GESTALT THERAPY
The Attitude and Practice
of an Atheoretical
Experientalism
Claudio Naranjo, M.D
Gateways/IDHHB Publishing
Nevada City, California
Клаудио
Наранхо
ГЕШТАЛЬТ - ТЕРАПИЯ
Отношение
и
Практика
атеоретического
эмпиризма
Перевод
с английского Рунихина А. А. Под общей редакцией Валерия Зеленского
Воронеж
НПО
«МОДЭК»
1995
ББК88.5
Издание
подготовлено по инициативе Санкт-Петербургского Психоаналитического
общества
и
Информационного Центра Психоаналитической культуры
Клаудио
Наранхо
Гештальт-терапия: Отношение и Практика атеоретического эмпиризма /
Перев. с англ.— Воронеж: НПО «МОДЭК», 1995.— 304 с.
Гештальт-терапия является наиболее значительной областью
психотерапии. Уникальность Гештальт-терапии состоит в том, что эта
система построена скорее на интуитивном, эзотерическом понимании,
чем на теории. Есть много хороших, солидных, компетентных работ в
области психотерапии, но мало таких, которые можно назвать
праздником. Эта книга— праздник, вдохновение, эрудиция,
завершенность. Она отличается глубиной анализа, основанного на
потоке наблюдений, ясностью стиля изложения
Эта
книга, раскрывающая некоторые глубинные проблемы психотерапии, будет
полезной и для специалистов, и для широкого круга заинтересованных
читателей.
ISBN
0-89556-090-9 (англ.)
ISBN
5-87224-083-Х (русс.)
Книги
Клаудио Нараихо
«Энеатипологические структуры общества»
«
Гештальт-терапия:
Отношение и Практики
атеоретического эмпиризма»
«Как
Быть»
«La
Vieja
у
Novissima Gestalt»
«Техника
Гештальт-терапии»
«Целительное Путешествие»
«Поиск»
«Психология Медитации»
«Агония
Патриархата и Надежда на Триединое общество»
«По
силе воздействия эта книга сегодня вполне может поспорить с работами
Пола Гудмэна по Гештальту, начиная с пятидесятых.»
— Барри
Симмонс,
Гештальт-инструктор, из предисловия к итальянскому изданию.
«Книг
по Гештальт-терапии, таких достаточно ясных для понимания и богатых
по экспериментальному содержанию, еще очень немного. Клаудио
удалось напасать такую книгу, она живет и дышит именно тем
Гештальтом, который был разработан Фритцем в Эзалене в шестидесятые,
калифорнийским Гештальтом. У Клаудио светлая голова, за многие годы
практики он не растерял "ощущения темы", поэтому данная его работа
охватывает весь его организм в целом, всю сущность личности.
Медитационное мастерство чувствуется буквально на каждой
странице.»
— Роберт
К. Холл,
доктор
медицины, Школа Ломи, Петалума, Калифорния.
«Пожалуй, никто так определенно не высказывался о Гештальте, как
Клаудио Наранхо. В своей "Экспрессивной Технике" Наранхо мастерски
показывает трансовые состояния, иллюстрирующие работу пациента,
дает комментарии, которые будут очень полезны для всех, изучающих
Гештальт-терапию.»
— Крис
Хатчер и Филип Химельштеин,
издатели
«Учебника по Гештальт-терапии».
«Д-р
Клаудио Наранхо предлагает творческое и в тоже время "классическое"
представление о Гештальт-терапии, дополняя и существенно обогащая
ее. Трансперсональный подход и теория "нетеоретического эмпиризма"
воистину являются достойным вкладом в наше искусство и науку —
психотерапию.»
— Д-р
Иларион Петцольд,
профессор, основатель Института Фритца Перлса, Дюссельдорф.
Предисловие
Книга
Наранхо по Гештальт-терапии — это и эрудиция, и вдохновение, и
завершенность. Но, возможно, более всего — это удовольствие. Очень
уместно воспользоваться так часто применяемыми в обозрениях по
беллетристике словами: «Хорошая книга». Работа просто превосходная —
не малое достижение для серьезного труда по теории и специфической
практике в наиболее значительной области Психотерапии — в
Гештальт-терапии.
Удовольствие от книги и волнующее чтение соответствует духу и
изысканности этого грандиозного труда.
Для
начала, Автор озарен ясностью стиля, что уже является результатом
преданности исследовательской работе и страстности его как
преподавателя. Можно быть уверенным, что Клаудио просто не способен
писать трудными для восприятия предложениями. Чем объяснить такую
счастливую предопределенность? Убежден, что только могучим
интеллектом и инстинктивным талантом к упрощению, дедукции, к
разложению проблемы на составные части.
Как раз
то, что надо. Фритц Перлз постоянно выделял параллель между хорошей
едой и требованиями к эмоциональному росту при разрешении
конфликтов. Эмоциональные переживания — как и пища — должны быть
тщательно распробованы, пережеваны, измельчены, проглочены,
переварены и усвоены. Только тогда они становятся частью тебя, не
превращаясь в нечто неудобоваримое, ведущее к несварению и
бессоннице.
