Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

Аномальное   

Здоровье

Рейки  

Астрал  

Йога

Религия  

Астрология

Магия

Русь  

Аюрведа  

Масоны

Секс

Бизнес 

НЛП

Сознание

Боевое  

Он и она

Таро  

Вегетарианство  

Ошо

Успех

Восток  

Парапсихология

Философия

Гипноз  

Психология  

Эзотерика  

ДЭИР

Развитие

900 рецептов бизнеса

  Гипноз и сон

Шестилетняя дочь одного из гипнологов как-то спросила отца, проводившего дома гипноз со своим другом: "Папа, что такое этот гипноз?" Он ответил: "Это способ помочь людям поверить в другие вещи". "Как это?"— спросила она. Отец ответил: "Ну, например, человек думает, что он не может что-то делать, и поэтому он и не может этого сделать. Я пытаюсь помочь ему думать иначе". Девочка посмотрела на него и сказала: "Ты го­воришь, что ты можешь делать что-то, когда думаешь, что мо­жешь?" Отец ответил: "Примерно так". Она снова спросила: "Ты говоришь, что ты не можешь делать что-то, когда думаешь, что не можешь?" Отец согласился: "Верно". Она посмотрела на него и ска­зала: "Я этого не понимаю". Он ответил: "Ну, ты еще ма­ла, чтобы это понять". В течение последующих пяти лет каждые шесть-семь месяцев она вновь спрашивала, что такое гипноз. И раз­говор повторялся снова, и каждый раз заканчивался ее непонимани­ем. Потом как-то она вернулась домой из школы и сказа­ла: "Папа, угадай, что я узнала! Я узнала, что пчела слишком тяжелая для своих крыльев, и она не должна летать, но пчела не зна­ет об этом, поэтому она летает!" Отец посмотрел на нее, улыбнулся и сказал: "Теперь,  ты понимаешь, что такое гипноз".

Классический гипноз

Знакомство с явлениями гипноза, которое существовало у лю­дей с незапамятных времен, предопределило и тот факт, что исто­рически из всех методов психического лечения первым возникла гипнотерапия. Само слово «гипноз» появилось сравнительно недав­но, в середине прошлого века, но состояния, которые оно обознача­ет, наблюдались еще у истоков человеческой цивилизации.

Предшественником научной гипнологии следует считать и португальского аббата Фариа, заслуги которого незаслуженно забыты, хотя именно он в 1813 г. впервые ввел ме­тодику словесного погружения в гипноз.

Последователь Ф. А. Месмера Шастенэ де Пьюисегюр в 1784 г., занимаясь магнетическими пассами, открывает наиболее глубокую стадию гипноза—искусственный сомнамбулизм. Будучи дилетан­том, а не врачом-профессионалом,  Пьюисегюр, однако, с успе­хом применяет открытое им необычное состояние в лечебных це­лях и добивается при этом хороших результатов.

13 ноября 1841 г. на сеансе магнетизера Лафонтена впервые с явлениями гипноза знакомится английский хирург Braid. Сначала он скептически настроен, однако решает проверить виденное собст­венными экспериментами. Магнетизация с помощью фиксации взора на обыкновенных предметах, например, горлышке бутылки, дает хорошие результаты, испытуемые впадают в состояние оцепенения, которое наводит Braid на мысль, что здесь имеет место сноподобное состояние, которому он и дает впервые в истории человечества наименование «гипноз» (от греческого hypnos—сон). Это название,   которому   суждено   навсегда   утвердиться в науке и жизни, вытеснив месмеровское выражение «магнетизм», обретает права гражданства в книге Braid «Нейрогипнология, или трактат о нервном сне, рассматриваемом в его отношении к жи­вотному магнетизму и сопровождаемом многочисленными случая­ми его приложения для целен облегчения и исцеления болез­ней».

С конца 70-х годов XIX века известный невропатолог Жан Мартен Шарко (1825—1893) начинает изучать явления гипноза на больных, страдающих истерией. Гипнотическое состояние у них вызывается путем однообразных, монотонных или внезапных и резких раздражителей, действующих на органы слуха и зрения. В полной темноте в глаза исследуемым бросают яркие вспышки света или на их слух воздействуют монотонным звучанием гонга. Больные впадают в различные по своим проявлениям стадии гип­ноза. Ж. М. Шарко дает им наименования: стадия каталепсии, летаргии и сомнамбулизма. Третья, наиболее глубокая, стадия гипноза—сомнамбулическая, иногда возникала у больных сразу при первом сильном звуке камертона или вспышке чрезвычайно яркого так называемого друммонового света, иногда же в нее пере­водили загипнотизированного из стадии летаргии и каталепсии, для чего, по утверждению Ж. М. Шарко, требовалось только слег­ка потереть кожу на темени.

Сальпетриерская, или Парижская, школа Ж. М. Шарко сдела­ла много для клинического знакомства с гипнозом, с его стадиями. Она впервые привлекла феномены гипноза для объяснения так называемых «чудесных исцелений», миф о которых веками служил для укрепления религии. Ж. М. Шарко серьезно интересовался и поощрял применение физиологических методов исследования — запись движения мышц, регистрацию пульса и дыхания у лиц с сомнамбулизмом. Все это подняло гипнологию на новую ступень и поэтому не без основания 70-е и 80-е годы XIX века вошли в историю психотерапии как «золотой век гипноза».

Тем не менее, следует признать, что в одном вопросе взгляд Ж. М. Шарко на природу гипноза был ошибочным полностью. Идентифицируя его с истерией, Ж. М. Шарко тем самым выдвинул положение о болезненной природе гипноза, а это давало прямой повод для скептически настроенных умов призывать к запрещению использования гипноза с лечебной целью. Реакция в этом смысле сказалась с особенной силой после смерти Ж. М. Шарко. От гип­ноза во Франции отвернулись столь решительно, что это дало повод одному из учеников Ж. М. Шарко, известному психиатру Пье­ру Жане, бросить крылатое выражение: «Гипнотизм мертв... Пока не воскреснет!»

Конкурировала в изучении гипноза с Сальпетриерской школой Нансийская. Фактически главой Нансийской школы стал про­фессор терапевтической клиники университета Ипполит Бернгейм (1840—1919). Он высказал мысль о том, что происхождение гипно­тических стадий, которые наблюдал Ж. М. Шарко, связано исклю­чительно с внушением, исходящим от гипнотизирующего, а не с патологической, истерической природой самого гипноза. И. Берн­гейм понимал возникновение гипноза как результат того, что один человек (гипнотик) поддается внушающему влиянию другого (гипнотизера), не обнаруживая при этом выраженной критики к полу­чаемому внушению. Широко известно выражение нансийцев: «Гип­ноза нет, есть только внушение». Такое положение, при котором понятия гипноза и внушения смешиваются в одно целое, причем гипнотическое состояние как нечто самостоятельное и независимое от речевого воздействия вообще отрицается, должно быть призна­но неверным. Хотя у человека эти явления чаще всего тесно связа­ны друг с другом (с одной стороны, одним из наиболее употреби­тельных способов, с помощью которого можно вызвать гипноз, является словесное внушение, и с другой—само гипнотическое состояние в значительной степени повышает восприимчивость к внушению и его эффективность, что широко и используется в гип­нотерапии), тем не менее, гипноз и внушение представляют собой различные явления. Это доказывается хотя бы и тем, что в гипноз можно погрузить не только человека, но и животных, в то время как способность воспринимать словесные внушения, то есть адек­ватные раздражители психического порядка присуща лишь чело­веку.

Исторически победителями в споре двух прославленных школ по признанию большинства специалистов оказались нансийцы, хотя упрека в односторонности заслужили в равной степени и те и другие.

Заметный след в науке о гипнозе (гипнологии) оставил знаменитый немец­кий физиолог Рудольф Гейденгайн (1834—1897). Результатом его исследований явился взгляд на гипноз как на сон разума, во время которого подавлено созна­ние. Этот сон возникает вследствие утомления корковых клеток монотонными раздражителями (звуковыми, зрительными, тактильными). Такую точку зрения, скорее всего надо назвать проницательной догадкой, так как в ее основу не было положено экспериментальное физиологическое обоснование, как это бу­дет впоследствии иметь место в работах школы И. П. Павлова, но, тем не менее, умалять заслуги Р. Гейденгайна нельзя хотя бы потому, что он, безусловно, оказал в этом вопросе влияние на самого И. П. Павлова, в то время молодого врача, проходившего стажировку при его лаборатории. В 1880 г. Р. Гейденгайн выпустил брошюру о гипнозе, а ровно через год она уже появляется в переводе на русский язык под редакцией И. П. Павлова.

Выдающийся русский психо­невролог В. М. Бехтерев (1857—1927), уделял очень большое внимание как вопросам, связанным с практическим применением лечебного внушения и гипноза в медицине, так и научно-экспери­ментальному изучению особенностей гипнотического состояния че­ловека. В. М. Бехтерев считал, что большую роль при наступлении гипнотического сна играет словесное внушение, а также высказы­вал мысль о том, что ряд физических раздражителей способствует погружению человека в гипнотическое состояние. В. М. Бехтерев подразделял гипноз на три стадии: малый гипноз, средний и глубокий. В смысле клинической картины они соответствуют трем общепринятым стадиям Фореля: сонливость, гипотаксия и сом­намбулизм.

Изучение особенностей, повышающих внушаемость в коллективе, дало возможность ему разработать принципы и методику коллек­тивного гипноза, применяемого при лечении алкоголиков и других наркоманов. Методика была разработана в 1912 г., но сам автор считал ее настолько важной, что избрал темой своего доклада на I Всесоюзном съезде невропатологов и психиатров в декабре 1927 г., сделанном им за 32 ч до своей смерти.

Говоря о теоретическом фундаменте гипнотерапии, о физиоло­гических механизмах, которыми объясняются как само гипноти­ческое состояние, так и связанные с ним явления  повышенной внушаемости, постгипнотических действий, извращения реакций, внушенных галлюцинаций и других феноменов, следует связать их с именем И. П. Павлова (1849—1936), совершившего переворот в понимании гипноза а, следовательно, и в отношении к нему. Создав объективный метод изучения высшей нервной деятель­ности—метод условных рефлексов—И. П. Павлов сделал доступ­ной научному изучению сложнейшую область явлений природы — область психики. С помощью метода условных рефлексов он рас­крыл главные закономерности высшей нервной деятельности, пока­зав физиологические основы психических процессов, и дал научное объяснение сложным вопросам физиологии и медицины, не нахо­дившим разрешения на протяжении многих веков. Одним из них и явился вопрос о гипнозе и связанных с ним явлениях. И. П. Павлов и его многочисленные ученика (Б. Н. Бирман, И. П. Разенков, Л. Н. Воскресенский, М. К. Петрова, А. Г. Иванов-Смоленский и др.) показали, что физиологическую основу гипнотического состояния, как у животных, так и у человека составляет процесс торможения, возникающий в коре больших полушарий головного мозга под влиянием определенных, поддающихся точному исследованию условий. Изменение экстенсивности и интенсивности разливающе­гося по головному мозгу тормозного процесса находит свое внешнее выражение в тех различных стадиях гипноза, которые чисто клинически давно уже отме­чены и описаны многими психотерапевтами. Согласно взглядам И. П. Павлова, гипноз есть частичный сон, состояние, переходное между бодрствованием и сном, при котором на фоне заторможенных с разной степенью интенсивности Участков мозга присутствует бодрствующий, сторожевой пункт в коре больших полушарий, обеспечивающий возможность раппорта между гипнотизирующим и гипнотиком. Было высказано положение, что во время гипноза клетки коры больших полушарий головного мозга находятся в разных фазах интенсивности тормозного процесса и что наиболее обеспечивающими эффективность словесных внушении являются парадоксальные и ультрапарадоксальные отношения. В свете концепции о второй сигнальной системе действительности слово получило значение универсального условного раздражителя — сигнала сигналов. «Слово,— писал И. П. Павлов,— благодаря всей предшествующей жизни взрослого чело­века, связано со всеми внешними и внутренними разражениями, приходящими в большие полушария, все их сигнализирует, все их заменяет и потому может вызвать все те действия, реакции организма, которые обусловливают те раздра­жения. Таким образом, внушение есть упрощенный типичнейший условный реф­лекс человека».

