АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ
I
ВВЕДЕНИЕ
Кто когда-либо имел повод
осведомляться в литературе у эстетов и психологов, какое
объяснение может быть дано сущ- ности остроумия и его отношению
к другим видам душевной деятельности, тот, конечно, должен будет
признать, что фило- софские старания не коснулись остроумия в
той мере, какой оно заслуживает благодаря своей роли, которую
играет в нашей душевной жизни. Только немногие мыслители
подробнее ин- тересовались проблемами остроумия. Правда, среди
лиц, занимавшихся исследованием остроумия, встречаются блестящие
имена: поэта Jean РаиГя (Fr. Richter'a) и философов Th.
Vischcr'a, Kuno Fischer'a и Th. Lipps'a. Однако и у этих авторов
тема остроумия стоит на заднем плане, в то время как главный
интерес исследования сосредоточен на более широкой и более
заманчивой проблеме комического.
При изучении этой литературы
создается впечатление, что трактовать остроумие вне его связи с
комическим совершенно невозможно.
По Th. Lipps'y (Kornik und
Humor, 1898)^ остроумие является <чрезвычайно субъективным
комизмом>, т. е. комизмом, <который мы сами производим, который
относится к нашему поведению как к таковому, и к которому мы
всегда относимся, как подлежащий ему субъект, но никогда как
объект, а также не как добровольный объект>. Поясняющее это
положение при ^ Статьи об эстетике, изданные Til. Lipps'OM ii
Richai-dom Maria Werner'oM. VI. - Книга, которой я обязан
мужеством и возможностью предпринять эту попытку исследования.
мечание гласит: остроумием
называется вообще <всякое созна- тельное и искусное создание
комизма, будет ли это комизм созерцания или комизм ситуации>.
К. Fischer поясняет отношение
остроумия к комическому с помощью исследования карикатуры,
стоящей и его изложении между остроумием и комизмом (Uber (Jen
Wil/. 188^). Объектом комизма является безобразное в какой бы то
ни было форме своего проявления: <Там, где оно скрыто, оно
должно быть обнаружено в свете комического созерцания, где оно
мало или едва заметно, оно должно быт), выхвачено и так
подчеркнуто, чтоб оно было ясно и очевидно... Так возникает
карикатура>. <Весь наш духовный мир, интеллектуальное царство
наших мыслей и представлений не развертывается под взглядом
внеш- него созерцания; оно не может быть непосредственно
представ- лено при помощи образного и наглядного изображения, но
оно сохраняет и свои задержки, недостатки, уродства, массу смеш-
ного и множество' комических контрастов. Чтобы подчеркнуть их и
сделать доступными эстетическому созерцанию, нужна сила, которая
была бы в состоянии не только изобразить объекты, но и
рефлектировать и пояснить эти изображения: сила, проясняющая
мысли. Такой силой является только суж- дение. Суждением,
производящим комический контраст, является острота', она
втихомолку уже участвовала в карикатуре, но в суждении приобрела
свойственную ей форму и свободное по- прище для своего
развития>.
Как видно, Lipps усматривает
выделяющие остроумие среди других видов комического характерные
черты в деятельности, в активном поведении субъекта, в то время
как К. Fischer характеризует остроумие отношением к своему
объекту, который должен выявить скрытое уродство царства мыслей.
Основатель- ность этих определений не может быть проверена. Их
даже едва ли можно понять, если рассматривать вне той взаимоза-
висимости, из которой они кажутся вырванными; и мы, таким
образом, стоим перед необходимостью поработать над изобра-
жением комического у авторов, чтобы узнать от них что-нибудь об
остроумии. Между тем далее будет видно, что эти авторы сумели
указать на существенные и общераспространенные ха- рактерные
черты остроумия, при которых это отношение к комическому не
принято во внимание.
10
ВВЕДЕНИЕ
Характеристика остроумия у К.
Fischcr'a, которая, видимо, вполне устраивает автора, гласит:
<остроумие есть игривое суж- дение>. Для пояснения этого
выражения мы укажем на аналогию: <подобно тому как эстетическая
свобода заключается в игривом созерцании вещей>. В другом месте
эстетическое отношение к объекту характеризуется условием, что
мы от этого субъекта ничего не требуем, особенно никакого
удовлетворения наших серьезных потребностей, а довольствуемся
наслаждением при созерцании этого объекта. Эстетическое
отношение является пгривШ1 в противоположность работе. Могло
случиться, что из эстетической свободы возник особый вид
суждения, свободный от оков и правил, который я ввиду его
происхождения хочу назвать <игривым суждением>, и что в этом
понятии сохранено первое условие, если не целиком вся формула,
разрешающая нашу задачу. <Свобода дает остроумие, а остроумие
дает сво- боду>, - сказал Jean Paul. <Остроумие является одной
только игрой идеями>.
Издавна остроумие любили
определять как ловкое умение находить сходство между несходными
вещами, следовательно, находить скрытое сходство. Jean Paul сам
остроумно выразил эту мысль следующим образом: <Остроумие - это
переодетый священник, который венчает каждую пару>. Th. Vischcr
продол- жает: <Он венчает охотнее всего ту пару, к соединению
которой родственники относятся нетерпимо>. Но Vischer же
возражает, что существуют остроты, в которых и речи нет о
сравнении, а следовательно, и о нахождении сходства. Он дает,
таким образом, несколько отличное от Jean РаиГя определение
остро- умия как умения с поразительной быстротой связывать в
одно целое несколько представлений, являющихся собственно чуж-
дыми друг другу по своему внутреннему содержанию и связи. Затем
К. Fischer обращает внимание на то, что эти определения
относятся к тем остротам, которые остроумный человек знает, а не
к тем, которые создает.
Другими точками зрения, в
некотором смысле связанными друг с другом, которыми пользуются
для определения понятия или описания остроумия, являются:
<контраст представлений>, <смысл в бессмыслице> и <смущение
вследствие непонимании и внезапное уяснение>.
Определение, как, например,
Kraepelin'a, переносит центр тяжести на контраст представлений.
Острота является <произ- вольным связыванием или соединением
двух контрастирующих друг с другом каким-либо образом
представлений, в большин- стве случаев с помощью речевой
ассоциации>. Такому критику, как Lipps'y, нетрудно открыть
полную несостоятельность этой формулы, но он сам не исключает
момента контраста, а пе- редвигает его на другое место.
<Контраст продолжает сущест- вовать, но это - не так или иначе
понятый контраст пред- ставлений, связанных со словами, но
контраст или противоречие значения или незначительности слов>.
Примеры поясняют, как следует понимать последнее. <Контраст
возникает лишь благо- даря тому, что... мы признаем за словами
некоторое значение, которое, однако, не можем затем вновь
признать за ними>.
В дальнейшем развитии этого
последнего определения при- обретает значение антитеза <смысл и
бессмыслица>. <То, что мы в один момент считаем осмысленным,
оказывается для нас затем совершенно бессмысленным. В этом
заключается для нас в настоящем случае комический процесс>.
<Остроумным кажется выражение в том случае, если мы с
психологической необходимостью приписываем ему определенное
значение и, приписывая ему это значение, тотчас снова отрицаем
его. При этом под значением можно разуметь различное. Мы
приписы- ваем выражению смысл и знаем, что логически он ему не
принадлежит. Мы находим в выражении истину, которую в силу
законов познания или общего навыка нашего мышления не можем
найти в нем; мы признаем за ним логические и практические
следствия, выходящие за пределы его действи- тельного
содержания, чтобы сейчас же отрицать эти следствия, как только
мы примем во внимание качество этого выражения. Во всяком случае
психологический процесс, который вызывает в нас остроумное
выражение и на котором покоится чувство комизма, заключается в
непосредственном переходе от этого признания смысла, истины,
значительности к сознанию или впечатлению относительной
ничтожности>.
Если это объяснение звучит так
убедительно, то все-таки было бы желательно поставить здесь
вопрос, способствует ли эта антитеза осмысленного и
бессмысленного, на которой по-
12
ВВЕДЕНИЕ
коится чувство комизма,
определению понятия остроумия, по- скольку оно отличается от
комизма.
Момент <непонимания и
внезапного уяснения> также далеко заводит нас в проблему
отношения остроумия к комизму. Kant говорит, что замечательная
особенность комического заключается в том, что оно может
обмануть нас только на один момент. Heymans (Zeitschr f.
Psychologie. XI. 1896) показывает, как осу- ществляется эффект
остроумия последовательной сменой непо- нимания и внезапного
уяснения. Он поясняет свое мнение прекрасной остротой Гейне,
который заставляет одного из своих героев, бедного лотерейного
коллекционера Гирш-Гиацинта, хва- стать тем, что великий барон
Ротшильд обходится с ним как с человеком вполне ему равным,
вполне фамшичючьмрчо (famillionar). Здесь слово, являющееся
источником остроумия, кажется прежде всего ошибочным
словообразованием, чем-то непонятным, несуразным, загадочным.
Поэтому оно приводит нас в смущение. Комизм получается в
результате исчезновения смущения, в результате понимания слов.
Lipps дополняет, что за этой первой стадией, во время которой мы
узнаем, что смущающее нас слово означает то-то и то-то, следует
вторая стадия, во время которой мы сознаем, что это
бессмысленное слово смутило нас, а затем оказалось действительно
имеющим смысл. Лишь это второе уяснение, познание того, что
бессмыс- ленное с точки зрения обыденной практики языка слово
было виною всему, лишь это превращение в ничто вызывает комизм.
Кажется ли нам та или другая из
этих трактовок более понятной - мы благодаря рассуждению о
непонимании и внезапном уяснении подошли ближе к определенному
мнению. Если комический эффект Гейневского фамиллионьярно
основан на разгадке якобы бессмысленного слова, то <остроумие>
следует, конечно, усмотреть в образовании этого слова и в
характере образованного таким образом слова.
Кроме всей связи с
обсуждавшимися только что точками зрения, все авторы указывают и
на другую существенную особенность остроумия. <Краткость - душа
и тело остроумия, и даже оно само>, - говорит Jean Paul
(Vorschule dcr Asthctik. 1. ( 45), видоизменяя таким образом
лишь одну фразу старого болтуна Полония в шекспировском Гамлете
(действие 2-е, сце- на II):
13
И так как краткость сеть душа
ума, Л MiiorocJioiiiie - его прикраса. Я буду краток. (Перевод
А. Кронебсрга.)
Важно и описание краткости
остроумия у Lipps'a. <Острота говорит то, что она говорит, не
всегда мало, но всегда слишком немногими словами, т. е. словами,
которые согласно строгой логике или обычному образу мышления и
речи недостаточны для этого. Она может, наконец, попросту
сказать кое-что, умал- чивая об этом>.
<Что остроумие должно
выхватывать нечто спрятанное или скрытое> (К. Fischer), было уже
указано при сопоставлении остроумия с карикатурой. Я подчеркиваю
еще раз это опреде- ление, поскольку оно больше относится к
сущности остроумия, чем к сущности комизма.
Я, конечно, понимаю, что
вышеприведенные небольшие вы- держки из работ писавших об
остроумии авторов недостаточны для суждения о ценности этих
работ. Вследствие трудностей, возникающих при желании правильно
передать столь сложный, с такими тонкими нюансами ход мыслей, я
не могу избавить любознательных читателей от труда почерпнуть
желательные для них познания из первоначальных источников. Но я
не знаю, будут ли они полностью удовлетворены. Указанные ав-
торами критерии и особенности остроумия: активность, отно- шение
к содержанию нашего мышления, характер игривого суждения,
сочетание несходного, контраст представлений, <смысл в
бессмыслице>, последовательная смена смущения вследствие
непонимания и внезапного уяснения, выхватывание скрытого и
особый вид лаконичности остроумия, - хотя и кажутся на первый
взгляд очень меткими и так легко подтверждаемыми целым рядом
примером, что мы не можем подвергнуться опасности недооценить
ценность таких взглядов, однако все это disjecta membra, которые
мы хотели бы видеть объединенными в одно органическое целое. В
результате они приводят к по- знанию остроумия не более, чем ряд
анекдотов, характеризу- ющих личность, биографию которой нам
нужно узнать. В результате всего вышеизложенного мы совсем не
знаем того,
14
ВВЕДЕНИЕ
что общего имеет, например,
лаконичность остроумия с харак- тером игривого суждения; и у нас
нет объяснения, должно ли остроумие удовлетворять всем этим
условиям, чтобы быть истинным остроумием, или только некоторым
из них, и какие из этих условий могут быть заменены другими, а
какие из них необходимы. Мы хотим также произвести группировку и
подразделение острот, основываясь на их особенностях, при-
знанных существенными. Подразделение, которое мы находим у
авторов, опирается, с одной стороны, на технические приемы, с
другой - на употребление острот в разговоре (остроумие,
являющееся результатом созвучия, игра слов - карикатурная,
характеризующая острота, остроумное отпарирование).
