какого-то полотна Сальвадора Дали, из бесконечности неровными, но явно осмысленными зигзагами примчались три ослепительно белых шара. Они тянули за собой красные эластичные шланги, чутко вибрировавшие мощной стремительной жизнью неведомого разума. Остановившись напротив меня, они как бы изучают, чем грозит моё незваное присутствие здесь, и, успокоившись, вновь уносятся со своими бесконечными шлангами в беспредельность. Шары явно выполняли сторожевую функцию, и то, что они не проявили враждебности, требует осмысления.

Внезапно напротив меня раскрылась одна из пирамид. Её стены просто отвалились в стороны четырьмя ровными треугольниками. Открылось устройство, в котором постоянно выскакивало что-то изнутри и опять исчезало – колесики, цилиндры, шары, ленты Мёбиуса, странные молоточки, рычажки и противовесы. Всё это беззвучно и целеустремлённо выполняло неведомую работу вокруг полупрозрачной призмы.

Я был в таком пространстве дважды. Второй раз это произошло на занятиях в Академии, созданной впоследствии по моей инициативе под новую энергоинформационную технологию знаменитого украинского экстрасенса Лапшина и где я занимал пост вице-президента. Причём дополнительно к тому, о чём рассказал, видел ещё странные очень плоские часы, от которых во все стороны тянулись светящиеся, похожие на разноцветную паутину нити, и они опутывали собой всё вокруг. И ещё одни, песочные, которые повернулись сами собой вправо и запустили какой-то таинственный процесс. При этом я не находился в состоянии сна и осуществлял постоянные речевые контакты с инструктором. Такое геометризированное пространство – не единственное, в которое можно попасть. Их тысячи, самых разных, и за каждым стоит тайна Вселенной. Проблема в том, что факты, о которых сообщают люди, побывавшие в каких-то иных измерениях, трудно поддаются оценке и исследованию. Тем более что чётко запомнить и изложить их может не всякий. Психологи обычно квалифицируют подобные рассказы как аутоскопические галлюцинации, которые довольно часто сопутствуют инфекционным заболеваниям, повреждениям мозга, алкоголизму, наркомании, эпилепсии.

Но как в таком случае объяснить реальные факты, которые явно не отнесёшь к роду субъективных иллюзий или галлюцинаций?

 

 

* * *

 

 

Моим соседом по палате был Борис Орлов. Естественно, мы подружились.

По иронии, а может, по закономерности судьбы Борис строил больницу, в которой лежал со мной. В то время он возглавлял мощную строительную компанию «Бекерон». А ещё раньше руководил в Узбекистане крупнейшим заводом стройматериалов. Поэтому и в частном бизнесе он сравнительно легко занял весьма заметные позиции. Это незаурядный человек, хорошо образованный, с ясным умом. Сильный, прямой характер сочетается у него с умением почти мгновенно просчитывать различные варианты и добиваться цели сложными многоходовыми комбинациями.

Он верил в сны, предзнаменования, другую реальность и сам искал возможность побродить с кем-нибудь, хотя бы в разговорах, по лабиринтам неведомого.

О моих видениях рассказал Борису. А он не только не удивился, но поразил меня признанием, – оказывается, из-за своей язвенной болезни трижды побывал в реанимации. И в состоянии между жизнью и смертью видел те же картины геометризированного пространства.

Похоже, именно знания об этом странном измерении бытия привели в своё время Платона к убеждению, что мир идей столь же реален, как и мир объектов. А может, даже более реален. Ведь Платон утверждал, что земные объекты представляют собой лишь тени идей. И наша действительность в некотором смысле – галлюцинация. Но всё же не стоит испытывать её достоверность, ударяться головой о стену. Раз природа создала наш мир, значит, он зачем-то нужен ей. И в этом мире иллюзия жизни равноценна жизни – и иллюзия смерти равна смерти, изменить ничего до поры до времени нельзя, у нас это не получится.

Борис Орлов стал моим доверенным слушателем. На нём первом я «обкатывал» свои впечатления, ведь кто-то другой просто счёл бы меня сумасшедшим. Между тем видения прямо обрушивались на мой бедный мозг. Причём они никак не влияли на восприятие действительности. Просто было два мира – наш, привычный, известный всем, и то самое информационное пространство, излучавшее в меня всё новые и новые представления.

– Безусловно, в этом мире есть некая всемогущая сила – невидимая, непознаваемая, во всё проникающая, – говорил Борис. – Люди называют её Богом или Высшим Разумом, в зависимости от мировоззрения. Но все её чувствуют или предчувствуют, потому что без неё исчезает смысл жизни. Действительно, если нет Бога, чем мы отличаемся от бабочки-однодневки? И какая разница, сколько жить – тысячу лет или одну минуту, – если опыт жизни исчезает с тобой и тебе некому им похвастать. И если мы лишь случайные животные организмы, этап мгновенного каприза природы, случайного сцепления молекул – то почему бы нам не жить по законам животного мира. Хватило бы забот о выживании. Но человечество почему-то создало культуру… Если Бога нет, то это пустая трата драгоценного бытия амебы… Этого только последние бараны или твои коллеги академики, увязнувшие в постаментах своего дутого величия, не понимают.

Среди идей, не однажды мной от него слышанных и осознанных, Борис высказывал и довольно оригинальные. По крайней мере, для меня.

– Вот почему говорят, что жизнь в полосочку, почему в ней с такой жёсткой последовательностью чередуются счастливые и нерадостные дни? Да потому, что люди не понимают своей ответственности за свои решения. Для них всё просто: захотел что-то – должен получить. А чем будешь соответствовать полученному? Что у тебя есть, чтобы расплатиться за удовольствие?

– Ну, мы, кажется, оба здесь за что-то расплачиваемся, – вяло намекаю на наше лежачее положение.

– Оба, – соглашается Борис. – Но «картинки» почему-то показывают сейчас тебе. Давай разберёмся. Ты зачем согласился возглавить «Худлит»?

– Да я всю жизнь как пожарник, – пытаюсь отшутиться. – Где что горит, где что валится – там Петров. Я вообще не умею спокойно жить. Вот ты позвал бы сейчас меня к себе на работу, пообещал бы зарплату раз в десять больше, чем в «Худлите», – я не пошёл бы. У тебя своих орлов вдосталь, я тебе не очень-то нужен. А тут я обещал Можаеву спасти издательство – и спасу.

– Прекрати молоть вздор, – осаживает Борис. – Ты вдумайся в то, что тебе показывают. Дорогу Христа! А почему? Ты что, не понимаешь, куда тебя ведут? Ведь кто-то ваше издательство специально разоряет. Сидят умненькие ребята в очках и чертят схемы, как подешевле лакомое государственное предприятие к рукам прибрать. У них по «Худлиту» уже почти всё получалось, а тут ты нарисовался – светлый рыцарь с благими намерениями. Чудо ещё, что тебе в подъезде башку не проломили. Ведь там же большие бабки пляшут.

       Ты проанализируй: сначала уводят предприятие в отрицательную рентабельность, потом всё его техническое обеспечение сваливают в некое малое предприятие, вместе с которым оно бесследно исчезает. Потом сажают по всем этажам какую-то Всемирную книжную лигу, а под её названием скрывается почему-то не книжное предприятие, а печально известный всей Москве ресторан «Хольстен». И передают ему все права по управлению недвижимостью «Худлита». Осталось только официально объявить издательство банкротом. Причём нового хозяина искать не надо. Он уже на месте.

– Может, они ещё Кремль захотят приватизировать? – внутренне ожесточаюсь я и с упрёком смотрю на собеседника.

Из его карих, по-восточному выразительных глаз выплёскиваются водопады смеха.

– Его давно уже приватизировали и поделили, вместе со всеми, кто в нём есть. И тебя на делёжку не позвали. А то начнёшь не вовремя про совесть что-нибудь талдычить.

– Вот я и постараюсь, чтобы этого не случилось с «Худлитом».

– А почему в больнице лежишь? – совершенно неожиданным реверсом Борис сбивает меня с пьедестала, на который я стараюсь вскарабкаться.

– Ну а это здесь при чём? – пытаюсь отбиться я дежурным поверхностным сомнением.

– Ну, брат, – смеётся Орлов, – я же тебе намекал. Чем соответствовать будешь? Пошёл спасать «Худлит»? А что у тебя есть как у спасателя – деньги немереные, связи правительственные? Сам говоришь, – на должность поставили, а Минфин денег не дал, хотя бы долги аннулировать. Пени начнут расти, штрафы. Это же не сотни рублей, не тысячи, а миллиарды. Потом электричество отключат, воду, отопление, телефон.

– Уже отключили.

– Ну вот, – обрадовался почему-то Орлов. – А ты спрашиваешь, за что в больнице лежишь. Потому что нечем больше за неправильное судьбоносное решение расплатиться, только здоровьем. Потому тебе и крутят в башке фильм про Христа, что ты сейчас жертва, тобой искупают чужие грехи. Понимаешь? Законы Космоса очень жестокие – за всё надо платить. И ты, главное, сам согласился. Тебе предложили, а ты не отказался. Славы захотел? Вот теперь и хлебай её через капельницу сколько влезет.

       В том, что говорил Борис, было что-то жестокое, но отрезвляющее, заставляющее серьёзно задуматься над тем, что происходило. И увидеть это как бы с другого ракурса – не с позиции романтического героя, а, напротив, трезво мыслящего человека, понимающего, что каждое решение должно строго соответствовать возможностям человека, какими бы они ни были – духовными или прагматическими.

И параллельно этим размышлениям во мне со всё большей и большей отчётливостью развивался какой-то новый сюжет – не то моей, не то чужой жизни. И теперь того, кто шёл из прошлого ко мне в настоящее, звали Иешуа.

 

 

* * *

 

 

Песок, проклятый песок. Он рождался где-то на окраинах каменистого плато пустыни в бесчисленных маленьких вулканах, вызванных жаром солнца. Потом выплески ветра, разогнавшись в горных ущельях, подхватили пригоршни каменистых осколков и несли их на своих ладонях, словно рои диких пчел. Если на пути этих властителей пустыни встречалось животное или человек, они жалили его так же безжалостно, как настоящие дикие пчёлы. Одно спасение от песка – укутаться в куфи, что и сделал Иешуа под презрительным взглядом Иоанна.

Карие, зорко высматривающие вокруг глаза Иоанна мгновенно окружили глубокие, кривые морщины. Они придали его лицу зловещий, диковатый вид из-за того, что были по краям подёрнуты болезненной, белёсой пеленой. Кожа век воспалилась и вспухла, но взгляд, прожигавший своим огнём застилавшую его скверну, достиг души Иешуа. И он, догадавшись о том, кому было адресовано презрение Иоанна, зябко поёжился.

Иоанн, уловив душевное состояние пришельца, окружённого жалкой кучкой  учеников, двинулся в его сторону широкими, размашистыми шагами. Лицо пророка, по которому были рассеяны гнойные кратеры, затянутые маслянистыми плёнками, насупилось. Грязная клочковатая борода, искрящаяся сединой, вздрогнула.

– Ты хочешь защитить себя платком от ниспосланного Господом? – спросил он, цепко вонзившись взглядом в небольшую щель для глаз, оставленную пришельцем.

Маленькая, тщедушная фигурка проповедника из Назарета казалась ему жалкой, смешной.

– Встань на колени!

       Слова Иоанна звучали с агрессивной напористостью. Тупая простота веления всколыхнула толпу паломников, окруживших их, заставила её придвинуться и сомкнуться.

Иешуа попытался заговорить, но Иоанн снова крикнул с истерическим призвуком в голосе:

– Пади на колени!

В глазах пророка теперь застыл дикий страх и ненависть.

Иешуа догадался о мыслях Иоанна, и это было неприятное открытие. Он уловил, какая опасность таилась в обманчивой тишине, и его сотрясли гнев и необходимость обуздать его.

Он вздохнул и поморщился под платком. Невыносимый запах гнилых зубов, донёсшийся до него, ухудшил и без того нерадостное настроение. Он не ожидал, что знаменитый Иоанн Креститель окажется таким жёлчным и язвительным аскетом, умертвившим в себе человеческое.

– Почему ты уверен в том, что пыль ниспослана Господом? – принимая вызов, глухо отозвался он из-под куфи.

Иоанн на мгновение растерялся, встретив такое непокорство в человеке, который шёл к нему как к учителю.

Теперь уже он оглянулся на застывших в ожесточённом внимании людей и, не найдя сразу что ответить, уселся на камень напротив Иешуа.

– А кем же ещё? Дьяволом? – с прежней язвительной насмешливостью полюбопытствовал отшельник, переложив свой посох на колени, будто готов был вскочить с камня, на котором сидел, и уйти прочь от неинтересного ему собеседника.

– Не думаю, что кто-либо из них озабочен такими малостями, – спокойно заметил назаретянин.

       По губам Иешуа скользнула мучительная, извиняющаяся улыбка, которую, впрочем, никто из паломников не заметил из-за надвинутого на его лицо платка.

– Я слышал, ты проповедуешь именем Господа, но не снимаешь крещением с людей их грехи? – мрачно спросил Иоанн.

Он почесал под мышкой, и запах застоявшейся вони дохнул из-под старых ветхих одежд его из верблюжьей шерсти.

       – Мы должны учить благовествовать, – возразил Иешуа.

– Пусть отсохнет язык у того, кто проповедует это, пусть сгниют внутренности и превратятся в зловонную сукровицу у тех, кто внемлет сказанному без гнева и осуждения.

Ропот ужаса пробежал по толпе. Иешуа сдёрнул с лица платок, и все увидели, что он оставался неуязвимо спокойным. Лишь глаза его потемнели, и искорка гнева пробежала в них.

– Водой очищались язычники в Евфрате и в Ниле. Они тоже верили, что внешней обрядностью спасают себя и открывают врата небесные, хотя поклонялись другим богам.

В толпе снова зашептались, пытаясь понять сказанное и оценить, кто из сошедшихся в поединке проповедников ближе к истине.

– Ересь сочится с уст твоих! – неистово выкрикнул Креститель.

– Не суди, и не судим будешь, – отразил угрозу назаретянин.

– Ты и твои ученики молитесь Богу молитвами, которые сами сочинили. Возможно ли это?- снова напал Иоанн.

Стоявший в толпе фарисей с привязанной ко лбу кожаной квадратной коробочкой, филактерией, закатил глаза и испуганно охнул. Его левая рука, к которой была привязана такая же коробочка с заключённой в ней молитвой, обличающе поднялась вверх.

– Не богохульствуйте! – вскрикнул он.

Коричневое, как кора старого дуба, изрезанное морщинами лицо Иоанна Крестителя обернулось в сторону фарисея. Его ноздри хищно вздрогнули, втягивая ветер и пыль.

– Порождения ехидны, я крещу вас в воде в покаянии. Идущий за мной будет крестить вас Духом Святым и огнём! – закричал он с угрозой в голосе, но яростный взгляд, сопровождавший слова, был выразительнее сказанного. – Лопата в его руке, и он очистит гумно своё, и соберёт пшеницу свою в житницу, а солому сожжёт огнём.

– Люди не солома, – грустно возразил Иешуа.

Шелест одобрения пробежал по толпе. Ученики Иоанна растерянно переглянулись, видя, что симпатии собравшихся склоняются на сторону назаретянина.

– Бог Израиля свидетель – жалость непозволительна для тех, кто служит Всевышнему и проповедует именем Его. Он штормовой океан и спасительный плот на грозных волнах. Вулкан, источающий лаву, и незыблемый остров спасения в огне, пожирающем жизнь. Ты должен верить, и только верить, а не рассуждать. Вера двигает горами. Ты же служишь не небесному, а человеческому.

Обвинение, которое Иешуа боялся услышать, было произнесено. И вновь толпа вокруг заколыхалась, зашумела, обсуждая сказанное.

– Это не так, – попытался защитить себя Иешуа. Но его невнятные слова ничего не исправили. Вознесённому к небесам обвинению такой протест был безразличен.

Возмущение, которое постоянно нарастало в Иешуа под напором преднамеренного раздражения Иоанна, наконец прорвалось встречным обвинением.

– Вера двигает горами, но не твоя. Твоя лишь нагромождает горы! – засвидетельствовал назаретянин, и тут же лицо его исказилось страданием, поскольку он был вынужден выкрикнуть эти слова осуждения и защиты.

Иоанн побледнел от гнева. Грязная тряпка, покрывавшая его голову, затмила лицо, и из тени жутковато сверкали едва угадываемые глаза.

– Если хочешь меня ненавидеть – ненавидь, – согласился назаретянин, – но не уклоняйся от вопросов.

– Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь, – с фанатическим убеждением закричал Креститель. Сложив руку козырьком, Иоанн приложил её к глазам, вглядываясь в того, кто осмелился перечить ему.

– Он – Отец наш, мы – Его дети, – снова раздался голос несогласия. – Как может отец поднять секиру на детей своих?

– Господь из камней может воздвигнуть детей Себе, – насмешничал Иоанн.

– Ты хочешь обличить Бога в том, что Он сотворил что-то негодное, требующее переделки?.. – с не менее язвительной насмешкой укорил назаретянин, и было видно, что на этот раз Иоанн растерялся и не нашёлся, что ответить неведомо зачем явившемуся к нему сопернику. Глаза его вдруг стали неподвижными и сонными. Он поднялся с камня и быстро, ничего не возразив, отошёл прочь, к пологу, который был растянут невдалеке на тонких, изгибающихся под ветром прутьях. Он лёг на землю, и кусок полосатой ткани – старой и уже иссечённой песком до дыр – скрыл его от толпы.

Иешуа вздохнул, снова закрыл лицо куфи и, повернувшись, побрёл прочь от того, кого ещё недавно хотел назвать своим учителем.

Толпа безмолвно смотрела в спины назаретянину и нескольким его ученикам, бредущим сзади.

 

 

* * *

 

 

Этот сюжет поначалу вызвал у меня очень большие сомнения в его достоверности. Он напрямую противоречил Священному Писанию и тому, что известно об Иоанне Крестителе. Я впоследствии до конца не определился, что он означал. Может, вопреки плану Создателя, закрепленному таинственным голограммным шифром четырёхмерного сознания в библейских текстах, реальный Иоанн Креститель не узнал Мессию, приход которого должен был провозглашать. Ведь известно, что секты Христа и Крестителя после смерти своих учителей активно враждовали.

Почему нет? Пророк, выполняя свою миссию, вдруг, по какой-то тайной причине, благодаря вмешательству могущественных потусторонних сил или из-за притуплённой в момент встречи интуиции, – не выполняет свою задачу.

Ведь не в крещении же Бога в реке Иордан она заключалась? Этот сбой в сюжете мог иметь роковые последствия. Бога не узнали, не узнал тот, кто обязан был указать на Него. И первое пришествие Христа отчасти и поэтому окончилось трагически. Вслед за пророком в признании Его Царствия на земле отказали и остальные. Земное воплощение Бога в связи с этим откладывалось на весьма неопределённое время.

Ведь действительно, в реальности имелось как бы два пласта. Один из них – как должно было быть – запечатлён в священных текстах Библии. Другой – как произошло на самом деле – в исторических хрониках и свидетельствах современников. Исходя их последних, крещение Иешуа Крестителем вообще не могло произойти в указанное Святой книгой время, поскольку Иоанн уже был обезглавлен Иродом.

И ещё третий пласт, то, что показали мне.

Где же истина? И как вообще созидается ткань реальности? Может, увиденное вообще относится к другому времени и даже происходило в другом месте? В будущем, в прошлом, когда?

Но все эти мысли придут ко мне позднее. А пока я так увлёкся записью своих видений, что не заметил, как стал выздоравливать. Признаки болезни активно исчезали: и желтизна кожи, и боли в пояснице. Мне уже не думалось о хворях, я переживал поразительный сюжет с участием архетипических героев как драму личного бытия. Я начинал предвидеть, что это только начало каких-то весьма серьёзных событий. Вскоре меня выписали из больницы. А провидение не заставило себя очень уж ждать.

Правда, на этот раз такого эффектного начала, как с «фильмом» о Христе, не было. События словно подкрадывались к моей судьбе, стремясь выглядеть буднично, незаметно. И тот, кто стоял за ними, похоже, сам не был уверен, правильно ли он поступал. Он шёл ко мне осторожно, как бы нащупывая впотьмах того, о ком давно знал и наконец будто бы нашёл. Он искал Видящего.

С Вячеславом Лапшиным меня познакомил мой коллега по Международной академии информатизации профессор Бережной. Анатолий Иванович давно говорил мне о волшебнике из Феодосии, который возвращает зрение слепым, глухим слух, поднимает на ноги детей, больных церебральным параличом. Я не верил в чудеса, но краешек сознания улавливал что-то важное в этой настойчивой рекламе. Бережной даже специально ездил в Киев, в центр Лапшина, чтобы подготовить нашу встречу. Он говорил, что мои научные и деловые связи весьма помогут этому целителю и благодетелю рода человеческого осесть в Москве, где давно пора организовать оздоровительный центр Лапшина.

И вот встреча в Кремлевском Дворце съездов на V международной конференции информациологов. Она случилась осенью того же, 1996 года. Бережной не ошибся: знакомство действительно оказалось знаменательным.

В облике Лапшина было что-то демоническое. Насмешливый взгляд, который он едва сдерживал напускной серьёзностью, небольшая бородка, странная манера как-то стремительно и юрко перемещаться в пространстве. И вместе с тем он был очень необычным, интересным собеседником. Он умел привлечь к себе внимание, заинтересовать собой. И как-то неожиданно я согласился помочь ему – найти помещение и зарегистрировать в Москве специально под его технологию Международную академию Лапшина. На приставке «Международная» украинский чудотворец настаивал.

– Врачи не могут справляться с теми болезнями, которые обрушатся на мир в новом столетии, – уверенно объяснял мне Лапшин задачи нового учреждения.

       – Почему?

– Они не учитывают энергоинформационную структуру, то, что сейчас принято называть биополем. А я знаю, как с этим работать. Биоэнергетическая сущность человека благодаря всеобщей полевой взаимосвязи в особом, изменённом состоянии сознания может взаимодействовать не только с веществом, но и с полями, которые являются проявлениями единого квантового излучения космоса. Вся информация во Вселенной организована как волновая частотно-амплитудная структура. Мозг человека способен осуществлять квантово-волновое раскодирование голограмм прошлого, настоящего и будущего, материального и нематериального миров. Вы когда-нибудь слышали про биокомпьютер?

– Очень немногое, то, что мне рассказал Анатолий Иванович.

– Понятно, – с сомнением смотрит в глаза Лапшин. И тут же читает довольно длинную лекцию.

       Я внимательно слушаю. Мне действительно интересно.

– Наше мышление привыкло к линейному восприятию. Но у вечности нет одинакового направления для всего, что существует в ней. Пора понять, что наше знание всего лишь частный случай мироздания. Палеонтология давно установила факт скачков и внезапных появлений совершенно новых форм жизни, которые с точки зрения упорядоченной эволюции объяснению не поддаются. Человек является высшим, но не последним звеном развития на Земле. Сейчас он как биологический вид находится в кризисе, который завершится его постепенным вырождением, если природой не будет включён механизм адаптации к сложившимся условиям.

– И вы знаете этот механизм?

– Тот же биокомпьютер, о котором мы говорили, – это явление сверхсознательной функциональной системы. С его помощью можно развивать феноменальные способности: различные способы видения – я имею в виду, что не обязательно при посредстве глаз, нестандартные формы получения информации – сканирование пространства, телепатия, ясновидение и многое другое. Всё это позволит людям приобрести инструмент своего преобразования, развития, выживания.

Советский Союз был лидером в мире не только по изучению экстрасенсорных процессов, но и по достижениям в области биоинформационных технологий, о которых большинство людей почти ничего не знает.

– Конвейер по производству сверхлюдей?

– Почему бы нет? Необходима скорейшая ликвидация безграмотности населения в области сверхсознательной функции организма и биоинформационных технологий, которые включают в себя самостоятельное управление энергораспорядительными системами человека и обучение механизмам регуляции общего энергообмена. На каждом витке планетарного существования у нас происходит «расконсервация» определённой части генетического кода или программы, определяющей качественно новый уровень возможностей человека, возносящей его на более высокую ступень бытия. Чтобы остаться, мы должны измениться, поменять привычки, пристрастия, забыть почти все старые знания и постигнуть новые.

– Так что же такое биокомпьютер? – Я пытаюсь вернуть его от общетеоретических рассуждений к более узкой теме.

– Некая сущность, – таинственно отвечает он. – Причем работающая не в одном только нашем материальном пространстве и не на одном его уровне.

– А что, их много?

– Хватает, – улыбается Лапшин, и мне кажется, что за этой внешней улыбкой таится какая-то глубинная насмешка.

Я слушал Лапшина, и во мне боролись два прямо противоположных настроения – желание помочь увлечённому своей мечтой человеку и некое сомнение, что он действительно нашёл ключ к тайне бытия. И для сомнений имелись основания.

Его рассуждения, особенно когда он их быстро, скороговоркой выплёскивал на слушателя, выглядели наукообразно. Но при внимательном анализе обнаруживалась какая-то скрытая в них некорректность терминологии. «Волновая частотно-амплитудная структура» - это что: масло масляное? Он говорил о квантовом излучении, а мой мозг иронически выдавливал из своих глубин: «А что, бывает ещё и неквантовое излучение?» Лапшин развивает тему о таинственном биокомпьютере, но при этом использует сомнительный метод разъяснения причины через следствие. И еще явно уподобляет человеческий мозг машине.

В общем, это была какая-то путаница на марше. Но в то же время в глубине выплескиваемых им откровений действительно брезжил едва угадываемый таинственный свет, вернее — некая терра инкогнита, подобно Атлантиде под океаном, скрытая под волнами слов и эмоций. Я чувствовал эту тайну, угадывал её, тянулся к ней.

– Левое полушарие мозга доминирующе связано с энергетическими явлениями, и его работа направлена в материальное пространство. Энергетические каналы, точки акупунктуры и деятельность левого полушария зависят от поступления энергии в наш организм. Если поступление энергии в организм нарушено, наступает патология, – продолжал свою просветительскую деятельность украинский чудотворец.

Правое полушарие головного мозга связано с явлениями, которые несут информацию и имеют тесную связь с нематериальным пространством, то есть с нашей сверхсознательной функцией.

Художники, музыканты, поэты, писатели – это те люди, у которых правое полушарие функционирует, то есть они получают информацию через своё сверхсознание из единого информационного поля, понимаемого сегодня как нематериальное пространство. В целом же деятельность мозга формирует наше сознание, и от гармоничной работы обоих его полушарий зависит степень развития сознания, а следовательно, и подсознания, и всего организма в целом.

– А не повредят ли занятия по вашей системе именно разуму человека? – пытаюсь уточнить я.

Он смеётся:

– Чтобы повредить разуму – надо его иметь. Проанализируйте ту жизнь, которая вокруг вас, – разве её назовешь разумной? Ну а вообще-то исследования длились несколько лет. Было зафиксировано, что патологических нарушений головного мозга, являющихся следствием занятий по моей системе, ни у одного человека не обнаружено. Зато обнаружена высокая продуктивность кратковременной и долговременной памяти, превосходные показатели переключения и перераспределения внимания, достоверное снижение фактора тревожности за счёт более высокого тонуса симпатической нервной системы, более высокий, в сравнении с обычным, уровень жизнедеятельности, психической устойчивости.

Этот разговор породил то, что впоследствии узнали не только у нас в стране, но и за рубежом, – Академию Лапшина. Сам Лапшин, как мы и оговаривали заранее, стал её президентом, а мы с Бережным вице-президентами.

Буквально через месяц, закончив свои дела в Киеве, Вячеслав Михайлович перебрался в Москву. Я оплатил все расходы по регистрации Академии, ещё один наш учредитель устроил Лапшина с семьёй на проживание в одном из подмосковных пансионатов, и мы активно включились в организационный процесс.

Одновременно я стал заниматься по методике Лапшина с инструкторами, которых он привёз с собой из Киева.

Первое время я вообще не ощущал никакой энергии и даже стал раздражать своими нескончаемыми сомнениями наших терпеливых учителей. Но потом произошло что-то необычное.

Это случилось дома, когда мы с женой выполняли задание по «энергетической прокачке» головы. Цель упражнения согласно методике Лапшина – усиление межполушарных связей, развитие определённых зон головного мозга, его корковых и подкорковых структур, энергетической и сосудистой систем правого и левого полушарий, гомеостатического механизма, который должен удерживать в равновесии динамическую систему энергоинформационного обмена и систему кровообращения. Его выполнение связано с особым анодно-катодным дыханием. И вот, когда моя супруга выполняла дыхательные упражнения, накладывая по определённой схеме мне на голову свои ладони, моё зрение вдруг резко, одномоментно обострилось. При этом существенно изменилась и колористика зрительного восприятия – цвета стали яркими, насыщенными, даже диапазон их существенно расширился.

Отличное зрение сохранилось не только во все последующие дни, но не ухудшилось и поныне.

Кстати, такие же изменения произошли у другого ученика нашей группы – профессора Анатолия Ивановича Бережного. Теперь он вообще обходится без очков, что вызывает нескончаемое удивление его сослуживцев и родных.

Потом начались изменения с памятью. Самое странное в этом процессе было то, что, как и предыдущий, он осуществился очень быстро, как бы обвально. Это произошло, когда мы прозанимались четыре недели. Я вернулся домой, поужинал, лёг спать, и вдруг у меня в голове включился какой-то странный проектор. То, что я увидел благодаря ему во сне, не было сном. Это был слайд-фильм, в котором с огромной скоростью, но в строгой хронологической последовательности были показаны моё детство и молодость приблизительно до двадцати пяти лет. Очень подробно, даже скрупулёзно, был воспроизведён и весь наш дворовый мир на улице Сталина в подмосковном городе Балашихе-3.

Вот мы с друзьями сидим на скамейках за дощатым столом, слушаем, как играет на гитаре и поёт Петя Бычков. Нет музыки, нет слов. Есть только снимок, но вспоминаются и музыка, и слова, имена и фамилии ребят, которых я уже не видел лет сорок. А вот наше лесное озеро у стадиона. Мы убежали из школы с уроков вместе с Толей Малышевым, Колей Самохиным, Валерой Елисеевым. Мы часами могли не вылезать из воды и плавать. И таинственный проектор показывает наши озарённые щенячьим восторгом лица. Потом что-то происходит – утонул мужчина. Все ныряют за ним – мы тоже. Утопленника достают из воды и выносят на берег. Приехала «скорая помощь». Врачи делают искусственное дыхание. Всё бесполезно. Они собираются уезжать. Жена утонувшего – хрупкая молодая женщина – сама делает искусственное дыхание мужу и не даёт его увезти. Врачи и медсестра уговаривают её не тратить силы. Она их не слушает и всё сводит и разводит руки утопленника. Врачи садятся в машину и медленно отъезжают. А минуту спустя мужчина оживает, и мы бежим вдогонку за «скорой помощью», возвращаем её.

