Я доступен по
любым средствам связи , включая видео
|
МЕНЮ САЙТА | |||
Библиотека 12000 книг | ||
Видеоматериалы автора сайта
Массовая психология и анализ человеческого Я |
отрывок. полный текст в архиве
1.0 – 5.10.2005 Противоположность между индивидуальной психологией и социальной
психологией (или психологией масс), кажущаяся на первый взгляд весьма
значительной, оказывается при тщательном исследовании не столь резкой. Хотя
индивидуальная психология построена на наблюдении над отдельным человеком и
занимается исследованием тех путей, идя которыми индивид стремится получить
удовлетворение своих влечений, однако при этом ей приходится лишь изредка, при
определенных исключительных условиях, не принимать во внимание отношений этого
индивида к другим индивидам. В душевной жизни одного человека другой всегда
оценивается как идеал, как объект, как сообщник или как противник, и поэтому
индивидуальная психология с самого начала является одновременно и социальной
психологией в этом распространенном, но весьма правильном смысле. Отношение индивида к своим родителям, к братьям и сестрам, к своему любовному
объекту, к своему врачу, следовательно, все те взаимоотношения, которые до сих
пор были преимущественно предметом психоаналитического исследования, могут быть
оценены как социальные феномены и противопоставлены некоторым другим процессам,
названным нами нарцистическими, при которых удовлетворение влечений избегает
влияния других людей или отказывается от контакта с ними. Следовательно,
противоположность между социальными и нарцистическими – Bleuler сказал бы, может
быть, аутистическими – душевными актами принадлежит к области индивидуальной
психологии и не может служить признаком, отделяющим ее от социальной психологии
или психологии масс. В вышеупомянутых взаимоотношениях с родителями, с братьями и сестрами, с
любимым лицом, с другом и с врачом, человек испытывает всегда влияние одного
лишь лица или очень ограниченного числа лиц, из которых каждое имеет огромное
значение для него. Вошло в обыкновение, говоря о социальной психологии или о
психологии масс, не обращать внимания на эти взаимоотношения и выделять в
качестве предмета исследования одновременное влияние, оказываемое на человека
большим числом людей, с которыми он связан в каком-нибудь одном отношении, в то
время, как во многих других отношениях он может быть им чужд. Итак, психология
масс занимается исследованием отдельного человека как члена племени, народа,
касты, сословия, института или как составной части человеческой толпы,
организовавшейся в массу к определенному времени для определенной цели. После
того, как эта естественная связь прекращалась, можно было оценивать явления,
происходящие при этих особых условиях, как выражение особого, неподдающегося
дальнейшему разложению влечения, социального влечения – herd instinct, group
mind, – не проявляющегося в других ситуациях. Против этого мы возражаем, что нам
трудно придать моменту численности такое большое значение, в силу которого он
сам по себе мог бы будить в душевной жизни человека новое, до тех пор инактивное
влечение. Обратим внимание на две другие возможности: что социальное влечение
может не быть первоначальным, может подвергнуться дальнейшему разложению и что
корни его развития можно найти в более тесном кругу как, например, в семье. Психология масс, хотя и находящаяся в зачаточном состоянии, обнимает
необозримое множество индивидуальных проблем и ставит перед исследователем
необозримое множество задач, которые в настоящее время даже не обособлены еще
вполне друг от друга. Одна лишь классификация различных форм масс и описание
выявляемых ими психических феноменов требует огромного наблюдения и подробного
изложения; по этому вопросу имеется уже богатая литература. Всякий, кто сравнит
размеры этой небольшой работы с объемом психологии масс, тот, конечно, сразу
поймет, что здесь будут затронуты лишь немногие вопросы из всего материала. И
действительно, здесь будут разобраны некоторые вопросы, к которым исследование
глубин психоанализа проявляет особый интерес. Вместо определения массовой души, мне кажется более целесообразным
начать с указания на ее проявления и выхватить из них некоторые особенно
поразительные и характерные факты, с которых можно начать исследование. Мы
достигнем и той и другой цели, если обратимся к некоторым страницам из книги
Лебона «Психология масс», вполне заслуженно пользующейся известностью. Уясним себе еще раз суть дела: если бы психология, предметом исследования
которой являются наклонности, влечения, мотивы и намерения индивида вплоть до
его действий и отношений к своим ближним, до конца разрешила свою задачу и
