Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

Аномальное   

Здоровье

Рейки  

Астрал  

Йога

Религия  

Астрология

Магия

Русь  

Аюрведа  

Масоны

Секс

Бизнес 

НЛП

Сознание

Боевое  

Он и она

Таро  

Вегетарианство  

Ошо

Успех

Восток  

Парапсихология

Философия

Гипноз  

Психология  

Эзотерика  

ДЭИР

Развитие

900 рецептов бизнеса

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

Слагаемые личностного поля Я".

Мир дан нам только в актах нашей душевной жизни-

или шире - через нашу субъективность.

Э. Гуссерль

Допускаю, что читателя, привыкшего к восприятию традиционных философских построений, мог несколько покоробить стиль изложения хода рассуждений в предыдущей работе. Действительно, многие привыкли к тому, что вначале формулируется аксиома, а затем на протяжении всего последующего произведения на ее базе строго логично и методично воздвигается стройная система представлений. При этом утверждения и выводы однозначно вытекают друг из друга и взаимно подразумеваются. Это общепринятая норма дедуктивного задания заранее выстроенной автором теории. Мы же ставим себе задачу ухода от логического произвола, пытаемся активизировать образное начало мышления, поэтому изложение наше строится в значительной степени по законам индукции. Отсюда - довольно внушительное присутствие определений, утверждений и категорий, взятых, с точки зрения рационалистов, как бы "ниоткуда", "с потолка". Между тем к подобному мы вполне привыкли в обыденной жизни: некоторые идеи, особенно долго вынашиваемые, порой появляются у нас в голове внезапно, вне канвы дедуктивных размышлений, в виде этаких иррациональных просветлений. Психологи считают это итогом подсознательной активности. По-видимому, наиболее восприимчивой к ?подсказкам¦ подсознания является именно образная составляющая мышления. Поэтому получается, что, в то время как логика начинается с утверждения, образ начинается с обнаружения, схватывания. В связи с этим одобрение или оспаривание выдвигаемых при таком способе изложения мыслей переходит в несколько иную, чем это было принято при чисто формально-логическом подходе, плоскость. А именно, в плоскость комплексного образно-логического обоснования и эмпирического подтверждения. Именно по такому сценарию протекает общий процесс постижения человеком этого мира, и именно так, по-видимому, должна выстраивать свою методологию рассчитывающая на адекватность этому постижению философия. На этом и зиждятся принципиальная установка автора и особенность отстаиваемого автором способа изложения мыслей.

Разумеется, чрезмерное увлечение образной составляющей мышления также таит в себе определенные пороки, особенно если человек обладает болезненной фантазией. В последнем случае схваченные им образы не будут иметь ничего общего с действительностью и будут таить в себе чисто художественную ценность. Что ж, тогда вопрос должен быть открыт для критики как со стороны эмпиристов, так и со стороны рационалистов. Вообще бывает полезно, как советовал Ф.Бэкон, "к крыльям ума подвешивать гири", дабы не слишком отрываться от земли, от эмпирической реальности. Так что данную работу вовсе не следует воспринимать, как безоглядный гимн образу. Все стороны процесса постижения реальности должны быть гармонично сбалансированы. Если хотите, автор считает себя вовсе не певцом образа, а скорее певцом гармонии в работе всех слагаемых начал человека. Просто в настоящее время в отношении роли образа в философской мысли имеет место серьезный изъян, который требуется выправить.

Исторически так сложилось, что в качестве ведущих характеристик личностного поля человека в философии издавна фигурируют "сознание" и "подсознание", со значительным упором на первое. Такие столпы науки, как Сократ, Ж.П. Сартр, а также основатели сциентизма да и, пожалуй, К.Маркс с В.И.Лениным были склонны гипертрофировать роль и значение сознания в ущерб всей остальной психике и даже физиологии. Ими совершенно неоправданно считалось, что сознание всецело охватывает, контролирует поведение человека, является как бы командиром корабля по имени "человек". Однако объявились не менее масштабные мыслители, такие как А.Шопенгауэр, Ф.Ницше, З.Фрейд, А.Бергсон, Э.Гуссерль, М.Хайдеггер и др., которые существенно скорректировали ситуацию, и в итоге сознание уступило главенствующие позиции, заняло подобающее ему место, соответствующее скорее должности штурмана, послушно прокладывающего курс в целях выполнения предъявленной иным командиром задачи. Наступила, словами Ф.Ницше, "фаза скромности сознания".

