Тибет
правда,
основанная на фактах
Издание
Департамента информации и международных отношений
Центральной тибетской администрации Его Святейшества
Далай-ламы
TOC \o "1-1" \p " " Предисловие
.............................................................................................................
PAGEREF _Toc782049 \h 8
Статус Тибета
.........................................................................................................
PAGEREF _Toc782050 \h 10
Вторжение и незаконная аннексия Тибета (1949-1951
гг.) ........... PAGEREF _Toc782051 \h 26
Народное восстание
.........................................................................................
PAGEREF _Toc782052 \h 30
Традиционное общественное устройство Тибета
........................ PAGEREF _Toc782053 \h 34
Права человека
......................................................................................................
PAGEREF _Toc782055 \h 38
Социально-экономические условия жизни
..................................... PAGEREF _Toc782056 \h 45
Религия и национальная самобытность
тибетцев....................... PAGEREF _Toc782058 \h 55
населения и контроль над демографическими
процессами. PAGEREF _Toc782060 \h 61
Состояние природы Тибета
..........................................................................
PAGEREF _Toc782062 \h 66
Милитаризация и мир в регионе
...............................................................
PAGEREF _Toc782063 \h 71
Поиски решения
....................................................................................................
PAGEREF _Toc782064 \h 74
Поскольку интерес
международной общественности к проблеме Тибета значительно вырос,
растет и спрос на информацию по этому вопросу. Мир не находится
более в политическом конфликте, навязанном ему двумя сверхдержавами
периода “холодной войны”, и теперь официальные и неофициальные
политики могут еще раз обратиться и к другим животрепещущим
проблемам, таким как, например, проблема Тибета. Сейчас многие
правительства основательно меняют свою внешнюю политику, и им
следовало бы пересмотреть и свое отношение к Тибету в соответствии
с новой политической реальностью, сложившейся после окончания
“холодной войны”. Действия парламентов и резолюции конференций,
обращающие внимание на положение прав человека в Тибете и его
политическую причину, а также стремление многих стран снова поднять
проблему Тибета в ООН натолкнулись на сильное сопротивление со
стороны правительства Китая. Одной из реакций следует рассматривать
активную пропаганду правительства Китая в духе сталинизма и
маоизма, нацеленную на то, чтобы убедить всех в его праве управлять
Тибетом и в великом благе, которое несет это управление тибетскому
народу. Настоящий документ — “Тибет: правда, основанная на
фактах”, предназначен для удовлетворения потребности в краткой
информации по ключевым сторонам тибетской проблемы и в то же время
он должен послужить ответом на китайскую пропаганду и особенно на
“Белую книгу” под названием “Тибет: его принадлежность и права
человека”. Тибетское правительство в эмиграции не считает для
себя возможным отвечать на каждую выдумку китайской пропаганды. Но,
поскольку истина на стороне тибетского народа, тибетцы чувствуют
потребность время от времени обращаться напрямую к фактам. Мы верим,
что это в конце концов поможет достичь торжества правды и
справедливости. Эта публикация затрагивает много сторон проблемы:
коренной вопрос о статусе Тибета; законность притязания на него
Китая и право тибетского народа на самоопределение; “Соглашение из
17 пунктов” и его отражение на статусе Тибета; события, приведшие к
сопротивлению китайскому правлению, и бегство Далай-ламы в Индию;
общественное устройство Тибета до китайской оккупации и
демократические реформы, предложенные Далай-ламой; права человека в
оккупированном Тибете; попрание религиозной свободы; условия жизни
в Тибете и колониализм; демографические процессы и контроль над
ними; природа Тибета; проблемы милитаризации Тибета; попытки
решения проблемы Тибета.
Одна из сторон
проблемы Тибета получила недостаточное освещение раньше, хотя это
очень важно для понимания многого, что происходит в Тибете сегодня.
Имеется в виду колониалистское правление Китая.
Мы склонны
отождествлять колониализм с европейской колониальной экспансией
двух прошедших столетий. Но, как указывали в ходе дебатов на
Генеральной Ассамблее ООН по тибетскому вопросу представители
малазийского, ирландского и других правительств, колониализм во
всех своих проявлениях должен быть искоренен независимо от того,
действует ли он на Западе или на Востоке.
Сами китайцы говорят
о Тибете как о колонии, считая, что он не часть собственно Китая, а
является некитайской территорией, которой Китай имеет право владеть
и эксплуатировать на основании отношений, существовавших 700, в
лучшем случае 200 последних лет. Эта позиция уже очевидна из
названия “Белой книги” китайского правительства, которое заявляет о
“владении” Тибетом. Если бы Тибет действительно был неотъемлемой
частью Китая в течение столетий, как утверждают китайцы, то Тибет не
мог бы быть объектом “владения”страны, частью которой он уже
является. Само понятие “владение” Китая Тибетом, в сущности,
колониалистское и империалистическое.
Колониализм имеет
много существенных черт, которые изобилуют в китайском управлении
Тибетом.
К наиболее общим
чертам колониализма мы относим:
— господство
иностранной власти;
— достижение и
поддержание контроля посредством неравноправного договора, опоры на
армию, колониальную администрацию и экономический прессинг;
— неприятие
иностранного господства колонизированным народом в активных и
пассивных формах;
— репрессии против
сопротивляющихся колониальному режиму;
— шовинизм и
дискриминация в отношении коренного населения;
— навязывание
колонии чуждых ценностей, провозглашаемых при этом
цивилизаторскими;
— навязывание
экономических программ развития и эксплуатация природных ресурсов,
выгодных только метрополии;
— переселение
граждан метрополии в колонию и другие формы демографической
политики;
— маниакальное
желание удержать колонию, несмотря на политические и экономические
издержки.
Большинство из этих
атрибутов колониализма обсуждается в нашем документе. Подобные
вопросы рассматриваются и в китайской “Белой книге”, правда с
позиции империализма и колониализма, на которой стоит китайское
правительство.
Содержание
Статус Тибета
Вторжение и
незаконная аннексия Тибета (1949— 1951 гг.)
Народное восстание
Традиционное
общественное устройство Тибета
и демократические
основы его будущего
Права человека
Социально-экономические условия жизни
и колониализм
Религия и
национальная самобытность тибетцев
Перемещение
населения и контроль
над демографическими
процессами
Состояние природы
Тибета
Милитаризация и мир
в регионе
Поиски решения
Введение
Ко времени оккупации
Тибета войсками Народно-освободительной армии Китая (НОАК) в 1949
году наша страна была независимым государством и
de
facto,
и
de jure.