Книга
свидетельствует, что у Клаудио Наранхо очень интеллектуально
чувствительный «желудок», его легко «расстроить» неподходящей
«едой». Вот так он и работает, пережевывает ее, а когда готов
поделиться, его «еда» вкусная, сочная, питательная.
Возьмем,
например, такую несколько эзотерическую фразу Гурджиева как
«сознательное страдание». Наранхо искусно соотносит ее с гештальтным
«страданием, которое невозможно обойти» (очевидно относящимся к
осторожной «еде», мы говорим об этом выше). Таким образом, то, что
озадачивает в туманном стиле Гурджиева, теперь видится просто как
мысль о конфронтации, а не о стремлении избежать боль или
разочарование. Такое мастерское владение параллелями, соотнесением
различных областей густо насыщает всю книгу.
Со всей
очевидной тщательностью подбиралось и название книги. У большинства
книг это выглядит стандартно. «Теория и практика...» Наранхо же
избрал вместо «теории» слово «отношение», что проясняет сущность
темы. Мне вспоминаются два инцидента, происшедших как—то между мной
и Фритцем. В ранний период моей учебы у него я все приставал к нему
с вопросами о «технике». В конце концов он вышел из себя. «Эйб, вы
меня с ума сведете всеми этими "техническими" вопросами. Главное
ведь не в технике; все дело в перспективе». Его слова задели меня за
живое, но истинный смысл дошел лишь многие годы спустя. В другой раз
мы говорили о его потрясающем терапевтическом умении. Он сказал:
«Мне удается, потому что у меня есть глаза и уши, и я — не боюсь».
В этом
как раз и раскрывается суть практики. Наранхо подчеркивает, что
уникальность Гештальт-терапии состоит в том, что это система,
построенная скорее на интуитивном понимании, чем на теории. В
различных главах по экспрессии, интеграции, интерпретации видений
даются иллюстрации, как действует интуиция в отношении разных
пациентов.
Одной из
жемчужин книги является Глава 2 о концентрации на настоящем.
Первоначально эта глава включалась в ранний компендиум Фаган и
Шеферд «Гештальт-терапия сегодня»*. В главе поражает воистину
культурологический праздник, где цитаты из Английской и Латинской
поэзии изящно дополняют выводы автора.
*«Гештальт-терапия сегодня», Джоан Фаган и Ирма Ли Шеферд, редакюры.
Пало Алыо, 1970 г.: Книги по науке и бихейвиористике.
Глубокое
удовлетворение вызывает возможность наблюдать за работой живого,
блистательного ума, естественного видящего проблему в широком
контексте и в перспективе. Достигнутые результаты далеки от
«мудрствования», наоборот, «интеллигентность» книги уводит читателя
в чарующее путешествие, где все, что встречается на пути, вызывает
интерес как само по себе, так и как элемент целого. Какая удача для
пишущего о Гештальте.
И еще о
названии: вспомним подзаголовок главной работы Перлса
«Гештальт-терапия». Удивительно, однако никто его не упоминает, могу
предположить, что и вообще помнят о нем лишь немногие. А
подзаголовок таков: «Волнение и Рост в Личности Человека».
В данной
книге волнующего много; это волнения того сорта, когда лучи света
высвечивают и обнажают все уголки жизни и все в них живущее.
На
странице 65 мы находим: «Если мы можем найти свою свободу внутри
своего рабства, мы также можем найти свою радость под покровом
жертвенности». А на 74 странице встречаемся с мыслью: «Однажды
приняв, что ничего нет, мы обретем все». Трудно найти лучшее
объяснение так-нелегко-понимаемого понятия плодородной пустоты.
Клаудио
близок к Фритцу Перлсу, он восхищен его уникальным даром и
творческим гением. Всю глубину его восхищения можно прочувствовать,
когда Клаудио говорит: «Для Гештальт—терапии верно, что врач
подвергается большему, чем кто другой, испытанию, ведь он
одновременно и обнаженная человеческая сущность и художник». Можно
ли сказать лучше?
В то же
время, восхищение достижениями Перлса не-ослепляет Наранхо, он видит
недостатки Фритца как человека, подмечает ограниченность его
Гештальта как пути роста. Используя собственную идею Фритца о
«дырах», то есть слепых участках или неразвитых областях в индивиде,
Наранхо корректно показывает некоторые важные «дыры» в самом
Гештальте.
Пренебрежение к раскрытию замысла, избегание интеллектуального
понимания, склонность к «жесткости» по отношению к пациенту вместо
поддержки спокойной и дружеской — в этом ограниченность
Гештальт—подхода. Истинному духу Гештальта коррекция этой
ограниченности не наносит ущерба. Изменой Гештальту было бы «не»
поддержать нашего постоянного к нему интереса, не углубляя и не
расширяя нашего понимания и тактики действий.
В
заключение еще слово об оценке. Есть много хороших, солидных,
компетентных работ в области психотерапии. Но мало таких, которые
можно назвать праздником.
Эта
книга — праздник, это поток наблюдений, анализа, элементов, даже,
можно сказать, смущающих своей роскошью. Верится, что книга будет
очень полезной — и для вновь посвященных, и для опытных врачей — она
раскрывает некоторые проблемы психотерапии, их отношении к взрыву
интереса к трансперсональной и духовной сферам миропонимания.
