ОНЛАЙН ВИДЕО КАНАЛ С АСТРАЛЬНЫМ ПАЛОМНИКОМ
 
Задать вопрос можно в мини-чате, а так же в аське и скайпе
Есть вопрос? - найди ответ!  Посмотрите видео-FAQ - там более 700 ответов. ПЕРЕЙТИ
Ответы на вопросы в видео ежедневно c 18.00 (кроме Пт, Сб, Вс)
Посмотреть архив онлайн конференций 
 
  регистрация не обязательна, приглашайте друзей - люблю интересные вопросы
(плеер и звук можно выключить на экране трансляции, если они мешают)

 

 

       

 

Буду признателен, если поделитесь информацией в социальных сетях

Я доступен по любым средствам связи , включая видео
 
аська - 612194455
скайп - juragrek
mail - juragrek@narod.ru
Мобильные телефоны
+79022434302 (Смартс)
+79644902433 (Билайн)
(МТС)
+79158475148
+79806853504
+79106912606
+79106918997

 
скачать бесплатно книгу, современная теория сновидений
ОСНОВНЫЕ РУБРИКИ САЙТА
МЕНЮ  САЙТА

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

ВХОД

В ПОРТАЛ

 

Библиотека 12000 книг

Аномальное   

Здоровье

Рейки  

Астрал  

Йога

Религия  

Астрология

Магия

Русь  

Аюрведа  

Масоны

Секс

Бизнес 

НЛП

Сознание

Боевое  

Он и она

Таро  

Вегетарианство  

Ошо

Успех

Восток  

Парапсихология

Философия

Гипноз  

Психология  

Эзотерика  

ДЭИР

Развитие

900 рецептов бизнеса

 

 

Видеоматериалы автора сайта

Практика астрального выхода. Вводная лекция

Боги, эгрегоры и жизнь после

 жизни. Фрагменты видеокурса

О страхах и опасениях, связанных с выходом в астрал
 

Видеокурс астральной практики. Практический пошаговый курс обучения

 

Интервью Астрального паломника
 

Запись телепередачи. Будущее. Перемещение во времени

Призраки в Иваново. Телепередача

 

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

 

 

Код доступа 2461537

 

СОВРЕМЕННАЯ ТЕОРИЯ СНОВИДЕНИЙ

В книге «Современная теория сновидений» сведены вме­сте некоторые из самых важных статей по этому вопросу за последние двадцать пять лет. Представленные работы при­надлежат перу ученых широкого спектра аналитических школ Европы и Америки. Все они вдохновлены Фрейдом, но вносят новые измерения в понимание значения снови­дения в клинической практике. Различные авторы видят сновидение по-разному: как свидетельство развития психо­анализа, как разновидность переживаний человека, как спо­соб адаптации, как индикатор конкретной формы психи­ческого расстройства, как осуществляемое им искажение значения.

«Современная теория сновидений» не только ознакомит читателя с современным состоянием этого вопроса, но и будет способствовать возрождению внимания к психичес­кому процессу, который Фрейд считал краеугольным кам­нем психоанализа


скачать

 

Выдержки из произведения

 

СОВРЕМЕННАЯ ТЕОРИЯ СНОВИДЕНИЙ.. 118

ПРЕДИСЛОВИЕ. 123

Исторические предпосылки. 129

О составе книги. 206

Заключение. 251

Список литературы.. 268

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СНОВИДЕНИЕ И ПСИХОАНАЛИЗ: ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС.. 341

1. ПСИХОЛОГИЯ СНОВИДЕНИЙ И РАЗВИТИЕ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО МЕТОДА.. 343

Самоанализ Фрейда и открытие психоаналитического метода. 345

Гипноз, психология сновидений и психоанализ. 366

Бодрствование, сон и психоаналитическая практика. 387

Гипотеза «хорошего сновидения». 398

Классический психоанализ и его функции. 419

Пограничные личностные расстройства, регрессия и новые требования к психоанализу. 445

Список литературы.. 463

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СПОР О СНОВИДЕНИИ: ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ОНО СЕГОДНЯ ПРЯМЫМ ПУТЕМ К ЦЕЛИ?. 575

2. СНОВИДЕНИЯ В КЛИНИЧЕСКОЙ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ РАБОТЕ. 581

3. ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СНОВИДЕНИЯ В ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ. 681

Некоторые общие положения. 694

Клинические примеры.. 721

Заключение. 823

Примечания. 840

Список литературы.. 843

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПРОСТРАНСТВО СНОВИДЕНИЯ.. 905

4. ПРАВИЛЬНОЕ И НЕПРАВИЛЬНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СНОВИДЕНИЯ В ПСИХИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ.. 916

Неспособность видеть сон. 927

Актуализация пространства сновидения. 956

Клинический материал. 959

Обсуждение. 970

Список литературы.. 987

5. ФУНКЦИЯ СНОВИДЕНИЙ.. 997

Список литературы.. 1046

6. СНОВИДЕНИЕ КАК ОБЪЕКТ1 1053

Примечания. 1133

Список литературы.. 1136

7. ВОСПРИЯТИЕ СНОВИДЕНИЯ И ТРАНСФЕР. 1147

Список литературы.. 1173

8. НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ АНАЛИТИЧЕСКОГО ВЫСЛУШИВАНИЯ И ЭКРАНА СНОВИДЕНИЯ   1178

Некоторые аспекты истории болезни и аналитический процесс, предшествующий первому сновидению.. 1185

Первое сновидение. 1196

Обсуждение. 1203

Резюме. 1232

Примечания. 1236

Список литературы.. 1250

9. ПЛЕНКА СНОВИДЕНИЯ.. 1276

Возврат к теории сновидений Фрейда. 1285

История болезни: Зенобия. 1312

Оболочка возбуждения, или истерическая предпосылка любого невроза. 1358

Список литературы.. 1367

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРИСПОСАБЛИВАЮЩЕЕСЯ ЭГО И СНОВИДЕНИЯ.. 1377

10. ЗНАЧЕНИЕ ЯВНОГО СОДЕРЖАНИЯ СНОВИДЕНИЯ ДЛЯ ЕГО ИНТЕРПРЕТАЦИИ.. 1384

Исторический обзор. 1387

Явное содержание сновидения. 1406

Техника интерпретации и латентное содержание сновидения. 1429

Примеры и обсуждения. 1464

Взгляды некоторых других авторов на значение интерпретации манифестного сновидения. 1495

Вторичная переработка. 1506

Формулировка и обсуждение методики интерпретации. 1518

Резюме. 1538

Список литературы.. 1544

11. КОНТИНУУМ СНА В ПСИХОАНАЛИЗЕ: ИСТОЧНИК И ФУНКЦИЯ СНОВИДЕНИЯ.. 1665

Вступление. 1667

Исследования. 1675

Результаты.. 1683

Обсуждение. 1723

Список литературы.. 1739

ПРИСПОСАБЛИВАЮЩЕЕСЯ ЭГО И СНОВИДЕНИЯ.. 1759

[281] 1760

12. СНОВИДЕНИЕ И ОРГАНИЗУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ ЭГО.. 1783

Использование различных средств. 1814

Чувство господства. 1821

Сокращение измерений. 1840

Заключение. 1868

Примечания. 1872

Список литературы.. 1883

13. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СНОВИДЕНИЯ.. 1914

Сущность интерпретации сновидения. 1928

Цель конкретной символизации в сновидениях. 1943

Клинический пример4 1966

Резюме. 1997

Примечания. 1999

Список литературы.. 2009

БЛАГОДАРНОСТИ.. 2036

Индексный указатель. 2051

 

 

Содержание

ПРЕДИСЛОВИЕ 9

Часть первая. СНОВИДЕНИЕ И ПСИХОАНАЛИЗ:

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС 43

1 ПСИХОЛОГИЯ СНОВИДЕНИЙ И РАЗВИТИЕ

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО МЕТОДА. М. Масуд Кан 45

Часть вторая. СПОР О СНОВИДЕНИИ: ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ОНО СЕГОДНЯ ПРЯМЫМ ПУТЕМ К ЦЕЛИ? 71

2 СНОВИДЕНИЯ В КЛИНИЧЕСКОЙ

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ РАБОТЕ. Чарльз Бреннер 73

3 ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СНОВИДЕНИЯ

В ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ. Ральф Р.Гринсон 93

Часть третья. ПРОСТРАНСТВО СНОВИДЕНИЯ 129

4 ПРАВИЛЬНОЕ И НЕПРАВИЛЬНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ

СНОВИДЕНИЯ В ПСИХИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ. М.Масуд Кан 133

5 ФУНКЦИЯ СНОВИДЕНИЙ. Ханна Сегал 147

6 СНОВИДЕНИЕ КАК ОБЪЕКТ. Ж.. Понталис 159

7 ВОСПРИЯТИЕ СНОВИДЕНИЯ

И ТРАНСФЕР. Гарольд Стюарт 179

8 НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ АНАЛИТИЧЕСКОГО ВЫСЛУШИВАНИЯ И ЭКРАНА СНОВИДЕНИЯ. Джеймс Гемайл 187

9 ПЛЕНКА СНОВИДЕНИЯ. Дидье Анзъе 203

Часть четвертая. ПРИСПОСАБЛИВАЮЩЕЕСЯ ЭГО

И СНОВИДЕНИЯ 223

10 ЗНАЧЕНИЕ ЯВНОГО СОДЕРЖАНИЯ СНОВИДЕНИЯ ДЛЯ ЕГО ИНТЕРПРЕТАЦИИ. Джейкоб Спаньярд 225

11 КОНТИНУУМ СНА В ПСИХОАНАЛИЗЕ: ИСТОЧНИК

И ФУНКЦИЯ СНОВИДЕНИЯ. Р. Гринберг и С.Перлман 263

12 СНОВИДЕНИЕ И ОРГАНИЗУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ ЭГО. Сесиль де Монжуа 283

13 ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ

СНОВИДЕНИЯ. Роберт Д.Столороу и Джордж Е.Этвуд 307

БЛАГОДАРНОСТИ 329 ИНДЕКСНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ 331

 

 

СОВРЕМЕННАЯ ТЕОРИЯ СНОВИДЕНИЙ

Высокое мнение Фрейда о своих открытиях, изложен­ных в «Толковании сновидений», означало, что дальней­шие исследования сновидений бросают прямой вызов всем психоаналитикам. На протяжении всей истории психоана­литического движения — недавно отметившего 100-летнюю годовщину великого открытия Фрейда — многие аналити­ки пытались связать первоначальное открытие Фрейда с пос­ледующими психоаналитическими перспективами.

В книге «Современная теория сновидений» сведены вме­сте некоторые из самых важных статей по этому вопросу за последние двадцать пять лет. Представленные работы при­надлежат перу ученых широкого спектра аналитических школ Европы и Америки. Все они вдохновлены Фрейдом, но вносят новые измерения в понимание значения снови­дения в клинической практике. Различные авторы видят сновидение по-разному: как свидетельство развития психо­анализа, как разновидность переживаний человека, как спо­соб адаптации, как индикатор конкретной формы психи­ческого расстройства, как осуществляемое им искажение значения.

«Современная теория сновидений» не только ознакомит читателя с современным состоянием этого вопроса, но и будет способствовать возрождению внимания к психичес­кому процессу, который Фрейд считал краеугольным кам­нем психоанализа. Этот побуждающий к размышлениям сборник, дополненный содержательным предисловием и ясными комментариями редактора к каждой статье, будет полезен как преподавателю, так и клиницисту.

Сара Фландерс получила степень доктора английской литературы в Нью-Йоркском Государственном Универси­тете, г.Буффало. Она член Британского Психоаналитичес­кого Общества и психоаналитик, занимающийся частной практикой.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Сегодня, почти столетие спустя после прорыва в пони­мании сновидений и функционирования бессознательной мысли, осуществленного Фрейдом, сновидение уже не за­нимает центрального места в психоаналитических дебатах. Хотя сновидения остаются классическим иллюстративным материалом в психоаналитических клинических работах, как заметила Элла Фримен Шарп, маятник, качнувшийся в 1937 г. в сторону от психоаналитического интереса к ин­терпретации сновидения, так и не вернулся в исходное по­ложение (Sharpe, 1937: 67). И сегодня он не подвластен ни одной движущей силе или профессиональному мнению. Современные психоаналитики разговаривают на языке, ко­торый Андре Грин назвал языком полиглотов (Green, 1975), потенциально не понятном даже для зрелого и теорети­чески искушенного аналитика. Еще более усложнили, но одновременно и обогатили много сторонний интернацио­нальный психоаналитический взгляд на сновидение невро­логические исследования, прямо или непосредственно влияя на неустойчивое психоаналитическое единодушие. Однако составители надеются, что собранные ими статьи позволят читателю получить представление о диапазоне су­ществующих в психоаналитической науке взглядов на сно­видение.

