Персонаж
русских сказок – Морозко, дореволюционный
«рождественский дед», стал ныне Дедом
Морозом - главным героем русского
Новогоднего праздника. И еще ему все чаще
приходится соперничать с набирающим
популярность Санта-Клаусом.
Не смотря на некоторую схожесть – седую бороду, шубу и дарение подарков, Дед Мороз со Снегурочкой и Санта-Клаус со своими помощниками гномиками – совершенно разные образы. Санта Клаус – переиначенное на английский лад голландское имя святого Клааса, Николая, архиепископа Мирликийского, который жил в 4 веке н.э. в Малой Азии (теперь территория Турции), в городе Мир провинции Ликии.
Морозко же совершенно иной персонаж, более древний. В русском фольклоре он - богатырь и кузнец, который сковывает воду «железными» морозами. Мороз не враждебен людям, он чаще помогает и одаривает богатыми подарками. А у людей, словно бы в благодарность, существовал обычай «кормления» Мороза. Следует сказать, что эта традиция напоминала праздник поминовения «дедов» – предков. Накануне Рождества старший в семье должен был выйти на порог и предложить Морозу ложку киселя или кутьи со словами: «Мороз, Мороз! приходи кисель есть! Мороз, Мороз, не бей наш овёс!». Затем следовало перечислить и другие растения, которые он не должен был побить.
В сказках Мороз то добрый, то злой. Вернее, он добрый только по отношению к хорошим и работящим людям, а со злыми и ленивыми он жесток. И дело тут не в его справедливости, причина в ином. Это соединение в одном образе двух разных персонажей. В русской мифологии наряду с Дедом Морозом – добродушным великаном, существовал и другой, злой Мороз - старичок низенького роста, с длинной седой бородой, бегающий по полям и стуком вызывающий трескучие морозы. От его злобы трескались стволы деревьев, а от удара по углу избы рушились бревна.
Очень хорошо эта разница между двумя Морозами объяснена в сказке Евгения Шварца «Два брата»: «…Мальчик оглянулся.
Позади стоял высокий старик в шубе, шапке и валенках из чистого снега. Борода и усы старика были ледяные и позванивали тихонько, когда он говорил. Старик смотрел на мальчика не мигая. Не доброе и не злое лицо его было до того спокойно, что у мальчика сжалось сердце.
А старик, помолчав, повторил отчётливо, гладко, как будто он читал по книжке или диктовал: « Я. Распорядился. Чтобы холод. Не причинил. Тебе. До поры до времени. Ни малейшего вреда. Ты знаешь, кто я?» - « Вы как будто Дедушка Мороз?» - спросил мальчик». - « Отнюдь нет! — ответил старик холодно. — Дедушка Мороз - мой сын. Я проклял его, - этот здоровяк слишком добродушен. Я - Прадедушка Мороз, а это совсем другое дело, мой юный друг. Следуй за мной». И старик пошёл вперёд, неслышно ступая по льду своими мягкими белоснежными валенками. Вскоре они остановились у высокого крутого холма. Прадедушка Мороз порылся в снегу, из которого была сделана его шуба, и вытащил огромный ледяной ключ. Щёлкнул замок, и тяжёлые ледяные ворота открылись в холме…И они вошли в холм, и ворота со звоном захлопнулись, и оказались в огромном, пустом, ледяном зале. Сквозь открытые настежь высокие двери виден был следующий зал, а за ним ещё и ещё. Казалось, что нет конца этим просторным, пустынным комнатам. На стенах светились круглые ледяные фонари».
В народе Мороза называли Калинником, то есть тем, кто «калит» воду – превращает ее в твердый лёд. Отсюда же слова «закаливание», привыкание к холоду. Сейчас немногих «закаливающихся» людей называют моржами, а в старину все после жаркой бани купались в проруби или валялись в снегу. Если верить сообщению «Повести временных лет», этот русский обычай весьма удивил апостола Андрея Первозванного, побывавшего в новгородских землях: « И пришел к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей — каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им». Пребывание между жаром и стужей дает железное здоровье так же, как закаливается в воде откованный, раскаленный меч.