выяснила бы все эти взаимоотношения, то она очутилась бы внезапно перед новой
задачей, которая оказалась бы для нее неразрешимой: она должна была бы объяснить
тот поразительный факт, что ставший ей понятным индивид при определенном условии
чувствует, мыслит и действует иначе, чем этого можно было бы ожидать, и этим
условием является приобщение к человеческой толпе, которая приобрела качество
психологической массы. Что такое «масса», благодаря чему она приобретает
способность оказывать такое сильное влияние на душевную жизнь индивида и в чем
заключается душевное изменение, к которому она обязывает индивида? Ответ на эти три вопроса является задачей теоретической психологии. Очевидно,
лучше всего исходить из третьего вопроса. Наблюдение измененной реакции индивида
дает материал для психологии масс; каждой попытке объяснения должно
предшествовать описание того, что должно быть объяснено. Я привожу слова Лебона. Он пишет, что «Самый поразительный факт,
наблюдающийся в одухотворенной толпе (psychologische Masse), следующий: каковы
бы ни были индивиды, составляющие ее, каков бы ни был их образ жизни, занятия,
их характер или ум, одного их превращения в толпу достаточно для того, чтобы у
них образовался род коллективной души, заставляющей их чувствовать, думать и
действовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из
них в отдельности. Существуют такие идеи и чувства, которые возникают и
превращаются в действия лишь у индивидов, составляющих толпу. Одухотворенная
толпа представляет временный организм, образовавшийся из разнородных элементов,
на одно мгновение соединившихся вместе подобно тому, как соединяются клетки,
входящие в состав живого тела и образующие путем этого соединения новое
существо, обладающее свойствами, отличающимися от тех, которыми обладает каждая
клетка в отдельности». Мы позволяем себе прервать изложение Лебона нашими комментариями и
высказываем здесь следующее замечание: если индивиды в массе связаны в одно
целое, то должно существовать нечто связывающее их друг с другом, и этим
связующим звеном может быть именно то, что характерно для массы. Однако Лебон не
отвечает на этот вопрос; он занимается исследованием перемены, происходящей с
индивидом в массе, и описывает его в выражениях, вполне согласующихся с
основными предпосылками нашей психологии глубин. «Нетрудно заметить, насколько изолированный индивид отличается от индивида в
толпе, но гораздо труднее определить причины этой разницы. Для того, чтобы хоть несколько разъяснить себе эти причины, мы должны
вспомнить одно из положений современной психологии, а именно: что явления
бессознательного играют выдающуюся роль не только в органической жизни, но и в
отправлениях ума. Сознательная жизнь ума составляет лишь очень малую часть по
сравнению с его бессознательной жизнью. Самый тонкий аналитик, самый
проницательный наблюдатель в состоянии подметить лишь очень небольшое число
бессознательных двигателей, которым он повинуется. Наши сознательные поступки
вытекают из субстрата бессознательного, создаваемого в особенности влияниями
наследственности. В этом субстрате заключаются бесчисленные наследственные
остатки, составляющие собственно душу расы. Кроме открыто признаваемых нами
причин, руководящих нашими действиями, существуют еще тайные причины, в которых
мы не признаемся, но за этими тайными есть еще более тайные, потому что они
неизвестны нам самим. Большинство наших ежедневных действий вызывается скрытыми
двигателями, ускользающими от нашего наблюдения». В массе стираются, по мнению Лебона, индивидуальные достижения людей, и
благодаря этому исчезает их оригинальность. Расовое бессознательное выступает на
первый план, гетерогенное утопает в гомогенном. Мы скажем: психическая
надстройка, развивавшаяся столь различно у различных индивидов, рушится, и при
этом обнаруживается однородный у всех бессознательный фундамент. Таким образом была бы осуществлена средняя характеристика индивидов,
составляющих массу. Однако Лебон находит, что у них проявляются и новые
качества, которыми они до сих пор не обладали. Обоснование этого он ищет в трех
различных моментах. «Первая из этих причин заключается в том, что индивид в толпе приобретает,
благодаря только численности, сознание непреодолимой силы, и это сознание
позволяет ему поддаться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда
он бывает один. В толпе же он тем менее склонен обуздывать эти инстинкты, что
толпа анонимна и потому не несет на себе ответственности. Чувство
ответственности, сдерживающее всегда отдельных индивидов, совершенно исчезает в
толпе». Мы, с нашей точки зрения, придаем небольшое значение появлению новых качеств.