Нам, следовательно, нетрудно
будет указать цели дальнейшему исследованию объяснения
остроумия. Чтобы иметь возможность рассчитывать на успех, мы
либо должны были бы внести в эту работу новые точки зрения, либо
попытаться проникнуть глубже путем усиления нашего внимания и
углубления нашего интереса. Мы можем указать на то, что, по
крайней мере, в применении этого последнего средства недостатка
не было. Поразительно, сколь немногими примерами таких
признанных острот довольствуются авторы для своих исследований,
и как каждый заимствует остроты у своих предшественников. Мы не
можем отказаться от необходимости проанализировать примеры,
которые уже были приведены классическими авторами, писав- шими
об остроумии, но мы намерены, кроме этого, заняться
исследованием и нового материала, чтобы иметь более широкие
основания для выводов. Затем мы намерены исследовать такие
примеры остроумия, которые в жизни произвели на нас впе-
чатление и заставили много смеяться.
Заслуживает ли тема остроумия
такого исследования? Я думаю, что это не подлежит сомнению.
Помимо личных мо- тивов, которые побуждают меня сделать попытку
разрешить проблемы остроумия и будут раскрыты во время развития
этой работы, я могу сослаться на существование тесной связи
между душевными процессами, связи, которая обещает психологиче-
скому познанию в какой-нибудь одной отдаленной области нечто
ценное, не вполне еще признанное в других областях.
15
Нужно помнить также о том,
какую своеобразную, прямо-таки очаровательную прелесть
представляет остроумие в нашем об- ществе. Новая острота
обладает таким же действием, как со- бытие, к которому проявляют
величайший интерес. Она пере- дается от одного к другому, как
только что полученное известие о победе. Даже видные люди,
которые считают нужным сообщать срою биографию, рассказывать,
какие города и страны они видели, с какими выдающимися людьми
они общались, не пренебрегают случаем поместить в своем
жизнеописании те или иные слышанные ими прекрасные остроты^
J. v. Faike.
Lehenserinnerungen. 1897.
II
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
Следуя прихоти случая, мы берем
первый пример остроумия, который встретился нам в предыдущей
главе.
В той части <Путевых картин>,
которая озаглавлена <Луккские воды>, Г. Гейне выводит ценный
образ лотерейного коллекци- онера и мозольного оператора
Гирш-Гиацинта из Гамбурга. который хвастает перед поэтом своими
отношениями с богатым бароном Ротшильдом и в заключение говорит:
<И как бог свят, господин доктор, я сидел рядом с Соломоном
Ротшильдом, и он обращался со мною, как с своим . равным,
совершенно фамиллионьярно>^.
На этом считающемся
превосходным и очень смешном примере Heymans и Lipps выясняли
происхождение комического эффекта остроты из <смущения
вследствие непонимания и внезапного уяснения> (см. выше). Но мы
оставляем этот вопрос в стороне и задаем себе другой: что же
именно превращает разговор Гирш-Гиацинта в остроту? Это может
зависеть только от причин двоякого рода: или сама по себе мысль,
выраженная в предложении, носит черты остроумия, или остроумие
кроется в способе выражения, которое мысль нашла в предложении.
В какой из этих двух сторон мы увидим характер остроумия, в той
мы и проследим его глубже, исследуем и постараемся уловить.
Мысль может найти свое выражение в общем в различных
^Г. Гейне. Собр. соч. Т. 1. С.
359. СПб., 1904. Изд. 2-е. Перевод II. Вейнберга. - У
переводчика слово переведено 'фамиллионерно.,. (Я.
К.)
разговорных формах -
следовательно, в словах, - которые могут очень верно передавать
ее. В речи Гирш-Гиацинта мы имеем определенную форму выражения
мысли и, как мы догадываемся, особенную, своеобразную форму, нс
ту, которая легче всего может быть понята. Попытаемся выразить
эту же мысль по возможности верно другими словами. Lipps уже
сделал это и пояснил таким образом до некоторой степени
изложение поэта. Он говорит: <Мы понимаем, что Гейне хочет
сказать, что обращение было фамильярным, но носило именно тот
общеизвестный характер, который обычно не доставляет удо-
вольствия благодаря привкусу миллионерства>. Мы ничего не
изменим в этой мысли, если дадим ей другое изложение, которое,
возможно, лучше подходит к разговору Гирш-Гиацинта: <Ротшильд
обошелся со мной, как с совсем рапным, совсем фамильярно, т. е.
постольку, поскольку это может сделать мил- лионер>.
<Снисходительность богатого человека заключает и себе всегда
что-то неудобное для того, кто испытывает ее на себе>, -
прибавим мы еще^
Останемся ли мы при этом или
при другом равнозначащем тексте этой мысли, мы увидим, что
заданный вопрос уже предрешен. Характер остроумия проистекает в
этом примере не за счет мысли. Замечание, которое Гейне
вкладывает в уста своему Гирш-Гиацинту, верно и метко; оно таит
очевидную горечь, которая легко возникает у бедного человека при
виде такого большого богатства, но все же мы не решимся назвать
это замечание остроумным. Если кто-нибудь не может освобо-
диться при чтении этого замечания в нашей передаче от
воспоминания об изложении этой мысли у самого поэта и продолжает
все-таки думать, что эта мысль остроумна, то мы можем указать на
надежный критерий утерянной в нашей передаче характерной черты
остроумия. Рассказ Гирш-Гиацинта заставляет нас громко смеяться,
верная же передача смысла этого рассказа по Lipps'y или в нашем
изложении может нам нравиться, побуждать к размышлению, но
смеяться она заста- вить не может.
Этой же остротоп мы займемся
далее, где будем иметь попод прсдпрпияп. корректуру данного
Lipps'OM изложения этой остроты, приближающегося к нашему.
18
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
Если характер остроумия в нашем
примере происходит не за счет мысли, то его следует искать в
форме, в подлинном тексте его выражения. Нам нужно изучить
особенность этого способа выражения, чтобы понять, что можно
обозначить тех- никой слова или выражения этой остроты; эта
техника должна находиться в тесной связи с сущностью остроты, т.
к. харак- терная черта и эффект остроты исчезают при замене этой
техники выражения другой. Впрочем, мы находимся в полном
согласии с другими авторами, придавая такое значение словес-
ному выражению остроты. Так, например, К. Fischer говорит:
<Прежде всего одна только форма уже превращает суждение в
остроту>, и при этом невольно вспоминается фраза Jean РаиГя,
выясняющая и доказывающая ту же природу остроты в ост- роумном
же изречении: <Так побеждает одна только позиция, будь то
позиция ратников или позиция фраз>.
В чем же заключается <техника>
этой остроты? Что про- изошло с мыслью, заключающейся в нашем
изложении, когда из нее получилась острота, по поводу которой мы
так искренно, от души смеялись? С ней произошли две перемены,
как показывает сравнение нашего изложения с текстом поэта. Во-
первых, имело место значительное сокращение. Чтобы выразить
заключающуюся в остроте мысль полностью, мы должны были
прибавить к словам <Р. обошелся со мною, как бы с совсем равным,
совсем фамильярно>, второе предложение, которое в наикратчайшей
форме гласит: т. е. постольку, поскольку это может сделать
миллионер. И только после этого мы почув- ствовали необходимость
поясняющего добавления^. У поэта это выражено гораздо короче:
<Р. обошелся со мною, как с совсем равным, совсем
фамиллионьярно>. Все ограничение, которое вто- рое предложение
прибавляет к первому, констатирующему фа- мильярное обращение,
утрачено в остроте.
Но это ограничение опущено
все-таки не без замены, из которой его можно реконструировать.
Имело место и другое видоизменение. Слово <фамильярно> в
лишенном остроумия выражении мысли превратилось в тексте остроты
в <фамилли- оньярно>, и, без сомнения, именно с этим
словообразованием
То же самое относится к
изложению Lipps'a.
связан характер остроумия и
смехотворный эффект' остроты. Новообразованное слово покрывается
в своем начале словом <фамильярно> первого предложения, а в
своих конечных слогах словом <миллионер> второго предложения.
Замещая одну только составную часть слова <миллионер>, оно,
вследствие этого, как бы замещает все второе предложение и
заставляет нас, таким образом, угадывать пропущенное в тексте
остроты второе пред- ложение. Это смешанное образование из двух
компонентов - <фамильярно> () и <миллионер> (),
и можно попытаться графически, наглядно выяснить себе его
возникно- вение из обоих этих слов\
Famili ar Фамил ьярно Milionar
милионер Familionar Фамилионьярно
Процесс, превративший мысли в
остроту, можно представить следующим образом; хотя он и может
показаться на первый взгляд фантастическим, однако он точно
представляет действи- тельно имеющийся налицо факт:
<Р. обошелся со мной совсем
фамильярно, т. е. постольку, поскольку это может сделать
миллионер>.
Теперь предположим, что на эти
предложения действует укомплектовывающая сила, и что второе
предложение по ка- кой-либо причине менее резистентно. Тогда оно
исчезает, а существенная его составная часть, слово <миллионер>,
которая может противостоять давлению, будет как бы вдавлена в
первое предложение, сольется с подобным ему элементом этого
пред- ложения <фамильярно>, и именно эта случайно имеющаяся
возможность спасти существенное во втором предложении будет
способствовать гибели других, менее важных составных частей.
Таким образом возникает острота,
Слоги, общие обоим словам, напечатаны жирным шрифтом п
протниоисс различным типам отдельных составных частей обоих
слои. Второе JI (1.), которое едва заметно при произношении,
разумеется, должно быть пропу- щено. Понятно, что созвучие обоих
слов в нескольких слогах дало повод технике остроумия к созданию
смешанного слова.
20
ТЕХНИКА ОСГГОУМИЯ
фамиллионьярно.
Даже помимо такой неизвестной
нам укомплектовывающей силы мы можем описать процесс образования
остроты, т. е. технику остроумия в этом случае как сгущение с
заместительным образованием. Действительно, в нашем случае
заместительное образование состоит в создании смешанного слова.
Это непо- нятное смешанное слово <филчиитонмрно>,
присоединившись к связи, в которой оно стоит, тотчас становится
понятным и исполненным смысла, является носителем заставляющего
нас смеяться эффекта остроты, механизм которого, однако, не стал
для нас яснее с открытием этой техники остроумия. Как может
имеющий место в разговоре процесс сгущения с заместитель- ным
образованием в виде смешанного слова доставить нам удовольствие
и заставить нас смеяться? Это - другая проблема, обсуждение
которой следует отложить до тех пор, пока мы не найдем к ней
подхода. А сейчас займемся техникой остроумия. По нашему мнению,
техника остроумия не может быть безразлична для понимания
сущности последнего; поэтому мы хотим прежде всего исследовать,
существуют ли другие примеры острот, построенных аналогично
гейневскому <фамиллионьярно>. Их существует не особенно много,
но все же достаточно, чтобы составить из них небольшую группу,
которая характеризуется словообразованием путем смешивания.
Гейне сам создал из слова <миллионер> вторую остроту, как бы
подражая самому себе. Он говорит
, что является, как нетрудно дога- даться, сокращенной комбинацией
слов и (что по-немецки значит дурак), и, подобно первой
остроте, дает выражение подавленной задней мысли.
Вот другие известные мне
примеры: жители Берлина назы- вают <Форкенкладезем> один колодец
в своем городе, сооружение
которого доставило много
неприятностей бургомистру Фирксн- кладу^, и этому названию
нельзя отказать в остроумии, хотя слово <колодец> для этого
должно было быть превращено в неупотребительное <кладезь>, чтобы
получилось нечто общее с фамилией. Злое остроумие Европы
окрестило однажды одного монарха Клеопольдом вместо Леопольда,
из-за его отношений к одной даме по имени Клео', это -
несомненная работа сгущения, которая присоединением
одной-единственной буквы постоянно делает неприятный намек.
Собственные имена вообще легко подвергаются подобной обработке
со стороны техники остроумия: в Вене было два брата, по фамилии
Salinger; один из них был биржевой маклер (Borsensal). Это дало
повод назвать одного брата Sensalinger^ а другого брата -
нелюбезным про- звищем Scheusalinger\ Оно было удобно, и,
безусловно, ост- роумно; однако, я не знаю, было ли оно
справедливо. Острота, как правило, об этом не заботится.
Мне рассказали следующую
остроту, явившуюся результатом сгущения: молодой человек,
который на чужбине вел легко- мысленный образ жизни, после
долгого отсутствия посетил живущего на родине друга, который
опешил, увидя на руке своего гостя обручальное кольцо. <Как? -
воскликнул он, - разве вы женаты?> <Да, - был ответ: -
Венчально, но это так>. Острота великолепна: в слове венчально
имеются оба компонента: слове ' - обручальное кольцо,
превращенное в вен- чально, и предложение - печально, но это
так.
Здесь действию остроты не
мешает тот факт, что смешанное слово не является собственно
непонятным и неспособным к существованию продуктом, подобно
слову <фамиллионьярно>, а полностью покрывается одним из обоих
сгущенных элементов^ Я сам случайно предоставил материал для
остроты, анало- гичной опять-таки тому же <фамиллионьярно>. Я
рассказывал одной даме о больших заслугах одного исследователя.