И военное вторжение означало агрессию против суверенного
государства, грубо нарушавшую международное право. Продолжающаяся
сегодня оккупация Китаем Тибета, опирающаяся на штыки нескольких
сотен тысяч солдат, представляет собой открытое насилие над
международным правом и над неотъемлемым правом тибетского народа
на независимость.
Китайское
коммунистическое правительство провозгласило, что оно обладает
правом на “владение” Тибетом. Но провозгласило, основываясь не на
своем завоевании в 1949 году, и не на эффективном контроле над
Тибетом с тех пор или с 1959 года. Не утверждает китайское
правительство свое право на “владение” и на основе так называемого
“Соглашения о мирном освобождении Тибета из 17 пунктов”, навязанного
Тибету в 1951 году. Вместо этого в своем официальном заявлении Китай
апеллирует к историческим отношениям в основном монголов или
маньчжуров с тибетскими ламами или, в меньшей мере, китайских
правителей и тибетских лам. Основные события, к которым обращаются
китайцы, произошли несколько сот лет назад, во времена кульминации
монгольской экспансии, когда монгольские императоры распространили
свое политическое господство почти по всей Азии и на больших
территориях Восточной Европы, когда маньчжурские императоры
управляли Китаем и распространили свое влияние на Восточную Европу
и Центральную Азию, включая и Тибет, особенно интенсивно это
происходило в восемнадцатом столетии. Не подлежит сомнению, что на
протяжении своей большой истории в различные времена Тибет
находился под иностранным влиянием монголов, непальцев,
маньчжурских императоров и британских правителей Индии. В другие
времена своей истории Тибет сам пробовал свою силу и влияние на
соседях, включая и Китай. Трудно было бы сегодня найти какое-либо
государство в мире, которое бы не было под иностранным господством
или влиянием в какой-нибудь период своей истории. В случае с
Тибетом степень и продолжительность иностранного влияния и
вмешательства были довольно ограниченными. Более того, отношения с
монгольскими, китайскими и маньчжурскими правителями в той степени,
в которой они имели политическое значение, имели всегда личностную
основу, но никогда не подразумевали союз или интеграцию тибетского
государства с китайским.
Сколько бы ни была
привлекательной древняя история Тибета, его положение ко времени
китайского вторжения может быть, конечно, определено только на
основе фактов современной истории, особенно на основе его отношения
с Китаем начиная с 1911 года, когда китайцы свергли иностранное
маньчжурское правление и стали хозяевами своей страны.
Каждая страна может
обратиться к некоторому периоду своей истории: чтобы обосновать
свои территориальные притязания к соседним государствам. Но это
неприемлемо для международного права и практики. Читатель китайской
“Белой книги”, имеющей название “Тибет: принадлежность и права
человека”, будет поражен тем, насколько авторам удалось
игнорировать тибетскую историю первой половины XX века. Это потому,
что начиная с 1911 года вплоть до полной оккупации Тибета в 1951
году нет ни одного свидетельства китайского господства или влияния,
которые бы подтвердили претензию Китая. Фактически, все явно
свидетельствует о противоположном — о том, что, в сущности, Тибет
был суверенным государством, не зависимым от Китая. Этот вывод
получил поддержку большинства юристов и экспертов по данной
проблеме. Комитет по соблюдению законности в Тибете Международной
комиссии юристов сообщал в своем докладе по правовому статусу
Тибета:
“С 1913 по 1950 год
Тибет обладал всеми признаками государственности в соответствии с
международным правом. В 1950 году там был народ и территория, и
правительство, которое управляло этой территорией, ведя свои
внутренние дела независимо от внешнего влияния. С 1913 по 1950 год
внешние отношения Тибета определялись исключительно правительством
Тибета, и страны, которые взаимодействовали с Тибетом, как
показывают официальные документы, рассматривали Тибет как
независимое государство”. [Tibet
and Chinese People's
Republic.
Geneva,
1960.
P.
5, &]
Сорок лет
независимости—это достаточный для страны срок, чтобы ее можно было
рассматривать таковой в мировом сообществе. Многие сегодняшние члены
ООН были независимыми такой или более короткий период. Но в случае
с Тибетом даже его древняя история была выбо-рочна переписана
пропагандистской машиной китайского правительства с целью отстоять
провозглашенное “владение”. Таким образом, даже если нет
необходимости в обсуждении ранней истории Тибета, но для того, чтобы
понять его статус накануне китайского вторжения, мы полагаем, было
бы полезно вспомнить ее вкратце, с тем, чтобы привести прямое
свидетельство.
Статус Тибета: 1911—1951 гг.
Может быть,
недостаточен тот аргумент, что накануне китайского военного
вторжения, которое началось в конце 1949 года, Тибет обладал всеми
атрибутами государства в соответствии с международным правом:
установленная границами территория, население, проживающее на ней,
правительство со способностью вступать в международные отношения?
Территория
Территория Тибета
практически соответствует Тибетскому плато площадью 2,5 миллиона
квадратных километров. В разное историческое время велись войны и
подписывались договоры о границах.
Население
Население Тибета ко
времени китайского вторжения составляло приблизительно шесть
миллионов человек. Это население и образовывало тибетский народ с
особой историей, богатой культурой и духовными традициями. Тибетцы
как народ отличаются от китайцев и других соседних народов. Не
только тибетцы никогда не считали себя китайцами, но и китайцы также
никогда не считали их таковыми (отсюда, например, ссылки на
“варваров” в китайских исторических летописях).
Правительство
Правительство Тибета
размещалось в Лхасе, столице Тибета. Оно состояло из главы
государства (Далай-лама), Кабинета министров (Кашага), Национальной
ассамблеи (Цонгду) и выборной бюрократии для управления обширной
территорией Тибета. Судебная власть была создана и развита Сонгценом
Гампо (VII век), Джангчуб Гьялценом (XIV столетие). Пятым
Далай-ламой (XVII век) и Тринадцатым Далай-ламой (XX век) и
осуществлялась судьями, которых назначало правительство.
Правительство Тибета
собирало налоги, выпускало деньги, управляло государственной почтой
и выпускало почтовые марки, командовало небольшой армией страны и в
общем само вело все свои дела. Это была старая форма правления,
которая хорошо обеспечивала нужды Тибета в прошлом, но ей необходима
была реформа, для того чтобы страна могла идти в ногу со
значительными политическими, социальными и экономическими
изменениями, которые произошли в мире. Тибетская форма правления
характеризовалась сильной децентрализацией: значительное
количество районов и княжеств Тибета пользовались большой
самостоятельностью в управлении. Это было неизбежным из-за обширной
территории страны и из-за отсутствия развитых коммуникаций.