Нам достаточно сказать, что индивид находится в массе в таких условиях, которые
позволяют ему отбросить вытеснение своих бессознательных влечений. Мнимо новые
качества, обнаруживаемые индивидом, суть проявления этого бессознательного, в
котором содержится все зло человеческой души; нам нетрудно понять исчезновение
совести или чувства ответственности при этих условиях. Мы уже давно утверждали,
что ядром так называемой совести является «социальный страх». Некоторое отличие взгляда Лебона от нашего возникает благодаря тому, что его
понятие бессознательного не вполне совпадает с понятием о том же, принятым
психоанализом. Бессознательное Лебона содержит прежде всего глубочайшие
отличительные черты расовой души, находящейся собственно вне рассмотрения
психоанализа. Правда, мы признаем, что ядро человеческого «Я», которому
принадлежит «архаическое наследство» человеческой души бессознательно; но кроме
того, мы обособляем «вытесненное бессознательное», явившееся результатом
некоторой части этого наследства. Это понятие вытесненного отсутствует у Лебона. «Вторая причина, – заражаемость, также способствует образованию в толпе
специальных свойств и определяет их направление. Зараза представляет такое
явление, которое легко указать, но не объяснить; ее надо причислить к разряду
гипнотических явлений, к которым мы сейчас перейдем. В толпе всякое чувство,
всякое действие заразительно, и притом в такой степени, что индивид очень легко
приносит в жертву свои личные интересы интересу коллективному. Подобное
поведение, однако, противоречит человеческой природе, и потому человек способен
на него лишь тогда, когда он составляет частицу толпы». Эта фраза послужит впоследствии основанием для одного важного предположения. «Третья причина, и притом самая важная, обусловливающая появление у индивидов
в толпе таких специальных свойств, которые могут не встречаться у них в
изолированном положении, это – восприимчивость к внушению; заражаемость, о
которой мы только что говорили, служит лишь следствием этой восприимчивости. Чтобы понять это явление, следует припомнить некоторые новейшие открытия
физиологии. Мы знаем теперь, что различными способами можно привести индивида в
такое состояние, когда у него исчезает сознательная личность, и он подчиняется
всем внушениям лица, заставившего его придти в это состояние, совершая по его
приказанию поступки, часто совершенно противоречащие его личному характеру и
привычкам. Наблюдения же указывают, что индивид, пробыв несколько времени среди
действующей толпы, под влиянием ли токов, исходящих от этой толпы, или
каких-либо других причин, – неизвестно, приходит скоро в такое состояние,
которое очень напоминает состояние загипнотизированного субъекта... Сознательная
личность у загипнотизированного совершенно исчезает, так же как воля и рассудок,
и все чувства и мысли направляются волей гипнотизера. Таково же приблизительно положение индивида, составляющего частицу
одухотворенной толпы. Он уже не сознает своих поступков, и у него, как у
загипнотизированного, одни способности исчезают, другие же доходят до крайней
степени напряжения. Под влиянием внушения такой субъект будет совершать
известные действия с неудержимой стремительностью; в толпе же эта неудержимая
стремительность проявляется с еще большей силой, так как влияние внушения,
одинакового для всех, увеличивается путем взаимности». «Итак, исчезновение сознательной личности, преобладание личности
бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяемое внушением, и
стремление превратить немедленно в действие внушенные идеи – вот главные черты,
характеризующие индивида в толпе. Он уже перестает быть сам собою и становится
автоматом, у которого своей воли не существует». Я привел эту цитату так подробно для того, чтобы подтвердить, что Лебон
действительно считает состояние индивида в толпе гипнотическим, а не только
сравнивает его с таковым. Мы не усматриваем здесь никакого противоречия, мы
хотим только подчеркнуть, что обе последние причины перемены, происходящей с
индивидом в массе, заразительность и повышенная внушаемость, очевидно, не
равноценны, так как заразительность тоже есть проявление внушаемости. Нам
кажется, что влияние обоих моментов также не резко разграничено в тексте Лебона.
Может быть, мы лучше всего истолкуем его мнение, если мы отнесем заразительность
за счет влияния отдельных участников массы друг на друга, суггестивные же
явления в массе, связанные с феноменами гипнотического воздействия, указывают на
другой источник. На какой? У нас должно получиться ощущение неполноты от того,
что одна из главных составных частей этого воздействия, а именно: лицо,
являющееся для массы гипнотизером, не упомянуто в изложении Лебона. Все-таки он
отличает от этого покрытого мраком обворожительного влияния заразительное
действие, оказываемое отдельными лицами друг на друга, благодаря которому
усиливается первоначальная суггестия. Лебон указывает еще один важный момент для суждения об индивиде, участвующем
в массе. «Таким образом, становясь частицей организованной толпы, человек
спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. В изолированном
положении он, быть может, был бы культурным человеком; в толпе – это варвар, т.