<Этот человек заслуживает, конечно, монумента>, - предположила
Настоящая фамилия бургомистра
Forkenbeck: чтобы сохранить технику этой остроты, пришлось
несколько видоизменит>, эту фамилию. (Я. К.) ^ Сгущение слои:
Scheusal (урод) Salinger - Scheusalinger. ' Сгущение слов:
Sensal (маклер) Salinger - Sensalinger.
Слово <венчально> является
продуктом сгущения слов: вепчалыю + пе- чально = венчально. (Я.
К.)
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
она. - <Возможно, что он его
когда-нибудь получит, - отвечаю я,-но в настоящий момент его
успех очень невелик>. <Мо- нумент и момент - противоположности>.
Дама эта объединила противоположности: <Итак, пожелаем ему
монументального ус- пеха>.
Прекрасной обработкой этой же
темы в английском языке (A. A. Brill, , 1911) я обязан несколькими
примерами, которые указывают на тот же механизм, что и наше
<фамиллионьярно>.
Английский автор de Quincey, -
рассказывает Brill, - от- метил где-то, что старые люди склонны
к тому, чтобы впадать в . Это слово образовалось из
слияния частью по- крывающих друг друга слов
anecdot/ dotage
(детская болтовня).
В одной анонимной краткой
истории Brill однажды нашел обозначение для рождества христова в
виде . Это обозначение является прямым
слиянием слов alcohol и holidays (праздничные дни).
Когда Флобер напечатал свой
знаменитый роман <Саламбо>, в котором действие происходит в
Карфагене, Сент-Беф в на- смешку за точное описание деталей
прозвал его Carthaginoiserie:
Carthaginois/ chinoiserie =
(китайщина).
Автором превосходнейшей
остроты, принадлежащей к этой группе, является один из первых
мужей Австрии, который после значительной научной и общественной
деятельности занял высшую должность в государстве. Я позволил
себе употребить эти остроты в качестве материала для
исследования^ прежде всего потому, что вряд ли можно добыть
лучший материал. Г. N. однажды обратил внимание на личность
автора, изве-
Имею ли я право на это? Я узнал
эти остроты, по крайней мере, не нескромным путем. Они псем
известны в этом городе (Вене) и перебывали на устах у всех.
Часть из них опубликовал Ed. llanslick в и n
своей автобиографии. За искажения, которых едва ли можно было
избежать, я прошу извинения.
23
стного целым рядом
действительно скучных статей, напечатан- ных им в ежедневной
венской газете. Эти статьи трактуют небольшие эпизоды из
отношений Наполеона 1 к Австрии. Автор имел красные волосы. Г.
N., услышав его имя, спрашивает: <Не красный ли это пошляк
(Fadian)^, который проходит через историю Наполеонады?>
Чтобы понять технику этой
остроты, мы должны обратиться к тому процессу редукции, который
упраздняет эту остроту путем изменения выражения и вместо этого
опять создает первоначальный полный текст мысли, который
безусловно мож- но уловить в каждой хорошей остроте. Острота Г.
N. о красном пошляке (Fadian) произошла из двух компонентов: из
неодоб- рительного мнения об авторе и воспоминания о знаменитой
притче, которой Гете начинает выдержки <Из дневника Отти-
лиенса> в ^ Недовольная критика могла бы
гласить: это, следовательно, человек, который вечно пишет одни
только скучные фельетоны о Наполеоне в Австрии! Это выражение не
остроумно. Прекрасное сравнение Гете также не остроумно и,
конечно, не способно заставить нас смеяться. Лишь когда оба эти
выражения связываются друг с другом и подвергаются своеобразному
процессу сгущения и слияния, тогда возникает перворазрядная
острота^.
Возникновение связи между
дурным отзывом о надоедливом историке и прекрасным сравнением в
я должен изложить несколько более сложным путем, чем во многих
подобных случаях, по соображениям, которые я здесь еще не могу
объяснить. Я попытаюсь заменить предполагаемый процесс следующей
конструкцией. Прежде всего элемент посто- янного возвращения к
одной и той же теме мог пробудить у
Rote Fadian - красный пошляк,
rote Faden - красная нить. Отсюда - непереводимая игра слов. (Я.
К.)
Мы слышим об особом устройстве
в английском флоте. Все без исклю- чения канаты в королевском
флоте, от самого толстого до самого топкого. сплетены таким
образом, что через всю их длину проходит красная нить, которая
не может быть выдернута, если не расплетен весь канат, и мель-
чайшие частички которой несут на себе печать принадлежности к
короне. Так же тянется и через дневник Оттилиенса нить влечения
и принязапности, которая все связывает и характеризует все в
целом.
Я хочу указать только на то,
как мало согласуется это регулярно повто- ряющееся наблюдение с
утверждением, что острота является игрппым суж- дением.
24
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
г. N. отдаленное воспоминание
об известном месте в , которое в
большинстве случаев непра- вильно цитируется словами: <это
проходит красной нитью>. <Красная нить> сравнения оказала
видоизменяющее влияние на способ выражения первого предложения
вследствие случайного обстоятельства, что и тот, кого ругали,
был красным, а именно: красноволосш1. Теперь эта мысль могла
гласить: следовательно, этот красный человек является тем, кто
пишет скучные фель- етоны о Наполеоне. Теперь начинает
действовать процесс, обус- ловивший сгущение обеих частей в одно
целое. Под давлением этого процесса, который нашел первую точку
опоры в тождестве элемента <красный>, слово <скучный>
ассимилировалось с Fadcn (нить) и превратилось в (пошлый),
а теперь оба компонента могли слиться в подлинный текст остроты,
в котором на этот раз цитата участвует чуть ли не в большей
мере, чем само первоначально имевшееся ругательное суждение:
Следовательно, этот красный
человек является тем, кто пишет пошлый (fad) вздор о N. красная
нить (Faden), которая проходит через нес в целом.
Не красный ли этот пошляк
(Fadian), который проходит через всю историю N. Оправдание, а
также корректуру этого изложения я дам в одной из дальнейших
глав, когда буду анализировать эту остроту, исходя из чисто
формальных точек зрения. Но, что бы в этом изложении ни было под
сомнением - тот факт, что здесь произошло сгущение, не подлежит
никакому сомнению. Результатом сгущения является, опять-таки, с
одной стороны, значительное укорочение, а с другой - вместо бро-
сающегося в глаза словообразования путем смешивания, здесь
происходит взаимное проникновение составных частей обоих
компонентов. <Красный пошляк> (Fadian) могло бы все-таки
существовать просто как ругательство; в нашем случае это
безусловно продукт сгущения.
Если читатель Ь этом месте
впервые вознегодует по поводу образа мышления, угрожающего ему
разрушением удовольствия, получаемого от остроумия, но не
поясняющего ему, однако, источников этого удовольствия, то я
прежде всего попрошу его вооружиться терпением. Мы занимаемся
только техникой ост-
роумия, исследование которой
обещает разъяснение лишь с том случае, если мы будем иметь
довольно большой материал.
Анализом последнего примера мы
уже подготовлены к тому, что если мы встретим процесс сгущения
еще и п других примерах, то замена подавленному может быть дана
не в словообразовании путем смешивания, а в другом изменении
выражения. В чем состоит эта замена другого рода, мы узнаем из
других острот г. N.
<Я ездил с HIM tete-a-bete>
(bete - животное, скотина; франц.) Нет ничего легче, чем
редуцировать эту остроту. Очевидно, что она может означать
только: я ездил tete-a-tete с X., и этот X. - глупая скотина. Ни
одна из этих фраз не остроумна. Но и объединенная в одно
предложение мысль: я ездил fcie-u-tele с этой глупой скотиной
X., так же мало остроумна. Острота получается лишь в том случае,
когда <глупая скотина> опускается и взамен этого tele превращает
свое 1 в Ь, причем благодаря этой незначительности модификации
первоначально подавленное слово <скотина> опять-таки получает
свое выражение. Технику этой группы острот можно описать как
сгущение с незначител1г- ной модификацией, и, конечно, острота
будет тем удачнее, чем меньше бросается в глаза замещающая
модификация.
Совершенно такая же, хоть и не
так сложна, техника другой остроты. Г. N. в разговоре говорит об
одном человеке, заслу- живающем много похвал, в котором, однако,
можно найти и много недостатков: <Да, тщеславие является одной
из его четырех Ахиллесовых /гя/>>\ Небольшая модификация
заключается здесь в том, что вместо одной Ахиллесовой пяты,
наличность которой следует признать у всякого героя, у Y.
констатируют четыре. Но четыре пятки, а, следовательно, и четыре
ноги имеет только животное. Таким образом обе сгущенные в
остроте мысли гласили:
Такую же остроту высказывал еще раньше Г.
Гейне в адрес Альфреда дс Мюссе.
Одно из усложнений техники
данного примера заключается п том. что модификация, которой
заменяется пропущенное ругательство, должна быть обозначена как
намек на это ругательство, т. к. она приводит к нему только
путем процесса умозаключения.
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
я имел возможность слышать in
statu nascendi и семейном кругу. Из двух братьев-гимназистов
один - отличный ученик, другой - посредственный. Однажды и с
образцовым учеником произошел несчастный случай, о котором мать
завела разговор, чтобы выразить свое опасение, что это может
означать начало длительного ухудшения. Затеняемый до сих пор
своим братом мальчик охотно ухватился за этот повод: <Да, -
говорит он, - Karl geht auf alien Vieren zurtick (что в переводе
означает: Карл опускается на четверки (вместо пятерок). Карл
пятится назад на четвереньках)>.
Модификация заключается здесь в
небольшом добавлении к уверению, что другой также, по его
мнению, опускается. Но эта модификация замещает и заменяет
страстную защиту его собст- венных интересов. <Вообще вы не
должны думать, что он потому только одареннее меня, что он лучше
меня успевает в школе. Он все же только глупое животное, т. е.
гораздо глупее меня>.
Прекрасным примером сгущения с
небольшой модификацией является другая весьма известная острота
г. N" который ут- верждал об одном принимавшем участие в
общественной жизни человеке, что тот имеет великую будущность
позади себя. Тот, к кому относилась эта острота, был молодым
человеком, по своему происхождению, воспитанию и личным
качествам, ка- залось, имевшим призвание со временем стать
руководителем партии и, находясь во главе ее, достигнуть кормила
правления. Но времена изменились, партия перестала принимать
участие в правлении, и тут можно было предсказать, что и из
пред- назначавшегося ей в руководители человека тоже ничего
путного не выйдет. Кратчайшее редуцированное изложение, которым
можно было бы заменить эту остроту, должно было гласит>.: этот
человек имел впереди великое будущее, которого теперь не стало.
Слово <имел> и придаточное предложение пропуска- ются, а в
главном предложении происходит небольшое изме- нение: слово
<впереди> заменяется противоположным ему словом <позади>^
На технику этой остроты
оказывает влияние еще и другой момент, упо- минание о котором я
приберегаю для дальнейшего изложения. Он касается характерной
черты содержания модификации (изображение путем нротино-
положности, бессмыслицы). Технике остроумия ничто не
препятствует поль- зоваться одновременно многими приемами,
которые мы сможем изучить только последовательно.
27
К услугам подобной модификации
прибег г. N. в случае с одним кавалером, назначенным министром
земледелия, посколь- ку он сам занимался земледелием.
Общественное мнение узнало его как наименее способного из всех
занимавших эту должность. Но, когда он сложил с себя обязанности
министра и вернулся к своим земледельческим занятиям, г. N.
сказал о нем: <Он, как Цинцинчат, вернулся на свое место перед
плугом>.
Римлянин, которого также
призвали от земледелия к мини- стерству, опять занял свое место
позади плуга. Перед плугом шел, как тогда, так и теперь, только
бык.
Удачным сгущением с небольшой
модификацией является также высказанное Карпом Краусом сообщение
об одном так называемом револьвер-журналисте, который поехал в
одну из Балканских стран восточным Erpress-поезцом. Очевидно, в
этом слове имеется совпадение двух других слов: <экспресс-поезд>
и
(<шантаж>, <вымогательство>). Вследствие связи меж- ду ними элемент
оказывается только требуемой от слова
модификацией. Это острота, симулирую- щая опечатку, представляет
для нас также и другой интерес. ^ Количество этих примеров легко
можно увеличить, но я думаю, для того чтобы уловить характер
техники во второй группе: сгущение с модификацией, нет нужды в
новых случаях. Если мы сравним вторую группу с первой, техника
которой состояла в сгущении со словообразованием путем
смешивания, то легко заметим, что разница между ними -
несущественная, и переход от одной группы к другой выражен
нерезко. Сло- вообразование путем смешивания и модификация
подпадают под понятие заместительного образования, и описать
словооб- разование путем смешивания можно так же, как
модификацию основного слова вторым словом.
Здесь мы должны сделать первую
остановку и спросить себя, каким известным в литературе моментом
полностью или час- тично покрываются первые полученные нами
результаты. Оче- видно, краткостью, которую Jean Paul называет
душой остроты (см. выше с. 13). Но краткость сама по себе еще не
остроумна; иначе каждое лаконическое выражение было бы остротой.