Ученик В. М. Бехтерева В. П. Протопопов высказал свою гипотезу о природе гипнотического состояния, привлекая для его объяснения принцип до­минанты А. А. Ухтомского. Согласно этому взгляду, гипноз есть не тормозное состояние, а, наоборот, специальная форма бодрствования, которая физиологическа идентична тому, что наблюдается у человека при особой концентрации его внимания на каком-нибудь одном явлении или раздражителе. Такое состоя­ние повышенной активности внимания на одном объекте именуют реакцией сосредоточения. По воззрениям В. П. Протопопова, гипноз есть аналог реакции сосредоточения.

Взгляд на гипноз Зигмунда Фрей­да (1856—1939).

Сначала он интересовался гипнозом и ездил изу­чать его технику к Шарко в Париж и к Бернгейму в Нанси. Однако в процессе формирования своей концепции психоаналитической психотерапии Фрейд отошел от гипноза.

Согласно взгляду Фрейда, гипноз — это перенесение в сфере бессознатель­ного на личность гипнотизера врожденных воспоминаний о племенном вожде и вытесненных отношений сына к отцу, а это-то и создает неодолимую власть гипнотизера. Вот подлинные слова Фрейда, которые характеризуют его пони­мание гипнотического состояния: «Вспомните о том, что гипноз заключает в себе нечто жуткое. Характер же жуткого указывает на какое-то вытеснение дряхлой старины в искренней привязанности. Вспомним о том, как производится гипноз. Гипнотизер утверждает, что он обладает таинственной силой, лишающей субъек­та его собственной воли или, что то же самое, субъект верит в то, что гипноти­зер обладает такой силой. Эта таинственная сила, в публике ее еще часто называют животным магнетизмом, должна быть той силой, которая являлась для первобытных народов источником табу, то есть силой, исходящей от коро­лей и от начальников, благодаря которой к ним опасно приближаться. Гипно­тизер хочет обладать этой силой; как же он выявляет ее? Требуя от человека, чтобы тот смотрел ему в глаза, в типичном случае он гипнотизирует своим взглядом. Но именно этот взгляд опасен и непереносим для первобытных, как впоследствии взгляд божества для смертных... Итак, гипнотизер будит своими мероприятиями у гипнотизируемого часть его архаического наследства, которое проявлялось и в отношении к родителям и которое претерпевало в отношении к отцу индивидуальное возобновление, он будит представление об очень силь­ной личности, в отношении, к которой можно иметь только пассивно - мазохистическую установку, в присутствии которой можно потерять свою волю, оставать­ся с ней наедине, попасться ей на глаза является большим риском».

Уже в лекциях о психоанализе, которые Фрейд читал в 1909 г., он говорил: «Вскоре гипноз стал для меня неприятен, как капризное и, так сказать, мисти­ческое средство... Только когда вы исключите гипноз, вы сможете заметить «сопротивление и вытеснение и получите действительно правильное представление о патогенном процессе».

Одно из представлений о психофизиологической сущности гипноза которое имеются на сегодняшний день. Гипноз понимается как качественно особое психологическое состояние, возникающее под влиянием направленного психологического воздействия,   отличающееся и от сна, и от бодрствования. Значительное повышение восприимчивости к психологический факторам сочетается в гипнозе с резким понижением чувствительности к дей­ствию всех других природных факторов (вплоть до полной анестезии к ним в глубоком гипнозе). Применяя методику сверхмедленных колебаний потенциа­лов (СМКП) мозга, разработанную Н. А. Аладжаловой, удалось получить объек­тивные показатели стадийного развития гипнотического состояния и установить характерную кривую изменения потенциалов, свидетельствующую о возникновении гипноза как качественно самостоятельного режима работы мозга, не похо­жего ни на сон, ни на бодрствование. Характерно, что такая закономерность отмечается только на гипнотиках, находящихся в стадии глубокого, полного гипноза. Анализ развития гипнотического состояния показывает важную роль, которую играет в управлении этим процессом фактор значимости воздействия. Первостепенное место в возникновении и протекании гипноза принадлежит далеко не полностью осознаваемым психологическим факторам, а именно, ха­рактеру воздействий, исходящих от гипнотизирующего (целенаправленности его внушающего влияния, искренности и выразительности интонаций при внушениях, стройности и последовательности их смыслового содержания), а также значимых установок испытуемого (определяющих его отношение к социальной среде, личности гипнотизирующего, к самой процедуре гипнотизации). В глу­бокой стадии гипноза (сомнамбулической) эта доминирующая роль неосознааемых психологических факторов выступает особенно ярко, и их влияние становится безраздельным, превосходя по своей силе все другие воздействия, даже и весьма значимые биологически.

Сказанное свидетельствует о том, что глубокий гипноз есть качественно определенное психофизиологическое состояние, возни­кающее как результат специфической перестройки работы мозга на особый режим. Отличительной чертой гипноза как состояния является строгая не свойственная ни сну, ни бодрствованию избирательность в усвоении и переработке информации, жестко детерминированная параметром социальной значимости оказываемых воздействий. Особого выделения заслуживает способность субъек­та, находящегося в сомнамбулической стадии гипноза, давать внушенную ре­грессию возрастов, тем самым возвращаться к уже пережитым периодам жизни. Здесь можно отметить особые отношения в процессах протекания времени, опирающиеся на изменения обычно присущего взаимодействия сознания и бес­сознательного. Естественно, что эти сложные закономерности далеко не могут считаться окончательно решенными, и они нуждаются в дальнейшем углублен­ном изучении и проверке.

При проведении гипноза важен учет внушае­мости. Используется ряд приемов, с помощью которых удается ее опреде­лить. К ним относятся приемы с падением назад или вперед, внушение сцепленных пальцев рук, определение внушенных за­пахов и др. Примером одного из них мо­жет служить прием, описанный П. И. Бу­лем. Используется небольшой металличес­кий груз на прочной нитке и выпиленный из дерева подковообразный «магнит», вы­крашенный наподобие настоящего. Испытуемому предлагают взять пальцами вытя­нутой руки нитку с висящим на ее конце грузом. Врач подносит «магнит» к грузу и начинает то приближать, то удалять его в какой-нибудь определенной плоскости. При этом больному внушают, чтобы он обратил внимание на то, как груз постепенно начинает следовать за «магнитом» и рас­качиваться. У лиц, достаточно внушаемых, груз действительно начнет качаться в за­данном направлении вследствие возник­новения идеомоторных движений. Перед гипнотизацией проводится беседа для вы­яснения отношения пациента к ней и устранения возможных его опасений. Гипно­тизация проводится в благоприятных для гипнотизируемого условиях. Способов гипнотизации много. Они осуществляются воз­действием на тот или иной анализатор: зрительный, слуховой, кожный. При использовании метода фиксации взора гип­нотизируемому предлагают фиксировать свой взор на какой-либо одной точке, например на блестящем металлическом ша­рике. Возникшее естественное утомление глаз и желание закрыть их способству­ют наступлению сна. Метод фиксации (предложен в 1813 г. португальским аб­батом Фариа) является разновид­ностью предыдущего. Пациента просят смотреть в глаза гипнотизирующему, не ми­гая, гипнотизер при этом смотрит на переносицу пациента. При другом способе ис­пользуется усыпляющее действие монотон­ных звуков: метронома, морского прибоя, падающих капель воды и т. п. Метод пас­сов — гипнотизирующий проводит несколь­ко раз ладонью с широко расставленны­ми пальцами вдоль лица и туловища гипнотизируемого, не касаясь его, по направ­лению от головы к ногам. Этим способом пользовался еще Месмер, который считал, что он действует на больного «магнетическими флюидами». Метод сближения рук — пациента просят зак­рыть глаза, согнуть руки в локтевых сус­тавах под углом в 90° и медленно сбли­жать кончики пальцев обеих рук, говоря ему: «Ваши пальцы будут медленно сбли­жаться. Когда кончики их сойдутся, вы сделаете глубокий вдох, и будете спать крепким сном». Существует и ряд других способов гипнотизации. В ряде приемов влияние оказывается одновременно на не­сколько анализаторов.

Воздействие на анализаторы, как пра­вило, сопровождается внушением, в словес­ных формулировках которого описывают­ся ощущения, которые испытывает засыпа­ющий человек: «Рас­слабьте мышцы. Лежите совершенно спо­койно. Старайтесь ни о чем не думать. Внимательно слушайте то, что я вам буду говорить. У вас появляется желание спать. Ваши веки тяжелеют и постепенно опус­каются. По всему телу распространяется чувство приятной теплоты. Все больше и больше расслабляются мышцы рук, ног, всего тела. Расслабляются мышцы лица, мышцы шеи, голова глубже уходит в по­душку. Вам хочется спать. Сейчас я нач­ну считать, и по мере того как я буду проводить этот счет, приближаясь к десяти, желание спать будет нарастать все больше и больше, все сильнее и сильнее. Когда я назову цифру десять — вы заснете». При­мерно такие фразы врач повторяет по несколько раз спокойным, ровным голосом, часто подкрепляя их прямым внушением: «Спать! Спать!» Говорить лучше негром­ко, спокойно, но в то же время уверенно, короткими, понятными фразами. Состоя­ние гипноза может достигаться и одним словес­ным воздействием (вербальный метод). Длительность сеанса гипноза определяется за­дачами гипнотизации (лечебной, исследо­вательской, учебной, реже — другими). Перед выведением из гипнотического со­стояния загипнотизированного предупреждают об этом: «Через полминуты я выведу вас из гипнотического сна. Сейчас я со­считаю до трех. На цифру три вы просне­тесь. Раз — освобождаются от сковываю­щего действия руки, два — освобождают­ся ноги и все тело. Три — вы проснулись откройте глаза! Настроение и самочувствие очень хорошее, ничто не мешает, не беспокоит. Вы очень хорошо отдохнули Вам приятно и спокойно». При дегипнотизации следует помнить, что быстрое пробуждение может повлечь за собой жалобы на общую слабость, недомогание, сердцебиение, головную боль и др.

Различные авторы предлагают разделение гиноз на стадии: одни выделяют стадии, другие — 4, 6, 9 или 12. В практической работе можно ориентироваться и предложенные Форелем в 1928 г. 3 стадии: сонливость, гипотаксию и сомнамбулизм. Первая стадия — сонливость. Гипнотизируемый при некотором усилии еще может противостоять внушению, открыть глаза, характеризуется легкой мышечной слабостью и дремотой. Вторая стадия — гипстаксия. Пациент не может открыть глаза выполнить некоторые внушения. Отличается глубокой мышечной слабостью. 3 этой стадии гипноза уже можно вызвать внушенную каталепсию (восковидную гибкост мышц), которая иногда возникает и спонтанно. Третья стадия — сомнамбулизм. Характеризуется амнезией и способностью выполнению не только гипнотических,  и постгипнотических внушений.