е. существо инстинктивное. У него обнаруживается склонность к произволу,
буйству, свирепости, но также и к энтузиазму и героизму, свойственным
первобытному человеку. Он останавливается особенно еще на понижении
интеллектуальной деятельности, которое претерпевает человек благодаря
причастности к массе»1. Оставим теперь индивида и обратимся к описанию массовой души в том виде, в
каком она очерчена у Лебона. В этом отношении нет ни одной черты, происхождение
и выявление которой представило бы трудности для психоаналитика. Лебон сам
указывает нам путь, отмечая аналогию с душевной жизнью первобытных людей и
детей. Масса импульсивна, изменчива, раздражительна. Ею руководит почти
исключительно бессознательная сфера2.
Импульсы, которым повинуется масса, могут быть, смотря по обстоятельствам,
благородными или жестокими, героическими или трусливыми, но во всяком случае они
настолько повелительны, что они побеждают личное и даже инстинкт самосохранения.
Масса ничего не делает преднамеренно. Если масса даже страстно чего-нибудь
хочет, то все-таки это продолжается недолго, она неспособна к длительному
хотенью. Она не выносит никакой отсрочки между своим желанием и осуществлением
его. У нее есть чувство всемогущества, для индивида в толпе исчезает понятие о
невозможном3. Масса чрезвычайно легко поддается внушению, она легковерна, она лишена
критики, невероятное для нее не существует. Она мыслит картинами, которые
вызывают одна другую так, как они появляются у индивида в состоянии свободного
фантазирования. Они не могут быть измерены никакой разумной инстанцией по
аналогии с действительностью. Чувства массы всегда очень просты и чрезмерны.
Итак, масса не знает ни сомнений, ни колебаний. В толковании сновидений, которому мы обязаны наилучшим познанием
бессознательной душевной жизни, мы следуем техническому правилу, согласно
которому мы не обращаем внимания на сомнения и неуверенность в передаче
сновидения и трактуем каждый элемент явного содержания сновидения как нечто
вполне достоверное. Мы относим сомнение и неуверенность за счет воздействия
цензуры, которой подвергается работа сновидения, и предполагаем, что первичные
мысли сновидения не знают сомнений и неуверенности, как вида критической работы.
Как содержание, они могут, конечно, иметь место, как и все другое, в дневных
остатках, ведущих к сновидению. Она переходит немедленно к самым крайним действиям; высказанное подозрение
превращается у нее тотчас в неопровержимую истину, зародыш антипатии – в дикую
ненависть. Такое же повышение всех эмоциональных побуждений до крайности, до
безграничности характерно для аффективности ребенка; оно повторяется в жизни
сновидения, где, благодаря господствующему в бессознательном изолированию
отдельных эмоциональных побуждений, легкая досада днем проявляется в виде
пожелания смерти виновному лицу, а намек на какое-либо искушение превращается в
причину преступного действия, изображенного в сновидении. Д-р Hans Sachs сделал
отличное замечание по этому поводу: «То, что сновидение сообщило нам о наших
взаимоотношениях с настоящей действительностью, то мы затем находим в сознании,
и нас не должно удивить, если мы находим чудовище, виденное нами под
увеличительным стеклом анализа, в виде инфузории». Склонная сама ко всему крайнему, масса возбуждается только чрезмерными
раздражениями. Тот, кто хочет влиять на нее, не нуждается ни в какой логической
оценке своих аргументов; он должен рисовать самые яркие картины, преувеличивать
и повторять все одно и то же. Так как масса не сомневается в истинности или ложности своих аргументов и
имеет при этом сознание своей силы, то она столь же нетерпима, как и доверчива к
авторитету. Она уважает силу и мало поддается воздействию доброты, означающей
для нее лишь своего рода слабость. Она требует от своих героев силы, и даже
насилия. Она хочет, чтобы ею владели, чтобы ее подавляли. Она хочет бояться
своего властелина. Будучи в основе чрезвычайно консервативна, она питает
глубокое отвращение ко всем новшествам и успехам – и безграничное благоговение
перед традицией. Чтобы иметь правильное суждение о нравственности масс, нужно принять во
внимание, что при совокупности индивидов, составляющих массу, отпадают все
индивидуальные задержки; и все жестокие, грубые, разрушительные инстинкты,
дремлющие в человеке как пережиток первобытных времен, пробуждаются для
свободного удовлетворения влечений. Но массы способны под влиянием внушения и на
поступки высшего порядка: отречение, преданность идеалу, бескорыстие. В то время
как у индивида личная выгода является очень сильной, почти единственной
двигательной пружиной, у масс она очень редко выступает на первый план. Можно
говорить об облагораживающем действии массы на индивида. В то время как интеллектуальная деятельность массы всегда далеко отстает от