Крат- кость остроты должна быть особой. Мы вспоминаем, что Lipps
сделал попытку точнее описать особенность краткости остроумия
28
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
(см. выше с. 13). Наше же
исследование установило и доказало, что краткость остроумия
часто является результатом особого процесса, который оставляет в
тексте остроты второй след: заместительное образование. Но при
этом применении процесса редукции, цель которого - упразднить
своеобразный процесс сгущения, мы выяснили, что острота зависит
только от сло- весного выражения, создающегося путем процесса
сгущения. Естественно, что теперь весь наш интерес
сосредоточился на этом странном и до сих пор не оцененном в
должной мере процессе. Мы никак не можем понять, как из него
может возникнуть самое ценное в остроумии - удовольствие,
достав- ляемое нам.
Известны ли уже в какой-либо
другой области душевной жизни подобные процессы, которые мы
описали здесь как технику остроумия? Да, в одной-единственной и,
по-видимому, очень отдаленной области. В 1900 г. я выпустил в
свет книгу, которая, как показывает ее заглавие <Толкование
сновидений>^, делает попытку объяснить загадочность сновидения и
считает его производным нормальной душевной деятельности. Я имел
там основание противопоставить явное, часто странное содер-
жание сновидения - латентным, но вполне правильным мыслям
сновидения, из которых оно происходит, и предпринял тща- тельное
исследование процессов, которые создают сновидение из латентных
мыслей сновидения, а также психических сил, принимающих участие
в этом превращении. Совокупность пре- вращающихся процессов я
назвал работой сна, и, как часть этой работы сна, 'описал
процесс сгущения, который обнару- живает величайшее сходство с
процессом сгущения в технике остроумия, ведет, как и этот, к
укорочению и создает заме- стительное образование такого же
характера. Каждому известны из его воспоминаний о своих
собственных снах смешанные образцы лиц и даже предметов,
выступающих в сновидении; сновидение тоже образует такие слова,
которые могут быть разложены затем путем анализа (напр.,
Автодидаскер ^Автоди- дакт +Ласкер)^ В других случаях,
встречающихся, быть может,
^ Фрейд 3., проф. <Толкование
сновидений> / Перев. с 3-го изд. М.: Сопре- менные проблемы.
1913.
Толкование сновидений. М.:
Соврем, проблемы, 1913. С. 249. 29
еще чаще, сгущающая работа
сновидения создает не смешанные образы, а вполне тождественные
предмету или лицу картины с примесью или изменением,
происходящим из другого ис- точника. Следовательно, в этих
случаях мы имеем точно такие же модификации, как в остротах г.
N. Мы не можем сомневаться, что, как в одном,- так и в другом
случае, имеем перед собой один и тот же психиатрический процесс,
который мы узнаем по идентичным результатам. Такая столь далеко
идущая аналогия техники остроумия с работой сна, должна,
конечно, повысить наш интерес к технике остроумия и пробудить в
вас надежду извлечь из сравнения остроты и сновидения нечто
новое для объяснения остроумия. Но мы временно отложим эту
работу, поскольку исследовали технику остроумия лишь в очень
неболь- шом числе случаев, и, следовательно, не знаем,
сущесгвует ли та аналогия, которую мы хотим провести. Итак, мы
прекращаем сравнение со сноведением и возвращаемся к технике
остроумия, прерывая в этом месте нить нашего исследования,
которое мы в дальнейшем, быть может, вновь продолжим.
Первое, что мы хотим узнать,
это - можно ли доказать процесс сгущения с заместительным
образованием со всех остротах так, чтобы его можно было
обозначить как общую характерную черту техники остроумия.
Я вспоминаю об одной остроте,
которая осталась у меня в памяти в силу особых обстоятельств.
Один из великих учителей моей молодости, которого мы не считали
способным оценить остроту и от которого никогда не слышали ни
одной собственной остроты, пришел однажды, улыбаясь, в институт
и дал охотнее, чем когда-либо раньше, ответ по поводу своего
веселого на- строения: <Я прочел великолепную остроту. В
парижский салон был введен молодой человек, который был
родственником ве- ликого J. J. Rousseau и носил эту же фамилию.
Кроме того, он был рыжеволосым. Но он вел себя так неловко, что
хозяйка дома, критику-я его, обратилась к гр-ну, который его
представил: "Vous m'avez fait connaftre un jeune homme roltx et
sot, mais non pas un Rousseau">. (<Вы меня познакомили с рыжим
(roux) и глупым (sot), но он не Руссо (Rousseau)>; франц.) И он
снова засмеялся. Это острота по созвучию, и острота не
перворазрядная,
30
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
играющая собственным именем так
же, как и острота капуцина из <Лагеря Валленштейна>, которая,
как известно, построена по образцу Abraham'a a Santa Clara:
Lassi sich nennen (lcn
Walicnsiciii, j;i freilich ist er iins alien ein Stein ties
Anstosses lind Argernisscs^.
Что эта острота в силу другого
момента заслужи пает еще более высокой оценки, сможет быть
показано лишь п дальней- шем.
Теперь оказывается, что
характерная черта, которую мы надеялись доказать, исчезает уже в
первом случае. Здесь нет никакого пропуска и никакого
укорочения. Дама высказывает в остроте почти все, что мы можем
предположит), в ее мыслях. <Вы заинтересовали меня родственником
J. J. Rousseau может быть его родственником по духу, а
оказывается, что это рыжий глупый юнец, Ю1<х et sot>. Я, правда,
сделал здесь добавление, вставку, но эта попытка редукции не
упраздняет остроты. Она остается и происходит за счет созвучия
Rousseau/ rouxsot.
Этим доказывается, что сгущение
с заместительным обра- зованием не принимало никакого участия в
создании этой остроты.
Но что же оказывается? Новые
попытки редукции могут показать, что эта острота устойчива до
тех пор, пока фамилия Rousseau не заменится другой. Я поставлю,
например, вместо этой фамилии - фамилию Racine, и тотчас критика
дамы потеряет всякий след остроумия. Теперь я знаю, где мне
искать технику этой остроты, но я еще колеблюсь формулировать
ее. Я пытаюсь толковать следующим образом: техника остроты
заключается в том, что одно и то же слово - фамилия - выступает
в двояком применении, один раз - как одно целое, а затем -
разделенное на слоги, как шарада. Я могу привести несколько
идентичных примеров.
И Валленштейном ведь зваться
привык: Я, дескать, камень - какой вам опоры? Подлинно - камень
соблазна и ссоры!
Шиллер. Лагерь Валленштейна /
Перев. Л. Моя. М., 1913. Т. II. С. 20. (Б-ка всемирн. лит-ры;
Европ. классики). (Я. К.)
33
Одна итальянка отомсгила
Наполеону 1 за бестактное замечание остротой, основанной на
технике двоякого применения. На при- дворном балу он сказал ей,
указывая на ее поселян:
(<Все итальянцы танцуют так плохо>; urn.), на что она метко
возразила: (<Не все, но добрая часть (buona parte)>; urn.). (Brill, 1. с.).
(По Th.Vischer'y и K.Fisher'y).
Когда в Берлине была однажды поставлена <Антигона>, критика
нашла, что исполнению недоста- вало характера античности.
Берлинское остроумие усвоило эту критику в следующем виде:
Antik? Oh, nee. (Антично? О, нет).
Antik? Oh, nee Antigone
Во врачебных кругах известна
аналогичная острота, возни- кающая путем разделения. Когда врач
допрашивает одного из своих юных пациентов, не занимался ли он
когда-нибудь мастурбацией, он, вероятно, не слышит другого
ответа, кроме: О na, niе. (О нет, никогда.) О nа, nie/ Onanie
Во всех трех примерах,
достаточных для этого вида остроты, имеет место одна и та же
техника остроумия. В них слово употребляется двояко: один раз -
полностью, другой раз - разделенное на слоги, причем при таком
разделении слоги получают совершенно другой смысл^.
Удачность этих острот основана
па том, что в них однопременно приме- няется другой технический
прием, гораздо более высокого порядка (см. ниже). Кроме того, я
могу на этом месте обратить внимание на отношение остроты к
загадке. Философ Fr. Brentaiio создал особыЛ вид загадок, где
нужно отгадывать один-два слога, которые, будучи присоединены к
слову или находясь с ним в том или ином сочетании, придают ему
другой смысл, например:
Кузнец, таз куя, сказал
тоскуя'. <Лучше таз ковать, чем тосковать> или: Wie Oioni, которые нужно отгадать, заменяются в
предложении слогом , повторяемым соответственно каждому
недостающему слогу.
Коллега философа остроумно
отомстил ему, когда услышал о помолвке философа, человека уже в
зрелых годах, спросив: Dal (laldal (l.ild.ildal? (Brentailo
bniwt-a-no? ьрентано. не пылает ли он") В чем заключается
разница между этими загадками и вышестоящими остротами? В том,
что в первых техника дана как условие и нужно отгадать текст, в
то время как п остротах дан текст, а техника скрыта.
32
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
Многократное употребление
одного и того же слова, один раз - как чего-то целого, а затем -
слогов, на которые оно распадается, является первым
встречающимся случаем уклоне- ния от техники сгущения. После
краткого размышления над множеством приходящих нам в голову
примеров, можно дога- даться, что новооткрытая нами техника вряд
ли ограничивается этим приемом. Очевидно, имеется необозримое,
на первый взгляд, число всевозможных приемов, прибегая к
которым, можно использовать одно и то же слово или один и тот же
набор слов для многократного применения в предложении. Должны ли
все эти возможности учитываться, как технические приемы
остроумия? По-видимому, да. Нижеследующие примеры острот покажут
это.
Прежде всего можно взять один и
тот же набор слов и лишь немного изменить их порядок. Чем
незначительнее из- менение, чем скорее получается впечатление,
что теми же словами выражена мысль, все-таки отличная от первой,
тем удачнее в техническом отношении острота.
D. Spitzer (Wiener
Spaziergange. II. Bd. S. 42): <Супружеская чета X. живет на
широкую ногу. По мнению одних, муж много заработал и при этом
отложил себе (sich zuriickgelegt) немного, по мнению других,
жена немного прилегла (sich zurUckgelegt) и при этом много
заработала^.
Это прямо-таки чертовски
удачная острота! И с помощью каких незначительных средств она
создана! Много заработал - немного отложил (sich zurUckgelegt),
немного прилегла (sich zuruckgelegt) - много заработала;
благодаря такой перестановке фраз сказанное о муже резко
отличается от сказанного о жене. Конечно, и здесь .это не
исчерпывает всей техники остроты^
Большой простор открывается
технике остроумия, когда <^IHO- гократнов употребление одного и
того же материала> прибегает
Острота основана на двояком
значении слова : отло- жить и прилечь. (Я.
К.)
Равно, как нс исчерпывает этот
механизм отличной, приведенной у Вп11'я остроты Oliver Wendell
llolmes'a: (<Вы не доверяете (lrust) деньгам, но даете деньги взаймы (in trust)>;
англ.). Здесь предсказывается противоречие, которое не нащупает.
Вторая часть этого предложения упраздняет противоречие. Кроме
того. эго хороший пример непереиодпмостн острот с такой
техникой.
2 Зак. № 64
к употреблению слова - или
слов, - являющихся источником остроты, в одном случае - в
неизменном виде, в другом - с небольшой модификацией. Вот,
например,. еще одна острота г. N.
Он слышит от одного человека,
который сам был рожден евреем, враждебный отзыв о характере
евреев. <Да, - думает он про себя. - Ваш антесшитизм^ был мне
известен, но ваш антисемитизм является для меня новостью>.
Здесь изменена одна толька
буква, модификация которой при невыразительном произношении вряд
ли может быть по- нята. Этот пример напоминает о других остротах
г. N, осно- ванных на модификации (см. с. 26), но, в отличие от
них, ему не достает сгущения; в самой остроте сказано все, что
должно быть сказано. <Я знаю, что раньше вы сами были евреем;
следовательно, меня удивляет, что именно вы ругаете евреев>.
Прекрасным примером такой остроты, возникающей путем
модификации, является также известное восклицание: Traduttore -
Traditore!
Сходство, граничащее почти с
тождественностью, создает переводчику необходимость нарушить
закон в отношении к своему автору^.
Разнообразие возможных
небольших модификаций при этих остротах так велико, что ни одна
из них непохожа на другую.
Вот острота, которая была
употреблена на юридическом экзамене! Кандидат должен перевести
место из Corpus juris: ... <Я- проваливаюсь, говорит
он>. <Вы провалились, говорю я>, - заявляет экзаменатор, и на
этом заканчивает экзамен. Кто ошибочно признает имя великого
ученого-юриста за слово, к тому же неправильно переводя его,
тот, конечно, не заслуживает лучшего отношения. Но техника
остроты заключается в применении экзаменатором почти тех же слов
для - наказания экзаменующего, которые обнаружили незнание этого
последнего. Эта острота является, кроме того, примером
<находчивости>, техника которой, как можно будет
Ante - прежде.