Международные отношения
Международные
отношения Тибета были сфокусированы на соседних странах. Тибет
поддерживал дипломатические отношения с Непалом, Бутаном, Сиккимом,
Монголией, Китаем, Британской Индией и, ограниченный период, с
Россией и Японией. Независимая внешняя политика Тибета наиболее
наглядно, возможно, была продемонстрирована нейтралитетом страны во
время второй мировой войны. Несмотря на сильное давление
Великобритании, США и Китая с целью достигнуть разрешения от Тибета
провезти по его территории военные поставки, в то время как Япония
блокировала “бирманскую дорогу”, Тибет твердо придерживался
объявленного нейтралитета, который союзники были вынуждены уважать.
Китай декларирует
сегодня, что “ни одна страна никогда не признавала Тибет”. По
международному праву, признание может быть получено посредством
открытого акта признания или подразумеваться в действиях.
Заключение договоров, даже ведение переговоров и, конечно,
поддержание дипломатических отношений—все это есть формы признания.
Монголия и Тибет заключили договор о взаимном признании в 1913 году,
Непал не только заключал мирные договоры с Тибетом, но и имел посла
в Лхасе, а также заявил в ООН в 1949 году, при вступлении в эту
организацию, что он поддерживает независимые дипломатические
отношения с Тибетом, такие же, как и с несколькими другими
странами—Великобританией, США, Индией и Бирмой.
Непал, Бутан,
Британия, Китай и Индия сохраняли дипломатические миссии в столице
Тибета, Лхасе. Хотя Китай в своей пропаганде утверждает, что его
миссия в Тибете была отделением так называемой Комиссии по делам
Тибета и Монголии гоминьдановского правительства, тибетское
правительство рассматривало ее исключительно как дипломатическое
представительство. Его статус был ничуть не выше, чем статус
непальского посольства или британской миссии (Непал имел
полномочного посла или “вакила” в Лхасе). Тибетское
внешнеполитическое ведомство также имело ограниченные отношения с
Соединенными Штатами, когда президент Ф. Рузвельт послал эмиссаров
в Лхасу с просьбой помочь союзническим усилиям против Японии во
время второй мировой войны. Также во время четырех обсуждений
тибетской проблемы на Генеральной Ассамблее ООН в 1959, 1960, 1961
и 1965 годах многие страны специально указывали на Тибет как на
независимую страну, незаконно оккупированную Китаем.
Отношения с националистическим Китаем
Китайская позиция в
период с 1911 по 1946 годы была двусмысленной. С одной стороны,
националистическое правительство односторонне заявляло в своей
конституции и сообщениях другим странам, что Тибет является
провинцией Китайской Республики (одной из “пяти рас” республики). С
другой стороны, оно признавало в своих официальных контактах с
правительством Тибета, что Тибет не является частью Китайской
Республики. И китайский президент неоднократно посылал письма и
посланников к Далай-ламе и тибетскому правительству, предлагая
“соединиться с Китайской Республикой”. Подобные предложения
посылались Китаем и правительству Непала. И Тибет, и Непал
постоянно отвергали присоединение к Китаю. В ответе на первое письмо
китайского президента Юань Шихая Тринадцатый Далай-лама отверг
предложение соединиться с республикой, объясняя вежливо, но
уверенно, что тибетцы “не признают” китайское правительство, помня
о несправедливостях в прошлом, и заявил:
“Республика (Китай.
— Пер.) провозглашена совсем недавно и фундамент нации еще
достаточно слаб. Президенту следовало бы приложить свои силы к
укреплению порядка в своей стране. Что касается тибетцев, то они
абсолютно способны сохранить свое существование нерушимым, и нет
необходимости Президенту беспокоиться и расстраиваться”.
[Guomin
Gongbao.
1913. 6
Jan.']
В “Белой книге”
приводится цитата Тринадцатого Далай-ламы, сказавшего “посланнику
из Пекина” в 1919 году следующее: “Моим намерением не является
тайное соглашение с британцами... Я клянусь быть преданным нашей
стране и сообща работать на благо пяти рас”. В том же году
неофициальная показная делегация прибыла в Лхасу как бы для
того, чтобы сделать религиозные подношения Тринадцатому Далай-ламе,
но на самом деле — чтобы убедить тибетского лидера вести переговоры
по соглашению с Китаем. Однако Далай-лама гласно отверг это
предложение и вместо этого призвал к трехсторонним переговорам в
Лхасе.
Ли Ма-дзин, женщина
из тибето-китайской семьи, прибыла в Лхасу в 1936 году. Ее визит
рассматривался как частный. Она также пыталась передать тибетскому
правительству предложения китайского президента. Но тибетцы не
поддержали ее усилий. В китайской “Белой книге” утверждается, что
Далай-лама в своих сообщениях через нее признал, что Тибет — часть
Китая. В приведенной цитате говорится: “Мое величайшее желание—это
действительный мир и объединение Китая” и т. д. Но письменных
свидетельств, что Далай-лама делал подобные заявления в 1930 году,
нет. Наоборот, официальный отчет об ответе Далай-ламы китайскому
президенту в 1930 году противоречит этому заявлению. В отчете
упоминается список из восьми вопросов, переданных Далай-ламе от
имени президента Китая, и содержатся все ответы Далай-ламы.
По поводу отношений
с Китаем и китайского влияния в Тибете Далай-лама заявил:
“Для стабильности
религиозно-политического порядка в Тибете и счастья его подданных
лучше бы было провести переговоры и заключить договоры, поскольку
это будет иметь результатом надежные договоренности”.
Относительно же
независимости Тибета и о приграничных территориях, занятых Китаем,
которые Тибет хотел вернуть себе обратно, Далай-лама сказал:
“Имея отношения [с
Китаем. — Пер.'] как духовный наставник с милостынедателем, Тибет
обладал большой независимостью. Мы хотим сохранить статус-кво. Мы
считаем, что в приграничных районах стабильность на длительный
период может быть обеспечена в случае возврата нам отторгнутых
территорий”.
[Record
of the 13th Dalai Lama's communication, dated 15th day of the 4th
Tibetan Month, Iron-Horse Year 1930]
Другим китайским
посланникам в Тибет — генералу Хуан Му-сану в 1934 году и У Чжо-сину
в 1940 также было совершенно определенно заявлено тибетским
правительством, что Тибет был и желает остаться независимым. В
связи с этим необходимо сказать, что ни китайское правительство, ни
его “специальный посланник” (Хуан Му-сан) не сыграли никакой роли в
назначении Радинга Ринпоче регентом после кончины Тринадцатого
Далай-ламы.
