<0 пророках>*

-------------

* Первый лист отсутствует. Анонимная работа о. Александра Меня для предполагавше­гося советского издания (надпись на с. 2 — от руки).

Мотивы, взятые из «пророческих» книг, звучат в средневе­ковой поэзии и у Данте, Гете, Байрона, Ломоносова и Пушки­на и многих других поэтов. Если бы пророки были лишь про­поведниками древневосточных суеверий, они бы не вдохнов­ляли творчества столь многих поколений. Революционные движения прошлого, как правило, писали на своих знаменах слова пророков. Укажем хотя бы на Томаса Мюнцера или на гуситов. «Кромвель и английский народ, - по словам К. Маркса, - воспользовались для своей буржуазной револю­ции языком, страстями, иллюзиями, заимствованными из Ветхого Завета».

Некоторые думают, что Библия это одна книга, написанная одним автором, но на самом деле она писалась почти тысячу лет многими людьми. Само название ее по-гречески означает «книги» или «сборник книг». Среди этих произведений цент­ральное место занимают книги, приписываемые «пророкам». В прошлом люди доверчиво принимали свидетельство преда­ния и считали, что раз книга названа именем того или иного пророка, значит, она им и написана. Но теперь мы знаем, что значительная часть «пророческих» книг принадлежит неизве­стным авторам. Иногда под одним именем скрывается два или три писателя. Но в то же время в исследовании Библии крити­ка установила, что главные книги пророков есть действитель­но их творения. Амос, Исаия, Иеремия и другие авторы «пророческих» книг были реальными историческими лицами. Они жили в древней Иудее между VIII и V веками до н. э. и оказали огромное влияние на мировоззрение своих современников. И не только современников. Вся европейская культура испы­тала на себе это влияние. Поэтому каждый образованный че­ловек должен знать о них и о том, какое место занимали они в истории человеческого духа.

Двадцать с лишним веков, которые отделяют нас от време­ни деятельности пророков, не могут служить оправданием для нашего равнодушия или насмешливого отношения к их дви­жению. Для нас поэмы Гомера, церковь Покрова на Нерли или Рублевская Троица не есть лишь остаток старины, но вечно живое достояние культуры. Правда, образы пророков заслоне­ны сусальной позолотой легенд. Но если мы сотрем эти наслоения веков с их произведений, то перед нами предстанут величественные образы живых людей, боровшихся, страдавших, искавших ответа на жгучие вопросы жизни.

И все же слово «пророк» для нас остается чем-то чуждым, отдающим суевериями. Не напоминает ли оно о гадалке, предсказывающей будущее? В древности у греков, китайцев, римлян действительно были такие «предсказатели» грядуще­го. Были они и у израильтян. Но назывались они - «прорица­телями». Слово же «пророк» имело совсем другой смысл. Бук­вально оно означало «глашатай», «вестник», «трибун». Проро­ки были народными ораторами и поэтами. Они обращались к людям нередко от лица божества с требованием полного пе­реустройства жизни. В то время, как мудрецов Индии или Гре­ции волновали проблемы космогонии, манили загадки бытия, увлекали отвлеченные философские споры, пророки главной темой своей проповеди сделали жизнь людей в земной исто­рической действительности и преобразование ее в свете свое­го идеала.

Как возникло пророческое движение?

Предание, сохранившееся в Библии, рассказывает об этом следующее. Во времена египетского фараона Рамзеса Велико­го (ок. 1300 г. до н. э.) предки израильтян или часть их обитала на востоке нильской дельты. Царь Рамзес был обуреваем стра­стью к грандиозному строительству. Повсюду воздвигал он храмы, дворцы, укрепленные города. Для тяжелых строитель­ных работ он использовал небольшие племена, обитавшие на рубежах его государства. Среди них оказались израильтяне. Изнуренные тяжелым трудом под палящими лучами африкан­ского солнца, израильтяне оказались на грани вымирания. Тогда-то среди них появился первый пророк.

Говорили, что он был воспитанником египтян. Во всяком случае, имя его Мосе (по-русски Моисей) было египетским. Он пришел из пустыни, куда бежал когда-то от царского гне­ва, и говорил, что там среди гор ему явился Бог Яхве и призвал его вывести народ израильский из рабства.