В данном предисловии я вначале кратко изложу взгляды Фрейда на сновидения, а затем выборочно остановлюсь на последующем развитии представлений о снах и их роли в психоаналитическом процессе. Представленные ниже ста­тьи я разделила на четыре части. Основу данного сборника закладывает представленная раньше других статья Масуда

 

[10]

Кана о взаимосвязи между классической теорией сновиде­ния и психоаналитическим процессом. Вторая часть вклю­чает центральные работы классической полемики по воп­росу: занимает ли еще сновидение «особое» место в клини­ческой практике, и почему. В части третьей собраны работы французской и английской школ о процессе сновидения, а в четвертой описано развитие идеи от классического эго к современной самости психоанализа, главным образом в Со­единенных Штатах. Читатель заметит, что эти статьи рас­положены в историческом порядке, что, по моему мнению, полезно при изложении развивающихся течений по мере того, как они укореняются в психоаналитических рассуж­дениях. Здесь мало повторений, но много разнообразной, иногда довольно сложной аргументации.

Исторические предпосылки

В 1932 г. Фрейд писал о теории сновидений: «Она зани­мает особое место в истории психоанализа и отмечает по­воротный пункт; именно благодаря ей анализ сделал шаг от психотерапевтической методики к глубинной психологии» (Фрейд, 1932: 7). В этой же публикации он, основываясь на исчезновении специального раздела «Об интерпретации сно­видений» из «Международного психоаналитического жур­нала», сетует на угасание интереса к сновидению (1932: 8). Его заявление, не свободное от чувства потери, гласит:

«Даже согласно моему нынешнему суждению, она со­держит в себе самое ценное из всех открытий, что мне посчастливилось сделать. Подобное проникновение в сущность выпадает на долю человека лишь раз в жизни».

(Фрейд, 1931).

Если в 1920-х и в 1930-х годах психоаналитическое дви­жение шагало под иную мелодию, то это потому, что вел его еще Фрейд, нацеливая на решение вопросов, пользую-

 

[11]

щихся устойчивым интересом: происхождение психозов, формулировка структурной теории, изучение ранних объект-отношений, проблема тревоги, осознание трансфера. Как сокрушаются многие современные аналитики (См. Брен­нер в данном сборнике), Фрейд так до конца и не переде­лал теорию интерпретации сновидений, чтобы полностью привести ее в соответствие с более поздними концептуализациями, в особенности со структурной моделью психики. Он оставался верен своей первоначальной идее, выполнен­ной без учета преимуществ последующей теории, хотя и дополнял ее продуманными примечаниями к каждому при­жизненному изданию. Более того, в 1932 г. он писал, что теория сновидений была его «якорем спасения»:

«Когда я начинал сомневаться в правильности своих не­твердых заключений, мою уверенность в том, что я на правильном пути, возрождала успешная трансформация бессмысленного и запутанного сновидения в логический и понятный психический процесс сновидца».

(Фрейд, 1932: 7).

В том, что эта самая неустойчивая и загадочная сфера психики обеспечивала Фрейду его «якорь спасения», под­держку и опору в потенциально хаотической атмосфере консультативной комнаты, заключается тонкая ирония. Его преданность своей работе, его убежденность в ее централь­ном месте, несомненно, сказались на процессе ее изложе­ния и на ее роли в его собственном самоанализе (Anzieu, 1986). Но Фрейд не одинок в своей оценке значения «Тол­кования сновидений». С его оценкой согласны некоторые из самых новаторских и упорных сторонников пост-фрей­дистского канона, среди них Лакан и, совсем современ­ный, Матте Бланко (Matte-Blanco, 1988).

Именно в «Толковании сновидений» Фрейд представил и раскрыл неотзывчивому научному миру сущность бессоз­нательных психических процессов. Он пишет, что пришел к пониманию следующим образом:

 

[12]

«В течение многих лет я занимался (с терапевтической целью) раскрытием сущности некоторых психопатоло­гических структур: истерических фобий, обсессивных идей и так далее. Фактически этот вопрос интересовал меня с того самого момента, когда из важного сообще­ния Й.Брейера я узнал, что раскрытие сущности этих структур (которые рассматривались как патологические симптомы) совпадает с их устранением [См. Breuer и Freud, 1895.] Если патологическую идею такого рода мож­но проследить до тех элементов психической жизни па­циента, от которых она берет свое начало, то она немед­ленно разрушается, и пациент освобождается от нее... ... Именно в ходе таких исследований я пришел к интерпретации сновидений. Мои пациенты должны были сообщать о любой идее или мысли, возникающей у них в связи с определенной темой; кроме всего прочего, они рассказывали мне свои сновидения и научили меня, что сон можно включить в психическую цепочку, которую следует проследить в памяти от патологической идеи до ее истоков. Тогда это был лишь незначительный шаг к рассмотрению самого сновидения как симптома и к при­менению метода интерпретации, разработанного для симптомов».

(Фрейд, 1900: 100-1).

Сновидения, так же, как и симптомы, имеют свое зна­чение и место в личной истории человека. По завершении интерпретации сновидение оказалось замаскированным удовлетворением желания, желания, спровоцированного встречами с реальностью предшествующего дня. Что-то пробудилось и объединилось с бессознательными инфан­тильными стремлениями, побуждениями, требующими гал­люцинаторного удовлетворения. Работа сновидения состоит в том, чтобы удовлетворить, но одновременно и замаски­ровать бессознательное желание, которое могло бы по­тревожить сновидца и его сон. Интерпретация сновиде­ния является нарушающей деятельностью; она аннулирует работу сна, снимает маску, переводит явное содержание сновидения обратно в стоящие за ним скрытые мысли.

 

[13]

Перевод возможен, ибо Фрейд открыл, что работа снови­дения осуществляется в соответствии с механизмами, ко­торые конденсируют и смещают значения, представляют и маскируют многочисленные слои значимости, представ­ляют в видимой форме наслаивающиеся мысли, воспоми­нания и желания. Формулируя теорию сновидений, Фрейд настойчиво отмечал, что значение сновидения скрывается не в явном или поверхностном (манифестном) содержа­нии, и не в эксцентричном или банальном его изложении. Фасаду сновидения нельзя доверять полностью, не стоит принимать его за чистую монету. Внешний вид повество­вания, истории, является «вторичной обработкой», соеди­нением фрагментов, а не драматическим действием. Та­ким образом, сновидение Фрейда — нечто менее значи­тельное, чем искусство. Значение сновидения можно открыть лишь после дополнительной работы, после того, как сновидец приведет ассоциации к событиям и мыслям предшествующего дня. Так определяется место обработан­ного сновидения в контексте личностных переживаний.

Десять лет спустя первого издания «Толкования снови­дений» Фрейд добавил к своей теории латентного значения привилегированную форму образов сновидения (Фрейд, 1900: 350-80). Наряду с другими психоаналитиками он об­наружил, что некоторые образы повторяются, постоянны в своем значении и вызывают небольшое число ассоциаций. Это «символы» сновидения, в большей мере представления, чем маски, ибо, как говорил Фрейд, источник значения был узок, но почти до бесконечности всеобъемлющ: человечес­кое тело в целом, родители, дети, братья и сестры, рожде­ние, смерть, нагота и, чаще всего, сфера половой жизни (Фрейд, 1916: 153). Место символического представления в сновидении упрочивает понимание сновидения как процесса созидательного и синтезирующего, в большей мере откры­вающего, чем скрывающего, маскирующего и защищающего. Символ сновидения связывает манифестное (явное) и ла­тентное значения, несет в себе связи, а не расщепляет их. Однако несмотря на накопившееся число постоянных и поддающихся интерпретации символов; Фрейд, наряду с работой со снами, особо подчеркивает важность выявления

 

[14]

ассоциаций сновидца. Фрейд снова и снова предостерегает аналитика не обманываться манифестным содержанием, а искать его латентную мысль по ассоциациям к фрагментам сновидения. Это положение — догма Фрейда, или станет таковой. Никогда не доверяйте тому, что может казаться очевидным в сновидении, даже если сам Фрейд явно нару­шает свое собственное предписание (см. статью Спаньярда в данном сборнике). Это один из самых трудных уроков, преподаваемых кандидатам в психоаналитики (Erikson, 1954). Стараясь уследить за градом материала, они должны по­мнить, что, даже если рассказываемое сновидение представ­ляется единственной понятной информацией, само по себе оно не тот «спасительный якорь», за который следует дер­жаться. Скорее это процедура, основанная на внимании к бессознательным процессам сновидца и, что не бесспорно, на способности сновидца к самораскрытию, а заключается она в том, чтобы ждать ассоциаций, способных (хотя и нео­бязательно) открыть прямо противоположное очевидному. Именно на этом основании Фрейд построил свое утверж­дение о том, что интерпретация сновидений — это «царс­кая дорога к бессознательному» (1900: 608).

Двадцать лет спустя после опубликования «Толкования сновидений» в работе «По ту сторону принципа удоволь­ствия» Фрейд затронул то, что считал единственным ис­ключением из своего фундаментального представления о процессе формирования сновидения. Он рассматривает компульсивность в трансфере, в жизни и в «травматических сновидениях», воспроизводящих незамаскированные болез­ненные переживания. Снова и снова возвращаясь к реали­стичному изображению травмирующей ситуации, сновиде­ния «пытаются справиться с раздражителями, вызывая тре­вогу, или (игнорируя последнюю) — травматический невроз» (Фрейд, 1920: 32). Поэтому сновидения, наблюдающиеся при «травматических неврозах», или «сновидения во время психоанализа, вызывающие в памяти физическую травму детства, невозможно классифицировать как исполнения желаний» (Фрейд, 1920: 32). Он пишет, что если существует нечто «по ту сторону принципа удовольствия, то можно ут-

[15]

верждать, что некогда было время, когда удовлетворение желаний не являлось целью сновидений» (с.33).

Повторение в материале сновидения травматического переживания — это идея, которую можно развивать почти до бесконечности. Первым это сделал Ференци:

«Мы все чаще и чаще сталкиваемся с тем, что так назы­ваемые отпечатки дня [и можно добавить жизни] в дей­ствительности представляют собой повторение симпто­мов травмы. ... Таким образом, вместо «сновидение является удовлетворением желания», более полным оп­ределением функции сновидения было бы: каждое сно­видение, даже неприятное, представляет собой попыт­ку овладеть травматическими переживаниями и уладить их, так сказать, в смысле esprit d'escalier*, что в сновиде­нии в большинстве случаев сделать легче из-за умень­шения критической способности и преобладания прин­ципа удовольствия»

(Ferenczi, 1931: 238).

Действительно, в подразумевающейся в каждом снови­дении регрессии можно обнаружить потенциальную травму (Garma, 1966, см. Curtis и Sachs, 1976). Обладая характером бессознательных намерений, травма косвенно присутствует и в повседневной жизни (Sandier, 1976), в банальностях социального общения, а также в качестве эмоциональных напряжений в интимных отношениях. Сам Фрейд, продол­жая свои исследования начал психической структуры, все больше и больше выделял «позитивный Ад» (Фрейд, 1916: 43) инстинктной жизни, потенциальную жестокость арха­ичного эго, полагая их опасностями развития человеческо­го младенца. Как Фрейд отмечал позднее, никому не удает­ся избежать возвращающихся в сновидениях травм детских переживаний (Фрейд, 1932: 27-30). Психологи, изучающие «я» (Kohut, 1971, 1977), недавно воспользовались этой свя-

* Остроумие на лестнице (фр.), т.е. ситуация, в которой правильные (уместные) слова приходят позже, чем нужно и чем хотелось бы. — Прим. ред.

 

[16]

зью травмы с незамаскированным символическим матери­алом сновидения. В метафорически понимаемом явном со­держании они видят раскрытие неустойчивого «я», находя­щегося на грани дезинтеграции, а сами зрительные образы считают основой связи безымянной тревоги или страха.

