|
Разведке "хвостов" не прощают
На военном самолете лететь здорово. Во-первых, интересно: никаких
тебе "пристегните ремни до полного набора высоты", хочешь - посидел
в кабине пилота, потом перебрался к штурману, в "телевизор", отсек с
прозрачным полом, да и в салоне, предназначенном для переброски
десантников, у гражданского пассажира глаза разбегаются. Во-вторых:
быстро. Наконец, в-третьих, бесплатно. А попал я на борт военного
корабля, потому что трудности с билетами на международные рейсы
Аэрофлота, казалось, вот-вот сорвут командировку в Кабул. Я был в
отчаянии. Но на просьбу редакции откликнулись в Генеральном штабе
и... торопливые сборы, несколько часов полета, и вот уже под кабиной
штурмана, все укрупняясь и обретая четкие очертания, пошел на нас
громадный, муравейник Кабула.
А потом... Картины жизни города теснятся в моих воспоминаниях,
заслоняя одна другую, соперничая яркостью красок, новизной
впечатлений... Самолеты над городом, разбрасывающие в бирюзовое
дневное небо желтые ракеты; это не праздничный фейерверк,
предназначение ракет - отвлечь, увести на себя возможную атаку
вражеского "Стингера", что преследует объект, излучающий тепло.
...Торговые ряды старого базара, слепленные из глиняных ниш, словно
колония ласточкиных гнезд. Чалмы, тюбетейки, цигейковые - пирожки,
яркие товары со всего света, птицы и животные в клетках, мясные
туши, облепленные мухами. Жара. Серьезные лица вооруженных
автоматами солдат Царандоя - Народной милиции и умильные мордашки
крошечных ребятишек, торгующих из обыкновенного ведра (кружка на
всех одна) холодной водой. Ишаки, верблюды, лошади, повозки, пыль,
гам - все это словно. перенеслось в конец второго тысячелетия из
времен Ходжи Насреддина. А рядом, на запруженных улицах - "Тойоты",
"Мерседесы", "Волги", лавки и магазины (дуканы)... и выбитые
недавним взрывом стекла в здании министерства просвещения, а с гор,
так неожиданно среди всей этой мирной суеты восточного города,
доносятся раскаты залпов самого современного оружия - это уже век
двадцатый. Такая мешанина.
В этой поездке судьба расщедрилась ко мне на добрые знакомства.
Круглолицый крепыш Александр Гавря и изящный, цитирующий Фирдоуси и
Авиценну Мастон Хакимов взяли на себя роль моих добровольных
ангелов-хранителей. Опекая новичка, каждый поочередно, в зависимости
от обстоятельств, становился то экскурсоводом, то водителем
автомобиля, то переводчиком. Оба в Афганистане не первый год.
Александр - советник ЦК ВЛКСМ при ЦК ДОМА (Демократическая
организация молодежи Афганистана), Мастон - переводчик, группы
советников. Деятельность того и другого в этой стране, уверен,
заслуживает отдельного рассказа, поскольку, люди увлеченные и
энергичные, в интересах дела они готовы лезть к черту на рога.
Сравнение уместно, ибо знаменитый перевал Саланг, на котором Гавре и
Хакимову не раз приходилось бывать, место воистину сатанински
опасное. Саша с Мастоном и -познакомили меня с офицером Евгением
Матеренко, стройным, подтянутым красавцем, с планками ордена Красной
Звезды и медали "За отвагу" на груди.Как выяснилось несколько позже,
он еще и мастер спорта по офицерскому многоборью.
Когда я узнал, что Матеренко - заместитель командира подразделения
разведчиков, отвязаться от моих просьб показать воинский быт этих
смелых и сильных людей не было, видимо, никакой возможности. И
Евгений Михайлович согласился.
Из письма учителя физкультуры средней школы № 2 г. Феодосии
Ростислава Степановича Лихотворика Евгению Михайловичу. "Женя,
дорогой, ждем тебя 2 октября на празднование юбилея нашей школы.
Думаю, что к тому времени ты уже вернешься в Союз. На твоем примере
я строю. свои беседы с учениками, разъясняю, как важно смолоду
закалять душу и тело. Мы гордимся и ждем тебя. Если можно, опиши
какой-нибудь боевой эпизод, я прочту письмо нашим школьникам".