В это время умер фараон Рамзес. Египет потрясли войны и восстания. Моисей воспользовался этим и увел израильтян на восток в пустыню.

После трудного пути по безводным просторам караван беглецов оказался у подошвы горы Синайской. Там Яхве снова явился Моисею в грозовых тучах, повисших над вершиной го­ры. Он обещал народу свое покровительство, если он будет соблюдать его заповеди. Заповеди были начертаны на двух ка­менных досках-скрижалях. В них предписывалось поклонять­ся лишь одному Яхве, не делать изображений божества, почитать священный день субботы, чтить родителей, не убивать, не красть, не предаваться разврату, не клеветать, не давать в своем сердце места зависти. Эти простые заповеди отлича­лись от других религиозных кодексов древности тем, что они не делали ударения на культе и обрядах. Служением Богу было соблюдение правды.

Но Моисей слишком скоро убедился, насколько далек на­род от возвещенного им учения. Пока он молился на вершине горы, израильтяне сделали себе идол Яхве в виде быка и устро­или вокруг него пляски. При виде этого зрелища пророк в гневе разбил скрижали и лишь после всеобщего покаяния восстановил их.

Дальнейшее скитание по пустыне проходило в постоянной борьбе пророка с толпой, не желавшей исполнять его волю и нередко восстававшей против его власти.

Около 1200 года до н. э. престарелый вождь убедился, что народ достаточно окреп и умножился для того, чтобы пред­принять завоевание Ханаанской земли. Эту землю он называл «обетованной», т. е. обещанной, ибо Яхве обещал праотцу из­раильтян Аврааму, что его народ будет обитать там. Но самому пророку не суждено было войти в Ханаан. Он умер у самого ее рубежа, лишь с вершины горы окинув взором ее зеленые нивы и холмы. Перед смертью он еще раз испытал горечь неблаго­дарности. Забыв его заветы, народ принял участие в язычес­ких празднествах моавитян, народа, жившего на южной гра­нице Ханаана.

Что в этом рассказе - история, а что - легенда? Установить в точности это трудно, хотя, очевидно, в основном он соответ­ствует действительности. Во всяком случае, для нас важно, что пророки считали Моисея своим родоначальником и положи­ли в основу своего учения его заповеди: верность Яхве, отри­цание изображений божества, служение Богу не через обряды, а прежде всего через соблюдение нравственных принципов.

Когда израильтяне переселились в Ханаан, они столкну­лись с высокой культурой туземных жителей - хананеев. У них учились они обрабатывать землю, строить города, ко­вать оружие, изготовлять одежду, утварь, оливковое масло, ви­но. Полудикие дети пустыни, они быстро стали забывать заве­ты Моисеева времени. Верования хананеев стали им близки и понятны.

Хананеи, как и другие народы древности, обожествляли природу. Каждая местность, по их понятиям, имела своего Ваала, т. е. господина, это был бог плодородия, который требо­вал постоянных жертв. Если жертвы не будут принесены, зем­ля не даст плодов, а небо дождя. Если не совершать обрядов в честь бога растительности Таммуза, не придет весна. Богиня любви Астарта тоже требовала жертв. В честь нее устраивались разгульные оргии, которые должны были оказывать магичес­кое влияние на произрастающую силу земли. Страх, с одной стороны, и вера в одухотворенность природы - с другой, ле­жали в основе этой древней магии. Магия была главной дви­жущей силой в этой религии природы. Верой в магию была пропитана религия и всех окружающих народов. Египтяне со­вершали ритуал воскресения Осириса и читали заклятия, ва­вилоняне ни одного шага не делали, не произнеся колдовской формулы. В критические моменты шли на крайние меры. Бо­жествам приносили в жертву детей. Так, моавитский царь Меса, когда враги осадили его город, заколол на стене своего сы­на, а микенский царь Агамемнон принес в жертву свою дочь Ифигению перед походом на Трою.

Израильтяне в период перехода к оседлому образу жизни в этом отношении не отставали от других народов. Они ста­вили священные изображения, приносили жертвы ханаан­ским богам в рощах, посвящали богам алтари, деревья, куль­товые колонны. Они оплакивали умирающего бога расти­тельности, чтобы весной он воскрес снова; они участвовали в оргиях в честь Астарты, прибегали к оракулам, колдовству, заклинаниям. Были среди них и случаи человеческих жертво­приношений.