На взгляд автора, понятие "сознание" вообще следует считать неудачным и путаным. Что точно можно в него включать - очень сложно однозначно определить. С этим понятием трудно соотносятся ситуации, когда, например, в поведении человека берут верх физиологические влечения, страсти-аффекты, корыстные стремления, интуитивные импульсы и вообще всякие необдуманные иррациональные побуждения. Чем занимается в этих случаях сознание? Что касается мышления - с ним все ясно: как правило, оно в роли преданного адвоката лихорадочно подыскивает такому нелогичному поведению своего необузданного обладателя сколько-нибудь логичные объяснения и оправдания. Человек-то - свой, и, хочешь - не хочешь, приходится на него, этакого балбеса, работать!

В своих дальнейших рассуждениях автор будет стараться по возможности реже употреблять такие нечетко определяемые термины, как душа, сознание, подсознание, бессознательное, разум в пользу более четких и конкретных. К таковым в качестве слагаемых личностного поля "Я" он склонен относить достаточно легко и оправданно рефлексируемые ощущения, желания-влечения, волю, эмоции-чувства-аффекты, образно-логическое мышление и координирующе-целевой центр.

Мир ощущений

Что касается ощущений, следует признать, что в голом неструктурированном виде они, по-видимому, проявляются лишь в первые мгновения открытия мира перед народившимся младенцем да перед людьми с внезапно восстановившейся функцией излеченных органов чувств. Затем над ними захватывают контроль и осуществляют структурирующее и направляющее воздействие иные начала личностного поля человека. В частности, мышление на базе ощущений создает образно-логические восприятия и представления, с которыми затем только и работает, влечения акцентируют особо актуальные из их числа на данный момент, эмоции избирательно окрашивают их и расставляют в их среде свои приоритеты. Так что говорить об ощущениях в отрыве от прочих начал, абстрактно просто не имеет особого смысла. Их суть будет постепенно раскрываться по мере нашего рассмотрения этих прочих.

Мир желаний-влечений

Интерес, потребность - это великие, единственные учителя человеческого рода- Без потребностей человек не имел бы стимула к действию- Потребность есть точное мерило напряжения человеческого духа.

Г.В.Плеханов

Посредством простейшей рефлексии в моем потоке переживаний обнаруживаются мои желания, влечения, потребности, хотения, которые, если разобраться, являются той инициирующей силой, которая в конечном итоге приводит в движение весь мой организм, побуждает его к чему-то определенному стремиться, чего-то конкретного добиваться. З.Фрейд придавал первостепенное значение сексуальному влечению, но у нас нет оснований отдавать этому особенного предпочтения, поэтому будем настаивать на важности всего комплекса "хотений", проявляющихся, что интересно, у новорожденного младенца в голой, чистой форме - в виде безусловных рефлексов. Это, прежде всего, жажда жизни или инстинкт самосохранения, желание есть, пить, дышать, освобождаться от выделений, давать нагрузку органам и системам тела, отдыхать, спать, стремиться к получению приятных и комфортных ощущений и избавлению от неприятных (болевых) и дискомфортных, развлекаться. Со временем у человека все эти желания приобретают конкретные формы своего воплощения, предусматриваемые потенциалом ближайшего внешнего окружения и воспитанием. Возникают стойкие психофизиологические связки, условные рефлексы. В итоге у современного культурного человека эта область бывает настолько сложно организована и изощренно проработана, что порой весьма непросто докопаться до истинных мотивов, им движущих. Цивилизованная жизнь накладывает свой отпечаток, который сказывается в замещении безусловных рефлексов условными, являющимися органически закрепленной культурной надстройкой над первыми, созданной опытом и мышлением. Вместо голых абстрактных инстинктивных позывов теперь возникает конкретное влечение к специально предусмотренным и оборудованным местам для удовлетворения соответствующих потребностей. В частности, когда Вас настигает чувство голода, пред Вашим мысленным взором немедленно предстают маршрут движения к ближайшей известной и приемлемой для Вас точке общепита и соблазнительный образ ее традиционных кулинарных произведений.