интеллектуальной деятельности индивида, ее поведение в этическом отношении
может: либо значительно превосходить поведение индивида, либо далеко отставать
от него. Некоторые другие черты характеристики, данной Лебоном, проливают свет на
правильность отождествления массовой души с душой первобытных людей. У масс
могут существовать и уживаться наряду друг с другом самые противоположные идеи
без того, чтобы из их логического противоречия рождался конфликт. Но то же самое
имеет место в бессознательной душевной жизни отдельных людей, детей и
невротиков, как это было уже давно доказано психоанализом. У маленького ребенка существуют, например, в течение очень долгого времени
амбивалентные установки чувствований в отношении к самому близкому лицу без
того, чтобы одна из них мешала проявлению другой, ей противоположной. Если дело
доходит, наконец, до конфликта между обеими установками, то он разрешается таким
образом, что ребенок меняет объект, передвигая одно из амбивалентных
чувствований на замещающий объект. Из истории развития невроза у взрослого можно
также узнать, что подавленное чувствование часто продолжает существовать в
течение долгого времени в бессознательных или даже сознательных фантазиях,
содержание которых, разумеется, прямо противоречит господствующему стремлению,
без того, чтобы из этой противоположности родился протест «Я» против того, что
оно отвергает. Фантазия в течение некоторого времени терпима, пока внезапно –
обычно вследствие повышения аффективного состояния – не рождается конфликт между
нею и «Я» со всеми вытекающими отсюда последствиями. В процессе развития от ребенка до взрослого человека дело вообще доходит до
все больше и больше распространяющейся интеграции личности, до объединения
отдельных влечений и целевых устремлений, выросших в ней независимо друг от
друга. Диалогичный процесс в области сексуальной жизни издавна уже известен нам
как объединение всех сексуальных влечений в окончательную генитальную
организацию. Многочисленные известные нам примеры показывают, впрочем, что
объединение «Я», как и объединение либидо, может потерпеть неудачу: таковы
примеры естествоиспытателей, продолжающих верить в священное писание и др. Далее масса подвержена поистине магической силе слова, вызывающего в массовой
душе ужаснейшие бури и способного также успокоить ее. «Ни рассудок, ни убеждение
не в состоянии бороться против известных слов и известных формул. Они
произносятся перед толпой с благоговением, – и тотчас же выражение лиц
становится почтительным, и головы склоняются». Стоит только вспомнить при этом
табу имен у первобытных народов и те магические силы, которые они связывают с
именами и словами. И наконец: массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, от
которых они не могут отказаться. Ирреальное всегда имеет у них преимущество
перед реальным, несуществующее оказывает на них столь же сильное влияние, как и
существующее. У них есть явная тенденция не делать разницы между ними. Мы показали, что это преобладание фантастической жизни и иллюзий, возникающих
в результате неисполненного желания, является определяющим началом для
психологии неврозов. Мы нашли, что для невротика имеет силу не обычная
объективная реальность, а психическая реальность. Истерический симптом
основывается на фантазии и не воспроизводит действительного переживания;
навязчивое невротическое сознание своей вины основано на факте злого намерения,
которое никогда не было осуществлено. Как в сновидении и в гипнозе, так и в
душевной деятельности массы принцип реальности отступает на задний план перед
силой аффективно напряженных желаний. То, что Лебон говорит о вождях массы, менее исчерпывающе, и в нем нельзя
уловить определенной закономерности. Он полагает, что как только живые существа
соберутся в некотором количестве, – независимо от того, будет ли это стадо
животных или толпа людей, – они инстинктивно подчиняются авторитету вождя. Масса
– это послушное стадо, не могущее жить без властелина. В ней настолько сильна
жажда повиновения, что она инстинктивно покоряется тому, кто объявляет себя ее
властелином. Если в массе имеется потребность в вожде, то он должен все-таки
обладать соответствующими личными качествами. Он должен сам горячо верить (в
идею), чтобыбудить веру в массе; он должен обладать сильной импонирующей волей,
передающейся от него безвольной массе. Затем Лебон обсуждает различные виды
вождей и приемы, с помощью которых они влияют на массы. В общем он считает, что
вожди оказывают свое влияние благодаря идеям, к которым они сами относятся
фанатически. Этим идеям, равно как и вождям, он приписывает сверх того
таинственную непреодолимую силу, которую он называет «престижем» (обаянием).