Гипноз «новой волны»

Собственно, слово "гипноз" является метафорой, происходящей от имени гре­ческого бога сна — Гипноса. Как метафора это довольно удобно; но рассмат­риваемое в качестве описательного термина для обозначения конкретного состояния сознания это выражение может вводить в заблуждение. Транс — термин, обычно употребляемый для обо­значения состояния субъекта во время гипноза, — часто определяют как измененное состояние сознания. Такое представление предполагает, что существует одно состояние сознания, которое считается обычным или нор­мальным, и все отклонения от обычного состояния являются из­мененными. Тот, кто верит в это, утратил "разум новичка", не­обходимый для познания мира, и заменил его догмой. В нашей повседневной реальности имеется множество форм переживаний, каждое из которых представляет собой состояние сознания. Любое из них имеет тысячи нюансов и граней. Это может быть сон (глубокий и неглубокий, со сновидениями или без них) или состоя­ние полусна, когда вы проснулись рано утром или засыпаете по­здно вечером, состояние сверх внимательности или рассеянности, когда разум даже не осознает сам себя. Слабые (а иногда не такие уж и слабые) изменения возникают в сознании, когда привычные продукты — сахар и кофеин — попадают в наш организм или по­кидают его. Существуют моменты, когда мы чувствуем себя по­терянными среди красок осени. Бывают и другие моменты затруд­ненного самоосознания. Таким образом, транс — лишь одна из граней сознания, но ей придается особое значение благодаря су­ществованию в этот момент отношений между гипнотерапевтом, который знакомит пациента с состоянием транса.

Транс — это не сон и не поведение, похожее на сон. Обычно просят пациентов в конце сеанса "очнуться", а не "проснуться". Для большинства пациентов переживания в состоянии транса отличаются от таковых в состоянии сна. Действительно, пациен­ты часто могут чувствовать себя несостоятельными как гипнотичес­кие субъекты, если сон является определяющим критерием изме­рения "глубины транса". Более того, представление о том, что они спят, находясь в бессознательном состоянии, и не могут контро­лировать события, (многие пациенты ассоциируют его с состояни­ем транса), является нездоровым. Действительно, мысль о том, что они не в состоянии контролировать события во время пребы­вания в трансе, полностью противоречит реалиям терапевтического опыта, называемого трансом.

Вот одна из наиболее часто цитируемых мыслей о гипнозе: гип­ноз на самом деле представляет собой определенную форму само­гипноза. Милтон Эриксон считал, что гипноз является самогипнозом. Транс может быть понят только как часть диалектических взаимоотношений между психотерапевтом, который использует гипноз, и его пациентом, испытывающим состояние транса.

Если гипноз и является чем-то (хотя трудно называть метафору чем-то), то это не что иное, как процесс сотрудничества между субъектом и гипнотерапевтом. Каким-то образом пациент прихо­дит к убеждению, что такой процесс принесет ему пользу.

Существует три типа переживаний, которые можно назвать чистым самогипно­зом. Транс может возникнуть непроизвольно, например, когда вы едете на машине по знакомой дороге, уходите в свои мысли и не обращаете внимания на то, что дела­ется вокруг, хотя на определенном уровне остаетесь достаточно сознательными для того, чтобы не съехать с дороги, избежать аварии или не пропустить поворот. Непро­извольный транс возникает также при эстетических переживаниях, когда вы прихо­дите в театр или на концерт и бываете настолько очарованы спектаклем, что два часа кажутся вам одним мгновением. Мы частенько используем термин "мессмеризованный", чтобы описать такой тип самогипноза. Второй тип чистого самогипноза возни­кает, когда человек обучается самогипнозу у кого-либо, часто у профессионала, но продолжает заниматься им регулярно в течение длительного времени уже после того, как его взаимоотношения с учителем прекратились. Через некоторое время человек начинает "владеть" самогипнозом: он становится диссоциированным от исходного ис­точника. Третий тип самогипноза — медитация. Хотя множество учителей медитации настаивают на том, что медитация и транс представляют собой фундаментально раз­личные состояния, тем не менее, медитация вызывает состояние транса. У человека, практикующего Дзэн-медитацию, и у пациента, выполняющего упражнения по са­могипнозу, предписанные ему как часть психотерапевтического лечения, намерения могут различаться но, тем не менее оба будут испытывать транс.

Гипноз не является измененным состоянием сознания, или состоянием, подобным сну, или чем-то, принадлежащим только субъекту. Гораз­до труднее определить, что же это такое. Гипноз — очень непро­стой феномен. Он может быть правильно понят только в контексте взаимоотношений, которые сами по себе чрезвычайно сложны и изменчивы. Вспоминается любимое изречение экзистенциально­го философа Фридриха Ницше: "Мы недостаточно уважаем себя, когда общаемся, сами с собой: наши истинные пе­реживания совсем несловоохотливы, они не могут общаться с нами, даже если пытаются, потому что для них не существует правильных слов. Слова мы находим только для того, что осталось далеко позади. Таким образом, в любых разговорах есть зерно не­уважения". Несмотря на это ограничение и с наименьшим неува­жением, которое только возможно, попытаемся объяснить с по­зиций экзистенциализма, что такое гипнотерапия и почему она так эффективна.

Сложности начинаются с понимания того, что же представля­ет собой гипноз, как и почему он по-разному действует на разных людей. Транс — это процесс, а не состояние. Для множества па­циентов процесс транса подобен действию плацебо в медицине. Люди западной культуры убеждены в силе гипноза, они верят, что он "исцелит" их, и для них не имеет значения, что специалист мо­жет использовать его неэффективно. Многие люди страдают от поведенческих стереотипов в течение долгих лет. Причины, выз­вавшие и поддерживавшие данные стереотипы, возможно, дав­ным-давно исчезли, но пациенты так долго говорили другим и себе, что не могут справиться с этим поведением, что теперь уверены, что это правда и будет социально неприемлемо (или им так кажется) просто прекратить такое поведение (для окружа­ющих это будет означать, что покончить с подобным поведением

было в их силах). В данном случае гипнотерапия является "при­чиной" изменений, к которым пациент был готов еще до того, как записался на прием к терапевту. Гипнотерапия имеет два преиму­щества по сравнению с традиционной психотерапией. Во-первых, вследствие общей веры в силу гипноза быстрое выздоровление в этом случае более приемлемо для пациента, его семьи и друзей. Во-вторых, с социальной точки зрения "загипнотизироваться" ме­нее предосудительно, чем проходить психотерапию. Поэтому люди, не желающие подвергаться традиционному лечению, согла­шаются на гипноз. Этот процесс, конечно, для пациента проис­ходит практически всегда неосознанно. Пациенты на самом деле чувствуют, что не могут контролировать свое поведение или сим­птомы и верят, что лечение поможет (что и происходит). Но во многих случаях гипноз выступает лишь социально приемлемым объяснением изменения поведения пациента (которое он и так го­тов был совершить).

Гипнотерапия, проводимая искусным гипнотерапевтом, может помочь пациентам с широким спектром разнообразных проблем. Про­цесс гипнотерапии действует по-разному на разных пациентов, и следует признать: для некоторых пациентов наиболее существенной частью лечения могут оказаться представления о гипнозе, имевшиеся у них еще до начала лечения. Эффект плацебо может привести к успешному ис­ходу. Понятно, почему множество неумелых профессиональных гипнотерапевтов честно заявляют, что имеют 20—30% удачных случаев (даже при лечении таких устойчивых привычек, как табакокурение).

Для многих других пациентов процесс наведения транса — будь то лечение в кабинете врача или же проводимый между сеансами самогипноз — часть сотрудничества между терапевтом и субъектом. По своей природе эти отношения становятся терапевтическими. Не­смотря на то, что этот процесс сложен и различен для каждого сочетания "терапевт-пациент", в нем всегда применяется концентрация внимания субъекта, заставляющая его полностью "быть вместе" с переживаниями, и обычно таким образом, который отличается от их привычного способа существования. Такое присут­ствие является инструментом, который терапевт может затем ис­пользовать в контексте терапевтических отношений для помощи пациенту. Как этот инструмент будет использован, зависит от под­готовленности и теоретической направленности терапевта. Мож­но применить словесное воздействие (внушение), чтобы помочь па­циентам понять, что они "способны продвинуться далеко вперед, за те горизонты, которые может представить сознательное это", или же использовать зрительные образы для изме­нения представления человека о самом себе и окружающем мире.

ЭРИКСОНОВСКИЙ ГИПНОЗ.

Осно­ватель этого направления американский психотерапевт Эриксон может считаться «духовным отцом» новой волны в психотерапии 70 - 80-х гг. (позитивная психотерапия, нейролингвистическое программирование).

Наиболее часто цитируемые высказы­вания Эриксона: «Каждый клиент знает способ решения своей проблемы, даже в том случае, когда ему кажется, что он не знает» (принцип опоры на ресурсы клиен­та) и «Надо встретить клиента там, где он находится» (принцип подстройки к кли­енту).

Милнон Эриксон был практиком, избегающим теоретизирования. Его опыт обобщен и описан учениками и последователями. Выделяют приемы и вербальные паттерны наведения гипнотического транса, их разнообразие позволяет методом перебора и комбинации подстраиваться к индивидуальным особенностям пациента.

Приемы наведения транса: 1) словес­ная подстройка и ведение - вербализа­ция наблюдаемых двигательных и вегета­тивных реакций пациента; 2) невербаль­ная подстройка и ведение - синхрониза­ция дыхания, ритма речи и раскачивании психотерапевта с ритмом дыхания паци­ента; в дальнейшем обратным образом дыхание пациента может переводиться на более редкий ритм; 3) последовательное наложение сенсорно-репрезентативных си­стем («вы чувствуете...», «отчетливо слы­шите мой голос...», «перед вашим мыслен­ным взором...» и т. д.); 4) воспроизведе­ние предшествующего транса - воссозда­ние и закрепление воспоминаний трансовых состояний, возникавших в естествен­ных условиях (например, при езде в транс­порте), другой вариант - методика «яко­ря»; 5) методика «якоря» - на первом сеансе гипноза формируется условная связь трансового состояния сознания с каким-либо внешним стимулом, в дальней­шем достаточно воспроизведения стимула (определенный звук, прикосновение психотерапевта, усаживание в кресло и т. п.) для наведения транса; 6) описание обыч­но наблюдающихся реакций при погруже­нии в транс (именно это мы чаще всего и делаем); 7) рычажное наведение - паци­енту предлагают вытянуть руку перед собой и связывают постепенное опускание руки с погружением в транс; 8) разрыв шабло­на - целенаправленно прерываемое авто­матизированное действие ведет к шоково­му трансу (любимый прием из нейролингвистического программирования: психоте­рапевт протягивает руку к пациенту при­ветственным жестом, побуждая его к ответ­ному автоматизированному движению, но до того как рукопожатие произойдет, отво­дит свою руку); 9) методика перегрузки базируется на том, что человек не может од­новременно сознательно воспринимать бо­лее 7±2 единиц информации, при «пере­грузке» возникает трансовое состояние со­знания; возможен вариант хаотичной одномоментной загрузки нескольких сенсор­но-репрезентативных систем (пациента просят последовательно отнимать от 343 по 7, представить какой-нибудь образ, вни­мательно слушать инструкции психотера­певта, который одновременно медленно по­ворачивает пациента вокруг оси). Другой вариант: в быстром темпе подаются инст­рукции, отличающиеся, а порой и исклю­чающие друг друга, приводящие пациента в шоковое замешательство, после чего фор­мулировки становятся более упорядочен­ными и способствуют установлению раппорта является «двойное наведение», заим­ствованное из латиноамериканской магии; 10) двойное наведение - 2 котерапевта, расположившись по обе стороны от паци­ента, одновременно производят вербальное наведение транса, причем контексты их высказываний то сближаются, становясь параллельными, то расходятся; при слаженной работе котерапевтов состояние транса возникает через 1-2 минуты.