Чрезмерное увлечение данной сферой ведет к философии киренаиков, эпикуреизму, гедонизму и утилитаризму.

Мир воли.

Хорошую протекцию феномену воли в философской мысли устроил А.Шопенгауэр. Если рассматривать мир воли в отрыве от всех прочих начал, получится примерно такая картина, которую обрисовал этот достойный мыслитель. При определении воли, как способности к совершению действий, "волящий" мир предстает в виде множества толкущихся, мятущихся, суетящихся, хлопочущих о чем-то своем больших и маленьких, могучих и хилых, живых и неживых сущностей, активно осуществляющих движения в окружающем их пространстве, преследующих свои частные интересы, трансформирующих в этих целях свое материальное окружение, совершающих череду актов насилия над косной материей и друг над другом.

При этом неизбежные пересечения интересов и маршрутов движения разных "волящих" сущностей приводят к алгебраическому суммированию их усилий, предусматривающему различные варианты взаимного усиления или подавления в зависимости от соотношения их сил и векторов направлений. Например, чувствуя на каком-то участке деятельности вполне определенный вектор потребности общества (вектор социального заказа), люди, как правило, требуемым образом организуют и нацеливают свои усилия в унисон с этим вектором и легче достигают в итоге успехов. Идя же против общественного вектора, кое-кто рискует навлечь на себя гнев и противодействие социального окружения, приводящие порой к нивелированию результатов его усилий и угрозе его существованию. Точно так же, ощущая некий социальный запрет, нормальные законопослушные граждане стремятся ограничить себя или вообще наложить "табу".

Разумеется, прежде всего в результате нехитрой рефлексии человек обнаруживает наличие собственного волевого начала. "Я обладаю способностью вносить изменения в мир моих переживаний!" - вот такое открытие делает человек и остается весьма довольным этим обстоятельством. Не способный к рефлексии только что народившийся младенец достаточно активно вначале инстинктивно, а затем сознательно пользуется этой способностью. В самом деле: достаточно закрыть глаза или отвернуться - и той или иной неприятной картины не видно. Истошный крик приводит к немедленному исполнению всяких желаний. Появляется даже иллюзия полного собственного произвола, которая постепенно тает, если эти нерасторопные и упрямые взрослые не слишком стремятся в точности удовлетворять все хотения младенца.

Иллюзией полного собственного произвола страдают порой и взрослые. Элементы соответствующей этому философии можно обнаружить у И.Г. Фихте, Ф.Ницше и ряда волюнтаристов. Характерен и показателен мотив, звучавший у Фихте: "Я хочу быть господином природы, а она должна быть моим слугой, я хочу иметь соответствующее моей силе влияние на природу, но она не должна иметь никакого влияния на меня"[Фихте И.Г. О назначении ученого.М.1935,С.90]. Абсолютизация или гипертрофирование волевого начала, сопряженные с игнорированием или занижением роли прочих начал и обстоятельств, ведут к представлению о безграничных возможностях и правах первого. Я могу заставлять подчиняться собственному плану не только чуждое окружение, но и самого себя, свою физическую и психическую сущность. Я хозяин своего внутреннего мира: хочу - населяю его приятными мне существами и вещами (пусть вымышленными), хочу - устраняю из него (выключаю из сферы внимания) неприятные для меня или непонятные мне феномены, хочу - прокладываю-устанавливаю между вещами актуальные, с моей точки зрения, причинно-следственные связи (пусть порой совершенно вычурные и даже шизоидные). А хочу - делаю весьма устраивающие меня лично логические выводы и обобщения, например, что соседка - колдунья, коллега по работе - иностранный шпион, а все остальные вокруг - воры и недоумки. Мой мир должен быть мне понятен и комфортен для меня, и я в известной степени могу его сделать таким!