Вот так – день за днем, час за часом – слайд-фильм отщёлкал мою молодость, и то, что он мне показал, снова ожило в памяти, обрело черты реальности.

Все эти необычные, по крайней мере для моей жизни, события – улучшение здоровья, достигнутое буквально за три-четыре недели, странные эффекты с памятью и то, что я наконец действительно стал ощущать энергетические воздействия и самостоятельно их оказывать на других, — заставили меня уже с достаточной степенью серьёзности
отнестись к дальнейшей перспективе сотрудничества с Лапшиным. Я перешёл на вторую ступень обучения (что-то вроде второго класса) и получил допуск к открытию биокомпьютера – механизма внутреннего и межпространственного видения. Чудеса не заставили себя ждать. Неведомое протянуло руку сотрудничества.

Уже в первые дни работы с биокомпьютером то таинственное, что прячется за порогом сознания, решило показать свои возможности. Это было сделано с лёгким дружеским юмором и явно не имело целью подчинить или напугать меня. Просто мне хотели объяснить, как зыбка и ненадёжна грань между тем, что мы считаем таким надёжным и реальным, – действительностью, и тем, что Карл Густав Юнг называл смысловым полем, в котором существуют идеи, мысли, информация о прошлом, настоящем и будущем.

Это произошло утром – обычным утром обычного дня. Меня разбудил солнечный свет. Я почему-то знал, что уже пора вставать, тем более что ещё до ухода на работу надо было дочитать купленную неделю назад книгу Джеффри Мишлава «Корни сознания».

Открыл глаза. Табло электронных часов показывало половину седьмого. Сунул ноги в тапочки. Поднялся. Прошёл в ванную комнату. Почистил зубы. Умылся. Побрился. Дети и жена спали, и я тихонько проскользнул к себе в кабинет. Открыл книгу и стал читать. Это была глава «Биологический проводник сознания». Там, где текст меня особенно интересовал, подчёркивал красным цветом. Я прочитал несколько страниц и вдруг заметил, что вокруг меня всё меняется. Поднял взгляд от текста и понял, что влип в историю с биокомпьютером. Стены иззыбились, потеряли четкость форм. Комната сжалась. Теперь она была похожа на какую-то кладовку – грубая, неровная кладка новых стен была покрыта синей масляной краской. Они мне что-то напоминали из давнего прошлого, из детства. Вдобавок кто-то начал ещё и подхихикивать (не зло, шутливо) и не давал мне подняться из кресла.

Нас предупреждали, что может произойти подобное, и даже объяснили, как закрыть биокомпьютер, включившийся самовольно, без команды. Дело в том, что энергетические занятия, повышая возможности мозга во взаимодействии со сверхсознанием, или смысловым полем, инициируют произвольные трансцендентные (запредельные по отношению к нашему миру) функции. Поскольку работа биокомпьютера ощутимо энергозатратна, потакать его самодеятельности в установлении контактов недопустимо. Поэтому я сделал то, что необходимо для его закрытия: сжал веки, осуществил энергетический всплеск, перегнав мысленным усилием энергию по спинному мозгу в лобную часть головы, выбросил её через глаза, поднял веки и увидел: я по-прежнему в кровати, табло часов показывает половину седьмого.

Встал, прошёл в ванную комнату. Почистил зубы. Умылся. Все спали. Я проскользнул в кабинет и открыл лежавшую на столе книгу Мишлава. Закладка оказалась там, где я её оставил вчера, – в самом начале главы. Но когда я стал читать, то увидел, что содержание нескольких следующих страниц мне хорошо знакомо, – я прочитал их, когда самовольно включился биокомпьютер. Причём никаких подчеркиваний, что я сделал в «странном сне», на страницах не было. Но текст был хорошо знаком – буквально построчно.

Произошедшее замечательно иллюстрирует возможность формирования событий в нашем материальном мире галлюцинаторными средствами некоего высшего творческого разума. По сути – это и была всего лишь манифестация возможностей того мира, что скрыт от нас за стеной сознания. Ведь ни один из органов чувств – ни слух, ни зрение, ни осязание, ни обоняние – не забил тревоги, не предупредил о том, что я вижу иллюзию, иллюзию настолько реальную, что она способна поглощать действительность, мимикрировать под неё, изменять её и даже включать в прошлое несостоявшееся будущее (непрочитанные страницы, содержание которых стало известно мне).

Если меняется представление о жизни – меняется сама жизнь. Знаменитый британский физик Джеймс Джинс однажды заметил: «Когда вибрирует один электрон, сотрясается вся Вселенная». Величайшее преимущество нового мировоззрения в его бесконечной способности творческого саморазвития во взаимодействии с Разумом Вселенной. Каждый человек – это огромный, бесконечный мир, имеющий выход на космический суперкомпьютер. Те, кто получает право на взаимодействие с ним, обретают новые возможности развития.

Выйти на контакт с биокомпьютером, если вы прошли серию подготовительных занятий и изучили технику безопасности, – несложно. Даётся определённая команда, и вот уже, несмотря на повязку, которую необходимо надеть на глаза, чтобы не мешал солнечный свет, перед вашим взором разворачивается белый экран. Обычно он похож на экран телевизора или монитор компьютера. Но это только вначале. Впоследствии, если вы достигнете в этом процессе необходимого прогресса, то получите в своё распоряжение более совершенный механизм взаимодействия с нематериальным пространством. Например, вы одновременно сможете видеть события «там» и «здесь» и даже влиять на них, соблюдая, разумеется, нерушимые Космические Законы. Вы можете продвигаться бесконечно вверх – по лестнице эволюции, пока не нарушите какой-нибудь из них, тогда... потеряете всё. Будьте осторожны на лестнице Разума. Я падал с неё.

 

                                                           Глава 2.

 

 

Борис Орлов, похоже, близко к сердцу принял мою личную ситуацию в «Худлите». Он достаточно регулярно заезжал ко мне, консультировал по текущим проблемам, анализировал мои действия. То, что Государственный комитет по печати оказался не в силах выполнить обещание о регулярной финансовой помощи, чтобы расплатиться с долгами, ставило меня в отчаянное положение. Ведь я уже обещал коллективу, что не пойду в условиях банкротства стандартным путём – то есть не буду решать финансовые проблемы за счёт сокращения штатов.

– Дурацкое обещание, – резко оценил его мой новый друг. – У тебя из прошлого тянулась к горлу одна мохнатая рука многомиллиардного долга. Тебе этого мало? Ты решил дать ухватить своё горло родному коллективу. Думаешь, они будут душить нежнее? Если судить по целой серии газетных скандалов, тут люди собрались драчливые.

Борис вальяжно раскинулся в кресле. Но, вопреки обманчивой расслабленности, весь как сжатая пружина – сконцентрирован до предела. Я уже перестал удивляться его постоянной способности быть настороже.

– Давай поковыряемся в твоём унитазе, – предлагает он.

– Давай, – соглашаюсь я, заранее зная, что из его аналитических рассуждений всегда можно извлечь немало полезного.

– Долг, говоришь, с учётом выявленных последней проверкой и утаённых твоим предшественником налогов?..

– Четыре с лишним миллиарда рублей, – мгновенно реагирую я на его вопросительную интонацию.

– Оборотные средства?

– Равны нулю.

– Срок реализации готовой продукции?

– На сегодня около трёх лет.

Борис упирается в меня взглядом, проверяет – не шучу ли?

– Уровень рентабельности?

– Двадцать процентов.

Борис бледнеет.

– Тебя точно в больнице не долечили. Ты знаешь какую-нибудь экономическую теорию, которая позволяет в такой ситуации верить в светлое будущее и раздавать обещания сохранить штат сотрудников?

– Нет, – честно признаюсь я.

– Какой план действий?

– Мой зам, Сережа Колесников, договорился о товарном кредите бумагой, – начинаю перечислять я.

– Объём кредита?

– Один миллиард двести миллионов рублей.

– Дальше.

– Я под залог своих акций Будённовского нефтехимического завода беру в банке кредит.

– Сколько?

– Семьсот миллионов рублей.

– Всё?

– Нет. Есть ещё договоренности с типографиями о выпуске продукции в кредит. Это ещё на миллиард рублей, – опережая неотвратимый вопрос, называю я цифру типографского кредита.

– Значит, около трёх миллиардов, – говорит Борис. – А если свои акции потеряешь? – вдруг раздражается он. – Тебе что, обещали «Худлит» подарить, если ты его спасёшь?

– Нет, – констатирую я. – Просто считаю, что потерять издательство «Художественная литература» всё равно что потерять Большой театр или Третьяковскую галерею.

– Ты считаешь? – взревел Борис. – А государство что считает? Судя по тому, что не дают даже обещанной помощи, государству просто наплевать на ваши миражи. Опускайся на землю, парень. До Голгофы – рукой подать. И крест, похоже, тебе уже варганят умельцы, и гвоздики ржавые подлиннее подобрали.

– Мы ещё подготовили проект издания «Золотой коллекции» и ищем под неё инвестора, – не сдаюсь я.

– Ладно, – вдруг соглашается Борис. – Давай считать. Три миллиарда рублей при обороте средств за три года – девять лет. Так?

– Так, – нехотя соглашаюсь я.

– Рентабельность двадцать процентов – умножь девять еще на пять. Получается, как минимум, полстолетия, и то если ни в чём не ошибаетесь.

– Не совсем так, – упрямлюсь я против очевидных расчётов.

– Ну-ну.

– Есть ещё несколько проектов, которые привлекут к нам деньги инвесторов. Кстати, по новым проектам рентабельность свыше ста процентов и срок оборота – около года.

– Это если твои экономисты не просчитались.

– Откуда экономисты? – смеюсь я. – На пальцах всё считаем.

– Хорошо, – снова соглашается Борис, – у тебя есть замечательные проекты, в которые ты веришь, но нет денег их запустить. При этом учти, если ты начнёшь запускать проект с недостаточными финансовыми ресурсами, то из-за отсутствия средств на продвижение своего товара на рынке рискуешь потерять не только будущие прибыли, но уже потраченные на выпуск продукции финансы.

– Значит, надо добиться, чтобы выпущенные нами книги имели качественные и ценовые преимущества перед продукцией конкурентов.

– Молодец, – похвалил Боря, – сразу видно, что у человека высшее образование. Только за деньгами ты пойдешь не к профессору, который тебя учил, а в банк. Там сидит вежливый, но строгий дядя, который, конечно, готов тебе дать деньги под сошедший с ума процент, но и в этом случае дядя спросит: «Чем гарантируете кредит?»

– Спросит.

– А что у тебя есть? Здание?

– Оно государственное.

– Акции ценных бумаг?

– Есть вэбовки, но государство их отказывается оплачивать. Отложило расчёты на следующее тысячелетие.

– Вот видишь, – почему-то снова повеселел Борис, – ситуация проясняется. Тебе предлагают участие в гонках на выживание. Трасса – чудовищно трудная, участники гонок – звери ещё те. А родное государство собственному государственному автомобилю забыло в бак бензина плеснуть. Толкайте, ребята, до финиша руками за сто долларов заработной платы в месяц. Так?

– Так, – нехотя соглашаюсь я. – Государственных инвестиционных фондов, где можно взять в долг деньги под издательские проекты, не существует. И, похоже, никто не собирается их создавать. Я поднимал этот вопрос в Комитете. Мне говорят – Федеральная программа книгоиздания как раз и должна выполнять эти функции. Но и по этой программе денег не дают.

– А какова доля издательских издержек у тебя в себестоимости? – снова приступает к допросу Борис.

– Пятьдесят – шестьдесят процентов.

– Это чудовищно много. Ни одно коммерческое предприятие не позволит себе выйти за пределы десяти процентов. При этом необходимо учесть, что каждые десять процентов себестоимости лишают вас не менее пятнадцати процентов рентабельности. Произведи несложные арифметические подсчёты, и ты увидишь, что, не решив этой проблемы – а она как раз связана с необходимостью кардинально, раз в десять, сократить штат, – вы обречены на мучительное, болезненное умирание.

Борис выжидательно смотрит на меня, оценивает, как дошло сказанное.

– При тех исходных данных, что ты мне назвал, каждый рубль, вложенный тобой в книгоиздание, даёт пятьдесят копеек убытка. Понимаешь, – усиливает он давление, – все ваши усилия приносят убытки, а не прибыль.

 Я молчу. Он действительно зрит в корень. Наша самая большая проблема сегодня – высокая себестоимость. Вернее сказать – скрытая себестоимость, связанная с нашим зданием. В «Худлите» давно упустили момент, когда огромное здание из преимущества превратилось в осложнение. Потому что никто не задумывался и никогда не считал, чего оно нам стоит. А оно давало каждым своим нерационально используемым метром двадцать две тысячи рублей прямых убытков в месяц. Это прежде всего коммунальные платежи, обслуживание. У нас огромные залы для собраний. Весь первый этаж – библиотека и фонды. Многие комнаты превращены в хозяйственные склады, где со спокойной совестью на драгоценных метрах центра столицы хранят старые стулья, шкафы, какую-то неимоверную рухлядь.

У меня уже есть план, как освободить комнаты и помещения, сократить фонды, втиснуть библиотеку в прежние её пределы. На освободившихся площадях развернуть фирменный магазин «Пегас». Это оборотные средства, возможность регулярно платить людям заработную плату. Самое главное – непрерывный путь к позитиву. Самое опасное – стагнация.

Я говорю о своих планах Борису, но он не понимает меня.

– Легче начать всё заново, чем исправлять то, что здесь наворочено, – выносит он окончательный приговор. – Путь к успеху – это энергичная адаптация к постоянно меняющимся внешним и внутренним условиям. К чему ты можешь адаптироваться, если тебя приковали железной цепью к прошлому? Как ты можешь её разорвать? Кто тебе в этом поможет?

Есть незыблемый закон рынка: никогда не следует производить то, что приносит убытки. Это формула успеха. Если тебе знакома какая-нибудь другая – что ж, флаг тебе в руки. Но ты должен отдавать себе отчёт в том, что жизнь, на которую ты себя обрекаешь, мало чем будет отличаться от кошмара на улице Вязов. И самое паскудное – в тот момент, когда ты каким-то чудом действительно вытянешь «Худлит» из пропасти, – в этот самый момент,  когда на самом краю уцепишься пальцами за край удачи, обязательно появится кто-то, кто скажет: «Мы теперь сами всё закончим. Иди, отдохни, дурачок. Если у нас ещё что-нибудь в пропасть провалится – мы тебя обязательно позовём».

Последние слова Бориса словно наждаком продрали мою парадную оболочку мелодраматического персонажа. Она опала к ногам моего самолюбия, как платье голого короля. Я вдруг увидел и понял: то, к чему стремился, – всего лишь фантазия безумного Дон Кихота. Нелепая хотя бы уже потому, что сам Дон Кихот никогда не мечтал о какой-либо торжественной позе на пьедестале истории. Ведь что греха таить – я надеялся: когда издательство будет спасено, раздадутся аплодисменты. Я не ожидал наград – денег, постов. Только цветы и аплодисменты. Но Борис точно и безжалостно показал, что меня ожидает, если будет совершено чудо спасения. Хорошо, если ногой на пальцы не наступят. Ведь «Худлит» действительно лакомый кусок, за который в любой момент могут сойтись в схватке новые издательские гиганты. Сейчас он их не интересует, поскольку пребывает в состоянии полуразложившегося трупа. Но если его реанимировать и издательство начнут воспринимать как реального конкурента – ситуация изменится. И уничтожать соперника, скорее всего, станут именно в тот момент, когда проявится его будущая перспектива, когда он станет потенциально опасен.

Борис, внимательно наблюдавший по каким-то неуловимым знакам на лице проходивший во мне процесс саморазоблачения, многозначительно заметил:

– Мне кажется, ты понял, какую дуру свалял, согласившись на эту должность, на эту роль коммерсанта-спасителя. Нет такой роли в мире, который вокруг нас. Коммерсанты ищут, где заработать. Ты же нашёл, где потратить. Придёт день, и те, во имя кого ты рискуешь всем, посмеются над тобой. Дошло хотя бы теперь?..

Дошло... Он прав, дошло... Что осталось, на что опереться? Только обещание у гроба друга спасти «Худлит». Какой ценой? О цене речь не шла. Было просто обещание – спасти.

И снова, параллельно дневным событиям, в моих снах разворачивались видения двухтысячелетней давности – я снова видел дорогу, дорогу Христа.

 

 

* * *

 

 

...Выйдя из виноградников, Иешуа уверенно зашагал на запад, к Кармельским горам. За спиной, в ущелье меж Сулемом и Фавором, уже пробились первые лучи восходящего солнца, и ночь, ступая неслышными шагами, понемногу терялась вдали. Пространство перед ним постепенно сменилось серым рассветом, вокруг отчётливо проступали стволы фиговых деревьев и пышные купы окруживших Назарет садов.

Дорога стала подниматься вверх, и горизонт долины, до этого очень тесный, начал расширяться. Открылись вершины Сихемских гор, святыни которых хранили память о деятельности первых патриархов Израиля. Иешуа пошел быстрее, будто околдованный призывом веков, который источали в его сердце эти окаменевшие свидетели событий, поглощенных неумолимыми волнами забвения.

Но мир ничего не желал знать об ушедшем, и вокруг, вместе с солнцем, просыпалась жизнь – веселая и беззаботная. Сады сменились лесами. Высокие и мощные стволы деревьев обвивали плети лиан. Сизые дрозды копошились в траве. Хохлатые жаворонки перепархивали с ветки на ветку. На стволах старых деревьев зеленели пучки паразитических растений. Их нежные цветы, уловив тепло восходящего солнца, стали расправлять лепестки, издавая чуть слышный шелест в сумеречной тишине леса.

Иешуа, несмотря на усталость, ускорил шаг. Он направлялся к излучине небольшого ручья, рядом с которым высоко в небо поднималась скала. Склоны её светились белизной обнаженного известняка. Сама её белизна и обнажённость среди буйства природы была странной, таинственной, чарующей.

В чреве скалы, в почти непроглядной тьме высеченных в ней пещер, были гробницы. Нежная, печальная аура мистицизма древней земли сочилась из горы и, как подземная вода, выдавленная тяжестью сланцев на поверхность, стекала по шероховатым камням в зелень травы, кустов, деревьев.

Здесь Иешуа искал Отца, здесь хотел излить Ему свои сомнения в том, нуждается ли истинная религия в жрецах, во внешней обрядности?

Иешуа не первый раз приходил к скале. На валуне, у подножия которого пробился из земли родник, он любил предаваться уединению, чтобы обдумать то, чем переполнялось день за днем его сердце. Здесь, будто прорастая из корней хребтов, до него с особой ясностью доносились обличения ветхозаветных пророков. Словно тягучий металл колокола, принимала его душа переданные пророком Исаией слова Господа: «К чему Мне множество жертв ваших? Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота… Курение отвратительно для Меня. Ваши руки полны крови… Очиститесь. Удалите злые деяния ваши от очей Моих, перестаньте делать зло, научитесь делать добро… тогда придите».

Это было место, где Иешуа не раз испытывал ощущение, что время вот-вот может остановиться, потечь вспять или, наоборот, двинуться вперёд с удвоенной скоростью. Скала стояла как островок в океане веков, на который набегали волны и прошлого, и будущего, и даже тех времен, которые никогда не были и не будут. В ней хранилась тайна, притягивающая к себе пророков, и голос бездны, который она не смогла сдержать собой.

Иешуа остановился и огляделся. Солнце золотыми иглами своих лучей уже разбудило всё вокруг – переворошило траву, развернуло листья деревьев, растревожило насекомых. Он стоял на площадке, где обрывался путь. С одной стороны его отрезала отвесная скала, с другой – очень крутая осыпь из мелких камней, которые, без сомнения, пришли бы в движение и увлекли за собой в пропасть любого, кто осмелился бы вступить на склон. За осыпью открывалось ущелье и узкая каменистая гряда, подобно змее ползущая по её дну.

Валун лежал у края площадки, плоская поверхность его до блеска была отполирована дождями и ветром.

Иешуа приблизился к камню. Улыбка грусти скользнула по его лицу и едва пробилась сквозь сросшуюся гущу усов и бороды. Он сел на валун. Внизу, у самых ног, плескался родник. Иешуа раздвинул траву, и образовалось небольшое озерцо, обрамлённое тёмной зеленью и россыпью горных цветов. В нём, как в зеркале, Иешуа увидел себя. Он был низок и тщедушен, точно росток, пробившийся к солнцу из сухой земли. Угасание уже обезобразило лицо своими следами. Но глаза горели в немощи тела не огнем болезненного бессилия, а пламенем мечты. Это были глаза человека, который против своего желания никогда не отводил взора от того, на что смотрел.

И всё же он был так убог и так жалок, как были убоги и жалки те, чьи боли и горести он решил сплавить в веру братства и любви. Его тёмные волосы разделены пробором, как это принято у назареев. Борода также разделена пробором посередине. Он окинул своё отражение в воде неодобрительным взглядом. Маленькая речная черепашка с блестящими кроткими глазами выползла из травы к роднику и испуганно замерла, увидев человека. Иешуа усмехнулся:

– Чего испугалась? Пришла пить, так пей.

Однако черепашка не послушалась, повернулась неуклюже и маленькими смешными шажками стала уходить прочь.

Накануне Иешуа вернулся из паломничества в Иерусалим. Его путь, как обычно, лежал через Гинею и Сихем, мимо древних святилищ Силоамской купели. Он шёл в Иерусалимский храм к Отцу, но нашёл в нём только жрецов и их странное учреждение, присвоившее себе право посредничества в отношениях с Богом.

– Авва, Отец, – негромким голосом позвал он, и шёпот его эхом скользнул в ущелье. – Скажи мне: зачем жрецы Твои между сыном и Отцом? Разве не могу я обратиться к Тебе с чистым сердцем, без посредства этих, оскверняющих веру ложным кривляньем и одеждами со знаками ложной добродетели? Разве не услышишь Ты голос моей души без помощи творящих милости напоказ и торгующих верой в храмах Твоих?

Он говорил с чувством такого убеждения, что слабость вдруг охватила его и тело покрылось испариной волнения.

– Ты, видящий тайное, знаешь Сам, что служат они не для того, чтобы постичь истину, а лишь затем, чтобы получить власть.

Иешуа поправил на голове куфи. Его глаза – глубокие, тёмные – наполнились слезами.

– Скажи мне, Отец, зачем помню я жизнь свою там? Почему ты не лишил меня памяти, как других, а принудил идти в этот мир со знанием прошлого?

Иешуа склонил лицо к воде. Луч солнца, упавший из-за его плеча, зажёг воду, и в её холодной глубине вспыхнули и начали искриться разноцветные звёздочки. Он стал вглядываться в их затейливое мельтешение, стремясь усилием воли остановить странное движение, но они вспыхнули ещё ярче и лишь затем потемнели и исчезли, оставив после себя какое-то неясное тёмное пятно. Оно шевелилось, ворочалось, словно поудобнее устраиваясь на дне ключа, ища своё место в бесконечной цепи уже прошедших и ещё только намечающих своё движение времён.

Взгляд Иешуа, притянутый этой тьмой в глубине, начал пульсировать в такт с нею, в равномерном ритме с открывшейся пропастью пространства. Пропасть звала, манила к себе, и Иешуа осторожно продвинул своё сознание в глубь отверстой бездны. И бездна приняла его.

На мгновение ему показалось, что из тёмной ряби воды всплыл и обозначился на поверхности чей-то лик – и снова истаял в глубине, как бы затягивая взгляд Иешуа вслед за собой. Он даже не успел испугаться необычности видения, так как значение происходящего лишь смутно доходило до его сознания.

Когда, утомлённый предыдущим напряжением воли, Иешуа невольно закрыл глаза, перед его внутренним взором словно взорвалась ослепительно яркая звёздочка. Она вспыхнула и вытянулась в горизонтальную пульсирующую полосу, которая мгновение спустя развернулась вверх и вниз белым прямоугольным пространством, похожим на окно в другой мир. В этом окне разноцветным мельтешением загорелся и стал нарастать свет – небольшой, трепетный, а затем всё более и более яркий. Он был прекрасен, ярок, лучист, но в самом его центре едва заметным турбулентным движением был обозначен тёмный зев Коридора Мнимого Времени. Его непреодолимая втягивающая сила уже захватила эманации мучительного ожидания, которые производило сознание Иешуа, настроилась на излучаемые вибрации и, рассыпав на горстку мерцающих бликов, втянула то, что ещё мгновение назад было человеком, в своё чёрное нескончаемое нутро.

Иешуа почувствовал это по тому неуловимому смещению сознания с внешнего на внутреннее, которое рождает в теле отсутствие. Теперь он сам должен был стать светом, чтобы перенестись сквозь могильный зов смерти из сумеречного материального пространства в сияющий мир. И он вошёл в Смерть, которая молчаливо пропустила его в себя.

Он и она соединились в одно существо, и Иешуа на мгновение почувствовал тяжесть своей бестелесности. Но длилось это неприятное ощущение недолго, пока волны огня не проснулись в нём и его снова не затянуло таинственным внешним притяжением в узкое тёмное пространство Коридора.

Иешуа стал как воздушный шарик, заполненный горячим воздухом. Его сознание болезненно напряглось, и в нём завертелась калейдоскопическая вереница образов – всё отчётливее, определённее. Они захватили его, втянув в череду бесконечных превращений. Вот он поднялся вверх каким-то растением, втискивающим корни в землю, и почувствовал, как по стволу и ветвям текут всасываемые им соки. Вдруг всё изменилось, и он обратился ящерицей, застывшей на камне под тёплым ласкающим лучом солнца; потом стал зверем, пробирающимся по следу жертвы сквозь заросли кустарника. Последовательной чередой в памяти проявились все девять состояний первого малого круга развития: человек-растение, человек-животное, человек-зверь; потом – жертва, добытчик, хозяин; и последнее – человек-знание, маг, святой. Весь цикл превращения энергий на переходе к всеобъемлющему космическому уровню.

Трансформации закончились, и он явственно почувствовал, как из их тонкой взаимосвязи вызрел потенциал нового состояния. Его обволокло прозрачной сияющей сферой и вытолкнуло из Коридора в межпространственную среду Бардо – перекрёсток миров, где всё начиналось и всё заканчивалось, откуда истекала потребность и куда устремлялось удовлетворение. Сияющий мир принял его обособившееся от чёрной струящейся тьмы тело и одел обволакивающей волной мерцающих бликов.

Теперь Иешуа мог ощутить себя как лёгкая струящаяся змея, свивающая своё тело в гибкие подвижные кольца. Он хорошо чувствовал свою могучую энергетическую суть, её наполненность зыбкими подвижными вибрациями жизни и смерти, света и тьмы, небытия и бессмертия. Всё было теперь в нём – мудрость и слепая страсть, исцеление и яд, Бог и дьявол. Знание, сила, коварство, утончённость, хитрость проникли друг в друга, сливаясь в ощущение способности на любые духовные интерпретации.

Вибрации нарастали, структурировались в пересечении сложных взаимодействий материального и нематериального пространств, информации и энергии, души и сознания, пока не вызвали ответную реакцию канала Бардо. Напротив, из протуберанцев сияний, возникло отчётливое изображение шестиголового дракона.

Страж Порога был прекрасен и грозен одновременно. Его головы, похожие на морды огромных аллигаторов, венчались коронами, осыпанными драгоценными камнями. В центре каждой короны, над межглазьем, сиял огромный бриллиант – камень совершенства, исполняющий все желания, позволяющий видеть души вещей.

Драгоценные камни переливались на коронах. По золотисто-серебряной чешуе тела и гребня тоже мерцали алмазы и рубины. Могучие лапы дракона, когти которых заканчивались странными тройными отростками, слегка вздрагивали. Из пастей стекали вниз языки пламени. Глубоко посаженные глаза не имели определённого цвета: он как бы всё время менялся в зависимости от степени нависания над ними массивных кожистых надбровных складок.

Молниеносное озарение пробудило все прошлые существования Иешуа, и он вспомнил: драконы Света когда-то, в Золотом веке древних времен, жили среди людей, открывая им знания и помогая постичь предназначение эволюции человека. Их звали Владыками Мудрости. Они учили владеть собственной энергией, управлять стихиями, сотрудничать с богами и духами, пока не были поглощены бездной Земли старые материки и океаны, не поднялись новые горные цепи там, где их прежде не было.

Теперь никто не мог подняться наверх, выше шестой Сефиры Тифирет – Дома Христа. Вселенная, поделённая между Светом и Тьмой, охраняла свои границы грозными могучими сущностями, подчиняющимися только законам Космоса.

Шестиголовый дракон был их владыкой и олицетворял совершенное равновесие двух великих сил Вселенной – мужской и женской, он был эмбрионом противоположных начал, включённых в круг циклического обращения, и грозным Стражем Порога.

Владыка драконов, имя которого не называют, преградил путь, и никто не имел права его продолжить, не получив на то соизволения.

Пульсации тревоги, которые вызвало появление владыки драконов, стали нарастать, расширяться, распространять вокруг обеспокоенность происходящим. Дракон услышал их. Одна из его центральных голов наклонилась к Иешуа. Чёрные зрачки, окружённые жёлтыми, как у волка, проблесками, на мгновение скрыла упавшая из-под надбровных складок белесая слизистая плёнка. Когда она поднялась, глаза дракона исторгали нежные голубые лучики, пронзившие пришельца, и он почувствовал безопасность внутри своей энергии.

– То, что спало, проснулось? – услышал в себе голос Иешуа.

– Да, владыка, – так же беззвучно подтвердил он.

– Я знаю, что тебя призвали, – но пропустить не могу.

– Почему?

– Ты уже слился с эгрегором Иисуса – Бога живого, но у тебя ещё не восстановились Идамы в Бардо и материальном пространстве. Межпространственное перемещение в физическом  теле может нарушить программу.

– Кто заказал программу? – спросил Иешуа.

– Система, – лаконично ответил дракон.

– Её конечная цель?