Речевые паттерны гипнотизации: 1) ка­узальная пре субпозиция - высказывание о предполагаемой желательной реакции, не подлежащее сомнению, например основан­ное на рекомбинации причинно-следствен­ных связей: «Не хотели бы вы опустить руку, когда станете погружаться в состояние транса?» (вытянутая рука, естественно, че­рез некоторое время начнет опускаться, и пациент получил «объективное подтверж­дение» того, что он уже погружается в транс); 2) пресубпозиция псевдовыбора: «Может быть, вы удивитесь тому, какая по­ловина вашего тела начнет расслабляться первой - правая или левая» (выделенные слова, символизирующие вероятностный пространственно-порядковый разброс, мас­кируют однозначную суггестию процесса релаксации); 3) пресубпозиция пропущенного условия: «Вы можете продолжить расслабляться» (подразумевается, то релаксация уже происходит); 4) встроенные приказы: «Вы и теперь хотите закрывать глаза на огромное значение состояния транса?» (значимые слова могут выделяться интонацией, паузами, жестами); 5) негативные приказы: «Не старайтесь полнос­тью погрузиться в приятные телесные ощу­щения (отрицание непосредственно неприложимо к первичным (правополушарным) переживаниям, в отличие от математи­ческих и языковых символов, и требует их воссоздания); 6) разговорные постулаты: «Могли бы вы закрыть глаза?» (подобные вопросы формально ориентированы на от­веты «да - нет», но стереотипно вызывают ответные действия); 7) синтактическая расплывчатость: «Скоро вы окончательно осознаете, что сидите в удобной позе, слуша­ете звук моего голоса и... начинаете погру­жаться в глубокий транс» (естественно, па­циент осознает, что слышит голос психотера­певта, но в связи с расплывчатостью синтактических границ фразы может «осозна­вать» и погружение в транс); 8) семанти­ческая расплывчатость - в четвертом пун­кте утилизируется прямой смысл слов «зак­рывать глаза», включенных во фразу в пе­реносном смысле. Выражения с семанти­ческой расплывчатостью выделяются в нейролингвистическом программировании в качестве метамоделей: «В состоянии гип­ноза вы хотите получить некие новые опыте и знания, которые помогут вам научиться находить решения ваших жизненных трудностей. И это удается вам». В приведенной фразе использованы номинализации (гип­ноз, опыт, знания, решения, трудности), неопределенные глаголы (научиться, удается) и неопределенные референтные индексы (некие, это), позволяющие пациенту напол­нять их любым желательным для него субъективным содержанием. Надо отме­тить, что если в нейролингвистическом программировании выделяемые искажения метамодели используются для диагности­ки и коррекции искажений речевых струк­тур, спецификации и прояснения пережива­ний пациента, то модель Эриксона целенап­равленно использует подобные речевые ис­кажения для наведения транса; 9) про­зрачные метафоры - желательные реак­ции пациента могут приписываться неодушевленным предметам или другим людям, но пациент принимает их в свой адрес, на­пример: «Книга, которую вы держите в ру­ках, понимает основные установки читате­лей, желающих овладеть навыками эриксоновского гипноза»; 10) заключение метафоры в кавычки. В качестве примера ис­пользования этого приема Бендлер и Гриндер (Bandler R., Grinder J.) в книге «Трансформация» приводят фразу Эрик­сона, адресованную им одному из своих учеников: «Вы не сможете заниматься гипнозом, пока не изучите методики наведе­ния транса». Благодаря этому многие чита­тели смогли помогать людям, хотя не все механизмы гипноза им были понятны.

Большинство гипнотерапевтов, пользу­ющихся описываемым методом, считают состояние гипнотического транса основ­ным лечебным фактором, ведущим меха­низмом самоизлечения пациента при усло­вии мотивации его к достижению постав­ленной цели и помощи гипнотерапевта в наведении и сохранении достаточной глубины и продолжительности транса, поэто­му в процессе использования транса, в отличие от классического гипноза, крайне редко применяются симптомо-центрированные лечебные формулировки (которые в отдельных случаях могут даже способствовать ятрогенной дополнительной фик­сации симптома). Предполагается, что на­ведение трансового состояния сознания - содействие «доступу» сознательных уста­новок на излечение к бессознательным саногенным ресурсам, формированию новых условных связей. Используемые лечебные формулировки принципиально базируют­ся на семантической расплывчатости, позволяющей пациенту наполнять их любым субъективно полезным для себя содержа­нием. Типичный пример: «Находясь в со­стоянии транса, вы обучаетесь новому по­лезному опыту...»

Доступу к полезному интуитивному опыту пациента могут способствовать спе­цифические технические приемы иденти­фикации с «образом достижения» (паци­ента просят представить самого себя пос­ле достижения поставленной цели или человека, который может быть для него имаготерапевтическим примером, а затем вчувствоваться и запомнить переживания и действия этого воображаемого человека в трудной для пациента ситуации). Той же цели служит прием «кладовая ресурсов»: «Вы открываете дверь, и перед вами про­сторная комната... Постарайтесь быть внимательным: в комнате могут находить­ся предметы, а возможно, и люди, которые могут помочь в достижении вашей цели. Будьте внимательны и запомните то, что может быть полезным для вас. Оставай­тесь в этой комнате столько времени, сколько необходимо, а когда почувствуете, что приобрели достаточный для вас опыт, дайте мне знак, медленно подняв правую руку».

Прием «маятника» способствует кон­структивному преодолению (негативно-по­зитивному синтезу) проблем. Например, пациенту, не уверенному в выполнении ка­кой-либо деятельности, предлагается соста­вить 2 списка ассоциаций в сфере чувств, образов, звуков и символов. Первый спи­сок соответствует переживаниям удачного выполнения деятельности, второй включа­ет ассоциации, связанные с невыполнени­ем той же деятельности. После введения пациента в транс гипнотерапевт зачитыва­ет слова из первого списка, слегка накло­няясь корпусом влево, затем - слова из второго списка, слегка наклоняясь впра­во. Третий шаг: гипнотерапевт поочередно произносит слова первого и второго спис­ков, изменяя соответственно положение тела. Четвертый шаг: сидя прямо, гипноте­рапевт в случайном порядке произносит слова из обоих списков. Завершается при­ем суггестивной «интеграцией частей». Аналогичной цели можно достичь приемом «наложения образов», синтезом нега­тивного и позитивного субъективных образов пациента. Например, пациенту с низ­кой самооценкой, который периодическ» «слышит» (мысленно воспроизводит) голос матери, делающей ему критические за­мечания, предлагается каждый раз после таких переживаний «включать голос лю­бящего отца», произносящего фразу: «Не­смотря ни на что, я люблю тебя»; пациент

с импотенцией можно предложить модифицировать преследующий его образ привлекательной, но ругающей его женщины  образ той же женщины, посылающей ему воздушные поцелуи.

Наиболее типичным приемом эксплуатации транса в Э. г. является рассказывание пациенту историй с «встроенными сообщениями и командами», которые могут выделяться голосом, жестом или прикосновением.

Пример начала  трансовой работы с пациентом.

И когда мы с вами здесь и  сейчас находимся, и вы сидите в этом кресле и можете ощущать, как на полу стоят ваши ноги, и руки лежат на коленях, и  вы можете почувствовать себя немного спокойнее. И слышите звуки музыки, и шум улицы, и Þ глядя перед собой Þ и вы можете ощущать дрожание ваших век, вы можете почувствовать лёгкое тепло исходящее от кресла и можете почувствовать себя немного уютнее. И вы можете ощутить своё дыхание, и вдох и выдох, и вы можете почувствовать, как ваше дыхание может чуть-чуть измениться, и стать немного спокойнее и немного размереннее, и вы можете ощутить, как с каждым выдохом может что-то измениться. И, вы слышите мой голос, и вы можете ещё немного расслабиться и почувствовать себя немного спокойнее и вы можете почувствовать, как немного расслабляются ваши ноги… спина… как расслабляется живот… грудь… шея… как приятная расслабленность достигает лица… глаз…

 И когда ваше тело находится здесь и  некоторая ваша часть вашей души может отправиться в приятное путешествие, то некоторая ваша часть может наблюдать за тем, что происходит с вашим телом и с тем, что происходит в другом месте…

И, отправляясь в это путешествие, вы можете взять с собой и  звуки этой комнаты, и звуки улицы, и музыку и мой голос, и они могут превратиться там во что-то другое, может быть в шелест листвы или шум ветра, или журчание воды, пение птиц, а может быть в голоса друзей или близких, а может быть во что-то ещё… и мой голос останется с вами.

И это путешествие может быть далёким, как далёкое синее море, а может быть и совсем близкое, тут совсем рядом, ведь чудесное и волшебное может находиться совсем рядом с нами… и только мы не всегда можем это увидеть. И можно даже обратить свой взор внутрь себя и найти, то там внутри нас находится огромная, чудесная и волшебная страна, страна нашего я. И тогда вы можете, увидеть своим внутренним взором как, утром встаёт солнце поднимается всё выше и выше и наступает день, а потом оно начинает опускаться, и опускается все ниже и ниже, и наступают сумерки, и за ними приходит вечер, и как зажигаются на небе первые звёзды, а потом их становится всё больше и больше и наступает ночь, и на землю опускается спокойствие, и всё затихает и успокаивается. И тогда ваша душа может отправиться в своё путешествие над тихой и ночной землёй. И проплывая над спящими… и т.д.

Далее, как правило, идёт двух или трёх уровневая метафора, направленная на излечение пациента. Это может быть любая история со встроенными внушениями и указаниями. Метафоры могут быть как общими, направленными на общие изменения пациента, например метафора солнца. И узконаправленные на конкретную  проблему человека.

СОН И СНОВИДЕНИЯ

Активное наступление сна

Уже в самых ранних исследованиях механизмов сна четко намеча­ются две основные точки зрения на эту проблему. Первая — сон возникает в результате активного процесса, возбуждения определенных структур («центров сна»), которое вызывает общее снижение функ­ции организма (активные теории сна). Вторая — это пассивные тео­рии сна, или теории деафферентации, согласно которым сон насту­пает пассивно в результате прекращения действия каких-то факто­ров, необходимых для поддержания бодрствования. Различия между этими направлениями удачно определил Н. Клейтман, писавший, что «заснуть» и «не суметь остаться бодрствующим», — это не одно и то же, так как первое предполагает активное действие, а второе — пассивное устранение активного состояния.