Хотя сам Фрейд обычно связывал сновидения с мысли­тельным процессом (Фрейд, 1925: 112), а травматические сновидения — с преодолением тревоги, он постоянно опи­сывал работу сновидения как характерную для функции поддержания сна. Относительно более широкой адаптив­ной функции сновидения он был осторожен, более осторо­жен, чем большинство современных аналитиков:

«Ошибочно говорить, что сновидения занимаются акту­альными жизненными задачами или пытаются найти ре­шение повседневных проблем. Это дело предсознательной мысли. Полезная работа так же далека от сновиде­ний, как и намерение передать информацию другому человеку. Когда сновидение имеет дело с проблемой ре­альной жизни, оно решает ее подобно иррациональному желанию».

(Фрейд, 1925: 127).

Конечно же, существует различие между взглядом на сно­видения как на способ разрешения проблем (French и Fromm, 1964), и взглядом на интегрирующую функцию нормальных сновидений, потенциально отражающих внутреннюю силу эго и даже укрепляющих ее (Ханна Сегал, в этом сборнике) или интегрирующих новое понимание с установившимися структурами (Palombo, 1978: Гринберг и Перлман в этом сбор­нике), оберегающих и помогающих структуре, связанной с развитием (Fosshage, 1983; Этвуд и Столороу в этом сборни­ке). Несомненно, внимание к интегрирующей функции сно­видения возникло благодаря соединению БДГ*-исследований и традиционной эго-психологией (см. работу Гринберга и Перлмана в этом сборнике). За последние десятилетия

* БДГ — быстрое движение глаз, стадия сна, характерная наличием сновидений. — Прим. ред.

[17]

исследователи записали в лаборатории множество сновиде­ний, явно связанных с проблемами субъекта в психоанализе.

Появление в работах Фрейда структурной модели, рас­ширенных концептуализации эго, выполняющего синте­зирующую или интегрирующую функцию как днем, так и ночью, как сознательно, так и бессознательно, в конеч­ном итоге привело к более четкому определению конти­нуума сновидения. Существуют «сновидения сверху и сновидения снизу» (Фрейд, 1925: 113) или, скорее, сно­видения «выходящие или из ид, или из эго». Однако сно­видение у Фрейда всегда «находит во время сна подкреп­ление от бессознательного элемента» (Фрейд, 1940: 168). В «Толковании сновидений» он пишет, что «владелец» дневной мысли требует «капитала» желания из бессозна­тельного (Фрейд, 1900: 561).

В 1938 г., за год до своей смерти, Фрейд предложил пе­реработанное понимание сновидения с точки зрения прак­тикующего психоаналитика:

«каждое сновидение, находящееся в процессе формиро­вания, предъявляет эго требование — удовлетворить ин­стинкт, если сновидение берет свое начало в ид; разре­шить конфликт, устранить сомнение или сформировать намерение, если сновидение берет свое начало от отпе­чатка предсознательной деятельности в бодрствующей жизни. Однако спящее эго сосредоточено на желании поддерживать сон, оно воспринимает это требование как тревогу и стремиться избавиться от нее. Эго удается сде­лать это посредством того, что представляется актом по­виновения: оно удовлетворяет требование тем, что в дан­ных обстоятельствах является безопасным удовлетворе­нием желания и таким образом избавляется от него»

(Фрейд, 1940: 169-170).

Таким образом, Фрейд показывает, насколько он подо­шел к теоретическому признанию возможности, что роль эго в формировании сновидения заключается в разреше­нии проблем, и что центральной темой каждого сновиде­ния выступает замаскированное удовлетворение желания.

 

[18]

То есть, сновидение Фрейда — это нечто меньшее, чем ин­теграция, синтез, творчество или реалистичное разрешение проблем. Тем не менее, основание интерпретации сновиде­ния изменилось: сновидение, воспроизводящее конфликт, в психоанализе рассматривается не как раскрытие бессоз­нательного желания, а как укрепление эго перед лицом тре­бований как ид, так и суперэго (см. работу Бреннера в этом сбонике).

Что касается рекомендаций по использованию интер­претации сновидений в процессе психоаналитического ле­чения, с ними полезно познакомиться по небольшой, но блестящей работе Эллы Фримен Шарп «Анализ сновиде­ний» (1930), написанной на основании лекций, прочи­танных в Британском Обществе в 1930-х годах. Автор рас­сматривает сновидение в рамках психоаналитической за­дачи, определяемой, в соответствии с более поздними работами Фрейда, как «расширение границ эго в слож­ной психической перестройке посредством динамики трансфера». Результатом успешного анализа является эго, способное «выдерживать инстинктивные импульсы и ра­циональным и эффективным образом справляться с ними в общественной жизни, что соответствует модификации бессознательного суперэго» (Sharpe, 1937: 17). Анализ сно­видения имеет решающее значение для этого процесса, так как «ассимиляция бессознательного знания посред­ством эго является существенной частью психического процесса». Более образно, с высоким художественным ма­стерством она описывает лежащий в основе всякой ин­терпретации принцип как «выражение неизвестного, скрытого в известном, на языке индивидуума» (с. 18). То есть, образ сновидения берет свое начало от пережива­ния, которое оно таким образом раскрывает.

Но это не единственное связующее звено между сно­видением и поэзией. Элла Фриман Шарп, приписав об­разам сновижения и механизмам работы сновидения за­коны языка поэзии, первой совершила прыжок, ставший известным благодаря Лакану. Приравняв конденсацию и смещение к метафоре и метонимии, как позднее это сде-

[19]

лал Лакан*, она уподобила сновидение поэзии и драме и тем самым признала его сохраняющим и выражающим некое значение. Конденсация, подобно метафоре, подра­зумевает тождественность или подобие, в то время как смещение, подобно метонимии, подразумевает «перенос названия» одной вещи на другую, целого на часть**. Не­смотря на это признание потенциальной многозначитель­ности образов сновидения, она тем не менее скрупулезно настаивает на внимании к латентному содержанию, к мыс­лям, скрытым за видимыми образами манифестного со­держания (с. 75). Подобно Фрейду, она открыто выража­ет свое подозрение относительно использования снови­дения в качестве сопротивления психоаналитическому лечению. Хотя Шарп проводит сравнение между снови­дением и искусством, она против понимания сновидения как целого и, тем самым, подобно Фрейду, подтверждает различие между сновидением и произведением искусст­ва. Наряду с актуальностью изложения, для Шарп харак­терно сосредоточение внимания на функции сновидения в рамках трансфера; такой акцент присущ большинству представленных в данном сборнике статей.

Подготавливая лекции для Британского Общества, уже хорошо знакомого с новаторским использованием Мелани Кляйн игры в психоанализе детей, Шарп сравнивает сно­видение с детской игрой и драмой. Развивая представления как Фрейда (1917: 223), так и Кляйн, она приравнивает яв­ление сновидения к проекциям «я» (Sharpe, 1937: 59), свя­зывая это с воплощением внутренней драмы. Сюжет сно-

* Здесь есть, мягко говоря, неточность. Лакан приравнял метафору к симптому, а метонимию — к желанию. См. «Функцию и поле речи и языка в психоанализе», где Лакан пишет как о вышеупомя­нутом приравнивании, так и об уровне американского психоана­лиза вообще — Прим. ред.

** Это весьма вольные (чтобы не сказать больше) трактовки метони­мии и метафоры. Заинтересованный читатель может обратиться хотя бы к «Лингвистическому энциклопедическому словарю» под ред. В.Н.Ярцевой, М., 1990. Там в соответствующих статьях он прочтет нечто другое — Прим. ред.

 

[20]

видения и трансфер пациента на аналитика, персонажи сновидения и процесс, названный Кляйн в конечном итоге «проективной идентификацией» (Klein, 1946), явно связа­ны. Принимая во внимание функцию сновидения, Шарп постоянно напоминает читателю о двуличности, присущей его цензуре, и о неясности, обусловленной необходимос­тью перевода мысли в зрительные образы в процессе сно­видения. Толкователь стоит перед выбором: что в процессе сновидения и в его изложении ведет к эмоциональному росту и расширению осознания, а что служит для защиты суще­ствующего modus vivendi (образа жизни), каким бы он ни был? Эта двойная задача характерна для психоаналитика: достичь трудно дающегося равновесия между «готовностью подозревать и готовностью выслушать; обетом скрупулез­ности и обетом покорности» (Ricoeur, 1970). И, конечно же, поэтому ассоциации служат важными ключами для по­нимания сновидения.

Такой последовательный лейтмотив работы Фрейда, как недоверие в отношении манифестного содержания снови­дения, стал установившейся практикой в значительной ча­сти психоаналитического мышления. В своей знаменитой статье «Сновидение в психоанализе», 1954, Эрик Эриксон предостерегает от банального недооценивания адаптивных функций эго, успешно раскрываемых в сновидении. Ана­лизируя сновидение об инъекции Ирме, первое в «Толко­вании сновидений», сновидение, использовавшееся для рас­крытия многозначительности, стоящей за фрагментами сна, Эриксон рассматривает манифестное содержание, чтобы понять, что оно раскрывает. Называя его более чем просто «шелухой, скрывающей зерно истины», скорее «отражени­ем специфического пространственно-временного измере­ния эго индивидуума, сферой деятельности всех его защит, компромиссов и достижений» (Erikson 1954: 21), он приво­дит доводы в пользу эстетической восприимчивости фасада •сновидения, продукта наблюдающего сон эго. Привнося в изучение сновидения акцент эго-психологов на интегриру­ющую и адаптивную функцию сознания, он показывает, что наблюдающее сон эго борется со стрессом творческой работы, конфликтами лояльности, напряжением сильных

[21]

противоречивых чувств. После Эриксона это сновидение вновь изучали Шур (Shur, 1966), Гринберг (Greenberg, 1978), Махони (Mahoney, 1977), каждый из них в его манифест-ном содержании, а в случае Махони — в языке изложения сновидения, находил глубокое значение скорее в том, что оно содержит и выражает, чем в том, что скрыто за образа­ми сновидения.

Бертрам Левин, работая в 1940-х и 1950-х годах в Амери­ке и развивая представление Фрейда о подразумеваемой во сне и в сновидении временной и топографической регрес­сии (Фрейд, 1917: 22), начал изучение особенностей снови­дения, связав его с психоэмоциональным развитием. Как Фрейд провел аналогию между сном и возвращением в лоно, так Левин связал сновидение и «экран», на который оно проецируется, с интернализированной материнской грудью, первым объектом индивидуума (Lewin, 1946). Левин также связал психоаналитическую ситуацию с явлением сновиде­ния (Lewin, 1955), что вызвало определенный резонанс. Кроме того, следуя Фрейду, чья теория получила подтверж­дение исследованиями БДГ, он отмечает высокий уровень возбуждения, связанный со сновидением (Jones, 1970), и сравнивает ритмы бодрствования и сна, сна со сновидени­ями и без сновидений с потенциально пробуждающим вли­янием психоаналитика. Он пишет: «Аналитик, так же, как и отпечаток дня, неизбежно служит пробудителем ... дей­ствия аналитика постоянно направлены на то, чтобы отча­сти пробудить пациента или немного усыпить его, успоко­ить или возбудить» (Lewin, 1955). И далее, «пробудить — значит отнять от груди и, как вариант, — вернуть обратно в этот мир». Язык, употребляемый здесь для описания ана­литической роли, возможно, спорно запечатлевает историю аналитика как гипнотизера. Однако эта формулировка под­разумевает степень внутренней безопасности, необходимую для сна, сновидения и для пробуждения, подобную степе­ни безопасности, необходимой для пересказа сновидения аналитику, на которого можно положиться. Аналогичным образом поясняется и исторически восстанавливается цен­тральная роль трансфера, равно как и представление об аналитике как о защитнике раскрытия, включающего

 

[22]

интерпретацию сновидения в рамках психоаналитического процесса. Вдохновенное представление Левина об экране сновидения остается плодотворной концептуализацией, ко­торую в этом сборнике развивают Кан, Понталис и Гемайл. Левин определил нить, связующую сновидение, психоана­литический процесс, регрессию на службе эго и творчество, уделив особое внимание границам, очерчивающим эти про­цессы. Он является ключевой фигурой в истории психоана­литического внимания к сновидению. В отличие от боль­шинства других авторов, для Левина критерием служит сно­видение. В этом он отличается от Кляйн, Винникотта, Биона, Лакана, оказавших большое влияние на развитие психо­аналитического мышления, но сосредоточенных больше на развитии и характере символических процессов.