Возможно, что от слова «калить» происходит и название Калинова моста, места боя богатыря с огнедышащим змеем. И дело тут, пожалуй, не только в столкновении хлада и жара, Тьмы и Света, потустороннего и живого. В уже цитированной нами книге «Полярные сияния в мифологии славян» Л.М.Алексеева приходит к выводу, что злой дед Мороз – Карачун, а затем и Кощей Бессмертный - это образ полярной стужи, надвигающегося великого оледенения, которое изгнало наших предков с их исконной полярной (или приполярной) земли. Тот древний холод не знал пощады – убивал, а не закалял. И на смену ему не приходило вешнее тепло. Совсем иное дело – зимы в лесах, куда прибыли наши предки. Здесь холод был добрым, бодрящим…как добрый Морозко.
Вот где следует искать истоки возникновения двух Мороз – Старшего, злого, и Младшего, доброго, того самого Деда Мороза, который приходит на елку к нашим детям и дарит им подарки.
В соответствии со всем рассказанным мы поведаем сначала сказку о Морозе, который с одной девушкой добрый, а с другой злой, а затем вторую сказку, о двух Морозах, старшем и младшем.
Жили-были старик со старухой, была у них дочка Аленушка. Хорошо они жили, дружно. Да вот пришла беда — умерла старуха мать. Остались Аленушка с отцом вдвоем. Взял старик в жены другую женщину, тоже с дочкой. Новая жена попалась ему нехорошая, сварливая, крикливая! И дочка у нее ленивица: целыми днями в перине лежала да семечки щелкала. А мачеха над своей падчерицей уж до того измывалась, до того измывалась: и то ей не так, и это не так, а потом наконец и говорит старику: « Отвези свою дочь в лес, пусть она там замерзнет».
Повез старик свою дочь в лес и оставил ее в нетопленой избе. Ночью мороз такой начался! Как ударит — в избе углы затрещали. Аленушка говорит: « Мороз, мороз, не лютуй, я гола, боса, без пояса - замерзну». А Мороз еще раз как ударит, еще крепче. Аленушка опять: « Мороз, мороз, не морозь меня! Я - гола, боса, без пояса». Третий раз мороз уж так ударил, что Аленушка аж зубами защелкала от холода. Она опять: «Мороз, мороз, не стукай, я гола, боса, без пояса».
Вошел дед Мороз в избу и говорит: « Ну, умница,ну разумница! Уж как я тебя пытался заморозить, а ты на меня не закричала, все мне добром говорила». И надарил мороз Аленушке всякого разного добра: и шкуры-то и шубы собольи, и сапожки новые, и платки пуховые, и перины. И чего-чего только он ей не надарил, всякого разного добра.
Утром старуха и говорит старику: «Съезди в избу, вывези свою дочь да похорони».
Старик запряг лошадь и поехал, а старуха стала блины печь. А собака лежит под лавкой и говорит: « Тяф, тяф, старикову дочь в злате-серебре везут, а старухину дочь женихи не берут!»
Старуха бросила ей блин и говорит: « Возьми съешь да скажи: стариковой дочери косточки везут, старухину дочь женихи возьмут».
А собака опять: « Тяф, тяф, старикову дочь в злате-серебре везут, а старухину дочь женихи не берут!»
Приехал старик домой; как выбежала на улицу старуха, еще больше рассердилась. Тут уж она старику никакого поживу не дает. «Запрягай, - говорит, - обратно лошадь, вези мою дочь!»
Запряг старик лошадь, повез дочь. Привез ее в избу. Ночью как опять мороз ударил, а девка давай ругаться. Уж она мороз ругала-ругала, а он только крепче становился. Она пуще прежнего на него ругается. Уж так она ругала! Как третий раз мороз ударил, так старухина дочь и замерзла. Утром старуха старика еще раньше разбудила: «Поезжай в лес, вывези мою дочку да возьми запряги хороших лошадей, моя дочь добра больше навезет».
Поехал старик за дочкой старухиной, а старуха блины начала печь. А собака под лавкой: «Тяф, тяф, старухиной дочери косточки везут, везут, а старикову дочь женихи возьмут».
Старуха бросила ей блин и говорит: «Съешь блин и скажи: старухину дочь в злате-серебре везут».
А собака свое: « Тяф, тяф, старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери косточки везут».
Привез старик, выбежала старуха встречать и видит: привез старик одну мерзлую дочь, вся заморожена, вся побелела, даже вся инеем покрылась.
Рассердилась старуха, разозлилась, так разозлилась, что от злости умерла!
А старикова дочка за красивого парня замуж вышла.