Хуан Му-сан был
первым, кому позволили посетить Тибет в качестве официального
представителя Китая начиная с 1911 года. Тибетцы не отказали ему в
разрешении, потому что он прибыл поклониться покойному Далай-ламе и
выразить тибетскому народу соболезнования своего народа. В связи с
этим он и прибыл в Лхасу в апреле 1934 года, спустя три месяца после
того, как Радинг Ринпоче стал регентом.
Цонгду (Национальная
ассамблея) предложила четырех кандидатов на регентство: Радинга
Ринпоче, Гадена Трипу, Еши Вангдена и Пхурчока Ринпоче. Из них
посредством церемонии вытягивания жребия, проводившейся перед
статуей Авалокитешвары в Потале, регентом был избран Радинг Ринпоче.
[Thupten Tenthar Lhawutara in Bod kyi Lo rGyus Rig
gNas dPyad gZhi'i rGyu cha bDams BsGrigs I People's Publishing
House. Beijing.
Vol.
12, 1990]
В своей “Белой
книге” китайцы утверждают, будто вдставители тибетского
правительства были делегированы для участия в работе сессии
Народного собрания Китая в Нанкине в 1931 и 1946 годах. В
действительности же, в 1931 году Далай-лама отправил в этот город
Кхенпо Кунчока Джунгне для того, чтобы он открыл там
представительство Тибета и обеспечивал постоянную связь с
китайским правительством. Кроме того, в 1946 году в Дели и Нанкин
была отправлена правительственная делегация с почетным поручением
поздравить с победой во второй мировой войне стран-союзниц:
Британию, США и Китай. Эта делегация не имела указания и полномочий
участвовать в сессии Народного собрания Китая. Комментируя это
событие по просьбе Комитета по соблюдению законности в Тибете
Международной комиссии юристов. Далай-лама сказал: “Они (тибетские
делегаты, приехавшие в Нанкин) не представляли официально никого в
Собрании. И когда ложь китайской пропаганды стала известна нашему
правительству, им было предписано вообще там не появляться”.
Что касается
учреждения националистическим гоминьдановским правительством
Комиссии по делам Тибета и Монголии, которая также служила
поддержанию некой видимости контроля над этими странами, то, надо
сказать, до сегодняшнего дня гоминьдановское правительство Тайваня
сохраняет ее, хотя при этом заявляется, что она не имеет юрисдикции
не только над Тибетом, но и над всей Монголией, включая и Внешнюю
Монголию, которая была признана независимой страной в 1924 году. Да
и, с другой стороны, тибетское правительство никогда не признавало
этой комиссии, которая никогда не имела никакой власти над Тибетом.
Дебаты в ООН
Когда армия
коммунистического Китая начала вторжение в Тибет в 1949 году,
тибетское правительство незамедлительно обратилось в ООН с просьбой
оказать помощь в противодействии этой агрессии. Британия и Индия на
Генеральной Ассамблее ООН предложили не предпринимать никаких
действий некоторое время, чтобы не спровоцировать Китай к
полномасштабной военной акции. Но большинство членов ООН восприняли
это как агрессию, что со всей очевидностью подтвердилось в ходе
обсуждения проблемы Тибета на сессиях Генеральной Ассамблеи ООН в
1959, 1960, 1961 и 1965 годах, когда представители многих
правительств поддержали мнение посла Филиппин , заявившего, что
Тибет—это “независимая страна” и что “накануне китайской агрессии
Тибет не зависел ни от какого другого государства”. Он определил
китайскую агрессию как “наихудший вид империализма и колониализма,
который когда-либо был и есть”. Никарагуанский представитель осудил
китайское вторжение и сказал:
“Народы Америки,
рожденные в свободе, несомненно, с возмущением отнесутся к любому
акту агрессии, особенно, когда она осуществляется большой страной
против маленького и слабого государства”. Представитель Таиланда
напомнил высокому собранию, что большинство государств “отвергают
заявление, в котором утверждается, что Тибет—часть Китая”. И
Соединенные Штаты осудили китайскую агрессию и вторжение в Тибет. А
представитель Ирландии сказал следующее:
“В течение
тысячелетий или, во всяком случае, двух тысячелетий (Тибет) был
свободен и полностью управлял своими делами, как и любая нация,
представленная в этой Ассамблее, и был во много раз свободнее в
этом, чем многие присутствующие здесь нации”. [UN
GA Docs A/
PV
898 1960);
A/PV
1394, 1401, 1965]
В ходе дебатов
только страны коммунистического блока открыто поддержали Китай в
этом вопросе.
Из официальных
заявлений, сделанных в ходе обсуждения этой проблемы, становится
очевидным, что утверждение Китая, будто бы ни одна страна никогда
не признавала независимость Тибета и никогда не считала военную
интервенцию Китая агрессией, оказывается просто ложью.
Заключение
Китай не может
отрицать факт независимости Тибета в 1911—1951 годах, не искажая
истории. Даже глава последней китайской миссии Шен Цун-ли написал в
1948 году: “С 1911 года Лхаса (т. е. тибетское правительство в
Лхасе) пользовалась полной самостоятельностью во всех своих делах”
[Tibet
and the Tibetans I
Shen,
T.
and Liu,
S.
New York,
1973.
P.
62]. Сам Мао Цзэ-дун, проходивший во время “большого броска” через
пограничные районы Тибета и пользовавшийся помощью тибетцев,
отмечал: “Когда-нибудь мы должны заплатить наш единственный внешний
долг тем маньчжурам и тибетцам, провизию которых мы были вынуждены
брать”.
[Red
Star over China
I igar
Snow. New York. 1961. P. 214. Emphasis added]
Возникновение институтов Далай- и Панчен-ламы
В китайской “Белой
книге” утверждается: “В 1653 и 1713 гг. цинские императоры даровали
почетные титулы Пятому Далай-ламе и Пятому Панчен-ламе. С этого
времени и учреждены титулы Далай-ламы и Банчен-эрдени и их
политический и религиозный статусы: Далай-лама управляет большей
территорией из Лхасы, а Банчен-эрдени — остальной территорией Тибета
из Шигацзе”. Такое утверждение абсолютно не обосновано.
Тибетский святой и
мыслитель Цонкапа (1357—1419) основал школу Гелуг тибетского
буддизма. Она стала четвертой основной школой тибетского буддизма,
помимо Ньингма, Сакья и Кагью. Панчен Гедундруп был ближайшим
учеником Цонкапы.
