ВРЕЗАЛИ - СКАЖИ: "СПАСИБО!"
Виктор АПАРИН,
официальный представитель японской организации
карате Кёкушинкай в Москве, черный пояс, 2-й дан
Житие русского каратиста в Японии
Мне тридцать семь. Двадцать лет я занимаюсь каратэ. Из них десять -
каратэ кёкушинкай. Стиль этот привлек меня как воинское искусство, а
не просто спортивное единоборство. Это контактный, силовой,
динамичный вид каратэ, и бескомпромиссность поединка здесь очевидна.
Как и во всяком воинском искусстве Востока, в карате кёкушинкай
физическая тренировка идет бок о бок с морально-этической, духовной
работой. А когда каратэ преподается и изучается вдали от своей
родины, то сложнее всего обретаются не технические элементы, а то,
что нельзя взять и пощупать: дух воинского искусства. И это мешает
прогрессу. Поэтому я всегда стремился учиться в Японии.
Я прожил там немало дней, видел изнутри японскую жизнь и тренировки
мастеров каратэ, и, как мне кажется, кое-что понял.
К тому времени на российском уровне я был уже сильным
каратекой-сенсеем. В 1991 - чемпион России по тэмашивари, то есть по
разбиванию твердых предметов головой. До сих пор мой рекорд не пал:
мне удалось разбить четыре доски, положенных друг на друга - каждая
толщиной по два с половиной сантиметра.
Я был чемпионом Москвы в 1993 году в категории до 80 килограммов при
собственном весе в 76. Был участником чемпионата мира 1996 года,
чемпионата Японии того же года, представляя и там, и там Россию. А
отбор на такие престижные соревнования у нас очень жесткий. И
попасть туда очень трудно, особенно в моем возрасте.
Надо сказать, что чемпионат мира по каратэ кёкушинкай приравнивается
по престижности к олимпийским играм, он и проходит один раз в четыре
года. А чемпионат Японии стоит даже выше чемпионата мира, потому что
на этот турнир съезжаются лучшие бойцы всей Японии. Например, на
такой чемпионат, проходивший в июле 1998 года в Осаке, в котором я
тоже принимал участие, съехалось 386 каратэк. Из них 19 - россияне.
Сборная России - в полном составе. Таким образом, наши мастера
кёкушинкай приняты в элиту каратэ.
Тем не менее, я ощущал некий тупик. Я хотел научиться большему, а
дома учиться было не у кого. Поэтому я - уже тогда с черным поясом и
1-м даном - стал учеником в Японии.
Но в Японию надо было сначала попасть. Людей, регулярно выезжающих в
эту страну по линии каратэ - немного. Это, так называемые,
Бранч-Чифы - наместники от японского древа каратэ у себя на местах.
Через них и распространяется вся информация о каратэ в Японии. И,
наоборот, - в Страну Восходящего Солнца об успехах их последователей
из других частей света.
До этого, в 1996 году, я впервые попал в Японию в составе сборной
России на чемпионат мира, который проходил в Йокохаме. Естественно,
я был приятно удивлен тем, что с людьми, о которых я слышал легенды,
можно было теперь просто поговорить, пожать им руки.
Еще в 1993 году, сдавая на первый дан, я аттестовывался у японского
мастера Акеоши Матцуи, имеющего 1-й дан чемпиона мира 1986 года. К
сожалению, теперь он возглавил свою ветвь каратэ кёкушинкай,
обособившись от основной ветви семьи Сосая Масутатцу Оямы.
Кенджи Мидори, 5-й дан, - чемпион мира 1991 года, Кейджи Санпей, 6-й
дан, - дважды второй на чемпионатах мира, Макота Накамура, дважды
чемпион мира и Президент Юкио Нишида - 7-й дан. Вот с этими людьми
мне довелось познакомиться, и у них учиться. Когда я слышал об их
подвигах, мне они представлялись сверхлюдьми из стальных мышц,
этакие беспощадные терминаторы. А увидев их воочию, я был поражен,
прежде всего, тем, что передо мной стояли самые обыкновенные с виду
люди - с мягким рукопожатием, улыбчивые, добродушные. В России я
привык считать, что кёкушинкай - это крайне жесткий вид, и он должен
рождать мастеров с такими же характерами. А эти люди - чемпионы и
призеры мира - были совсем другими. Мои представления о каратэ стали
потихоньку меняться. И я понял, что нечто надо менять и в самом
себе.