^ Brill цитирует вполне
аналогичную острому, оснопанную на модификации: Anwiltes -
amentes (Влюбленные = дураки). Labeo - Лабеон, великий юрист.
(Я. К.)
34
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
показать, немногим отличается
от выясняемой здесь техники остроумия.
Слова являются пластическим
материалом, с которым можно поступить по-разному. Есть слова, в
некоторых случаях утра- чивающие свое первоначальное прямое
значение. В одной ос- троте Lichtenberg'a подчеркнуты именно те
соотношения, при которых потерявшие слова снова должны получить
его: <Как идут дела?> - спросил слепой хромого. <Как видите>, -
ответил хромой слепому. В немецком (как и в русском) языке есть
слова, которые в одном случае могут быть полны смысла, в другом
- их смысл может быть незначительным. Этим слонам придается не
одно значение. Из одного и того же корня развиваются два
различимых производных: одно - в слово, полное значения, другое
- в потерявшие свое прямое значение суффиксы и приставки; но тем
не менее оба слова произносятся вполне тождественно. Созвучие
между полным значения словом и потерявшими свое значение слогами
может быть и случайным. В обоих случаях техника остроумия может
извлечь пользу из таких соотношений речевого материала.
Schleiermacher'y приписывается,
например, острота, которая важна для нас как почти чистый пример
такого технического приема: Eifersucht ist eine Lddcnsdwft, die
mit Eijcr such!, was Leiden schaff^.
Это, безусловно, остроумно,
хотя и недостаточно сильно для остроты. Здесь отпадает множество
моментов, которые могут ввести нас в заблуждение при анализе
других острот до тех пор, пока мы не исследуем каждый из них
отдельно. Мысль, выраженная в этом тексте, дает
неудовлетворительное опреде- ление ревности. Здесь нет и речи о
<смысле в бессмыслице>, о <скрытом смысле>, о <смущении и
внезапном уяснении>. Здесь даже при величайшей натяжке нельзя
найти контраста представителей и только с большой натяжкой можно
найти контраст между словами и тем, что они означают. Здесь не
найти никакого укорочения; наоборот, текст производит впе-
чатление многоречивости. И все это - острота, и даже очень
Ревность - это страсть, которая
ревностно ищет, что причиняет стрчди- нче. В русском переиоде
сохранился только намек на созвучие слои: ре- вность -
ревностно, страсть - страдание. (Я. К.)
2* 35
совершенная. Ее единственная
бросающаяся в глаза характерная черта является вместе также
чертой, с упразднением которой исчезает острота; заключается она
в том, что одни и те же слова подвергаются здесь многократному
употреблению. Затем нужно решить, можно ли отнести эту остроту к
разряду тех, в которых слова употребляются один раз - как целое,
а другой - разделенное на свои слоги (как Rousseau, Antigone),
или к другому разряду, в котором разный смысл создается
употреблением полных значения и потерявших прямое значение
составных частей слова. Кроме этого, заслуживает внимания еще
только один момент техники остроумия. Здесь создана необычная
связь, предпринята унификация, при которой ре- вность
определяется через самое себя, своим собственным тер- мином. И
это также, как мы здесь услышим, является техникой остроумия.
Оба эти момента будут, таким образом, достаточны для определения
искомого характера остроумия.
Если мы глубже вдумаемся в
разнообразие <многократного употребления> одного и того же
слова, то заметим, что имеем перед собой формы <двусмысленности>
или <игры слов>, которые давно уже были оценены как технические
приемы остроумия.
Зачем же мы старались открыть
нечто новое, если бы могли позаимствовать его из самой
поверхности статьи остроумия? В свое оправдание можно привести
только то, что мы подчеркиваем в этом феномене разговорного
выражения еще и другую сторону. То, что у авторов выявляет
<игривый характер> остроумия, от- носился у нас к разряду
<многократного употребления>.
Дальнейшие случаи многократного
употребления, которые можно объединить под названием
двусмысленности в новую, третью группу, легко могут быть
отнесены к разрядам, которые так же резко не отличаются друг от
друга, как и вся третья группа от второй. Прежде всего
существуют:
а) Случаи двусмысленности имени
собственного и его веще- ственного значения, например:
(у Шекспира), что в переводе может означать:
Убирайся из нашего общество,
Пистоль. Или: Спусти курок в нашем обществе, пистолет.
(<Побольше венчаний, чем сватовст- ва>), - сказал остроумный
житель Вены в адрес нескольких красивых девушек, за которыми
несколько лет ухаживали, но
36
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
которые все-таки не нашли себе
мужей. и - две примыкающие друг к другу площади в
центре города Вены.
Аналогичный пример такой
двусмысленности встречается в диктантах для испытания
сообразительности учеников: В деревне Волки церковь с ели.
Прекрасный образец такого остроумия дан в первой части трилогии
А. Толстого <Смерть Иоанна Грозного>: <По нитке с миру сбираю,
царь, Нагому на рубаху>, - говорит шут о боярине Нагом. (Я. К.)
Там, где имя собственное нельзя
употребить, - можно было бы сказать, где им нельзя злоупотребить
- двусмысленность может быть достигнута путем известных нам
небольших модификаций:
<Почему французы отказались от
Лоэнгрина?> - спрашивали в прошедшие времена. Ответ гласил:
(из-за Elsass Эльзы)
b) Двусмысленность
вещественного и метафорического зна- чения слова, являющаяся
обильным источником для техники остроумия. Я привожу только один
пример: один коллега - врач, известный остряк, сказал однажды
поэту Артуру Шнит- цлеру: <Я не удивляюсь, что ты стал известным
поэтом. Ведь у твоего отца нашлось уже зеркало для его
современников>. Зеркало, которое употреблял отец поэта,
известный врач Шнит- плер, было ларингоскопическим зеркалом. По
известному вы- ражению Гамлета цель драмы, а также поэта,
создающего ее, <была, есть и будет - отражать в себе природу:
добро, зло, время и люди должны видеть себя в нем, как в
зеркале>. (Ш" сцена 2. Перевод Кронеберга.) с) Собственно
двусмысленность, или игра слое, так сказать, идеальный случай
многократного употребления. Над словом не производят никаких
насильственных манипуляций, оно не рас- членяется на
составляющие его слоги, нет нужды подвергать его какой-либо
модификации, не нужно смешивать область, к которой оно
принадлежит, как, предположим, имя собственное, с другой
областью. В таком виде, в каком оно находится и стоит в общей
структуре фразы, оно может выражать двойной смысл благодаря
стечению некоторых обстоятельств. В нашем распоряжении имеется
очень много примеров. (По К. Fischcr'y.) Одним из первых актов
последнего На- полеона, во времена его регентства, явилась
конфискация иму-
щества Орлеанского дома.
Удачная игра слов скачала тогда: (<Это первый полет/грабеж орла>; франц.). значит полет, а
также грабеж.
Людовик XV захотел испытать
остроумие одного из придпор- ных, о таланте которого ему
рассказали. При перпом удобном случае он приказал кавалеру
сострить над ним самим; он сам, король, хочет быть <сюжетом>
этой остроты. Придворный ответил удачной пословицей: ; франц.). значит также и подданный.
Врач, отходящий от постели
больной женщины, говорит сопровождающему его супругу, покачивая
головой: <Эта женщина мне не нравится>. <Она мне давно уже нс
нравится>, - по- спешно соглашается муж.
Врач имеет в виду, разумеется,
состояние здоровья больной женщины, но он выразил свое опасение
за больную такими словами, что муж может найти в них
подтверждение своего супружеского отвращения.
Гейне сказал об одной
сатирической комедии: <Эта сатира не была бы такой едкой, если
бы поэт имел больше еды>. Эта острота является скорее примером
метафорической и обыденной двусмысленности, чем примером чистой
игры слов. Но кому охота держаться здесь точных разграничений?
Другой хороший пример
приводится некоторыми авторами (Heymans, Lipps) в форме,
затрудняющей понимание игры слов'. Правильное изложение и
формулировку этой остроты я нашел
<Когда Сафир, - 'гак говорит
Heyman.s, - отвечает богатому кредитору. которого он посещает,
па вопрос: "Вы. конечно, пришли за 300 [ульдепои", фразой "Нет,
вы проиграли 300 гу.чьдеиоп" (lirnkommen - приходип, за и
пронгрыпать). то именно то. что он думает, выражено во вполне
корректнон. разговорной II отнюдь не необычной форме>. U
действительности, дело обстоит так: ответ Сафира сам по себе
обдуман пиолне ясно и определенно. Мы понимаем также, что он
хочет сказать, а именно, что он не намерен уплатить свой долг.
Но Сафнр употребляет те же слова, которые до этого были
употреблены кредитором. А тогда отпет Сафнра больше не имеет
никакого смысла. Кредитор вообще не <приходит>. Он не может
также приходить за 300 гульденов, т. е. он не может прийти,
чтобы унести 300 гульденов. К тому же он, как кредитор, не
должен приносить, а должен требовать. Комизм состоит в том. что
слова Сафира могут рассматриваться одновременно как содержащие
определенный смысл и как бессмыслица (Lipps. С. 97).
Согласно вышеизложенному,
полностью переданному содержанию в целях объяснения, техника
этой остроты гораздо проще, чем думает Lipps. Сафнр приходит не
для того, чтобы принести 300 гульденов, а для того, чтобы взять
их у богача. Таким образом отпадают рассуждения о <смысле и
бессмылице> в этой остроте.
38
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
недавно в одном, правда, мало
распространенном сборнике острот\
<Сафир встретился однажды с
Ротшильдом. Когда они не- много поболтали друг с другом, Сафир
скачал: <Послушайте, Ротшильд, моя касса истощилась, не могли ли
бы вы одолжить мне 100 дукатов>. - <Пожалуй, - ответил Ротшильд,
- это для меня пустяки, но только при условии, что вы сострите>.
- <Для меня это тоже пустяки>, - возразил Сафир. <Хорошо, тогда
приходите завтра ко мне в контору>. Сафир явился точно в
назначенное время. <Лх, - сказал Ротшильд, увидя вошедшего
Сафира, - вы пришли за (komimn ит) своими 100 дуката- ми?> -
<Нет, - возразил этот, - это вы проиграли (kommen am) свои 100
дукатов, так как мне до конца дней своих не придет в голову
возвратить их вам>. <Что
представляют/ выставляют
(stellen vor) эти статуи?> -
спросил приезжий у жителя Берлина при виде ряда памятников на
площади. <Что? - ответил тот, - либо правую, либо левую ногу-^.
[<Куда вы попадете, если
воткнете нож между четвертым и пятым ребром?> - спрашивает
профессор на экзамене у сту- дента-медика. - <В тюрьму>, - не
задумываясь, отвечает по- следний. (Я. К.)]'
Гейне в <Путешествии на Гари,>:
<Притом же, в настоящую минуту я не припомню имен всех
студентов, а между профес- сорами есть такие, которые покамест
не имеют никакого име- ни>^.
Мы приобретаем навык в
дифференциальной диагностике, если прибавим сюда другую
общеизвестную профессорскую остроту: <Разница между ординарным и
экстраординарным про-
Das grosse Buch der Witze,
gesammelt und lierausgegcben von Willy Hermann. Berlin, 1904.
Дальнейший анализ этой игры
слое см. ниже.
Эта острота, но своей технике
аналогичная предыдущей, приведена из-за невозможности дать
удовлетворительный перевод первой. (Я. К.) * Гейне Г. Собр. соч.
СПб., 1904. Изд. 2-е / Перев. П. Вейнберга. Т. 1. С. 112-113.
(Я. К.)
39
фессором заключается в том, что
ординарные не совершили ничего экстраординарного, а
экстраординарные не совершили ничего ординарного>. Это, конечно,
игра двух значений слов <ординарный> и <экстраординарный>;
штатный и внештатный, с одной стороны, и способный или
выдающийся, с другой стороны. Но сходство этой остроты с другими
известными нам примерами напоминает о том, что здесь гораздо
больше бро- сается в глаза многократное употребление, чем
двусмысленность. В этом предложении не слышно ничего другого,
кроме повто- ряющегося <ординарный>, то как такового, то
негативно моди- фицированного (сравн. с. 34). Кроме того, здесь
опять-таки прибегают к уловке: понятие определяется и подробнее
описы- вается при помощи своего же подлинного текста (сравн.
Eifersucht ist eine Leidenschaft (см. с. 35) и т. д.); два
коррела- тивных понятия определяются хотя бы и негативно, одно
через другое, что создает искусственное ограничение. Наконец,
здесь можно отметить также точку зрения унификации, создание
более тесной внутренней связи между элементами выражения, чем
этого можно было бы ожидать, судя по их природе.
Гейне в <Путешествии на Гарц>:
<Шефер поклонился мне, как собрату, потому что он тоже писатель
и часто упоминал обо мне в своих полугодичных отчетах; да он и
кроме того часто цитировал меня и, когда не заставал меня дома,
то всегда был так добр, что писал цитату мелом на двери моей
комнаты>^. [А. д'Актиль (<Афоризмы>):
Всякий пусть узнает и услышит.