В этой
работе, в этом образе мышления чувствуется ни что иное, как
внушающее уважение обаяние извечных человеческих усилий к
самопознанию, к самовозвышению, к самосотворению.
Не могу
скрыть, насколько мне приятно получить возможность написать это
вступление. Для меня большое удовольствие поздравить Клаудио
Наранхо за вклад в науку и выразить, как высоко ценю я нашу дружбу.
Абрахам
Левитски, Беркли, Калифорния Апрель 1991 года
Предисловие к английскому изданию
В
соответствии с инициативой зарубежных издателей настоящая книга,
первая из написанных мной на английском языке, появилась на
испанском и итальянском язы- ках. Хотя заглавие, под которым она
вышла на испанском, «La
Vieja
у
Novissima Gestalt»
было дано с целью передать по возможности эквивалент фразы «старый и
всегда молодой Гештальт», многие интерпретировали это как нечто
подобное: «Старый Гештальт против Нового Гештальта»,— а меня
провозгласили оригинальным новатором Ничто не могло бы быть
настолько далеко от моих намерений в этой книге. Верно, что я
попытался по—новому отразить трансперсональный аспект
Гештальт-терапии и его место в традиционных «путях роста», верно, и
что мною создан целый ряд упражнений по Гештальту и что в книгу
включена глава о «четвертом пути» характерологии, являющимся
результатом моей практической работы и работы моих студентов,
однако вернее будет, что книга в основном является эхом того, что я
узнал по Гештальту у Фритца Перлса, также как эхом является моя
собственная разработка его стиля.
В самом
деле, я мог бы назвать этот стиль «калифорнийским Гештальтом», если
иметь в виду определение, данное после кончины Фритца Перлса его
ранними Нью-Йоркскими соратниками. Выражение это часто
использовалось с некоторым неодобрением — как «это лишь
Калифорнийский Гештальт», Калифорния-де комбинированно
ассоциируется с Новым Поколением и духовным супермаркетом. Однако
произносить «Калифорнийский Гештальт» вполне можно с гордостью,
поскольку многие из нас верят, что Фритц созрел именно в свои
Калифорнийские годы и что вовсе не будет тривиальностью тот факт,
что Калифорния стала Меккой и для всемирной культурной волны, и для
новых идей Гуманистической-Трансперсональной революции в
психологии.
В
предисловии к этой книге, написанном пять лет назад, я объяснил,
почему я использую «Отношение и Практика» вместо «Теория и
Практика»*. Не думаю, что могут быть какие-то сомнения в отношении
неинтеллигентности стиля Фритца Перлса в его калифорнийские годы,
когда его словарь пестрил выражением типа «мозгодер», «бред» или
«дерьмо собачье». Безусловно он был достаточно умен, чтобы по
достоинству оценить великие идеи своего времени: концепции
органичности и холистики вообще и процесса формирования Гештальта в
частности. И все же думается, что лучшие теоретические разработки
были сделаны им в последние годы, когда он возглашал, что больше не
нуждается в концептуальном аппарате для того, чтобы лечить или
жить, и пришел к тому, что ему не требуется поддержка из вне — т.е.
его сознание — в настоящем. Именно об этом времени можно сказать,
что он писал собственной кровью, стоя на своих собственных ногах в
самом обнаженном своем виде.
* Как
например «Гештальт журнал» называет свои ежегодные конференции, или
как называется книга Полстерса «Гештальт терапия как единое целое
развитие теории и практики»
Я мог бы
назвать себя теоретиком чего—то подобного духовным наукам и
психотерапии, у меня есть книга по вопросам личности, которая должна
появиться в печати после этой книги, но в практике Гештальт—терапии
я, по крайней мере, столь же атеоретичен, как и Фритц, и не только
симпатизирую его позиции, но и заинтересован в полной поддержке,
когда большинство гештальтистов боится очных споров с академиками,
смотрящими на них свысока из-за того, что у них нет теоретической
базы (т.е. соизмеримой по сложности с базой психоаналитиков или
бихейвиористов, считающейся просто необходимой для успешной
работы). Подобно Фритцу, который в автобиографии поделился с нами
мечтой об открытии школ физиков-философов, я никогда не недооценивал
интеллектуальный компонент в образовании как врачей, так и простых
смертных, в этом отношении я более последователен, чем Фритц, у
которого с этим не все в порядке: была в нем некоторая
неинтеллигентность и, как мне кажется, интеллектуальная
беспечность, часто делающая его насыщенным, и, возможно, породившая
его мечту об открытии школ физиков-философов. (Полагаю, что
неистовство типа «дерьма собачьего», — это отголоски событий
молодости). Его атеоретические позиции были чистейшими и очень
здравыми в отношении взгляда, что врачебная деятельность может быть
усилена через запрет концептуализации, она может направляться просто
интуицией гораздо лучше, чем непоследовательным «просчитыванием». Ни
в коем случае здесь не имеется в виду, что врач должен быть
невежествен.
Я
объяснил название книги достаточно пространно, остается только
подчеркнуть, что Гештальт не является лишь эмпиризмом через
индивидуальный подход, это путь через ощущения, путь, в котором
движение вперед стимулировано самим актом ощущения: углублением
осознанности и прояснением эмпирического понимания (включая
ощущение и понимание его/ее отношения в момент ощущения).