Хотя Винникотт сравнительно мало говорил непосред­ственно о сновидениях, он много и влиятельно писал об эволюции игры, и его соображения о развитии этой симво­лической способности оказали влияние на подход многих психоаналитиков к сновидению. Тот факт, что игра детей богата эмоциональными и символическими значениями, явился важным вкладом в исследования Кляйн, дополне­нием, широко поддерживающим понимание коммуникатив­ного потенциала сновидения, значения, содержащегося в образах. Последующие исследования Винникоттом разви­тия и функции игры проясняют роль сновидения, его место в эмоциональной и психической жизни и в аналитическом процессе. Способность к игре развивается из отношения ребенка к матери, из первоначального «удерживания» эмо­циональной напряженности младенца, из ее зеркального признания или отражения потребностей ребенка и его пси­хической реальности. Это удерживание вместе с удовлетво­рением потребностей ребенка ведет, по мнению Винникот­та, к временной иллюзии слияния, которая, как это ни пара­доксально, поддерживает растущую способность переносить реальность отделения и потерю всемогущества. Решающий шаг, с точки зрения Винникотта, заключается в привязан­ности к конкретным объектам, особым звукам или обра­зам, символизирующим обладание матерью и единение с ней. Эту иллюзию поддерживает «переходный» объект. Из

[23]

этого восприятия развивается переходная деятельность или игра, переходное пространство (Winnicott, 1971), где разви­вающийся ребенок может играть. Винникотт, как и Марион Милнер (Milner, 1952), ставит ударение на творческой не­обходимости иллюзии, на обучении игре и на сновидении как форме переходного пространства, защищенного, пусть временно, от вторжения реальности. Все культурные явле­ния происходят в переходном пространстве, все творчество также совершается в формально очерченном пространстве, в пределах страницы, полотна, сцены, а внутренне — по­средством способности организовать игру. Способность временно отказаться от неверия, отдать свое «я» сну и сно­видению или грезам и свободной ассоциации зависит от чувства безопасности, от границ, от того, что Дидье Анзье назвал «психической оболочкой» (Anzieu, 1989). Аналогич­но, способность иметь сновидение и размышлять о нем за­висит от способности различать состояния сна и бодрство­вания, сон и реальность, символическое и конкретное. В центре внимания многих работ этого сборника становится обретение в аналитической ситуации возможности исполь­зовать сновидение.

Исследования Винникоттом развития способности иг­рать дополняется гипотезой Биона касательно развития спо­собности удерживать чувства и мысли (Bion, 1962a). Бион начинает с кляйнианской концепции проективной иденти­фикации и привносит сюда идею матери, матери воспри­имчивой, могущей принимать на себя полную силу проек­ций ребенка, понимать и тем самым делать их терпимыми для ребенка, пригодными для вмещения. Ребенок интернализирует вмещающую функцию, а вместе с ней и психичес­кое пространство для обдумывания, символической обра­ботки или осуществления того, что Бион назвал альфа-фун­кцией (Bion, 1962a). Если чистые, причиняющие боль ощущения остаются без ответа, не принимаются, не удер­живаются и не трансформируются материнским внимани­ем, тогда ребенок не интернализирует способность перено­сить ощущение и остается во власти чистых необработан­ных психических событий, проявляющихся позднее как психотическое мышление. По мнению Биона, последовате-

 

[24]

ля Кляйн, все это намного больше связано с перенесением болезненного переживания, чем удовольствия, что, вероят­но, согласуется с общим направлением мышления самого Фрейда относительно развития эго, значения агрессии и опасностей зависимости в эволюции психики.

С этой точки зрения на функцию сновидения, лучше все­го изложенной в данном сборнике Ханной Сегал, отноше­ние эго к своим объектам не отрицается, а зачастую оцени­вается в континууме, определяющем крайнюю границу про­ективных процессов, направленных на избавление от неприемлемых или невыносимых ощущений и, наконец, на их удаление. Уклонение от признания, конечно же, являет­ся, согласно Фрейду, мотивом значительной части работы сновидения. Однако маскировка представляет собой концеп­цию, качественно отличную от крайних проективных форм изгоняющих процессов, выделяемых многими кляйнианцами. В конечном итоге эти процессы нарушают различение сна и бодрствования, реальности и фантазии, первичного и вторичного процессов, а при психозах разрушают хрупкие границы, неспособные удержать пространство сновидения.

Таким образом, переключение психоаналитического внимания на ранние стадии развития эго, особенно на при­обретение способности символического изображения, при­вело к сосредоточению усилий на достижении функции сновидения. В целом психоаналитики переносят процесс изложения сновидения в лучше понимаемый континуум развития эго, а в лечении — в контекст, созвучный прежде всего тем развитиям, которые проявляются в трансфере пациента и контр-трансфере аналитика. Этот трансфер по­нимается с точки зрения как ранних, так и более поздних объект-отношений, страхов и желаний, развивающих саму способность спать, видеть сновидение, а затем вспомнить его и рассказать в достаточно благоприятной психоанали­тической ситуации. Быть свидетелем этого замечательного достижения, способствовать восстановлению способнос­ти, когда она нарушена, когда границы эго или «психи­ческой оболочки» (Anzieu, 1989), очерчивающие процесс сновидения, слишком жесткие, хрупкие или нарушены, — в этом состоит привилегия психоаналитика.

[25]

О составе книги

Этот сборник статей, большая часть которых впервые появилась в журналах, составлен по историческому и кон­цептуальному принципу, а работы выбраны либо потому, что представляют собой особый вклад в проблему интер­претации сновидений, либо потому, что предлагают полез­ное и сравнительно современное обобщение какой-нибудь конкретной точки зрения.

Масуд Кан начинает этот сборник работой, написанной в 1962 г., где кратко рассматривается взаимосвязь между аналитическим процессом и классической психологией сно­видения, а также соответствия между планом анализа и ис­пользованием сновидения в повседневной жизни. Развивая положения Левина и Криса, он предоставляет ценное ре­зюме способностей эго, требующихся как для формирова­ния «хорошего сновидения», определение которого он дает, так и для образования «хорошего психоаналитического се­анса» (Kris, 1956). Он закладывает прочную основу для по­нимания склонности взволнованных пациентов к злоупот­реблению функцией сновидения или к ее нарушению и, соответственно, к извращению, избеганию или разрушению границы аналитической ситуации и самого анализа. Мно­гие статьи из третьей и четвертой части этого сборника по­строены на аналитическом материале встревоженных и ра­нимых пациентов. Авторы рассматривают место функции сновидения, определяемое в ходе психоанализа у пациен­тов, которым «хорошее сновидение» или «хороший анали­тический сеанс» даются с большим трудом.

Хотя ряд важных работ оказались не включенными в этот сборник, следует отметить, что за последние четверть века работ о сновидениях вышло мало. По мере того, как психо­аналитическое мышление все больше и больше сосредота­чивалось на состоянии эго пациента, а трансфер стал пря­мой дорогой к пониманию эмоциональной и психической жизни пациента, уменьшение роли интерпретации снови-

 

[26]

дения в аналитической практике отразилось в сокращении количества журнальных статей, посвященных сновидени­ям. В 1967 г. известная группа американских аналитиков, исследовательская группа Криса под руководством Чарльза Бреннера, рассмотрела место сновидения в клинической практике. Результаты ее работы были доложены Гебертом Уолдорном (1967). Они пришли к выводу, что изложение сновидения — не такая уж и уникальная форма передачи информации. Логика структурной теории личности, диф­ференциация ид, эго и суперэго, находящихся в постоян­ном напряжении, подразумевают повсеместность бессозна­тельной фантазиии. В связи с тем, что бессознательная фан­тазия постоянно оказывает давление на эго, она наполняет всю повседневную деятельность и каждую аналитическую коммуникацию (Waldorn, 1967).

Во втором разделе представлены две статьи, занимаю­щие решающее положение в дискуссии по вопросу: дол­жно ли сновидение сохранить свое особое место в психо­анализе. Исследования группы Криса предшествуют при­веденной в сборнике статье Бреннера, явно выступающего за снижение значения сновидения, вместе с топографи­ческой моделью психики, в качестве основания для пси­хоаналитических размышлений. Эта точка зрения имеет своих противников, но, вероятно, более известного, чем P.P. Гринсон*, среди них нет. Его статья, включенная в сборник, представляет резкое возражение против пози­ции, так четко аргументированной Бреннером. Гринсон пишет о том, что он считает отходом от волнующего бо­гатства бессознательной ментальности. Способы переда­чи информации не равноценны: наилучшим окном во внутренний мир служит сновидение, идеальной формой свободных ассоциаций выступает сновидение, наилучший доступ к детским переживаниям, надежду пробудить дет­ские воспоминания дает сновидение.

В этой статье Гринсон обращает внимание не только на тех аналитиков, которые, по его мнению, слишком

* На русский язык переведено его фундаментальное руководство «Техника и практика психоанализа» (Воронеж, НПО «Модэк». 1992). - Прим. ред.

[27]

опасаются бессознательного, но и на тех (определенных здесь как кляйнианцы), кто, на его взгляд, слишком убеж­ден в своем понимании бессознательной фантазии, че­ресчур вольно трактует символизм сновидения и пренеб­регает ассоциациями пациента, а значит — развивающей­ся связью с бессознательным пациента. Сновидение, каким бы ни был аналитический отпечаток дня или зна­чение трансфера, представляет собой личное творение па­циента, обработку его переживаний, понимание которых выстраивается в анализе, а не навязывается. Он цитирует Фрейда, часто выступавшего против псевдонаучной вир­туозности в интерпретации сновидений (Фрейд, 1916: 151). Кроме того, Фрейд отмечал, что, зная личность сновид­ца, его жизненную ситуацию, а также впечатления пред­шествующего сновидению дня, интерпретацию сновиде­ния можно произвести немедленно, при условии, конеч­но же, что аналитик знаком с бессознательным символизмом (Фрейд, 1916: 151-2). Однако Фрейд ясно заявляет, что такая «виртуозность» не способствует активному включе­нию пациента в процесс анализа, как бы она ни прояс­няла ситуацию для аналитика.

Статьи, собранные в третьей части, объединены интере­сом к символическим процессам в целом, отношенем этих процессов к состоянию, к эго и, в особенности, к взаимо­связи сновидения и психоанализа сновидца. Для размыш­лений большинства авторов раздела характерно хорошее знакомство, а в некоторых случаях творческий конфликт с работами Мелани Кляйн. Ее исследования детской игры явились предпосылкой не только ее собственного вклада в понимание примитивных тревог и защит (Klein, 1955), но также послужили изменению и коррекции взглядов Винникотта и Биона, в свою очередь также оказавших влияние на представленных здесь авторов. К кляйновскому пониманию богатого символического значения детской игры Винникотт и Бион добавили представления об эволюции этой способ­ности, ее становлении в ходе первичной взаимосвязи с «хо­рошей» матерью. То, что ребенок интернализует или обуча­ется на собственном опыте, является способностью вме­щать в себя, обрабатывать элементы влечений, думать, ждать,

[28]

играть и видеть сновидения. Под влиянием Винникотта Масуд Кан вводит термин «пространство сновидения» и описывает развитие этой концепции в статье, включенной в сборник. Она

«... постепенно выкристаллизовалась из размышлений по поводу терапевтических консультаций детей Винникоттом с использованием «игр с рисунками», так досто­верно и ярко описанных в его книге «Терапевтические консультации в детской психиатрии». В своей клиничес­кой работе со взрослыми я стал замечать, что они могут использовать пространство сновидения таким же обра­зом, как ребенок использует переходное пространство листа бумаги, машинально рисуя на нем. Кроме того, для меня было важно разграничить процесс сновидения, выражающий бессознательные импульсы и конфликты, и пространство сновидения, где сновидение реализует все это».

Способность создать и использовать пространство сно­видения становится целью психоаналитического процесса и признаком развивающегося психического здоровья. Обу­чение такому использованию — это обучение тому, как при­нимать собственное «я» («истинное я» по Винникотту) и жить с ним. Сновидец, равно как и играющий ребенок, в этой перспективе священен и обособлен, выразителен и ценен, прежде всего, индивидуальностью, опознание и про­буждение которой и представляет цель анализа.