Что прекрасней солнца в мире нет: Красоты подобной не опишет Ни
судебный пристав, ни поэт. (Я. К.)]^
(<Венский
гуляка>) D. Spitzer нашел
^ Гейне Г. Собр. соч. СПб.,
1904. Изд. 2-е / Переп. П. Вейнберга. Т. 1. С. 114. Цитировать -
значит здесь вызывать в суд, цитата - вызои о явке в суд. (Я.
К.) Чтец-декламатор. Т. V, юмористический. С. 17. (Я. К.).
ТЕХНИКА ОСТГОУМНЯ
для социального типа,
расцветшего DO времена реакции, лако- ничную, но очень
остроумную биографическую характеристику:
<Железный лоб - железная касса
- железная корона>. (По- следняя - орден, с награждением которым
был связан переход в дворянское сословие.) Превосходная
унификация, все как будто сделано из железа! Различные, но не
очень резко друг с другом контрастирующие толкования эпитета
<железный> де- лают возможным подобные <многократные
употребления>.
Другая игра слов может
облегчить переход к новому подвигу техники двусмысленности.
Упомянутый на с. 37 остроумный коллега во время дела Дрейфуса
стал автором следующей остроты:
<Эта девушка напоминает мне
Дрейфуса. Армия не верит в ее невинность*.
Слово <невинность>, на
двусмысленности которого построена эта острота, в одном случае
имеет смысл, противоположный виновности, преступлению, а в
другом - смысл, противопо- ложный сексуальной опытности.
Существует много примеров такого рода двусмысленности, и во всех
действие остроты сводится к сексуальной двусмысленности. Для
этой группы можно было бы сохранить термин <двоякое толкование>.
Прекрасный пример такой
двоякотолкуемой остроты пред- ставляет острота на с. 33,
сообщенная D. Spitxcr'oM:
<По мнению одних, муж много
заработал и при этом немного оптложил себе (sicli
zuritckgelegl), по мнению других, жена немного прилегла (sich
zuriickgelegt) и много при этом заработала>.
Но если сравнить этот пример
двусмысленности с двояким толкованием с другими примерами, то
бросается в глаза важная для техники разница. В остроте о
<невинности> один смысл слова так же доступен пониманию, как и
другой; мы не можем отличить, является ли более употребительным
и более родст- венным нам сексуальное или несексуальное значение
слова. Иначе обстоит дело в примере D. Spitzer'a, где один
банальный смысл слов , который больше
бросается в глаза, как будто прячет и скрывает сексуальный
смысл, способный ускользнуть от простодушного читателя. В
противо- положность приведем другой пример, где нет такого
сокрытия сексуального значения, как, например, гейневская
характеристика
41
услужливой дамы:
(что в переводе может означать: Она не может на в чем отказать,
кроме воды, или она не может мочиться).
Все это звучит как сальность, и
впечатление остроумия создается с трудом\ Эта особенность
заключается в том, что оба значения двусмысленности неодинаково
бросаются в глаза, может иметь место и при остротах
несексуального характера. Это происходит оттого, что первый
смысл сам по себе более употребителен, или потому, что он
особенно подчеркнут бла- годаря связи с другими частями
предложения (например, Мы уже
рассмотрели достаточно много различных техниче- ских примером
остроумия, и я боюсь, что мы можем потерять их общий обзор.
Попытаемся поэтому классифицировать эти технические приемы.
I. Сгущение:
а) с смешанным
словообразованием, Ь) с модификацией.
II. Употребление одного ч того
же материала: с) целое и части, d) перестановка, е) небольшая
модификация,
f) одни и те же слова,
употребленные в полном смысле и потерявшие первоначальный смысл.
III. Двусмысленность:
g) обозначение имени
собственного и вещи, h) метафорическое и вещественное значение,
i) собственно двусмысленность (игра слов), k) двоякое
толкование, 1) двусмысленность с намеком.
Сравни К. Fischer, который
предлагает для таких двусмысленных острот. в которых оба
значения не стоят в одинаковой мере на первом плане, а и которых
одно-значение оттесняется другим, название <двоякого
толкования>, выше упомянутое мною в несколько ином смысле. Такое
наименование - вещь условная. Практика языка не приняла никакого
категорического реше- ния.
ТЕХНИКА ОСТГОУМИЯ
Такое разнообразие сбивает нас
тем, что мы слишком много внимания уделяем техническим приемам
остроумия, и, воз- можно, переоцениваем их значение для познания
сущности остроумия. Это предположение вполне возможно, несмотря
на тот неопровержимый факт, что острота всякий раз упраздняется,
как только мы устраняем работу технических приемов в способе
выражения. Поэтому мы ищем единства в этом разнообразии.
Возможно, что все эти технические приемы можно привести к одному
знаменателю. Соединить вторую и третью группу нетрудно.
Двусмысленность, игра слов, является только идеаль- ным случаем
употребления одного и того же материала. По- следняя рубрика
является при этом более объемлющим поня- тием. Примеры
разделения, перестановки одного и того же материала,
многократного употребления с легкой модификацией (с, d, е) могли
бы не без некоторой натяжки быть отнесены к категории
двусмысленности. Но что общего между техникой первой группы -
сгущением с заместительным образованием - и техникой двух
последних групп, многократным употреблением одного и того же
материала?
Я думаю, что между ними
существует простая и очевидная связь. Употребление одного и того
же материала является лишь частным случаем сгущения; игра слов -
ничто иное, как сгущение без заместительного образования;
сгущение остается всеобъемлющей категорией. Укомплектовывающая
или, правиль- нее, экономящая тенденция управляет всеми этими
технически- ми приемами. Все является, по-видимому, результатом
эконо- мии, как говорит принц Гамлет (Thrift, Horatio, thrift).
[Расчет- ливость, Гораций! (Пер. Б. Пастернака.)]
Проверим эту экономию на
отдельных примерах. . Это первый полет орла. Да, но это полет с целью грабежа. означает как
<полет>, так и <грабеж>. Не произошло ли при этом сгущение и
экономия? По всей вероятности, вся вторая мысль опущена и при
этом без всякой замены. Двусмысленность слова сделала излишним
такую замену или, что будет так же правильно: слово содержит в
себе замену подавленной мысли без того, чтобы первому
предложению понадобилось присоединение нового предложения
43
или какого-либо изменения.
Именно это является солью такой двусмысленности.
Другой пример: железный лоб -
железная касса - железная корона. Какая чрезвычайная экономия в
изложении мысли в сравнении с таким изложением, в котором слово
<железный* не имело бы места! <При достаточной дерзости и
бессовестности нетрудно нажить большое состояние, и в награду за
такие заслуги, разумеется, не замедлит явиться дворянство>.
Да, в этих примерах сгущение,
а, следовательно, и экономия очевидны. Но наличность ее нужно
доказать. Где же скрыта экономия в таких остротах как Rousseau -
i'oux et sot, Antigone - aittik? о нее, в которых мы сначала не
заметили сгущения и которые побудили нас прежде всего установить
технику мно- гократного употребления одного и того же материала?
Здесь не обойтись одним процессом сгущения, но если мы заменим
его покрывающим его понятием <экономия>, то вопрос будет решен.
Что мы экономим в примерах Rousseau, Антигоны и т. д. - легко
сказать. Мы экономим проявление критики, образование суждения.
Оба они уже даны в самих именах. В примере Leidenschaft -
Eifersucht мы экономим утомительное составление определения:
Eifersucht, Leidenschafl и Eifer suchl, Leiden schaffl;
прибавить сюда вспомогательные слона, - и определение готово. То
же относится ко всем другим проана- лизированным примерам. Там,
где экономия меньше всего, как в игре слов Сафира, там все же
сэкономлена, по крайней мере, необходимость вновь создавать
текст ответа: <Вы
пришли за/ проиграли
100 дукатов> ();
текст обра- щения достаточен и для ответа. Этого мало, но именно
в этом малом заключается острота. Многократное употребление
одного и того же материала как для обращения, так и для ответа
относится, конечно, к <экономии>. Совсем так, как Гамлет хочет
истолковать быструю смену в последовательности смерти своего
отца и свадьбы своей матери:
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
От похоронных пирогов осталось
Холодное на свадебный обед. (Перевод А. Кроисбсрга.)
Но прежде чем принять
<тенденцию к экономии> как все- общую характерную черту техники
остроумия и поставит)> воп- рос, откуда она происходит, что она
означает и каким образом из нее вытекает получение удовольствия
от остроты, мы хотим решить еще одну проблему. Возможно, каждый
технический прием остроумия проявляет тенденцию к экономии в
способе своего выражения, но обратное положение, как правило, не
имеет места. Не каждая экономия в способе выражения, не каждое
сокращение является остротой. Мы уже однажды пы- тались решить
этот вопрос, когда надеялись только доказать в каждой остроте
процесс сгущения, и тогда уже мы дали обос- нованное возражение,
что лаконизм еще не есть острота. Должен существовать,
следовательно, особый вид сокращения и эконо- мии, от которого
зависит характер остроты. Пока мы не знаем этой особенности,
одно только нахождение общности в техни- ческих приемах
остроумия не приблизит нас к разрешению этой проблемы. Кроме
того, мы находим в себе мужество сознаться, что эта экономия,
создающая технику остроумия, не может нам импонировать. Она
напоминает, быть может, эко- номию некоторых хозяек, которые
тратят время и деньги на поездку на отдаленный базар, из-за того
только, что там можно достать овощи на несколько копеек дешевле.
Какую экономию выгадывает остроумие благодаря своей технике?
Произнесение нескольких новых слов, которые можно было бы, в
большинстве случаев, найти без труда. Вместо этого острота из
кожи лезет вон, чтобы найти одно слово, сразу покрывающее смысл
обеих мыслей. К тому же она вынуждена часто превращать способ
выражения первой мысли в неупотребительную форму, которая дала
бы ей опорные точки для соединения со второй мыслью. Не проще
ли, легче и, собственно, экономнее было бы выразить обе мысли
так, как это именно нужно, хотя бы при этом и не осуществилась
никакая общность выражения? Не будет ли больше чем уничтожена
экономия, добытая выраженными сло- вами, излишней тратой
интеллектуальной энергии? И кто делает при этом экономию, кому
она нужна? Мы можем пока избежать этих сомнений, если перенесем
их в другую плоскость. Знаем ли
мы уже на самом деле все виды техники остроумия? Конечно, будет
предусмотрительнее собрать новые примеры и подвергнуть их
анализу.
Мы фактически не задумывались
еще над, пожалуй, самой многочисленной группой острот,
недооценивая их. Это остроты, которые в общей совокупности
называются каламбурами (calembour - фр., Kalauer - чем.) и
считаются низшей раз- новидностью остроумия, вероятно, потому
что они - <самые дешевые> и создаются достаточно легко. И,
действительно, они предъявляют минимум требований к технике
выражения, в то время как настоящая игра слов предъявляет
максимум требо- ваний. И если в последнем случае оба значения
находят свое выражение в идентичном и потому только один раз
употреб- ленном слове, то каламбур удовлетворяется тем, что оба
слова, употребляемые для обоих значений, напоминают друг друга
благодаря какому-нибудь большому сходству, будь это общее
сходство их структуры, рифмоподобное созвучие, общность не-
которых начальных букв и т. п. Много примеров таких, не совсем
удачно названных <острот по созвучию>, находится в проповеди
капуцина в <Лагере Валленштейна>.
Не о войне здесь речь - о
вине', Лучше точить себе зубы - не сабли! Что Оксенштирн вам? -
бычачий-то лоб! Лучше коль целую тушу загреб! ^ Рейнские волны
погибели полны', Монастыри все теперь - пустыри', Все-то
аббатства и пустыни ныне Стали не братства - прямые пустыни. И
представляет весь край благодатный Край безобразия... (Перевод
Л. Men.)
Особенно охотно острота
модифицирует гласную букву в слове; например, об одном враждебно
относившемся к монар- хизму итальянском поэте, который затем
вынужден был вос- певать немецкого кайзера в гекзаметрах, Hcvesi
(Almanaccando, Reisen in Italien, с. 87) говорит: <Так как он не
мог истребить Цезарей, то он упразднил цезуры>.
При том множестве каламбуров,
которые имеются в нашем распоряжении, особо интересно отметить
действительно неудач- ный пример, бывший в тягость Гейне. После
того, как он
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
(Buch Legrand, гл. V) долгое
время разыгрывал перед своей дамой <индийского принца>, он затем
сбрасывает маску и признается: . Недостаток этой остроты заключается в том, что оба сходных
слова не просто сходны, а идентичны. Птица, жаркое из которой он
ел, называется так потому, что она происходит или должна
происходить из той же самой Калькутты^.
К. Fischer уделил этим формам
остроты много внимания и хочет резко отграничить их от <игры
слов>. <Каламбур - это неудачная игра слов, потому что он играет
словом не как словом, а как созвучием>. Игра же слов <переходит
от созвучия слова в само слово>. С другой стороны, он причисляет
также и такие остроты, как <фамиллионьярно>, Антигона (Anlik? о
пес) и т. п. к остротам по созвучию. Я не могу согласиться с ним
в этом вопросе. В игре слов слово также является для нас только
звуковой картиной, с которой связывается тот или иной смысл.