Надеюсь,
что подобно наследству Фритца современной психотерапии, которое
гораздо шире стимула, повлиявшего на развитие специфической области
Гештальт-терапии, эта книга послужит (как говорит Эйб Левитски в
своем великолепном предисловии) тем, кому терапия интересна вообще,
включая сюда и неспециалистов, и непрофессионалов. В особенности
надеюсь, что она стимулирует и воодушевит профессионально занятых в
работе по сложной психологической поддержке духовного роста.
Клаудио
Наранхо, Беркли, Калифорния 1992 год
Вступительное слово автора
Как-то в
1966 году на лужайке у Эзален Биг Хауз ко мне подошел Майкл Мерфи с
просьбой написать статью о Гештальт—терапии, которую он хотел
опубликовать (и опубликовал). До этого он обращался к Фритцу
Перлсу, который посоветовал попросить об этом меня. К тому времени я
участвовал уже в нескольких курсах Фритца и определенно нравился ему
— мне даже назначили постоянную стипендию за усердие в Эзалене.
Предложение я принял с удовольствием, в результате появился мой
первый опус на английском — сейчас, оглядываясь назад, я принимаю
это за благословление, поскольку тогда открыл для себя, что могу
выразить себя с большей легкостью, чем мог даже представить.
В то
время по Гештальт-терапии почти ничего не печаталось, разве что две
разные книги Перлса, несколько его статей и краткое сообщение Ван
Дусена, объявлявшего, что Гештальт-терапия — это наиболее совместное
терапевтическое приложение к феноменологии. Еще две вещицы,
отпечатанные на мимеографе тех дней (я тогда ходил на первые
профессиональные курсы Перлса и Симкина в Эзалене) , одна Симкина,
а другая Джона Энрайта. (Оба автора в хронологическом порядке потом
появились вместе со мной в Стефенсонском «Учебнике по
Гештальт-терапии»)*.
*
«Учебник по Гешталы-терапии введение в
Гештальт-терапию», Ф Дуглас Стефенсон, ред (Спрингфилд,
Ил Чарльз С Томас, 1975 г)
Поставленную задачу я выполнил с большим удовольствием, так как
понимал, насколько трудно разобраться в Гештальт-терапии по ранним
двум книгам Перлса. По капризу судьбы я был одним из первых
читателей «Гештальт-терапии...», напечатанной Джулиан Пресс в
пятидесятые, так получилось, что издатель ее прислал моему дяде Бену
Кохену, одному из основателей ООН, жившему, ну конечно же, в
Нью-Йорке. Дядя, будучи вторым секретарем по прессе и информации,
постоянно получал книги из разных источников, а те, что, по его
мнению, представляли бы интерес для меня, направлялись мне. Так и
вышло, что одна такая книжица оказала известное влияние на мои
профессиональные занятия — но не как на терапевта, а исследователя и
преподавателя; должен сказать, что в своей работе Перле
представлялся мне (несмотря на упражнения, данные в начале книги)
скорее этаким юным интеллектуалом, чем умудренным эмпириком, точно
также я был далек от представления об истинной Гештальт-терапии.
Теперь мне понятно, что Фритц был гением лечебного процесса, но у
него не было ни особого дара, ни известной подготовки в теории, в
начале же ему приходилось очень много ссылаться на склонных к
теоретизированию мэтров, чтобы как—то продвинуть свои исследования,
когда в академическом мире царил психоанализ. Думается, что
Гештальт всегда вылезал за рамки теоретических формулировок, когда
настоящий вид он обрел во времена Фритца, когда тот, уже под конец
жизни, освободился от всей этой «шелухи» и от необходимости предания
законности практики академическими мудрствованиями.
Мне
кажется, что Фритц по-настоящему увидел свою работу в отражении ее в
моей книге, никогда раньше я не видел его таким счастливым, как в
тот день, когда он рассказывал, как ему понравилась книга, это был
триумф, несравнимый даже с победой над Масловым на достопамятной
встрече в Эзалене, где от него здорово досталось Эйбу.
В
преддверие семидесятилетнего юбилея Фритца, когда Джим Симкин
собирал приветствия в его адрес, я написал «Концентрацию на
Настоящем — Техника, предписание и Идеал»*. Прочтя, Фритц предложил,
чтобы эта работа и некоторые другие (наравне со статьями других
авторов) были включены в книгу. Несмотря на весь мой энтузиазм из-за
«Теории Парадоксального Стремления» Арнольда Бейссера и книги
«Куриный бульон — это яд» Боба Резника я медлил.
* Работа
вошла в сборник Фаган и Шеферд «Гештальт-терапия сегодня»
Когда
через год-другой мы вновь повстречались с Фритцем в Чили, он сказал,
что уже пообещал «девочкам из Майами» (то есть Фаган и Шеферд) такой
сборник, этим он и подстегнул меня написать мою собственную книгу по
Гештальт—терапии.
Не
думаю, что у меня что—то получилось бы, если бы не он; писать о
творении другого сложно, к тому же, мне казалось, что добавить
что—то к уже написанному — это уж чересчур. Однако со временем
(прочтя многое, что появилось после «Гештальт—терапии сегодня»
Фаган и Шеферд) я почувствовал, что то, что «чересчур» для меня,
вовсе таковым для меня не является.