Теперь черед следующей сказки, которая называется - Два мороза.
Гуляли по чистому полю два Мороза, два родных брата, с ноги на ногу поскакивали, рукой об руку поколачивали.
Говорит один Мороз другому: «Братец Мороз Багровый нос! Как бы нам позабавиться, людей поморозить?»
Отвечает ему другой: «Братец Мороз Синий нос! Коль людей морозить, то не по чистому нам полю гулять. Поле всё снегом занесло, все проезжие дороги замело: никто не пройдёт, не проедет. Побежим-ка лучше к чистому бору! Там хоть и меньше простору, да зато забавы будет больше. Всё нет-нет, да кто-нибудь и встретится по дороге».
Сказано-сделано. Побежали два Мороза, два родных брата в чистый бор. Бегут, дорогой тешатся: с ноги на ногу попрыгивают, по елкам, по сосенкам пощелкивают. Старый ельник трещит, молодняк поскрипывает. По рыхлому ль снегу пробегут - кора ледяная; былинка ль из-под снега выглядывает - дунут, словно бисером её всю унижут.
Послышали они с одной стороны колокольчик, а с другой бубенчик: с колокольчиком барин едет, с бубенчиком — мужичок. Стали Морозы судить да рядить, кому за кем бежать, кому кого морозить.
Мороз — Синий нос, который был помоложе, говорит: « Мне бы лучше за мужичком погнаться. Его скорей дойму: полушубок старый, заплатанный, шапка вся в дырах, на ногах, кроме лаптишек, — ничего. Он же, никак, дрова рубить едет... А уж ты, братец, как посильнее меня, за барином беги. Видишь, на нём шуба медвежья, шапка лисья, сапоги волчьи. Где уж мне с ним! Не совладаю».
Мороз — Багровый нос только подсмеивается. «Молод ещё ты, - говорит, - братец! Ну, да уж быть по-твоему. Беги за мужичком, а я побегу за барином. Как сойдёмся под вечер, узнаем, кому была легка работа, кому тяжела. Прощай покамест!» - « Прощай, братец!»
Свистнули, щёлкнули, побежали.
Только солнышко закатилось, сошлись они опять на чистом поле. Спрашивают друг друга - как да что?
«То-то, я думаю, намаялся ты, братец, с барином-то, — говорит младший брат Синий нос, — а толку, глядишь, не вышло никакого. Где его было пронять!»
Старший брат Багровый нос посмеивается в ответ. «Эх, — говорит, молод ты и прост! Я его так уважил, что он час будет греться — не отогреется». – «А как же шуба-то, да шапка-то, да сапоги-то?» - «Не помогли. Забрался я к нему и в шубу, и в шапку, и в сапоги, да как зачал знобить! Он-то ёжится, он-то жмётся да кутается; думает: дай-ка я ни одним суставом не шевельнусь, авось меня тут мороз не одолеет. Ан не тут-то было! Мне-то это и с руки. Как принялся я за него — чуть живого в городе из повозки выпустил! Ну, а ты что со своим мужичком сделал?»
Синий нос вздохнул тяжело. « Эх, братец, - отвечает, - плохую ты со мной шутку сшутил, что вовремя не образумил. Думал — заморожу мужика, а вышло, что он же обломал мне бока». – « Как так?» - «Да вот как. Ехал он, сам ты видел, дрова рубить. Дорогой начал было я его пронимать, только он всё не робеет — ещё ругается: такой, говорит, сякой этот мороз. Совсем даже обидно стало; принялся я его ещё пуще щипать да колоть. Только ненадолго была мне эта забава. Приехал он на место, вылез из саней, принялся за топор. Я-то думаю: тут мне сломить его. Забрался к нему под полушубок, давай его язвить. А он-то топором машет, только щепки кругом летят. Стал даже пот его прошибать. Вижу: плохо — не усидеть мне под полушубком. Под конец даже пар от него повалил. Я прочь поскорее. Думаю: как быть? А мужик всё работает да работает. Чем бы зябнуть, а ему жарко стало. Гляжу: скидает с себя полушубок. Обрадовался я. «Погоди же, — говорю, — вот я тебе покажу себя!» Полушубок весь мокрёхонек. Я в него забрался, заморозил так, что он стал лубок-лубком. Надевай-ка теперь, попробуй! Как покончил мужик своё дело да подошёл к полушубку, у меня и сердце взыграло: то-то потешусь! Посмотрел мужик и принялся меня ругать — все слова перебрал, что нет их хуже. «Ругайся, - думаю я себе, - ругайся! А меня всё не выживешь!» Так он бранью не удовольствовался — выбрал полено подлиннее да посучковатее, да как примется по полушубку бить! По полушубку бьёт, а меня всё ругает. Мне бы бежать поскорее, да уж больно я в шерсти-то завяз — выбраться не могу. А он-то колотит, он-то колотит! Насилу я ушёл. Думал, костей не соберу. До сих пор бока ноют. Закаялся я мужиков морозить». - «То-то!»