Практика языка и здесь не делает никакой резкой разницы, и если
она относится к <каламбуру> с пренебрежением, а к <игре слов> с
некоторым уважением, то эта оценка, по- видимому,
обусловливается другими точками зрения, а не тех- ническими
приемами. Следует обратить внимание на то, какого рода остроты,
воспринимаемые как <каламбуры>. Есть люди, обладающие даром в
веселом расположении духа в течение продолжительного времени
отвечать каламбуром на каждую обращенную к ним речь. Один из
моих друзей, являющийся образцом скромности, когда речь идет о
его серьезных дости- жениях в науке, славится таким даром. Когда
общество, которое он однажды уморил таким образом своими
каламбурами, вы- разило свое удивление по поводу его выдержки,
он сказал: <Я стою здесь на
страже>. Kalauer - каламбур), а когда его попросили, наконец,
перестать, он поставил условие, чтобы его называли Poela
Ka-laureatus. Оба примера являются отличными остротами,
возникшими
Аналогию этой остроты п русском
языке можно было бы создать п следующем виде: человек, который
выдавал себя за потомка князя Пожар- ского и который, наконец,
сбросив с себя маску, воскликнул: <Я нас обманул... Я имею такое
же отношение к Пожарскому, как и пожарскис котлеты. которые я
вчера ел на обеде>. (Я. К.)
путем сгущения со смешанным
словообразованием. (Ich liege hier auf der Lauer urn Kalauer zu
machen. Я стою здесь на страже, чтобы каламбурить.)
Но во всяком случае из спорных
мнений, касающихся вопроса об отграничении каламбура от игры
слов, мы заклю- чаем, что первый не может помочь нам в изучении
совершенно новой техники остроумия. Хотя каламбур и отказывается
от притязаний на многосмысленное употребление одного и того же
материала, центр тяжести все же падает на повторение уже
известного, на аналогию служащих для каламбура слов, и, таким
образом, последний является только подвидом группы, которая
достигает своей вершины в игре слов.
Но в действительности есть
остроты, в технике которых почти совершенно отсутствует всякая
связь с техникой рас- смотренных нами до сих пор групп.
Рассказывают, что однажды
вечером Гейне встретился в одном парижском салоне с поэтом
Soulie и вступил с ним в беседу. В это время в зал вошел один из
тех парижских денежных королей, которых по богатству сравнивают
с Мидасом, и был тотчас окружен толпой, которая обходилась с ним
с величайшей почтительностью. <Посмотрите-ка, - сказал Soulie,
обращаясь ' к Гейне, - как там девятнадцатое столетие покло-
няется золотому тельцу>. Бросив беглый взгляд на объект
почитания, Гейне, словно внося поправку, сказал: <О, он должен
быть уже старше>. (К. Fischer).
В чем заключается техника этой
великолепной остроты? В игре слов, по мнению К. Fischer'a: <Так,
например, слова "золотой телец" могут обозначать Маммону, а
также служение идолу; в первом случае центром тяжести является
золото, во втором - изображение животного. Слова эти могут
служить и не для совсем лестного прозвища какого-либо человека,
име- ющего много денег и мало ума>. Если мы попробуем устранить
выражение <золотой телец>, то этим уничтожим остроту. Тогда
Soulie должен был бы сказать: <Посмотрите-ка, как люди лебезят
перед дураком, только потому, что он богат>, а это не остроумно.
Ответ Гейне в этом случае также стал бы невозможен.
Но мы должны напомнить, что
речь идет вовсе не об остроумном сравнении Soulie, а об ответе
Гейне, который,
48
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
безусловно, гораздо остроумнее.
Но тогда мы не имеем никакого права касаться фразы о золотом
тельце. Эта фраза остается необходимым условием для слов Гейне,
и редукция должна коснуться только этих последних. Если мы будем
передавать содержание слов: <О, он должен быть уже старше>, то
сможем заменить их примерно так: <О, это уже больше не теленок,
это уже взрослый бык>. Итак, для остроты Гейне является излишним
то, что он употребляет <золотой телец> не в мета- форическом, а
в личном смысле, относя его к самому денежному тузу. Не
содержалась ли уже эта двусмысленность в мнении Souli6!
Но что же? Мы замечаем, что эта
редукция не уничтожает остроту Гейне, а наоборот, оставляет
неприкосновенной ее сущ- ность. Теперь дело обстоит так, что
Soulie говорит: <Посмот- рите-ка, как там девятнадцатое столетие
поклоняется золотому тельцу!>, а Гейне отвечает: <О, это уже
больше не телец, это - уже бык>. И в таком редуцированном
изложении это все-таки еще острота. Другая же редукция слов
Гейне невозможна.
Жаль, что в этом прекрасном
примере содержатся такие сложные технические условия. Мы не
можем сделать из него какой-либо вывод, поэтому оставляем его и
ищем другой пример, где надеемся уловить внутреннее родство с
предыдущим.
Это одна из <купальных острот>,
которые имеют своей темой боязнь галицийских евреев перед
купаньем. Мы не требуем от примеров дворянской грамоты, не
спрашиваем об их происхож- дении, а только об их способности,
могут ли они вызвать в нас смех и заслуживают ли они
теоретического интереса. Но именно еврейские остроты больше
всего отвечают этим требованиям.
Два еврея встречаются вблизи
бани. <Взял ты уже ванну?> спрашивает один. - <Как, - спрашивает
в свою очередь дру- гой, - разве не хватает одной">
[Один друг жалуется при встрече
другому: <Дела идут очен>, плохо. Я потерял голову>. - <А кто ее
нашел?> - спрашивает другой. (Я. К.)^
Когда человек смеется от всего
сердца над остротой, тогда он не особенно расположен исследовать
ее технику. Поэтому освоиться с этими анализами несколько
трудно. <Эго - комическое недо-
' См. примечание к с. 39 (Я.
К.)
разумение> - легче всего
напрашивается именно такое объяс- нение. - Хорошо, но какова
техника этой остроты? - Оче- видно, двусмысленное употребление
слова <взять> {<терять>]. Для одного - это бесцветный
вспомогательный глагол; для друго- го - глагол в прямом
значении. Итак, это случай слова, имеющего полный смысл и
потерявшего свой первоначальный прямой смысл (Группа II, f).
Если мы заменим выражение <взять санну> равноценным, более
простым <купаться> (или во втором примере <терять голову> -
<отчаиваться>], то острота пропадает. Ответ больше не подходит.
Итак, острота происходит опять-таки за счет выражения <взять
ванну> (<терять голову>].
Совершенно верно. Однако
кажется, что и в этом случае редукция поставлена не в нужном
месте. Острота заключается не в вопросе, а в ответе, в ответном
вопросе: <Как? Разве не хватает одной?> [<А кто ее нашел?>] И
этот ответ нельзя лишить заключающегося в нем остроумия никакой
распространенностью изложения или изменением его, лишь бы оно не
нарушало смысла ответа. У нас создается впечатление, что в
ответе второго еврея недосмотр слова <ванна> [<голова>] имеет
больше значения, чем непонимание слова <взять> [<терять>]. Но и
здесь мы неясно видим это и обратимся к третьему примеру.
Это - опять-таки еврейская
острота, но она имеет только еврейские аксессуары, ядро же ее
носит общечеловеческое зна- чение. Конечно, и этот пример имеет
свои нежелательные осложнения, но, к счастью, не те, которые до
сих пор не давали ясности нашего понимания.
<Один обедневший человек занял
у зажиточного знакомого 25 флоринов, уверив его в своем
бедственном положении. В тот же день благотворитель застает его
в ресторане перед тарелкой семги с майонезом. Он упрекает его:
<Как, вы зани- маете у меня деньги, а потом заказываете себе
семгу с "Май- онезом. Для этого вам понадобились мои деньги?> -
<Я не понимаю, - отвечает обвиняемый, - когда я не имею денег, я
нс могу кушать семгу с майонезом, когда я имею деньги, я не смею
кушать семгу с майонезом. Когда же я собственно буду кушать
семгу с лшйонезом?>
Здесь не найти следов
двусмысленности. Повторение слов <семка с майонезом> тоже не
может заключать в себе техники этой остроты, так как оно не
является <многократным упот- реблением> одного и того же
материала, а действительным
50
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
повторением требуемого по
содержанию идентичного выражения. Мы остаемся некоторое время
беспомощными перед этим ана- лизом и захотим, быть может,
увильнуть от него, оспаривая за этим анекдотом, заставившим нас
смеяться, характер остроты.
Но что замечательного можно
сказать об ответе обедневшего? Что ему собственно поразительным
образом придан характер логичности. Но это - неправильно; ответ
не логичен. Этот человек, наоборот, защищается тем, что он
употребил данные ему взаймы деньги на лакомый кусочек, и с видом
человека, имеющего право на это, спрашивает - когда же он
собственно может кушать семгу. Но это вовсе не есть правильный
ответ. Давший ему деньги взаймы совсем не упрекает его в том,
что ему захотелось семги, как раз в тот день, когда он занял
деньги, а напоминает ему о том, что он при настоящем своем
положении вообще не имеет права думать о таких деликатесах. Этот
единственно возможный смысл упрека обедневший бонвиан оставляет
без внимания и отвечает на что-то другое, как будто он не понял
упрека.
Не заложена ли в этом
увиливании ответа от смысла упрека техника этой остроты?
Подобное изменение точки зрения, пе- редвигание психического
акцента можно было бы доказать и в прежних примерах.
И вот оказывается, что это
можно доказать очень легко и таким образом вскрыть подлинную
технику этих примеров. Soulie обращает внимание Гейне на то, что
общество в девят- надцатом столетии почитает <золотого тельца>
так, как это делали некогда иудеи в пустыне. На это должен был
бы последовать примерно следующий ответ Гейне: <Да, такова
человеческая природа, тысячелетия ничего не изменили>, или еще
что-нибудь вроде этого, выражающее его согласие с Soulie. Но
Гейне уклоняется в своем ответе от упомянутых мыслей. Он
отвечает вообще не по существу, а пользуется двусмыслен- ностью,
предоставляемой фразой <золотой телец>, чтобы избрать побочный
путь; он выхватывает одну составную часть фразы <телец> и
отвечает так, как будто на это слово падало ударение в речи
Soulie: <О, это уже не телец> и т. д/
Ответ Гейне является
комбинацией двух технических приемов остроумия: уклонения (от
прямого ответа) и намека. Он ведь не говорит прямо: это - бык.
51
Еще яснее это уклонение в
остроте о купании. Этот пример требует графического изображения:
Первый спрашивает: <Взял ты
ванну"> Ударение падает на элемент: ванна.
Второй отвечает так, как будто
вопрос гласил: <Взял ты ванну?>
Текст <взял ванну> делает
возможным только такое передвигание ударения. Если бы вопрос
гласил: <Ты купался?>, то, конечно, никакое передвигание не было
бы возможным. Неостроумный ответ был бы тогда таков: <Купался?
Что ты подразумеваешь? Я не знаю, что это такое>. Техника же
этой остроты заключается в передвиганий ударения с <ванны> на
<взять>^
[Все вышесказанное о выражении
<взял ванну> относится и к аналогичному выражению <потерял
голову>. Первый друг говорит: <Я потерял голову!> Ответ второго:
<А кто нашел ее?> относится только "к слову <потерял> и
передвигает, таким об- разом, на это слово психический акцент.
Передвигание это облегчается до некоторой степени тем, что слово
<терять> может быть употреблено в самых разнообразных значениях.
Так, на- пример, общеупотребительны выражения: терять почву под
со- бой, терять надежду, терять состояние, потерянный человек,
растеряться и т. д. (Я. К.)]
Вернемся к примеру с <семгой с
майонезом>, как к самому чистому случаю передвигания. Исследуем
новое в этом примере в различных направлениях. Прежде всего мы
должны как-нибудь назвать открытую здесь технику. Я предлагаю
обозначить ее как передвигачие, поскольку сущность ее состоит в
отклонении хода мыслей, в передвиганий психического акцента с
первона- чальной темы на другую. Затем мы исследуем, в каком
отно- шении стоит техника передвигания к способу выражения ост-
роты. Наш пример (семга с майонезом) указывает, что острота,
возникающая путем передвигания, в достаточной степени не-
зависима от словесного выражения. Она зависит не от слова,
Слово <взять> весьма пригодно
вследствие своей способности к многосто- роннему употреблению
для создания такой игры слов. Вот чистый пример, который я хочу
сообщить в противоположность вышеприведенной остроте, возникшей
путем передвигания: <Известный биржевик и директор банка гуляет
со своим другом по улице. Перед одним кафе он ему предлагает:
"Войдем и возьмем что-нибудь". Друг удерживает его от этого: "По
г. тайный советник, там ведь есть люди">.