- Эпизодов здесь было немало. Но не мастак я расписывать, - говорит
Матеренко и чуть смущенно добавляет: - А рекорд школы по прыжкам в
длину, между прочим, до сих пор мой стоит.
Мы едем с ним в "уазике". В ногах Матеренко зажат автомат водителя.
машины, два магазина перемотаны изоляционной лентой, если один
иссякнет, можно мгновенно перевернуть и продолжать вести огонь.
Привычно, механически Евгений достает пистолет и кладет его рядом с
собой на сиденье. Такова инструкция. Мы едем по окраине Кабула, а в
городе, судя по террористическим акциям - взрывам автомобилей,
начиненных взрывчаткой, - действуют группы экстремистов.
Но вот, наконец, преодолев пыльную, изломанную рытвинами и ухабами
проселочную дорогу, мы подъезжаем к КПП. Следующим утром просыпаюсь
в четвертом часу, просыпаюсь сам. Минут через пятнадцать меня бы
разбудили, но в таких необычных обстоятельствах время ощущаешь,
словно внутри заведен будильник. В четыре назначен выезд в горы, на
заставу, к передовому посту разведчиков.
Выхожу из деревянного одноэтажного спального корпуса. Темно. Яркие
южные заезды нависают над горами. На мгновение вдруг кажется, что ты
где-то в Крыму, Но за ближайшим хребтом гулко забухало, и
возвратилось ощущение реальности - на крымские грозы совсем не
похоже.
Светает. Мы выезжаем на двух бронетранспортерах. Сижу сверху, на
броне. Рядом со мной капитан Сергей Паршин. Он помогает облачиться в
бронежилет. Товарищи в шутку называют Сергея Пьером Безуховым.
Громадный, широкоплечий (кандидат в мастера по штанге), своей
по-детски добродушной улыбкой и очками он и в самом деле напоминает
персонаж "Войны и мира". Доброта и гуманизм в капитане сочетаются с
незаурядным умом, спокойствием, несгибаемым чувством долга.
Рассказывали, как этой зимой, находясь на макушке горы, он по рации
корректировал огонь нашей артиллерии. "Духи" засекли местонахождение
его группы и открыли по разведчикам ураганный огонь.
- Сергей, ты горишь? - запросили Паршина по радио. - Горю, но
наблюдение вести продолжаю, - хладнокровно, без всякого пафоса
отвечал "Безухов".
Кстати, историю эту мне поведал старший прапорщик Игорь Левченков,
которого солдаты называют "рекордсменом по военному альпинизму". У
Игоря более семидесяти боевых выходов в горы, памятью об Афганистане
останутся не только ордена и медали, но и тяжелое ранение, и три
контузии. Не забудется и тот бой, когда, раненный, он продолжал
руководить группой, отбивавшейся от отчаянно наседавших душманов.
Бронетранспортеры - могучие боевые слоны - с удивительной для такой
массы легкостью мчат нас по шоссе, тряска почти не ощущается. Солнце
еще не встало, и встречный ветер не жарок, приятно охлаждает лицо.
По обочинам дороги появились первые путники - крестьяне, спешат по
своим делам. Обстрелы, оставленные бандитами мины подстерегают
тружеников, но урожай надо растить - никуда не денешься.
Въехали в кишлак, высокие глиняные заборы - дувалы наглухо прячут
жизнь своих обитателей от чужих глаз: воистину мой дом - моя
крепость... - Вот из-за такого дувала, - комментирует Сергей, -
вполне могут и гранаткой пульнуть. - Но, подумав, видимо, что такое
сообщение может меня обеспокоить, добавляет: - Это я так, слову, два
бэтээра - могучая сила. Не посмеют: бэтээры "духи" уважают.
Проезжаем зеленой рощицей. - Такие густые посадки мы называем
"зеленкой", здесь тоже удобное место для засад, - объясняет Сергей.
- А вон и застава показалась.
...Мы рассыпались цепью по небольшому рву и из автоматов и ручных
пулеметов поливаем дувал, что у подножия горы, метрах в трехстах
перед нами. Из двух тяжелых пулеметов работает и бронетранспортер.