Представляет особый интерес соотношение воли и ощущений. Никак не возможно согласиться с теми материалистами, которые считают, что пассивно воспринятый органами чувств набор ощущений затем в том же неизменном виде предстает перед мышлением и находит свое незыблемое отражение в представлениях последнего. На деле этот набор с самого начала активно фильтруется в соответствии с заданной волевой установкой: акцентируется лишь то, что имеет для меня интерес, вписывается в ранее принятую поведенческую схему или подтверждает продвигаемую научную концепцию, остальное исключается из рассмотрения, игнорируется, летит за борт либо бесполезным балластом откладывается на периферии внимания. Вот и получается, что на одном и том же, казалось бы, первичном эмпирическом материале в результате избирательного комбинирования может возникать масса самых разных вариантов, порой весьма вычурных, системных представлений.

Воля как силовой привод личностного поля человека, способна по команде координирующего центра производить подчинение одних начал требованиям других. Например, желающе-хотящее начало оказывает через посредство воли постоянное давление на мышление, заставляя последнее разрабатывать и предлагать именно такие схемы-алгоритмы поведения, акцентировать именно такую позицию в жизненных коллизиях, которые предусматривали бы для меня конкретный приятно-полезно-выгодный исход. Однако бывает и наоборот, когда верх берут моральные установки или стратегические разработки мышления, ведущие к некоему самоограничению, приглушению тех или иных хотений-влечений. Нередки ситуации, когда все прочие начала отступают перед эмоциями-аффектами. Итоги подобных выступлений зачастую характеризуются как бесполезные и бессмысленные, зато дают хорошую психическую разрядку.

В итоге простейшую модель поведения человека можно представить в виде дуги: акцентирование потребности à постановка стратегической задачи координирующим центром à волевой привод à тактическая разработка и коррекция задачи мышлением и эмоциями-аффектами à волевой привод à деятельность, нацеленная на выполнение задачи. Поскольку красной нитью через всю жизнь человека проходит стремление к личному самосохранению и преуспеванию, то и основным мотивом его деятельности, в соответствии с данной дугой, следует признать полную тактических нюансов, форм и эмоций борьбу за укрепление личного статуса. Этот вывод вполне соответствует действительности.

У уравновешенного человека если и случаются приступы волюнтаризма, они, как правило, довольно быстро заканчиваются после первых же крупных неудач, возникающих при неизбежных столкновениях с труднопреодолимыми препятствиями или активными противодействиями. В итоге мышление подсказывает такому горе-Властелину, что кроме его собственной воли и поддающегося ей косного субстрата в мире переживаний присутствуют неподвластные и чуждые ей сущности и ощущается влияние множества иных чуждых воль, часть из которых по мощи ее превосходит. В свете данного открытия картина мира переживаний, с точки зрения моего "волящего" начала, приобретает естественное разделение на три особых части: пластичную, непластичную и условно-пластичную. Первая определяется как без особых проблем поддающаяся волевому нажиму, вторая - как принципиально не поддающаяся при данном наборе средств и подходов, третья - как поддающаяся лишь при выполнении известного ряда определенных условий. С первой частью все довольно просто: в нее входит все освоенное, знакомое и привычное в моем бытии, то, что составляет его антураж. Вторая часть зачастую вызывает досаду, так как сюда следует отнести то, что по той или иной причине физически недоступно или неподвластно ввиду пока слабого потенциала осваиваивательных возможностей. Кроме того, сюда включаются все бескомпромиссно враждебные чуждые "волящие" сущности. Что же касается третьей части, то здесь, пожалуй, представлено то, что составляет потенциал развития и движения человека по пути цивилизации: широкое поле компромиссного взаимодействия человеческой воли со сложными образованиями, пассивными и активными, как правило, обладающими элементами автономии.