52
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
а от хода мыслей. Чтобы
уничтожить ее, недостаточно произ- вести замену слов, сохраняя
смысл ответа. Редукция возможна только в том случае, если мы
изменим ход мыслей и заставим лакомку прямо ответить на упрек,
которого он избегает в этом изложении остроты. Тогда
редуцированное изложение будет гла- сить: <Я не могу отказать
себе в том, что мне нравится, а откуда я беру деньги для этого -
мне безразлично. В этом вы имеете объяснение того, почему я
именно сегодня ем семгу с майонезом после того, как вы дали мне
взаймы деньги>. Но это было бы не остротой, а цинизмом.
Поучительно будет сравнить эту
остроту с другой, очень близкой ей по смыслу.
Один человек, подверженный
пьянству, добывал себе средства к существованию тем, что давал
уроки. Но его порок постепенно стал известен, и вследствие этого
он потерял большинство своих уроков. Одному его другу было
поручено взяться за его исправление. <Посмотрите, вы могли бы
иметь лучшие уроки в городе, если бы вы отказались от пьянства.
Итак, сделайте это>. - <Что вы предлагаете мне? - был негодующий
ответ. - Я даю уроки с тем, чтоб иметь возможность нить; должен
ли я отказаться от пьянства с тем, чтобы я получил уроки!>
Эта острота также имеет внешний
вид логичности, который бросился нам в глаза в случае <семги с
майонезом>. Но это уже не острота, возникающая путем
передвигания. Это прямой ответ на вопрос. Цинизм, который там
скрыт, здесь откровенно признается. <Пьянство для меня - самое
главное>. Техника этой остроты собственно очень убога и не может
объяснить ее действия. Она заключается лишь в перестановке
одного и того же материала, строго говоря, лишь в превращении
отношения средств и цели между пьянством и получением уроков. Не
оттеняя в редукции этого момента, я уничтожаю эту остроту,
излагая ее примерно так: <Что это за бессмысленное требование?
Главным для меня является пьянство, а не уроки. Уроки для меня
только средство, чтобы иметь возможность пит>, дальше>. Таким
образом острота происходит в действительности за счет способа
выражения.
В остроте о купании зависимость
остроты от текста (взял ты ванну?) очевидна, и изменение его
ведет к упразднению остроты. Здесь техника более сложна и
является сочетанием двусмысленности (подвида 0 и передвигания.
Текст вопроса
допускает двусмысленность, и
острота осуществляется благодаря тому, что ответ имеет в виду не
того, кто ставит вопрос, а связывается с побочными мыслями.
Соответственно этому мы можем найти редукцию, которая делает
возможным существо- вание двусмысленности и все-таки упраздняет
остроту благодаря тому, что мы уничтожаем передвигание:
- <Взял ты ванну?> - <Что я
должен был взять? Ванну? Что это такое?> Но это уже больше не
острота, а неудачное или шутливое преувеличение.
[Соответственно этому
аналогичная редукция остроты о <по- тере головы> гласила бы: <Я
потерял голову>. - <Каким обра- зом? Ведь она крепко сидит на
плечах>. (Я. К.)]
Совсем такую же роль играет
двусмысленность в остроте Гейне о <золотом тельце>. Она дает
возможность ответу укло- ниться от упомянутого хода мыслей,
причем такое же уклонение имеет место в остроте о <семге с
майонезом>, не примыкая в ней так близко к тексту. В редукции
речь Soulic и ответ Гейне гласили бы примерно так: <Вид этого
общества, лебезя- щего перед человеком только потому, что он
богат, живо напоминает мне о поклонении золотому тельцу>. - А
Гейне отвечает: <То, что его почитают так за его богатство, это
еще небольшая беда. Вы еще не ясно оттеняете, что ему прощают
его глупость за его богатство>. Этим при сохранении двусмыс-
ленности была бы упразднена острота, возникающая путем
передвигания.
Теперь мы должны ответить на
возражение: как разграничить друг от друга эти мудреные
различия, если они все-таки стоят в тесной связи друг с другом.
Не является ли каждая дву- смысленность поводом к передвиганию,
к отклонению хода мыслей от одного смысла к другому? Или мы
должны согла- ситься с тем, что <двусмысленность> и
<передвигание> нужно считать представителями двух различных
типов техники ост- роумия? Конечно, между двусмысленностью и
передвиганием существует связь, но она не имеет ничего общего с
распозна- ванием технических приемов остроумия. При
двусмысленности острота не содержит в себе ничего, кроме
многократного тол- кования пригодного к этому слова, которое
дает слушателю возможность найти переход от одной мысли к
другой, причем этот переход можно было бы приблизительно - с
некоторой натяжкой - поставить наряду с передвиганием. При
остроте
54
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
же, возникающей путем
передвигания, сама острота содержит в себе ход мыслей, в котором
произведено такое передвигание. Передвигание относится здесь к
той работе, которая создала остроту, а не к той, которая
необходима для понимания остроты. Если это различие для нас не
очевидно, то мы имеем в редукции верное средство, которое может
наглядно показать нам это различие. Но мы не хотим оспорипать
ценность этого возражения. Благодаря ему мы обратим внимание на
то, что не должны сваливать в одну кучу психические процессы при
образовании остроты (работа остроумия) с психическими про-
цессами при восприятии остроты (работа понимания). Только первые
процессы являются предметом нашего настоящего ис- следования^.
Существуют ли другие примеры
техники передвигания? Их нелегко найти. Чистым примером,
которому также не достает так сильно подчеркиваемой в нашем
образце этой категории острот логичности, является следующая
острота:
Торговец лошадьми рекомендует
покупателю верховую ло- шадь: <Если вы возьмете эту лошадь и
сядете на нее в 4 часа утра, то в 6.30 вы будете в Прессбурге>.
- <А что я буду делать в Прессбурге в 6.30 утра?>
Передвигание здесь произведено
блестяще. Торговец упоми- нает о раннем прибытии в маленький
городок, очевидно, только имея в виду доказать на примере
быстроту бега лошади. Покупатель не принимает во внимание
быстроходности лошади, в чем он больше не сомневается, и входит
только в обсуждение чисел, упомянутых в примере. Редукцию этой
остроты дать нетрудно.
Большие трудности представляет
другой, очень неясный по своей технике пример, который все же
можно разгадать как двусмысленность с передвиганием. Эта острота
рассказывает об
О последних процессах см.
дальнейшие главы. Пожалуй, здесь не излишни будут несколько слов
для дальнейшего понимания. Передвнганне всегда имеет место между
обращением и ответом, который продолжает ход мыслей в ином
направлении, чем то, в котором была начата речь. Оправдание
отграничению передвигания от двусмысленности вытекает яснее
всего из тех примеров, в которых имеется комбинация обоих
фактов, где. следовательно, текст речи допускает
двусмысленность, которая нс имелась в виду гопоря- щим, а ответ
указывает путь к передвигашно.
55
уловке <шадхена> (посредника
при заключении брака у евреев) и относится к группе, которой мы
еще посвятим много вни- мания.
Шадхен заверил жениха, что отца
девушки нет в живых. После обручения выясняется, что отец еще
жив и отбывает тюремное наказание. Жених упрекает шадхена. <А
что я вам сказал? - говорит последний. - Разве это жизнь?>
Двусмысленность заключается в
слове <жизнь>, и передви- гание состоит в том, что шадхен
переходит от обычного смысла, противоположностью которого
является <смерть>, к тому смыслу, который имеет это слово в
обороте речи: <Это - не жизнь>. При этом он дает запоздалое
объяснение своему выражению, хотя это многократное толкование
здесь не подходит. Эта техника очень сходна с техникой остроты о
<золотом тельце> и о <ванне>. Но здесь следует принять во
внимание еще и другой момент, который благодаря показательности
мешает пониманию техники. Можно было бы сказать, что эта острота
характеризует: она стремится иллюстрировать примером характерную
для по- средников брака смесь лживой дерзости и находчивости
ост- роумия. Мы услышим, что это только показная сторона, фасад
остроты; его смысл, т. е. его цель другая. Но в данный момент мы
не будем останавливаться на попытке создания редукции этой
остроты^
После этих сложных и трудно
поддающихся анализу при- меров нам все-таки доставило бы
удовлетворение, если бы мы могли распознать в одном случае
чистый и ясный пример <остроты, возникшей путем передвигания>.
Проситель приносит богатому барону прошение о выдаче
вспомоществования для поездки в Остендэ. Врачи рекомендовали ему
для восстановления его здоровья морской курорт. <Хорошо, я вам
дам немного денег для этой цели, - говорит богач, - но должны ли
вы поехать именно в Остендэ, в самый дорогой из всех морских
курортов?> - <Господин барон, - гласит обиженный ответ, - ничто
не дорого для меня, когда речь идет о моем здоровье>. -
См. ниже главу III. 56
ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ
Это, конечно, правильная точка
зрения, но только неправильная для просителя. Ответ был дан с
точки зрения богатого человека. Проситель ведет себя так, как
будто это будут его собственные деньги, которыми он должен
пожертвовать для своего здоровья, как будто деньги и здоровье
относятся в данном примере к одному и тому же лицу.
Обратимся вновь к сТоль
поучительному примеру с <семгой с майонезом>. Мы видели в нем
только его показную сторону, по которой можно было бы судить о
поразительной силе логической мысли, но благодаря анализу мы
узнали, что эта логичность имела целью скрыть недочет мышления,
а именно передвигание хода мыслей. Исходя из этого мы можем,
хотя бы путем ассоциации по контрасту, вспомнить о других ост-
ротах, которые в противоположность только что упомянутой открыто
выставляют напоказ нечто несуразное, бессмыслицу, нелепость. Мы
полюбопытствуем узнать, в чем состоит техника этих острот.
Я привожу самый яркий и вместе
с тем самый чистый пример всей этой группы. Это опять-таки
еврейская острота.
Исаак был назначен в
артиллерию. Он, очевидно, смышленый малый, но непослушен и к
службе относится без интереса. Один из его начальников, который
был к нему расположен, отводит его в сторону и говорит ему:
<Исаак, ты нам не годишься. Я дам тебе совет: купи себе пушку и
работой само- стоятельно>.
Совет, над которым можно от
души посметься, является очевидной бессмыслицей. Пушек для
продажи не существует, и один человек не может быть
самостоятельным как вооруженная сила так, как это имеет место в
торговле. Но для нас ни на одну минуту не подлежит сомнению, что
этот совет не является пустой бессмыслицей, а остроумной
бессмыслицей, отличной остротой. Но благодаря чему бессмыслица
становится остротой?
Нам не придется долго
размышлять над этим. Из приве- денных во введении рассуждений
авторов можно догадаться, что в такой остроумной бессмыслице
скрывается смысл и что именно этот смысл в бессмыслице
превращает бессмыслицу в остроту. Смысл в нашем примере найти
легко. Офицер, который
< 57
АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЧАСГЬ
дал бессмысленный совет
артиллеристу Исааку, только притво- ряется дурачком, чтобы
показать Исааку, как глупо тог себя ведет. Он копирует Исаака.
<Я хочу теперь дать тебе совет, который точь-в-точь так же глуп,
как и ты>. Он соглашается с глупостью Исаака и ставит ее ему на
вид, делая ее основой предложения, которое должно
соответствовать желаниям Исаака, т. к., если бы Исаак владел
собственной пушкой и промышлял бы орудием войны за свой
собственный счет, как пригодились бы ему тогда его
сообразительность и его честолюбие!
Я прерываю анализ этого
примера, чтоб показать тот же смысл бессмыслицы на одном более
кратком и более простом, но менее ясном случае
остроты-бессмыслицы.
<Никогда не родиться - было бы
салаш лучшим уделом для смертных детей человечества>. <Но, -
прибавляют мудрецы из "Fliegende BISlter", - среди 10 тысяч
человек вряд ли найдется один, который воспользовался бы этои
во-июжностыо>.
Современное добавление к
древней мудрой поговорке является очевидной бессмыслицей,
которая становится еще более нелепой благодаря кажущемуся
предусмотрительным <вряд ли>. Но оно связано с первым
предложением как неоспоримо верное огра- ничение и может, таким
образом, открыть нам глаза на то, что эта приемлемая с
благоговением мудрость немногим лучше бессмыслицы. Кто вовсе не
родился, тот вообще не является дитятей человечества; для него
не существует ни хорошего, ни самого лучшего. Бессмыслица в
остроте служит здесь, таким образом, для открытия и изображения
другой бессмыслицы, как в примере артиллериста Исаака.
Я могу присоединить сюда третий
пример, который по своему содержанию вряд ли заслуживал бы
подробного изло- жения, но который особенно отчетливо выясняет
опять-таки применение бессмыслицы в остроте для изображения
другой бессмыслицы.
Один человек, уезжая, поручил
свою дочь своему другу с просьбой, чтоб он охранял во время его
отсутствия ее добро- детель. Он вернулся спустя несколько
месяцев и нашел ее забеременевшей. Разумеется, он начал упрекать
своего друга. Последний, по-видимому, не мог объяснить себе
этого несча- стного случая. <Где же она спала?> - спросил,
наконец, отец. - <В комнате с моим сыном>. - <Но как же ты мог
позволить
58
ТЕХНИКА ОСП-ОУМИЯ