– Зачать ребенка с памятью не только о прошлом, но и о будущем, чтобы воплотить предсказанное. Тогда число шестьсот шестьдесят шесть перевернётся и вновь придёт двухголовый Андрогин, чтобы разделить Зло и Добро.

– Как я это сделаю?

– Скоро включится твоё духовное видение. Это поможет, – ответил дракон, покачивая огнедышащими головами, олицетворяющими двенадцать взаимодействующих между двумя пространствами сил, определяющих взаимовлияние статических и динамических закономерностей.

– А потом?

– Закрытая информация, – спокойно, без раздражения констатировал дракон. – Ты узнаешь своё будущее после полного объединения с эгрегором программы.

– Кто-нибудь может помешать её реализации? – спросил Иешуа.

– Теоретически да, но практически вряд ли. Другие иерархии Вселенной нейтральны к происходящему.

– Ты можешь показать будущее хотя бы до межпространственного перехода?

– Смотри, – согласился дракон, и из пустоты материализовалось большое овальное зеркало.

Иешуа вгляделся в него, и зеркальная поверхность расступилась, втянулась в рамку, открыв новое пространство, из которого появились двенадцать светящихся шаров. Они окружили Иешуа на разных орбитах и начали своё вращение вокруг, словно он был центром их небольшой динамичной системы. И вместе с их движением возник мелодичный нарастающий звук. Его колебания пронзили пришельца и вызвали в нём синхронные последовательные пульсации, сливающиеся в сияющие разноцветные круги. Эти сияния переплетались в сложнейшие узоры тайных символов – голоса гармонии. Они появлялись и исчезали, пока из нежнейших оттенков звучащих красок не возникло изображение древнего города, раскинувшегося на холмах.

Иешуа узнал этот город, увидел людей, услышал их мысли. Отчаяние пронзило его сердце.

– Чудеса, которые я покажу, Церковь будет считать деянием дьявола, – печально посетовал он дракону, – ведь многие из них считают, что не только Бог Отец, но и дьявол имеет такую силу, чтобы оживлять мёртвых.

– Докажи им, что ты от Отца, – посоветовал дракон.

– Как?!

– Пожертвуй собой. Дьявол не приносит себя в жертву, он принимает их.

– Ты исторг меня из небытия, Авва, Ты можешь взять и обратно! – закинув голову вверх, крикнул Богочеловек.

Лёгкий ветерок вырвался из ущелья и опахнул воспалённое лицо Иешуа. В глубине ручья вспухли и с шумом лопнули большие белые пузыри газа, раскидывая вокруг брызги кипящей воды. Он посмотрел вниз и увидел: вся трава и цветы вокруг ключа почернели, а лепестки опали на землю.

                                                                                 

                                                           Глава 3.

 

 

Прошёл год. Как ни странно, вопреки отсутствию финансовой помощи государства, дела в «Худлите» стали налаживаться. Несколько удачных издательских проектов, рациональная перестройка хозяйственной службы и службы реализации, бухгалтерии, складского комплекса, изменение характера взаимоотношений с авторами и литагентами, строгий учет возможностей по запуску в производство новых книг привели к тому, что непроизводительных затрат становилось всё меньше, в то время как наша рентабельность ощутимо росла.

Большую роль в этом сыграла и административная команда, которую удалось собрать. Из издательства «Просвещение» перешёл моим первым замом Сергей Георгиевич Колесников. Очень дружественные отношения сложились с главным редактором Валерием Сергеевичем Модестовым, а вскоре из издательства «Современный писатель» вернулась в родной «Худлит» бывший заместитель главного бухгалтера Инара Борисовна Степанова. Только теперь уже в качестве главного бухгалтера. Кстати, многие бывшие сотрудники издательства, ушедшие из него при прежнем руководстве, теперь возвращались назад. Почти все при переходе проигрывали в зарплате. Но желание поднять на ноги своё родное издательство и уверенность, что это можно теперь сделать, были для них самым весомым аргументом.

«Худлит» уже не был «Титаником», погружающимся в пучину небытия. Напротив, все, кто в нём работал, явственно ощущали новые перспективы. Повысилась зарплата, появилось ощущение будущего. А ведь это были всё те же люди, при которых ещё год назад издательство уверенно приближалось к черте своих последних дней.

«Худлит» уже не катился стремительно вниз. Он парил плавно, как пёрышко, порой надолго задерживаясь на одном месте благодаря почти невидимым, но уже достаточно ощутимым восходящим потокам внутренних преобразований, а случалось, и взмывал вверх.

Эти приятные тенденции стала замечать, и довольно благожелательно, пресса: «Предыдущее руководство оставило после себя тяжёлое наследие. В годы застоя «Худлит» издавал сотни наименований в год, в 90-е – понурые – всё-таки выходило 20 – 30 наименований, но во втором полугодии 1995-го не было издано ни одной книги. На балансе издательства двухмиллиардный долг и ежемесячные штрафные санкции.

Новое руководство планирует сохранить основные направления деятельности издательства, задуманного М. Горьким и осуществленного – в разное время по-разному – как проводник отечественной и мировой классической литературы, всего, что составляет гордость нашей и зарубежных культур.

Кто из нас не помнит уникальные худлитовские собрания сочинений, поэтические серии, одно- и двухтомники? В издательстве уверены, что высококачественные книги необходимы сегодня, их мало на рынке, эта ниша не занята. Предполагается завершить издания сочинений, которые затянулись на долгие годы, выполнить обязательства перед подписчиками, закончить, ни много ни мало, около двадцати собраний сочинений – Бёлль, Гофман, Фаллада, Куприн, Эренбург, Леонид Андреев, Александр Грин, Ж. Санд, Грэм Грин» (журнал «Витрина», 1996, №10).

Ещё одна цитата:

«Год назад издательство «Художественная литература» называли «Титаником». Гигант советского книгоиздания, ведомый рукой твердой, но некомпетентной, получил в бурном море современной российской экономики такие пробоины, что, казалось, был обречён. Книги с эмблемой знаменитого издательства не появлялись аж восемь месяцев. Тем не менее уже год, как под маркой «Художественной литературы» регулярно выходят новые книги, в том числе очередные тома собраний сочинений – классика по-прежнему в чести. Что же за чудо произошло?» («Куранты», 1997, № 29).

Не скрою, приятно было эти фрагменты читать, тем более что подобные материалы появлялись с завидной регулярностью.

       Мог ли я представить себе, что когда-нибудь возглавлю знаменитый «Худлит» – и, более того, приду в самое трагичное для него время в роли спасителя, стану известным писателем? Нет, такого предощущения не было. И всё же, если напрячь память...

В нашей семье существует «предание», вернее, воспоминание о забавном случае, участником которого был я сам. Случилось это в 1951 году. Мне тогда было четыре года. Место события самое прозаическое — коммунальная кухня. Помню, я вошёл в эту комнату, где находились мои родные и соседи. Увлечённые своими повседневными проблемами, взрослые не обратили на меня никакого внимания. А мне почему-то очень хотелось в тот момент, чтобы меня заметили, однако как я ни пыхтел, как ни вертелся под ногами у взрослых, – внимания никакого. Тогда, вцепившись в ножку стоявшего рядом табурета, я выволок его в центр огромной, как мне казалось тогда, кухни, вскарабкался на эту «высокую» импровизированную трибуну и, поднеся к губам сжатый кулачок, громко и не выговаривая некоторые буквы, объявил: «Внимание! Внимание! Я, зулналист Алкадий Петлов, буду читать свои стихи…»

Никаких своих стихов я тогда, конечно, ещё не писал, да и не мог писать, но уже тогда чувствовал в себе какой-то внутренний, требующий выхода ритм и поэтому, подражая взрослым, просто поцокал языком в микрофон-кулачок, солидно одернул рубашонку, поклонился «почтенной публике» и, опустившись на коленки, осторожно сполз с табурета на пол.

Откуда, из какого будущего возникла эта странная потребность ребёнка изобразить из себя литератора, вернее, странный гибрид «зулналиста-поэта»? А ведь так потом и случилось.

Чувство ритма, музыкальный слух или, скажем, живописно-колористическое видение мира не каждому дано. Это, как говорится, дар Божий. И дар этот как деньги: или он есть, или его нет! Тут мне всё ясно. Но вот… вскарабкаться на табурет… тут нужна смелость: и упасть есть возможность, и больно будет, и всем видно падение… Но, возвращаясь к незатейливому «семейному преданию», можно с уверенностью утверждать: с раннего детства я чувствовал своё предназначение. Ведь любое новое предприятие, начинание – это, в той или иной степени, риск.

Но меня всегда несло по волнам судьбы. И хотел я или нет, меня словно выворачивало в ту нужную Провидению сторону, где меня ожидало намеченное кем-то свыше поприще. Вот решила мама направить меня, вопреки той кухонной подсказке небес, в химико-технологический техникум на учёбу. И что же? В одно ухо влетает сопромат, а из-под руки, вместо конспекта лекции, рифмы… На третьем курсе я бросил учёбу.

А после армии, где я достаточно усовершенствовался в рифмоплётстве, я решил, что самое время идти работать в газету. Мне почему-то казалось, что все поэты работают в газетах или журналах. Помню немое изумление редактора балашихинской городской газеты «Знамя коммунизма» Олега Алексеевича Вавилкина, услышавшего в ответ на вопрос: «А что вы умеете делать?» – безмятежное: «Писать стихи!»

Олег Алексеевич буквально взревел на весь кабинет: «Хоть сейчас готов поменять четырёх поэтов на одного журналиста!» Так я узнал, что поэт и журналист – не одно и то же.

И всё-таки я стал журналистом.

Формально уже на следующий день. Олег Алексеевич в воспитательных целях, как я теперь понимаю, предложил немедленно сделать статью. И дал тему. Вечером я спешно собрал информацию, а утром следующего дня сдал материал. Олег Алексеевич читал мою статью и время от времени вычёркивал слова, подписывал сверху свои варианты. Я как-то сразу сник, погрустнел, а к концу его правки мне окончательно стало стыдно. Я встал и, извинившись, обречённо пошёл к выходу. Вавилкин остановил меня окриком: «А вот так пишут мои сотрудники, окончившие МГУ!» И показал страницы полностью вымаранного текста, по сути заново переписанного редактором. Олег Алексеевич был первым моим учителем в журналистике. С его рекомендацией меня приняли впоследствии в Союз журналистов.

И тем не менее, как говорят предприимчивые «янки», можно привести лошадь к реке, но нельзя заставить её напиться… Теперь в стране новое время, а у меня новое бремя?

А тут ещё эти странные реминисценции из событий двухтысячелетней давности, так плотно сплетавшиеся своими аллегориями с заботами дня нынешнего. И этот странный, очень странный Лапшин. Почему? Зачем? К какому назиданию вели они меня?

 

 

* * *

 

 

Открытие экрана внутреннего видения означает открытие другого мира, который постоянно рядом, но мы не видим и не замечаем его. Как скромный папа Карло не знал, что за куском тряпки с нарисованным (призрачным!) очагом на стене его каморки спрятана дверь в Волшебную Страну. Естественно, я, дотошный, как Буратино, занялся активными поисками традиционных, научных доказательств тем феноменам, что так активно и неожиданно ворвались в мою судьбу – судьбу обычного человека. И с удивлением узнал, что сотни лабораторий, университетских кафедр, научных институтов и спецслужб самых разных стран активно занимаются разработкой теорий, объясняющих накопившиеся факты ясновидения, телепатии, левитации, телепортации, экстрасенсорики. Об этом иногда писали, да и я тоже кое-что знал. Но потрясающие воображение обывателя явления в моём конкретном случае, то есть в контакте с биокомпьютером, представали всего лишь гранями возможностей какого-то удивительного инструмента, ноуменального непознаваемого мира. Биокомпьютер мог творить чудеса, как говорится, в розницу и оптом, да ещё многое сверх того. Все знаменитые экстрасенсы, ясновидцы, пророки, оказывается, полностью зависят от того, насколько широко откроет им свои неограниченные возможности этот удивительный шедевр тонкоматериальных технологий.

В то время я не знал, что степень подключённости биокомпьютера к тем или иным программам напрямую зависит от достижений каждого конкретного человека на пути эволюции в цепи последовательных воплощений на земном плане бытия. И что финиш этой гонки уже близок – его обозначило число, вернее – дата. Дата обыкновенного календаря. Последний день нулевого года, года миллениума, года перемен, – это видимая черта, которая отсекает уходящий мир от нового, нарождающегося мира действительно космической эры человека. Правда, перешагнут этот порог не все. Многим придётся продолжить свой путь по спирали восхождения в прежних условиях, где причинно-следственные зависимости жёстко отрегулированы законами кармы: пожелал близкому беды – жди её в гости сам, вырыл яму другому – оглядись, не роют ли под тебя. Совершил плохой поступок или вынянчил чёрные мысли в голове – не удивляйся, если стало плохим здоровье, побаливает сердце или печень.

Бывает, правда, что карма бьёт своим жезлом судьбы не по самому виноватому, а по кому-то из близких – сыну, дочери, матери, отцу. Люди давно сетуют на несправедливость судьбы. Например, белорусский писатель Василь Быков, автор лучших, пожалуй, книг о народе на войне, заканчивает повесть «Карьер» горькой жалобой: «За всё надо платить – за хорошее и за плохое, которые так крепко повязаны в этой жизни, но всё дело в том, кто платит. Платит, конечно же, тот, кто меньше всего повинен, кто не рассчитывает на выигрыш, кто от рождения обречён давать в отличие от тех, кто научился лишь брать и взыскивать».

Что же, и это правда. Но это наша, человеческая, правда. Нам не дано знать, что думает об этом Господь, Отец наш, каков Его промысел. Поэтому надо достойно нести свой крест. Ведь и Иисус Христос в человеческом образе сетовал, что оставлен Отцом, Его благодатью.

       Так что же говорит наука, как она объясняет происходящие рядом с нами чудеса, которые мы, как правило, игнорируем, считаем недостаточно достоверными, не подтверждёнными научно-техническими средствами регистрации. Последнее, кстати – самое распространённое требование достоверности феноменов, является самым абсурдным. Представьте себе, что было бы, если б какой-нибудь древний Дедал стал убеждать своих сограждан, что можно из железа создать летательный аппарат и парить на нём по небу. Наверняка какой-нибудь тогдашний академик Кругляков тут же обвинил бы его в лженаучном мышлении, призвал бы создать комиссию, требуя вынести смертный приговор нечестивцу. И был бы по-своему прав – потому что соответствующие законы физики ещё не открыты. Сам Кругляков открыть их не в силах, и, следовательно, – смерть каждому, кто попытается переступить порог его невежества.

       Чтобы объяснить засвидетельствованные и участившиеся в последнее время феномены, необходимо открытие новых физических законов, уяснение новых форм передачи энергии и информации.

Конечно, эти открытия ещё не раз ударят по полуразрушенному зданию классической системы мироздания. Конечно, они нанесут урон престижу ряда авторитетных учёных. Что же, это обычная вещь. Механистическая картина мира уже сто лет уходит в историю, волоча за собой вульгарный материализм, дарвинизм и другие «измы». Но точно так же уходит в историю и примитивный идеализм. Основной вопрос философии о том, что первично – материя или сознание, – потерял смысл. Сошлюсь на того же К. Г. Юнга:

«Обе противоположные концепции – материалистическая и спиритуалистическая – не более чем метафизические предрассудки. Опытным данным лучше соответствует гипотеза, согласно которой любая живая материя обладает психическим, а психические субстанции – физическим аспектом. Если же мы обратим должное внимание на парапсихологические данные, то окажемся вынуждены распространить гипотезу о психическом аспекте за пределы биохимических процессов в живой природе и охватить ею всю, в том числе и неживую, материю. С точки зрения этой гипотезы бытие основывается на некоем до сих пор не разгаданном субстрате, обладающем как материальными, так и психическими качествами».

Что же касается научных аксакалов, то, как говорится, нельзя пронести факел истины, не опалив кому-нибудь бороду. В науке, как и везде, – один с сошкой, семеро с ложкой. Вспомним, что лет двадцать назад каждый четвёртый учёный в мире был советским. Чем они занимались, какие плоды наука преподнесла кормившему её народу, общеизвестно.

Да, конечно, воздух науки – факты. Добросовестность учёного в рациональном объяснении явлений. Но коль явление налицо, следует не прятаться от него, а изучать, осмысливать.

И всё-таки кое-что делалось.

Лапшин, при первом нашем разговоре, сказал правду: Советский Союз был лидером в мире не только по изучению экстрасенсорных процессов, но и по достижениям в области биоинформационных технологий, о которых большинство людей почти ничего не знает. Сенсационные открытия русского китайца доктора Цзян Каньчжена, изложенные в его работе «Теория управления полями», привлекли в своё время внимание отдела науки ЦК КПСС и были засекречены. Доктору Цзяну удалось установить, что «ДНК – это просто «кассета» с записью информации, а её материальным носителем являются биоэлектрические сигналы». Другими словами, электромагнитное поле и ДНК – это совокупный генетический материал, существующий в двух формах: пассивной – ДНК и активной – электромагнитное поле. Первая сохраняет генетический код, обеспечивающий стабильность организма. Вторая в состоянии его изменить. Для этого достаточно воздействовать биоэлектромагнитными сигналами, которые одновременно содержат энергию и информацию.

       Эту теорию Цзян Каньчжен блестяще подтвердил на практике, создав установку, которая считывала информацию с ДНК одного живого объекта и направляла её на другой. В результате происходили запланированные изменения. Например, при дистантном воздействии биополя зелёной массы пшеницы на проросшие семена кукурузы на месте метёлки образуются своеобразные колосья с зёрнами, похожие на кукурузные и пшеничные. Новые признаки сохраняются в ряду поколений, то есть генетически закрепляются. Биополе дыни оказывало влияние на проросшие семена огурца, в результате чего огурцы имели вкус дыни и изменённую ДНК, основу генотипа. Воздействие биополя утки на куриные яйца приводило к тому, что у цыплят на лапках появлялись перепонки, форма головы становилась плоской, изменялись глаза. Под воздействием биополя молодых зеленых проростков различных видов пищевых растений на человека происходило изменение цвета волос (исчезала седина), менялась их структура. Испытуемые люди стали выглядеть моложе, у них улучшилось состояние здоровья и, в частности, иммунной системы.

       Таким образом, впервые было подтверждено экспериментально, что экстрасенсорное воздействие является чрезвычайно мощным и эффективным инструментом именно в той области, где мировая наука до сих пор имела весьма скромные результаты.

       Работы Цзян Каньчжена защищены патентами и по сути являются первой серьёзной пробоиной в строю ортодоксальных отрицателей психофизического устройства действительности. Ведь до этого времени традиционная наука считала абсурдным активное участие мысли и сознания в изучаемых процессах. Считалось, что мыслительная деятельность всего лишь последовательность нейрофизических реакций, что у неё нет и быть не может собственной, изначальной, то есть опережающей нейрофизические реакции, энергии.

       Но как тогда объяснить то, что делает известный израильский экстрасенс Ури Геллер? Усилием воли и мысли он стирал с компьютерных дискет записанную на них информацию. Гнул во время телеинтервью на расстоянии в сотни и даже тысячи километров ложки и вилки в домах телезрителей, независимо от того, в какой стране смотрели его телепередачу – в Англии, Франции или США.

       По поводу этого феномена мне довелось в телепередаче «Добрый день» вести полемику с вице-президентом Российской академии наук Евгением Павловичем Велиховым. Выслушав сообщение о демонстрациях возможностей Ури Геллера, он усмехнулся и тут же сообщил, что известный иллюзионист США Джон Рэнди разоблачил Геллера, объявив все его чудеса фокусами. Правда, осталось за рамками объяснения, где Геллер сам научился этим фокусам.

       Действительно, такое разоблачение имело место. Так же, как и продолжение этой истории. Крупнейшие учёные Америки, участвовавшие в экспериментах с Геллером, жёстко и публично указали Рэнди на разницу в том, что делают шуты на сцене, и в том, что пытаются исследовать физики в своих научных экспериментах. Затем последовал суд и решение суда в пользу Ури Геллера. Но об этом Евгений Павлович или не знал, или не хотел знать.

       Такие же методы полуправды, замалчивания или прямой фальсификации существуют и в отношении легендарных хилеров. Европейская ассоциация здравоохранения (вполне традиционное учреждение!) исследовала филиппинских экстрасенсов, которые без ножа проводили сложнейшие хирургические операции, в том числе онкологические. В объёмных документах была зафиксирована подлинность феномена и эффективность этого необычного метода врачевания. Вместе с тем в выводах комиссии была глава, где разоблачались шарлатаны, наличие которых неизбежно при любом громком и прибыльном деле. Вот эту-то главу и подхватила на страницах своих газет – с подачи некоторых чиновников Российской академии наук, отечественная пресса. Что ж, на войне как на войне – а то и вправду вскоре не понадобятся ни хирурги, ни терапевты, ни лекарства.

       Но вернёмся к нашим экстрасенсам, на отечественную почву.

       В то же самое время в МГУ доктор физико-математических наук, профессор Ю.П. Пытьев проводил исследования обученных в нашей Академии специалистов, умеющих видеть с закрытыми глазами.

Профессору Пытьеву удалось установить, что при экстрасенсорном восприятии объекта генерируются некие таинственные излучения, организованные как процесс в миллиметровом диапазоне волн. При этом источники излучения находятся вне пределов головы экстрасенса (подобно виртуальным «глазам»).

Что касается самого восприятия, то в опытах с дифракционной решёткой учёный установил: оно напоминает голографический процесс. Кстати, волновая природа явления проверялась и с помощью зонной пластинки Френеля, которая в этом диапазоне длин волн действовала как собирающая линза.

Ближайшая аналогия – акустическая локация (акустическое зрение) летучих мышей и дельфинов. Они испускают ультразвук, который рассеивается на окружающих объектах и воспринимается акустическими рецепторами.

Далее Юрий Петрович Пытьев сделал правильный вывод, что за интерпретацию экстрасенсорного восприятия, и зрительного ответственно сознание: «Так вот, очевидно, оно у подавляющего числа экстрасенсов ещё просто не натренировано интерпретировать экстрасенсорную информацию в виде зрительной. Например, поднося с закрытыми глазами руку к магниту, они чувствуют «тепло» или «холод», но «увидеть» его не способны.

Как физик, я верю только тому, что можно зарегистрировать прибором. И тот факт, что удалось выявить тесную связь экстрасенсорного восприятия и электродинамических процессов, исключительно важен».

Пытьев был не единственным, кто серьёзно занялся исследованием феномена. Публикации, регулярно появляющиеся в печати в связи с деятельностью нашей Академии, подтолкнули заведующую лабораторией изучения деятельности мозга НИИ традиционных методов лечения Минздрава России Ольгу Ивановну Коёкину провести серию экспериментов по дистанционному биоэнергетическому взаимодействию между специалистами, подготовленными Академией, и их пациентами. Результаты этого исследования оказались феноменальными.

       Ольга Ивановна открыла новое направление исследований, которое можно отнести к области так называемой виртуальной реальности мозга и сознания. Виртуальная реальность порождается бесконтактным дистанционным взаимодействием между мозгом оператора (целителя) и реципиента (пациента). Это взаимодействие выражается в синхронизации биопотенциалов, присущих каждый раз определённым участкам мозга оператора и реципиента. Эту новую реальность предложено рассматривать как виртуальный мозг, который функционирует благодаря деятельности разных областей мозга оператора и реципиента.

       Аналогичные результаты получены и в других странах. Один из ведущих специалистов мира по раковым заболеваниям Бьерн Норденстром использовал тончайшие энергии тела для лечения рака. Норденстром воздействовал на раковую клетку резонирующими частотами тончайших энергий, в результате чего она трансформировалась в здоровую.

Виртуальные глаза, зафиксированные профессором Пытьевым, виртуальный мозг, обнаруженный кандидатом медицинских наук Коёкиной, – далеко не рутинные события обычной исследовательской работы. Это архимедов рычаг, с помощью которого можно буквально перевернуть мир. Знания, которые получит человек, развивая эти открытия, станут силой глобального значения.

Уже неоднократно по телевидению показывали людей, умеющих видеть с закрытыми глазами, читающих книги с помощью альтернативного зрения или экрана внутреннего видения. Часто на такие передачи приглашаются эксперты – какой-нибудь известный учёный, замечательный специалист. Одно плохо: с феноменом, который необходимо было комментировать, они встречались впервые во время телепередачи. Естественно, ход их умозаключений всегда сводился к банальному выводу: они, наверное, в дырочку подглядывают?

Я вообще считаю, что настоящий учёный, если он не изучил проблему, не провёл необходимые исследования, не имеет права выражать публично своё мнение, даже ради удовольствия покрасоваться на телеэкране. Образцом научной добросовестности считаю позицию, которую заняла конкретно по этому вопросу крупнейший международный авторитет в области нейрофизиологии, лауреат Государственной премии, директор Института мозга академик Наталья Петровна Бехтерева. В одном из своих интервью по поводу показанного по телевидению сюжета о том, что дети, лишённые зрения, могут взамен получить другое, альтернативное зрение, она заявила следующее: «Демонстрация была убедительная, дети читали тексты из книг по случайному выбору, катались на велосипедах, умело объезжая препятствия, и совершали ряд других действий, предполагающих нормальное зрение.

Разговаривая с одним очень известным в экстрасенсорике специалистом, я услышала: «Я видел сам – они подсматривают».

Но я тоже видела. Они не подсматривают» (информационный вестник «Начало»,  № 2).

И Наталья Петровна сделала то, что должны были сделать ранее другие: она открыла исследовательскую программу по изучению феномена. С этой целью она пригласила известных специалистов, добившихся результатов в открытии альтернативного зрения, и предложила провести свою работу в стенах Института мозга, в сопровождении её специалистов, с последовательной регистрацией результатов с помощью специальной исследовательской аппаратуры.

В качестве кандидата на открытие альтернативного зрения была утверждена дочь одного из сотрудников института, которой в шестилетнем возрасте какой-то маньяк выколол шилом глаза. Её звали Лариса Павлова. И со времени того ужасного случая прошло уже двадцать лет. Вот что рассказала о результатах этой работы в том же информационном вестнике сама Наталья Петровна:

 

«Исследование выявило ряд интересных фактов (механизмов), самым значимым из которых является легкость использования при большой зрительной нагрузке и при открытых и закрытых глазах не обычного зрения, а сформированного альтернативного видения. Мозг легко переключается на этот, возможно, более выгодный способ приёма сигнала. Полученные результаты подчёркивают физиологичность проводимого обучения и прямого (альтернативного) видения».

 

Вот так поступает настоящий ученый, если у него возникают сомнения. Он проводит исследования и в результате, если интуиция его не подводит, делает новое открытие мирового значения.

 Оказывается, есть всё-таки материальные следы экстрасенсорных воздействий на приборах исследователей. Хотя лично я очень скептически отношусь к возможности через традиционную научную практику изучения подобных феноменов добраться до сути явления. Ведь люди, которые проводят исследования, имеют гиперразвитие левого полушария мозга, узурпировавшего права на весь мозг. Такое левое полушарие не «хочет» равноправия с правым полушарием и без боя своих позиций не сдаст. Оно блокирует информацию, поступающую по каналу интуиции, а если и пропускает её в сознание человека, то старается отсечь теорию и первоисточник феномена.

 Даже знаменитый Эдгар Кейс, один из самых выдающихся целителей ХХ века, ничего не знал о механизме, который использовал для лечения. Входя в транс, он диагностировал заболевания пациентов, которых никогда не видел, и давал предписания к лечению тысячам людей. Кейс не имел медицинского образования и подвергался нападкам так называемой медицинской общественности, несмотря на то что комиссия Американского общества клинических исследований, проанализировав 100 его диагнозов, признала, что все они безошибочны. Более того, в шести случаях Кейс опроверг диагнозы специалистов, требовавших оперативного вмешательства, и фактически спас пациентов от неоправданных хирургических операций.

 Сегодня в архивах медицинских учреждений штата Вирджиния хранится более 9000 историй болезни пациентов Кейса. Все они исследованы, и оказанная целителем помощь признана спасительной. Кейс не только ставил медицинские диагнозы. Он предсказал точные даты начала и окончания двух мировых войн, исход битвы на Курской дуге, крах фашизма. За несколько месяцев до смерти он «увидел» распад СССР.

 Люди, у которых открывается биокомпьютер, меняют характер мышления – они начинают активно мыслить образами, что очень экономично. Это связано прежде всего с правым полушарием мозга. Интересно, что после травмы правого полушария знаменитые люди не находили в своей работе оригинальных решений, хотя полностью сохраняли способность мыслить логически. В художественных образах действительность отражается сразу во всём многообразии связей и противоречий. Информацию в таком случае не надо упорядочивать – она близка к своему естественному состоянию в нематериальном пространстве. Вселенная мыслит образами. Развивая у себя эту способность, мы приближаемся к взаимопониманию с ней.

 Среди руин древнейших на земле шумерских городов археологи нашли глиняные таблички с изображениями Солнечной системы. Порядок планет, их расположение, расстояние друг от друга указаны совершенно правильно. Чтобы получить такие точные результаты, нужно не менее двух тысяч лет астрономических наблюдений. Но археологи утверждают, что за две тысячи лет до шумеров не существовало развитой цивилизации, способной на такие исследования.

 Считаю уместным уточнить – технической цивилизации. Традиции западной науки допускают только строгую линейную причинность событий. Но ведь и Демокрит не мог, исходя только из причинно-следственных исторических предпосылок, разработать без сложного инструментария физических лабораторий свою атомистическую теорию строения вещества. Он наверняка не имел возможности пользоваться электронным микроскопом и, следовательно, использовал какой-то другой метод. Уверен, что инструмент, который использовал Демокрит и многие другие выдающиеся люди нашей планеты, – биокомпьютер.

 Американский физик Хайнц Пэйджелс очень отчётливо выразил слом настроений в научной среде по этому поводу: «Современная физика утверждает, что вакуум – это первооснова всей физики. Всё когда-либо существовавшее или могущее существовать уже присутствует в этом небытии пространства… и это небытие содержит в себе всё бытие».

 Значит, опять информация опережает в своем проявлении материю!

 Хорошо известен случай предвидения убийства Роберта Кеннеди, которое произошло 5 июня 1968 года. За два месяца до убийства Алан Вогэн, изучавший синхронию в институте пограничных областей психологии Фрайбургского университета, вдруг почувствовал, что Кеннеди будет убит и что это событие является частью сложной системы, которая включала в себя и убийство Мартина Лютера Кинга. Вогэн направил письмо в надежде, что Кеннеди предупредят. Видимо, предупреждение не сочли серьёзным, и оно не спасло ни президента, ни Лютера Кинга. Но после этого в США создали Бюро регистрации предчувствий.