Люди издавна пытались как-то объяснять для себя эти элементы автономии в окружающих их отдельных сущностях. При этом, естественно, выбирались объяснения простые и доступные примитивному мышлению. Отдельные сущности наделялись в мышлении древних волей по простейшей аналогии с человеческой, затем обладателей этой квазичеловеческой воли причисляли к категории духов, называли особыми именами и строили с ними свои отношения, как это было принято в те времена меж людьми. Так возникли ритуалы общения с духами и богами, их задабривания путем жертвоприношений, обширная мифология. Выделился отряд особых специалистов по контакту с духами-богами, толкователей их воли и проводников-доставщиков к ним человеческих апелляций - шаманов, колдунов и жрецов.

Следуя общим личностным командам, инициируемым желаниями-влечениями и чувствами-эмоциями и оформляемым мышлением, воля вынуждена вступать в компромиссные взаимоотношения в рамках условно-пластичного мира, предусматривающие ее включение на том или ином участке, на тех или иных правах в иерархию сил, формирующих мир переживаний.

Обработка наблюдаемого мира "волящих" сущностей мышлением людей велась в двояком ключе. Аналитическая составляющая мышления была склонна представлять его в виде разрозненного множества автономных духов-богов, а образная составляющая склонялась к трактовке строго иерархичного пантеона богов либо же все проявления чужой воли приписывала единому божественному началу. Первая породила первобытный анимизм, древнегреческий гилозоизм и монадологию Г.В.Лейбница, вторая способствовала возникновению различных оттенков теизма и пантеизма.

В условно-пластичном мире взаимоотношения с иными сущностями стоятся зачастую по принципу: ты - мне, я - тебе. Приходится совершать определенные действия или наборы, последовательности действий в целях получения нужного ответного эффекта или действия. Это вынужденная составляющая человеческого поведения, сопутствующий стремлению удовлетворять свои потребности элемент внешнего побуждения. Обобщением такого рода последовательностей действий следует признать понятие труда или работы. Труд подразумевает целенаправленное осуществление определенных усилий со стороны тех или иных систем организма человека в течение определенного времени, следовательно, может характеризоваться степенью напряжения человеческих сил и объемом их расходования. Причем усилия могут осуществляться разноплановые: физические, мыслительные, моральные. Все они требуют затраты энергии, расходования энергетических запасов организма. Получается, что труд (фактически - работа на иное начало) является главным условием получения требуемого результата, а это никак не вяжется с чисто волюнтаристскими ожиданиями.

Мир эмоций-чувств-аффектов

Прежде всего, имеет огромное значение общий эмоциональный фон, который окрашивает продолжительные периоды бытия мира переживаний. Этот фон задает общее поле для развертывания событий, в серьезной степени влияет на их оценку, и, следовательно, на всю мотивацию поведения. Повышенный эмоциональный фон способствует оптимистичным оценкам происходящего, укрепляет ощущение уверенности в правильности избранной линии поведения, зачастую ведет к успеху. Впрочем, аномальное повышение фона может привести к эйфории, завышенной оценке текущих дел и в итоге к серьезным неудачам. Пониженный эмоциональный фон порождает общее чувство неуверенности, обреченности, пессимизма, способствует снижению тонуса усилий, примирению с неудачами. Длительные периоды переживания в условиях пониженного эмоционального фона ведут к ухудшению психосоматического здоровья и порой могут привести к суициду. Кратковременные колебания эмоционального фона принято также называть сменой настроения.

Далее, разнообразные психические переживания чрезвычайно обогащают канву человеческого бытия, особенно касательно межличностных и социальных отношений. Их важная роль высвечивается наиболее рельефно в ключевые моменты жизни, когда мы вынуждены принимать принципиальные решения. Это способствует дополнительному существенному ориентированию человека в пространстве мира переживаний. Любовь, ненависть, приязнь-неприязнь, страх, волнение, зависть, досада, гнев, агрессия, дух соперничества не просто делают бытие более интересным и насыщенным, но и вполне конкретно направляют и определяют наше поведение, причем в нелинейной зависимости от вызвавших их событий. Выложенные отдельно на плане окружающего нас бытия, объекты психических переживаний являют в своей сумме карту особого мира, в котором нам так легко находить то, что нужно. Яркость и значение этого мира весьма зависят от возраста человека и его темперамента. То, что невыносимо важно для семнадцатилетней девочки-южанки порой совершенно неактуально для седовласого джентльмена-северянина. Повышенное внимание к этому миру нашло отражение в философии чувства, в частности, в работах Ф.Г. Якоби.

