|
Лаура Перлз
Некоторые аспекты Гештальт-терапии
Всегда,
когда меня просят написать статью или выступить ex
cathedra
в качестве «авторитета» в теории и практике гештальт-терапии, я
вспоминаю сон, который видела много лет назад.
Вечером перед этим я читала
стихотворение Кроу Рэнсома «Эквилибристы». Оно завершается строкой:
«Оставьте их лежать опасными и прекрасными».
В моем сне я шла по пляжу, где и
встретила Пола Гудмена и его сына Мэтью. Они собирали раковины и
камешки. Я сказала:
Не собирайте их; когда они высохнут,
Раковины сломаются, камешки посереют
И потускнеют.
Оставьте их лежать опасными и
прекрасными.
(в
оригинале стихотворение рифмованное – Я. К.)
Это мое существование: я Пол и Мэтью,
учитель и ученик, наблюдатель и классификатор. Я – раковины и камешки,
хрупкие и тусклые, выброшенные на берег, на милость ученых и
собирателей. Я пляж, вечнодвижущаяся береговая полоса, где сухое прошлое
периодически оживляется и увеличивается или уменьшается волнами
настоящего. Я также и море, постоянно обновляющаяся, ритмически
движущаяся жизненная сила. И я поэт, знающий то, что ученые забыли.
Я только что дала вам несколько
укороченный пример работы со сном в гештальт- терапии. То, что я
обнаружила, работая с этим сном, и то, что я пытаюсь сказать вам,
особенно в применении к сегодняшнему вопросу, - это то, что сортировка и
суммирование опыта гештальт-терапии в классы, помеченные как Теория,
Техники, Расширения и Ожидания Достижений, совершенно не резонируют с
холистической и организмической философией гештальта.
Мне больше нравится думать о любой
теории, включая Гештальт, как о рабочей гипотезе, дополнительном
конструкте, который мы строим и приспосабливаем к целям коммуникации,
рационализации и оправдания нашего особого личного подхода. Эти
семантические конструкты, если они согласованны и целостны сами по себе,
могут быть, как, например, работа Фрейда, великими произведениями
искусства и как таковые, быть точными выражениями и поддержкой опыта и
развития многих людей в определенной культурной ситуации. Но, как это
случается с любым фиксированным гештальтом, они могут при других
обстоятельствах стать препятствием в развитии человека, отношений,
группы или целой культуры.
Это прямо приводит меня к базовому
(для меня) понятию в гештальт-терапии – континууму осознания,
свободно текущему формированию гештальта, при котором то, что
представляет наибольший интерес для личности, отношений или группы,
выходит на передний план, где с этим можно контактировать и справляться
так, что затем оно может уйти на задний план и оставить передний план
для следующего гештальта.
Контакт возникает в любой
актуальной ситуации в настоящем, в единственный момент, когда
возможны переживание и изменение. Когда бы мы ни думали и ни говорили о
прошлом, наши воспоминания, сожаления, возмущение, горе или ностальгия
присутствуют здесь и теперь и относятся к настоящему. Когда бы мы ни
говорили о будущем, мы фантазируем, планируем, надеемся, ожидаем,
собираемся, стремясь к тому, или ужасаясь тем, где мы находимся здесь и
теперь, в настоящей ситуации. Гештальт- терапия – это
экзистенциальный, экспериентальный («проживательный») и
экспериментальный подход, который основывается на том, что есть,
а не на том, что было или будет. Интерпретации не нужны,
когда мы работаем с тем, что доступно пациенту и терапевту в актуальном
текущем осознании и с чем можно экспериментировать посредством этого
всегда возрастающего осознания.
Контакт – это граничный
феномен между организмом и окружением. Это признание другого
и взаимодействие с ним. Граница, где встречаемся Я и другой, есть локус
эго-функций идентификации и отчуждения, сфера возбуждения, интереса и
любопытства, страха и враждебности.
Эластичность границы
определяет континуум осознания: если нет препятствий для
сенсорных и моторных функций, происходит непрекращающийся обмен и рост
(Карл Витакер называет это растущим краем) и постепенное расширение
общей почвы для коммуникации.
Когда границы становятся
фиксированными, мы имеем, в лучшем случае, обсессивную
личность, сильный «характер» с фиксированными принципами и привычками,
кто правильно живет согласно закону и порядку, принципам, гордости и
предрассудкам. В худшем случае мы получим кататоника, который может
внезапно вырваться из своего заточения в неконтролируемой и
разрушительной ярости.
Когда границы разрушены или размыты,
дверь открыта для интроекции и проекции. В лучшем случае мы имеем
инфантильного потребителя, жадного интроектора, для которого счастье
идентично состоянию полного слияния и который воспринимает другого как
угрожающего и враждебного. В худшем случае мы имеем эмоционально
безразличного дезориентированного шизофреника со странным или
отсутствующим самовыражением, который может дегенерировать в полностью
отчужденную и изолированную не-личность.