Эта духовная зависимость от местной религии шла рука об руку с зависимостью политической. Потерявшие былое един­ство израильтяне оказались беззащитными перед лицом всех претендентов на господство в Обетованной земле. С юга в нее рвались кочевники пустыни, уцелевшие ханаанские племена вновь подняли голову, а с запада угрожали железные колесницы филистимлян, воинственного народа, пришедшего с островов Средиземного моря.

В это время вновь появились пророки. Правда, они были мало похожи на Моисея. Это была уже целая община патриотически настроенных людей, которые стремились вернуть на­род к твердой вере отцов и отвратить его от чужих верований и обычаев. Эта община называла себя «Сынами Пророческими». Сыны Пророческие бродили по стране, распевая воинственные песни и проповедуя против чужеземных богов. Их пе­ние сопровождалось звуками первобытного оркестра, состоя­щего из бубнов, флейт и цимбал. Эти странные фанатики су­мели сплотить израильтян и поднять их на борьбу против вра­гов. Священная война кончилась поражением филистимлян и образованием ок. 1000 г. до н. э. Израильского царства со столицей в Иерусалиме.

Создателем его может считаться царь Давид, который уста­новил в стране порядки, сходные с теми, которые существова­ли издревле у других народов. Царь был объявлен «помазан­ником» Яхве, человеком, находящимся под его особым покро­вительством. Сыны Пророческие сделали свое дело и теперь, казалось, должны были уйти со сцены. Но тут произошло не­что неожиданное. Если в Египте или Вавилоне царь считался полубожественным существом, поступки которого стоят выше закона, то в Израиле Сыны Пророческие не хотели смириться с этим. Из воинственных дервишей они постепенно преврати­лись в глашатаев справедливости, в совесть народа, в людей, которые говорят царям в глаза правду Их положение в обще­стве можно сравнить, пожалуй, с тем положением, которое в древней Руси занимали юродивые.                      

О том, как далеко шли в этом пророки времен Давида, мы узнаем из одного эпизода в жизни царя.

Однажды, повествует библейский летописец, Давид прогу­ливался на крыше своего дома. Заглянув в соседний сад, он увидел там женщину необыкновенной красоты. Он поспешил узнать, кто она. Женщина оказалась Вирсавией - женой его военачальника - хетта Урии. Решив во что бы то ни стало за­владеть ею, Давид отправил Урию в самое опасное место сражения. Урия был убит, а Вирсавия стала женой царя.

Обычная история! Но конец ее не совсем обычный. К Дави­ду явился пророк Нафан и рассказал притчу о богаче, который отнял у бедняка последнюю овечку, которую тот очень любил. Что сделать с этим жестоким человеком, спросил пророк? Вспыльчивый царь, не поняв о чем идет речь, воскликнул воз­мущенно: «Смерти достоин этот жестокий человек!» - «Этот человек — ты!» - ответил пророк...

И такова была сила пророческого авторитета, что царь не только не приказал немедленно казнить дерзкого, а даже не раз­гневался, но опустил голову и сказал: «Согрешил я перед Яхве...»

В законодательной «Книге Завета», которая появилась в то время и была освящена авторитетом Моисеева имени, после­дователи пророков требовали справедливости в суде, милосер­дия к слабым, вдовам, сиротам, требовали правды как религи­озной обязанности. Не царь над законом, а Закон Яхве над ца­рем и народом - таков тезис пророков.