 Хороший пример того, как ненаступившее событие проявляется в нашей действительности задолго до своего осуществления. И он не единичен.

 Американский нейрофизиолог Роджер Сперри в 1981 году получил Нобелевскую премию, в частности, за распознание того, как мыслеформы внутри разума развивают «причинную потенцию», силу, которая инициирует всё, что происходит в жизни человека. Исследования Сперри показывают: причинная потенция создаётся в разуме как встроенная биоэлектрическая система, похожая на конденсаторную батарейку большой ёмкости. Чем активнее вы заряжаете «батарейку», тем больше энергии она выплёскивает, даруя возможность личностного влияния на события так называемой объективной реальности. На первый взгляд это кажется странным, но физикам хорошо известно, что в приборе из двух батареек по 4,5 вольта можно получить энергетический импульс мощностью 20 киловатт. Это свидетельствует, что при определённых условиях энергия из скрытой формы может перейти в явную.

 Похоже на то, что человек сам причастен к аномалиям этого мира и изучать их без учёта влияния разума на события – невозможно.

Каждая мысль активизирует в мозгу молекулы-носители. Это означает, что любой умственный импульс автоматически превращается в биологическую информацию.
А если мы имеем дело не с мозгом обычного человека, включённым на 3 – 4 процента, а с мозгом, способным работать на полную мощность? В этом случае разум человека получает возможность контакта с разумом планеты, с космическим сознанием. Задача в том и заключается, чтобы вывести мозг на уровень тех возможностей, что заложены в него самой природой.

Биокомпьютер – необычное явление. В отличие от технических средств, которыми человек компенсирует разницу между своими желаниями и возможностями, он, безусловно, имеет собственный разум и интеллект, и взаимодействие с ним осуществимо только при компромиссе сторон. Что за этим скрывается? Необходима исследовательская работа, и очень серьёзная. Но единственное, чего нельзя допустить, – бездействие.

 Любые бытовые приборы от телевизора до утюга – источник электромагнитного излучения. В этих условиях биокомпьютеры зачастую открываются спонтанно. Напуганные люди бегут к психиатрам. А те, не имея даже скромных познаний в области сверхсознательных функций, назначают сильнодействующие препараты. Так множится число психических больных и наркозависимых людей.

 Остановить начавшийся процесс невозможно. Я вообще подозреваю, что компьютеры и прочие умные машины – всего лишь тренажёры, данные людям для того, чтобы они могли подготовиться к работе через биокомпьютер с материальными и нематериальными пространствами. Так сказочный ковёр-самолет предшествовал появлению современных летательных аппаратов, а сапоги-скороходы предвещали наземные механические средства передвижения.

 Исследовать этот феномен совсем не просто. Взрослые, в силу возрастных причин, редко могут выйти на максимальный уровень работы с биокомпьютером, открывающим межпространственную связь с другими планами космоса.

 Детям проще – они выходят на контакт с населёнными пространствами других миров, и им для этого совершенно не нужны гигантские чаши радиотелескопов. Контакт происходит мгновенно. Почему? Детей это не интересует. Это всё равно что спросить их – как вы видите? Как слышите?

 Видим глазами, слышим ушами, контактируем через биокомпьютер – вот и все детские объяснения конструкции человека.

Впрочем, давайте вспомним замечательную книгу К.Чуковского «От двух до пяти». Почему в этом возрасте у ребёнка происходят поразительные процессы в освоении действительности? Покажите мне взрослого, который убедительно, доказательно объяснит этот массовый феномен. Иностранный язык усвоить, научиться плавать и приобрести многие другие навыки легче в строго определенном природой возрасте. То же с биокомпьютером.

«Приведите ко мне детей», – говорил евангельский Христос.

Рано или поздно биокомпьютерами овладеют миллионы людей. И тут снова остро встаёт старый, как мир, вопрос о нравственности новых способностей, об ориентированной на эзотерические знания культуре.

Мировой опыт последних веков позволяет сформулировать тезис: более высокие энергии требуют более высокого уровня нравственности. К сожалению, пока человечество в этом смысле ничем похвастать не может. Всегда одно и то же: новые открытия приводят к злоупотреблению ими. От пороха до Чернобыля, от гомункулуса в пробирке до генной инженерии – примеров не счесть. Компьютеры – общепризнанное благо, но они уже породили и компьютерные вирусы, и хакеров – взломщиков информации в целях наживы, и новые проблемы со здоровьем.

Оккультные энергии ставят те же проблемы. Со страниц газет магистры белой и чёрной магии, целители и ясновидящие обещают «снять порчу», «приворожить милого» и прочие блага. Простому читателю  – как продраться через их навязчивую рекламу, как разобраться, где Свет, а где Тьма? Даже поп-музыка стала психоделической, многие исполнители используют магические музыкальные формулы, найденные в языческих культах, встраивают в свои произведения сатанинские заклинания.

В своё время, лет десять назад, были популярны телесеансы Анатолия Кашпировского. Он настойчиво вещал: «Даю установку на добро! Я даю вам только добро!» А что, собственно, он понимал под добром? Чувствовал ли он диалектику добра и зла, знал ли, как мгновенно может измениться их полярность, как относительны эти понятия? Целитель приводит организм пациента к норме – но что есть норма? И может ли она быть одинаковой для миллионов сидящих перед телеэкранами – таких разных, уникальных и неповторимых? Экстрасенс обращается непосредственно к полевой структуре человека, к началу единства его организма и его души, он воздействует через подсознание – потому должен осознавать особую ответственность за свои действия.

Психоаналитики давно доказали, что многие невротические реакции связаны с глубинными личностными проблемами. Лечить неврозы как таковые – только усугублять исходную болезнь. В медицине это сплошь и рядом, когда борются с негативными симптомами, а не с первопричиной недуга. Более того, здоровье связано не столько со «здоровым образом жизни», сколько с общим культурным уровнем мировоззрения человека. Физические болезни имеют нравственный смысл – это понятно каждому глубоко верующему человеку. Так что надо лечить: телесную болезнь или моральное уродство? Между тем каждый может привести примеры того, что тяжёлая болезнь или врождённый физический недостаток поднимают человека духовно. Вообще жизнь не сводится к мещанской заботе о комфортном самочувствии.

Какое же «добро» могут предлагать экстрасенсы вроде Кашпировского? Увы, слишком часто они могут предложить только ущербное, самодельное, на уровне «собственной испорченности», в меру индивидуального интеллектуального уровня. И это «добро» чревато такими неожиданными выплесками зла, что лучше бы оставить человека в покое, со всеми его болячками.

Высокомерная самонадеянность человека опасна и безгранична. Совершенно ничего не зная о психофизических свойствах нашего пространства и Вселенной, о влиянии любой, даже самой ничтожной своей мысли на динамику и потенциал происходящих в мире событий, он снова и снова ввергает себя и ближних своих в череду страшных, нескончаемых испытаний.

Борьба с несправедливостью за счёт возрастания силовых воздействий, умножающих несправедливость. Борьба с природой, в результате которой не осталось чистой воды, почвы и воздуха. Они отравлены отходами современных научных технологий, которыми так гордятся наши учёные. Борьба со всеми, кто, подобно Христу, пытается вернуть человечество в Сферу Разума! А потом снова – ураганы, болезни, бессилие перед стихией природы и истошный вопль: «Господи, за что?!»

Напрасны надежды на то, что тайны природы откроются агрессивным, жестоким людям. Им открываются только тайны, умножающие насилие и жестокость, которые подобно бумерангу рано или поздно ударят по ним самим.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                           Глава 4.

 

 

Видения библейской истории и какой-то непривычной, непонятной мне жизни, очевидно, имели прямое отношение к происходящему со мной в обыденной реальности. Я с тревогой и смущением пытался свести концы с концами. Постоянно вспоминал, как стращал Орлов: «Чем будешь соответствовать?» А может, это «воспоминание о будущем», предупреждение о серьёзности выбора, который мне вот-вот предложит  судьба?

Теперь я был уверен: мы действительно неотъемлемая часть высшей силы, которую, за неимением достоверной информации или по наитию от самой этой силы, люди привыкли называть Творцом. Часть Бога – но какая? Вспоминались древние мифы и толкования. Может быть, мы Его сон или Его дыхание? Или игрушка, которой Он забавляется? Многочисленные пророки в разных землях и в разные века каждый на свой лад объясняли отношения человека и Бога.

Лично я до сих пор был стихийным материалистом и атеистом, то есть стоял на испытанной почве достижений естественных наук. Конечно, мне привычнее и ближе христианское учение: Бог – не просто Творец, но Отец наш, Он Господь в том смысле, как отец к сыну, а не как рабовладелец к невольнику. Отсюда Любовь, равная Истине, Свобода Выбора, Благодать, которая выше закона. Да и видения мне «показывают» чисто библейские, о страстях Христовых. Но кто показывает? Неужели Самому Богу делать нечего, как заниматься мной часами? А если не Он, то кто? Какая там иерархия?

Пока было ясно одно: у каждого из людей своё назначение, своя задача, своя роль. И всех нас несёт в неведомое поток причинно-следственных зависимостей непонятной, но осознаваемой нами самими (по отдельности и вместе) действительности.

Мысль, впрочем, не новая. «Словно бичуемые незримыми духами времени, мчат солнечные кони лёгкую колесницу судьбы, и нам остаётся лишь твёрдо и мужественно управлять ими, сворачивая то вправо, то влево, чтобы не дать колесам там натолкнуться на камень, здесь сорваться в пропасть. Куда мы несёмся, кто знает? Ведь даже мало кто знает, откуда он пришёл». Такой строй образов нашёл для обозначенной проблемы Гёте в «Эгмонте». Есть и другие, у иных авторов.

Итак, мы правим колесницей, следовательно, отчасти вольны делать в этом потоке жизни всё, что нам заблагорассудится, – сходить с ума или набираться его, тосковать или радоваться жизни, любить или ненавидеть. До поры до времени, пока не вызреют контрпозиции бессознательного, мир будет таким, каким мы его сотворим. Только не стоит забывать, что, в отличие от нас, – у Бога дней много. Он может позволить себе делать и переделывать, добиваясь Своего, одному Ему ведомого совершенства. У людей только один шанс стать сотворцами мироздания, а не безвольными, анемичными статистами – познать себя. Древние говорили: познаешь себя – познаешь мир. Правда, они же предупреждали, что это самое трудное дело.

Но кто из нас утруждает себя такими поисками? И многие ли из мудрецов, признанных носителей истины, нашли её в самом деле?

«Мало кто знает, откуда он пришёл». Чтобы догадываться о будущем, надо разобраться в прошлом. Тогда, может, станет понятнее цель человечества в целом и назначение отдельной личности. Значит, одна из важнейших проблем – разобраться в происхождении жизни, обнаружить критерии её возникновения. Все суждения об этом сводятся к дискуссиям между эволюционистами и сторонниками креационизма. Теория эволюции принята большинством учёных, она кажется им единственно разумным объяснением для наблюдаемых природных и социальных явлений. Креационисты придерживаются концепции создания всего окружающего нас мира сверхъестественной силой, то есть Богом, причём не путём длительного развития, а сразу, в едином замысле, за шесть библейских дней творения.

Вот передо мной две книги. Одна принадлежит перу великого фантаста Айзека Азимова и называется «В начале». Это весьма обстоятельный и многосторонний научный комментарий библейской картины сотворения мира и человека. Профессор-биохимик, Азимов (1920 – 1992) считал себя человеком неверующим, но его труд отнюдь не гимн атеизму или эволюционизму. Он честно старается разобраться в ситуации, недаром однажды эту книгу издали с подзаголовком: «Наука встречает религию». Вторая книга – «Очевидность сотворения мира. Происхождение планеты Земля». Она написана тремя авторами – двумя канадцами и американцем. Канадцы – отец и сын Маклины – пасторы, американец Окленд – биолог, бывший эволюционист, в результате исследований и размышлений ставший креационистом. Так вот, обе названные книги, написанные такими разными людьми, объединяет уважительное отношение к различным точкам зрения и попытка глубокого анализа всех свидетельств и доказательств. Все четверо авторов добросовестно ищут истину: немудрено, что во многом приходят к одним и тем же доводам и выводам.

Но разве все так поступают? Сколько людей служат кумирам, возводят свою ограниченность в абсолют, желают не истины, а только победы в споре... Они не хотят сознаться: «не знаю, не понимаю», доверяют только личному опыту и потому отрицают любую реальность вне узко понимаемых ими категорий пространства и времени.

Сколько сил было затрачено, чтобы по песчинке собрать знания веков, спрессовать их в блоки научных направлений и выстроить величественное здание материализма.
Что ж, «у вечности ворует всякий, а вечность как морской песок» (О. Мандельштам). И вечность обманула этих энтузиастов: что было создано из песка, в песок и обратилось. Так же когда-то орфические и пифагорейские учения рассыпались на разрозненные явления, теряя связь тысячелетнего синтеза. Вот и теперь за развалинами обрушившихся конструкций вновь обозначились черты древнего Храма.

Циклы созидания и разрушения, рождения и смерти последовательно закручивают гигантскую спираль космогенеза. И вновь мучительные вопросы терзают сознание человека: куда уходит то, что произошло? откуда появляется то, что наступило? где исток того, что мы называем будущим?

Будущее – оно к нам ещё не пришло, но оно где-то уже есть. Прочнейшая связь последовательных причинно-следственных воплощений ведёт бестелесную идею к неотвратимой материализации, не позволяя ей произвольно отклоняться от Промысла и Судьбы. В истории известно немало людей, которые могли видеть ненаступившее, начало новых вещей, событий, судеб.

Может, и вправду есть мир, где ненаступившее уже реальность, мир, который отделён от нас неведомым рубежом, – охраняемый, недоступный? Там боги, волшебники, драконы играют с прошлым, которое не исчезло, и контролируют будущее, которого ещё нет. Планеты как игрушки Высших Существ. Судьбы народов – их страсти, мечты, самообманы. И всё это вместе – театр бессмертных режиссёров, мастеров виртуальных иллюзий, майи. Не об этом ли хотел предупредить нас Тот, Кто реализовал мистерию Своего земного существования под именем Иисус?

Он знал прошлое, ведал будущее, видел далёкое сквозь преграды и расстояния; мог лечить людей наложением рук и тайным словом возвращать к жизни, несчастных ободрить смирением, малодушных укрепить надеждой, ослепшим подсказать путь преображения. Что мы осознаём из того, что Он пытался объяснить нам? Кто увидел свет, к которому надо стремиться? Может, это и не чудеса вовсе, а основополагающие способности каждого из нас?

Прошло двадцать веков, два тысячелетия, а мы по-прежнему не можем понять, что самая большая иллюзия мироздания – соответствие привычных истин сути происходящих событий. Но всё-таки давайте ещё раз попробуем через Сознание определить Бытие.

 

 

* * *

 

 

Между тем в Академии дела шли неплохо. О Лапшине режиссер Игорь Шадхан снял фильм (я был одним из сценаристов этого фильма). Одновременно вышла моя книга о том же, опубликовали методику. Всё больше и больше людей приходило в Академию. Они действительно получали там то, что искали, – здоровье, оптимизм, веру в будущее. У многих открывались биокомпьютеры, и они неожиданно для себя оказывались в положении людей, которые прожили жизнь, даже не подозревая, что родились с затемнёнными контактными линзами на глазах.

Но вот эти линзы сняли, и они поняли, что без фильтров мир воспринимается совсем по-другому. Что человек может видеть гораздо больше, чем ему казалось. Он даже может видеть внутренние органы, клеточные процессы, ауру и те информационные повреждения, которые наносит ей агрессивная окружающая среда. Более того, он может сам, без помощи врачей диагностировать и лечить себя.

В то время я серьёзно изучал всё, что помогло бы мне разобраться в научном истолковании феномена Лапшина. Меня смущало, что автор метода не производил впечатления достаточно образованного человека. Вместе с тем о результатах, которых он добивался, мог мечтать любой самый выдающийся учёный. Впрочем, в истории бывали подобные аномалии. И люди, чьи имена вписаны в анналы науки, порой оставляли впечатление совершенно необразованных выскочек. Тем более всем известно, сколько есть блестяще образованных людей, которые, кроме того, чтобы говорить о прочитанном и изученном, – ничего не могут. Беседуешь с таким человеком – ходячая энциклопедия. А смог он хотя бы на миллиметр продвинуться дальше изученного? Какую страницу или строку вписал своей жизнью и судьбой в летопись Бытия?

К чему я это? А к тому, что существуют разные реальности, в том числе и непроявленные, духовные, проникающие в наше сознание в основном через шишковидную железу и правое полушарие и влияющие на нашу жизнь. Вот почему – некоторые знают, а некоторые ведают. Но знания зыбки, изменчивы, постоянно уточняемы, отвергаемы, заменяемы… А ведение – это иррациональный путь, который ведёт к изначальному, к тому, что уже было, даже когда нас не было. И на этом пути совершенно не обязательно знать анатомию, чтобы вылечить человека. Достаточно встать в позицию Создателя – и успех обеспечен. Вопрос лишь в том, позволят ли некие высшие силы эту позицию занять.

Вакуум, что в переводе с латыни означает «пустота», реально оказывается не пустым пространством, а некоей информационной средой, содержащей в себе свыше 99 процентов общей информации Вселенной. Есть основания полагать, что новое знание возникает как продукт взаимодействия сознания с тем, что Вернадский называл полем разума – информационным полем. Создаётся впечатление, что человек – психофизический объект, он находится в неком потоке формоопределений между микро- и макрокосмосом и является как объектом, так и субъектом трансформационного процесса.

Наука, и прежде всего в зонах непосредственного взаимодействия физики – химии, биологии – генетики, информатики – психологии, приходит ныне к парадоксальной, вчера еще еретически кощунственной парадигме: между материальным и идеальным нет непроходимого барьера, одно вполне благополучно способно трансформироваться в другое. Можно даже, в связи с открытием биокомпьютера, утверждать: разум, мысль при определённых условиях становятся вещно-осязаемыми в своём прямом воздействии на окружающее. Ментальные и физические процессы не имеют реальных различий – они лишь разные состояния единого. Мысленное воздействие на материальные объекты постепенно приобретает статус научного факта.

Из вышеизложенного следует вывод: мир психофизичен, отдельного, обособленного от сознания физического мира нет и быть не может. И вначале действительно было слово. И ничто вполне может порождать нечто. А виртуальные процессы – физическую силу. Именно поэтому я настаиваю: ментальное или семиотическое пространство человека – не только структурированная совокупность личного духовного, эмоционального, социального и исторического опыта, закреплённого в его сознании и окружающей среде специальной проекцией голограммных объектов, но и тонкоматериальный ретранслятор дистантных свойств любых структур Космоса и физического вакуума. Поэтому эволюция человека должна рассматриваться как реализация потенциалов, имеющихся в природе как данность.

И вопрос о научном мировоззрении в связи с феноменом биокомпьютера – это не только вопрос философии. Это вопрос выживания человечества и поиск альтернативного пути его развития.

Вот о каких мировоззренческих проблемах рассуждали мы в Академии. У нас собрался довольно большой коллектив – десятки специалистов в различных областях знания, из них немало авторитетных учёных. Проводились конференции, симпозиумы. Известные всей стране академики запросто приезжали к нам, чтобы посмотреть наши «чудеса», а заодно и свое здоровье поправить. С регулярной последовательностью рассказывали об Академии средства массовой информации: статьи в газетах и журналах, информация по радио. Вышеупомянутый фильм Игоря Шадхана «крутили» по ТВ несколько раз.

Конечно, случались и казусы, иногда, с точки зрения вечности, довольно комичные. Вот один из них.

Влип в «историю» с виртуальным миром один мой близкий друг. Он привёл на занятия в Академию своего сына, и уже через три недели у мальчика открылся биокомпьютер. Ребёнок стал видеть то, чего в семье не видел никто. Он видел, как его отец проводит время, знал, где его можно найти. Даже если папа специально никого не предупреждал дома о своём маршруте, это совсем не гарантировало, что телефон на никому не ведомой квартире вдруг не зальётся тревожной трелью вызова и надрывный мальчишеский голос не скажет: «Уже поздно. Тебе надо идти домой. Мама плачет, и я тоже тебя жду».

Теперь я понял мудрые слова другого моего друга, известного писателя Юрия Полякова: «Хотелось бы, конечно, чтобы у моей дочери Алины был такой биокомпьютер. Но как трудно будет её воспитывать, если она сможет видеть меня насквозь». Он так и не решился отдать свою дочь на учебу в Академию. Нет, это не обывательская осторожность, а серьёзная моральная проблема.

А у друга дела семейные пошли из рук вон плохо. Дома знали буквально всё, что он делал. Это «напрягало» и тех, кто знал, и того, о ком знали. Получалось совсем не то, чего он хотел. Он-то рассчитывал с помощью сына понаблюдать за другими. Но «другие» ребёнка не волновали, его волновал отец. Сын буквально шпионил за ним с утра до вечера и с детским простодушием укорял отца в любом выявленном проступке.

– Что будем делать? – спрашивал друг. – Парень меня доконает. Я не знаю, как от него защититься.

– Открой себе тоже биокомпьютер, поставишь программу защиты, – советовал я.

– А время где взять? У меня четырнадцать заводов. Тысячи людей зависят от того, сумею я добыть заказы или нет. У меня всю жизнь на себя времени не хватает.

       Друг нервничал, комплексовал. А я не знал, чем помочь. Сын его явно переигрывал в этой борьбе характеров, поскольку с детским максимализмом считал, что правда всегда только одна – та, которую он понимает. Для его поднадзорного был запретен любой шаг в сторону от семьи, что, безусловно, превращало жизнь в кошмар. Получилось, как в популярной песенке о волшебнике: «Сделать хотел грозу, а получил козу». Коза вышла изрядная и грозила забодать семейную жизнь моего друга. А я ничем не мог помочь, поскольку биокомпьютер – это нечто большее, чем новые возможности человека. Это пропуск в другой мир, заря которого уже пробилась сквозь завесу приближающегося года миллениума. Но никто ещё не знал в том, 1997 году, каким будет солнце нового тысячелетия. Будет ли это солнце Тьмы или солнце Света. Тогда об этом не знал никто. Даже боги.

Сотни людей, избавившиеся от своих неизлечимых, по мнению врачей, болезней, создавали Академии странный ореол некоего мистического учреждения, где работают волшебники или маги. Лапшин не пугался этой сомнительной репутации. Более того – поддерживал её, проводя регулярные лекции о взаимодействии с потусторонними силами. Я слушал и запоминал то, что говорил Вячеслав Михайлович, но не мог вместе с тем отделаться от какого-то глубинного, внутреннего сопротивления картине мироустройства, которую он пытался навязать ученикам и последователям. Бог, дьявол, Царство мёртвых и работа с ним – всё это было одновременно экзотикой и некоей не очень желательной ориентацией, которую мне навязывали. Тем более что, считая себя человеком атеистических взглядов, я принимал это за мифологические сюжеты и не связывал с реальностью повседневной жизни.

Однако до открытой конфронтации дело не доходило. Тем более что, вопреки своей резкой, довольно бестактной и вульгарной манере общаться с людьми, именно со мной он был весьма тактичен и осторожен в выражениях. И кроме того, результаты… Что ни говори, а исцеления были не мнимые, а подлинные. Я был не раз свидетелем тому, как слепые люди, иногда весьма пожилого возраста, вдруг начинали кричать: «Я вижу! Вижу!» Они вдруг начинали безошибочно ориентироваться в помещении, где ещё минуту назад беспомощно спотыкались о стулья.

Во имя таких результатов можно было терпеть внутреннее несогласие с мировоззрением Лапшина, воспринимать его как некое чудаческое отклонение заслуженного мэтра.

К этому времени методика Лапшина действительно приближалась к мировому признанию. О нём были сняты фильмы на Украине, в Греции, Германии, Франции. Несколько раньше во время визита Клинтона в Киев жена американского президента Хиллари нашла время для посещения центра Лапшина.

В большом зале центра, где её встречали, навстречу гостье вышел, с трудом передвигаясь, маленький мальчик с огромным букетом цветов. Семилетний ребенок ещё недавно был приговорён врачами провести жизнь в инвалидной коляске из-за детского церебрального паралича. И вот он шёл через зал, что-то бормоча себе под нос и счастливо улыбаясь. Дойдя до госпожи Клинтон, он вручил ей цветы. В этот момент мало у кого на глаза не навернулись слёзы.

Ещё большую известность Лапшину принес фильм, показанный несколько раз подряд по ТВ. Зрителей поразило, что очень простые упражнения позволяют слепым на первом этапе развить альтернативное радарное зрение, а на втором вновь обрести способность видеть глазами. Это стало настоящей сенсацией.

Для многих явилось открытием, что у нас в затылочной части головного мозга, в зрительных буграх, имеются клетки, способные излучать и принимать электромагнитные волны, и этот способ видения в природе имеет гораздо большую перспективу, чем традиционный, глазами.

Поэтому казалось вполне естественным, что однажды Вячеслава Михайловича пригласили принять участие в телешоу. Обещали предоставить время для выступления и просили, чтобы кто-нибудь из наших детей продемонстрировал способность читать тексты с завязанными глазами.

Не знаю почему, но что-то меня настораживало в предстоящем телемероприятии. Было какое-то неясное ощущение угрозы или подставки. Я очень советовал тогда Лапшину быть осторожным и взять с собой не обычных, здоровых детей, а кого-нибудь из слепых, чтобы не было и тени сомнения в достоверности результатов.

Как оказалось, предчувствия томили меня не зря.

Телешоу, в котором должен был участвовать Лапшин, готовила телекомпания «Облик». Передача называлась «Суд идёт». Это был театрализованный трибунал над практикующими целителями, экстрасенсами, шаманами, колдунами. Устроители передачи постарались, чтобы обстановка мероприятия как можно более соответствовала замыслу: присяжные, адвокаты, обвинители, свидетели. И даже судья в мантии, которому, правда, время от времени подсказывали, что говорить и когда стучать молоточком.

В общем, на суде как на суде. Было кому судить, было кого судить. Да и что греха таить – мало кто из нормальных людей не страдал душевно, видя упитанных девушек со свечами, выделывающих балетные па вокруг желающих снять венец безбрачия, или торгующих зельем доморощенных магов.

Я никогда не относился к числу поклонников экзотических специалистов поворожить о чём угодно или полечить от чего пожелаете. Потому воспринимал происходящее как бы с позиции человека, никакого отношения к действу на «суде» не имеющего.

Вначале всё было довольно пристойно. Выступил Лапшин и, как всегда, не вполне внятно для людей далеких от эзотерики пытался что-то говорить о сути своей методики. Его, тоже как всегда, мало кто понял. Все ждали практической демонстрации достигнутого.

И вот вышел Саша. Это был четырнадцатилетний слепой мальчик – инвалид детства по зрению. Диагноз: аномалия развития зрительного нерва, расслойка сетчатки, косоглазие. К тому же ещё, в результате удара при падении, у него развилась катаракта правого глаза. Это был реальный слепой, со своей горькой историей жизни, протекавшей в основном в специальной школе-интернате для слепых и слабовидящих.

Саша вышел к трибуне для свидетелей. Ему поднесли какие-то листочки со стола судьи. И мальчик, надев на глаза тёмную повязку, стал довольно быстро читать. Потом дали другой текст – и снова тот же результат. В зале установилась такая тишина, словно люди только что лично приобщились к чуду. В этой тишине, казалось, можно было слышать даже удары сердец и вполне осязать волны изумления и потрясения. Я внутренне ликовал, ожидая аплодисментов.

И вдруг происходит что-то непонятное. Поднимается один из организаторов шоу – и вызывает для разоблачительной процедуры корреспондента журнала «Огонёк» господина Никонова.

В проходе появляется стремительный, самоуверенный молодой человек и, едва не отбрасывая от трибуны растерявшегося ребёнка, громогласно заявляет: «Я сейчас разоблачу этих шарлатанов».

Затем он уверенно и чётко объясняет, что через мельчайшие дырочки в ткани повязки можно без всяких затруднений, разумеется после некоторой тренировки, читать тексты и неплохо видеть.

– Там, где я появляюсь, – как заправский шоумен, кричит в зал Никонов, – чудеса заканчиваются.

То, что подобным образом после некоторой тренировки можно читать, было известно и раньше. Подобные фокусы показывает Юрий Горный. Только при чём здесь Лапшин? Его пациентам при радарном зрении маска нужна, чтобы оградить их от внешних воздействий. Её используют на начальном этапе для концентрации внимания при лечении ДЦП, сахарного диабета и других патологий.

И потом, Саша – слепой. Подумалось: может, для чистоты эксперимента Никонову сначала глазки выколоть, а затем уже тексты дать почитать?

Но это я про себя говорю. А в зале волнение, все чрезвычайно напряжены.

Никонов просит у ребёнка повязку, надевает её себе на глаза. Берёт в руки поданный ему текст и начинает уверенно читать его. Все вскакивают, в зале невообразимый шум и смятение. Зрители не замечают, что Никонов читает, сместив лист бумаги вправо. Они, впрочем, не знают, что означает это смещение. А означает оно ни много и ни мало, как то, что Никонов читает, используя тот же метод, что и Саша, – радарное зрение. Именно так видят практически все, у кого открывается экран внутреннего видения, по крайней мере первые два-три года.

Молодого шоумена, рвущегося к телеславе, не смутил ни растерянный вид мальчика, ни отчаяние его отца, пытавшегося что-то возражать в поднявшемся на ноги зале. Я в перерыве разговаривал с Никоновым, пытался объяснить некорректность его поступка, но молодой парень, не глядя в глаза и всё выискивая вокруг взглядом признаки своей спланированной популярности, без обиняков заявил, что его интересует только то, как эффектно он выглядел в телепередаче. «Это же шоу, всего лишь шоу», – растолковывал он мне.

Нет – это не шоу! Это дискредитация метода, который может помочь тысячам безнадёжно больных обрести здоровье. Цинизм и нечистоплотность обличителя здесь явно зашкаливали за дозволенную грань. А тут ещё кто-то из детей узнал в журналисте дядю, занимавшегося по методике Лапшина в Московском институте стали и сплавов. И тогда стало понятно, почему Никонов спокойно читал текст, который держали не у него перед глазами, а справа, возле уха. Как я уже упоминал, так поначалу читают при радарном зрении из-за смещения изображения на 60 – 90 градусов. Если последнее предположение верно – то произошедшее не просто глупость и душевная глухота, а скорее подлость, причём заранее спланированная.