(Комментарии к сказкам)
Бор – «красный» или хвойный лес; строевой сосновый или еловый лес по сухой почве, по возвышенности, а так же хвойник с ягодными кустами и грибами. О нем сложено много пословиц: «чужая душа - дремучий бор», «баба по бору ходила, трое лаптей износила» - то есть очень долго ходила, или – «сыр-бор разгорелся», то есть, началось какое-то дело или ссора.
Ельник - еловый лес. О ели есть много пословиц: «как хлеба край, так и под елью рай, а хлеба ни куска, так и в тереме тоска», «не расти яблочку на елке», «за море, по еловы шишки» (то есть, отправляться вдаль за ерундой), «ельник, березник чем не дрова, хрен да капуста чем не еда?»
Колокольчик – звонок в форме маленького колокола. Большие церковные колокола – их называли Божьим гласом, отливались из меди и часто имели собственные имена: Буревой, Бурлила, Гуд или Лебедь. Маленькие колокольчики устанавливались под дугой, которая была над запряженными лошадьми, тащившими за собой барскую карету или крестьянский воз (зимой – сани). Колокольчики были так же на дверях или на шее домашних животных – коров и коз. Самыми красивыми по звучанию были валдайские колокольчики, которые обычно имели надпись, например: «купи, не скупися, езди, веселися!» или «купи, денег не жалей, со мной ездить веселей!». Бубенчик – разновидность колокольчика, но попроще и подешле.
Полушубок - короткая, до колен, шуба из меха овцы - овчины. Были полушубки крытые – с матерчатым верхом и нагольные – без такого покрытия, дубленки.
Лапти (от слова «лапа» - стопа ноги)- в старое время: крестьянская обувь, сплетённая из лыка, охватывающая только стопу. Даль дает такое пояснение «короткая плетеная обувь на ножную лапу, по щиколотки». Лапти плели из самых разных материалов: лыка, мочала, коры ивы, вяза или березы, а так же из тонких корней, старых веревок, конских грив и хвостов, из соломы. Лапти обували на портяные и шерстяные подвертки и подвязывали сборами в переплет накрест до колена. Не подвязанные лапти носили дома как тапки и называли их по-разному: капцы, бахилки, чуйки, постолики, ступни, шептуны или топыги. О лаптях сложено множество поговорок: « Не учась и лаптя не сплетешь», «сапог с сапогом, лапоть с лаптем», «на него черт лапти три года плел, не мог угодить», «правда в лаптях, а кривда, хоть и в кривых, да в сапогах».
Робеть - испытывать робость, пугаться, стесняться. Робкий человек – не-
смелый, боязливый, опасливый, трус. Робость - ощущение страха, боязни. О чем пословицы: «что проку робеть: року не минуешь, а только надрожишься», «приробели воробьи от ястреба», «летит гусь на святую Русь:Русь, не трусь, это вор-воробей, вора бей, бей, не робей!»
Язвить (от «язва» - болезнь или - зло, порча, соблазн, искаженье, вред) - причинять боль, неприятность кому-нибудь или оскорблять. Говорят: « Кто правого винит, тот сам себя язвит».
Зябнуть - испытывать чувство холода, страдать от холода. В словаре Даля поясняется так же: «терпеть от стужи, чувствовать недостаток тепла, мерзнуть; замерзать, вымерзать; озябать, прозябать». Мерзнуть может не только человек, но и животное, птица, растение, даже время года: зяблый лук, зяблое дерево, зяблое лето.
Пословица к слову: « К зяблому лицу, да снег подсыпать».
Лубок – внутренняя кора дерева. Вообще что-либо залубенелое, заскорузлое – задубевшее, затвердевшее. Поэтому лубенить означает - делать лубоватым, твердым. Например: «пашня лубянеет в засуху», « река лубянеет, мерзнет», «руки лубянеют, костенеют, стынут».