В первых неврогенных теориях сна, возникших в конце прошлого и начале нынешнего столетия в результате клинических наблюдений после эпидемии летаргического энцефалита, отражаются эти две про­тивоположные тенденции. Так, Л. Маутнер пришел к выводу, что причиной наступления сна при этом заболевании была опухоль в области среднего мозга, вызывавшая сдавление афферентных путей и прекращение потока сенсорных импульсов в высшие отделы мозга. Фон Экономо же считал, что сон наступает в результате торможе­ния таламуса и коры больших полушарий «центром сна». Исходя из противоположного характера ведущих симптомов заболевания (сонли­вости или бессонницы) он полагал, что центр сна состоит, по крайней мере, из двух частей — каудальной части, являющейся как бы цент­ром бодрствования, и ростральной, действующей как центр сна.

Первыми экспериментальными исследованиями, свидетельству­ющими о существовании центра сна, явились работы В. Гесса. Пока­зав, что слабое электрическое раздражение четко ограниченной об­ласти промежуточного мозга у подопытных кошек вызывало сон со всеми подготовительными фазами (потягивание кошки, умывание, принятие характерной позы), В. Гесс высказал предположение, что существует центр, возбуждение которого обеспечивает наступление естественного сна. В дальнейшем опыты В.Гесса были подтверждены многочисленными исследователями, которые вызывали наступление сна у подопытных животных при помощи электрического и химического раздражения гипоталамуса и прилежащих структур, и тео­рия о центре сна получила значительное признание.

Однако против подобного локализационистского объяснения ме­ханизма возникновения сна решительно выступал И.П. Павлов. Он рассматривал сон как результат торможения коры больших полуша­рий; при этом его теория сна не исключала участия и подкорковых структур в возникновении сна. В качестве основных этапов в даль­нейшем развитии «пассивных» теорий можно отметить работы Н. Клейтмана, который пришел к выводу о том, что сон — это «легко обра­тимая пассивность высших функциональных центров коры», которая наступает в результате уменьшения потока афферентной импульсацииммм. Эксперименты Ф. Бремера с поперечными перерезками на разных уровнях ствола мозга кошки, показавшие, что межколликулярная перерезка приводит к картине сна на ЭЭГ (спящий «cerveau isole»), тогда как перерезка на границе головного и спинного мозга не из­меняет картину бодрствования на ЭЭГ (бодрствующий «encephale isole»), подтверждали представление о сне как результате деаффе­рентации коры больших полушарий. В результате опытов с разруше­нием различных областей промежуточного мозга у обезьян, приво­дивших к наступлению сна, С. Рэнсон пришел к выводу о том, что гипоталамус является центром «интеграции эмоционального выражения» и сон наступает в результате периодического снижения активности этого центра бодрствования.

Открытие Дж. Моруцци и X. Мэгуном в 1949 г. восходящего активирующего влияния неспецифической ретикулярной системы (ВРАС) значительно усилило позиции пассивных теорий сна. Поддержание бодрствующего состояния объяснялось теперь тоническим влиянием ВРАС. Дальнейшие исследования привели к открытию и других ак­тивирующих систем — диффузной и специфической таламической систем и активирующих структур заднего гипоталамуса.

Впоследствии в целом ряде работ было показано, что раздраже­ние ретикулярных структур ствола мозга может вызывать не только пробуждение, но и сон. Так, низкочастотное раздражение почти всех исследуемых пунктов ретикулярной формации (область среднего мозга, моста и продолговатого мозга) у кошек вызывало наступление сна, что позволило Дж. Росси и А. Цанкетти предположить существование в стволе мозга двух антагонистических механизмов — десинхрони­зирующего (пробуждающего) и синхронизирующего (вызывающего сон), — поэтому сон не пассивное состояние отсутствия бодрство­вания, а результат активного торможения деятельности мозга. Мо­руцци также привел экспериментальные доказательства того, что в нижних отделах ствола мозга имеются синхронизирующие структуры, действующие как антагонисты ВРАС. К синхронизирующим структурам, раздражение которых может вызвать наступление сна у животного, позже были отнесены и хвостатое ядро, и неспецифичес­кая таламическая система, и структуры базальной части переднего мозга, в частности, преоптическая область.

Одна из попыток создания единой теории сна была предпринята П.К. Анохиным. Состояние сна он представлял как ре­зультат проявления целостной деятельности организма, строго ко­ординирующей корковые и подкорковые структуры в единую функ­циональную систему. В своей гипотезе П.К. Анохин исходил из того, что гипоталамические «центры сна» находятся под тоническим угнетающим влиянием со стороны коры больших полушарий. Имен­но поэтому при ослаблении этого влияния вследствие снижения ра­бочего тонуса корковых клеток («активный сон» по Павлову) гипо­таламические структуры как бы «высвобождаются» и определяют всю ту сложную картину перераспределения вегетативных компонентов, которая характерна для состояния сна. При этом гипоталамические центры оказывают угнетающее влияние на восходящую активирую­щую систему, прекращая доступ в кору всего комплекса активирую­щих воздействий (и наступает «пассивный сон» по Павлову). Эти вза­имодействия представляются циклическими, поэтому состояние сна может быть вызвано искусственно (или в результате патологическо­го процесса) воздействием на любую часть этого цикла.

В качестве иллюстрации этой гипотезы можно рассмотреть сон новорожденного — поскольку в коре еще не имеется достаточно зрелых элементов для активного нисходящего тормозного влияния на уже значительно созревшие гипоталамические структуры, основным со­стоянием новорожденного является состояние сна. Причиной про­буждения является голод — возбуждаемые «голодной» кровью гипо­таламические структуры реципрокно затормаживают «центры сна», устраняя их угнетающее влияние на активирующие системы, и ребе­нок просыпается. После насыщения восстанавливаются прежние со­отношения, и ребенок снова засыпает.

В настоящее время после открытия целого ряда активирующих и синхронизирующих структур мозга, а также многочисленных пептидов и нейротрансмиттеров, участвующих в регуляции цикла «сон—бодрствование», эта схема наполняется новым содержанием.

В 1953 г. Е. Азеринский и Н. Клейтман открыли феномен «быстро­го» сна, и тем самым — новую эру в изучении сна. Если раньше пассивные и активные теории регуляции сна рассматривали бодрст­вование как состояние, противоположное сну, а сон сам по себе считался единым феноменом, то теперь идея монолитного сна оказалась разрушенной и стали изучаться механизмы как медленного, так и быстрого сна. В итоге в настоящее время регуляторные процессы мед­ленного сна связываются со структурами промежуточного мозга, а быстрого сна — главным образом со стволовыми структурами моста.

В 60—70 гг. М. Жуве, основываясь на обширных исследованиях с пересечениями и повреждениями мозга, а также фармакологических и нейроанатомических данных, предложил моноаминергическую те­орию регуляции цикла «сон—бодрствование», согласно которой мед­ленный и быстрый сон связаны с активностью различных групп моноаминергических нейронов — в регуляцию медленного сна вклю­чены серотонинергические нейроны комплекса шва, в то время как норадренергические нейроны ответственны за наступление быстро­го сна. Впоследствии было показано участие различных нейротранс­миттеров в регуляции медленного и быстрого сна.

Различие механизмов медленного и быстрого сна подтверждается также и в нейрогуморальных концепциях сна, основоположником которых является А. Пьерон. Еще в начале текущего столетия, на основании результатов своих экспериментов на собаках, у которых сон вызывался введением спинномозговой жидкости других собак, лишенных сна в течение нескольких суток, А. Пьерон предположил, что наступление сна связано с накоплением в организме определен­ных веществ (гипнотоксинов). Впоследствии «фактор сна» многочисленные исследователи выделяли из спинномозговой жидкости, кро­ви и мочи различных животных, и с каждым годом увеличивался список обнаруженных в организме веществ, связанных со сном.

Результаты обширных нейрофизиологических, нейрохимических и нейрогуморальных исследований свидетельству­ют не только о сложности и многообразии взаимодействия различ­ных факторов в регуляции цикла «сон—бодрствование», но и о раз­личии механизмов медленного и быстрого сна.

СТАДИИ МЕДЛЕННОГО СНА И БЫСТРЫЙ СОН

Основные данные, полученные за годы многочисленных и разнообразных исследований сна, сводятся к следующему. Сон — не перерыв в деятельности мозга, это просто иное состояние. Во время сна мозг проходит через несколько различных фаз, или стадий, активно­сти, повторяющейся с примерно полуторачасовой цикличностью. Сон состоит из двух качественно различных состояний, называемых мед­ленным и быстрым сном. Они отличаются по суммарной электричес­кой активности мозга (ЭЭГ), двигательной активности глаз (ЭОГ), тонусу мышц и многочисленным вегетативным показателям (частоте сердечных сокращений и дыхания, электрической активности кожи и т.д.).

Медленный сон подразделяется на несколько стадий, выделенных на основании изменений ЭЭГ и отличающихся по глуби­не. В первой стадии исчезает основной биоэлектрический ритм бодр­ствования — альфа-ритм. Он сменяется низко амплитудными колеба­ниями различной частоты. Это стадия дремоты, засыпания. При этом у человека могут возникать сноподобные галлюцинации. Вторая ста­дия (поверхностный сон) характеризуется регулярным появлением веретенообразного ритма 14—18 колебаний в секунду («сонные» ве­ретена). С появлением первых же веретен происходит отключение сознания; в паузы между веретенами человека легко разбудить. Тре­тья и четвертая стадии объединяются под названием дельта-сна, по­тому что во время этих стадий на ЭЭГ появляются высоко амплитудные медленные волны — дельта - волны. В третьей стадии они занима­ют от 30 до 50% всей ЭЭГ. В четвертой стадии дельта - волны занима­ют более 50% всей ЭЭГ. Это наиболее глубокая стадия сна, здесь наивысший порог пробуждения, самое сильное отключение от внешнего мира. При пробуждении в этой стадии человек с трудом ориентиру­ется, в наибольшей степени компрессирует время (недооценивает длительность предшествующего сна). Дельта-сон преобладает в пер­вую половину ночи. При этом снижается мышечный тонус, стано­вятся регулярными и уряжаются дыхание и пульс, понижается тем­пература тела (в среднем на 0,5°), отсутствуют движения глаз, может регистрироваться спонтанная кожно-гальваническая реакция.

Быстрый сон — самая последняя стадия в цикле сна. Она характеризуется быстрыми низко амплитудными ритмами ЭЭГ, что делает ее похожей на ЭЭГ при бодрствовании. Усиливается мозговой кровоток, на фоне глубокого мышечного расслабления наблюдается мощная активация вегетатики. Помимо тонических компонентов стадии быстрого сна, выявляются фазические компоненты — быстрые дви­жения глазных яблок при закрытых веках (БДГ, или REM — rapid eye movements), мышечные подергивания в отдельных группах мышц, резкие изменения частоты сердечных сокращений (от тахикардии к брадикардии) и дыхания (серия частых вдохов - выдохов, потом пау­за), эпизодические подъемы и падения кровяного давления, эрек­ция полового члена у мужчин и клитора у женщин. Порог пробужде­ния колеблется от высокого до низкого. Именно в этой стадии воз­никает большая часть запоминающихся сновидений. Синонимы бы­строго сна — парадоксальный (активированный характер ЭЭГ при полной мышечной атонии), REM, или БДГ-сон, ромбэнцефальный (в связи с локализацией регулирующих механизмов).