Мир образного и логического мышления

Строго говоря, речь должна идти о двух "параллельных мирах" мышления: образном и логическом. Однако два этих начала настолько тесно взаимодействуют, порождают столь сложно переплетающиеся комплексные продукты, что имеет смысл объединять два этих мира в один.

Нельзя не согласиться с великими основоположниками "философии жизни" Ф.Ницше, З.Фрейдом и Э.Гуссерлем в том, что мы ограничены в наших представлениях о мире некоей определенной "инвариантностью", "эйдосом" нашей субъективности и осмысляем мир по меркам, правилам, "законам" нашей субъективности. Как уже подчеркивалось выше, функция мышления сводится к стремлению сориентироваться в изначально бесформенном потоке ощущений, открывать в нем те или иные элементы стабильности, оценивать текущую ситуацию, вносить элемент упорядоченности в поведение человека, разрабатывать конкретные нацеленные на успех планы решения личностных задач и предоставлять маршруты движения для волевого начала. Причем главной задачей мышления следует признать обеспечение путей и средств для оптимального функционирования человеческого целого, остальное входит в круг решения подчиненных этому задач. В плане обеспечения основной задачи человеческого естества - самосохранения и преуспевания - мышление решает проблемы компромиссного взаимодействия своего волевого начала с чуждыми, помогает гармонично включаться в силовую иерархию окружающего мира. В отличие от мышления менее развитых существ человеческое в весьма значительной степени приспособлено к удерживанию контроля над ситуацией, сохранению статус-кво организма и даже "набиранию им очков" в изменяющихся условиях бытия, причем зачастую вызванных итогами предыдущей деятельности самого человека. Словом, занимается многотрудной и ответственной работой штурмана на корабле по имени "человек".

Мыслительное начало достаточно легко рефлексируется человеком, особенно в периоды мучительных сомнений перед актом важного выбора. Недаром поэтому именно сомневающаяся способность мышления была избрана рядом мыслителей в качестве несомненного доказательства существования человека. Еще Блаженный Августин в полемике со скептиками утверждал: невозможно усомниться в существовании самого сомневающегося [Августин Блаженный. Исповедь/ Богословские труды, т.19,М.,1978, С.116]. Декарт обобщил эту идею до своего знаменитого "cogito ergo sum" (мыслю, следовательно, существую).

Людям, склонным к "самокопанию", совсем нетрудно обнаружить-рефлексировать в процессе своего мышления две его основательные относительно автономные способности. Первая демонстрирует склонность к дискретному восприятию и воспроизведению фрагментов переживаний, дифференциальному представлению информации, аналитическому методу исследования объектов, логическому построению дедуктивных рассуждений, рассудочному стилю поведения, интеллектуальному творчеству, вербальному способу межличностных контактов. Вторая отличается склонностью к непрерывному, в виде целостных "паттернов", восприятию и воспроизведению фрагментов переживаний, интегральному представлению информации, синтетическому методу исследования объектов, холистической работе с комплексами переживаний, индуктивному ходу рассуждений, интуитивному поиску и обнаружению образов, художественному творчеству, невербальному способу межличностного контактирования. Современная наука склонна настаивать на факте определенной локализованности первой способности в левом полушарии головного мозга человека, а второй - в правом.

В зависимости от степени наследственного доминирования той или другой способности людей принято условно делить на "мыслителей" и "художников".

Координирующе-целевой центр

-люди все делают ради цели,

именно ради той пользы, к которой

они стремятся.

Б.Спиноза

Совершенно очевидно, что для осуществления единой политики организма и личности, целостной линии поведения человека просто необходимо наличие некоего руководяще-координирующего центра. В противном случае в деятельности отдельных систем и органов царила бы полная анархия, и были бы неизбежны многочисленные внутренние конфликты. Нужно ли говорить, что в этом случае человек как сложная система был бы совершенно недееспособен. Другими словами, на этом корабле по имени "человек" обязательно должен быть командир, контролирующий ситуацию, принимающий решения и диктующий, раздающий задания членам команды. Очевидно, в руках этого командира должны находиться рычаги управления волей, как приводящим в действие все остальные системы и органы началом.

