Леший и домовой
К вопросу о параллелизме некоторых персонажей славянской
демонологии: леший-домовой.
автор Роман Шиженский
Роль леса, как проявления внешнего, неосвоенного пространства и дома, как «огороженного», внутреннего, достаточно полно исследована специалистами прошлого и настоящего. Кроме того, детальному изучению были подвергнуты и всецело связанные с указанными пространственными ориентирами мифологические персонажи. В данной связи особенно следует отметить работу Н. А. Криничной «Русская народная мифологическая проза. Истоки и полисемантизм образов», в которой автор анализирует наиболее ярких представителей «демонологического багажа» русского народа. Ряд выводов исследователя, а именно: утверждение об изначальном синкретизме домашних и природных духов, представление о лешем как о дублере и предшественнике домового, стали основой для написания данной статьи.
Таким образом, целью данной работы является частичный анализ образов двух доминантов славянской демонологической системы – лешего и домового, с позиции представления данных мифологических персонажей единым божеством. Основываясь на информации мифологических сказаний, поверий, заговоров, а также наблюдениях исследователей, в данной работе рассматриваются некоторые особенности мифологических образов (антропоморфность, наличие кланово-семейных связей) позволяющие охарактеризовать лешего и домового как единую «демонологическую субстанцию».
Согласно источникам, и леший, и домовой очень часто имеют антропоморфный облик. В своей работе уже упоминавшаяся Н. А. Криничная вполне обоснованно предполагает, что в основе человеческого образа домового отчасти просматривается культ предков. Ранее, Д. О. Шеппинг, исследовав самоназвание домашнего духа, пришел к выводу о том, что домовой - загробный покойник, кровными узами связанный с семьей, подлежащей его покровительству. Отождествление духа дома с предком подтверждается многочисленными поверьями и приметами славян связанными с местом жительства домового (подполье, чердак), его заботой о здоровье и хозяйстве семьи. Если согласиться с гипотезой ученых, рассматривающих домового как душу предка, то вполне объясним и его антропоморфный облик. Однако, помимо домового, нередко и лесной хозяин наделяется вполне человеческими признаками.
По данным источников, леший предстает перед людьми в образах незнакомого молодца, девушки, седого старца, соседа и даже в виде целого народа. Сказки доносят до нас описания лесных богатырей, среди которых особо выделялся Медведко - получеловек, полумедведь, рожденный от хозяина леса. Само именование лешего указывает на его «человечность».
Развивая мысль Д. О. Шеппинга об общем происхождении антропоморфных образов лешего и домового из культа предков, следует отметить глубокую архаику одного из них. Основные характеристики, особенности лесного духа, а в данном изложении духа-предка, складывались на заре человеческой истории. За тысячелетия развития мировых мифологических систем, славянской в частности, данный образ был практически поглощен образами домашних духов, однако ряд сохранившихся признаков позволяют видеть в защитнике леса фигуру духа-первопредка.
Д. Д. Фрэзер, анализируя феномен духов деревьев, ссылается на верования племен Австралии, согласно которым, жизнь в деревья вдувают души умерших. Особую ценность имеют наблюдения автором подобных обычаев в Китае, где принято было сажать деревья на могилах, и нередко эти деревья отождествлялись с душами умерших. Прямая связь леса, в частности дерева, с загробным миром налицо. В пользу подобного утверждения говорят и строки из анонимного латинского произведения, описывающие происхождение фавнов (римских леших): «Фавны появляются из червей, зарождающихся между корой и древесиной, затем падают на землю, и у них вырастают крылья, которые они впоследствии теряют, превращаясь в лесных людей». Вполне возможно, что крылья лесных людей – это атрибут душ умерших.
Обращаясь к русскому мифологическому наследию, хочется отметить наблюдения А. А. Коринфского, который еще в начале XX века отметил существование в поволжских селах заброшенных лесных кладбищ. Кроме того, по мнению исследователя, знаменитый праздник, посвященный памяти умерших – Радуница, отмечался древними славянами, в том числе, на лесных полянах. «Вождение» человека по лесу, одна из самых ярких характеристик лешего, по данным литовских староверов, напрямую связано с погребальным обрядом.
Лесные захоронения, чествование душ предков во владениях лешего, не могли не наложить отпечаток и на самого лесного хозяина. Анализ волшебной сказки позволил В. Я. Проппу провести аналогию между образами лешего и бабы-яги – мертвой хозяйки леса. Сам хозяин лесов своими действиями нередко уподобляется покойнику. Два леших из сказки «О сильном храбром непобедимом Богатыре Иване-Царевиче и о прекрасной его супружнице царь-девице» не могут найти в своем царстве обманувшего их царевича: «Однако хотя и находили на царевича, но не могли его видеть, из-за шляпы невидимки». Феномен слепота, как один из атрибутов мира мертвых, блестяще исследован в цитируемой уже работе В. Я. Проппа. Подобно лешему, мертвецы народных сказок путают человека, сбивают его с дороги, зазывают к себе в гости. Практически идентичными выглядят действия лесных владык и «оживших» покойников по отношению к хозяевам дома, охотникам, занявшим лесную избушку. Во многих случаях потусторонние гости стараются выжить жильцов, а нередко и уничтожить последних. По данным Н. А. Криничной хозяин леса отливает синеватым цветом, поскольку кровь у него синяя. Автор объясняет подобную особенность связью лешего с синим огнем. Однако не исключено, что синяя кровь лешего, его синяя одежда всего лишь один из показателей, характеризующих его как представителя потустороннего, «мертвого мира».