Весь ночной сон состоит из 4—5 циклов, каждый из которых на­чинается с первых стадий медленного и завершается быстрым сном. Каждый цикл продолжается около 90—100 мин. В двух первых циклах преобладает дельта-сон, эпизоды быстрого сна относительно корот­ки. В последних циклах преобладает быстрый сон, а дельта-сон резко сокращен и может отсутствовать. В отличие от многих жи­вотных, человек не просыпается после каждого цикла сна. Структу­ра сна у здоровых людей более или менее сходна — 1-я стадия зани­мает 5—10% сна, 2-я — 40—50%, дельта-сон — 20—25%, быстрый сон - 17-25%.

Таким образом, каждую ночь 4—5 раз мы видим сны, и «разгля­дывание» сновидений занимает в общей сложности от 1 до 2 ч. Люди, утверждающие, что они видят сновидения очень редко, просто не просыпаются в фазе сновидений. Интенсивность самих сновидении, степень их необычности и эмоциональной насыщенности может быть различной, но факт их регулярного возникновения во время сна не вызывает сомнений.

Распространенное в прошлом представление о том, что сон необ­ходим для «отдыха» нейронов головного мозга и характеризуется снижением их активности, исследованиями нейрональной активности не подтвердились. Во время сна в целом не происходит уменьшения средней частоты активности нейронов по сравнению с состоянием спокойного бодрствования. В быстром же сне спонтанная активность нейронов может быть выше, чем в напряженном бодрствовании. В медленном и быстром сне активность различных нейронов органи­зована по-разному.

Кроме электрофизиологических, для отдельных стадий сна харак­терны определенные гормональные сдвиги. Так, во время дельта - сна увеличена секреция гормона роста, стимулирующего тканевой обмен. Во время быстрого сна усилена секреция гормонов коры надпочеч­ников, которая в бодрствовании возрастает при стрессе. Интенсив­ность энергетического обмена в мозговой ткани во время медленно­го сна почти такая же, как в состоянии спокойного бодрствования, а во время быстрого сна значительно выше.

Таким образом, можно утверждать, что мозг активен во время сна, хотя эта активность качественно иная, чем при бодрствовании, и в разных стадиях сна имеет свою специфику.

СОН В ОНТО - И ФИЛОГЕНЕЗЕ

В онтогенезе соотношение «сон—бодрствование» изменяется. Так, у новорожденных состояние бодрствования составляет лишь незна­чительную часть суток, и значительную часть сна занимает быстрый сон. По мере взросления уменьшается общее количество сна, изме­няется соотношение фаз внутри цикла сна — сокращается быстрый сон и относительно возрастает медленный сон, к 14 годам цикл сна достигает 90 мин. У взрослого человека, как уже говорилось, быст­рый сон занимает около 1/4 всего времени сна. В старческом возрасте происходит уменьшение общего количества сна, при этом сокраща­ется и медленный, и быстрый сон. После 75 лет часто наблюдается невротическая бессонница — редуцируется медленный сон, сон ста­новится прерывистым, нарушаются циклы сна.

Чередование периодов активности и покоя происходит у всех жи­вых существ; возможно, периоды покоя — это аналоги медленного сна. В том или ином виде сон наблюдается у всех позвоночных. Но сон, состоящий из нескольких циклов, внутри которых развертыва­ются стадии медленного и быстрого сна, присущ только теплокров­ным. По своей организации сон млекопитающих и птиц не отличает­ся от сна человека, хотя медленный сон у животных менее диффе­ренцирован, процентное соотношение медленного и быстрого сна различно у разных животных, а циклы сна, как правило, короче. У крысы цикл сна про­должается 12 мин, у собаки — 30 мин, у слона — около 2 ч. Особен­ности организации сна связаны с экологией животных. У птиц периоды быстрого сна очень короткие — при этом, в свя­зи с полной мышечной атонией, опускается голова, падают крылья. Если птица сидит на ветке, то при падении тонуса мышц ног сжи­маются пальцы, и птица может спать, не падая с ветки. Сон копытных также связан с их образом жизни — стадностью, боязнью хищников — и имеет характер «рваного» сна (после каждого цикла сна животное поднимает голову и осматривается, поэтому в каждый данный момент некоторые особи обязательно бодрствуют). Характер растительной пищи требует длительного пережевывания, и поверхностные стадии сна протекают у жвачных во время жевания. У норковых млекопитающих хорошо выражена цикличность, они много спят, и быстрый сон занимает до 1/3 всего времени сна. Для многих из них характерна сезонная спячка. Она характеризуется по­терей способности к терморегуляции, резким уменьшением количе­ства дыхательных движений и сердечных сокращений, падением об­щего уровня обмена веществ. У некоторых крупных млекопитающих (медведи, еноты, отчасти барсуки) наблюдается сезонный сон, или факультативная спячка. В этом случае температура тела, количество дыхательных движений и общий уровень обменных явлений снижа­ются мало. При изменении внешних условий подобный сон легко может быть прерван. Особенности сна морских млекопитающих также связаны с их экологией. Для каждого дыхательного акта, как во время сна, так и во время бодрствования они должны всплыть, чтобы выставить ноз­дри в воздух. В зависимости от образа жизни возникли разные формы адаптации. Так, при электрофизиологической регистрации сна у дельинов Л. Мухаметов обнаружил феномен «однополушарного» сна — дельта-волны возникали только в одном полушарии (пооче­редно в правом или левом). При этом в другом полушарии картина ЭЭГ соответствовала поверхностным стадиям медленного сна или бодрствованию. ЭЭГ, соответствующая поверхностным стадиям мед­ленного сна, могла наблюдаться и в обоих полушариях одновремен­но; признаков быстрого сна выявить не удалось. Такой же «однополушарныи» медленный сон появляется у так называемых ушастых тюленей (котики и сивучи), когда они находятся в бассейне и не могут выйти на сушу. Когда же они спят на суше, в обоих полушари­ях у них наблюдается ЭЭГ, свойственная обычному медленному сну; регистрируется много эпизодов быстрого сна. У тюленей и морских львов, которые только часть жизни прово­дят в воде, весь цикл сна развивается в течение дыхательной паузы. Они хорошо «продыхиваются», делая несколько глубоких вдохов, и ныряют. За 15—20 мин происходит смена стадий медленного сна и быстрый сон, и они выныривают для следующего «продыхивания».

Таким образом, сон является жизненно необходимым для высокоорганизованных животных. При этом особенности сна различных животных отражают его приспособительный характер к условиям обитания и факторам внешней среды.

ПОТРЕБНОСТЬ В СНЕ

Многие люди хотели бы спать меньше, так как сон, по их мне­нию, — это потерянное для жизни время. Другие, наоборот, хотели бы спать больше, так как недостаточно хорошо себя чувствуют.

Одна из обычных сентенций в медицине сна состоит в том, что наше современное общество силь­но недосыпает, и это отражается на состоянии человека и общест­ва, являясь в значительной мере причиной аварий и катастроф. Эта точка зрения подтверждается многочисленными исследованиями, сви­детельствующими о негативных эффектах недосыпания на настрое­ние испытуемых и выполнение ими психомоторных задач. С использованием различных психологических тестов показано, что если длительность ночного сна уменьшена на 1,3—1,5 ч, то это сказывается на состоянии бдительности днем. Последние исследования по выяс­нению необходимой длительности сна пока­зали, что потребность сна у молодежи в среднем составляет 8,5 ч за ночь. Продолжительность ночного сна в 7,2—7,4 ч является недоста­точной, а сон менее 6,5 ч в течение длительного времени может подорвать здоровье. Другая точка зрения состоит в том, что у большинства людей нет хронического недосыпания, но они могут спать больше, также как мы едим и пьем свыше физиологических потреб­ностей. Основанием служат значительные индивидуальные вариации

потребности во сне, а также тот факт, что после длительного сна улучшение дневной бдительности минимально, а усталость успешно устраняется кратковременными перерывами в работе.

Эффект «накопления нехватки сна» полностью исчезает уже пос­ле первого 10-часового периода «восстановительного» сна. Поэтому хроническое недосыпание по рабочим дням и пересыпание по утрам в выходные — явления взаимосвязанные. Тем не менее, в заявлении созданного в США комитета «Катастрофы, сон и общественная по­литика» подчеркивается, что даже небольшое хроническое недосы­пание на 1—2 ч чревато серьезными нарушениями в работе, если она постоянно требует высокого уровня сосредоточенности.

ДЕПРИВАЦИЯ СНА

Эксперименты с депривацией (искусственным лишением сна) позволяют предполагать, что организм особенно нуждается в дель­та - сне и быстром сне. После длительной депривации сна основным эффектом является увеличение дельта - сна. Так, после 200-часового непрерывного бодрствования процент дельта - сна в первые 9 ч реги­страции восстановительного сна увеличивался в 2 раза по сравне­нию с нормой, а длительность быстрого сна увеличилась на 57%. Депривация менее 100 ч не вызывала увеличения длительности быс­трого сна в первую восстановительную ночь. При уменьшении обще­го количества сна продолжительность дельта - сна не меняется или даже увеличивается, а длительность быстрого сна уменьшается.

В целях изучения роли отдельных фаз сна разработаны способы, позволяющие избирательно предотвращать их появление. Для подавле­ния дельта - сна используют метод «подбуживания» — при появлении дельта - волн на ЭЭГ подаются звуковые сигналы такой интенсивности, чтобы обеспечить переход к более поверхностным стадиям сна. При этом у испытуемых появляется чувство разбитости, усталости, ухуд­шается память и снижается внимание. Исследованиями В. Ротенберга показано, что чувство разбитости и повышенной утомляемости, осо­бенно нарастающее ко второй половине дня, у больных неврозом обусловлено хроническим дефицитом дельта – сна.

Для исключения быстрого сна человека или животное будят при первых признаках этой фазы сна — появлении быстрых движений глаз и падении мышечного тонуса. Депривация быстрого сна у жи­вотных обычно осуществляется по методу, предложенному М. Жуве. Животное (чаще всего в этих экспериментах используются крысы) помещается на небольшую площадку, окруженную водой, и при­спосабливается спать на ней. Но в самом начале каждого эпизода быстрого сна, как только у животного падает мышечный тонус, оно сваливается в холодную воду и сразу просыпается. В результате в течение многих суток животное можно лишать фазы быстрого сна, существенно не нарушая медленный сон. После такой депривации у животных отмечалась повышенная возбудимость, агрессивность, двигательное беспокойство, т.е. симптомы сильнейшего стресса. Для того чтобы отделить эффект лишения быстрого сна от эффекта стресса (безвыходная ситуация нахождения на ограниченной площадке с неизбежными падениями в воду, В. Ковальзоном был разра­ботан способ депривации быстрого сна без стресса — раздражением активирующей ретикулярной формации ствола мозга слабыми им­пульсами электрического тока, пробуждающего животное при на­ступлении быстрого сна. При этом крысы находились в просторной экспериментальной клетке, в периоды бодрствования нормально пили, ели, играли, и симптомы стресса у них отсутствовали — шерсть лос­нилась, вес не снижался. Продолжительность быстрого сна у них была снижена в 3 раза при сохраненном медленном сне. Несмотря на отсутствие каких-либо поведенческих симптомов лишения быстрого сна, количество попыток перехода к быстрому сну у них увеличива­лось день ото дня, повышался порог пробуждения.