Сонам Гьяцо, третий
перерожденец Панчена Гедундрупа, был приглашен к монгольскому двору
Алтан-ханом, который первым и присвоил ему титул “Талай
(Далай)-лама”. Этот титул соответственно был перенесен и на двух его
предшественников, что сделало Сонама Гьяцо Третьим Далай-ламой. Так
началась линия преемственности Далай-лам. Поэтому утверждение
китайской пропаганды о том, что титул “Далай-лама” был учрежден
веком позже маньчжурским императором, является ложью.
Отношения,
установленные между Третьим Далай-ламой и Алтан-ханом, были
духовными, но они получили политический резонанс спустя два
столетия, в 1642 году, когда монгольский хан Гушри помог Пятому
Далай-ламе (Нгавангу Лобсангу Гьяцо—1617—1682 гг.) стать высшим
политическим и духовным лидером Тибета. В свою очередь, Пятый
Далай-лама присвоил титул “ЧойкьиГьялпо” (“Дхарма раджа”) своему
монгольскому патрону. С этого времени последующие Далай-ламы
управляли Тибетом как независимые главы государства. Как видим,
политический статус Далай-ламы не был учрежден маньчжурским
императором цинской династии, как утверждается в китайской “Белой
книге”. Далай-лама с помощью своего монгольского покровителя обрел
свое положение за два года до того, как возникла сама династия Цин.
В 1447 году Панчен Гедундруп, известный как Первый Далай-лама,
основал монастырь Ташилунпо. Последующим настоятелям этого
монастыря благодаря их большой учености был присвоен титул “Панчен”.
Пятый Далай-лама передал во владение этот монастырь и другое
имущество своему учителю, Панчену Лобсангу Чойкьи Гьялцену
(1570—1662). После этого Панчен-ламы избирались на основе признания
перерождения, и каждый последующий Панчен-лама сохранял за собой
монастырь и имущество. Подобным же образом дело обстояло и с другими
наиболее важными перерожденцами — с Сакьей, Пхагпой, Дакьябом Лоден
Шерабом и др., которым тибетское правительство также передало
земли. Но это не имело абсолютно никакого политического значения.
Панчен-ламы и другие высшие ламы обладали только религиозным
авторитетом и никогда не выполняли функций политических
наместников, что пытается доказать китайская пропаганда. В
действительности политическая власть в Шигацзе и Ташилунпо
осуществлялась районными администраторами, назначенными Лхасой.
Таким образом,
маньчжурский император не сыграл никакой роли в учреждении
религиозного и политического институтов Далай- и Панчен-ламы.
После вторжения в
Тибет китайское коммунистическое правительство все время старалось
использовать недавно почившего Панчен-ламу, чтобы узаконить свое
присутствие в стране. Много раз Пекин предписывал ему участвовать в
политике, понуждая к доносам и занятию места Далай-ламы. Но он
отвергал все это, за что на несколько лет был посажен в тюрьму и
подвергался плохому обращению.
В своей “Белой
книге” китайское правительство, как это раньше делали правительства
гоминьдана, заявляет, что оно сыграло решающую роль, с помощью
своего посланника У Чжо-сина, в выборе и признании Четырнадцатого
Далай-ламы. Утверждается следующее: “...простой факт, что признание
Четырнадцатого Далай-ламы требовало одобрения [китайского]
национального правительства, есть достаточное доказательство того,
что Тибет не был независимым в тот период (1911—1949 гг.)”.
В действительности
же. Далай-лама был выбран в соответствии с древними религиозными
верованиями и традициями тибетцев, и никакого одобрения китайского
правительства не нужно было, его и не искали. Фактически, это
проидошло в 1939 году, еще до того, как У Чжо-син прибыл в Лхасу,
когда регент Радинг объявил имя сегодняшнего Далай-ламы в
Национальной ассамблее Тибета, которая единогласно утвердила этот
выбор. 22 февраля 1940 года, когда проводилась церемония возведения
на трон, У Чжо-син, как и посланники Бутана, Сиккима,
Heпала
и Британской Индии, не имел никакого особого положения. Британский
представитель, сэр Б. Гоулд, объяснял, что китайская версия
событий—это фальсификация, которая была подготовлена и
распространена до описываемого события. Фиктивный отчет У
Чжо-сина, который берется за основу Китаем, показывает то, к чему
стремился Китай, но не то, что произошло на самом деле. Китайская
пропаганда также использует фотографию в “Чайниз ньюс рипорт”, на
которой сняты Далай-лама и У Чжо-син и подпись к которой указывает,
что она сделана во время возведения на трон. Но, согласно Нгабо
Нгавангу Жигме, заместителю председателя Постоянного комитета
Всекитайского собрания народных представителей, это фото было
сделано спустя несколько дней после церемонии, когда У получил
частную аудиенцию у Далай-ламы. “Утверждение У Чжо-сина о том, что
он председательствовал на церемонии возведения на трон, основанное
на этой фотографии, есть вопиющее искажение исторических
фактов”,—заявил Нгабо в “Тибет дейли” 31 августа 1989 года.
Ранняя история
Согласно тибетским
анналам, первый царь Тибета правил уже в 127 году до н. э., но
только в седьмом веке нашей эры Тибет сформировался как единое и
сильное государство, которое возглавил царь Сонгцен Гампо. С его
правления начался период завоеваний, который длился три века.
Короли Непала и императоры Китая предлагали своих дочерей в жены
тибетским царям. Женитьба на непальских и китайских принцессах
имела большое значение, поскольку жены царей активно способствовали
распространению буддизма в Тибете. Китайская пропаганда все время
указывает на политическое значение женитьбы Сонгцена Гампо на
китайской принцессе Вэн Чэн, сознательно не упоминая других жен
царя, особенно непальскую принцессу, чье влияние было, пожалуй,
большим, чем ее китайской напарницы.
Тибетский правитель
Трисонг Децен (годы царствования: 755—797) расширил границы Тибета
за счет завоеванных им китайских территорий. В 763 году была
захвачена китайская столица Чанъань (современный Сиань), и Китай
вынужден был платить ежегодную дань. В 783 году был подписан
договор, определивший границы между Тибетом и Китаем.
Свидетельством этих побед является надпись на колонне, стоящей у
основания дворца Потала в Лхасе.
Мирный договор,
подписанный Тибетом и Китаем в 821 году,— очень важный документ для
понимания характера отношений между двумя великими державами Азии.