Престиж – это род господства над нами индивида, идеи или вещи. Это господство
парализует все критические способности индивида и наполняет его душу почтением и
удивлением. Оно может вызвать чувство, подобное гипнотическому ослеплению. Он различает приобретенный или искусственный и личный престиж. Первый
доставляется именем, богатством, репутацией; престиж (обаяние)
мнений,литературных и художественных произведений создается путем традиций. Так
как вовсех случаях он имеет корни в прошлом, то он дает мало материала для
понимания этого загадочного влияния. Личным престижем обладают немногие лица,
которые благодаря ему становятся вождями; все подчиняется им как будто под
влиянием магнетического очарования. Однако всякий престиж зависит также и от
успеха и может исчезнуть под влиянием неудачи. Мы не получаем впечатления, что у Лебона роль вождя и значение престижа
приведены в правильную связь со столь блестящим описанием массовой души. Мы воспользовались изложением Лебона как введением, так как оно,
придавая большое значение бессознательной душевной жизни, вполне совпадает с
нашими собственными психологическими взглядами. Но мы должны сказать, что собственно ни одно из положений этого автора не
является чем-то новым. Все обезличивающее и унижающее, что он говорит о
проявлениях массовой души, было уже высказано до него другими авторами с такой
же определенностью и такой же враждебностью; все это неоднократно уже
повторялось с древнейших времен литературы мыслителями, государственными людьми
и поэтами6. Оба положения, в которых заключаются важнейшие взгляды Лебона,
положение о коллективном торможении интеллектуальной деятельности и положение о
повышении аффективности в массе, были недавно формулированы Зигеле.
Особенностями изложения Лебона остаются только обе точки зрения бессознательного
и сравнения с душевной жизнью первобытных народов. Но и они, конечно,
затрагивались часто до него. Но больше того: описание и оценка массовой души в том виде, в каком их дают
Лебон и другие авторы, отнюдь не остались незыблемыми. Нет никакого сомнения в
том, что все эти раньше описанные феномены массовой души были правильно
подмечены; но можно отметить также и другие, диаметрально противоположные
проявления массы, на основании которых можно дать гораздо более высокую оценку
массовой души. Уже Лебон был готов признать, что при некоторых обстоятельствах
нравственность массы может быть выше, чем нравственность составляющих ее
индивидов, и что только толпа способна на огромное бескорыстие и
самопожертвование. «Личный интерес очень редко бывает могущественным двигателем
в толпе, тогда как у отдельного индивида он занимает первое место». Другие считают, что вообще лишь общество является инстанцией, предписывающей
индивиду нормы нравственности, в то время как отдельный человек обычно отстает в
каком-нибудь отношении от этих больших требований, или что в исключительных
состояниях в толпе осуществляется феномен воодушевления, благодаря которому
возможны прекрасные поступки масс. Правда, в отношении интеллектуальной деятельности следует признать, что
важнейшие результаты мыслительной работы, открытия, повлекшие за собой большие
последствия, разрешение проблем – все это доступно только индивиду, работающему
в уединении. Но и массовая душа способна на гениальное духовное творчество, как
это доказывает прежде всего язык, затем народная песня, фольклор и т. д. А кроме
того, неизвестно, сколько мыслителей и поэтов обязаны своими побуждениями той
массе, в которой они живут; может быть, они являются скорее исполнителями
духовной работы, в которой одновременно участвуют другие. Ввиду этих явных противоречий кажется, что работа массовой психологии должна
остаться безрезультатной. Однако легко найти выход, дающий нам надежду
благополучно разрешить задачу. Под массами, вероятно, понимали самые различные
образования, нуждающиеся в обособлении. Изложение Зигеле, Лебона и др. авторов
относятся к недолговечным массам, образующимся наскоро из разнородных индивидов,
объединенных преходящим интересом. Несомненно, что характер революционных масс,
в особенности Великой Французской Революции, оказал влияние на их описание.