При избирательном лишении быстрого сна у человека потребность в нем увеличивается, хотя никаких психических расстройств обна­ружить не удается. Однако в первых опытах с депривацией быстрого сна у человека непрерывно в течение нескольких суток были обнару­жены значительные изменения психики — повышенная раздражи­тельность, рассеянность, появление галлюцинаций и бредовых идей. Впоследствии оказалось, что эти испытуемые были не вполне здо­ровы. Когда же исследования проводились на здоровых испытуемых, оказалось, что депривация быстрого сна «не только не приводит к психическим расстройствам, но и вообще никак не сказывается на психическом состоянии — не меняет настроения, не ухудшает вы­полнения заданий, не влияет на память и работоспособность. Чем более комфортными были условия в период депривации, чем тщатель­нее экспериментаторы следили за тем, чтобы все потребности ис­пытуемых были удовлетворены, чем увлекательнее и разнообразнее было времяпрепровождение в период исследования, тем меньше ска­зывался эффект депривации.

Когда результаты депривации быстрого сна стали анализировать индивидуально, в связи с личностными особенностями испытуемых, были обнаружены определенные различия. Так, Р. Картрайт  установил, что лишение быстрого сна вызывает различные изменения психики и поведения в зависимости от исходного психического статуса. Тревожные субъекты реагирова­ли на депривацию значительным усилением тревоги; они пытались немедленно компенсировать прекращенный быстрый сон. У испыту­емых другого склада не было значительных нарушений поведения, а компенсаторное увеличение быстрого сна выявлялось в восстановительную ночь. Наконец, у людей третьего типа не отмечалось нару­шений поведения, не было попыток немедленной компенсации бы­строго сна и увеличения быстрого сна в восстановительную ночь, но при пробуждении еще до первых проявлений быстрого сна они давали подробные отчеты о сновидениях. Очевидно, сновидения протекали у них в медленном сне, и это заменяло им необходимость в быстром сне.

Значение быстрого сна для здоровья показал Е. Хартманн, выделив среди здоровых испытуемых две крайние группы — «долгоспящих» (кому для хорошего самочувствия необходимо не меньше 9 ч сна), и «короткоспящих» (достаточно 6 ч сна). По структуре сна эти люди различались в основном длительностью быстрого сна — у долгоспящих он занимал почти вдвое больше времени. При анали­зе их психических особенностей оказалось, что по сравнению с короткоспящими они были эмоционально менее устойчивыми — все проблемы принимали близко к сердцу, отличались беспокойством, тревожностью и перепадами настроения. Складывалось впечатление, что во сне они спасались от сложностей жизни, т.е. «ложились спать невротиками, а просыпались здоровыми людьми». Хартманн пред­положил, что такое восстановление душевного здоровья от вечера к утру определяется высокой представленностью в их ночном сне фазы быстрого сна. Опрашивая здоровых людей, у которых продолжитель­ность сна не была постоянной в течение жизни, Хартманн устано­вил, что сокращение сна обычно приходится на те периоды, когда человек хорошо себя чувствует, с интересом работает и свободен от тревог. Потребность в сне увеличивается, когда возникают неразре­шимые проблемы, снижаются настроение и работоспособность.

СНОВИДЕНИЯ

Когда мы говорим о сновидениях, то прежде всего имеем в виду присутствие в них необычных и фантастичных картин. Субъект ощу­щает себя находящимся в быстро меняющейся обстановке, очевид­ные пространственно-временные закономерности отсутствуют, мо­гут появляться события и люди из прошлого. При этом сознание не блуждает, как в бодрствовании, возникает ощущение полного оди­ночества и нет возможности поделиться чувствами с кем-то другим. Человек не осознает себя видящим сновидение, в результате чего нет критического отношения к воспринимаемым событиям. Несмотря на разнообразие и фантас­тичность мира сновидений, этот мир не содержит ничего абсолютно нового: сновидения — следствие жизненного опыта человека, отражение событий, происшедших с ним ранее, недаром И.М. Сеченов назвал сновидения «небывалыми комбинациями бывалых впечатле­ний». Любое воздействие может послужить поводом для развертыва­ния целостной картины сновидения. В качестве примера П.К. Анохин приводит эксперимент, когда спящему человеку поднесли к подошве бутылку с теплой водой. Проснувшись, испытуемый рас­сказал, что ходил во сне по горячему песку и путешествовал по склонам Везувия, из которого прямо ему под ноги извергалась горя­чая лава.

Результаты многочисленных исследований позволяют предпола­гать, что одной из основных функций сновидений является эмоци­ональная стабилизация. Это хорошо сформулиро­вано Робертсом: «Человек, лишенный спо­собности видеть сновидения, через некоторое время впадает в безумие, ибо масса несформировавшихся, обрывочных мыслей и поверхностных впечатлений будет накапливаться у него в мозгу и подавлять те мыс­ли, которые должны целиком сохраняться в памяти». Впервые сис­тематические исследования роли сновидений предпринял осново­положник психоанализа 3. Фрейд. Рассматривая сновидения как осо­бый и весьма важный язык мозга, он отмечал, что сновидения явля­ются продуктом нашей собственной психической активности и в то же время завершенное сновидение поражает нас как нечто внешнее по отношению к нам. В работе «Толкование сновидений» 3. Фрейд показал, что сновидения содержат не только явный, очевидный смысл, который можно изложить в пересказе, но и скрытый, неявный, ко­торый невозможно сразу осознать или уяснить. Чтобы понять этот второй смысл, необходима дополнительная информация о личности того, кто видел этот сон. На основании этого, используя метод «сво­бодных ассоциаций», психоаналитик приводит пациента к осозна­нию замаскированных в сновидении вытесненных желаний, что сни­мает эмоциональную напряженность.

Современные психотерапевты и психоаналитики пришли к выво­ду, что сны можно контролировать. Примером может служить отно­шение к сновидениям в синойском племени в Малайзии, где каж­дый член племени умеет уничтожать ночные кошмары. Синои учат своих детей воспринимать сны как важную часть формирования личности и сумели так организовать свою жизнь, что у них отсутствуют психические болезни.

Мощным импульсом к экспериментальному изучению сновиде­ний послужило открытие быстрого сна и его связи со сновидениями. Появилась возможность получения отчетов о сновидениях сразу же после их завершения. Было обнаружено, к удивлению тех, кто счи­тал, что не видит снов или видит их очень редко, что каждый чело­век видит сны несколько раз за ночь. Экспериментальным путем был решен и вопрос о длительности сновидений. Оказалось, что субъек­тивная длительность сновидений соответствует объективной длитель­ности периода быстрого сна. Испытуемый, разбуженный в начале периода быстрого сна, отчитывается о коротком сновидении, а разбуженный в конце — о длинном. После очень длинных эпизодов быстрого сна (30—50 мин) испытуемые отчитывались о необычно длительных сновидениях. Интересно, что отчеты о содержании этих сновидений были не длиннее, чем в тех случаях, когда испытуемых пробуждали уже через 15 мин после начала быстрого сна. По-видимому, снови­дения начинают забываться, несмотря на продолжение длительного эпизода быстрого сна. Многочисленные эксперименты свидетельствуют о том, что содержание сновидений коррелирует с особенностями фазических компонентов быстрого сна. Показано, что степень эмоциональной окраски сновидений связана с частотой сердечных со­кращений и дыхания, степенью вазоконстрикции и выраженностью электрической активности кожи в последние минуты быстрого сна перед пробуждением.

По-видимому, у животных также есть сновидения во время быстрого сна — об этом свидетельствуют опыты М. Жуве с разрушением у кошек ядер синего пятна, обеспечивающих угнете­ние мышечного тонуса в фазе быстрого сна. Спящее животное с разрушенным синим пятном при наступлении быстрого сна вставало на лапы с закрытыми глазами, принюхивалось, царапало пол камеры, совершало внезапные прыжки, как бы преследуя противника или спасаясь от опасности. Эти данные, а также результаты много­численных лабораторных исследований сна у людей, позволяют считать фазу быстрого сна физиологической основой сновидений.

Однако является упрощением рассматривать быстрый сон как единственную фазу сна со сновидениями, так как испытуемые отчитыва­ются о сновидениях и при пробуждениях из медленного сна. Но отчеты о сновидениях в быстром сне более яркие, более сложные, фантастич­ные, более эмоционально окрашенные по сравнению со сновидени­ями в медленном сне, где преобладают рациональные и реалисти­ческие элементы, сходные с мышлением в бодрствовании. Главное же различие заключается в их длительности — сновидения в быст­ром сне более длительны. Видимо, этим объясняется тот факт, что при пробуждении из быстрого сна сновидения лучше запоминаются.

Явлением, в определенном смысле противоположным сновиде­ниям, является сомнамбулизм (снохождение, или лунатизм). Лабо­раторные исследования показали, что сомнамбулизм возникает на фоне дельта - сна; выраженность и длительность приступа значитель­но варьируют. В самом легком случае человек может сесть в кровати, что-то пробормотать и снова заснуть — в таких случаях на ЭЭГ на­блюдается картина глубокого дельта - сна. В других случаях сомнамбу­ла встает, ходит, может одеться и выйти из дома (при этом глаза обычно открыты, лицо маскообразное); сомнамбула может давать односложные ответы на простые вопросы — в таких случаях на ЭЭГ появляются признаки дремоты или даже бодрствования. Утром со­мнамбула ничего не помнит о происшедшем с ним ночью. В проти­воположность сновидениям, с их насыщенным яркими красками и событиями миром при полной мышечной атонии, сомнамбулизм ха­рактеризуется сумеречным состоянием сознания (которое вообще не фиксируется в памяти) при сохранении способности передвигаться как при бодрствовании.

Существование двух крайних явлений (сновидений и сомнамбу­лизма) свидетельствует о том, что сон — это целый набор различ­ных состояний, среди которых есть и глубокое погружение во внут­ренний мир, и демонстрация внешней активности.

ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ СНА

Дж. Моруцци, отвечая на вопрос о том, почему мы спим, сказал, что главным считает восстановительные процессы мозга, но не быстрые, связанные с синаптической передачей и совершающиеся по закону «все или ничего», а медленные, тонические процессы, лежащие в основе обучения, восприятия и сознания. Это предположение косвенно подтверждается экспериментальными данными, свидетельствующи­ми о том, что импульсная активность небольших нейронов мотор­ной коры, для которых характерна тоническая активность при отсутст­вии движений, уменьшается во время сна. Л. Латаш считает, что психическая активность в медленном сне сохраняет «нор­мальное взаимодействие в сфере бессознательного между эмоциональ­ными процессами, влечениями и собственно интеллектуальной деятель­ностью», а целостная психическая активность сна связана с фор­мированием, на основе видового и индивидуального опыта, витальных мозговых механизмов стратегии поведения.

Функциональное значение цикла «сон—бодрствование» в связи с эволюцией биологической регуляции рассматривает Н. Моисеева. То, что выраженная картина сна сформировалась в процессе эволю­ции с появлением теплокровности в классе млекопитающих и (неза­висимо) в классе птиц, она оценивает как свидетельство необходи­мости сна в цепи эволюционных преобразований, обеспечивающих повышение уровня организации живых систем. Параллельно с фор­мированием нервной системы, по мнению Н. Моисеевой, формиро­валось повторяющееся состояние, в котором клетки и ткани обрета­ют определенную долю независимости и могут осуществить саморе­гуляцию. Действительно, у больных, на которых в течение ночного сна изучали динамику ЭЭГ, ЭОГ, импульсной активности и мед­ленных электрических потенциалов, было обнаружено, что в про­цессе развития сна на какой-то момент возникает функциональное разобщение, как структур, так и отдельных клеток. Н. Моисеева счи­тает, что в состоянии бодрствования на первый план выходят свой­ства организма как системы, в состоянии же сна на первый план выступают свойства отдельных элементов, поскольку в процессе эво­люции оказалось необходимым сохранить автономную биологичес­кую регуляцию структурно-функциональных единиц, из которых состоит организм.