Таким образом, характеристика лесного духа славянской демонологии позволяет видеть в его антропоморфном облике черты, свойственные и духу дома: черты культа предков.
Еще одним общим явлением, свойственным и лешим, и домовым, следует признать наличие у данных мифологических персонажей иерархичной семейной общины.
В. Л. Кляус, систематизируя заговорные тексты восточных и южных славян, приводит материалы, указывающие на существование у леших «царя-лесовика», «царицы-лесовицы». Целые семьи лесных обитателей живут в дуплах: «Там дуб, в нем «лешаки», «лешачихи»». О деревнях леших, упоминает А. Н. Афанасьев. По данным исследователя, лешие подчиняются своим воеводам и царям. Главным среди них считается Мусаил. Еще один фольклорист начала XX века – Ю. Миролюбов называет имена целой «армии» лесных духов, помощников лешего: Кущяник, Деревяник, Листовик, Травник, Коренич, Стеблич, Кветич, Орешник, Ягодник, Грибник и т. д. Кроме приведенных данных, наличие семейных отношений в среде леших прослеживается и в русских народных сказках. Так, у Соловья-Разбойника (аналога лешего)есть дочери, живущие с мужьями.
Касаясь семейных отношений домашних духов, весьма разработанных в отечественной фольклористике, хочется остановиться лишь на выводе А. К. Байбурина: «Характерным отличием «домашней» подсистемы является ее соотнесенность не только с локусом, но и с социальным устройством коллектива, со структурой живущей в доме семьи, что проявляется как в номинации, так и в «свидетельствах» о женском соответствии этого образа (дома, домовичиха, большуха), а в ряде случаев и о наличии «семьи», организованной аналогично семье, проживающей в доме». Представленный выше материал позволяет говорить о наличии весьма развитого «семейного пантеона» и в среде лесных духов и ставит под сомнение вывод ученого о существовании различий между «домашней» и «лесной» подсистемами .
Связующим звеном дома и леса, домового и лешего, является, как не странно, именно жена домового. Эту роль часто берет на себя кикимора. Несмотря на прослеживаемую локализацию кикиморы в доме, хозяйственных постройках человека, Н. А. Криничная характеризует этот мифологический образ как неустойчивый и многозначительный. Основываясь на богатом фольклорном материале, исследователь приходит к заключению об однородности образа кикиморы и других домашних духов. Однако одна из (отмеченных ученой) версий происхождения жены домового, а так же ряд действий, направленных на избавление от нежелательной соседки, позволяют видеть в данном персонаже одну из переходных форм от лесного божества к домашнему. Согласно материалам, исследуемым Н. А. Криничной, кикимора могла быть искусственно создана колдуном (плотником) из сучка, отломанного от дерева с корнем, плывущего по воде, а затем незаметно воткнутого за печку дома.Одним из обязательных условий избавления от «домовихи», являлась магическая процедура, связанная с дровами: « …Подвезите дровни вплоть к сеням, расстелите на дровнях шубу шерстью вверх… После этого связите дровни в лес и оставьте там и дровни, и шубу. Увидите, что с этой поры вашего врага и в помине больше не будет». В обоих приведенных случаях образ кикиморы (ее происхождение и исчезновение, смерть-?) напрямую связано с деревьями (шире – лесом) и следовательно, с хозяином лесных угодий – лешим. Высказанное предположение подтверждается наблюдениями Д. Д. Фрэзера, согласно которым, в некоторых мифологических системах после рубки леса лесной дух продолжает свою жизнь в постройках человека. Сюда же следует отнести и материалы ученого, рассказывающие о европейских Майских деревьев, зеленых хижинах, выставляемых некогда посреди деревень для увеличения приплода скота. Одним из примеров перехода лешего в освоенное человеком пространство можно считать эпизод из сказки про Илью Муромца, в котором противник богатыря Соловей-Разбойник (леший) еще соотносится с лесом (его гнездо располагается на 12 дубах), а его семья уже переносится в «очеловеченное» пространство, город Муром.
Таким образом, анализ двух признаков (антропоморфность, наличие семейных связей) характерных для демонологических образов лешего и домового, позволяет выдвинуть предположение не только о параллелизме данных персонажей, но и об их возможной однородности.