Статья Ханны Сегал выделяет конструктивный, «перера­батывающий» потенциал сновидения, а затем, с кляйнианской точки зрения, автор раскрывает возможное злоупот­ребление функцией сновидения, особенно в анализе тревож­ных пограничных пациентов, борющихся с психотическими элементами своих личностей. Сегал показывает, как про­странство сновидения можно использовать для отщепления и «удаления» важных эмоциональных осознаний. Для по­яснения она использует предложенную Бионом антитезу между проекцией и удержанием в себе, мышлением и вы­ражением бессознательного в поведении, переработкой и

[29]

удалением, и добавляет важное различие между символиз­мом и символическим приравниванием. Ее анализ снови­дения в аналитической ситуации наполнен кляйнианским акцентированием развития «депрессивной позиции», фун­даментальным эмоциональным принятием границ «я», ог­раничением проективных возможностей, признанием внут­ренней и внешней реальности. Прийти к аналитику со сно­видением для анализа, а не для того, чтобы избавиться от него, — значит принять анализ, все его ограничения и гра­ницы, равно как и творческий потенциал аналитического пространства. Такое принятие даже для «хорошего невро­тика» служит поводом для сожаления, несмотря на то, что дает надежду на рост реалистичности.

Введение и развитие пространственной метафоры по от­ношению к мысли, сновидению, игре и эмоциональному росту отмечает значительную веху в истории психоанали­тического мышления. Она привносит новое измерение в понимание аналитического процесса и поддерживает заяв­ление об особенной пользе аналитической ситуации, как сказал Масуд Кан в первой статье этого сборника. Приви­легия использовать «обрамленное пространство» аналити­ческой ситуации (Milner, 1952, 1957) позволяет вновь за­няться фундаментальной задачей изучения и восстановле­ния вмещающей (контейнирующей) способности эго. Статья Понталиса «Сновидение как объект» продвигает это фунда­ментальное занятие еще на один шаг вперед. Он подчерки­вает добавившиеся границы, а также воссоединение с вос­приятием безграничности, реализуемое в приходе со сно­видением к аналитику. Представленное сновидение, никогда не являясь сновидением самим по себе, так регулирует от­ношения, что они становятся более гармоничными, обес­печивая, с одной стороны, союз, а с другой — автономию участников. Сновидение настаивает на уединенности и тайне пациента, ограничивает интерпретацию и даже трансфер. Здесь Понталис подчеркивает, вслед за Винникоттом, роль пространства между матерью и ребенком, аналитиком и пациентом, выступает против терроризма интерпретации, угрожающего пониманию проявлений трансфера. Интерес­но, что в этой статье он не ссылается на Биона, чья кон-

 

[30]

цепция «контенгирования» восстанавливает межличност­ные границы.

В статье Понталиса отчасти выражена история понима­ния культурного и психического пространства в психоана­лизе. Действительно, она насыщена намеками и ссылками на историю интерпретации сновидения в рамках аналити­ческого процесса. Понталис выдвигает собственные идеи относительно возможности извращения интерпретации сно­видения, который сам по себе, напоминает он (вслед за Фрейдом), может быть злоупотреблением функцией снови­дения. Неизбежная двусмысленность сна связывается с ги­потезой Понталиса о том, что «каждое сновидение обраща­ется к материнскому телу настолько, насколько оно являет­ся объектом анализа» и, конечно же, объектом опасным. Экран сновидения и модальность визуального образа обла­дают защитными свойствами: визуальное подразумевает расстояние, наличие объектного отношения, а не отсутствие объекта. Экран сновидения проводит границу, служащую «щитом» от травматического потрясения, границу, которую аналитик должен неукоснительно соблюдать, а при необхо­димости — помочь провести или восстановить, как считают Сегал, Кан, Стюарт, Гемайл и Анзье. Две статьи в этом разделе описывают случаи анализа, где сновидение восста­навливает свою функцию: в работе Гарольда Стюарта изло­жена эволюция способности видеть сновидение в связи с развивающейся зависимостью пациента от аналитика. Спо­собность видеть сон соответствует росту эго, отражающему изменение в трансфере. Это очень точное описание анали­тического процесса, проясняющее взаимосвязь растущего сближения пациентки с аналитиком и ее связи со своими сновидениями.

В более поздней статье Гемайла автор предлагает обшир­ное исследование развития эго молодого шизоидного муж­чины, неспособного видеть сновидения до тех пор, пока аналитик не помог ему вернуть те части «я», которые он не в силах был вынести. Аналитическое выслушивание и ин­терпретирование, в ключе концепции Биона о материнс­ком удерживании, способствуют интернализации вмещаю­щей функции пациента. Здесь Гемайл связывает такой при-

[31]

емник с концепцией экрана сновидения Левина, которую развивает, связывая с тактильными ощущениями ранних отношений матери и ребенка. Как указывает Гемайл, все эти элементы затрагивал Левин в работе о сновидениях и аналитической ситуации.

Работа Анзье, озаглавленная «Пленка сновидения», представляет собой главу его книги «Поверхностное* эго». Он проводит аналогию между «психической оболочкой» поверхностного эго и экраном сновидения, «пленкой сно­видения», его визуальной оболочкой. Функция последней заключается в восстановлении разрывов поверхностного эго, произошедших в течение дня, повреждений от днев­ного функционирования (ср. представления Ференци). Он описывает анализ, где появление сновидений следует за признанием смешанных и нарушенных границ пациент­ки. Вслед за важным инсайтом в ее анализе, сновидения этой пациентки внезапно становятся частыми, исключа­ющими даже аналитика из того, что он считает важным моментом ее психического развития. Восстанавливаются границы интерсубъективности, или, словами Анзье, ее сновидения сплетают «новую психическую оболочку вза­мен несовершенного щита». Так он описывает возвраще­ние «я» и сновидения в концептуально обогащенное те­лесное эго (Фрейд, 1923), также как и концептуально обо­гащенный «предохранительный» щит (Фрейд, 1920).

Статьи четвертой части этого сборника отличаются тяго­тением к эго-психологии. Знаменательно, что эго-психологи приблизились к большему признанию значения, содер­жащегося в манифестном содержании сновидения, чем в латентном. Акцент Хартмана на важности адаптивной фун­кции эго по отношению к реальности, вдохновляет это ин­теллектуальное развитие (Hartmann, 1939; Greenberg и Mitchell, 1983). Статья Гринсона из второго раздела явно протестует против этой перемены в психоаналитическом мышлении, переключения внимания по направлению к функции эго по овладению реальностью и против сомни-

* Здесь и далее "Skin Ego" переводится как поверхностное или кожное эго. Имеется в виду проекция эго на экран или кожу (груди). — Прим. ред.

 

[32]

тельного отхода от ид, жизни инстинктов и глубинных сло­ев психики. Этот сдвиг, каким бы ни было его влияние на фундаментальные психоаналитические изыскания, дал ос­нову для свежих рассуждений о сновидениях. Разграничи­тельная работа Эриксона «Специфика сновидений в психо­анализе» (1954), где он изучает богатые адаптивные намеки в манифестном содержании сновидения «Об инъекции Ирме» Фрейда хорошо соответствует статьям последней части данного сборника. Кроме того, Эриксон помещает в центр психоаналитического внимания проблему идентич­ности. Хотя нить такого интереса уводит в поток психоана­литического мышления, принимающего целостность «я» в качестве центрального фокуса аналитического процесса, в том числе и при толковании сновидений, этот аспект взгля­дов Эриксона не удостоился внимания в данном сборнике. Его вытеснила более радикальная ориентация на «я» Кохута (смотрите работу Этвуда и Столороу). Подобным же обра­зом интригующий, основанный на теории объектных от­ношений подход Марка Канзера, связывающий значение внутреннего объекта с формированием сновидения и пе­ресказом его аналитику (Kanzer, 1955), имеет более не­посредственное отношение к статьям третьей части.

Если внимание к интернализованным и символичес­ким коммуникативным процессам объединяет работы чет­вертого раздела не так заметно, как предшествующих, то в нем зато более последовательно обсуждаются проблемы манифестного содержания сновидения, в особенности эк­спрессивной и интегрирующей функции. Достойно вни­мания, что на Эриксона, творческого человека, произве­ла впечатление богатая символическая многозначимость детской игры (Erikson, 1954). Однако на аналитической подготовке Эриксона больше сказалось влияние Анны Фрейд, чем Мелани Кляйн (Young-Bruehl, 1989: 176); к тому же он практиковал в Америке, где в психоаналити­ческой среде преобладала эго-психология. Его тезис о значении явного (манифестного) содержания, наполнен­ный художественной восприимчивостью к многозначи­тельности детской игры, равнозначен открытому спору с

[33]

Фрейдом, упорно подчеркивавшим опасность анализа непосредственно по манифестному содержанию.

Первые две статьи этого раздела в качестве отправной точки выбирают некоторый аспект манифестного сновиде­ния и его полезность в клинической ситуации. В своей ра­боте Спаньярд блестяще преподносит очень полезную ис­торию изменения позиции Фрейда к манифестному содер­жанию и историю развития последующих подходов к интерпретации сновидения, включая такую крайнюю на­правленность, как упор на разрешение проблем, имевшую сильное влияние в Америке (French и Fromm, 1964). Спа­ньярд утверждает, что фасад сновидения — это то место, откуда пациент начинает, и поэтому самая доступная точка соприкосновения с актуальным конфликтом. Он подкреп­ляет свои доводы тщательной оценкой противоречий Фрейда при анализе своих собственных сновидений. Спаньярд при­влекает свидетельства лаборатории по изучению сна, чтобы оправдать свое внимание к манифестному содержанию. Эта тенденция есть и в статье Гринберга и Перлмана. Они опи­сывают случай пациента, проводившего ночью исследова­ния в лаборатории по изучению сна и одновременно про­ходившего анализ. С их точки зрения, дневные и ночные задачи эго удивительно похожи, хотя язык сновидения иной, уникально личный. Вслед за Иоффе и Сандлером (Joffe и Sadler,1968), Гринберги Перлман видят работу эго в снови­дении как создание новых организаций идеального состоя­ния «я» ради ощущения безопасности. То, что такие иде­альные состояния трудно отбросить, вносит свой вклад в появление инфантильных желаний и соответствующий ас­пект функции сновидения.

Когда Сесиль де Монжуа (Cecily de Monchaux) спраши­вает, почему пациенты приносят свои сны, ее ответы, опять же выраженные в терминах эго-психологии, проводят вся­кого рода хорошие адаптивные причины. Как сказал ей один пациент, сновидения, из-за своего «разорванного характе­ра», могут выдерживать невыносимое, брать на себя часть «груза», отодвигать ощущение трансфера в прошлое, кон­структивно расщеплять значение до тех пор, пока не будет возможна реинтеграция. Это хорошая и полезная форма рас-

 

[34]

щепления, созидательная диссоциация, модификация от­ветственности и отдаление эмоционального переживания, «путь к примирению двух сторон, всегда присущих любому спору в бессознательном». В статье Сесиль де Монжуа ис­пользованы многие защитные и потенциально отрицатель­ные характеристики деятельности эго, установленные кляйнианскими мыслителями — в частности, эвакуативная фун­кция сна — и она находит им конструктивное употребление. Она рассматривает сон как шаг в поступательной интегра­ции, или, в терминах Винникотта, как переходную деятель­ность. Я думаю, ее работа служит прекрасным примером для сравнения со статьей Понталиса, использующим со­всем иной язык и аргументы для аналогичного подчеркива­ния полезности сновидения в анализе.

Концепция господства соединилась с идеей связывания, буквально в форму образов манифестного сновидения, не­выразимого страха перед травматическим распадом, психо­зом. Эта идея принесла плоды в среде психоаналитических мыслителей классической ориентации, наилучшим образом представленные в работе Сокеридса (Socarides,1980) «Перверсные симптомы и манифестное сновидение о первер­сии», появившейся в недавнем разностороннем сборнике американских статей о сновидении (Natterson, 1980). В бо­лее поздней статье Этвуд и Столороу обращаются к адап­тивной функции галлюцинатрной яркости образов снови­дения. Пытаясь увидеть психическую цель в самой галлю­цинации сновидения, они предполагают, что функция образов сна состоит в том, чтобы «упрочить центральные организующие структуры субъективной жизни сновидца». Эта функция преобладает над остальными, включая обра­ботку противоречивых желаний, когда «я» грозит дезинтег­рация или психоз. То есть, предполагая, как например Ханна Сегал (в этом сборнике), слияние конкретизированных об­разов сновидения и дезинтеграции границ эго, авторы при­писывают иную функцию конкретизации, понимая ее как попытку усилить чувство идентичности или ощущение «я», а не как продукт разрыва отношений между «я» и объек­том, символом и символизируемым. Аналитик рассматри­вает повторяющиеся сновидения (подобно ритуализирован-

[35]

ным, мазохистским или эксцентричным действиям) как попытки поддержать ощущение цельности собственного «я», какими бы компульсивными или жестокими они ни были. Этвуд и Столороу по мере продвижения аналитической те­рапии наблюдают у своей пациентки развитие способности отказаться от части своего всесилия и жестокости, способ­ности символизировать и использовать слова в терапевти­ческих взаимоотношениях. Интересно, что в этой статье не определено, как пациент использует аналитика, кроме того, авторы мало внимания уделяют деструктивному характеру материала пациентки.