«Восстановительные» функции обычно приписывают медленному сну, а для объяснения функций быстрого сна последнее время все больше привлекаются информационные теории, сущность которых сводится к пониманию задач сна в переработке поступающей в бодрст­вовании информации. Так, основываясь на данных о преобладании быстрого сна на ранних этапах жизни человека и животных, М. Жуве предположил, что быстрый сон обеспечивает процессы программи­рования в мозге, необходимые для развития и поддержания генети­чески предопределенных функций, таких, например, как инстинк­ты.

Согласно гипотезе В. Ротенберга и В. Аршавского, в быстром сне осуществляется поисковая активность, задачей которой является

компенсация состояния отказа от поиска в бодрствовании. Они при­водят целый ряд фактов в пользу этой точки зрения. Прежде всего, тот факт, что в состоянии отказа от поиска повышается потребность в быстром сне. Об этом свидетельствует уменьшение латентного пе­риода фазы быстрого сна, обнаруженное при депрессиях и невроти­ческой тревоге (что является конкретным проявлением отказа от поиска у человека). Так, время от начала засыпания до наступления быстро­го сна может сокращаться до 40 мин, в то время как в норме оно колеблется от 70 до 110 мин. У животных после пассивно - оборони­тельного поведения, вызванного неизбежным электрическим раз­дражением определенных зон мозга, доля быстрого сна в последую­щие часы увеличивалась почти в 2 раза по сравнению с фоном. Приводятся также данные о том, что у опоссума, всегда дающего на стресс пассивно-оборонительную реакцию, быстрый сон представ­лен особенно хорошо. В то же время выраженное поисковое поведе­ние и у человека, и у животных приводит к уменьшению фазы быс­трого сна. У животных эта фаза сокращается во время острого стрес­са, пока они активно ищут выход из ситуации. Так, при схватке двух животных в естественных условиях в последующем сне уменьшается доля быстрого сна. У человека попадание в новую, незнакомую об­становку повышает готовность к активному реагированию на не­ожиданности, усиливает ориентировочно -исследовательское пове­дение и приводит к уменьшению быстрого сна (например, во время первого исследования сна испытуемого в лабораторных условиях). При маниакальных состояниях, характеризующихся высокой, хотя совершенно неупорядоченной поисковой активностью, явно достав­ляющей удовольствие самим больным, быстрый сон сокращен. Он может составлять всего 15—18 мин за ночь (при норме 90—100 мин). Эта гипотеза позволяет объяснить и результаты Е. Хартманна, которые получены при исследовании людей с различной потребностью в длительности сна.

Всем известно, что потребность в сне усиливается при удлинении бодрствования. Между тем многочисленные наблюдения за людьми и животными, помещенными в условия световой изоляции, свиде­тельствуют о том, что потребность в сне определяется также мощ­ным влиянием циркадного процесса (суточная биологическая пери­одичность, в соответствии с которой циклично изменяются различ­ные физиологические характеристики организма, например темпе­ратура тела, выброс некоторых гормонов. Циркадный процесс рассматривается обычно как филогенетическая адаптация к временной структуре окружающего мира, благодаря которой про­исходит опережающее отражение; организм заранее при­спосабливается к ожидаемому изменению условий существования.

Некоторые рассматривают цикл «сон-бодрствование» как одно из проявлений эндогенной циркадной периодичности. А. Борбели считает, что это самостоятельные процессы. В соответствии с его гипотезой, потребность в сне определяется двумя процессами — процессом расслабления, утомления, который нарастает во время бодрствования, и циркадным процессом, циклом «активности—покоя» (пик покоя — около 4 ч утра, пик активно­сти — около 4 ч дня). Уровень потребности в сне (процесс S) увеличивается во время бодрствования и уменьшается во время сна (по мере снижения доли дельта-сна), циркадный же ритм (процесс С) независим от предшествующего сна или бодрствова­ния, он находится под воздействием «внутренних, биологических часов организма». Таким образом, потребность в сне в каждый дан­ный момент представляет собой сумму процессов S и С, нормаль­ный сон наступает при максимальном S и совпадает с периодом покоя. Именно нарушением взаимоотношения этих процессов мож­но объяснить тяжелые субъективные переживания в связи со смеще­нием суточного ритма при резкой смене часовых поясов — цикл «сон—бодрствование» (процесс S) смещается в соответствии с но­выми условиями, в то время как процесс С не изменяется. Поэтому время засыпания приходится на период активности и человек не может уснуть, а днем чувствует постоянную сонливость из-за нара­стающей потребности во сне, так как по С — это период покоя.

Взаимодействием этих же процессов можно объяснить лечебный эффект депривации сна на состояние больных эндогенной депрессией. Угнетенное состояние этих больных, особенно выраженное по ут­рам, связано с тем, что ко времени засыпания процесс S не дости­гает своего максимума. Депривация же сна приводит к повышению процесса S до нормы и, тем самым, временно (к сожалению, лишь до следующего периода сна) устраняет депрессивное состояние.

Примером нарушения баланса систем «сна—бодрствования» яв­ляется и нарколепсия (состояние, характеризующееся дневными приступами непреодолимого сна). В самые неподходящие моменты, на­пример во время еды или езды на велосипеде, возникает внезапная потеря мышечного тонуса и наступает сон, часто сопровождаемый, яркими сновидениями. После короткого сна человек просыпается, чувствуя себя свежим и бодрым. Характерные черты приступов засы­пания (мышечная атония, яркие сновидения) свидетельствуют о том, что на фоне бодрствования внезапно наступает быстрый сон. При длительной регистрации периодов активности и покоя у больных нарколепсией обнаружены отклонения от нормального соотноше­ния между дневным и ночным уровнем активности.

Рассматривая процессы S и С в эволюции, Борбели отмечает, что наличие циркадных биоритмов создает не только преимущества, так как эти ритмы обычно жестко запрограммированы и при внезапном изменении внешних условий не могут быстро перестроиться. По-ви­димому, цикл «сон—бодрствование» возник в эволюции как дополнительный механизм, дающий возможность более гибко приводить время активности и отдыха в соответствие с окружающими услови­ями и текущими потребностями организма, временно выводя эти периоды из-под жесткого контроля «биологических часов».

П.К. Анохин, с позиции имевшихся в то время сис­темных представлений об организации активности мозга, рассмат­ривал наступление сна как итог интегративной деятельности мозга, объединяющей все — и нервные, и нейрохимические, и гумораль­ные — «гипногенные» механизмы в единую функциональную систе­му, деятельность которой «обеспечивает перевес ассимиляторных про­цессов и создает условия для покоя тех нервных элементов, которые своей тонической деятельностью поддерживают бодрствование».

В настоящее время актив­ность нейрона рассматривается как отражение актуализации систе­мы, по отношению к которой данный нейрон специализирован. В бодрствовании актуализация систем определяет достижение резуль­татов внешнего и внутреннего поведения. Каждый поведенческий акт, направленный на достижение конкретного результата, может быть охарактеризован через набор актуализированных в нем систем разного возраста и динамику межсистемных отношений.

Можно предположить, что во время сна актуализация систем обусловливает реорганизацию сложившихся к моменту сна межсистем­ных отношений. Во сне, по-видимому, могут быть сняты запреты, существующие в поведении бодрствования на совместную актуали­зацию оппонентных систем — элементов опыта, и опробованы даже такие комбинации актуализированных систем и отношений между ними, которые нарушили бы адаптивное поведение, будучи реализованными, в состоянии бодрствования. Перебор, «тестирование» комбинаций, приводящие к согласованию вновь сформированных в состоянии бодрствования систем с уже имеющимися в памяти индивида систе­мами разного фило- и онтогенетического возраста, может привести к неожиданным решениям, затрудненным в бодрствовании. Этим объясняется то, что во сне может осуществляться проверка гипотез, решение важных проблем, постоянно волнующих человека и зани­мающих все его мысли, например, открытие Д.И. Менделеевым периодической системы или Ф.А. Кекуле — структуры бензольного кольца.

Тот уже упомянутый ранее факт, что потребность в сне увеличи­вается при возникновении проблем и сложных периодов в жизни, можно объяснить необходимостью устранения противоречий между отдельными час­тями индивидуального опыта, которое почему-либо не может быть достигнуто в бодрствовании (например, вследствие «отказа от поис­ка», по Ротенбергу, или из-за запретов на совместную актуализа­цию определенных элементов опыта и т.д.).

Из приведенных соображений, с одной стороны, следует, что запоминание материала, включающее «вписывание» новых элементов

опыта в структуру уже имеющегося индивидуального опыта, т.е. мо­дификация межсистемных отношений, будет улучшаться, если ин­тервал между обучением и тестированием заполнен естественным сном, во время которого осуществляется перебор новых комбина­ций элементов опыта.

С другой стороны, было бы логично ожидать, что блокирование активности нейронов новых систем, т.е. уменьшение материала для комбинаций, должно сказаться на потребности в сне. Действитель­но, прием алкоголя, который избирательно угнетает активность ней­ронов новых систем, уменьшает фазу быстрого сна.

Повторные реализации акта дефинитивного поведения отличают­ся друг от друга за счет модификации межсистемных отношений, которая, в частности, может лежать в основе совершенствования поведения. Эти экстренные модификации, по-видимому, должны согласовываться с межсистемными отношениями, характе­ризующими весь опыт индивида. Именно поэтому важным материа­лом для опробования новых вариантов объединения нейронов во сне могут быть нейроны не только вновь сформированных систем, но также систем, реализовавшихся в период бодрствования, который предшествует данному эпизоду сна. Подтверждением этому являют­ся эксперименты с регистрацией в гиппокампе крысы активности клеточных ансамблей, а также отдель­ных одновременно регистрируемых «нейронов места» — клетки, избирательно активирующиеся в определенном простран­ственном «поле» — месте пространства) с не перекрывающимися полями. Показано, что во время сна разряжается тот нейрон, в простран­ственном поле которого побывало животное непосредственно перед сном, т.е. тот, который активировался в предшествовавшем периоде бодрствования. Это рассматривают как свидетельство того, что информация, полученная в бодрствовании, подвергается повторной обработке во время.

Литература.

1.     Бендлер Р. Гриндлер Д. Шаблоны гипнотических техник Милтона Эриксона Москва 1995

2.     Блум Ф. Мозг, разум и поведение Изд. «Мир» 1988

3.     Годфруа Ж. Что такое психология Изд. «Мир» 1992

4.     Кинг М. Гипнотерапия вредных привычек Москва 1998

5.     Кинг М. Экзистенциальная гипнотерапия Москва 1998

6.     Материалы семинаров по Эриксоновскому гипнозу и терапии, проходившие в Институте Психотерапии.

7.     Основы Психофизиологии Москва «Инфра-М» 1997

8.     Психотерапевтическая энциклопедия. Под редакцией Б.Д.Карвасарского.

9.     Руководсво по психотерапии Изд. «Медицина» 1979

10. СПб., 1998.Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном Москва «Класс» 1994

11. Физиология человека Т.1 Изд. «Мир» 1996