Странно, что устроители передачи использовали в качестве эксперта не специалиста, а журналиста. А ведь в зале были профессиональные медики с безупречной репутацией, учёные с громкими именами, которые лично знали и самого Лапшина, и вылеченных им детей. Напрасно они упрашивали администраторов компании дать им слово. Почему-то сразу кончилась пленка, перегрелись лампы юпитеров, истекло отведённое студией время. Ну буквально все напасти разом!

Я тоже пытался втолковать режиссёру передачи некорректность подобных сенсаций. Всё было напрасно. Не помню даже то, что оператор, снимавший этот бутафорский суд, заявил: «Здесь что-то не так. Я сам работал с сюжетом о Лапшине в Тверской медицинской академии. Там были настоящие слепые, и они точно могли читать».

Этот сюжет впоследствии вышел в эфир без разоблачительных махинаций Никонова. От провокации спасло то, что Саша действительно был слепой. Устроители шоу не рассчитывали, что на их «суд» приведут слепого ребёнка. Они, видимо, думали, что все вокруг махинаторы вроде них самих.

Этот случай очень сплотил нас с Лапшиным. У него в отношении меня появилась какая-то сердечность. Стал больше мне рассказывать, доверительнее относился к моим идеям и проектам.

То, что я стал узнавать, ошеломляло. Мир, в изложении Лапшина, оказался вполне стройной и динамичной системой. Причём, кроме широко известных эзотерических конструкций, он содержал в себе такие детали, о которых не мог знать посторонний этому миру, изучающий его по известным литературным источникам. Мне, как профессиональному информациологу, особенно интересны были его рассуждения об информационных основах мироздания.

Вечерами мы оставались одни, и он втолковывал мне:

– Информация – это обозначение формы пространства. Если для каждого человека книга – это какая-то автором написанная информация, то для меня книга – межпространственное отверстие, дыра, в которой находятся скопища неких сущностей, а я у этих сущностей каким-то образом являюсь пастухом. Я знаю, как с ними работать. Книжки, которые стоят у вас на полке, могут вас завтра съесть с потрохами или, наоборот, вылечить. Это не шутки. Я объясню, к чему всё идёт, почему через нас осуществляется трансляция этой информации, для чего мы пишем книги, что вообще происходит с этой информацией и как с этим обращаться. Я объясню свою точку зрения, как с этим работаю, как я с этим живу.

При этом он часто вспоминал Библию:

– В первых строках Библии читаем слова о том, что сначала были Свет и Тьма. Бог отделил Свет от Тьмы. Мало кто обращает внимание на то, что появляется третья составляющая. Свет, Тьма и нечто промежуточное – отделяющая одно от другого прямая линия. Знаете китайскую пророческую «Книгу перемен», И.Цзин? Гексаграммы по «Книге перемен» имеют два типа линий: одна сплошная, другая разорванная. Разорванная линия обозначает взаимодействие двух пространств: Света и Тьмы. По символике чисел сплошные линии называют «девятками», а прерывистые – «шестёрками». В первом случае закрытые пространства, которые не взаимодействуют между собой, во втором случае происходит взаимодействие пространств, что ведет в итоге к искажению пространства в обеих сферах. Формы искажения, деформации пространства человек обозначил как информацию.

Понимаешь, в «Книге перемен» всё внимание уделено объяснению качеств и свойств, которые заложены в серединном состоянии, в разделяющей линии. Если на эту проблему посмотреть немного с другой позиции, то возникает не что иное, как технология книжной магии. Если развернуть эту линию, то получается плоскость. Эта плоскость имитируется в различных материалах, на которых человек что-то записывает, включая компьютерные дискеты.

Другими словами, первое появление информации связано с появлением Света и Тьмы. Существует определённая форма искажения в пространстве Света и в пространстве Тьмы. И существует информация, которая возникла как продукт взаимодействия Света и Тьмы, именно в серединном состоянии. Вообще такое серединное пространство ещё называется тибетским словом Бардо – промежуточное пространство, где находится, по данным, приведенным в «Апокрифах древних христиан», «пять деревьев в раю, которые неподвижны и летом и зимой, и их листья не опадают. Тот, кто познает их, не вкусит смерти».

– Имеются в виду структуры, – свои объяснения он, как правило, сопровождал рисунками, – первая, вторая и так далее, хотя для обозначения структур серединного пространства используют шесть линий. Но ориентироваться нужно не на линии, а на пространства между ними. В зависимости от того, как происходят разрывы между пространствами в этой серединной части, зависят проявления различной информации.

Рассмотрим более упрощённый вариант. Пространство Света, где мы с тобой находимся, – это астрологическое пространство, то есть пространство Бога Сына. Не астрологическое – нематериальное, ангельское пространство – это мир Бога Отца. Промежуточное – это мир Святого Духа. Информация может быть как пространство, искажённое в сторону Света, то есть материального мира, или в сторону Тьмы, то есть нематериального мира.

– Таким образом, – резюмировал он, – есть три вида информации: нематериального мира, материального мира и промежуточного Бардо-мира.

Далее шла технология, как оказалось впоследствии, весьма близкая к тому, что довелось мне познать на личном опыте.

– Срединная бардовая информация (идея) воплощается сначала слева, как некая виртуальная реальность, как проект (нематериальное пространство), и затем поступает для исполнения вправо, в материальное пространство. Точно так же, как чертёж, поступив в цех завода, обретает форму и функциональные свойства изделия.

Вот так, в интерпретации Лапшина, выглядит мироздание. Есть заказчик (кто?), есть проектный институт, где его идеи воплощаются в проекты и чертежи (форма), и есть завод, где в соответствии с этими чертежами появляется всё, что угодно, например (если это касается сообщества людей) революция, гражданская война. Или наоборот: стабилизация, процветание.

Правда, если внимательно проанализировать историю, то право на заказ, то есть идею, имеют по меньшей мере две соперничающие друг с другом структуры (иначе концы с концами не сойдутся). Две некие вселенские корпорации «Свет» и «Тьма». Они постоянно ведут конкурентную борьбу за сбыт своего товара в материальном пространстве мироздания. Потребителями же на первом этапе являемся мы, люди. А на втором, в зависимости от того, чей товар или услуги мы потребляли, употребят нас самих. Кто? Одна из двух старейших, заслуженных корпораций – или «Свет», или «Тьма». А всё это вместе называется – базовое информационное взаимодействие. И редко кому удаётся вырваться из череды повторяющихся спиральных взаимоотношений материальных и нематериальных пространств.

То, о чём рассказывал Лапшин, всегда производило на меня довольно странное впечатление. Было такое ощущение, что, когда он определённым образом сосредоточивался, в нём включалось некое трансляционное устройство и вещало через него весьма сложные, а порой даже малопонятные лекции. При этом он явно не разбирался ни в основах физики, ни в основах медицины, на ниве которой достигал эффектных результатов, от которых бледнели маститые академики. Стоило этому вещающему устройству выключиться, как он немедленно превращался не то что в заурядного, я бы даже сказал, в посредственного человека. Но он умел манипулировать своими состояниями «включения» и «выключения», и мало кто догадывался о странной особенности его сознания.

Я, как правило, проверял то, что сообщал мне Лапшин, и находил порой весьма любопытные параллели в мире официальной науки, особенно у физиков.

На российско-американском семинаре «Vision of the Future» (Санкт-Петербург, 1993г.) физики А. В. Московский и И.В. Мирзалис сделали доклад «Сознание и физический мир». В нём утверждалось: «Если буквально следовать структуре квантового формализма, то весь мир как бы распадается на два. Первый – своего рода квантовое зазеркалье, где одновременно существуют и по своеобразным законам взаимодействуют потенциально возможные состояния Вселенной. Эволюция этого мира описывается, например, уравнением Шрёдингера, так что можно говорить о непрерывном потоке интерферирующих потенциальных возможностей, «виртуальных путей», «теней», «облаков вероятности» и т. д. и т. п. – набор метафор можно продолжать, но главное здесь в парадоксальном, невозможном в классическом мире взаимодействии того, чего как бы и нет. Второй план – это реальный, макроскопический мир, пространство действительных событий, в котором нет места неопределённости, двусмысленности, а если это и возможно, то лишь благодаря нашему незнанию того, что происходит на самом деле».

Ещё радикальнее выглядит позиция американского физика, нобелевского лауреата Юджина Вигнера, который считал, что окончательное «схлопывание» квантового волнового пакета происходит в сознании наблюдателя. Только сознание обладает уникальным свойством – сознавать само себя. Как экран в кинотеатре, который даёт возможность фотонам из светового потока приобрести определённое место в пространстве, которого они до взаимодействия с ним не имели.

С этой точки зрения «принцип реальности» содержится не в физическом мире, а в плоскости сознания. Или, точнее, Сознания. То есть всё с точностью до наоборот от общепринятых космогонических теорий: физическое – эфемерно, а психическое – реально.

Не менее радикальный подход развивает Эверетт, который пришёл к выводу, что наш мир не уникален, но существует в бесчисленном множестве равноправных копий, из которых наше сознание выбирает какой-то один сценарий мира. Иными словами, не бытие определяет сознание, а, напротив, сознание определяет бытие.

Не будем сейчас уходить в анализ утверждения, что основным формирующим фактором Вселенной является не её саморазвитие, а влияние нематериального поля информации. Очевидно, что подобного рода мировоззренческие концепции должны активно и всесторонне обсуждаться. Давайте хотя бы констатируем тот факт, что основания для такой перестановки акцентов имеются и они существенны. Потому что выяснилось: в таинственной «пустоте» вакуума необъяснимым образом запечатлена информация ещё до того, как она выражена. Более того, на материальном уровне Бытия, какой бы ни была первопричина, именно информация стала определяющей силой, творящей новую действительность.

 

Быть может, прежде губ уже родился шёпот,

И в бездревесности кружилися листы,

И те, кому мы посвящаем опыт,

До опыта приобрели черты.

                                               (О. Мандельштам)

 

Мир переполнен умными машинами и механизмами. Новое информационное пространство стремительно самоорганизуется, совершенствуется, обзаводится новым интеллектом, лишённым прежней расточительной эмоциональности. Уже повсеместно человек становится не управителем и распорядителем, а лишь обслуживающим персоналом или пользователем глобальных компьютерных систем, которые как бы начинают жить собственной, независимой от него жизнью. Духовные устремления людей, их нравственные искания в этом техногенном мире всё более и более обесцениваются, всё менее способны воздействовать на жизненно важные общественные решения. Унификация массовой культуры в полном смысле слова уничтожает человека как личность, стимулирует его усреднение, нивелирование, стандартизацию.

Передовые страны уже давно вступили на путь построения информационного общества, в котором приоритетное значение имеет не выработка вещества и энергии, а создание новых информационных технологий. Но чем дальше они продвигались, тем более зависимыми становились от своего порождения.

От нормальной работы инфраструктур, от интенсивности информационных обменов, полноты, своевременности и достоверности информации, циркулирующей в компьютерных и телекоммуникационных системах, непосредственно зависит вся жизнь современного государства. Потому что ни один, даже самый выдающийся специалист не может объективно оценить предложенный информационной суперсистемой проект без помощи самой суперсистемы.

Компьютерная техника, благодаря открытой академиком Э. В. Евреиновым возможности распределённой обработки информации, теперь функционирует с суммарными скоростями выше скорости света, и хотя быстродействие ЭВМ – это принципиально другая скорость, но для нас, пользователей ЭВМ, на практике данный факт означает, что в принципе невозможно соперничество человека (в том виде, в каком он существует на данном этапе развития) с порожденным им самим миром «умных машин». Потому что пока мы учимся – наши знания безнадёжно устаревают. В школе чтением, повторением, зубрёжкой губят у детей наиболее эффективный вид памяти – эйдетический, совершенно не принимая во внимание, что интуитивное мышление намного эффективнее логического.

Более того, иллюзорные стандарты «образованности» блокируют, а не развивают интеллект людей. Ведь они чаще всего обучают мыслям, но не способности мыслить.

Похоже, оправдываются опасения философов, что успехи технических наук породили положение, в котором к сущности человека стали относить только то, что в принципе поддаётся математическому и техническому моделированию. Тем самым открывается новая страница истории: не человек формирует технику по образу и подобию своему, а напротив, современные технологии с их быстродействием, помехоустойчивостью и прочими функциональными качествами начинают предъявлять свои требования к устройству и функционированию не только индивида, но даже общества в целом. Интересно, нужна нам такая страница истории? Чем мы, духовные личности, можем ей ответить?

Но Лапшин до таких тонкостей не доходил. И почему-то мне всё чаще казалось, что мы с ним – по разные стороны Света и Тьмы. Впрочем, меня в то время больше мучили метаморфозы моего сознания.

Казалось, что мой мозг, вобравший в себя новые силовые линии пространственных и временных координат, расшифровал их и отозвался странными картинами заново сотворённого мира. Оставалось только набраться смелости, чтобы узнать: какой это мир и какое время?

 

 

* * *

 

 

Иешуа остановился на пороге и окинул долгим внимательным взглядом собравшихся на встречу с ним. Хозяин дома, фарисей Симон, увидев рабби, приподнялся со скамьи, на которой полулежал по римскому обычаю, и лицо его осветила приветливая улыбка. Симон считал себя человеком широких взглядов и любил всё, что показывало другим искренность и простоту его сердца. Вот и сейчас, пригласив в свой дом этого странного проповедника из Назарета, он оставил для него почётное место на скамье в кругу избранных, у стола, где тот мог чувствовать себя равным среди равных.

– Мы ждали тебя, учитель, – подтвердил он приглашение в дом свой, переданное проповеднику через слугу. – Вот место у стола, садись и раздели с нами трапезу.

Когда он говорил, чёрная с проседью борода его раскачивалась вверх-вниз, как во время проповеди в синагоге.

Сняв сандалии и оставив их рядом с другой обувью у входа, Иешуа переступил порог и остановился на толстом груботканном ковре. Увидев, что Симон не делает шагов навстречу для почтительного приветственного поцелуя, сказал: «Мир тебе, мир дому твоему, мир всему твоему».

Симон поклонился в ответ, по обычаю ответил: «Да благословит тебя Господь. Проходи, рабби».

Несколько низких крашеных столов в просторной комнате были окружены невысокими скамьями-лежанками. На столах большие блюда с рисом и мясом, либбан, фрукты. Только одно место, рядом со скамьёй хозяина дома, было свободно, и, поняв, что учеников его не пригласят к трапезе, Иешуа, опустив глаза, прошёл к указанному столу.

Дом из тёсаного камня, несмотря на уличную жару, хранил свежесть и прохладу. Открытые окна и двери комнаты выходили на большую деревянную галерею, откуда открывался вид на западный берег Генисаретского озера. От галереи, столбы и карнизы которой были обвиты плющом, веяло обещанием отдыха и покоя. Гости фарисея Симона, блаженно расслабившие на лежанках тела, приветственно закивали головами, принимая в свой круг человека, о котором ходила молва как о способном творить чудеса.

Гость прилёг на приготовленное ему место, огляделся. Никто из слуг не приблизился с тазиком и кувшинчиком, чтобы он смог омыть руки перед едой, никто не озаботился тем, чтобы соблюсти канон. Иешуа усмехнулся и запустил в еду ловкие проворные пальцы, с немалой сноровкой стал утолять голод. Во всех его движениях чувствовалась привычка не стеснять себя правилами и обрядами, и у собравшихся вырвался выдох облегчения – это не Мессия, как говорят о нём простолюдины, это человек.

Постепенно дом заполнялся всё новыми и новыми людьми. Прослышав о приходе в Магдалу проповедника, поспешили к Симону соседи, для которых редкая возможность послушать и поспорить была настоящим праздником. Они теснились вдоль стен, обступая лежанки избранных гостей, оттесняя назад пришедших с проповедником учеников.

В госте не было ничего таинственного, и они недоумённо оглядывались друг на друга, словно молчаливо спрашивая: «Тот ли он, о ком говорят?»

Уловив начавшее сгущаться сомнение, хозяин бросил гостю, как сладкую приманку для своего известного всем красноречия, почтительный вопрос:

– О тебе свидетельствуют как об искусном ораторе. Где научился ты этому знанию и этому дару убеждать людей? Ведь известно, что в Назарете, откуда ты родом, нет ни Бет-мидраша, ни Бет-раббана. Ты даже писать можешь, хотя никто тебя не учил.

Склонённая над блюдом голова проповедника, разделённая чётким прямым пробором, приподнялась. Спокойные глаза его обратились к тому, кто задал вопрос.

– Учитель мой во мне. От него всё знаю.

Недоумённо оглядевшись, словно ища свидетелей тому, как нелепо ведёт себя гость, Симон заметил:

– Что может говорить в нас, кроме голоса божественной природы, у которой мы все учимся и на призыв которой идём, когда она нас зовет к себе?

Иешуа спокойно пропустил мимо ушей банальную лесть и пристально посмотрел на Симона.

– Вы не учитесь, вы крадёте, – бесцеремонно заявил он, не отводя взгляд от полыхнувшего жаром обиды лица хозяина. – Крадёте её формы, но не постигаете её сути. И путь звериного человека, которым вы идёте, освещает вам свет звериного круга. Скоро он отразится в небесном зеркале Бога и вы увидите в нём – какие вы.

– Ты обвиняешь нас в том, что мы не знаем пути Господни? – с брезгливой интонацией душевно чистоплотного человека изумился Симон и привстал на своём ложе. – Но мы здесь все друг друга знаем и каждый день возносим Господу нашему молитвы и ходим в храм, приносим жертвы и соблюдаем законы святости. В чём же тогда можно упрекнуть нас? – вопросил он тоном человека незапятнанного, как Сам Господь.

Но бродячий проповедник не смутился его пылкой отповедью. Тень суровой насмешки скользнула по его лицу.

– Молитве не нужен храм, – угрюмо бросил он. – Молитве нужно чистое сердце. И жертвоприношения приносят священникам, а не Богу. И законы святости вы создаёте, чтобы легче толкнуть людей к греху. Смотрите, как бы самим не упасть в эту яму. Не оправдана ли на вас пословица: «От избытка сердца глаголют уста?»

– Уста и созданы, чтобы глаголить, – ехидно заметил один из друзей Симона, сидевший слева от него, почти напротив проповедника из Назарета.

– Не то оскверняет человека, что входит в его уста, но то, что исходит из его сердца, – мгновенно отразил насмешку странный гость, которому невозможно было отказать в ораторском искусстве и смысл речей которого смущал сердца. – Вы поклоняетесь Богу в храме, – продолжил он, – а я поклоняюсь Отцу в духе и истине. Для этого не нужны алтари и не нужны служители алтарей.

– Ты хочешь сказать, что мы слепы и не знаем своего пути? – уточнил Симон.

– Всё, что вы видите, приходит из Тьмы. Всё, что слышите, – из Безмолвия. Если скажут вам: идите на Восток, и вы пойдёте, то придёте на Запад. Если скажут вам – это сын Божий, – вы засмеётесь. Кто поймёт, что крона растет из корня, – пусть зрит в корень. Бог указывает, но не приказывает – воля оставлена человеку.

– Но кто тот избранный, что видел указания Бога? – в отчаянии, что красноречие пришлого проповедника затмило его ораторский дар, выкрикнул Симон.

– Будь как ребёнок, который бежит в расставленные для объятия руки матери, – тихо ответил Иешуа, – и узнаешь путь.

Вдруг внимание его привлекла женщина, пробиравшаяся за спинами окружающих столы людей. Он видел не только её неотрывно смотрящие на него глаза, изящество её движений, густые вьющиеся волосы и гибкий, манящий мужские взоры стан, но и то, что было недоступно зрению обычных людей, – переливающееся многоцветное сияние вокруг её тела. Из головы женщины, словно отблески драгоценных камней, вырывались наверх трепетные голубые и оранжевые лучи и уходили вверх сквозь потолочные перекрытия. На лбу сияла серебристым металлом не видимая никем, кроме него, небольшая пластинка с начертанным золотом именем. «Мария», – прочитал Иешуа и вспомнил предназначенное ему.

Женщина пробиралась всё ближе и ближе. Заметив её, Симон покривил лицо презрительной гримасой и поморщился.

– Не подпускай её, – посоветовал он гостю, – она осквернит тебя.

Его злой намёк не произвёл на проповедника никакого впечатления. Тот, всего лишь на мгновение, отвёл от женщины взгляд, чтобы заметить недовольные гримасы собравшихся, и открыто обратился к ней.

– Сядь у ног моих, женщина, – спокойно сказал он.

Лицо незнакомки на мгновение озарила улыбка счастья. Проворно и ловко проскользнув среди окружавших столы людей, она опустилась на пол, исподлобья пристально вглядываясь в черты позвавшего её.

– Ты, может быть, не знаешь, рабби, – снова заговорил Симон, – но эта падшая женщина недостойна быть в нашем собрании. Она осквернит нас. Зачем тебе знаться с такими?

– Не здоровым нужен врач, а больным. И кто, кроме Отца, знает, чего достоин этот, а чего – тот. – Он повернулся к Симону. – Ничего не желай для себя – ни хорошего, ни плохого. Будь в земле – землёй, в воздухе – воздухом, в воде – водой, в огне – огнём, но не особой частью их. Только так соединяется чистое с чистым.

Он говорил негромко, но все слышали. И особенно та, что теперь была у ног его. Лицо женщины то покрывалось румянцем, то внезапно бледнело от волнения.

– Не бойся ничего, Мария, – приободрил Иешуа её, и тут же по комнате разнёсся ропот изумления.

– Как узнал он имя её?

– Не знакомы ли они?

– Он действительно видит незримое!..

Недвижимая, точно зачарованная, смотрела на проповедника из Назарета Мария и вдруг упала ослабевшей головой на его ноги и волосами своими отерла их, как святому. У пояса её был небольшой алавастровый сосуд с драгоценным миром. В каком-то исступлении сорвала она его с пояса и, вылив на ладонь дорогую мазь, стала растирать ею ступни и голени странного человека, знавшего её имя, которое ему не называли.

Сверху он видел только очертания её щёк, и подбородка, и красивых, припухлых от плача, губ. Неуверенно улыбнувшись, он стал разжимать её руки с такой силой, что они побелели в тех местах, где он стиснул их своими пальцами.

Мария затихла, не поднимая головы, и на ноги ему упало несколько горячих слезинок. Он тоже вздрогнул от неожиданности, и дрожь его тела немедленно передалась ей. Она подняла на него такие огромные, такие страдающие глаза, что он не удержался и ободряюще погладил её по щеке.

– Это не человек, а сорняк. Не стоит жалеть её, – почти приказал, глядя на происходящее, Симон.

Глаза его – два чёрных, неотступных отверстия – извергли презрение на склонившуюся к ногам гостя женщину.

– Небесный Отец наш – садовник, – снова негромко отозвался назаретянин. – Он хотел, чтобы в саду Его росли только прекрасные цветы. Он ухаживал и поливал. Но многие благородные растения так и не распустили свои бутоны, потому что цветок тоже должен хотеть стать совершенным и прекрасным, он должен парить на крыльях мечты. Если не захотел – кого винить? Надо отделить то, что хочет стать лучше. Потому что всё в этом мире совершается не во имя прошлого, а во имя будущего. Бог – садовник… Мало ли что растёт и ветвится в саду Его?..

– Ты говоришь так, как будто знаешь, – задумчиво признал Симон. – Но что ты знаешь? Кто учитель твой? Где путь твой и звезда твоего пути? Кто засвидетельствует, что ты не свернул с верной дороги к Отцу нашему? И не к пропасти ли ты идёшь, слепец, увлекая за собой других?

Ученики Иешуа встревоженно переглянулись, услышав эти опасные упрёки.

– Отец Сам находит тех, кто ищет Его, – ответил гость. – Я пришёл в дом твой, и ты воды мне на ноги не дал. А она слезами облила мне ноги, – кивнул головой он на Марию, – и волосами головы своей отёрла их. Ты целования мне не дал, а она с тех пор, как пришла, не перестаёт целовать у меня ноги. Ты головы мне маслом не помазал, а она миром драгоценным помазала мне ноги. Прощаю грехи её многие за то, что она возлюбила много. Истинно говорю вам – только тот станет тьмой, кто не станет светом. Ищите в себе путь в Царство Божье, а не снаружи. Если не умрёте здесь, то не умрёте и на небе.

Уверенность, с которой говорил назаретянин, безусловно, производила впечатление. И Симон, который никогда не считал себя религиозным ортодоксом, даже находил в сказанном особую поэтику и логику, но что-то внутри его сопротивлялось признать в этом плохо одетом бродячем проповеднике великого пророка или Мессию, как утверждали многие. В нём не было ничего таинственного, хотя речи его очаровывали. Но мало ли кто в Иудее мог красиво говорить!..

– Если этот мир ступень к Царству Божьему, почему в нём так много несправедливости и страдания? – вдруг спросила Мария, всё ещё сидевшая у ног Иешуа.

Он повернул к ней голову и спросил:

– Разве не через страдание приходит женщина к радости материнства, а ребёнок в жизнь? Разве можно прийти в радость Царства Божьего, не познав мук земных? Как узнаешь тогда – что есть радость и что страдание? Как узнаешь цену дарованному? Чтобы получить – надо просить, чтобы найти – надо искать, чтобы отворили – надо достучаться.

– Мы услышали, что в Наине ты воскресил мёртвого. Как это можно? – спросил кто-то из толпы.

– Никто не мёртв у Бога, пока Он сам не разрушит равновесие видимого и невидимого. Бог в каждом из нас – там же и Царство Божье, говорил я вам. А кто не попадёт в Царство Божье, тот будет в Царстве мёртвых.

– А где оно? – спросил недоверчиво Симон, уже почти уверовавший в то, что бродячий проповедник, умеющий так ловко дурачить народ, станет хорошим приобретением для партии фарисеев.

Иешуа пристально посмотрел в глаза хозяина дома и, словно прочитав в них его тайные мысли, ответил:

– Ты спросил, где Царство мёртвых? Неужели не знаешь, мертвец?

– Откуда знаешь, что я мёртв? – усмехнулся Симон.

– Вижу, – лаконично ответил назаретянин.

– Как ты можешь видеть то, что не показывает нам свет? Какими очами? – насмешничал Симон.

– Кому дано, тот может увидеть и без глаз. Смотри…

Он протянул руку и сдёрнул с плеча Марии платок.

Назаретянин закрыл глаза повязкой и завязал её на затылке. Как только тьма стала беспросветной, он приказал, чтобы из другого пространства возникла яркая белая точка и разверзлась на все стороны света. Теперь он видел всё так, словно глаза его не были закрыты платком. Даже более того – он видел не только перед собой, но и с боков и сзади. Он мог видеть теперь и то, что происходило рядом, и то, что было далеко, и то, что было в прошлом, и то, что произойдёт в будущем.

Он встал со своего ложа и уверенно прошёл между столами. Подойдя к слуге, стоявшему в дверях с блюдом, на котором возвышалась гора фруктов, он указал пальцем на большое яблоко и спросил, обернувшись к Симону:

– Хочешь яблоко – красивое, видишь, как солнце подрумянило его бок? А может, тебе дать этот замечательный финик?

И он безошибочным движением поднял продолговатый плод с блюда. Лица присутствующих вытянулись от изумления. Слуга, державший блюдо, задрожал, губы его отвисли, и оттуда соскользнула на пол слюна.

– Вытри слюни, – приказал ему назаретянин. – И не трясись, а то уронишь блюдо. Нет, пожалуй, я дам Симону ягоду винограда.

Его рука без колебаний протянулась к большой кисти и сорвала с неё ягодку. Так же уверенно он вернулся к столу Симона и протянул ему жёлтую ягоду.

– Возьми.

– Может, ты подглядываешь? Может, чувствуешь хорошо? – выразил своё недоумение Симон, принимая в руку ягоду.

– Оттуда, где я стою, двор не виден? – спросил назаретянин.

– Не виден, – подтвердил Симон.

– Выйди на галерею. Смотри, твоя сестра взяла лопату и несёт её к стене. Возле каштана поставила.

Симон сделал, как ему велели, и посмотрел вниз. На его лице отобразился ужас.

– Ты воистину необыкновенный человек, – со стоном признал он неоспоримое. – Как ты это делаешь?

– Есть свет внутри человека света, и он освещает весь мир. Если он не освещает, то тьма…

И люди, сорвавшись с места, тоже выбежали на галерею. Мария, которая снова опустилась у ног Иешуа, обняла его колени и прижалась к ним щекой. Лицо её в этот момент казалось почти детским.

– Ты пойдёшь со мной? – спросил Иешуа, и Мария молча кивнула головой.

– Я тоже пойду с тобой, рабби, – вдруг решил Симон, повернувшись к столу.

– Нет, ты не сможешь, – возразил назаретянин. – Тяжело найти путь тому, кто утратил свои глаза.

 

 

* * *

 

 

Легенда это, предсказание или ещё что? Но наши ученики видят то же самое по тем же законам, предсказанным две тысячи лет назад. А может, больше?

Так изначально сложилось и в истории философии и в истории человечества, что постоянно борются две линии понимания мира и его устройства. Одна из них идеалистическая: мир создан Богом, и  только это является фактом. Идеалистическим направлением занимается, прежде всего, религия. Вторые говорят: нет, мир случайно зародился («флуктанулось» в пространстве что-то), стал саморазвиваться, структурироваться каким-то образом, и вот материя – это единственное, что может быть. Ну, что сказать? И то правда, и другое правда. Если мы имеем сразу две правды, значит – самое время поискать что-то третье – истину.

Похоже, что и то и другое составляют некое единство. И не то и не другое не могут существовать друг без друга. Создатель и созданное возникли одновременно.

Когда религия пытается объяснить идею самозарождения Бога, то одновременно надо рассматривать и процессы развития мира – поскольку одно не бывает без другого. Это просто разные уровни существования единого живого организма. Ведь никто не считает, что голова и тело не составляют единства. Но у них различные функции, и весьма отличная специфика существования.

Многие учёные сегодня утверждают, что в живом космосе понятия неживого – просто не существует. Жизнь и интеллект присущи как материальным структурам на уровне атомов и молекул, так и субатомным частицам, находящимся за порогом нашего пространства.

Когда Эйнштейн разрушил иллюзию пространства и времени, он это совершил не только в своём воображении. Произошло нечто весьма реальное – исчез один из «законов» природы, считавшийся абсолютным. Упразднив линейное время, Эйнштейн вместе с ним упразднил и трёхмерное пространство. Он же указывал: «в основе реальности понятие линейного времени отмирает».