За
исключением первых двух глав, «Гештальт-терапия: Отношение и
практика Атеоретического Эмпиризма» была написана почти сразу же
после кончины Фритца в 1970 году. Когда я был на его панихиде в
Сан-Франциско, мой сын погиб в автокатастрофе в Биг Сер Хиллз,
поэтому работалось мне с тяжелым сердцем, и то, что я все таки
написал эту книгу, говорит, насколько я считал важным довершить
«незаконченное дело». Во первых, то было время, когда я готовился к
путешествию, из которого, как я объяснил во вступлении к
«Целительному путешествию», не будет возвращения. Я решился
последовать за духовным учителем в отношении полной полезности, и
мне казалось, что следует заплатить все долги прошлому с тем, чтобы
взойти на новую сцену жизни без каких-либо планов и обязательств.
Книга по Гештальт-терапии оставалась незаконченной, кончина Фритца
требовала ее завершения.
Хотя
поездка в чилийскую пустыню в 1970 оказалась в духовном смысле
путешествием без возвращения, в 1971 году я вернулся в Беркли и
предложил Стюарту Миллеру книгу по Гештальту — тогда в счет
Викинг-Эзаленской серии, где уже выходили мои ранние книги «Поиск»
и «Психология Медитации» (вышла под названием «Как быть»*).
Рукопись уже давно была напечатана, если бы не затерялась в
ксерокопировальной. Такой у меня была жизнь, как внутри, так и
внешне; чтобы собрать книгу приходилось нерационально раскапывать
материал по разным местам. Часть его была опубликована как «Техника
Гештальт-терапии» для моих студентов в Беркли, еще часть пошла на
«Учебник по Гештальт-терапии» Хатчера и Химелштайна, осталось в
«Гештальт-журнале».
* «Как
быть» Клаудио Наранхо (Лос Анжелес Джереми Тарчер
1991 г )
Но вот,
наконец, наступило время завершения все время откладываемой
прерываемой работы, на фоне других проектов и планов она
вырисовывалась в нечто цельное. Период 1969-1970 годов — страдное
время, Я не столько пишу новое, сколько завершаю старое.
Вместе с
ранее написанными главами «Отношения и Практики Гештальт-терапии»
под заглавием «Ревизия Гештальт—терапии» я ввожу целый ряд
утверждений, относящихся ко времени возвращения к психотерапии
после моего недолгого, но сильно повлиявшего на жизнь паломничества
в Южную Америку. Если в книге семидесятых я делаю ударение на
Гештальт-Эмпирику с Перлсом и Симкиным, то в написанном позже, пусть
и не большом по объему, разделе содержится более личное: здесь
подчеркивается трансперсональный аспект Гештальта, дается критика
«дырок» в подходе, иллюстрируются последние клинические наработки, я
показываю мое отношение к целительным и учебным упражнениям, делюсь
содержимым своего «волшебного чемоданчика», рассказываю о сходстве
Гештальта с некоторыми духовными традициями. Первые три части из
этого уже появились в «Гештальт—журнале» (вторая часть — редакция
открытого послания на Балтиморскую Конференцию 1981 года); две
другие предназначались для открытия
II
Международной Конференции по Гештальту в Мадриде в 1987 году; глава
с упражнениями по Гештальту, это предмет, который я могу считать
своим собственным,— эта глава написана специально для книги.
Буквально перед тем, как отдать книгу в печать, я решил включить в
нее еще одну главу — «Гештальт после Фритца!» — это экскурс в
историю движения. Он составлен на основе выступлений на
IV
Международной Конференции по Гештальту (в Сиенне, 1991 г.), название
говорит само за себя.
Одно
только здесь отсутствует даже после всех дополнений: мне не удалось
обсудить жизненность философии Гештальта, вопрос веры в органичную
саморегуляцию. Я говорю, что Гештальт (со стороны пациента) —
спонтанность. В «Технике Интеграции» (Книга 1, Глава 6) мне бы
следовало сказать, что я особо выделяю сознательность перед
спонтанностью.
4
«Учебник по Гештальт-терапии»,
под ред. Криса Хатчера и
Филиппа Химелштайна (Нью-Джерси: Джайсон Арансон, инк., 1990г.).
Вера
Фритца в индивидуальную саморегуляцию в современной ему
психотерапии соответствует вере Роджерса в саморегуляцию группы: обе
эти веры повлияли на психотерапевтическую практику через
контагиозность отношения происходящего интеллектуального влияния.
Я провел
компьютерное исследование по выявлению выражения «органическая
саморегуляция» в названиях работ в двух сотнях журналов по
психологии и медицине за период с 1966 года, думаю, читателям будет
интересно узнать, что фраза встречается не единожды. Именно Фритц
Перле популяризировал это выражение, он использовал его так, будто
говорил о хорошо известном понятии. Думаю, что я не единственный из
его слушателей, кто понял, что он цитировал Шеррингтона или
Голдштейна. Понятие конечно же было знакомо слушателям, и все же
атрибутика «органичной саморегуляции» по отношению к авторитету
научного истеблишмента выглядит как шаманские пассы руками.