Я был окрылен этими встречами. Я так зарядился энергетически, что
после чемпионата мира, приехав в Москву, начал трансформировать
приемы воинского искусства через духовные и морально-этические
аспекты. А силовое начало у меня отступило на задний план.
Попав в Японию в очередной раз, теперь на чемпионат Японии, я уже на
правах Бранч-чифа России обратился к президенту организации Юкио
Нишида с просьбой остаться поучиться в Японии. Посовещавшись с
коллегами, светило сказал, что не видит в этом большой проблемы, так
как они меня уже знают.
Я неплохо выступил на чемпионате Японии. Кстати, моим последним
соперником был Саэки Кентоку, а это шестой номер на чемпионате мира.
Я оказал ему достойное сопротивление, но все же он одержал верх.
Меня это поражение не удручило. Наоборот, провести бой с таким
сильным мастером на равных, означало, что я иду верной дорогой. Я
читал книги о древних мастерах Востока XVI - XVII веков Миямото
Мусаши и Токуан Сохо, и осознал, что возраст в воинском искусстве не
является помехой. И теперь я этому нашел реальные, более того -
личные подтверждения. Ведь я старше Кентоку на 13 лет!
В 1997 году, в конце июля, мне удалось поехать в Японию на Кубок
мира. Я остался в этой стране на целый месяц. На первом Кубке мира -
98 г. - я познакомился с Чиако Оямой - вдовой Масутатцу Оямы,
который ушел от нас в возрасте 72 лет в 1996 году. Эта смерть
является загадкой для многих: как пышущий здоровьем человек, который
до самого последнего своего дня сам проводил тренировки, вдруг ни с
того ни с сего скоропостижно скончался? Но боюсь, эта загадка
останется таковой навсегда.
В итоге получилось так, что я оказался одним из немногих в России
последователей стиля карате кёкушинкай, кто лично знаком со всем
высшим руководством ветви Оямы. Мало того, месяц своего ученичества
в Японии я провел в доме "доджо" финансового директора организации
Хироюки Охама, обладателя 6-го дана. В результате, стал неплохо
владеть разговорным японским языком, так сказать, на бытовом уровне.
Я и сейчас стараюсь продвинуться в его изучении. А поначалу очень
помогал английский. На этой смеси и началось мое обучение.
Я спал на татами, как и положено ученикам каратэ на Востоке,
принимал участие в ежедневных многочасовых тренировках. И стал
постепенно проникать в своеобразный мир японцев, обучающихся каратэ
кёкушинкай. Прежде всего, меня поразило отношение учителя к ученику,
и наоборот - ученика к учителю. У нас в России - это чрезвычайно
строгие, даже тоталитарные отношения. А там - это отношение отца к
сыну, и наоборот. Никакого грубого давления, никаких императивных
приказов и наставлений. Зато если "отец" просит "сына" выполнить
какой-нибудь сложный прием, то последний обязательно сделает то, что
надо. И это вовсе не отменяет четкой иерархии в японском мире
каратэ. Только эта иерархия существует как бы сама по себе, ей
следуют как-то естественно и незаметно для постороннего глаза.
Действует такая модель: "Ну, сынок, надо сделать вот это и вот
это...". "А почему, папа?". "А вот потому-то, потому-то и
потому-то". Ученик говорит: "Ос!" и - вперед... А через некоторое
время смотришь - из этого юнца вырастает настоящий мастер.
В теплоте таких отношений просто купаешься. При этом она же
стимулирует стремление работать над собой, совершенствовать свое
умение... Когда мы дорастем до этого? В самом лучшем случае - не
скоро.