Следовательно, есть такая реальность, где нет линейного времени. Некоторые даже утверждают – она безвременна, то есть ВЕЧНА. Так в современной физике появилось СВЕРХПРОСТРАНСТВО, потому что в ВЕЧНОСТИ потеряла свои границы протяжённость.

Как новое мировоззрение может повлиять на нашу жизнь, на конкретные жизненные ситуации?

«Власть всемогущая Природы / Нам потому не тяжела, / Что чувство видимой свободы / Она живущему дала»,– писал Самуил Маршак. Подвижность тела в механике измеряется степенями свободы. «Это сладкое слово свобода» будоражит народные массы в разных уголках планеты. А до какой степени необходима свобода человеку? Размышляя об этом, я снова сталкивался с Лапшиным.

 

 

 

 

 

 

 

                                                           Глава 5.

 

 

Лапшин, как правило, появлялся в моём худлитовском кабинете ближе к вечеру. Он садился за низкий приставной столик, я располагался напротив. Секретарь Тамара Викторовна Филатова, которая почему-то не очень любила моего странного друга, тем не менее, помня обычаи гостеприимства, немедленно стелила на столике белую скатёрочку, ставила вазочку с печеньем, подавала чай или кофе.

Он пил чай, почти никогда не притрагиваясь к печенью, и «включал» вдруг в себе диковинный внутренний ретранслятор.

– Урок первый: хочешь стать богом – будь им.

– А второй урок?

– Душа человека – диада. Её составляют материальные и нематериальные излучения вакуума – Организующие Силы. Но они – как лёд и пламя. Их взаимодействие часто завершается катаклизмами. Биологическая жизнь – механизм, в котором возможно сотрудничество двух противоположностей, и поле битвы, где изначальные силы пытаются одолеть друг друга. Поэтому ты должен научиться владеть своими чувствами. Разум человека – это точка пересечения, или сборки, подсознательных и сверхсознательных процессов. Именно эта точка является нашим сознанием. Если в ней возобладают центростремительные силы – она коллапсирует. Если центробежные – она растворяется в беспредельном. Опасно и то, и другое, если сознание не станет своеобразным гомеостазом двух противоположностей. Главное, помни: нет ничего невозможного, что не может быть произведено мыслью. Можно, например, смотреть сразу во всех направлениях, не поворачивая головы, можно проходить через стены, уходить из мира во внемир или Бардо.

– Зачем в Бардо?

– Бардо – межпространственный туннель. Он как лифт между этажами. Каждый этаж – новый мир. Если ты сумеешь создать Идама в Бардо – у тебя начнёт действовать программа бессмертия и ты станешь неуничтожимым.

– А кто это – Идам?

– Что-то вроде двойника, в который можно при необходимости перемещаться.

– Я смогу летать между мирами?

– Хоть на помеле.

– Для чего нам такие странные преимущества?

– Чтобы завладеть миром.

– О, какие у тебя глобальные цели, – смеюсь я.

Он отвечает долгим пронзительным взглядом.

– Если мы будем вместе, захватить мир нетрудно. Я обладаю необходимыми знаниями для этого. Ты даже не подозреваешь, какие могучие силы меня поддерживают. У меня власть над миллиардами долларов. Я могу влиять на события и направлять их в нужном для нас направлении.

– Я-то тебе зачем? Ты – маг, я – человек. Какой смысл в таком объединении? Слон в союзе с муравьём?

– Ты ничего о себе не знаешь, – опять серьёзно говорит он. – Ты владеешь самым мощным видом магии – Словом. Помнишь, персты Бога лежали на книге? Не на шаре земном, не на мече – на книге.

– Вот смотри: бумага. – Он берёт сбоку, с моего стола, лист бумаги, достаёт авторучку и протыкает лист насквозь. – Видишь, я сделал отверстие. Сымитировал разорванное пространство. Что происходит при этом? Полевая структура листа меняется. Теперь в это отверстие идут потоки: одни вверх, другие – вниз. Вроде такая мелочь – проткнули лист бумаги, сделали дырочку. На самом деле мы с тобой сейчас здесь получили мощнейший генератор. Вспомни, как в сказках говорят: «Что написано пером – не вырубишь топором». То есть такая мелочь может оказаться опаснее топора.

Я могу написать сейчас здесь какой-нибудь знак или заклинание, создать мыслеформу – и объект приобретает совершенно другие качества. Возникает мощнейший туннельный переход, идут связи с космическим пространством, возникают такие взаимодействия, что трудно даже вообразить. Именно эту технологию используют демоны, чтобы подтолкнуть людей к войне, к любым желаемым действиям.

– Проткнем листочек – и что будем дальше делать? – посмеиваюсь я.

– Власть для начала захватим. Не так трудно, как кажется. Будем здесь всем вертеть, как пожелаешь.

– А чего сам, один, не вертишь?

– Ты нужен, – не то всерьёз, не то в шутку отвечает он.

– Мне сейчас не до этого, – отказываюсь я от почести захватить в стране власть. – Мне сейчас через биокомпьютер такое показывают, что впору в церковь бежать.

– Ты же неверующий.

– Так теперь как бы немножко уже и верить стал. Уж больно всё убедительно показывают.

Он поднимает чашку, лениво выпивает, спрашивает, как о несерьёзном:

– Что показывают?

– Про Христа.

Лапшин напрягается.

– А подробнее?

Я рассказываю ему последние картины мистерии и вижу нарастающее в его глазах отчуждение.

– Ну, пошла старая сказка про белого бычка. Боги создали людей, люди создали богов – и теперь не знают, что друг с другом делать. Зачем ты в эту канитель ввязался?

– Так разве я сам…

С Лапшиным явно происходит что-то неблагополучное.

– Давно тебе это кино крутят?

– Да два года уже…

– Что же ты мне раньше не рассказывал?

– Так думал, что тебе неинтересно будет.

– Вляпался я с тобой в какашки Христовы, – морщится Вячеслав. – Теперь не отмоешься.

Я не понимаю, о чём он. Думаю, просто шутит. И улыбаюсь.

 

 

* * *

 

 

У меня появился новый дар – дар провидца. За несколько месяцев до августовского государственного дефолта 1998 года я увидел во сне все предстоящие события, связанные с приближающимся кризисом, и общую экономическую ситуацию, вытекающую из него. Более того, вдруг стали ясны и те конкретные меры, которые необходимо принять в «Худлите», чтобы не допустить его фактически неотвратимой гибели.

Немедленно объявил общее собрание коллектива. Конечно, не для того, чтобы рассказать о своих снах. Просто сделал буквально помесячный анализ развития событий вплоть до сентября, изложил программу противостояния нарастающим, по моему мнению, негативным факторам в экономике страны.

То, что я сказал, ошеломило собравшихся. Внешне всё выглядело как раз наоборот. Новое правительство во главе с Кириенко производило впечатление команды грамотных, уверенных в себе и в своем экономическом курсе специалистов. Газеты, комментарии телевизионных аналитиков переполнены самыми радужными надеждами, а я предлагаю свернуть наши зарубежные программы, немедленно перейти на режим жесточайшей экономии валютных средств, создать долларовый резерв, перевести активы в сбербанк, под низкий процент.

На меня смотрели, мягко говоря, с недоумением. Ведь всего полгода назад я убеждал коллектив в обратном. Доказывал выгодность наших зарубежных проектов в Германии и Франции. Несколько раз мы ездили с моим заместителем Сергеем Георгиевичем Колесниковым в Мюнхен и французский город Дрё, где убеждали партнёров дать нам многомесячные отсрочки по заказам «Худлита». Заключили выгодный контракт с венгерским издательским концерном. По сути, за счёт этих отсрочек мы перешли на режим кредитования своих проектов под процент западных банков, который был более чем в десять раз ниже отечественного. Более того, западные кредиты стали резервуаром оборотных средств, которых мы не могли иметь в России из-за ярко выраженного правительственного курса задушить собственные государственные предприятия именно через механизм налогового давления и отказа от кредитования проектов.

Кредит позволял отсрочить налоговые платежи до разумных, приемлемых сроков. Решал он и вторую проблему. И вот теперь всё так удачно начатое я предлагаю немедленно свернуть и вновь переориентироваться на российскую полиграфбазу, которая и качеством своей работы несравнимо ниже зарубежной, и кредитов не даёт.

В зале ропот. Люди отказываются меня понимать. И надо признать – основания у них для этого имеются. Растерянны даже мои заместители. Кажется, только главный бухгалтер Инара Борисовна Степанова, которая одновременно и замечательный экономист, улавливает хоть какой-то смысл в том, что я говорю. Она задает вопросы, что-то уточняет для уже запущенного в сознании процесса анализа.

Ещё замечательнее позиция главного редактора Валерия Сергеевича Модестова – одного из ветеранов издательства, чья голова поседела в этих стенах и авторитет которого среди сотрудников очень высок. Модестов встаёт, и я с ужасом жду, что он скажет по поводу моей непредсказуемости и непоследовательности. Он говорит:

– Я совершенно ничего не понимаю в экономике, тем более в нынешней. Но я знаю, что, если бы не Аркадий Наумович, «Худлита» уже давно бы не было. И наш Пегас пасся бы где угодно, только не на склонах литературного Олимпа. То, что он сейчас говорил, далеко не соответствует тому, как вижу ситуацию я. Но как я её вижу, если, как честно признался ранее, ничего не понимаю в экономике? Думаю, что и остальные здесь присутствующие разбираются в ней не лучше меня. За исключением, может быть, двух-трёх человек. Поэтому я просто верю нашему директору. Я знаю главное – он ничего не хочет плохого ни для нас, ни для издательства. И призываю вас тоже просто поверить. Вот не умом, а сердцем поверить. Поверить, и всё. Надо же понимать – то, что мы сейчас здесь наговорим, насоветуем, вряд ли окажется полезным. Кроме одного – нашего доверия.

После этой замечательной речи Валерия Сергеевича всё разом как-то успокоилось – волнения и ропот утихли, по залу прокатилась тёплая волна единения и понимания. Собравшиеся люди сумели преодолеть первоначальный всплеск эмоций, настроиться на конструктивную работу.

В результате все необходимые решения, хотя и не без некоторой доли сомнения, были приняты. Мы приступили к переориентации наших проектов с зарубежной полиграфбазы на отечественную и к созданию валютного резерва, что впоследствии и спасло нас от августовской трагедии, когда в считанные дни погибли тысячи и более благополучных предприятий, чем наше. Из дефолта 1998 года мы благодаря заранее принятым мерам вышли не только не потеряв ни одного рубля, но даже, напротив, за счет увеличившейся разницы курса американской и российской валют получили спасительную устойчивость в кризисе неплатежей, сопровождавших обвал экономики.

       Некоторое время после нашего разговора о Христе Лапшин не появлялся у меня и даже как-то сторонился. Затем неожиданно зашёл. Он собирался на месяц уехать к себе на родину, в Феодосию. Объяснил, что там пройдут встречи с людьми, которые помогут нам в нашей работе. И, пристально глядя в глаза, предложил:

– Поедем вместе.

Я быстро проанализировал ситуацию: дела в издательстве стабилизировались, погода хорошая, если взять с собой Надежду и кого-нибудь ещё из детей – получится замечательный отдых.

Словно читая мои мысли, Вячеслав усилил натиск:

– За жильё не волнуйся – обеспечим, поблизости от пляжа. Феодосия очень красивый город, к тому же это один из центров силовых энергетических линий. Я собираюсь провести там магические обряды. Ты сможешь увидеть всё своими глазами. Тебе как писателю просто необходимо в этом поучаствовать.

Я принял решение и стал собираться в дорогу. Из детей со мной радостно согласились ехать старшая дочь Надя и младший Коля. Неожиданно к нашей уже сформировавшейся группе присоединился Анатолий Иванович Бережной. Получалась весёлая компания.

В Феодосии мы действительно устроились недалеко от моря. Летняя жаркая погода притянула детей к пляжу и воде. Мы же с Анатолием Ивановичем старались побольше времени проводить с Лапшиным.

Он жил в центре города, возле Армянской церкви. Вернее, не жил, а собирался жить, потому что его бывший дом больше напоминал руины, чем жильё. Он сгорел несколько лет назад по никому не понятной причине.

На склоне горы, посреди большого участка, обнесённого каменной стеной и зелёным колючим кустарником, стояли развалины выложенного из ракушечника строения. Говорили, что в него попала шаровая молния и дом разом вспыхнул. Но в том, что она попала именно в дом Лапшина, никто из соседей, да и сам Вячеслав Михайлович, не склонны были усматривать случайность. Людей настораживали подозрительные компании, которые постоянно собирались во дворе у Лапшина по ночам, шаманские обряды с бубнами и пронзительными воплями. Шла какая-то отличная от привычных норм существования жизнь, и это не могло не сказаться на атмосфере проживания Лапшина в Феодосии – к нему относились подозрительно, с опаской.

Через несколько дней Вячеслав сообщил, что всё готово к очень важному обряду взаимодействия со стихиями.

– Возле церкви было кладбище. Теперь оно ликвидировано, но остался межпространственный туннель в Царство мёртвых. Вот им и воспользуемся, – серьёзно посвятил он нас в свои планы. И лишь в самом конце тирады по губам его скользнула улыбка.

Ни я, ни Анатолий Иванович не придали особого значения его словам о Царстве мёртвых и взаимодействии с ним. Последнее время мы многое воспринимали в словах Вячеслава как эпатаж.

На следующий день мы застали Лапшина за серьёзными приготовлениями. Посреди двора стоял теннисный стол, вокруг скамейки. На столе статуэтка женщины, которая сидела, подогнув под себя ноги.

– Это оккультная вещица, – пристально глядя нам в глаза, объяснил Вячеслав, – Мать  Земля. Её нашли в скифском кургане. У меня, кроме неё, есть ещё возможность получить жезл власти. Осталось найти третью составляющую эгрегора – Золотого коня. Его когда-то спрятал здесь Мамай, после разгрома на Куликовом поле. Если его найду – власть на Земле будет принадлежать мне.

Мы насмешливо переглянулись с Анатолием Ивановичем. Наши взгляды красноречиво говорили: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы нам интересно было».

Десятка полтора учеников Лапшина расчищали от обломков место будущего сакрального действия.

– Там туннель, – пояснил Лапшин. – В двенадцать часов начнём.

– Пошаманим? – ёрничаю я.

Лапшин оценивающе смотрит на меня. Похоже, он до сих пор не определился, кто я по отношению к нему – союзник или противник. Мои подковырки и нежелание занять чёткую позицию по отношению к его странному мероприятию, безусловно, выводят Вячеслава из равновесия. Он пытается меня вразумить, вывести из шаловливого настроения.

– Человек должен занять позицию гомеостаза между Светом и Тьмой. Тогда он поставит их в зависимость от себя. Надо обмануть и тех и других. Это срединный путь.

Мы садимся вокруг стола. Слушаем.

– Именно сейчас идёт подготовка к появлению новых людей. Скоро появится человек с совершенно новыми качествами. Он будет знать в совершенстве информационные процессы и использует их для своего могущества. Все остальные – обречены. У них начнутся психические мутации, и они исчезнут.

– Все умрут, а мы останемся? – снова пытаюсь я поколебать его вождистский пафос.

– Ну а почему бы нет? – принимает вызов Вячеслав. – Человек уходит из жизни лишь потому, что сам не знает, зачем он здесь нужен. Он уходит из этой системы непонятно куда. А ведь центр его сборки по-прежнему здесь, на этой планете. Вот он и гибнет тут, и умирает там – до бесконечности.

– «Там» – это где? – словно репей цепляюсь я.

– В Царстве мёртвых.

– Ты уверен, что нам туда надо?

– А куда денешься – все там будем! – переводит в шутку мою контрпозицию Вячеслав.

– Ну вот возьму и не пойду, – настырничаю я.

– А как же твой дракончик? Головы-то прибавляются? – достаёт из рукава свой козырь Вячеслав.

Я усмиряю сопротивление и пожимаю плечами. С дракончиком действительно происходила какая-то странная и непосредственно сопряжённая с моей судьбой история.

Появившись как некий герой событий в стране внутренних видений, где он помогал и покровительствовал мне, дракон вдруг неожиданно наполовину высунулся, если можно так сказать, и в нашу реальность. Дело в том, что на энергоинформационном уровне, через экран внутреннего видения, несложно увидеть не только ауру человека, но и целый ряд информационно-управленческих структур, воздействуя на которые можно добиваться самых разных целей, в основном связанных со здоровьем и благополучием человека. Одна из таких структур – защитный квадрат. Он окружает человека в виде информационно-геометрической фигуры. И в нём, под влиянием различных космических воздействий, проявляются архетипические образы, с которыми связано то или иное зодиакальное влияние. Так вот, с некоторых пор у меня на вершине квадрата появился или, вернее, проявился дракон. Он рос, матерел, и вскоре вместо одной головы у него выросли целых три. Ясновидящие замечали его и изумлялись. Головы дракона были увенчаны коронами, тело осыпано изумрудами. Во время лечения больных я нередко обращался к нему за помощью. И он каким-то неведомым мне образом действительно производил эффективное и почти мгновенное исцеление.

Когда я рассказывал о своём дракончике Вячеславу, тот сразу становился весёлым и подшучивал:

– Расти, расти дракончика. Только не забудь – с ним ещё силами придётся помериться. И неизвестно, кто кого – ты его копьём пронзишь или он тебя с потрохами слопает.

       Я не понимал, на что он намекает, хотя и подозревал, что некий тайный смысл в его уколах имеется. Ведь не раз прежде, мимоходом, он замечал: «Каждый, прежде чем стать человеком, должен победить дракона в себе. А как его победишь – ведь он бессмертный? Убить нельзя, и убежать невозможно».

Да, с дракончиком действительно что-то связано – тайное и мистическое. Он совершенно неспроста появился на моём защитном квадрате и так активно разрастался в «разные головы». И всегда ли он будет таким добродушным помощником, каким прикидывается сейчас. Не захочется ли ему действительно в какой-то неведомый мне день раскрыть свою зубастую пасть и попробовать на вкус хозяина, откормившего его своим увлечением эзотерикой. А может, хозяин не я, а он?

Вячеслав, словно угадывая моё внутреннее смятение, подливал масла в огонь.

– Сколько у него сейчас голов-то? – скалился он с улыбкой.

– Три.

– О, хорошо его кормишь! Уже Змея Горыныча вырастил, – восхищался он с наигранным уважением. – Смотри, чтобы больше голов не появилось. А то ведь даже Георгий Победоносец только с одноголовым сражался. По стати ли поединщика себе растишь?

– А мы с ним вроде не собираемся ссориться, – легкомысленно отторгал я мысль о борьбе с безобидной и полезной голограммкой на вершине моего защитного квадрата.

– Ну-ну, – посерьёзнел вдруг Вячеслав. – Я бы тоже не советовал тебе с ним ссориться. Лучше договориться о сотрудничестве. Ведь он тебе помогает?

– Помогает, – без особой охоты соглашаюсь я.

К вечеру стали собираться люди, приглашённые Вячеславом на шаманский обряд. Публика была самая разнообразная, в основном столичная, – тут был и бывший советник Михаила Горбачёва, и какие-то учёные, и даже работники спецслужб. И ещё много детей, обученных по методике Лапшина и владеющих ясновидением.

На расчищенном от обломков пожара месте, прямо на пепле был очерчен мелкими камушками круг. В центре статуэтка Матери Земли. Фонарь со свечой внутри направлял на неё необычный, замысловатый рисунок какого-то тайного, неведомого мне знака. Вячеслав крутился возле него, отлаживая позицию фонаря по отношению к статуэтке. Рядом скамейки и стулья для гостей, зрителей магического обряда. Один из них подошёл ко мне.

– Здравствуйте, мне говорил о вас Вячеслав. Я Дмитрий, работаю в Горбачёв-фонде. Гадаю на рунах.

Дмитрий был высок, приятен в манерах.

– Магистр ордена драконов, – словно подзуживаемый иронией, по инерции разговора с Лапшиным, представляюсь я.

– А вы знаете, я уже привык, что здесь можно встретить самое необычное, – с обезоруживающей улыбкой согласился мой новый знакомый. – Даже если сейчас сюда прилетит ведьма на помеле, я и тогда не очень удивлюсь. У Вячеслава надо быть готовым ко всему. Я это ещё три года назад понял, когда впервые попал сюда.

Мы разговорились. Дмитрий рассказал много интересного о жизни бывшего президента страны, который, по его словам, пал жертвой своей доброты и человечности. В этом я был с ним согласен – Горбачёв действительно всегда был мне симпатичен. Если бы ему немного побольше твёрдости – страна не оказалась бы вновь в революционных преобразованиях, управляемая людьми, больше способными на разрушение, чем на созидание.

Незадолго до начала мистического спектакля (так, по крайней мере, я относился в то время к происходящему) произошёл странный, быстротечный, но очень яростный скандал. Одна из девочек вдруг наотрез отказалась участвовать в подготовленном Лапшиным мероприятии. Ей предназначалась роль зодиакального знака, к чему её долго и тщательно готовил Вячеслав. Теперь напрасно он её уговаривал – сначала мягко, потом с недвусмысленными угрозами. Бунтарка просто поворачивалась и уходила от него.

Никогда я не видел Вячеслава в такой ярости. Угрозы, брань, отчаяние – всё было перемешано в его выкриках обиды по поводу неблагодарной девчонки, для которой он так много сделал и которая подводит его в самый ответственный момент. Напрасно мы с Анатолием Ивановичем пытались его утихомирить. Отказ ребёнка, кажется, действительно разрушал какой-то внутренний, глубинный смысл происходящего и свёл на нет долгий упорный труд Вячеслава.

– Такой день бывает только один раз! – в отчаянии жаловался он нам. – Она всё испортила. Мне некем её заменить.

– Ну, поставь кого-нибудь другого, – легкомысленно советовал ему я. – Какая тебе разница, кто из детей будет стоять вокруг и что из себя изображать – звёздочку или мотылька?

– В том-то и дело, что разница есть, и очень существенная, – прорычал в ответ Лапшин. И глаза его при этом полыхнули фосфоресцирующим пламенем.

После ещё одной безуспешной попытки усмирить неожиданный бунт, Вячеслав выбрал кого-то из своих новых учеников и наспех стал его наставлять на предстоящую роль в мистическом спектакле.

Ближе к полуночи Вячеслав зажёг свой фонарь и расставил по особой схеме вокруг статуэтки двенадцать ясновидящих детей. Потом он позвал в круг меня и Анатолия Ивановича. Мы сняли ботинки, как это полагалось, и босиком вошли в центр действия, на сцену эзотерических событий.

Специально вызванный на мероприятие профессиональный шаман предупредил нас:

– То, что будет сейчас происходить, очень серьёзно. Попрошу вас отнестись без насмешек. Загадайте желание – и оно, скорее всего, сбудется.

Я немедленно загадал желание написать много-много хороших книг. Что загадал Анатолий Иванович, не знаю, он не пожелал делиться, поскольку несколько серьёзнее, чем я, относился к происходящему.

Вскоре посерьёзнел и я. Когда шаман, стуча в бубен, обходил нас, завывая и выкрикивая обращения к стихиям воздуха, земли, воды и огня, вдруг в полном безмолвии летней феодосийской ночи, когда можно было, казалось, услышать даже шёпот звёзд, неведомо откуда возникли вполне ощутимые порывы ветра. Ветер не только ударил в наши лица, но и произвёл какой-то похожий на рёв звук, который медленно стих. А вместо него сверху прямо на статуэтку богини упал лёгкий, с лунными переливами луч. Он был едва заметен, зыбок, но всё-таки вполне ощутим. Видели его все – и участники, и зрители.

Теперь приступил к действию Вячеслав. Он обратился поочерёдно к стихиям, спрашивая их о готовности к сотрудничеству. Потом велел открыть им в центре круга канал к планетарному ядру. Я стоял в центре круга, рядом с Анатолием Ивановичем, и не видел ничего особенного. Ни моё обычное зрение, ни экран внутреннего видения не отмечали каких-либо аномальных явлений, кроме тех быстротечных, что произошли ранее и которые моё сознание к этому времени вполне благополучно и материалистично объяснило случайным порывом ветра и необычным ракурсом зрительного восприятия.

Вячеслав что-то выкрикивал. Если доверять тому, что он говорил, перед ним действительно разверзлась бездна. И оттуда ему обещали могущество и жезл силы, который он сможет использовать для установления своей власти на Земле. Но это слышал, как мне тогда казалось, только он. Потому что я ничего не слышал и не видел, а по-прежнему воспринимал происходящее как игру, как некий материал для моей литературной работы.

Кажется, Вячеслав добился того, к чему стремился. Шоу явно произвело впечатление на всех присутствующих. Может быть, в отличие от меня они действительно видели то, о чём вещал Вячеслав. Косвенно это подтверждал новый сбой в спектакле: ребёнку, который неожиданно для себя заменил в круге взбунтовавшуюся девочку, вдруг стало плохо. Его поспешно отвели в сторону.

Несмотря на эти последовательно происходящие срывы сценарного замысла, действие шло своим чередом. Вячеслав, получив обещание верховной власти, объявил о закрытии канала, поблагодарил за сотрудничество стихии и завершил церемониал.

Дети разошлись, фонарь погасили, статуэтку унесли.

– Я теперь так понимаю – ты стал тёмным Владыкой Вселенной, – ёрничая, обратился я к Вячеславу. – И чего делать будешь? Чем соответствовать?

Он насмешливо посмотрел в ответ. Хорошее настроение сочилось из него благодушием.

– Теперь надо брать власть, – ласково объяснил он. – Не сразу, конечно, постепенно. Но и не очень затягивая. Рассчитываю на вашу помощь и сотрудничество, коллеги.

– Академия земного шара или галактики Млечный Путь! – восхищаюсь я. – Хороший у тебя замах, широкий. И главное, никаких комплексов! А хватит знаний-то такой махиной управлять? Ведь недавно ты на кладбище надгробные плиты долотом выдалбливал – и вдруг во главе планеты всей вознамерился встать.

– С вашей помощью, с вашей помощью, – ничуть не обижаясь, уточняет Вячеслав. – Ведь вы, в отличие от меня, академики настоящие. Будете при моём троне советниками.

Нет, сегодня явно ничто не могло испортить его хорошее настроение. Видимо, он и вправду верил, что в эту ночь получил мандат на управление Землёй. Хотелось бы в таком случае знать – кто его выдал и кто утвердил. А может, и вовсе – не выдали и не утвердили, а только пообещали. А обещанного, как известно, три года ждут. За это время – ого, сколько всего произойти может.

 

 

* * *

 

 

Все последующие дни Вячеслав кипел восторгом и энтузиазмом. И пока мои сын и дочь валялись на пляже, он таскал нас с Анатолием Ивановичем по горам, рассказывал об истории Феодосии, об Айвазовском, которого называл одним из Посвящённых и утверждал, что свои картины этот великий художник рисовал с помощью биокомпьютера.

– Вообще, всё великое и значительное создано на Земле с помощью биокомпьютера, – пафосно возносил он свой гимн таинственным силам бытия, – хотя сам биокомпьютер всего лишь прибор, с помощью которого на мгновение или побольше в чью-то пустую голову сливают необходимую для развития человечества информацию. Сидит этакий мыслитель где-нибудь в своём кабинете, морщит лоб на пустой голове, а кто-нибудь сверху – раз ему в капустный кочан идейку. Вот тебе и открытие!

– И книги тоже так пишутся? – интересуюсь я.

– Ну а как ещё? – насмешливым вопросом отвечает Лапшин.

– Значит, всё, что  написал, – это какой-то дядя сверху за меня делал? – выпытываю я, хотя и догадываюсь об ответе Вячеслава.

Лапшин осветил своё лицо счастливой солнцеподобной улыбкой.

– Ну, наконец-то и ты поумнел, Аркаша. То, что ты гордо именуешь личностью, человеком, – всего лишь шкурка, скафандр. Настоящая личность прячется под этой шкуркой и ловко манипулирует ногами, руками, языком. И если ты хочешь освободиться от этих манипуляций, то надо стать своеобразным гомеостазом между космическими и земными влияниями. Помнишь, я цитировал тебе апокрифы древних христиан: «Тот, кто нашёл себя, – мир недостоин его». Надо сделать так, чтобы и Земля, и Космос стали от нас зависимы. Не мы от них, понимаешь, а они от нас.

Я никак не пойму – шутит Вячеслав или говорит серьёзно? Даже если считать его позицию осознанной и условно принять то, что он говорит, за истину – всё равно уравнения не получается. И я озвучиваю сомнения, обращаясь за поддержкой к Анатолию Ивановичу. Всё-таки уравнения больше по его части как профессора математики.

– Представляешь себе тождество, – едва сдерживая смех, спрашиваю я его. – Вячеслав Лапшин равняется Космос плюс Земля?

Анатолий Иванович озабоченно почесал пятерней затылок.

– Я такими уравнениями не занимаюсь.

– Зря смеёшься, – заметно раздражается Вячеслав. – Смотри, как бы не опоздать к разделу пирога с таким вот неопределённым отношением к серьёзным делам.

– Да я к твоему пирогу и не пристраиваюсь, – тоже начинаю сердиться я. – Меня даже в этой фантастической теории моральный аспект тревожит. Космос породил всё живое – и Землю, и человека. То есть, как ни крути, – он наш родитель, так?

– Так, – соглашается Вячеслав.

– А ты говоришь: давай отца обманем и сами всем тут рулить начнём. Более того, родителя своего под нашу дудку плясать заставим. Такой план действий вырисовывается?

– А ты что, не хочешь править на Земле? – уточняет Вячеслав, и в глазах его недвусмысленное немое изумление. – Вся власть, все финансы будут в наших руках. Ты хоть понимаешь, что в ту ночь произошло? Мне же обещали жезл власти. И вы нужны мне.

– Кто обещал? – пытаюсь уточнить я.

Вячеслав прячет глаза. Кажется, он не хочет никакой определённости в этом вопросе.

– Есть могущественные силы, которые нам помогут, – уклончиво объясняет он.

Я внимательно смотрю на него и не могу понять: где кончаются выдающиеся, редкостные способности и начинается шизофрения? Неужели он не понимает, сколько нужно всего знать и уметь, чтобы стать президентом земного шара? Чем соответствовать-то будет?