Заключение

Хотя собранные здесь статьи и свидетельствуют о разно­родности психоаналитических взглядов на роль сновиде­ний в анализе, по моему мнению, они не создают хаоса интеллектуально неудобоваримого материала. Сами статьи представляют различные психоаналитические направления, сформированные разными традициями и интеллектуальны­ми настроениями, но все они уходят своими корнями в ра­боты Фрейда. Все они далеки от времени (задолго до смер­ти Фрейда) когда психоанализ можно было почти прирав­нять к методике интерпретации сновидений, когда аналитик с нетерпением ожидал в сновидении послания от бессозна­тельного, без которого анализ казался невозможным (Sharpe, 1937: 66). Сегодня мало кто не согласится с высказыванием Бреннера о том, что бессознательная фантазия повсеместна и выражается посредством симптомов, речи и жестов, — во всех сферах повседневной жизни. Кроме того, фокусом ана­лиза нынче является сновидец, а не сновидение. Анализ должен способствовать эмоциональному росту, пониманию природы трансферентных отношений. Выражаясь более классически, психоаналитический процесс способствует развитию и разрешению невроза переноса, и именно это служит основной заботой аналитика.

 

[36]

Именно Фрейд определил интерпретацию трансфера как существенно важную психоаналитическую деятельность, кон­текст, в который помещается и наполняется значением из­ложение сновидения. Кроме того, именно Фрейд создал свя­занную с развитием концептуализацию эго, оказавшуюся такой плодотворной в последующих представлениях относи­тельно способности использовать аналитическую ситуацию, а также видеть «хорошее» или аналитически полезное сно­видение. И наконец, именно Фрейд распознал вторжение травмы и значимость тревоги в устройстве психической орга­низации. Именно это устройство обнаруживается в анализе и в раскрываемом в его ходе сновидении, а не в использова­нии пациентом функции сновидения в рамках разворачива­ющегося процесса.

Хотя можно согласиться с тем, что сновидение потеряло свое центральное положение в аналитической работе, все же большинство аналитиков уделяют особое внимание пе­ресказу снов: лишь немногие психоаналитические публи­кации, с использованием иллюстративного клинического материала, не содержат анализа сновидений. Авторы таких статей знают, что их коллеги хотят слышать о сновидениях: психоаналитики понимают, что пациент располагает себя в психоанализе особым образом, соответствующим способу преподношения сновидений; что посредством сновидения пациент склонен говорить от своего собственного имени, пусть и в ущерб впечатляюще выстроенной клинической аргументации. В том, что касается классического мнения Фрейда о необходимости ассоциаций, положение дел изме­нилось, хотя его аргументы по-прежнему убедительны (см. работу Гринсона здесь, Blum, 1976). Включенные в сбор­ник английские и американские статьи показывают снови­дение, раскрывающее природу объектных отношений ана­литика и пациента. Сновидение в психоаналитическом кон­тексте обозначает сильные и слабые места в способности пациента переносить тяжесть эмоциональной жизни, при­нимать границы обособленной идентичности, символизи­ровать, использовать аналитическую обстановку, регрес­сировать на пользу эго (Kris, 1950, 1956). Этой проблеме непосредственно посвящены статьи третьего раздела. Для

 

[37]

клинициста они служат хорошими примерами теоретичес­кого и терапевтического взаимодействия. Мы видим, как продвигается анализ; мы обнаруживаем связующие звенья между пониманием сновидения и самим психоанализом. Мы наблюдаем развитие способности к интрапсихической ком­муникации, а с ней — более здоровое эго.

В развитии представлений о сновидении в США было больше разночтений, несмотря на главенствующую пози­цию Левина как первопроходца, проходившего подготов­ку в Берлине в 1920-х годах. Его интерес к связи между психологией сновидения и возможностями психоаналити­ческой ситуации переместился обратно в Старый Свет и более глубоко сосредоточился на разработанном там син­тезе (см. работу Кана в данном сборнике).

На развитие американской школы наибольшее влияние оказала эго-психология, получившая расцвет в 1950-х и 1960-х годах, именно результат этого развития обсуждает Гринсон в статье, написанной в 1970 г. В споре между Брен­нером и Гринсоном отражен антагонизм взглядов на сно­видение как продукт исключительно инстинктной, связан­ной с влечениями жизни или результат функционирования эго. Статья Гринсона, весьма консервативная по отноше­нию к богатству психоаналитической традиции и особому месту сновидения в психоанализе, мало повлияла на разви­тие американского канона. Он, скорее, поддерживает евро­пейские устремления вновь пересмотреть важность снови­дений (Curtis и Sachs, 1976).

Точка зрения эго-психологии, фиксированная на объе­диняющей функции эго и его адаптивном отношении к ре­альности, объясняет интерес к манифестному содержанию сновидения, проповедуемый Эриксоном. Эту тему развива­ет включенная в данный сборник статья Спаньярда, а так­же работа Гринберга и Перлмана. Подобно многим другим лабораторным исследованиям с регистрацией БДГ (Jones, 1970; Palombo, 1978), эта статья свидетельствует в пользу адаптивной функции эго в сновидении, раскрывающейся в манифестном материале. Классическая традиция, по-пре­жнему сильная в Америке, постоянно указывает на опас-

 

[38]

ность чрезмерного внимания к манифестному содержанию в ущерб латентным аспектам (Blum, 1976).

Однако именно благодаря вниманию к манифестному содержанию, а также к множеству способов конструктив­ной или организующей роли эго в сновидении, психологи, чьи работы вошли в этот сборник, собственными путями приходят к более полному пониманию способов использо­вания сновидения для контроля тревоги и поддержания идентичности. Здесь, как и у аналитиков, изучающих объек­тные отношения, наблюдается взаимное обогащение пони­мания интегрирующих возможностей и фундаментальных слабостей архаичного эго, которые по-особому раскрыва­ются в анализе сновидения.

Я думаю, что разумно закончить на ноте, созвучной с идеями Понталиса о том, что сновидение сохраняет прису­щую ему таинственность независимо от того, насколько снят покров загадочности с его возможностей. Оно ставит ана­литика перед границами познаваемого, осознанием беско­нечного (Matte-Blanco, 1975), двусмысленностью, которую психоанализ пытается постичь и сформулировать. К нему лучше подходить, учитывая неизбежную незавершенность.

Список литературы

Anzieu, Didier (1986) Freud's Self Analysis, London: Hogarth.

__ (1989) The Skin Ego, London: Yale.

Bion, Wilfred (1962a) 'A theory of thinking', International Journal of

Psycho -Analysis 43: 306-10. __ (1962b) Learning from Experience, London: Heinemann; reprinted

in paperback, Maresfield Reprints, London: H.Karnac Books (1984). Blum, Harold (1976) The changing use of dreams in psychoanalytic

practice: dreams and free association', International Journal of

Psycho-Analysis 57: 315-24. Bollas, Christopher (1987) 'At the other's play: to dream', in The Shadow

of the Object: Psychoanalysis of the Unthought Known, London: Free

Association Books. Breuer, Joseph and Freud, Sigmund (1895) Studies on Hysteria, SE11.

[39]

Curtis, Homer and Sachs, David (1976) 'Dialogue on the changing use

of dreams in psychoanalytic practice', International Journal of Psycho-Analysis 57: 343-54. Erikson, Eric H. (1950) Childhood and Society, New York: W.W.Norton

&Co. __ (1954) 'The dream specimen of psychoanalysis', Journal of the

American Psychoanalytical Association 2: 5-56. __ (1959) 'Identity and the Life Cycle', New York: International

Universities Press. Ferenczi, S. (1931) 'On the revision of The Interpretation of Dreams,

Final Contributions to the Problems and Methods of Psychoanalysis',

London: Hogarth (1955). Fosshage, James (1983) 'The psychological function of dreams: a revised

psychoanalytic perspective', Psychoanalysis and Contemporary

Thought 6: 4, 641-69. French, T.M. and Fromm, E. (1964) Dream Interpretation, New York:

Basic Books. Freud, Sigmund (1900) The Interpretation of Dreams, Standard Edition

of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, SE 4/5,

London: Hogarth Press (1950-70).

р.п.: З.Фрейд. Толкование сновидений. В кн.: З.Фрейд. Сон и сно­видение. М., Олимп, АСТ-ЛТД., 1997, с. 15-490. __ (1916) Introductory Lectures on Psychoanalysis, SE 15. Р.п.: З.Фрейд.Введение в психоанализ. Лекции. М., Наука, 1989. __ (1917) 'Metapsychological supplement to the theory of dreams',

SE 14.

__ (1920) Beyond the Pleasure Principle, SE 18. Р.п.: З.Фрейд. По ту сторону принципа удовольствия. В кн.: З.Фрейд.

Психология бессознательного. М., Просвещение, 1989. __ (1923) The Ego and the Id, SE 19.

Р.п.: З.Фрейд. Я и Оно. В кн.: З.Фрейд. Психология бессознатель­ного. М., Просвещение, 1989. __ (1925) 'Some additional notes on dream interpretation as a whole',

SE 19. __ (1931) Preface to the third (revised) English edition of The

Interpretation of Dreams, SE 4: xxxi. __ (1932) 'Revision of The Interpretation of Dreams', Lecture XXLV,

New Introductory Lectures, SE 22. __ (1940) An Outline of Psycho-analysis, SE 23. Р.п.: З.Фрейд.Основные принципы психоанализа. кн.: З.Фрейд.

Психология бессознательного. М., Просвещение, 1989.

 

[40]

Garma, Angel (1966) The Psychoanalysis of Dreams, London: Pall Mall Press.

__ (1974) The Psychoanalysis of Dreams, New York: Jason Aronson.

Green, Andre (1975) The analyst, symbolization and absence in the analytic setting (on changes in analytic practice and analytic experience)', International Journal of Psycho-Analysis 56: 1-21.

Greenberg, Jay R. and Mitchell, Stephen A. (1983) Object Relations in Psychoanalytic Theory, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Greenberg, R. and Pearlman, C. (1978) 'If Freud only knew: a recon­sideration of psychoanalytic dream theory', International Review of Psycho-Analysis 5: 71-5.

Hartmann, H. (1939) Ego Psychology and the Problem of Adaptation, New York: International Universities Press.

Joffe, W.G. and Sandier, J. (1968) 'Comments on the psychoanalytic psychology of adantation', International Journal of Psycho-Analysis 49: 445-54.

Jones, R.M. (1970) The New Psychology of Dreaming, New York: Grune & Stratton.

Kanzer, Mark (1955) The communicative function of the dream', International Journal of Psycho-Analysis 36: 260-6.

Khan, Masud (1974) The Privacy of the Self, London: Hogarth.

Klein, Melanie (1946) 'Notes on some schizoid mechanisms', in The Writtings of Melanie Klein, vol. III, London: Hogarth.

__ (1955) The psycho-analytic play technique: its history and signifi­cance', in Envy and Gratitude and Other Works, London: Hogarth.

Kohut, H. (1971) The Analysis of the Self, New York: International Universities Press.

__ (1977) The Restoration of the Self, New York: International Universities Press.

Kris, Ernst (1950) «On preconscious mental processes', The Psycho­analytic Quarterly 19: 540-56.

__ (1956) 'On some vicissitudes of insight in psychoanalysis', Interna­tional Journal of Psycho-Analysis 37: 445-55.

Laplance, J. and Pontalis, J.B. (1973) The Language of Psycho-Analysis, London: Hogarth.

Lewin, Bertram (1946) 'Sleep, the mouth and the dream screen', The Psychoanalytic Quarterly 15: 419-34.

__ (1955) 'Dream psychology and the analytic situation', The Psycho­analytic Quarterly 35: 169-99.

Mahonet, Patrick (1977) Towards a formalist approach to dreams', International Review of Psycho-Analysis 4: 83-98.