Вера в
органичную саморегуляцию олицетворяется в Гештальт—терапии как вера
в спонтанность — идущая рука об руку с тем, что я называю
«гуманистическим гедонизмом», это ни что иное, как биологическая
передача экзистенциальности «сущности».
В любом
случае имеется в виду скорее «жизнь-изнутри», чем «жизнь—извне» — то
есть подчинения обязанностям или отношения к самоотображению. Идеи
спонтанности и аутентичности подразумевают веру, подобную
непреходящему совершенству Буддистской Махаяна и другим духовным
традициям.
Кажется
совершенно естественным, что Фритц вошел в себя, увидел каков он на
самом деле, так сказать, в натуре, и ему это сильно понравилось,
именно в Эзаленском институте, в центре, созданном под руководством
и при поддержке Алана Ваттса, где одним из первых членов общины был
Джиа-Фу-Фенг, покрывший многие стены своей замечательной
каллиграфией, проповедовавший Тай-Чи и давший нам позднее
современный перевод Лао-Цзы. Эти внешние обстоятельства эхом
отразились на верности Фритца Таоизму, на его жизни и работе. Когда
Фритц говорил «органичная само-регуляция» он также имел в виду
«Тао» по крайней мере в смысле «Тао человека», которое таоисты
отличают от сверхиндивидуального «Тао Небес»; соответствующее
действие, диктуемое скорее глубокой интуицией, чем разумом (включая
сюда следование предпочтениям по Дионисию, а не стремление к выбору
по Сартру).
В своей
преданности к органичной саморегуляции Перле был не только
наследником Фрейда, первым указавшим на превратности сдерживания
чувств, но и продолжателем Вильгельма Райха (своего
психоаналитика), который был первым, верящим в инстинкт больше, чем
в воспитание. Из-за недоработки главы по органичной саморегуляции в
этой книге я решил осветить этот вопрос во вступлении, и
действительно, правильнее будет поговорить о саморегуляции до а не
после темы сознания — уникальная возможность, при которой вопрос
выделяется с точки зрения гештальт-подхода, также как с точки зрения
доминирующего качества в характеристике Гештальта по Дионисию.
Группируя вместе в виде «теории» мои формулировки с главенством
отношения над техникой (Глава 1) и говоря о концентрации на
настоящем (Глава 2), я умышленно воздержался от ранее
подготовленного названия книги: «Теория и Практика
Гештальт—терапии». Я выбрал «Гештальт-терапия: Отношения и
Практика», поскольку это отражает мое видение того, что Гештальт не
есть приложение теоретического аппарата (или теоретической основы)
, а предмет бытия в этом мире определенным образом.
Конечно,
можно повторить психологический вывод Фритца Перлса (а мне особенно
интересен именно его вывод) и таким образом найти определенное
видение эго как фактор внутренней помехи — в «Эго, Желание,
Агрессия»* — и как «функцию по распознанию»; мы находим
определенные идеи о себе и о своих контактах — в дополнение к
открытому системному кругозору организма в окружающей среде и в
холистическом гештальт-подходе. И хотя все это и многое другое найти
можно, я воспринимаю психологические идеи Фритца в контексте его
работы, а не как основу; как толкование, а не как скелет. Поэтому,
когда мне пришлось определить Гештальт-терапию по случаю
представления моей книги «Я и Ты Здесь и Сейчас» в Эзалене и
Герберту Отто в середине 60-х, я ушел от концептуального
определения (как отметил один обозреватель в «И т.д.: Журнал Общей
Семантики») простым указанием на нее, что это — «подход,
выработанный Фритцем Перлсом»6.
*«Эго,
Желание, Агрессия», Ф С Перле (Нью-Йорк Рандом Хауз, 1969 г)
В конце
60-х я искал лучшее понимание «Теоретических основ» Гештальта и
обратился к Женэ Саган (о нем Фритц много волновался в начале 60-х и
именно он наладил связь с Эзаленским институтом). Он бодро так
рассказал, что думает, что у Гештальт-терапии общего больше с
системой Станиславского, чем с Гештальт-психологией. Продолжаю
соглашаться с ним. На Балтиморской конференции я поделился также
своими взглядами о том, что Фритц искал интеллектуальной поддержки
Гештальт-психологии в то время, когда такая интеллектуальная
поддержка требовалась ему против академического мира.
Далекий
от того, чтобы быть противником теорий, я открыто раскритиковал
Фритцову антиинтеллектуальную ориентацию, унаследованную многими.
Думаю, что та теория, которая могла бы понадобиться
Гештальт-терапии (если она вообще нужна) не будет набором личных
верований Фритца, таких, например, как «беспокойство есть
возбуждение минус дыхание» или «умереть и возродиться не легко»,—
какими бы глубокими они ни были. То, из чего психотерапевт может
извлечь больше всего пользы — это понятийная рамка компетенции в
понимании психики •, процесса роста в совсем не простой
Гештальт-теории. По крайней мере я, лично, более заинтересован в
теории здоровья и болезни (или если сказать с большей претензией: в
теории озарения и затемнения), которая объединила бы вдохновение
Гештальт-психологии с тем, что мы подразумеваем под
кондиционированием, психодинамикой и, кроме того, с восточными
духовными традициями.