Автор: Виктор Калашников
Не смотря на некоторую схожесть – седую бороду, шубу и дарение подарков, Дед Мороз со Снегурочкой и Санта-Клаус со своими помощниками гномиками – совершенно разные образы. Санта Клаус – переиначенное на английский лад голландское имя святого Клааса, Николая, архиепископа Мирликийского, который жил в 4 веке н.э. в Малой Азии (теперь территория Турции), в городе Мир провинции Ликии.
Морозко же совершенно иной персонаж, более древний. В русском фольклоре он - богатырь и кузнец, который сковывает воду «железными» морозами. Мороз не враждебен людям, он чаще помогает и одаривает богатыми подарками. А у людей, словно бы в благодарность, существовал обычай «кормления» Мороза. Следует сказать, что эта традиция напоминала праздник поминовения «дедов» – предков. Накануне Рождества старший в семье должен был выйти на порог и предложить Морозу ложку киселя или кутьи со словами: «Мороз, Мороз! приходи кисель есть! Мороз, Мороз, не бей наш овёс!». Затем следовало перечислить и другие растения, которые он не должен был побить.
В сказках Мороз то добрый, то злой. Вернее, он добрый только по отношению к хорошим и работящим людям, а со злыми и ленивыми он жесток. И дело тут не в его справедливости, причина в ином. Это соединение в одном образе двух разных персонажей. В русской мифологии наряду с Дедом Морозом – добродушным великаном, существовал и другой, злой Мороз - старичок низенького роста, с длинной седой бородой, бегающий по полям и стуком вызывающий трескучие морозы. От его злобы трескались стволы деревьев, а от удара по углу избы рушились бревна.
Очень хорошо эта разница между двумя Морозами объяснена в сказке Евгения Шварца «Два брата»: «…Мальчик оглянулся.
Позади стоял высокий старик в шубе, шапке и валенках из чистого снега. Борода и усы старика были ледяные и позванивали тихонько, когда он говорил. Старик смотрел на мальчика не мигая. Не доброе и не злое лицо его было до того спокойно, что у мальчика сжалось сердце.
А старик, помолчав, повторил отчётливо, гладко, как будто он читал по книжке или диктовал: « Я. Распорядился. Чтобы холод. Не причинил. Тебе. До поры до времени. Ни малейшего вреда. Ты знаешь, кто я?» - « Вы как будто Дедушка Мороз?» - спросил мальчик». - « Отнюдь нет! — ответил старик холодно. — Дедушка Мороз - мой сын. Я проклял его, - этот здоровяк слишком добродушен. Я - Прадедушка Мороз, а это совсем другое дело, мой юный друг. Следуй за мной». И старик пошёл вперёд, неслышно ступая по льду своими мягкими белоснежными валенками. Вскоре они остановились у высокого крутого холма. Прадедушка Мороз порылся в снегу, из которого была сделана его шуба, и вытащил огромный ледяной ключ. Щёлкнул замок, и тяжёлые ледяные ворота открылись в холме…И они вошли в холм, и ворота со звоном захлопнулись, и оказались в огромном, пустом, ледяном зале. Сквозь открытые настежь высокие двери виден был следующий зал, а за ним ещё и ещё. Казалось, что нет конца этим просторным, пустынным комнатам. На стенах светились круглые ледяные фонари».
В народе Мороза называли Калинником, то есть тем, кто «калит» воду – превращает ее в твердый лёд. Отсюда же слова «закаливание», привыкание к холоду. Сейчас немногих «закаливающихся» людей называют моржами, а в старину все после жаркой бани купались в проруби или валялись в снегу. Если верить сообщению «Повести временных лет», этот русский обычай весьма удивил апостола Андрея Первозванного, побывавшего в новгородских землях: « И пришел к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей — каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им». Пребывание между жаром и стужей дает железное здоровье так же, как закаливается в воде откованный, раскаленный меч.