Обычно на свои вопросы я не получал прямого ответа. Все мои вопросы
получали разрешение в поединках. Я провел за этот месяц 270
поединков. Вы представляете, сколько я получил квалифицированных
ответов, не услышав при этом и слова?! Для сравнения скажу, что
количество боев в российском "доджо", проводимых учеником за месяц,
колеблется где-то от 60 до 80.
Один бой из этих 270-ти мне запомнился больше других. Это был
специальный класс для черных поясов, где в течение трех часов мы
проводили спарринг без передыху, нанося друг другу реальные удары.
Мы были, конечно, в защитном снаряжении, но все равно - удар в
каратэ кёкушинкай есть удар... После этого занятия я взвесился и
увидел, что потерял шесть килограммов веса. Зато сколько приобрел!
В частности, я понял, что в карате кёкушинкай агрессия неуместна,
более того, она непродуктивна. Будь миролюбив, будь доброжелателен к
тому, с кем вступаешь в поединок. И если твой дух воспарил высоко,
если глубина твоего постижения искусства каратэ достаточно глубока,
тебе не надо применять грубую физическую силу - ты и так победишь!
Знаменитая "японская вежливость"... Прежде, по российскому
высокомерию, я считал ее вещью искусственной, поверхностной. Мол,
как это возможно: 24 часа в сутки - кланяйся да улыбайся? А она, эта
вежливость, оказалась естественной и глубокой для японцев чертой
характера, более того, скажу, что вежливость - это именно то, что
делает Японию - Японией.
Например, проводишь ты спарринг в Японии. И проводишь спарринг в
России. И там, и там тебе удается пробить защиту соперника и ты
понимаешь, что твой удар достиг цели, ты сделал ему больно.
В России - тебе никогда не скажут "спасибо". Наоборот - злобу
затаят. В Японии же благодарят! Кланяются и благодарят! И под
воздействием такой своеобразной реакции, когда тебе японец в свою
очередь куда-нибудь пребольно заедет, делаешь то же самое -
кланяешься и благодаришь! В жизни от себя не ожидал такого.
Но это - правильно. Потому, что не пойманный удар соперника - это
форма роста, это форма самосовершенствования тебя как воина. Это
сигнал того, что ты чего-то еще не знаешь в каратэ, тебе на это
только что указали, и за это - действительно надо говорить
"спасибо!". И это - высоко морально.
Со мной был потрясающий случай. Во всяком случае, повторюсь, для
моего российского менталитета. В 1997 году на открытом чемпионате
России, который проходил на Дальнем Востоке, я нокаутировал
японского мастера. Пятнадцать минут он приходил в себя. А после
подошел ко мне и сказал: "Вы мой учитель. Ос! Спасибо вам за урок!".
И теперь меня с этим человеком - Оши Такаши - связывают самые теплые
отношения. Когда я бываю в Японии, мы всегда встречаемся как старые,
добрые друзья, обмениваемся сувенирами.
И в моем сознании произошли ощутимые изменения. Прежде всего, я
перестал бояться фактуры. Раньше, до обучения в Японии, я ощущал на
спине холодок перед немереной "рамой", когда против меня выходил
громадный боец. А теперь я знаю, что чем больше тело, тем оно громче
падает. И всего-то делов.
Есть духовное состояние, своего рода - морально-этическое
превосходство. Если я знаю, что я прав, со мной и тысяче не
справиться!.. Если я защищаю свою жизнь, свою честь, честь и жизнь
своих друзей, своей семьи - меня не остановить. Японские и китайские
записи хранят предания о том, что средневековые банды грабителей
предпочитали нападать на вооруженные княжеские дружины, чем на
одиноко бредущих буддийских монахов. Против монаха, с его
религиозным озарением и навыками бойца, у них было меньше шансов на
победу.
Обучение и житие моё, кстати сказать, проходило в Хиросиме. Городе,
чье имя стало нарицательным. И мне было интересно ходить по улицам и
смотреть, как на меня, чужестранца, реагируют местные жители.
Бродил, наблюдал, к памятнику жертвам атомной бомбардировки
подходил. Никак не реагируют! Точнее, не реагируют отрицательно. Я
для них гость, и не более. Такая вот нация... |
|