За дувалом нет душманов. На этот раз - обычная учебная тревога,
проверка боеготовности. Я быстро расстрелял свой магазин, разведчики
бьют короткими очередями - экономно. Но вот Паршин дает отбой, мы
садимся в машины, капитан по-деловому что-то замечает пулеметчикам.
Впрочем, это не замечание, а, скорее, совет.
Теперь, полагаю, самое время рассказать о буднях разведчиков.
Думается, что функции их в любых боевых действиях, на любой войне
примерно одинаковы - выявлять местоположение и численность сил
противника. Но в Афганистане, где бандформирования, как правило, не
стоят единым фронтом, а наносят удары в самых неожиданных местах,
роль разведки особо заметна. Небольшими группками (у каждого за
плечами рюкзак в 60 килограммов) эти парни на много дней уходят в
горы. И не только от того, как быстро работает твоя голова, но и
насколько резво передвигаются ноги, зависят и жизнь, и успех
операции. А в горах под нещадно палящим солнцем счет верстам иной,
нежели на равнине. Наверное, поэтому молодые солдаты, вернувшись из
первого своего рейда, начинают усиленно подкачиваться. Сила и
выносливость здесь а одной цене с запасом патронов. Отставать в
горах нельзя, растягиваться нельзя, разведке "хвостов" не прощают -
их "обрубают".
Популярен в части и клуб любителей бега "Эдельвейс". Ранним утром,
по холодку мирным штурмом идут на гору Юрий Бунтов, Анатолий
Пименов, Александр Черниговский, уже знакомые вам Сергей Паршин и
Игорь Левченков. Они же заводилы и на волейбольной площадке. В
послеобеденное время, в самое пекло разыгрываются волейбольные
страсти, и азарт такой, словно стучат мячом не на
пятидесятиградусном солнце, а где-нибудь в тенистом уголке
Подмосковья.
В комнате у капитана Юрия Бунтова, друга Сергея Паршина, тихонько
играет магнитофон. Александр Розенбаум поет свой "Черный тюльпан",
песню об Афганистане.
Сегодня Юрию был вручен орден Красной Звезды. Когда Юрий и Сергей
вместе, глядя на них, вспоминаешь старый, всеми любимый фильм "Два
бойца". Такие они трогательно разные, эти молодые капитаны, -
неторопливый, сдержанный Паршин и резкий, до последней створки
распахнутый Бунтов.
Юрий рассказывает мне, как в ночном бою разведчики "брали"
душманский караван. Караван - живой бронепоезд, ощетинившийся
оружием. Бандиты дерутся насмерть. За потерю каравана свои же
отрезают голову. Бунтов рассказывает спокойно, как человек,
совершивший работу, все детали которой еще стоят перед глазами. Как
спешили замкнуть выход из ущелья, как, сбросив, тяжеленные рюкзаки.
упали на землю, но на отдых времени уже не оставалось - охранение
нос к носу столкнулось с "духами".
Он рассказывает, но нет в этом рассказе восторга победителя, куража,
опьянения удачно проведенной операцией. Есть сдержанная гордость,
что не оплошал в трудной ситуации, но не более того.
- Что я думаю о войне? - задумчиво переспрашивает он, механически
поглаживая новенькую Красную Звезду на груди. - Я ее ненавижу,
проклятую. Может быть, странно такое слышать от профессионального
военного? Да, ненавижу. И жду не дождусь возвращения домой. Война
ведь не только гибель товарищей. Она въедается человеку в поры, как
угольная пыль, и выходит не разом. Толя Пименов вернулся недавно из
отпуска, рассказывает: здесь снится дом, а там, дома, во сне воюешь.
Жену испугал, говорит, - вскакиваю среди ночи и начинаю искать
автомат. Такие, брат, дела.
А каково навещать в госпитале раненого, полуослепшего солдата, что
воевал под твоим началом? Ты командир, значит часть ответственности
за его несчастье ложится и на твои плечи...
На том же "уазике" и снова вместе с Матеренко мы выехали за ворота
части. Он должен был доставить меня к Саше с Мастоном, и нам
предстояло расстаться, возможно, навсегда. На горе привычно бухали
орудия. Мы молчали, но я знал, о чем думает Евгений Михайлович.
Утром стало известно: средства массовой информации Пакистана заявили
о готовности пакистанской армии вторгнуться в пределы Афганистана. А
Матеренко на днях собирался в отпуск...
|
|