Возможно, что от слова «калить» происходит и название Калинова моста, места боя богатыря с огнедышащим змеем. И дело тут, пожалуй, не только в столкновении хлада и жара, Тьмы и Света, потустороннего и живого. В уже цитированной нами книге «Полярные сияния в мифологии славян» Л.М.Алексеева приходит к выводу, что злой дед Мороз – Карачун, а затем и Кощей Бессмертный - это образ полярной стужи, надвигающегося великого оледенения, которое изгнало наших предков с их исконной полярной (или приполярной) земли. Тот древний холод не знал пощады – убивал, а не закалял. И на смену ему не приходило вешнее тепло. Совсем иное дело – зимы в лесах, куда прибыли наши предки. Здесь холод был добрым, бодрящим…как добрый Морозко.
Вот где следует искать истоки возникновения двух Мороз – Старшего, злого, и Младшего, доброго, того самого Деда Мороза, который приходит на елку к нашим детям и дарит им подарки.
В соответствии со всем рассказанным мы поведаем сначала сказку о Морозе, который с одной девушкой добрый, а с другой злой, а затем вторую сказку, о двух Морозах, старшем и младшем.
Жили-были старик со старухой, была у них дочка Аленушка. Хорошо они жили, дружно. Да вот пришла беда — умерла старуха мать. Остались Аленушка с отцом вдвоем. Взял старик в жены другую женщину, тоже с дочкой. Новая жена попалась ему нехорошая, сварливая, крикливая! И дочка у нее ленивица: целыми днями в перине лежала да семечки щелкала. А мачеха над своей падчерицей уж до того измывалась, до того измывалась: и то ей не так, и это не так, а потом наконец и говорит старику: « Отвези свою дочь в лес, пусть она там замерзнет».
Повез старик свою дочь в лес и оставил ее в нетопленой избе. Ночью мороз такой начался! Как ударит — в избе углы затрещали. Аленушка говорит: « Мороз, мороз, не лютуй, я гола, боса, без пояса - замерзну». А Мороз еще раз как ударит, еще крепче. Аленушка опять: « Мороз, мороз, не морозь меня! Я - гола, боса, без пояса». Третий раз мороз уж так ударил, что Аленушка аж зубами защелкала от холода. Она опять: «Мороз, мороз, не стукай, я гола, боса, без пояса».
Вошел дед Мороз в избу и говорит: « Ну, умница,ну разумница! Уж как я тебя пытался заморозить, а ты на меня не закричала, все мне добром говорила». И надарил мороз Аленушке всякого разного добра: и шкуры-то и шубы собольи, и сапожки новые, и платки пуховые, и перины. И чего-чего только он ей не надарил, всякого разного добра.
Утром старуха и говорит старику: «Съезди в избу, вывези свою дочь да похорони».
Старик запряг лошадь и поехал, а старуха стала блины печь. А собака лежит под лавкой и говорит: « Тяф, тяф, старикову дочь в злате-серебре везут, а старухину дочь женихи не берут!»
Старуха бросила ей блин и говорит: « Возьми съешь да скажи: стариковой дочери косточки везут, старухину дочь женихи возьмут».
А собака опять: « Тяф, тяф, старикову дочь в злате-серебре везут, а старухину дочь женихи не берут!»
Приехал старик домой; как выбежала на улицу старуха, еще больше рассердилась. Тут уж она старику никакого поживу не дает. «Запрягай, - говорит, - обратно лошадь, вези мою дочь!»
Запряг старик лошадь, повез дочь. Привез ее в избу. Ночью как опять мороз ударил, а девка давай ругаться. Уж она мороз ругала-ругала, а он только крепче становился. Она пуще прежнего на него ругается. Уж так она ругала! Как третий раз мороз ударил, так старухина дочь и замерзла. Утром старуха старика еще раньше разбудила: «Поезжай в лес, вывези мою дочку да возьми запряги хороших лошадей, моя дочь добра больше навезет».
Поехал старик за дочкой старухиной, а старуха блины начала печь. А собака под лавкой: «Тяф, тяф, старухиной дочери косточки везут, везут, а старикову дочь женихи возьмут».
Старуха бросила ей блин и говорит: «Съешь блин и скажи: старухину дочь в злате-серебре везут».
А собака свое: « Тяф, тяф, старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери косточки везут».
Привез старик, выбежала старуха встречать и видит: привез старик одну мерзлую дочь, вся заморожена, вся побелела, даже вся инеем покрылась.
Рассердилась старуха, разозлилась, так разозлилась, что от злости умерла!
А старикова дочка за красивого парня замуж вышла.
Теперь черед следующей сказки, которая называется - Два мороза.
Гуляли по чистому полю два Мороза, два родных брата, с ноги на ногу поскакивали, рукой об руку поколачивали.