Наши споры и разговор, похоже, не столько забавляли, сколько утомляли Анатолия Ивановича. Вечерами, когда мы садились в беседке за арбузиком, а дети убегали есть шашлык, он отчитывал меня:

– Что ты с ним сцепился. У него нет даже высшего образования. Его кругозор – едва выходит за пределы начальной школы, а ты с ним о Космосе, о Вселенной.

– Но если он такой, как ты говоришь, – опять пытаюсь добраться до истины, – что же мы здесь делаем, чему пытаемся научиться?

– Утоляем любопытство, загораем на пляже, купаемся, – перечисляет Бережной. – Зачем всему такой помпезный смысл придавать? Надо просто отделить рациональное от нерационального.

– Ну, что здесь рационального – жезл власти или Слава Лапшин – Президент Земного Шара, что?

– Ну опять ты в крайности, – осаживает Бережной. – Глупость, конечно. Но ведь слепым-то зрение он возвращает и диабет лечит! Это как? Значит, наша традиционная наука действительно что-то недопонимает, упускает нечто важное и не хочет признаться в своём бессилии. Вот мы и должны понять, осмыслить, привлечь к феномену внимание общественности. А его бредни о вселенской власти пусть с ним и остаются. От них-то никому ни горячо, ни холодно. Главное, понять механизм того, что возвращает людям здоровье.

 

 

* * *

 

 

В Феодосии у меня снова случилось видение. Но содержание его после шаманского обряда изменилось. Это было уже совсем другое кино, и показывали его уже совсем другие мастера вселенских иллюзионов.

Как прежде, видение отличалось от снов необычной яркостью изображения, сопровождением происходящего восприятием всех органов чувств. Это была как бы вторая реальность. А может, даже первая, поскольку всё происходящее там было более явственным, чем обычно мы привыкли воспринимать в этой жизни.

 

…Я видел Космос где-то неподалёку от Земли. И в нём было так тихо, словно умерли все звуки. Какая-то странная конструкция из сфер, сопряженных в пирамиды, недвижно застыла в беспредельности. Одна из этих сфер притягивает, манит меня к себе. Она нижняя в нижнем треугольнике. Но под ней тоже есть сфера, которая хотя и входит в единую конструкцию сфер, но расположена обособленно. Без какого-либо напряжения, словно стихия безвоздушного пространства не создаёт проблем моему существованию в нём, перемещаюсь к этой сфере. Она растёт, становится всё больше. Голубая планета с очертаниями материков. Это Земля, и она всё ближе. Я вхожу в атмосферу, лечу над поверхностью, и её материнские энергии обволакивают, ласкают, убаюкивают меня. Чувствую себя как младенец в колыбели. Мне хорошо, уютно, безопасно на этих волнах энергий Земли. Я закрываю глаза и дремлю на ладонях родной планеты. Цепочки каких-то ассоциаций всплывают в сознании, череда символов, букв, зодиакальных знаков, священных имён проплывает перед внутренним взором. Такое ощущение, что я знаю и понимаю, что они выражают собой. Но откуда во мне это знание странного космического компьютера, где несложно найти любой бит информации или внести своё собственное желание и повеление в бесчисленные программы перекрёстных взаимодействий через сочетания символов, созидаемых волей и сознанием?

Я открыл глаза и понял, что сплю. Потому что ничем иным, как сном, нельзя было считать происходящее. Я лежал на холодном квадратном камне в тесном и душном подземелье. Стены из рыхлого серого песчаника искрошились, выветрились, и одну из них в вышине пересекала расщелина, через которую падал плоский, как доска, поток света. Ни дверей, ни окон в похожем на склеп подземелье не было.

Откуда-то накатила волна затхлого, гнилого воздуха. Я опустил глаза и заметил, как пол качнулся под ногами. Словно грязная, маслянистая, болотная вода. Холод страха смертельным спазмом перехватил горло: это действительно склеп. Склеп, в который я заточен прихотливым сочетанием обстоятельств, случайных сил или галлюцинаций.

Словно вскинутый пружиной, я поднялся с камня, на котором лежал, и встал на его краю. Из-под ног скользнули на пол длинные осклизлые твари, пропали внизу. Опустил ногу – осторожно, словно пробуя на болоте зыбкую опору травянистого покрытия, скрывающего под собой бездну. И нога провалилась во что-то мерзкое и опасное.

«Ну что ж, – подумал я с каким-то внезапным облегчением, – есть только один достойный ответ смерти – плюнуть ей в лицо».

Вдруг почувствовал, что темнота вокруг меня неуловимо меняется. Снизу по ногам потянуло холодом, и ледяные иголки вонзились в кожу. Их частые уколы поднимаются всё выше и выше, и всюду, куда достигают их удары, тело мертвеет и становится будто неживым. Поднявшись до груди, холодные удары стихли у самого сердца. В тот момент, когда я подумал, что всё кончилось, острая боль пронзила позвоночник. Меня словно проткнули ледяным копьём, и оно прошло внутрь, как булавка энтомолога сквозь тело бабочки. Ноги оторвались от плиты, и я повис в воздухе на стержне невыносимой боли. Сзади раздался слабый вздох, и меня рывком развернуло к какому-то пятну на чёрной маслянистой поверхности под ногами, в глубине которой появилась неясная игра теней. С большим усилием я разглядел внизу странную кубическую конструкцию из прямоугольных зеркал, поверхность которых переливалась разноцветным мельтешением энергий и красок. Мгновение спустя в едва обозначившейся зеркальной зыби возникло сияние, к которому я почувствовал странное эмоциональное притяжение, как к огоньку костра в зловещем дремучем лесу. Свет был холодным, чистым и очень изменчивым. Из этого сияния раздался голос – глубокий, мелодичный. Невозможно было определить, кому он принадлежал – мужчине или женщине.

– Надо принять решение, иначе не придётся больше ни жить, ни думать. Пока мы ещё можем договориться.

– Кто ты? – пересиливая боль, спросил я.

– Посредник, – последовал лаконичный ответ.

– Между кем и кем?

– Между чем и кем, – поправили меня.

Я покорно согласился:

– Между чем и кем?

– Между смертью и тобой, – спокойно ответил голос.

– Я должен испугаться?

– Зачем? Смерть всего лишь цена, которую платит жизнь у врат, ведущих к успокоению.

– И тем не менее смерть по своей воле никто не выбирает. Что я должен сделать?

– Принять решение.

– Какое решение? – спросил я сквозь муку боли.

– Решение одно, а пути три: куда надо, куда хочется и куда попадёшь. Правда, возможны варианты, – например, в «куда надо» можно попасть через «куда хочешь». И в «куда хочешь» через «куда попадёшь». Как повезёт.

С трудом осознавая происходящее, собрал остатки сил и прохрипел:

– Что угрожает мне?

Из мерцающего света снова раздался вздох и донеслось почти шёпотом:

– То, чему ты только что хотел плюнуть в лицо.

Понимая, что моя ярость была бесполезной, последним напряжением умирающего тела вытолкнул из себя ещё остававшийся в лёгких воздух, и тот сорвался с губ лёгким, похожим на хлопок, звуком:

– Тьфу...

И склеп заполнил стон:

– Зачем?

В тот же миг меня будто разнесло вдребезги на атомы, и каждый из них в отдельности стали опиливать напильником.

«А всё-таки плюнул», – с удовлетворением успел подумать я. - И перестал быть единым  человеком.

С каждым мгновением становилось всё труднее и труднее ощущать свои физические пределы, определять, где кончается тело и где начинается втянувшая его в себя сила. Тьма, охватившая меня, клубилась, пульсировала, сгущалась вокруг нарастающим ощущением немой смертельной угрозы, вбирала в себя то, что когда-то было моим телом. Его, разъятое на атомы и частицы, переставшее быть чем-то материальным, буквально растворяло в себе нервными спазматическими движениями чёрное облако, которое, как я догадался, и было Смертью.

Не осталось ни зрения, ни слуха, только последнее угасающее ощущение простейшего эмоционального реагирования: «Так вот как она наступает». В то же время я понимал: ещё чуть-чуть – и утрачу даже слабое ощущение своего былого «я».

И вдруг услышал в себе какой-то настойчивый сигнал, похожий на азбуку Морзе. Слабые импульсы звучали всё настойчивее, по мере того как я терял свою прежнюю сущность, и, как ни странно, разбудили во мне сопротивление происходящему. Внезапная энергетическая конвульсия на мгновение приостановила дальнейший распад почти разъятых тьмой биополей. Яростная мысль пронзила каждую из его расторгнутых частиц: «Со мной ещё не покончено!» И вместе с ней пришла воля к сопротивлению, каким бы бессмысленным в тех условиях оно ни казалось. Немым посылом всё ещё сохранявшего некоторое единство сознания, я приказал энергиям своей сущности начать соединение. Разъятые тьмой частицы остановили разбег и, словно сухие листья в неровном, капризном ветре, заплясали на месте, не в силах продолжать движение ни в одну из сторон.

Будто рёв раненого зверя прорезал окружающее, и вдруг вернулся слух, а потом зрение, и я увидел лёгкое размытое пятно света в чёрной, кромешной тьме.

Осознание возможного спасения проснулось во мне, и невидимые излучения надежды побежали во все стороны, одолевая сопротивление тьмы, восстанавливая ослабленные связи частиц и концентрируя энергетические поля в моей сущности. С каждым мигом росло ощущение того, что схватка со Смертью ещё не закончена, что возможности противостоять ей не исчерпаны.

Объятый тьмой, сгусток мыслящей энергии извивался, корчился в судорогах и всё больше и больше сжимался в светящийся комок плазмы, который стал отбрасывать от себя липкие щупальца небытия, двигаться в его владениях по своей воле, к своей цели.

Если бы не замеченное ранее слабое свечение, подсказывавшее направление, я мог навсегда остаться пленником тьмы. Но едва пробившийся сквозь черную непроглядность голос света разбудил в сознании почти неосязаемый намёк на возможное избавление, я доверился ему и начал двигаться из последних сил навстречу этой спасительной подсказке. Я расталкивал тьму силой внутренней энергии, и тьма, шипя, сворачивалась рядом, уступая дорогу, обжигаясь о раскаленную напряжением воли плазму.

Почти последним усилием, изнемогая, чувствуя, что через мгновение воля иссякнет и Смерть растворит в себе беззащитную и почти нестрашную ей связь энергий и разума, я сделал рывок и вывалился из пожиравшей меня тьмы снова на каменную плиту. Упустившая свою добычу, Смерть утробно взревела, и волны энергетических сотрясений встряхнули склеп, но я вновь стоял на своей надгробной плите, уже не мёртвый, однако ещё не живой.

Теперь у меня опять было тело. Выпрямившись во весь рост, я огляделся вокруг и понял, что явилось спасительным маяком. Свет, упавший сверху на маслянистую поверхность бездны, полыхал ослепительным радужным огнём в обрамлении чёрного пространства. Посмотрел в глубь свечения и отшатнулся. Изнутри на меня глядело ужасающее существо – человек с ободранной кожей, по обнажённым мышцам которого струилась кровь. Поднял руку к глазам и застонал от гнева – вместо руки было окровавленное сплетение мяса и мышц. Отражением в свете был я сам.

Кровь сочилась и падала с тела на серую поверхность камня. Обессиленный кипевшим во мне чувством, я согнул колени, сел на холодную шершавую плиту. Плечи мои сгорбились, и я надолго затих от слабости и отчаяния.

Потом я потерял среди голых стен ощущение времени. Вдруг подумалось о том, что лучше бы я сдался Смерти, чем вырваться из её объятий таким, каким я стал. И тут же, словно отвечая на мои невысказанные мысли, раздался знакомый, тихий вкрадчивый голос:

– Если ты хочешь, можешь спать. Тебя разбудят, когда понадобится, через века или тысячелетия.

Апатия погружала в расслабленность, но я всё же спросил:

– Кто разбудит?

– Необходимость, – прошелестело эхом.

Невыносимая тишина, тревожная, опасная, стала обволакивать сознание.

– И нет никакой надежды избежать этой участи? – бесстрастно поинтересовался я.

– Надежда – дочь силы, а сила – сестра воли. Теряешь одно, исчезает и другое.

На этот раз тембр и модуляции голоса были определённо женские.

– Если я засну, что увижу?

– Миражи радости и счастья.

– Если останусь бодрствовать?

– Увидишь путь, ведущий к цели, которой никто не знал, никто не знает и никто не будет знать.

– Унизительный страх перед неведомым не остановит меня, – с неожиданным мужеством произнёс я.

– Слова, – с лёгкой насмешкой раздалось в ответ.

– Могу поклясться святым распятием, что всё это так, – повысился мой голос, и я приподнял окровавленную руку, чтобы совершить крестное знамение, но невидимая собеседница остановила.

– Зачем утруждать себя бесполезным? Распятье – частность мироздания, всего лишь путеводный знак для робких душ, – рассмеялся голос. – Можно в испуге прижаться к нему, всю жизнь ожидая сомнительного спасения. Но что изменится? Тебе ли, его творцу, не знать об этом? А может, желая надеть на голову терновый венец мученика, ты втайне мечтал о венце властелина всех миров? Разве ты не знал, что венец властелина иногда доставляет не менее сильную головную боль, чем терновый венец?

– О чём ты говоришь? – крикнул в отчаянии окровавленный кусок мяса на могильной плите.

– О тебе, – донеслось вкрадчивым шёпотом. Сердце моё опять сдавило страхом.

– Кто ты? – яростно выкрикнул я.

– У меня много имён, – со вздохом печали раздалось в ответ. – Некоторые меня зовут Матерью, другие Смертью!

– Зачем ты меня отрыгнула, мамочка?

– Чтобы показать грядущий день.

– Не хочу знать будущее! – крикнул я отчаянно. – И так всё ясно – с меня содрали кожу жизни.

– Но ты же сам захотел пройти путь человеком. И тебе ли не знать: свет и тьма, жизнь и смерть, правое и левое – братья друг другу. Поэтому и хорошие – не хороши, и плохие – не плохи. И жизнь – не жизнь, и смерть – не смерть.

В моём сознании мгновенно взорвались варианты смоделированных смертью предстоящих событий и истаяли в ужасе грядущего.

– Ты видел?

– Да.

– И что думаешь об этом?

– Откуда ты знаешь, что всё произойдет именно так?

– Ты вряд ли сейчас поймёшь, но я отвечу. Каждое мгновение я вбираю в себя информацию с каждой пылинки любого из миров. Всё вокруг пронизано моей сутью, всё подвержено анализу и прослежено во времени. Я не могу ошибиться, обладая полнотой знания. Шанс что-либо изменить – ничтожен. Только Единый может изменить грядущее и ты, если угадаешь путь. Но чтобы угадать – надо вспомнить будущее. А ты его забыл.

Кошмар неотвратимости предстоящего сотряс меня. Вскинув голову вверх, к лучу, я зажмурился. И  тут же я услышал в себе резкий вопрос:

– Что с тобой?

– Ослеплён светом, – мысленно признался я.

– Кто ослеплён светом, тот должен видеть тьмой прозрения, – прозвучал немедленно ответ.

– Я вдруг почувствовал себя в могиле.

– Ты сам похоронил себя в гробнице своих прежних речей. Теперь исправь совершённое, не то и вправду останешься в ней.

– И буду гнить, как все?

– Твоё слово давно разрывает сердце моей сути, – обвинила бездна. – Этот образ, надеюсь, ты понимаешь?

– Почему ты меня винишь? – возмутился я. – Ведь всё, что происходит со мной в мире, давно завершено внутри тебя. Ты сама сказала об этом. Или то, что ты сказало, не истина?

– Истина – не истина… Река твоей жизни пока в моих берегах. В своих пределах ты волен плыть по течению, выпрыгивать ввысь, нырять в глубину, плавать от берега к берегу и даже бороться, насколько хватит сил, со стремниной времени и событий. Это поможет осознать потенцию движения и покоя. Но в программе могут быть сбои. Ты и прежде был очень непредсказуем. Я желаю приглядывать за тобой. И лучшего места для этого трудно подыскать.

– В вашем спектакле моей овацией будет смерть, – не спрашивая, а утверждая, отозвался я, почему-то зная о грядущем.

В ответ донеслось что-то вроде глухого фырканья:

– Возможно, смерть, возможно, только перерождение. И даже у меня нет возможности прояснить твоё тёмное будущее. Но здесь, в этом склепе, ты как игрушка в моих руках.

– Сколько было их у тебя – неужели всё ещё интересно?

– А чем другим заняться? – обиделась бездна. – Я умею только обманывать и рушить. Я противоречие, заключённое само в себя, отрицающее то, что утверждало, обращающее ничто в нечто, а нечто в ничто. И всё, что возможно, возможно для меня лишь в этих пределах.

– Значит, я должен добровольно отдаться в объятия смерти?

– Ты боишься стать снова частью меня, чтобы вызреть для нового рождения? – спросила бездна. – Не доверяешь?

– Да, боюсь, – подтвердил я. – Отдаться смерти всегда смертельно.

«Но некоторым удавалось преодолеть свой страх, неужели не помнишь?» – вкрадчивым шёпотом пронеслось в мозгу.

– Чем я могу усилить свои шансы?

– Верой в себя.

– Чем ослабить?

– Неверием в меня.

– Кто-то может помешать задуманному тобой?

– Да я же говорила, – все вольны в пределах своей неволи.

– Отсюда должен быть выход.

– Я уже объясняла тебе, – их три.

– Но ты объясняла загадкой...

– О, великий Бог. Если бы я могла, то покраснела бы за тебя. Неправильно даже то, что я так долго говорю с тобой.

– Никто не может нарушить законы Изначального. Важнейший из них: каждый сам выбирает свой путь. Ты переступил через одну из моих ипостасей. Но этого мало. Ты должен воплотить в единое разобщённости своих жизней во всех предыдущих измерениях. Только объединяя их, ты можешь подняться всё выше и выше.

– А мне туда надо? – с сарказмом спросил я и поднялся во весь рост. – Там нужен этот кровоточащий кусок мяса, не помнящий своего прошлого, боящийся своего будущего? Этот ничтожный человек? – И засмеялся безудержным смехом, нескончаемым, как безумие происходящего.

– Вот видишь, нам лучше договориться и не тратить силы на борьбу.

– Мне однажды намекали на  это. Но где они, мои силы?

– Найди сам, – прозвучал ответ.

– Мне кажется, я слабею.

– Да, ты теряешь кровь.

– Я могу умереть?

– Правильнее сказать – уснуть.

– Верно. Ты говорила уже об этом. Значит, предел нашему общению всё же есть, так сказать, естественный предел – запас крови во мне?

– Да.

– И ты будешь отвечать на мои вопросы, пока я смогу их задавать?

– Буду, – подтвердил голос.

– Тогда ответь: что подо мной?

– Бездна тёмных миров.

– А надо мной?

– Сияющая высь верхних миров.

– А зачем здесь зеркальный куб?

– Если угадаешь, то старое покажет новое, когда войдёшь в глубину сути, и невидимое явит себя.

– Опять загадка?

– Не такая уж и сложная для того, кто от сути Сущего.

– Кажется, у меня не осталось времени на дальнейшую приятную беседу, – признался я и с трудом поднялся на ноги. – Если я ошибся, не держи на меня обиды. Я старался быть достойным твоего странного сочувствия.

– Хорошо, – с грустью прозвучало в склепе.

Подчиняясь молниеносно вспыхнувшему инстинктивному чувству, я собрал силы, напрягся так, что, казалось, от потуг могли разорваться жгуты мускулов, на мгновение вернувшие былую мощь, и прыгнул через чёрное колышущееся месиво на переливающуюся светом зеркальную поверхность куба.

Я не слышал звука расступившейся подо мной бездны. Да его и не было. Просто светящаяся, пульсирующая поверхность беззвучно вобрала в себя упавшее на неё тело, и я снова попал из объятий Смерти в объятия Судьбы.

Мир, в котором я очутился, был странным, необычным и весь как бы состоял из лёгких, размытых контуров и энергетических сияний. И я сам вдруг стал какой-то могучей переливающейся энергией, мгновенно меняющей свою форму. И вот я расту, ширюсь, чувствую, как во мне вскипают энергии, упорядочиваются в потоки, начинают циркулировать, обеспечивая взаимодействие странных сопряжённых полюсов. Космические излучения, попадая в меня, взрываются, образуя мириады разноцветных вихрей, питающих мою новую плоть.

У меня нет больше глаз, и я вижу как бы всей своей сущностью разом – вверху солнце, ослепляющее нескончаемыми фосфоресцирующими вспышками, и землю внизу, по которой скользит моя гигантская тень, озаряемая переливами пульсирующего во мне внутреннего света.

Я даже могу смотреть внутрь себя. Моя новая плоть теперь – поля, энергии, сочетания и взаимодействия вакуума, астрала, гравитации, материи и антиматерии, молекулярных и субмолекулярных связей. Все эти моря и водопады энергий, соединяющие их реки, ручьи и перепады силовых взаимодействий – моя новая грозная сущность. И я волен выбрать по наитию любую из невероятных, неведомых прежде сил и обрушить их против всего, что посмеет противостоять.

Меня начинает переполнять восторг.

Постепенно я стал видеть резче и отчётливее. И я узнал себя в форме большого переливающегося различными цветами шара, внезапно сплющившегося и принявшего облик человека, распятого на кресте. Но и эта форма недолго оставалась стабильной. Она быстро иззыбилась и стала последовательно являть всё новые и новые очертания – то чёрного грозового облака, кипящего молниями и громами, то лёгкой воздушной змейки, струящейся лентой по извивам энергетических волн и наполняющейся восторгом от этого игривого передвижения.

Я хорошо чувствовал своё положение в пространстве неведомого мира, вибрации космических потоков, голоса звёзд и звёздных скоплений, прибой нейтронных океанов и фотонных течений. Я понял, что могу превращаться с огромной быстротой в любые формы жизни и энергии.

Пересоставив магнитные силовые линии своих полей, я изменил направление воздействия гравитации таким образом, что она теперь влекла меня вдоль Земли, к сияющему над горизонтом переливающейся охрой шару Солнца.

С огромной скоростью нёсся я в пространстве, и чем больше вглядывался в окружающее, тем более знакомым казалось всё вокруг. Внизу не было привычной тверди Земли. Но, всматриваясь в зыбкие, пульсирующие очертания её поверхности, цветов, деревьев, нетрудно было догадаться, что все эти энергии изливаются из её материнского лона. Я взмывал ввысь и видел, как на зелёно-жёлтые острова леса мерно набегали пёстрые энергии открытых пространств.

Я смотрел вверх и не замечал на огромной скорости ни Солнца, ни каких-либо иных светил, но они угадывались едва видимыми абрисами отражений сквозь заполнившие пространство нежно-розовые, золотисто-пурпурные и голубые сияния. И это пространство не было пустынным. Эфирные создания, которые прежде являлись в минуты душевного напряжения или сна, неслись со всех сторон, окружали хороводом, и я наконец понимал, что они хотели сказать.

– Приветствуем тебя, владыка! – звучали вокруг их радостные мысли.

И я так же не словом, а мыслью отвечал им:

– Рад вас видеть!

– Ты вернулся! Ты снова с нами!

Одно из эфирных созданий приблизилось ко мне вплотную. Оно не было ни мужчиной, ни женщиной, и сквозь полупрозрачную плоть, окружённую золотистым сиянием, просвечивали сосуды, по которым бежала не кровь, а энергия.

– Будь осторожен. Миген ищет тебя.

– Он очень силён. У него право первого удара.

– Царица Земли помогает ему, - подсказал кто-то.

Я начал сканировать пространство и нащупал дотянувшееся до сознания щупальце чьей-то тревоги. Пройдя через возникший контакт по лабиринту сплетённых в жгут энергетических стволов, обнаружил нужный мне образ и увеличил его. Изображение сначала было одномерным, потом двухмерным и наконец обрело чёткость голографической копии. Прекрасное женское лицо холодными насмешливыми глазами встретило мой взгляд. Усилием своей воли я создал напротив вызванного образа новый образ – своё лицо. И придал ему выражение непреклонности и суровости. Губы этого голографического изображения шевельнулись и издали звуки:

– Я мог бы трансформировать тебя прямо сейчас, но сначала хочу разобраться во всём.

Женское лицо улыбнулось в ответ на угрозу и поджало губы:

– Разобраться?.. Подобных претензий у меня нет, однако придёт день, которого ты не ждёшь. Ты узнаешь, обернёшься. Увидишь, но будет поздно. Лучше не ссориться, а? Тем более что за тобой должок, ты не забыл, надеюсь?

       Женщина снова улыбнулась, пока я изучал её лицо, и тут же вызванное мной изображение против моего желания иззыбилось и истаяло.

– С ней так не справиться – она теперь очень могущественна. И она тебя не испугается. Ты не должен был проявлять враждебность, – пояснил один из старых друзей.

– Я её тоже не боюсь, – хвалюсь легкомысленно.

И вдруг снова возникает напротив лицо Царицы Земли.

– Хочешь увидеть прогнозную фазу, герой? В книге времён есть и такой вариант. Можно договориться, пока не поздно.

Я молчу, услышав вновь недавнее предложение «пока не поздно» и знакомую интонацию голоса. Но моё согласие, похоже, спрашивали формально.

– Посмотри в себя.

Я смотрю в себя и вижу: спиральные вихри поднимаются вверх, почти растворяя в беспредельности первоначальное творение, потом спускаются вниз, уплотняя дух в материю. И я знаю: к центру может возвратиться лишь тот, кто однажды ушёл из него, потому что прежде, чем происходит сжатие, должно произойти расширение. Только так можно обрести исток собственного существования.

Мне хорошо, уютно, покойно. И вдруг всё вокруг мгновенно меняется. Я внутри какого-то пещерного храма. Над головой толща гигантской скалы, в расщелины которой падают пласты света. Я стою на краю небольшого подземного озера, обнажённый, в окружении двенадцати красивых женщин в длинных одеждах. Это жрицы. На поверхности воды рассыпаны лепестки роз. Я помню, я знаю: роза – цветок Христа, и она символизирует рождение, жизнь и смерть. Смерть, после которой будет воскрешение.

Женщины осторожно поддерживают меня под руки и помогают опуститься в воду, где меня подхватывают руки других жриц. Такое ощущение, что меня опоили наркотиком: апатия, безволие, всякое отсутствие собственных желаний. Бесстрастно я воспринимаю ласкающие тело руки прекрасных женщин, готовящих меня к таинственному обряду.

Меня омыли в воде и подняли наверх. Силы вроде возвращаются, и, словно понимая это, женщины всё сильнее стискивают мои запястья, локти, уже не столько поддерживая, сколько сдерживая. Они почти силой ведут меня к огромной статуе в центре пещеры. Это та самая фигура, что была на шаманском обряде у Вячеслава. Только теперь она огромная, её голова уходит под самый купол скального храма. Её ноги так же подогнуты под себя, а между её раздвинутых колен устроено уютное царское ложе. Меня кладут на него, и какая-то сила сдерживает, пленяет, не даёт подняться на ноги. Я делаю попытку сопротивляться этой силе, но, несмотря на её кажущуюся мягкость, вязкость, она надёжно приковывает к ложу. Жрицы располагаются по бокам – по шесть с каждой стороны.

Кто-то кричит, вернее, возглашает: «Невеста Микропрозопа». Я не знаю, что означает слово «Микропрозоп», хотя догадываюсь, что оно относится к моей персоне. Из тёмной глубины храма появляется та красивая женщина с короной на голове – Царица Земли. На её плечах зелёный плащ с алым подбоем. И под плащом она обнажена. Я знаю, кто она и что будет дальше. Царица Земли вступает на ложе. Она встаёт надо мной, переступив через поверженное тело, и пристально вглядывается в моё лицо. Улыбка заскользила по её губам.

– Ты не хочешь войны в мире, ты хочешь гармонии мира, но забыл, что за всё надо платить. Нужна жертва, – вкрадчивым голосом говорит она и, откинув полы плаща, опускается на моё тело. Я чувствую её нежную тёплую кожу, её сильные руки, которые толкали меня в грудь, едва я пытался привстать. – Христос выкупил Землю на Кресте. Твой выкуп куда как приятнее – на ложе, – насмешничает она.

Теперь её лицо близко. Я пытаюсь что-то сделать со своим телом, как-то привести его в движение – всё бесполезно, невидимые узы волшебства сильнее моих мускулов.

– Зачем ты сопротивляешься? Ведь в тайне от себя ты сам хочешь того, что произойдёт. И потом – союз Неба и Земли должен быть оплачен, – говорит она, и её пальцы ласковым успокаивающим движением скользят по моей груди. – Ты Царь, я Царица – и всё вокруг наше царство. Разве не об этом ты мечтал?

Её слова неагрессивны, спокойны. Я чувствую силу её красоты и отзываюсь на неё. И она, точно улавливая возникшее притяжение, соединяет свою плоть с моей.

– Аркадий, Арка, Аркада, мост через радугу, через семь пространств, – вкрадчиво произносит она, даря своими волнообразными движениями ощущение высочайшего восторга.

Я чувствую, как ослабели сдерживавшие узы, но не отталкиваю женщину, а, напротив, ласковым скольжением ладоней по её телу ободряю и поддерживаю возникшее чувство единения. Моя ладонь скользит по её спине, и я чувствую, как под кожей перекатываются мощные жёсткие образования. Я догадываюсь: там возникает и исчезает гребень дракона. Царица – женщина – дракон, и под чарующей женской ипостасью таится жестокая суть Изначального Змея. И изменить ничего уже нельзя – скоро мы соединимся в единое существо – Небесный Адам и Земная Ева. Возникнет Андрогин, у которого будет одно тело и две головы – мужская и женская. Это будет Новый Человек – правитель Земли, в котором примирятся Земное и Небесное. И с которого начнётся Золотой век –  очень счастливое время. Оно продлится тысячу лет в обычном исчислении Земли.

Моя ладонь с нежностью скользит по её спине, над перекатывающимися подвижными буграми выдирающейся из плена тела драконьей сути её существа. Она угадывает, понимает, что ласка искренна, что её проявление вызвано не разумом, а чувством, что я преодолел в себе комплекс плена и жертвы. И в такт этим чувствам её движения теряют энергию грубого захвата, излучаемые вибрации становятся более тонкими, нежными. Это уже не насильственное овладение одного другим, а соединение, соитие, слияние двух могучих вселенских энергий, двух изначальных гармоний бытия – женской и мужской.

Судорожное выдирание из её хребта драконьего гребня останавливается, уходит в глубь внутреннего космоса Царицы. Теперь она просто женщина, добившаяся желаемого. И не важно, что она сделала для того, чтобы это произошло, – она победила, чтобы подчиниться, чтобы встать рядом со своим Царём, чтобы обрести своё Царство.