Он был выбит на трех каменных колоннах на тибетском и китайском
языках. Одна колонна была поставлена на горе Гунгу, чтобы разделить
территории двух стран, вторая— в Лхасе, где находится и сейчас, а
третья — в столице Китая, в Чанъане. Фрагменты этих надписей,
приведенные в китайской “Белой книге”, неточны и вырваны из
контекста с целью создать впечатление того, что данный мирный
договор был своего рода союзным договором. Это далеко от истины, что
ясно из следующего фрагмента договора:
“Тибет и Китай будут
придерживаться тех границ, в которых они ныне располагаются. Все,
что к востоку, есть страна Великого Китая, а все, что к западу,
есть, безусловно, страна Великого Тибета. Отныне ни одна сторона не
должна ни вести войны, ни захватывать территории”. И оскорбляет то,
как китайцы в “Белой книге” смогли проинтерпретировать эти события,
настаивая на том, что “тибетцы и ханьцы (китайцы) посредством
династийных браков и договоров создали крепкий политический союз,
развили тесные экономические и культурные связи, заложив прочный
фундамент для окончательного объединения в одну нацию”. Фактически
же тибетские и китайские исторические хроники свидетельствуют о
прямо противоположном и говорят об этих странах как о
самостоятельных и сильных державах.
В середине девятого
века Тибет распался на несколько княжеств. Тибетцы обратили свои
надежды к Индии и Непалу, сильное религиозное и культурное влияние
которых импульс для их духовного и интеллектуального развития.
Отношения с
монгольскими правителями (период с 1240 по 1350 год)
Чингис-хан и его
преемники завоевали обширные территории Азии и Европы, создав одну
из самых огромных империй, какую когда-либо знал мир. Ее земли
протянулись от Тихого океана до Восточной Европы. В 1207 году под
натиском монголов находившееся к северу от Ти-, Тангутское
государство. А в 1271 году над восточной частью империи была
провозглашена власть монгольской династии Юань. К 1279 году на юге
Китая пала Сунская династия, и монголы полностью закончили свое
завоевание этой страны. Сегодня китайцы утверждают, что Юаньская
династия была китайского происхождения. Заявляя так, они как бы
предъявляют исторические права на все завоевания монголов, по
крайней мере, на их восточную часть.
Внук Чингис-хана
Годан-хан в 1240 году отправил экспедицию в Тибет и пригласил
одного из наиболее значительных религиозных лидеров Тибета, Сакья
Пандиту Кунга Гьялцена (1182—1201), к своему двору. Так было
положено начало продолжительным отношениям Тибета и Монголии,
которые имели особый — духовно-патрональный характер. Их тибетское
название “чой-йон”, что означает “духовный
[наставник]—патрон-милостынедатель”. Преемник Годан-хана Хубилай-хан
принял буддизм и пригласил Дрогона Чойгьяла Пхагпу, племянника
Сакья Пандиты, быть своим духовным наставником. Таким образом,
отношения “чой-йон” реализовались в принятии Хубилаем буддизма как
государственной религии его империи и в признании Пхагпы ее высшим
духовным авторитетом. В благодарность за это Хубилай в 1254 году
предоставил своему Учителю политическую власть над Тибетом,
присвоив ему различные почетные титулы.
Эти первичные
отношения “чой-йон” затем были укреплены отношениями такого же
характера между ламами и монгольской или тибетской знатью. Эти
уникальные по своему содержанию отношения между государствами в
Центральной Азии послужили также основой отношений между
маньчжурскими императорами и последующими Далай-ламами. Отношения
“чой-йон” имели личностный характер, основываясь на почитании
патроном своего духовного наставника, и продолжали существовать,
даже если политическое положение первого изменялось. Это очевидно
по монголо-тибетским отношениям “чой-йон”, которые продолжали
существовать даже после падения династии Юань.
Существенным
элементом этих отношений была защита патроном своего духовника в
благодарность за наставления в учении и благословение, но не в
обмен на преданность. В некоторых случаях отношения “чой-йон”
приобретали масштабный политический характер, когда от патрона
ожидалась и военная помощь для защиты Учителя,его традиции. Но эти
отношения не означали его верховенства, хотя китайская пропаганда
настаивает на обратном.
С того времени,
когда буддизм стал государственной религией восточной части
Монгольской империи, а Сакья-лама (Пхагпа) — ее высшим духовным
авторитетом, монголо-тибетские отношения лучше всего могут быть
определены понятием “взаимозависимость”. Имеется в виду
равноправное взаимозависимое верховенство правителя-мирянина и
духовного авторитета одновременно. В то время как правление
духовного лидера в Тибете зависело от защиты и поддержки его
патрона, легитимность деятельности последнего в Монгольской империи
зависела от ламы.
Никто не отрицает,
что монгольские императоры распространили свое влияние на Тибет.
Но, в противоположность утверждению, сделанному в китайской “Белой
книге”, о том, что “в середине тринадцатого века Тибет был
официально включен в состав империи Юаней”, мы можем сказать, что ни
один монгольский император никогда не предпринимал попыток управлять
Тибетом непосредственно, Тибет никогда не платил монголам дани и не
рассматривался монгольскими императорами частью Китая.
Тибет прекратил
политические отношения с Монголией в 1350 году, когда царь Чжангчуб
Гьялцен (годы правления — 1350—1364) отобрал силой власть у лам
традиции Сакья. Он покончил с монгольским влиянием в тибетской
административной системе и ввел новый, основанный на национальных
традициях порядок управления. Он издал Свод законов для управления
судом [Trimyig
Shelchey Cho-nga,
i.
e.
“15
Article Code”].
Китай же вновь обрел свою независимость от монголов только спустя
восемнадцать лет после этого. В Китае стала править династия Мин.
Отношения с
китайскими императорами в период с 1368 по 1644 год
В своей “Белой
книге” китайцы утверждают, что китайская династия Мин “сместила
династию Юань и унаследовала право на управление Тибетом”. Но эта
трактовка событий не имеет под собой никакой исторической базы.
Выше мы уже показали, что установление отношений между монгольскими
ханами, или императорами, и тибетскими ламами предшествовало
монгольскому завоеванию Китая. Также и отношения между Тибетом и
Монголией были прерваны раньше, чем Китай обрел свою независимость
от последней. Китайские императоры династии Мин не унаследовали
никаких отношений от монгольских ханов. С другой же стороны,
монгольские правители продолжали поддерживать тесные религиозные и
культурные отношения “чой-йон” с тибетцами в течение веков после
прекращения политических отношений.