Сын Давида Соломон, желая прославить свое царствова­ние, решил построить в своей столице храм Яхве. Для этого он пригласил финикийских мастеров, которые воздвигли вели­колепный «дом Бога Израилева» в Иерусалиме рядом с цар­ским дворцом. Пророки не сочувствовали этому начинанию, так как оно шло вразрез с их требованием простоты Храма. Но их учение восторжествовало в том, что Храм этот был ли­шен какого бы то ни было изображения Бога. Впрочем, рядом с Храмом иерусалимским приютились многочисленные язы­ческие святилища. Соломон вовсе не собирался отказываться от помощи других богов, хотя признавал Яхве покровителем своего трона и царства. Деспотическое правление Соломона привело к восстанию, в результате которого страна распалась на два царства - северное, Израильское, и Южное, Иудей­ское. Северяне хотели затмить славу Соломонова храма и воз­двигли два собственных храма. Зная, что народу трудно по­нять религию без изображений, царь северян Иеровоам I по­ставил там изваяния Яхве в виде быка. Это был распростра­ненный на востоке и западе символ творческого могущества. Египтяне чтили быка Аписа, в Ассирии и Вавилоне образ бы­ка был священным, на острове Крите бык также был живот­ным, посвященным божеству, у финикийцев их Ваал-Молох имел бычью голову, израильтяне в пустыне поклонялись «зо­лотому тельцу».

Пророки не сразу выступили против этого языческого обы­чая. Первой своей задачей они считали вырвать из сердца народа привязанность к стихийным божествам Ханаана. «За Яхве против Ваалов!» - таков был их боевой клич.

Среди людей, возглавивших эту борьбу, особенно просла­вился легендарный пророк Илия. Само имя этого человека оз­начало: «Мой Бог Яхве». Разделение царств ослабило царскую власть, и Илия мог с еще большей силой, чем его предшест­венники, выступать против власть имущих. В памяти народ­ной он сохранился как бескомпромиссный враг финикийско­го язычества. Царица Иезавель, жена царя Ахава, сама родом финикиянка, усердно насаждала в Израиле свою веру. Она преследовала Илию и его сторонников. Но они нередко ока­зывались победителями. Народ все больше и больше прислу­шивался к их воззваниям.

О характере отношений царя и пророка свидетельствует сле­дующий рассказ, сохранившийся в Библии. Ахаву понравился виноградник крестьянина Навуфея, и он захотел купить его. Крестьянин отказался продать землю, на которой трудились его отцы и деды. Тогда, по совету жены, царь выдвинул против На­вуфея ложное обвинение и тот был казнен. Но едва царь вступил в виноградник, хозяином которого он теперь стал, как перед ним из-под земли вырос Илия и призвал на его голову прокля­тие за невинную кровь. Он предрек Ахаву и его династии гибель.

Таким пламенным обличителем, защитником слабых и обиженных остался Илия в народных преданиях. Таким смотрит он на нас с древних икон и фресок: багровый фон, на котором часто изображают его фигуру, как бы напоминает о громах и молниях, об огромном духе борца, предрекшего ги­бель царю.

Угроза Илии в отношении Ахава осуществилась вскоре. Царь погиб в сражении. Пророки - ученики Илии - вдохно­вили восстание против его наследника, и власть в Северном царстве была захвачена военачальником Иегу.

Однако этот внешний переворот не принес ожидаемых ре­зультатов. При Иегу и его преемниках по-прежнему стояли в храмах Севера изваяния быков, по-прежнему повсюду процве­тали языческие культы; быстро возрастало имущественное не­равенство. Уходили в прошлое простые нравы патриархальных времен. Состоятельные люди скупали и захватывали участки земли, увлекались чужеземной роскошью, обращали в рабство должников, подкупали судей.

Внешнее политическое благополучие как бы прикрывало эти внутренние язвы общества. Но рано или поздно должен был произойти взрыв. Пророческое движение в тот момент было подобно вулкану, который до времени лишь дымится, но в один прекрасный день выбросит в воздух раскаленную лаву.

В это время пророки впервые записали отечественные пре­дания и историю. Их волновал вопрос о происхождении зла в мире и о том, куда идет род человеческий. Они учили, что сам человек виновен в несовершенстве жизни. Созданный Бо­гом для радости на земле, он преступил его заповедь и с тех пор множит зло на земле. Но издревле Яхве находил среди смертных верных ему избранников, которые следовали его за­ветам. Через этих избранников Яхве в конце концов приведет мир к своему свершению, к «царству Божию». Когда наступит этот «День Яхве», все зло мира будет повержено и замысел Творца осуществится.

Между тем народ по-своему понял это учение. Он думал, что «День Яхве» - это торжество Израиля над его политичес­кими врагами, ибо его избрал Бог как свой излюбленный удел. Но настал час, когда пророки с присущей им страстностью и неумолимостью обрушились на эти иллюзии.