В последний момент, погибая от наслаждения, я запрокидываю голову и вижу над собой в вышине довольное, улыбающееся лицо Матери Земли.

Видение истаяло и больше не возвращалось. Что это было? Из каких глубин подсознания извлечено? Я чувствовал, что попал в лабиринт, длинною в жизнь. И каждый шаг здесь имеет значение не только для назидания, но и в выстраивании собственной судьбы.

 

 

* * *

 

 

Вернувшись из Феодосии, я с новым энтузиазмом приступил к работе. Не знаю почему, но всё удавалось как-то очень легко, без каких-либо особых усилий. Было такое ощущение, что мне помогали. Я одновременно вёл издательские дела, писал книгу о Лапшине, участвовал в работе над сценарием о достижениях Академии, читал десятки эзотерических книг, прорываясь к сути происходящих со мной событий. Никогда прежде, даже в самые продуктивные для меня восьмидесятые годы, мне не удавалось сделать и малой части того, что теперь происходило легко, без всякого напряжения, как бы по волшебству. Я был полон сил, энергии и даже стал забывать о куче неизлечимых заболеваний, которые по всем законам жанра должны были отравить годы моей уже почти наступившей старости.

Но старость не наступала, а даже наоборот, отступала. Болезни перестали меня терзать – хотелось работать, ставить перед собой всё более сложные цели и достигать их, вопреки стереотипам предпенсионного возраста. Первой удалось завершить книгу о Лапшине. Я издал её за свой счёт, и она сразу сделала Вячеслава знаменитым. Книгу охотно брали магазины, и она довольно быстро разошлась и нашла своих читателей.

Скоро был готов и фильм об Академии. Правда, с ним возникли сложности. У Академии не было денег на производство, хотя все понимали связь его показа по телевидению с тем самым финансовым благополучием, отсутствие которого сдерживало съемки. Получалось, как у Козьмы Пруткова: «Где начало того конца, которым оканчивается начало?» И хотя моё материальное положение в то время было не очень радостным, я всё-таки нашёл шесть с половиной тысяч долларов, необходимых для завершения съёмок. Почти такую же сумму нашёл другой сценарист, который был одновременно директором проводившей съемки киностудии. Он взял эти деньги под залог своей квартиры и, естественно, под обещание Лапшина, как президента Академии, вернуть затраты из будущих доходов от продажи фильма, от ожидаемого потока клиентов, которые, безусловно, будут этим фильмом привлечены к целителю из Феодосии.

Но ожидаемое сбылось только наполовину. Всё, что касалось славы для Славы Лапшина, – это как раз получилось, и даже сверх всяких ожиданий, а вот что касалось его честного слова, как честного человека, все чёстно вернуть, здесь у него возникли осложнения – не то с памятью, не то с честностью. И директор киностудии едва не лишился своей квартиры, но это уже случилось потом. А пока… пока всё шло своим чередом, согласно другому сценарию, в написании которого принимали участие, как позднее выяснилось, гораздо более талантливые мастера, чем ваш покорный слуга.

У каждого события есть своя точка отсчёта, своя нулевая координата. В той череде событий, которые так неожиданно и творчески благотворно вторглись в мою жизнь, феодосийский обряд, безусловно, имел какой-то важный смысл, хотя в суть происходящего никто меня так и не посвятил. Просто это произошло, я в этом участвовал, и это стало влиять на мою судьбу.

Вячеслав, с которым мы в это время виделись как никогда часто, был очень внимательным ко мне, бросал любые дела, когда я к нему заходил, отвечал на любые вопросы по поводу прочитанных эзотерических книг, большинство из которых сам же мне и рекомендовал. Он явно занимался моим оккультным образованием, хотя то, что я изучал, воспринималось мною скорее как свалка сомнительных знаний, в которой надо отыскать научное зерно истины, чем подлинное тайное знание, пришедшее к нам из глубины веков. Смущало и то, что Лапшин время от времени возвращался к своей излюбленной теме захвата власти.

– С помощью этих технологий мы можем влиять на события, – утверждал он. – Мы должны создать тайный орден и подчинить ему всё.

– С какой целью? – деловито осведомляюсь я.

– Чтобы править, – отвечает Лапшин.

– А чего ради взваливать на свои плечи правление? – не унимался я. – К чему поведём народы, к какой волшебной мечте или сияющей вершине? У тебя есть мечта для всех?

– Разве нынешние правители ведут к мечте?

– Нет, – соглашаюсь я. – Но они хотя бы делают вид, что выводят народ из того тёмного леса, куда его завели предшественники.

Вячеслав едва сдерживает смех.

– Это волшебный лес. Он бесконечен, если не знаешь его тайных троп. Да и зачем ты мучаешь себя такими вопросами? Главное – это взять власть. И когда я её возьму, у меня не будет никаких сомнений – что делать, как делать? Я прекращу это разгильдяйство. Все будут выполнять то, что я прикажу.

– А кто не будет?

– Тому я тюкну жезлом власти по голове. И голова разлетится вдребезги. Ты читал про киллеров-экстрасенсов? Так вот, их возможности в сравнении с тем, что даёт жезл власти, – это как возможности муравья в сражении с великаном.

– А от меня чего требуется?

– Вступить в мою мафию. Нужен третий по условию игры. Двое уже есть.

– Кто?

– Я и еще один, ты его знаешь.

– А зачем третий-то? Вдвоём разве скучно земным шаром управлять?

– Я же сказал – по условиям игры, – улыбается Вячеслав.

– Так это игра?

– Угу, – подтверждает Вячеслав. – Только я в этой игре не в шутку, а всерьез три раза экзамены сатане сдавал.

– О, в какую ты меня компанию затягиваешь, – притворно пугаюсь я. – Нет, в вашу тройку я никогда не пойду. У меня на шерстяных и рогатых с детства аллергия. Вы там как-нибудь сами управляйтесь.

– Не могу, – отвечает Вячеслав. – Твой код судьбы на бесконечность вышел. Без тебя конструкция не соберётся.

– Вот какая я важная фигура, – смеюсь я, все ещё считая, что Вячеслав меня разыгрывает. – Без меня, значит, – ни туды ни сюды.

– Точно, – соглашается Лапшин. И тоже смеётся. – Ни туды ни сюды. Так что ты кончай по центру корячиться, пока ещё зовут. А то вдруг без тебя обойдутся, пожалеешь.

– Да не торопи, дай разобраться. А то у меня вот опять драконьи головы начали расти, – отшучиваюсь я. – Книгу написал – голова выросла. Фильм сделали – ещё одна появилась. И такие же необычные, в коронах. Меня дети ясновидящие просто замучили. Говорят, что даже у твоего дракона всего три головы без корон. А тут, понимаешь, уже пять. Что с ними делать-то?

Что у моего дракона больше голов, чем у самого Лапшина, похоже, задевает Вячеслава.

– То, что у дракона головы растут, конечно, важно, – соглашается он. – Но ещё важнее – у кого жезл власти. А он, как ты знаешь, у меня.

– Покажи, – требую я.

– Зачем показывать? Всё равно не увидишь! Он же не в материальном пространстве, – отказывается предъявить полномочия Лапшин.

 

 

* * *

 

 

Однажды я всё-таки решил поближе разобраться с моим странным сожителем в информационной структуре, которую Лапшин называл защитным квадратом. Я не ощущал никакого антагонизма по отношению к дракону, тем более что он действительно слишком явственно решал не только мои проблемы со здоровьем, но и никогда не отказывался помочь другим. И помощь эта была совсем не виртуальной, а вполне реальной.

Сам не понимаю, почему я так спокойно относился к этому совершенно необычному факту постороннего присутствия, причём в виде такой неоднозначной личности, как дракон. На Востоке ему поклоняются, считают Учителем Света, но на Западе, напротив, извели рыцари всех этих учителей с полного одобрения Церкви.

Пора было провести допрос с пристрастием. И я стал готовиться к нему.

Как-то вечером вместе со своей ученицей Тамарой сели рядышком. Она «включила» свой экран внутреннего видения, и мы стали общаться с этим необыкновенным гостем из виртуальной реальности по заранее подготовленному плану.

– Короны сияют и ослепляют, – начала свой осмотр Тамара. – Их зубцы – лепестки треугольной формы. Над ними на золотых стебельках, как колокольчики, висят бриллианты. В центре лбов, над глазами, огромные рубиновые камни. Шея, как у жирафа, – гладкая и длинная, глаза глубоко посажены, морды похожи на крокодильи. Хвост покрыт зелёной чешуёй. По хребтовому гребню тоже драгоценные камни. Крылья очень красивые, цветные, чешуя на спине золотая, на животе серебряная. Он – огнедышащий. Поворачивает голову и смотрит на меня.

– Спроси – можно с ним поговорить? – приступаю я к эскалации отношений.

Тамара спрашивает и получает разрешение на общение.

– Что означают пять голов дракона в драгоценных коронах? Это программа? – спрашивает Тамара.

– Не программа, а очень важная миссия.

– Сколько лет ему отводится, чтобы её выполнить?

– Восемь лет. Надо, чтоб выросла ещё одна голова.

– В чём заключается миссия?

– Научная работа, с которой начнётся новый этап человеческой эволюции.

– Что означает изображение дракона в защитном квадрате?

– Высший разум.

– Какое место в космической иерархии занимает дракон с драгоценными коронами на шести головах?

– Третье место. Шесть голов – это двенадцать аспектов силы.

Я замираю от сладкого ощущения своего высокого положения.

– Лапшин – человек или он из Космоса?

– Внедрён.

– Как?

– Из кокона.

– Кто он? 

Дракон создаёт рядом с собой картинку. На ней человек с головой птицы. Она похожа на голову вороны.

– Зачем биокомпьютеры присутствуют в энергоинформационной структуре человека?

–Они включают и контролируют программы развития, являются также инструментами и средством связи.

– С кем?

– С богами, сущностями, иерархиями.

– Что они делают ещё?

– Если человек теряет вкус к жизни и ему становится неинтересно жить, они фиксируют это состояние.

– И что?

– Когда человек перестает стремиться к социальному успеху, к творческим достижениям, к новым знаниям, он становится неинтересен для биокомпьютера. В этом случае они осуществляют отвязку от человека и инициируют смерть.

– Кто заказал программу Дракон?

– Юпитер, отец богов.

– Её цель?

– Установить полное сотрудничество Солнца и Юпитера, энергии Инь и энергии Янь. Кодировка процессов идёт из ядра Галактики. Космическая органика контролирует их отношения.

– Там, где заканчиваются материальные частицы, – есть жизнь? – спрашиваю я через Тамару.

– Да, там живут сущности, проекты, эгрегоры, которые материализуют себя через людей в этом пространстве.

– Зачем всё это?

– Чтобы человек смог дойти до вершины эволюции, он должен совершенствоваться. Он умирает и снова возвращается в жизнь, чтобы отработать свою кармическую программу. Христос отработал свою кармическую программу. Теперь у него есть эгрегор, с которым он соединился. Теперь Он – Бог!

– Но ведь Он сын Создателя!

– Человек может достичь этих высот и стать со-творцом Вселенной. Это трудный путь, но он возможен. Христос ведь смог... Вы все созданы по образу и подобию Божьему. Искра Его души – в каждом из вас. И каждый из вас сам решает – карабкаться ему вверх, катиться вниз или стоять на месте, как богатырю на распутье.

Я понимаю, какое странное впечатление могут производить такие диалоги на тех, кто никогда в жизни ни с чем подобным не сталкивался. Но ведь двести лет назад вряд ли кто из людей понял бы принцип действия телевизора или лекцию современного учёного о радиации. Радиацию невозможно увидеть глазами, а приборов для её измерения и регистрации в то время не существовало. Как поверить в то, что невозможно увидеть, пощупать, попробовать на язык? Как ни странно, с тех пор мало что изменилось. Если один человек заявляет, будто имеет некий таинственный экран внутреннего видения, а тысяча ничего подобного не имеет, то эта тысяча всегда будет считать ненормальным именно одного нормального среди них.

История сохранила для нас немало случаев спонтанного открытия «биокомпьютера». Сократ, если верить Ксенофонту, обладал даром предвидения и объяснял свои пророческие способности помощью божественного существа даймониона, который появлялся внутри него и подсказывал, что надо делать. Сократ утверждал, что даймонион ни разу не ошибся в своих прогнозах. (Исследователи античной философии различают термин «даймон», то есть «отдельное божество», и «даймонион», то есть нечто более отвлечённое, менее определённое – вообще «божественное»).

Пифагор, Платон, Гераклит, Альберт Великий, Данте, Парацельс, Жанна д’Арк, Рене Декарт, Вильгельм Лейбниц, сэр Исаак Ньютон, Эммануэль Сведенборг, Иоганн Вольфганг фон Гёте, Франц Антон Месмер – все они пользовались возможностями получать знание из тех самых феноменальных миров, которые традиционная наука долго отрицала только на том основании, что не умела разработать надежный инструментарий для изучения подобных явлений. Но ведь это проблема самой науки, никак не тех, кто уже практически использует открывшиеся им возможности. Примитивным догматическим отрицанием ничего, кроме спокойной жизни, достигнуть нельзя. История учит, что движение науки вперёд происходило именно тогда, когда учёные сознательно и последовательно обращались к «неправильным явлениям». Пролистайте свои энциклопедии – и убедитесь, что в формулах современной науки гораздо сильнее звучит голос исключений, а не того, что почиталось правилом.

Великий Карл Густав Юнг предупреждал, что сама рациональность здравого смысла может быть самым худшим из предубеждений, поскольку мы называем разумным то, что нам таковым кажется.

Менделеев увидел свою знаменитую Периодическую таблицу во сне как данность и лишь затем стал искать закономерности, соединяющие химические элементы в единую систему, через произвольно открывшийся биокомпьютер. То есть сначала он получил знание и лишь позднее начал подбирать ему объяснение.

Феномен Джуны, Кулагиной, Кулешовой, Ванги, Ури Геллера, Шри Сатья Саи Баба, Чжана Боошена, Янь Синя и даже Копперфильда, который старательно прикидывается фокусником, также непосредственно связан с работой биокомпьютера. Жаль только, что каждому из них самостоятельно, как бы на ощупь, приходилось пройти пути познания закономерностей работы этого уникального механизма взаимодействия с другими пространствами.

Год назад, приступив к исследованию феномена, я и не предполагал, что вовлеку в это дело почти всех своих родственников, друзей, коллег. У многих из них, особенно у тех, кому не был помехой возраст или недостаток времени, открылись обещанные специалистами нашей Академии способности. Но даже те, кто не достиг максимального результата, смогли весьма существенно поправить своё здоровье.

А ведь совсем недавно я был одним из самых яростных противников экстрасенсорики. Помню первые занятия, где мне с трудом удавалось сдержать свой скепсис.

Инструкторы объясняли нам, что во время энергетических упражнений мы как бы работаем с плазмой. Потирая руки, мы вызываем прилив крови к ладоням и за счёт этого создаём электромагнитное напряжение, в котором растягиваем в разные стороны тонкие энергии, заставляем их двигаться сначала к катоду (отрицательному электроду), а потом к аноду (положительному электроду). Выполняя эти несложные требования, я чувствовал себя малышом в детском садике. Но позднее мне попались в руки материалы исследований, которые проводились в биохимической лаборатории Роузери Хилл колледжа (Буффало, штат Нью-Йорк). И я перестал себя чувствовать ребенком. В опытах участвовал известный экстрасенс Оскар Эстербани – американец венгерского происхождения.

Биохимик Джаста Смит специализировалась на энзимах – больших белковых молекулах-катализаторах, ускоряющих течение биохимических реакций. Обнаружив, что при обработке энзимов сильным магнитным полем их химическая активность повышается, она заинтересовалась, не имитируют ли руки Эстербани этот эффект. Эксперимент состоял в том, что Эстербани держал пробирку с энзимами, в то время как ассистенты при помощи инфракрасного спектрофотометра каждые пятнадцать минут проверяли уровень их химической активности. Они обнаружили, что энзимы вели себя так, будто они были помещены в магнитное поле порядка 13 000 гауссов. Это в двадцать шесть тысяч раз больше, чем магнитное поле Земли, однако магнитометры при замерах не выявили вокруг рук Эстербани никакого аномального магнитного поля. В другом эксперименте измеряли уровень гемоглобина в крови у пациентов, которых Эстербани лечил методом прикладывания рук. В течение шестидневного периода уровень гемоглобина у пациентов повысился в среднем на 1,2 грамма на 100 кубических сантиметров крови. У пациентов, не воспользовавшихся услугами экстрасенса, уровень гемоглобина не повышался.

Проведённое в дальнейшем обследование воды, обработанной Эстербани, выявило в ней наличие чётких спектрофотометрических отличий от воды, не подвергавшейся обработке. Об этом эффекте независимо друг от друга сообщили несколько лабораторий. Положение усугубляется тем, что молекулы воды, обработанные экстрасенсорным воздействием, слегка ионизировали.

Иначе, как вызовом физике, это не назовёшь. Ведь процесс превращения атомов и молекул в ионы требует значительной энергии. Но что это за таинственная сила, способная катализировать субатомные взаимодействия?

Однако если допустить, что излучаемая экстрасенсом энергия способна за счёт внутриатомных взаимодействий создать внешнее электрическое поле, то дальнейшее вполне можно объяснить уже известными из физики явлениями. Согласно физике плазмы, в таком внешнем поле, превышающем электрическое поле в микрообъёме тела человека, возникшие электрон и ион ускоряются и при столкновении с атомами сами действуют как ионизаторы, образуя новые заряженные частицы на своём пути. Таким образом, нарастает лавина зарядоносителей, происходит пробой изолятора, как правило, там, где человек имеет какие-либо телесные патологии. За счёт этого начинается процесс лечения.

Представления о микроплазме и связанных с ней экстрасенсорных эффектах получили неожиданную теоретическую поддержку со стороны, казалось бы, такой далёкой от этой области науки, как геология. Ещё В. И. Вернадский и В. В. Докучаев, исследуя механизмы развития земной коры и эволюции неживой материи в живую, обозначили как важнейший фактор геологических процессов так называемый биоэнергетический потенциал Земли. В дальнейшем было установлено, что высокоэнергетическая плазма, образуемая в зонах активности разломов земной коры, создаёт мощный заряд, который необходим кристаллам кварца для зачатия органических структур.

По своим физическим характеристикам геоплазменная энергия соответствует гамма-излучению, следовательно, способна приводить ядра элементов в возбуждённое состояние. Солнечный протонный поток способствует образованию нейтральной оболочки вокруг каркасной структуры (скелет человека). Причем для плазмы нет границ проникновения, так как её потенциал превышает все сверхмощные связи жёстких структур.

В свете новых фактов становится весьма вероятной гипотеза, что именно через плазму, вырабатываемую планетарным ядром Земли в столкновении с протонным солнечным потоком, осуществляется информационное кодирование всех планетарных процессов развития и взаимодействия.

Мне кажется очень важным вывод об информационной организованности биосферы через геоплазменные процессы. Видимо, через этот механизм осуществляется зарождение и внедрение в сознание и жизнь озарений и идей, которые мы затем материализуем на нашем уровне Бытия.

Давайте наконец определимся: если какое-то необъяснённое или отвергаемое наукой явление всё-таки играет устойчивую роль в жизни общества, значит, за ним стоит нечто требующее изучения.

И Окена, и Ламарка, и Чамберса в своё время топтали строгие ревнители «правильной» науки, но появился Дарвин, проповедующий ту же самую ересь, только соблюдая каноны научного изложения, – и все палачи виновато потупились: мол, мы искренне ошибались, но время открыло нам глаза. А сколько было других – Сократа отравили, Бруно сожгли, Галилея заставили отречься, Вавилова уморили в тюрьме…

Квантовая физика изменила представления о строении мироздания. Оказалось, что мир – это отражение нашего сознания, которое его же и воспринимает. Мы все находимся в странном кинотеатре, где таинственный квантовый излучатель готов предложить нам любую действительность, в зависимости от личных возможностей восприятия. Частицы, они же кванты излучения, сочетающие в себе нечто невозможное с точки зрения рационального разума – телесную сосредоточенность в пространстве (корпускулу) и пространственную рассредоточенность (волну), готовы показать вам любой аспект действительности, который способны воспринимать ваши органы чувств. Но проблема именно в том и заключается – а что же и чем вы можете воспринять?

Вселенское поле энергии и информации никогда не перестаёт преобразовывать себя. Люди, совершенно не осознавая этого, являются постоянными абонентами единого информационного пространства. Биоплазма человека, порождаемая электромагнитными колебаниями его тела, объединяясь с планетарными информационными структурами, способна создать устойчивый канал связи с ноосферным суперкомпьютером. Уже не учёные, а практики показывают нам, что у людей всё шире выявляются скрытые до сих пор способности воспринимать разного рода поля и излучения, то есть чисто эмпирическим путём намечено решение основного вопроса наступившего тысячелетия: «Что с нами будет?»

То, что мы называем разумом человека, – особое явление пространства и времени. Мы все состоим из атомов, которым, как минимум, пять миллиардов лет. И пустота внутри каждого атома пульсирует интеллектом. Любая клетка – не что иное, как разум, организовавший взаимодействие бесчисленного множества составляющих. В каждой из них ежесекундно происходит не менее девяти триллионов реакций. Какой мощности компьютер необходим, чтобы управлять совокупностью подобных процессов!

Почти никто не заметил, что у нас уже произошла скрытая революция, связанная с практическим использованием возможностей человеческого сознания, способная обеспечивать глобальный прорыв во всех областях знаний.

Россия богата не только своей душой. Возможно, она предназначена для рождения новой (пока недоступной для обычного понимания) жизни.

Уже сегодня многие учёные предсказывают, что в ближайшее время перед человеком откроются такие возможности, как сохранение в нас и в пространстве информации обо всём увиденном, услышанном, продуманном, прочувствованном, всей эмоциональной и ментальной жизни каждого человека. По сути это альтернатива компьютерному хранению информации. Предсказывается возможность существования неразрушимых форм тонких структур сознания, открывающих путь к реальному бессмертию.

Более того, предсказание начинает сбываться самым активным образом. Хотя, поначалу, не совсем так, как ожидалось.

 

 

 

 

                                                           Глава 6.

 

 

Мне сообщили о нескольких случаях, когда у детей, которые занимались в Академии и открыли себе биокомпьютеры, начались тревожные психические отклонения от нормы в поведении. Это не были психические заболевания – до клиники, к счастью, дело не дошло. Но снились по ночам кошмары – мертвецы и прочая нечисть. На фоне постоянных разговоров Лапшина о личной дружбе с сатаной и работе по технологиям Царства мёртвых подобная информация не могла оставаться без внимания.

При каждой встрече с Вячеславом я пытаюсь получить ответ по нарастающей статистике негативных сообщений о здоровье детей, обученных по его методике. Моя настойчивость в этом вопросе его явно раздражала.

– Они сами виноваты. Повключали себе биокомпьютеры и лазят с их помощью по всему тонкоматериальному миру. Вот у них и начинается патология сознания. Я всех предупреждаю о технике безопасности, говорю им: никуда не надо лезть. А они не слушаются. Так какие проблемы? Я виноват или их чрезмерное любопытство?

– Но ведь они – дети, и любопытство надо было предвидеть, – возражаю я. – Если им дали в руки такую необычную игрушку, они будут возиться с ней, пока не сломают.

– Кого – игрушку или себя? – агрессивно уточняет Лапшин.

– Но ведь игрушка и есть часть их самих. Ты должен был это учитывать. Почему раньше биокомпьютеры открывали лишь у тех, кто прошёл определённый путь духовного развития?

– Раньше – это не сегодня. Сейчас биокомпьютеры сами открываются. Из трёх детей, которые к нам приходят, двое уже с работающими биокомпьютерами. Я что, тоже за них отвечаю или Останкинская телебашня?

– Ну башня при чём?

– При том, что своим излучением она провоцирует открытие биокомпьютера. И ещё много чего. Почему с Академии наук за это никто не спрашивает? Ваши академики сферу обитания человека так изменили, что спровоцировали всю эту вакханалию магов, колдунов, телепатов, экстрасенсов. Они создают людей с аномальными способностями через весь свой поганый научно-технический прогресс и в НИИ отсиживаются. Они, видишь ли, здесь ни при чём! Они только компьютеры создали! А что с людьми завтра все эти обычные компьютеры сделают, они подумали? Они же совсем ничего не понимают в том, что навязывают человечеству как благо. А завтра все эти компьютеры создадут глобальную, направленную против человека тонкоматериальную цивилизацию и начнут жать из ваших мозгов недостающую им компоненту сознания. Вы даже не заметите, как сами станете роботами в услужении у этих костылей для мозгов.

Когда Вячеслав так кипятился, он нередко проговаривался. В обычном состоянии он всё-таки контролировал свои монологи. На лекциях, например, он мог часами говорить на заданную тему и при этом умудрялся ничего существенного не сказать. Вообще – ничего. Я не раз пытался анализировать записи его лекций на кассетах – иначе, чем лапшой на уши, назвать эти откровения было нельзя. Там все было перевёрнуто с ног на голову – терминология, понятия, описание тонкоматериальных конструкций.

Но при этом всё-таки оставалось подозрение, что он действительно знает что-то важное, о чём постоянно боится проговориться.

       И вот в такие минуты открытой конфронтации он вдруг иногда изрекал нечто такое, от чего у меня кровь стыла в жилах. Он высказывал вроде близкие мне мысли, но мою тревогу превращал в пародию, в издёвку над человеком.

– Вы всё ещё никак не поймёте, что всего лишь марионетки. Вами манипулируют из мира, который остаётся для вас невидимым, – скороговоркой, буквально пронизывая меня колючими карими глазами, вещал он. Вячеслав явно входил в лекционный экстаз, и я на этот раз не пожелал спорить с ним и сбивать его несогласием. – Вы видите мир вокруг себя и не догадываетесь, что это пародия (ну просто читает мои мысли!) на мир, которую вы создали в виде наук, образования, культуры. Они совершенно не соответствуют той первооснове, которая у человека существует изначально. На человека влияет всё – дракон земной, дракон небесный, сущности сопровождения, сущности рода, сущности протокультуры подземной цивилизации, сущности первооснов «тени», сущности перехода. Есть ещё сущности проклятья. Всё это давит человека, манипулирует им, ведёт от одной проблемы к другой, от незначительного заболевания к серьёзному. Мы все этим окружены, мы во всём этом барахтаемся. Если хочешь знать, любой прыщ на лице – привязка энергетического паразита. А ты говоришь мне о нескольких мальчишках и девчонках, которым стало плохо от моей методики.

– Но это факт, – решаюсь возразить я.

– Факт, – неожиданно соглашается Вячеслав. – А сколько людей губят в больницах! Ты послушай, что рассказывают люди. Нам до них далеко. Ни один злодей столько бед не натворит, сколько добрые люди в белых халатах. И ни за что отвечать не будут. Там такое паскудство, такая круговая порука и безответственность, что я у них ангелом с крылышками могу представиться.

– А ты всё-таки кто – ангел или наоборот? – вдруг, подчиняясь какому-то глубинному наитию, спрашиваю я. Видимо, шабаш в Феодосии не прошёл для меня бесследно.

Вячеслав опять пронзает меня своими карими недобрыми глазами. Колеблется и уклоняется от ответа.

– Злой-добрый, ангел-чёрт – это всё относительно. Мы же не сами по себе. Нас уже сейчас формируют, лепят из будущего.

– Кто?

– Будущие неокультуры. Но только для нас будущее, а для кого-то уже прошлое. Происходит взаимодействие систем, структур. Если человек осознано овладевает этими процессами, он становится драконом.

– О, знаменитый персонаж, – не удержался я от восклицания. – На этом месте, пожалуйста, подробнее.

Лапшин вдруг спохватывается, что и так много наговорил лишнего.

– Можно, конечно, и о твоем  драконе поговорить, но мне с тобой до сих пор ничего не понятно – ты со мной или против?

– Ты опять о том, как власть над миром захватить?

– Об этом, – не стал отрицать Вячеслав.

– Я тебе уже говорил, что не рвусь земным шаром в футбол играть, не тянет меня.

– А к чему тянет?

– Помогать людям чем могу. Хочу новые книги написать. Я, кстати, там, в Феодосии, именно об этом, прежде чем в круг войти, попросил твои стихии.

– Да-да – вижу. Бегаешь, как Данко с горящим сердцем в руке, а мужики из-под хвороста ворчат: чего носишься со своим факелом, спать не даёшь, – засмеялся Вячеслав.

Ночью, после моего разговора с Вячеславом, вдруг опять включилось старое кино, которое ненадолго прервалось в Феодосии. Вернулся Христос, и вернулся путь, который показывали почему-то мне.

 

 

 

                                                                             

* * *

 

 

Тёмное пространство было глубоко и создавало странное ощущение отстранённости от того, что открылось его глазам.

У подножия деревьев, словно в многократно повторяющемся сне, он опять увидел «овец стада своего», очищенных посредством проповедованного учения: Марк, которого привлёк к рабби просыпающийся писательский дар, могучий Иаков, мечтатель Иоанн, скромный Филипп, начитанный Варфоломей, робкий Матфей, скиталец Фома, вечно сомневающийся во всём. Свернувшись калачиком и обняв мешок со спрятанным в нём коротким мечом, всхрапывает во сне порывистый, смелый Пётр, а рядом спокойно спит самый первый ученик рабби Андрей. Ворочается, будто предчувствуя надвигающуюся беду, Фаддей, задевая во сне Симона. Спят другие, кто последовал за рабби.

Нет только Иуды Искариота, который, вопреки своей сокровенной любви к рабби, обречён на вечную роль предателя. Он уже ведёт в Гефсиманский сад храмовую стражу. Иуда должен своей судьбой показать всем, что нельзя продать любовь, чтобы на вырученные деньги купить счастье. Он единственный смертью своей докажет истинность предсказания пророка Захарии: «И взял тридцать сребреников».

Как мало осталось времени, чтобы найти возможность изменить раз и навсегда установленный ход вечной трагедии. Память, хранившая увиденное им в горах у Назарета, теперь услужливо выталкивала из своих глубин всё новые подробности.

Он вспоминал будущее – лица воинов, беснующейся толпы, священнослужителей и отчётливо понимал, что никто из них не был убеждён в его божественности. Особенно жрецы – вечные враги Сына Человеческого. Они, распявшие его, первыми объявили себя рабами Иисуса и присвоили себе предназначенные ему почести. Оказалось очень