И даже если монголы
и имели влияние на Тибет, было бы слишком самоуверенно со стороны
Китая требовать монгольское наследство тогда, когда существует
единственный законный представитель монгольского народа — Внешняя
Монголия.
Контакты между
Тибетом и минским Китаем были редки и ограничены главным образом
поездками лам из соперничавших монастырей в Китай, где они получали
почетные титулы и дары от китайского императора. Эти визиты
упоминаются в тибетских исторических хрониках пятнадцатого и
семнадцатого веков, но в них нет ни одного свидетельства
относительно политической зависимости Тибета от Китая или его
правителей, или от императоров династии Мин. В “Белой книге” же
подчеркивается, что эти связи отдельных лам с Китаем обнаруживают
власть последнего над Тибетом. Но поскольку те ламы не управляли
Тибетом, то, какой бы характер ни имели эти связи, они не могли
поставить под вопрос независимость Тибета.
С 1350 года Тибетом
управляли цари из рода Пхагмодру, а затем, примерно с 1481
года,—династия Ринпунг. В 1406 году царь Дакпа Гьялцен не принял
императорского приглашения посетить Китай. Это ясно свидетельствует
о суверенности власти тибетских правителей в то время.
Примерно с 1565 года
и до установления власти Пятого Далай-ламы в 1642 году,
осуществившегося за два года до падения династии Мин в Китае,
Тибетом правили цангские цари. Есть свидетельства спорадических
дипломатических отношений между некоторыми правителями из этой
династии и минскими императорами, причем последние не имели никакой
власти над первыми или влияния на них.
В 1644 году
китайские императоры были в очередной раз побеждены иностранными
завоевателями. На этот раз маньчжуры установили власть над огромной
империей, основную часть которой составлял Китай. Они основали
собственную династию — Цин.
Отношения с
маньчжурами в период с 1639 по 1911 год
В 1642 году Великий
Пятый Далай-лама с помощью своего монгольского патрона Гушри-хана
стал верховным политическим и религиозным правителем Тибета. С тех
пор тибетцы именуют его своим “гонгса ченпо”, или “высшим
сувереном”. Он пользовался авторитетом далеко за пределами Тибета.
Пятый Далай-лама не
только поддерживал тесные отношения с монголами, но и установил
прочные связи с маньчжурскими правителями. В 1639 году, до того как
Далай-лама обрел высшую политическую власть и до того как маньчжуры
завоевали Китай и установили правление Цинской династии,
маньчжурский император Тайцзу пригласил Далай-ламу в свою столицу
Мукден (сегодняшний Шэньян). Не имея возможности приехать лично,
Далай-лама направил посланника, который был принят императором с
большими почестями. Таким образом, между Далай-ламой и маньчжурскими
правителями установились отношения “чой-йон”. Отношения,
развивавшиеся между маньчжурами и тибетцами, так же как и отношения
между тибетцами и монголами, формировались без участия Китая. О.
Латтимор указывал следующее относительно Цинской династии:
“Фактически существовала только маньчжурская империя, Китай был лишь
ее частью”, [Studies
in Frontier History]
Победив Китай и
присоединив его к маньчжурской империи, император Шунь-чжи в 1653
году пригласил Пятого Далай-ламу посетить с визитом столицу
империи. В знак высочайшего уважения маньчжурский император
проделал четырехдневное путешествие, покинув свою столицу (Пекин),
чтобы принять тибетского правителя и выдающегося духовного лидера
буддистов Центральной Азии. Комментируя этот визит Далай-ламы,
американский ученый и дипломат У. У. Рокхил, работавший в Китае,
писал:
“[Далай-лама] был
принят со всеми церемониями, соответствовавшими рангу руководителя
суверенного государства, и ничего нельзя обнаружить в китайских
источниках, что могло бы опровергнуть это. В этот период
тибето-китайских отношений обладание Ламой государственной властью,
поддерживаемой военной силой Гушри-хана и духовным почитанием всей
Монголии, не вызывало ни малейшего сомнения у китайских
императоров”.
[The
Dalai Lama of Lhasa and their Relations with Emperors of China,
1644—1908 / T'oung Pao. 1910, 11. P.
37]
В ходе встречи Пятый
Далай-лама и маньчжурский император даровали друг другу
высокие почетные титулы, и таким образом отношения “чой-йон” были
подтверждены. В своей “Белой книге” китайцы упоминают только тот
факт, что почетный титул был присвоен Далай-ламе, но умышленно не
упоминают того, что почетный титул был дарован и императору.
В китайской
интерпретации именно маньчжурский император предоставил Далай-ламе
законное право управлять Тибетом. То есть намеренно утрачен смысл
события, а именно: то, что был осуществлен обмен титулами между
двумя независимыми главами двух государств. Если бы Далай-лама
зависел от имперского титула, осуществляя свое правление, тогда бы и
император в своем правлении зависел от титула, дарованного ему
Далай-ламой.
Во времена правления
Цинской династии (1644—1911) отношения между Тибетом и маньчжурскими
императорами формально продолжали основываться на принципе
“чой-йон”. Маньчжурский император, например, с готовностью
откликнулся на просьбу помочь отразить вторжение джунгарских
монголов и сопроводить найденного нового Седьмого Далай-ламу в
столицу Тибета в 1720 году.
В восемнадцатом веке
маньчжурские силы трижды были в Тибете: один раз, чтобы защитить
Тибет от нашествия войск непальских гурков в 1792 году, и дважды,
чтобы восстановить порядок после гражданских войн 1728 и 1751 годов.
Каждый раз это делалось по просьбе тибетцев, и каждый раз основанием
акции служили отношения “чой-йон”.
Во время этих
кризисов маньчжурам удалось достигнуть некоторого влияния на Тибет.
Но впоследствии, когда Тибет воевал против захватчиков из Джамму в
1841—42 годах, из Непала в 1855—56 годах и из Британской Индии в
1903—04 годах, их влияние и роль в жизни Тибета быстро сошли на нет,
и они не смогли сыграть какую-либо роль в этих событиях. К середине
XIX века роль маньчжурского императора в Тибете (и роль амбаней)
была чисто номинальной.
В “Белой книге”
уделяется очень много внимания “предписаниям”, или так называемому
двадцатидевятистатейному эдикту 1793 года цинского императора
Цянь-дуня, касающемуся Тибета и назначения амбаней (послов). Эти
“предписания” преподносятся как свидетельство имперского порядка в
Тибете, который широко внедрялся маньчжурами. Фактически эти
“предписания” были предложениями императора о некоторых реформах
тибетского правительства, после войны Тибета с Непалом. Амбани не
были вице-королями или наместниками, но были главным образом
послами, которым было предписано обеспечивать интересы своей империи
и защищать Далай-ламу от имени императора.