Менее
амбициозные попытки, но более имеющие отношение к делу, чем работа
пола Гудмена в середине 50-х (Гештальт-теория вкупе с сегодняшними
Гештальт-орто-доксами) превратились бы в «теорию Гештальт—терапии» —
в предприятие, сравнимое с психоаналитической терапией недавно
появившейся в качестве альтернативы психоаналитической теории
рассудка. Об этом я говорил в книге
6
Статью по Гештальт-терапии «В Путях роста
подходы к развивающемуся сознанию», под ред Герберт Отто и
Джон Манн Ш-к>-Йорк Гроссман, 1968 г)
23
без
должной подготовки, мой вывод может быть представлен формулой:
Гештальт-терапия = (Сознание
I
Естество
+ Поддержка
I
Противостояние) Отношение
или
другими словами: терапевтический процесс основывается со стороны
пациента на двух трансперсональных факторах — сознательности и
спонтанности; в это время терапевт способствует (я это называю
Гештальт—техникой) стимуляции и поддержке истинного выражения и
негативного усиления («редукция эго») патологии. В тех пределах,
где психотерапию можно изучать, данное действие по извлечению
истинного выражения и противопоставления дисфункциональности
составляет стратегию; в тех пределах, где лечение зависит от
степени развития сущности терапевта, и терапевт, и пациент спонтанно
становятся действующими лицами невыдуманной дружбы и
индивидуального творчества.
ГЕШТАЛ
ЬТ - ТЕРАПИЯ
Отношение и Практика
атеоретических
исследований
КНИГА
ПЕРВАЯ
ОТНОШЕНИЕ
И
ПРАКТИКА
ГЕШТАЛЬТ
- ТЕРАПИИ
ЧАСТЬ
I
ТЕОРИЯ
Глава
первая
Главенство Отношения
х
азличные школы психоанализа и, более того, терапии поведения,
основаны на определенных идеях и теориях, то есть на признании
закономерности психологического феномена. Такое признание в
отношении терапевтической ситуации порождает характерный образ
действия или технику различных подходов. Определенная техника
представляет практическое выражение идей, характеризующих данную
систему, и может восприниматься как поведенческое определение
такой—то школы психотерапии.
Однако
является ли техника данной традиции именно тем, что приносит успех,
так восхваляемый ее приверженцами? Если эффективность психотерапии
полностью зависела бы от возможностей техники, нам ничего бы не
осталось, как ожидать, что в один прекрасный день компьютеры займут
место профессионалов, а методика самостоятельного подхода без
детальной разработки станет столь же эффективной, как и
непосредственное общение.
Существует мнение, что большинство психиатров сегодня отвергли бы
утверждение, что критическими в процессе лечения являются личные
отношения между врачом и пациентом. Выяснением природы таких
отношений следовало бы заняться серьезнее, поскольку мнения
психотерапевтов на этот счет не совпадают пока лишь теоретически -
Современные классические исследования Фидлера по природе
терапевтических отношений стали важным этапом, показывающим, что
крупные специалисты разных школ во многом больше похожи между собой,
чем на менее квалифицированных специалистов даже их собственных
школ, и своими концепциями идеальных терапевтических отношений, и
своим поведением во время сеансов с пациентами. Когда требуется
определить природу такого успешного поведения или идеал, к которому
близки опытные врачи, в информации Фидлера чувствуется недоработка,
поскольку единственным его объяснением такого феномена является
«понимание» врачом пациента. Пока профессионалы различных школ
отличаются друг от друга в отношении методов поощрения или
наказания, участливости или безучастности (ненаправленной),
превосходства или равного сотрудничества, другие, добивающиеся
больших успехов, сидят и слушают и пытаются понять своих пациентов,
а не надрываются мысленно, выискивая причины через призму
собственных нужд.
Экспериментальное подтверждение конвергенции психотерапевтических
систем на высшем уровне понимания укрепляет, я думаю, веру многих из
нас на основе опыта, порождает эхо растущего признания того факта,
что на «высшем уровне» сходятся и религии. Если подобная
конвергенция и обсуждаемый «личностный элемент» не обнаруживаются
в интеллектуальной формулировке или в ясной технике, отражающей
определенную школу, можно задаться вопросом, а существуют ли они
вообще, или это всего лишь отношение, состояние, характеристика
«состояния рассудка», которые в таких школах, как Гештальт,
являются только компонентным элементом.
В своей
знаменитой книге «Ты не мишень» Лора Хаксли как раз и выделяет этот
вопрос. В отношении определенных процедур рефреном повторяется
мысль: «Это действует, если ТЫ действуешь». То же самое справедливо
для многих духовных дисциплин, однако для каждой отдельной практики
является, возможно, сильным ограничением. И в изучении языка или
игры на музыкальном инструменте лишь немногие исполнены упорства
овладеть всеми нюансами избранной дисциплины. Когда же речь идет об
изменениях внутреннего мира, трудностей гораздо больше, здесь все
зависит от того, кто хочет изменений? и кто на самом деле способен
«действовать»?