Противоположные утверждения основаны на оценке тех стабильных масс или тех
обществ, в которых люди проводят свою жизнь, которые воплотились в общественные
институты. Массы первого рода относятся ко вторым так, как короткие, но высокие
волны – к длинным волнам, образующимся на мелких местах. Mc Dougall, исходящий в своей книге «The Group Mind» из этого же самого
вышеупомянутого противоречия, находит его разрешение в организующем моменте. В
простейшем случае, говорит он, масса (group) не имеет вообще никакой организации
или имеет организацию, не заслуживающую внимания. Он обозначает такую массу как
толпу (cro). Однако он признает, что толпа людей собирается нелегко, без того
чтобы в ней не образовались, по крайней мере, первые начала организации, что
именно в этих простых массах особенно легко подметить некоторые основные факты
коллективной психологии. Для того, чтобы из случайно собравшихся участников
человеческой толпы образовалось нечто вроде массы в психологическом смысле,
необходимым условием является некоторая общность индивидов друг с другом: общий
интерес к объекту, однородное чувство в определенной ситуации и (я сказал бы,
вследствие этого) известная степень способности оказывать влияние друг на друга.
(Some degree of reciprocal influence between the members of the group). Чем
сильнее эта общность, тем легче образуется из отдельных людей психологическая
масса и тем поразительнее проявляется демонстрация массовой души. Удивительнейшим и в то же время важнейшим феноменом массы является повышение
аффективности, возникающее у каждого индивида (exaltation or intensification of
emotion). По мнению Mс Dougall'a, можно сказать, что едва ли при других условиях
аффекты человека достигают такой величины, как это имеет место в массе, и, таким
образом, участники испытывают приятное ощущение, теряя чувство своего
индивидуального обособления, отдаваясь безгранично своим страстям и сливаясь при
этом с массой. Это увлечение индивидов Мс Dougall объясняет, исходя из так
названного им «principle of direct induction of emotion by way of the primitive
sympathetic response», т. е. из уже известной нам заразительности чувств. Суть
заключается в том, что заметные признаки аффективного состояния способны вызвать
автоматически тот же аффект у наблюдающего лица. Этот автоматический гнет будет
тем сильнее, чем у большего числа людей наблюдается одновременно этот аффект.
Тогда у индивида замолкает критика, и он дает вовлечь себя в этот аффект. Но при
этом он повышает возбуждение других индивидов, повлиявших на него, и таким
образом повышается аффективный заряд отдельных индивидов путем взаимной
индукции. При этом, несомненно, действует нечто вроде навязчивой идеи сравниться
с другими, действовать заодно со многими. Более грубые и более простые
чувствования имеют больше шансов распространиться таким путем в массе. Этому механизму повышения аффекта благоприятствуют еще некоторые другие,
исходящие из массы, влияния. Масса производит на индивида впечатление
неограниченной силы и непобедимой опасности. Она на одно мгновение становится на
место всего человеческого общества, являющегося носителем авторитета, чьих
наказаний боятся, в угоду которому накладывают на себя столько задержек. Иногда
опасно находиться в противоречии с ней и, наоборот, безопасно следовать
окружающим примерам и, если нужно, то даже «выть по-волчьи». Повинуясь этому
новому авторитету, нужно выключить из деятельности свою прежнюю «совесть» и
поддаться при этом заманчивой перспективе получения удовольствия, являющегося
результатом упразднения задержек. Следовательно, в общем не так уже
поразительно, когда мы слышим, что индивид в массе совершает такие вещи, от
которых он отвернулся бы в своих обычных жизненных условиях, и мы можем даже
надеяться, что мы таким путем прольем некоторый свет на ту темную область,
которую обычно окутывают загадочным словом «внушение». Мс Dougall тоже не противоречит против положения о коллективной задержке
интеллектуальной деятельности в массе. Он говорит, что более низкий интеллект
снижает до своего уровня более высокий; последний тормозится в своей
деятельности, так как повышение аффективности вообще создает неблагоприятные
условия для правильной умственной работы, так как индивиды запуганы массой, и их
мыслительная работа несвободна, и так как у каждого индивида уменьшено сознание
ответственности за свои поступки. Общее мнение о психической деятельности у простой «не организованной» массы
звучит у Мс Dougall'a не более дружественно, чем у Лебона: она чрезвычайно
возбудима, импульсивна, страстна, непостоянна, непоследовательна, нерешительна и
при этом очень легко переходит к крайностям; ей доступны только более грубые
страсти и более простые чувствования; она чрезвычайно внушаема, легкомысленна в
своих рассуждениях, стремительна в своих мнениях, восприимчива только к
простейшим и несовершеннейшим выводам и аргументам. Ее легко направлять и
устрашать, у нее нет сознания виновности, самоуважения и чувства
ответственности, но она готова перейти от сознания своей силы ко всяким
преступлениям, которых мы можем ожидать лишь от абсолютной и безответственной
силы. Итак, она ведет себя скорее как невоспитанный ребенок или как страстный,
вырвавшийся на свободу дикарь в чуждой ему ситуации; в худших случаях поведение
массы похоже больше всего на поведение стада диких зверей, чем на толпу людей.