[41]

Matte-Blanco, Ignacia (1975) The Unconscious as Infinite Sets, London: Dychworth.

__ (1988) Thinking, Feeling and Being, London: New Library of Psychoanalysis.

Milner, Marion (1952) The role of illusion in symbol formation', in New Directions in Psychoanalysis, London: Tavistock.

__ (1957) On Not Being Able to Paint, London: Heinemann.

Natterson, Joseph (1980) The Dream in Clinical Practice, New York: Jason Aronson.

Palombo, Stanley (1978) The adaptive function of dreams', Psychoanalysis and Contemporary Thought 1.

__ (1984) 'Deconstructing the manifest dream', Journal of the American Psychoanalytic Association 32: 405-20.

Ricoeur, Paul (1970) Freud and Philosophy, London: Yale University Press.

Rycroft, Charles (19б8)Л Critical Dictionary of Psychoanalysis, London: Thomas Nelson & Sons.

Sandier, Joseph (1976) 'Dreams, unconscious fantasies and identity of perception', International Review of Psycho-Analysis 3: 33-41.

Sharpe, Ella Freeman (1937) Dream Analysis, London: Hogarth (1978).

Shur, М. (1966) 'Some additional "day residues" of the specimen dream of psychoanalysis', on R.Loewenstein et al. (eds) Psychoanalysis: General Psychology, New York: International Universities Press.

Socarides, Charles (1980) 'Perverse symptoms and the manifest dream of perversion', in Joseph Natterson (ed.) The Dream in Clinical

Practice, New York: Jason Aronson.

Tolpin, Paul (1983) 'Self psychology and the Interpretation of Dreams', in Arnold Goldberg (ed.), The Future of Psychoanalysis, New York: International Universities Press.

Waldhorn, Herbert F. (1967) Reporter: Indications for Psychoanalysis: The Place of Dreams in Clinical Psychoanalysis. Monograph II of the Kris Study Group of the New York Psychoanalytic Institute, Edward P.Joseph (ed.) New York: International Universities Press.

Winnicott, D.W. (1971) Playing and Reality, London: Tavistock Publications.

Young-Bruehl, Elisabeth (1989) Anna Freud, London: Macmillan.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СНОВИДЕНИЕ И ПСИХОАНАЛИЗ: ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС

Статья Масуда Кана 1962 года (Глава 1) — самая ранняя из помещенных в этом сборнике. Она описывает кон­цептуальную взаимосвязь между психологией сновиде­ний Фрейда и психоаналитическим методом. Автор раз­вивает идею Бертрама Левина о сходстве между ситуация­ми сновидца и пациента психоанализа, между регрессией, происходящей во сне и регрессией, которая может быть вызвана усилиями психоаналитика, а также об отличии процесса пробуждения, обусловленного сновидением, от пробуждения, вызванного актуализацией переноса. Сле­дуя концепции «хорошего часа психоанализа» Криса, он перечисляет достижения комплекса эго в формировании «хорошего» сновидения — сновидения, облегчающего интрапсихическую коммуникацию и (в процессе лечения) психоаналитическую работу. В конце главы он обраща­ется к проблеме, рассматриваемой в ряде последующих глав — проблеме наиболее примитивной функции сно­видения, действующей как интрапсихически, так и в рамках психоаналитического процесса

1. ПСИХОЛОГИЯ СНОВИДЕНИЙ И РАЗВИТИЕ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО МЕТОДА

М. МАСУД КАН

Самоанализ Фрейда и открытие психоаналитического метода

Джонс, автор биографии Фрейда (1953), сообщает нам: «Два важных направления исследований Фрейда тесно свя­заны с его самоанализом: толкование сновидений и его пристальное внимание к детской сексуальности» (с.320). То же самое подчеркивает Крис в предисловии к «Письмам к Флиссу» (с.33). Однако до сих пор уделялось недостаточно внимания факту, что открытие психоаналитического мето­да как терапевтического и исследовательского инструмента для понимания и разрешения интрапсихических бессозна­тельных конфликтов человека, символизируемых и выра­жаемых его болезнью и ее симптомами, явилось уникаль­ным вкладом в развитие теории психоанализа. Этим откры­тием мы обязаны самоанализу Фрейда, к которому он приступил летом 1897 г. и который продолжал в течение всей жизни. Фрейд проводил самоанализ по двум парал­лельным направлениям: (а) толкование собственных сно­видений и (b) эмпатия и инсайт в процессе клинической

 

[46]

работы с пациентами. Эмпатия и инсайт отвечают хорошо известным чертам характера Фрейда. Еще 29 октября 1882 года он писал своей невесте: «Я всегда нахожу неестествен­ным, если не могу понять кого-либо, поставив себя на его место» (Jones, 1953: 320).

Результатом самоанализа Фрейда явились не только его монументальная работа по сновидениям, его теория детс­кой сексуальности и гипотеза о том, что этиология невро­зов лежит в душевных переживаниях детского возраста, но и то, что он существенно и бесповоротно изменил общее направление терапевтических усилий. Открытие психоана­литического метода изменило цели психотерапии. Как удач­но отметил Сас (1957), «Задача помочь пациенту стала вто­ростепенной по сравнению с задачами научного понима­ния». Со временем именно этот сдвиг в направлении и целях терапевтического метода, произведенный Фрейдом, стал причиной немалой враждебности к нему и критики со сто­роны его собственных учеников, подобно тому как ранее его теории механизма сновидений и детской сексуальности поставили его под удар критики со стороны общества в це­лом. Большая часть, если не все впоследствии отошедшие от него ученики (Юнг, Адлер, Ранк, Райх, Райк и др.), так или иначе концентрировали психологические усилия на задаче помочь пациенту, добиваясь инсайта и понимания. Сам Фрейд прекрасно знал об оппозиции своих последова­телей и в этой связи, обращаясь к 5-му Международному конгрессу психоаналитиков в 1919 г. в Будапеште, ясно сформулировал основную задачу психоанализа:

«Ознакомить пациента с существующими в нем подав­ленными бессознательными импульсами и выявить со­противление, мешающее расширению его знаний о са­мом себе... мы надеемся достичь этого, используя пере­нос пациента на личность врача и убеждая его в нецелесообразности сформировавшихся в детстве меха­низмов подавления и в невозможности образа жизни, основанного на принципе удовольствия... Психоанали­тический процесс должен проходить, насколько это воз­можно, в условиях лишения — в состоянии абстинен-

[47]

ции... У пациента при его взаимодействии с врачом, долж­но оставаться множество неудовлетворенных желаний. Необходимо отказывать ему именно в том, чего он боль­ше всего желает и настоятельнее всего просит».

(Freud, 1919)

Для сравнения терапевтических целей достаточно бегло просмотреть завершающий абзац «Исследований истерии» (Freud, Brenner, 1893-5), где Фрейд обещает пациенту «по­мощь или улучшение» посредством катарсического лече­ния, трансформирующего «трагедию истерика в обычное несчастье» (с.305).

Если верно, что именно самоанализ привел Фрейда к открытию психоаналитического метода, то ключ к более глубокому его пониманию мы должны более внимательно искать в названном направлении. Я спешу добавить, что не предлагаю повторно проанализировать субъективные дан­ные Фрейда. Это было бы не только дерзко, но и абсолют­но бесполезно. За нас это сделал Фрейд и, как удачно вы­разился Джонс, «сделал это раз и навсегда».

То, как напряженно приходилось Фрейду бороться, что­бы не отступать от своего намерения понять загадочную работу своей собственной психики, очень ярко описано Эйслером (1951):

«Фрейд мог снять свои подавления исключительно сво­ими собственными усилиями. ... Поэтому о самоанализе Фрейда можно справедливо сказать, что подобного рода психологическое и историческое событие никогда не смо­жет повториться; это тип события, представляемый только одним, уникальным в своем роде случаем, воспроизвес­ти который не в силах ни один другой человек, ... Про­цесс самоанализа в тот момент человеческой истории, когда его предпринял Фрейд, находился, так сказать, в противоречии с человеческой природой».

Что позволило Фрейду трансформировать свой герои­ческий субъективный опыт самоанализа («этот анализ слож-

[48]

нее любого иного» (Freud, 1954)) в терапевтическую проце­дуру, — так это его гениальная способность к абстракции, благодаря которой он воссоздал все существенные элемен­ты ситуации сновидца в условиях психоанализа, так что во время психоаналитического сеанса человек, находясь в бод­рствующем сознательном состоянии, мог физически, через невротический перенос, «повторно пережить» неосознава­емое психическое неблагополучие и действующие запреты, каковые нарушают функционирование его эго и ограничи­вают свободу протекания аффектов.

Более того, самым важным открытием Фрейда, вытека­ющим из его собственного опыта самоанализа и из его глу­бокого проникновения в смысл своих взаимоотношений с Флиессом в этот период, явилось то, что подобное повтор­ное переживание через невротический перенос возможно только при наличии другого человека, который, предостав­ляя себя в качестве объекта и обеспечивая поддержку сила­ми своего эго, может помочь пациенту выразить личные конфликты, разобраться в них и тем самым достичь само­интеграции. Наверное, можно даже сказать, что самоана­лиз Фрейда указал ему на невозможность подобного само­анализа для большинства людей и заставил его заняться разработкой проблемы условий и типа взаимоотношений, при которых это может быть достигнуто.

Выдвигаемая мною гипотеза об истоках обстановки пси­хоаналитического сеанса (если пользоваться терминологи­ей фрейдовского самоанализа) заключается в том, что по­средством анализа собственных сновидений и эмпатического понимания клинических переживаний своих пациентов в процессе гипнотического и катарсического лечения, Фрейд в ситуации психоанализа интуитивно воссоздал физичес­кую и психическую атмосферу, в значительной мере соот­ветствующую эмоциональной окраске интрапсихического состояния сновидца, способствующего «хорошему снови­дению». Позднее я подробно остановлюсь на эго-аспектах этого интрапсихического состояния.

 

[49]

Гипноз, психология сновидений и психоанализ

Стимулируемая психоанализом регрессия и ее связь с гип­нозом и состояниями сна обсуждались довольно часто (см. Левин, Фишер, Гилл и Бренман, Мэклпайн, Флиесс и др.). В частности, Левин в ряде провокационных и дерзких статей обсуждает то, как изобретение психоанализа сказалось на гип­нозе. Он попытался (1955) «спроецировать на психоаналити­ческую ситуацию и лечение «на кушетке» идею о том, что пациент как бы в некотором роде спит», и развил ее:

«Генетически ситуация психоанализа — это видоизме­ненная ситуация гипноза...исключение по всеобщ ему со­гласию сна из практики психоанализа открыло другой путь — метод свободных ассоциаций... желание быть усыпленным, привносимое пациентом в ситуацию гип­ноза, в психоанализе замещ ается желанием продуциро­вать свободны е ассоциации. П ациент ложится на куш ет-ку не для того, чтобы заснуть, а для того, чтобы ассоци­ировать. ...Н арциссизм сна ...совпадает с нарциссизм ом пребывания на куш етке.Явное содержание сновидения совпадает с явным психоаналитическим материалом*.

... То, что конструируется во сне, следует сравнивать с тем, что конструируется процессом психоанализа».

Левин, следуя (в благоразумных пределах) примеру Ран­ка, видит в этом регрессивном повторении «прямое пере­живание того, что переживалось в младенчестве». Однако он (так же, как Крис) отмечает, что «и здесь сосредоточе­ние на толковании содержания и на мире сновидений от­влекает нас от проблемы сна и от рассмотрения субъекта

* Под «явным психоаналитическим материалом» подразумеваются те проблемы и симптомы пациента, с которыми работает психоаналитик, иными словами, жалобы пациента. Прим. ред.

 

[50]

психоанализа как частично спящего или сновидца. ... Па­циент на кушетке prima facie* является невротической лич­ностью и лишь между прочим — сновидцем».

В психоаналитической литературе часто рассматривают­ся три аспекта сна:

1. Сон как биологическая потребность (Фрейд (1900-1917). Тогда функция сновидения состоит в поддержании сна.

2. Сон как регрессивная защитная реакция в процессе пси­хоанализа, направленная против импульсов агрессив­ности, мазохизма и покорности, угрожающих равнове­сию защитных механизмов эго (см. Bird (1954); Ferenczi (1914); Stone (1947) и др.).

3. Регрессия во сне как процесс вычленения онтологичес­ких стадий детского развития и первичной зависимости младенца от материнской груди (Isakower (1938); Lewin (1955); Spitz (1955) и др.).