Контакт возможен только в той
степени, в которой доступна поддержка для него. Поддержка
– это общий задний план, на фоне которого выделяется (существует) и
формируется значимый гештальт. Это и есть значение: отношение фигуры к
своему фону.
Поддержка – это все, что
облегчает текущую ассимиляцию и интеграцию опыта для человека, отношений
или общества: первичная физиология, прямая поза и координация,
чувствительность и мобильность, язык, привычки и обычаи, социальные
правила и отношения и все, что мы можем приобрести или выучить в течение
нашей жизни; короче, все, что мы обычно принимаем как гарантированное и
на что полагаемся, даже и особенно наши привязанности и сопротивления –
фиксированные идеи, идеалы и поведенческие шаблоны, которые стали второй
натурой именно потому, что могли поддержать во время своего
формирования. Когда они переживают свою полезность, они становятся
блоками (препятствиями) для текущего жизненного процесса. Мы застываем в
тупике, на перепутье, в параличе, подобном смерти.
В гештальт-терапии мы
деавтоматизируем эти вторичные автоматизмы, оставаясь с очевидно
неразрешимым конфликтом и исследуя каждую доступную деталь: мышечные
напряжения, возникающую в результате нечувствительность, рационализации,
удерживание статус кво, интроекции, проекции и т.д. Альтернативы
становятся возможными и доступными с повышением осознания и
сопровождающими инсайтами, ресенситизацией и ремобилизацией. Тупик
превращается в текущую проблему, с которой можно справиться и
принять за нее ответственность здесь и теперь.
Это приводит нас к вопросу о
техниках. Как гештальт-терапевт я предпочитаю говорить о стилях
как унифицированных способах выражения и коммуникации. В
гештальт-терапии существует столько же стилей, сколько терапевтов и
пациентов. Терапевт применяет себя в ситуации и к ситуации с тем
жизненным опытом и профессиональными навыками, которые он ассимилировал
и интегрировал как свой фон (задний план), который дает значение
текущему осознанию его и пациента. Он постоянно удивляет не только своих
пациентов и группы, но и себя.
Терапия сама по себе есть процесс
инноваций, в котором пациент и терапевт постоянно открывают себя и
друг друга и постоянно изобретают свои отношения.
К сожалению, в результате
многочисленных демонстраций и распространения фильмов о работе Фрица
Перлза только тот подход, что он использовал в последние три или четыре
года жизни, стал широко известен как гештальт-терапия. Его работу со
сновидениями имитировали как «настоящую» технику гештальта многие
нетренированные и неопытные групповые лидеры, используя ее
механистически, упрощенно, как трюк. Но, не рассматривая сложности
ситуации, не осознавая ограничения – собственные и пациентов, имитаторы
не просто ошибаются, а ведут себя неаутентично и безответственно.
Не существует амплификаций в
техниках гештальт-терапии. Гештальт-терапия сама по себе – постоянная
амплификация всеми доступными средствами в любом возможном и желательном
направлении.
Лично я много работаю с телесным
осознанием: дыханием, позой, координацией, непрерывностью и текучестью
движения; с жестами, выражением лица, голосом, языком и использованием
его особенным идиосинкразическим способом. Я буду работать с музыкантом
за его инструментом и с писателем – над его рукописью. Я работаю со
сновидениями и фантазиями, чтобы облегчить идентификацию или
реидентификацию с отчужденными или неразвитыми частями личности.
Я работаю с очевидным, с
тем, что непосредственно доступно осознанию - моему или пациента.
Забавно, что мы используем латинское слово «obvious»
(ср. русское «очевидный» - Я. К.),
описывая что-то слишком простое, тривиальное, чтобы об этом
беспокоиться; и греческое слово «проблема» – в противоположном смысле:
описывая серьезную трудность, о которой нужно беспокоиться, которую
нужно диагностировать, прорабатывать, решать, преодолевать и т.д. Но
лингвистически оба слова имеют одинаковое значение - а именно: то, что
находится прямо перед вами, у вас на дороге. Терапевтические возможности
случайного переворота в языке слишком очевидны, чтобы о них говорить!
Я также не хочу говорить о
Достижениях. В гештальт-терапии мы поощряем и облегчаем продолжающийся
процесс осознания того, что есть, и мы прекращаем терапию, когда пациент
испытывает ту степень интеграции, которая облегчает его собственное
развитие.
(1972. L. Perls. (1992). Living at the Boundary. A
Gestalt Journal Publication. Pp. 129 – 135.)
|