Говорит один Мороз другому: «Братец Мороз Багровый нос! Как бы нам позабавиться, людей поморозить?»
Отвечает ему другой: «Братец Мороз Синий нос! Коль людей морозить, то не по чистому нам полю гулять. Поле всё снегом занесло, все проезжие дороги замело: никто не пройдёт, не проедет. Побежим-ка лучше к чистому бору! Там хоть и меньше простору, да зато забавы будет больше. Всё нет-нет, да кто-нибудь и встретится по дороге».
Сказано-сделано. Побежали два Мороза, два родных брата в чистый бор. Бегут, дорогой тешатся: с ноги на ногу попрыгивают, по елкам, по сосенкам пощелкивают. Старый ельник трещит, молодняк поскрипывает. По рыхлому ль снегу пробегут - кора ледяная; былинка ль из-под снега выглядывает - дунут, словно бисером её всю унижут.
Послышали они с одной стороны колокольчик, а с другой бубенчик: с колокольчиком барин едет, с бубенчиком — мужичок. Стали Морозы судить да рядить, кому за кем бежать, кому кого морозить.
Мороз — Синий нос, который был помоложе, говорит: « Мне бы лучше за мужичком погнаться. Его скорей дойму: полушубок старый, заплатанный, шапка вся в дырах, на ногах, кроме лаптишек, — ничего. Он же, никак, дрова рубить едет... А уж ты, братец, как посильнее меня, за барином беги. Видишь, на нём шуба медвежья, шапка лисья, сапоги волчьи. Где уж мне с ним! Не совладаю».
Мороз — Багровый нос только подсмеивается. «Молод ещё ты, - говорит, - братец! Ну, да уж быть по-твоему. Беги за мужичком, а я побегу за барином. Как сойдёмся под вечер, узнаем, кому была легка работа, кому тяжела. Прощай покамест!» - « Прощай, братец!»
Свистнули, щёлкнули, побежали.
Только солнышко закатилось, сошлись они опять на чистом поле. Спрашивают друг друга - как да что?
«То-то, я думаю, намаялся ты, братец, с барином-то, — говорит младший брат Синий нос, — а толку, глядишь, не вышло никакого. Где его было пронять!»
Старший брат Багровый нос посмеивается в ответ. «Эх, — говорит, молод ты и прост! Я его так уважил, что он час будет греться — не отогреется». – «А как же шуба-то, да шапка-то, да сапоги-то?» - «Не помогли. Забрался я к нему и в шубу, и в шапку, и в сапоги, да как зачал знобить! Он-то ёжится, он-то жмётся да кутается; думает: дай-ка я ни одним суставом не шевельнусь, авось меня тут мороз не одолеет. Ан не тут-то было! Мне-то это и с руки. Как принялся я за него — чуть живого в городе из повозки выпустил! Ну, а ты что со своим мужичком сделал?»
Синий нос вздохнул тяжело. « Эх, братец, - отвечает, - плохую ты со мной шутку сшутил, что вовремя не образумил. Думал — заморожу мужика, а вышло, что он же обломал мне бока». – « Как так?» - «Да вот как. Ехал он, сам ты видел, дрова рубить. Дорогой начал было я его пронимать, только он всё не робеет — ещё ругается: такой, говорит, сякой этот мороз. Совсем даже обидно стало; принялся я его ещё пуще щипать да колоть. Только ненадолго была мне эта забава. Приехал он на место, вылез из саней, принялся за топор. Я-то думаю: тут мне сломить его. Забрался к нему под полушубок, давай его язвить. А он-то топором машет, только щепки кругом летят. Стал даже пот его прошибать. Вижу: плохо — не усидеть мне под полушубком. Под конец даже пар от него повалил. Я прочь поскорее. Думаю: как быть? А мужик всё работает да работает. Чем бы зябнуть, а ему жарко стало. Гляжу: скидает с себя полушубок. Обрадовался я. «Погоди же, — говорю, — вот я тебе покажу себя!» Полушубок весь мокрёхонек. Я в него забрался, заморозил так, что он стал лубок-лубком. Надевай-ка теперь, попробуй! Как покончил мужик своё дело да подошёл к полушубку, у меня и сердце взыграло: то-то потешусь! Посмотрел мужик и принялся меня ругать — все слова перебрал, что нет их хуже. «Ругайся, - думаю я себе, - ругайся! А меня всё не выживешь!» Так он бранью не удовольствовался — выбрал полено подлиннее да посучковатее, да как примется по полушубку бить! По полушубку бьёт, а меня всё ругает. Мне бы бежать поскорее, да уж больно я в шерсти-то завяз — выбраться не могу. А он-то колотит, он-то колотит! Насилу я ушёл. Думал, костей не соберу. До сих пор бока ноют. Закаялся я мужиков морозить». - «То-то!»