Говоря
языком бихейвиористики, психопатология состоит из склонностей и
избеганий, только они могут быть изменены наказанием или наградой в
избранном направлении. Говоря языком психоаналитика, психопатология
есть результат «защиты», которая неминуемо проявляется в
психотерапии как «сопротивление». В свете таких формулировок, роль
психотерапевта — не только в применении определенной техники, но и в
том, чтобы заставить пациента работать с ним вместе, вместо того
чтобы работать лишь самому.
Индивидуальные возможности нарушить свои терапевтические намерения
— это нечто большее, чем простая оплошность. Например, можно
думать, что ты свободно ассоциируешь или выражаешь чувства или свое
«я», а, на самом деле, все совсем наоборот; или ты точно следуешь
показаниям или методам определенной техники чисто механически, не
вкладывая в процесс чувства. В этом случае ты действительно что-то
«делаешь», но стоит ли удивляться, что результатов—то нет.
В
психотерапии умудренный профессионал, кроме всего прочего, это тот,
кто добивается истинного воздействия, выходя далеко за рамки просто
поверхностной деятельности, превращающейся в пустой ритуал, если
она не поддержана соответствующим отношением. Он способен выявить
необходимое отношение, усилить его, вызвать его, научить ему, потому
что он знает его в себе. Технике научит любая книга, но отношение
передать может лишь человек непосредственно.
Центральной ролью соответствующего отношения является не только то,
чтобы видеть поле психотерапии, но и владение любым психологическим
приемом или нюансами науки о душе. Если мы хотим достичь мастерства
в технике, мы неизменно подходим к указаниям, выходящим за списание
характера, которые трудно передать даже при личном контакте, часто
считающемся совершенно невыразимым. К примеру, возникает
необходимость, чтобы человек, вовлеченный в определенную форму
практики, был бы в отношениях «открытости», чтобы он позволил всему
«быть таким, как оно есть», чтобы он поставил себя в отношения
восприятия или «поддался» бы, находился в отношениях единодушия,
доверия, веры, страстного желания и т.д. Даже в случае практикования
невмешательства, как в Дзен-медитации, инструктор по медитации особо
концентрируется на том, как сделать технику наиболее эффективной.
Даже если внешние аспекты бездействия могут быть ясны, «сидеть», как
говорил Шрунью Судзуки, «значит задействовать все коаны».
Чтобы
быть не только демонстратором техники, но тем, кто видит, что она
действенна, терапевт, подобно духовному учителю различных традиций,
должен быть экспертом в том, как применять технику. Он должен быть
подобен часовщику, который по известному анекдоту запросил
кругленькую сумму за то, что дунул в механизм часов, и они пошли.
«Столько денег просто за то, что дунул!» — было естественной
реакцией посетителя, хотя он не мог не признать, что часы
заработали. «За то, что дунул — десять центов, остальное за то, что
знал, куда»,— был ответ. Большинство пространных описаний
психотерапевтических систем посвящено технике, и все же, как в
приведенном анекдоте, не все замыкается на ней. Техника, нужно
сказать, это лишь частный случай выражения — пациентом или
претендующим на роль врача — отношений, составляющих настоящую
работу. Это серия действий, предпринятых с определенным намерением,
а терапевт — это тот, кто обладает умением пользоваться своим
намерением. Его знание, что делать и как, происходит не из законов
термодинамики, но из глобального понимания «как это?», понимания,
что ему вовсе не обязательно точно формулировать. Более того, его
безотчетное понимание — развитое в его собственной жизни и упорными
тренировками — не обязательно соотносится с его теоретическими
взглядами.
Гештальт—терапия уникальна среди большинства психотерапевтических
школ из—за «пределов, в которых эта система построена скорее на
интуитивном понимании, чем на теории». Это не значит, что интуиция
не являлась важным элементом в творческом процессе Фрейда, Юнга или
других. Возможно, каждая эффективная система происходит из
личностной реализации. Это не значит также, что интуиция не является
частью психотерапевтической практики вообще. Уникальность
Гештальт-терапии проявляется в факте, что прямое наложение практики
на интуицию или живое понимание никогда не подменяются основой
теоретических установок. Идеи являются безусловной частью системы,
и все же идеи — это ее вершки, а не корешки. Более того, природой
этих идей является в основном пояснение отношений, а не
теоретические конструкции. Это идеи, укорененные в опыте, а не в
теоретизировании, они не предназначены для оказания поддержки
терапевтической деятельности, но создают альтернативный поток
выражения.
Перле
верил, что быть психотерапевтом — значит быть собой, и наоборот. Он
использовал и вырабатывал технику точно так же, как пользовался
ручкой для письма или сте-ловым прибором для еды, но предупреждал о
процедуре — она должна проходить с полной верой в то, что она что-то
даст. Он не делал различий между тем, что он есть и что он работает,
его «преподавание» студентам-психотерапевтом сводилось к тому, чтобы
сделать их самими собой. Он верил, что «быть» — это лучшая школа
психотерапевта. «Быть», по его мнению, означало быть сейчас и здесь,
сознавать и нести ответственность — то есть постоянно находиться
за своими собственными действиями и чувствами.
Три
понятия — своевременности, осознанности и ответственности —
составляют суть отношения Гештальт— терапии. Различаясь
семантически, они вместе с тем являются аспектами или гранями
единого образа бытия. Быть ответственным (отвечать) — означает быть
в |