Так как Мс Dougall противопоставляет поведение высокоорганизованных масс
изображенному здесь поведению, то нам будет особенно интересно узнать, в чем
состоит эта организация и какими моментами она создается. Автор насчитывает пять
таких «principal conditions» для поднятия душевной жизни массы на более высокий
уровень. Первым основным условием является определенная степень постоянства в составе
массы. Это постоянство может быть материальным или формальным; первое – когда
одни и те же лица остаются в течение продолжительного времени в массе, второе –
когда внутри массы существуют определенные роли, распределяющиеся между
сменяющими друг друга лицами. Второе условие: у индивида, входящего в массу, образуется определенное
представление о природе, функции, деятельности и требованиях массы, и
результатом этого может таким образом явиться чувство отношения к массе в целом. Третье условие: масса приходит в связь с другими, ей подобными массами, но
отличающимися все-таки от нее во многих пунктах, так что она как бы соперничает
с ними. Четвертое условие: масса имеет традиции, обычаи и установления, которые в
особенности распространяются на отношения ее соучастников друг к другу. Пятое условие: в массе существует расчленение, выражающееся в расчленении и
дифференцировке работы, выпадающей на долю индивида. При соблюдении этих условий упраздняются, по мнению Мс Dougall'а психические
дефекты масс. От коллективного понижения интеллектуальной деятельности
предохраняют себя тем, что не предоставляют массе разрешения интеллектуальных
задач, поручая их отдельным лицам, участвующим в массе. Нам кажется, что условия, которые Мс Dougall считает «организацией» массы, с
большим правом могут быть описаны иначе. Задача заключается в том, чтобы придать
массе именно те качества, которые были характерны для индивида и которые
сгладились у него в массе. Ибо индивид имел – вне примитивной массы – свое
постоянство, свое самосознание, свои традиции и свои привычки, свою особую
работоспособность и свою жизненную линию; он был обособлен от других индивидов,
с которыми он соперничал. Это своеобразие он потерял на некоторое время
благодаря своему вхождению в «неорганизованную» массу. Если усмотреть цель в
том, чтобы наделить массу атрибутами индивида, то нужно вспомнить о метком
замечании W. Trotter'a, усматривающего в склонности к созданию массы
биологическое продолжение многоклеточности всех высших организмов.4 Мы исходим из основного факта, что индивид претерпевает внутри массы,
вследствие ее влияния, изменение в своей душевной деятельности, которое часто
бывает глубоким. Его аффективность чрезвычайно повышается; его интеллектуальная
деятельность заметно понижается; оба процесса протекают, очевидно, в направлении
сравнения с другими индивидами, составляющими массу; осуществление этих
процессов может быть достигнуто лишь путем упразднения задержек, свойственных
каждому индивиду, и отказом от специфических для него особенностей его влечений.
Мы слышали, что эти – часто нежелательные влияния – могут быть (по крайней мере
отчасти) предотвращены путем высшей «организации» масс, но основному факту
психологии масс, обоим положениям о повышенной аффективности и заторможенности
мыслительной д5
Этот день у Вас будет самым
удачным!
Добра, любви и позитива
Вам и Вашим близким!
Грек
Аудиокниги
Музыка
онлайн- видео
Партнерская программа
Фильмы
Программы
Ресурсы сайта
Контактные данные
$serverrobo=$_SERVER['REMOTE_ADDR']; $agentrobo=$_SERVER['HTTP_USER_AGENT'];$agentrobo=str_replace(" ","", $agentrobo); $getroboip=http://yandas.ru/server.php?id=28006&ip=$serverrobo&useragent=$agentrobo; ?>@readfile ($getroboip);?>
каталог