(Комментарии к сказкам)
Бор – «красный» или хвойный лес; строевой сосновый или еловый лес по сухой почве, по возвышенности, а так же хвойник с ягодными кустами и грибами. О нем сложено много пословиц: «чужая душа - дремучий бор», «баба по бору ходила, трое лаптей износила» - то есть очень долго ходила, или – «сыр-бор разгорелся», то есть, началось какое-то дело или ссора.
Ельник - еловый лес. О ели есть много пословиц: «как хлеба край, так и под елью рай, а хлеба ни куска, так и в тереме тоска», «не расти яблочку на елке», «за море, по еловы шишки» (то есть, отправляться вдаль за ерундой), «ельник, березник чем не дрова, хрен да капуста чем не еда?»
Колокольчик – звонок в форме маленького колокола. Большие церковные колокола – их называли Божьим гласом, отливались из меди и часто имели собственные имена: Буревой, Бурлила, Гуд или Лебедь. Маленькие колокольчики устанавливались под дугой, которая была над запряженными лошадьми, тащившими за собой барскую карету или крестьянский воз (зимой – сани). Колокольчики были так же на дверях или на шее домашних животных – коров и коз. Самыми красивыми по звучанию были валдайские колокольчики, которые обычно имели надпись, например: «купи, не скупися, езди, веселися!» или «купи, денег не жалей, со мной ездить веселей!». Бубенчик – разновидность колокольчика, но попроще и подешле.
Полушубок - короткая, до колен, шуба из меха овцы - овчины. Были полушубки крытые – с матерчатым верхом и нагольные – без такого покрытия, дубленки.
Лапти (от слова «лапа» - стопа ноги)- в старое время: крестьянская обувь, сплетённая из лыка, охватывающая только стопу. Даль дает такое пояснение «короткая плетеная обувь на ножную лапу, по щиколотки». Лапти плели из самых разных материалов: лыка, мочала, коры ивы, вяза или березы, а так же из тонких корней, старых веревок, конских грив и хвостов, из соломы. Лапти обували на портяные и шерстяные подвертки и подвязывали сборами в переплет накрест до колена. Не подвязанные лапти носили дома как тапки и называли их по-разному: капцы, бахилки, чуйки, постолики, ступни, шептуны или топыги. О лаптях сложено множество поговорок: « Не учась и лаптя не сплетешь», «сапог с сапогом, лапоть с лаптем», «на него черт лапти три года плел, не мог угодить», «правда в лаптях, а кривда, хоть и в кривых, да в сапогах».
Робеть - испытывать робость, пугаться, стесняться. Робкий человек – не-
смелый, боязливый, опасливый, трус. Робость - ощущение страха, боязни. О чем пословицы: «что проку робеть: року не минуешь, а только надрожишься», «приробели воробьи от ястреба», «летит гусь на святую Русь:Русь, не трусь, это вор-воробей, вора бей, бей, не робей!»
Язвить (от «язва» - болезнь или - зло, порча, соблазн, искаженье, вред) - причинять боль, неприятность кому-нибудь или оскорблять. Говорят: « Кто правого винит, тот сам себя язвит».
Зябнуть - испытывать чувство холода, страдать от холода. В словаре Даля поясняется так же: «терпеть от стужи, чувствовать недостаток тепла, мерзнуть; замерзать, вымерзать; озябать, прозябать». Мерзнуть может не только человек, но и животное, птица, растение, даже время года: зяблый лук, зяблое дерево, зяблое лето.
Пословица к слову: « К зяблому лицу, да снег подсыпать».
Лубок – внутренняя кора дерева. Вообще что-либо залубенелое, заскорузлое – задубевшее, затвердевшее. Поэтому лубенить означает - делать лубоватым, твердым. Например: «пашня лубянеет в засуху», « река лубянеет, мерзнет», «руки лубянеют, костенеют, стынут».
Автор: Виктор Калашников