Вследствие спора
между Тибетом и Непалом, в 1792 году непальские гурки напали на
Тибет, и Далай-лама обратился за помощью к маньчжурскому
императору. Тот послал большую армию, которая помогла вытеснить
войска непальцев, а затем сыграл роль посредника при заключении
мирного договора между Тибетом и Непалом. В четвертый раз тибетское
правительство обращалось к императору за военной помощью. И ему
нужно было высказать свое мнение о тибетских проблемах, чтобы
предупредить участие тибетцев в будущих конфликтах, которые снова
бы потребовали вмешательства маньчжурской армии. По своему
характеру “предписания” были предложениями, сделанными от лица
императора-покровителя, а не приказаниями или указаниями правителя
своим подданным. Это становится ясным из заявления посланника
императора и командира маньчжурской армии, генерала Фу Кьян-аня,
сделанного им Пятому Далай-ламе:
“Император дал мне,
Великому Генералу, детальные инструкции, чтобы обсудить все
положения по порядку. В этом проявляется забота императора о том,
чтобы не был нанесен вред тибетцам и чтобы их благо было
гарантировано навечно. Нет сомнения в том, что Далай-лама, выражая
свою благодарность императору, примет все эти обдуманные и
согласованные предложения. Однако, если тибетцы будут настаивать на
утвердившихся издревле обычаях, император отзовет амбаней и
гарнизон, после того как будут выведены войска. Более того, если
подобные конфликты произойдут в будущем, император ничем не сможет
помочь. Поэтому тибетцы могут решить сами, что им во благо, а что
нет, что тяжело, а что легко, и сами сделать свой выбор”.
[Quoted from Ya Han Chang's Biography of the Dalai Lamas In Bod
kyi Lo rGyus Rag Rim g-Yu Yi Preng ba I Published by Tibet
Institute of Social Science. Lhasa.
1991.
Vol.
2.
P.
316)
Тибетцы приняли
только некоторые из двадцати девяти предложений, которые они сочли
благоприятными для себя, и не приняли те, которые им показались
неприемлемыми. Панчен Чойкьи Ньима, предшественник последнего,
покойного ныне, Панчен-ламы, сказал по этому поводу: “Когда
китайская политика соответствовала собственным представлениям
тибетцев, тогда они готовы были принять совет амбаня, но... если
этот совет в каком-нибудь отношении вступал в противоречие с их
национальными привычками, тогда сам император ничего не мог поделать
с ними”. [Diary
of Capt.
O'Connor,
4
September
1903]
Одним из важнейших
положений “двадцатидевятистатейного эдикта” было императорское
предложение выбирать инкарнации выдающихся лам, включая Далай- и
Панчен-лам, с помощью вытаскивания жребия из золотой урны. Но эта
важнейшая обязанность лежала на тибетском правительстве и высших
ламах, которые продолжали определять перерожденцев в соответствии с
религиозными традициями. Так что, уже в первом случае, когда
следовало применить золотую урну для выборов Девятого Далай-ламы в
1808 году, тибетцы отвергли эту процедуру.
Еще одно важное
положение этого “эдикта” касалось роли амбаней. В одни времена их
роль была схожей с ролью послов, в другие — это были резиденты,
когда отношения имели протекционистский характер. Это лучше всего
можно понять из объяснения амбаня Ю Тая, которое он дал министру
иностранных дел правительства Индии М. Дуранду в 1903 году и которое
последний записал:
“В Лхасе он был
только гостем, а не хозяином. Он не только не мог сместить
действительных хозяев, но и не смел заикнуться об этом” [Sir
Percy Sykes.
Sir Mortimer Durand:
A
Biography.
London.
1926.
P.
166]. Таким же образом описали положение амбаней и два
миссионера-лазариста, которым довелось попасть в Лхасу в середине
девятнадцатого века: “Правительство Тибета похоже на правительство
папы, а статус китайских послов такой же, как статус австрийского
посла в Риме” [Decouverte du Thibet,
1845--1846
/
M.
Hue.
1933. Р. 50]. Ссылка на “китайских послов”—это часто встречающаяся
ошибка, поскольку маньчжурские императоры старались не назначать
китайцев амбанями, но только маньчжуров или монголов, — факт,
подтверждающий, что назначение амбаня рассматривалось также в
контексте роли патрона в отношениях “чой-йон”, в которых китайцам не
было места. Беспрецедентное вторжение маньчжурских войск в Тибет в
1908 году стало поворотным моментом в отношениях Тибета и
маньчжурского императора. Раньше императорские войска приходили по
приглашению, для того чтобы помочь Далай-ламе или тибетскому
правительству. Но на этот раз маньчжурский император предпринял
попытку силой установить свою власть в Тибете, главным образом для
того, чтобы устранить растущее влияние Британии. Далай-лама бежал в
соседнюю Индию, и оккупация продолжалась недолго. Когда в 1910 году
маньчжурский император попытался сместить Далай-ламу, последний
заявил о прекращении отношений “чой-йон”, поскольку покровитель
напал на своего ламу и тем самым разрушил основу этих отношений.
Сопротивление
нашествию закончилось успешно: император потерпел поражение, и
тибетцы вынудили оккупантов капитулировать. Летом 1912 года, при
посредничестве Непала, Тибет и Китай заключили “Договор из трех
пунктов”, в котором признавалась капитуляция и изгнание всех
остатков имперских войск. Позже, вернувшись в Лхасу, 14 февраля 1913
года. Далай-лама в своем заявлении вновь подтвердил независимость
Тибета.
Отношения с
Британской Индией в период с 1857 по 1911 год
С середины
восемнадцатого века Британия проявляла большой интерес к возможности
торговли с Тибетом. Поскольку все гималайские государства, которые
были тесно связаны с Лхасой, посредством договоров и соглашений
попали в зависимость от Британской Индии, Тибет также опасался
потерять свой суверенитет в случае отсутствия должного отпора
британским попыткам проникнуть в страну. Тринадцатый Далай-лама
стремился к независимой политике. Это не устраивало британцев,
опасавшихся более чем кто-либо проникновения России в Тибет, что
нарушило бы сложившееся равновесие сил в Центральной Азии. Не сумев
наладить устраивающие ее отношения с Тибетом, Британия прибегла к
помощи маньчжурского двора, чтобы принудить Тибет к сотрудничеству.
Результатом этого стало подписание Китаем и Британ |