Не секрет, что жизнь человека протекает параллельно-одновременно в целом ряде своеобразных вышерассмотренных миров-полей. Целостность человека требует координации, взаимоувязывания всего этого в единое функциональное целое. Для этого должен существовать способ приведения всех разнородных стимулов и мотивов к единому знаменателю: командир должен разговаривать со всей командой на одном всем понятном языке.

Что любопытно, "разговор" этот остается как бы "за кадром", на его существовании мало кто из философов акцентирует свое внимание, большинство дружно бросается отслеживать частную работу отдельных начал, не замечая незримой, но чрезвычайно важной системной работы скромного, но строгого командира. Поскольку мышление в своем извечном стремлении держать ситуацию под наблюдением и опекой всегда спешит под всякое принимаемое центром решение подвести подходящую случаю оправдывающе-логичную интерпретацию, создается иллюзия, что именно оно-то и принимает "логически обоснованные" решения. С этой иллюзией многим, по-видимому, еще предстоит основательно побороться.

Процесс принятия решения этим центром, по-видимому, можно разбить на следующие этапы: собирание мотивов-стимулов от всех полей-систем в единой точке в единый момент времени, алгебраическое их суммирование, принятие решения об использовании итога суммирования в качестве личностной цели и директивы для всех отдельных систем, работа по выполнению данной директивы.

Очевидно, в зависимости от конкретной ситуации алгебраическая сумма мотивов может склоняться в пользу то одного, то другого отдельного начала. В итоге получается, что получившее на какое-то время карт-бланш начало раскрывается во всей своей красе и при этом активно подавляет остальные. Например, в иные моменты эмоции застилают глаза, или мышление зажимает эмоции и влечения, или влечения побуждают преступать разумные границы условностей. Имеет также серьезное значение наследственная предрасположенность данного конкретного человека: некоторые из систем могут быть гипертрофированы, а другие, наоборот, недоразвиты. Отсюда происходит феномен личностной поведенческой склонности: мотивация может характеризоваться определеным креном. В сущности, людей с идеально уравновешенным балансом развития отдельных систем встречается не так уж много. Так что всех нас остальных можно считать носителями в той или иной степени выраженных отклонений. Отсюда то пугающее разнообразие частных мнений по любому вопросу. Впрочем, в масштабе социальной массы все эти мелкие разногласия, слава богу, удается гасить в виде принятия компромиссных, устраивающих в среднем благоразумное большинство решений.

После того, как произошел акт принятия решения руководящим центром, все предшествовавшие ему мотивы, резоны и соображения в пользу тех или иных альтернативных вариантов должны отпасть, причем достаточно решительно, дабы понапрасну не отвлекать и не мешать движению избранным курсом. Здесь у организма не может быть линейного решения проблемы, ибо предшествовавшие впечатления и сомнения не могут сами по себе исчезнуть достаточно быстро. На выручку приходит нелинейный феномен веры: принятое решение трактуется центром как единственно правильное и заслуживающее внимания, все же остальные резко выбрасываются из поля внимания. По-видимому, данный феномен можно трактовать как особый вариант абстрагирования. В нем особенно рельефно проступает субъективная линия в поведении человека, ибо поле бытия здесь весьма сильно трансформируется в зависимости от его текущих интересов. Ситуацию можно сравнить с итогом спортивного состязания: победивший забирает все призы, а уступивший ему какие-то считанные секунды или метры уходит ни с чем, разве что с перспективой быть оплеванным у себя дома. Вера, таким образом, сопутствует директивному характеру принятия решений на уровне руководящего центра. Поэтому, в частности, так трудно бывает переубедить в чем-то другого человека: доводы логики способны воздействовать лишь на его мышление, вера же "сидит" гораздо глубже. Особую роль последней в гносеологии (эпистемологии) мы еще рассмотрим ниже.