Соотношению между желанием спать с его производной регрессивной защитой с одной стороны, и желанием выле­читься с его эго-катексисами сознания (самовосприятия) с другой стороны, уделялось мало внимания. Левин (1955), рассматривая развитие психоаналитической практики из лечения гипнозом, справедливо отмечает:

«Именно во время перехода от лечения гипнозом к ка­тарсису и психоанализу невротический пациент пре­вратился из гипнотизируемого субъекта в поверителя, а терапевт pan passu** стал психоаналитиком. ... Волшебник-усыпитель стал доверенным лицом, и на исто­рическую сцену вышел психоанализ. ... В итоге психо­аналитик стал тем, кто пробуждает».

По моему мнению, мы пока еще не полностью оце­нили значение этого очень важного преобразования роли терапевта: из гипнотизера он превращается в «того, кто пробуждает» (Lewin, 1955). Когда Фрейд стал учитывать

* С первого взгляда, по первому впечатлению (лат.). — Прим. перев.

** Одновременно (лат.). — Прим. перев.

[51]

сопротивление пациента, вместо того, чтобы убирать его чудодейственным образом с пути при помощи гипноти­ческого сна, он положил начало новому процессу в раз­витии человеческого сознания: процессу, устраняюще­му разрыв между сознанием и бессознательным. Уверо­вав в то, что потенциал сотрудничества в эго пациента при лечении не исчерпывается простым желаним быть загипнотизированным, и опираясь на наблюдения са­моанализа, он создал психоаналитический метод, благо­даря которому пациент с помощью аналитика может стать настолько же открытым и восприимчивым, как он от­крыт и восприимчив во сне к сновидениям или в гип­нотическом состоянии к подавленному содержанию. Если выразиться несколько туманно, в то время как смысл гипнотической терапии заключался в том, чтобы выз­вать «состояние видения сна», а затем ознакомить паци­ента с его содержанием (а именно: пациента вводили в состояние гипноза, чтобы он «видел сон», а на заключи­тельной стадии сеанса будили и помогали вспомнить «сновидение», увиденное под гипнозом), в новой, видо­измененной процедуре психоанализа аналитик помога­ет сознательному эго пациента восстановить подавлен­ное и бессознательное. Как только Фрейд заменил гип­нотический сон — основной инструмент терапевтического процесса — сознательным воспоминанием с сопутству­ющими ему сопротивлениями эго ослаблению механиз­мов подавления, изменилась и сама сущность терапев­тической практики, и роль психоаналитика. Психотера­пии стали подвластны новые области психической деятельности. Например, то, что ранее рассматривалось только как запретительный фактор цензуры в структуре сновидения (Freud, 1900). Со временем это дало нам глу­бокое понимание патогенных функций архаичного и са­дистского суперэго при тяжелых невротических расстрой­ствах личности.

 

[52]

Бодрствование, сон и психоаналитическая практика

Психология сновидения, столь много давшая нам для понимания бессознательных процессов и примитивного содержания ид, оставила нас, однако, в сравнительном не­ведении относительно природы самого сна и его психоло­гического значения для человека. Как психоаналитики, так и биологи почти безоговорочно считали желание спать и желание проснуться естественными потребностями челове­ка. Здесь я могу лишь сослаться на некоторые важные ис­следования психоаналитиков, обративших внимание на эту сложную и полную тайн проблему, а именно: работы Джеклса (Jekels, 1945), Федерна (Federn, 1934), Гротьяна (Grotjahn, 1942) и Скотта (Scott, 1956). Для нас здесь важно отметить тот клинический факт, что наблюдения психоаналитиков за чередованием сна и бодрствования многое прояснили относительно желания вылечиться и готовности оставаться бодрствующим и продуцировать свободные ассоциации в процессе психоанализа. Особенно ценен вклад Клиффорда Скотта в понимание этой проблемы (1952, I960), ибо он применил гипотезы Джеклса, Исаковера и Федерна к не­посредственному изучению ритмов сна и бодрствования в условиях психоанализа. Гипотеза Скотта заключается в сле­дующем: «Пробуждение или умение проснуться служит сви­детельством полного удовлетворения потребности во сне» (1952а). Далее, он постулировал наличие в психике «жела­ния пробудиться», мотивирующего акт пробуждения.

Интересно сравнить исследования Скотта со взглядами Левина (1954) и Джеклса (1945). Джеклс утверждал: «Я пред­полагаю, что функция пробуждения присуща всем снови­дениям и составляет их квинтэссенцию и их фундамен­тальную задачу». Левин отводил роль «пробудителя» психоаналитику. Из этого должно следовать, что в психо­аналитической практике психоаналитик берет на себя одну

[53]

из функций сновидения — функцию пробуждения. Джеклс в своей чрезвычайно интересной работе, посвященной об­суждению характерных для шизофрении состояний ак­тивности эго в сновидениях и процесса засыпания, при­ходит к следующему заключению: «Ментальное эго дает начало возвращению эго, равнозначному пробуждению. Оно осуществляется с помощью сновидения, подобно тому, как при шизофрении это происходит с помощью галлю­цинаций». Если мое предположение верно, то эго психо­аналитика берет на себя эту «восстановительную» роль в отношении более регрессивных состояний серьезно боль­ных пациентов (см. Winnicott, 1954a и b; Bion, 1958, 1959). Только в психоаналитической практике аналитик работа­ет не через посредство галлюциноза, а с помощью толко­ваний. Его способность интерпретировать во многом за­висит от силы его эго, позволяющей произвольно контро­лировать предсознательную активность при работе с пациентом. Это то, что мы обычно называем эмпатией и интуицией. Таким образом, если нарциссизм сна заменя­ется нарциссизмом кушетки (Lewin, 1955), то функция пробуждения, присущая сновидению, достается аналити­ку. Именно он поддерживает пациента в бодрствующем состоянии, направляет обратное течение его аффективных процессов и придает им форму и значение с помощью своих толкований. В нашей клинической практике часты слу­чаи, когда во время острых регрессивных состояний боль­ных с тяжелыми нарушениями именно бодрствование и активность эго аналитика, выражающиеся в его физичес­кой бодрости и его толкованиях, стабилизируют состоя­ние пациента и останавливают необратимую капитуляцию перед действием первичного процесса.

Мне хотелось бы вкратце привлечь здесь внимание к более серьезным и глубоким нарушениям характера и субъектив­ной картины сна и сознания у определенного типа шизоид­ных регрессивных пациентов. Часто обнаруживается, что эти пациенты, демонстрирующие в своем явном поведении маниакальную гиперактивность или крайние формы инер­тности и апатии, только тогда обретают возможность засы­пать без чувства тревоги, когда привыкают полагаться на

 

[54]

присутствие бодрствующего аналитика, его активность в условиях психоанализа, и тем самым начинают зависеть от него. Только тогда они могут проснуться в таком эмоцио­нальном состоянии, которое не запускает примитивные раскалывающие механизмы в эго. У этих пациентов лишь после восстановления такого вполне обычного ритма сна и бодрствования наблюдается возможность хороших снови­дений и свободных ассоциаций.

Я предпринял это продолжительное отступление, чтобы показать, как психоаналитическая практика, утвердившись, дала возможность наблюдать те самые процессы, которые положили ей начало, а именно: желание заснуть, желание проснуться и способность видеть сны.

Отвергнув гипнотический сон в качестве терапевтичес­кого фактора и перераспределив все психические силы, дей­ствующие у сновидца в ситуации психоанализа, Фрейд сде­лал возможной оценку роли и функции сна и бодрствова­ния как в терапевтической ситуации, так и в онтологическом развитии (см. Fliess, 1953; Isakower, 1938; Lewin, 1954; Federn, 1934; Gifford, 1960; Hoffer, 1952; Spitz, 1955; Scott, I960; Winnicott, 1954a и b).

Гипотеза «хорошего сновидения»

Огромная доля всей нашей литературы, мифов, соци­альных обычаев, ритуалов и интеллектуальных открытий либо основана на способности видеть сны, либо обязана ей своим происхождением (см.Сhаrре, 1937; Lewin, 1958; Roheim, 1952). В этом смысле сновидение является прото­типом всякого духовного творчества взрослого человека. Здесь я предлагаю концепцию «хорошего сновидения» по аналогии с концепцией «хорошего часа психоанализа» Кри­са. Далее я схематически изложу некоторые характерные условия и черты интрапсихического состояния сновидца, позволяющие материализоваться «хорошему сновидению».

[55]

1. Безопасное и спокойное физическое окружение, где эго может без всякого риска отозвать свои катексисы из внешнего мира и укрепить желание спать.

2. Наличие в эго уверенности в том, что этот (внешний) мир останется на месте и в него можно будет вернуться после того, как желание спать будет удовлетворено.

3. Способность эго быть в контакте с желанием спать.

4. Бессознательный внутренний источник беспокойства, являющийся движущей силой сновидения и выражаю­щийся в работе сновидения.

5. Наличие доступных эго дневных остатков, необходимых для формального построения латентного «сновидения-желания».

6. Способность психического аппарата выдержать регрес­сивный процесс: от внешних реакций к галлюциниро­ванию (Kris, 1952).

7. Надежность интегрирующих процессов в эго. Эта на­дежность предполагает, что самые первые стадии ин­теграции души и тела в рождающемся эго (Winnicott, 1949) полностью завершились.

8. Нарциссическая способность эго получать удовлетво­рение из мира сновидений, замещающее чистый нар­циссизм сна или же реальное удовлетворение. Это под­разумевает способность эго переносить фрустрацию и довольствоваться символическим удовлетворением.

9. Способность эго к символизации и работа сновидения, поддерживающая достаточное количество катексисов, направленных против первичного процесса и необхо­димых для того, чтобы сновидение превратилось в опыт интрапсихической коммуникации.

10. Способность к продуктивному дистанцированию от при­митивных и садистских элементов суперэго, что позво­ляет ослабить барьер подавления.

11. Восприимчивость эго к влечениям ид и способность ус­тупать им, коррелирующая вместе с тем с уверенностью в возможности противостоять их хаосу и чрезмерному наплыву.

 

[56]

12. Время и место, подходящие для того, чтобы все это мож­но было осуществлять и повторять через более или ме­нее фиксированные интервалы.

13. Наличие у эго достаточного количества нейтрализован­ной энергии для обуздания и гармонизации вторгаю­щихся либидинозных и агрессивных импульсов ид (Hartmann, 1954).

14. Способность при необходимости сохранять «послеобраз» сновидения в бодрствующем состоянии.

Находясь в подобного рода психическом состоянии, че­ловек может иметь «хорошее сновидение». Под «хорошим сновидением» я подразумеваю сновидение, включающее, благодаря успешной работе сновидения, бессознательное желание, и поэтому способное поддерживать состояние сна, с одной стороны, и быть доступным для эго в качестве пси­хического переживания после пробуждения — с другой. В этом контексте интересно сравнить активность эго спяще­го человека по отношению к «хорошему сновидению» с тем, что Винникотт (1951) назвал примитивными психическими функциями, используемыми младенцем по отношению к неустойчивому объекту (см. также Milner, 1957, 1952).

Способность видеть «хорошее сновидение», хотя и слу­жит необходимым предварительным условием для психи­ческого здоровья, однако не гарантирует его. Она является мерой психической дееспособности человека или, по выра­жению доктора Валенстайна, представляет «увеличение силы эго, обеспечиваемое сновидением».

Классический психоанализ и его функции

Давайте теперь коротко рассмотрим концепцию «психо­аналитической ситуации». Целостную ситуацию психоана­лиза достаточно произвольно можно разделить на три со­ставляющие:

1. Пациент.

2. Аналитик.

[57]

3. Психоаналитическая обстановка.

Взаимодействие этих трех компонентов составляет пси­хоаналитический процесс и процедуру.

Пациент привносит в психоанализ желание вылечиться, составляющее основу терапевтического альянса. С точки зрения психологии сновидений, его способность войти в ситуацию лечения на кушетке является производной нарциссического желания спать (Lewin, 1955). Симптом паци­ента представляет собой выражение «латентного сновиде­ния-желания», то есть бессознательных подавленных кон­фликтов и желаний. Он также привносит свою способность к психоаналитической работе, которая сильно зависит от возможностей работы его сновидения, осуществляющейся во сне (ср. Kris, 1956). Когда эффективность «работы сно­видения» пациента сильно нарушена расстройствами эго, примитивными защитными механизмами или психотичес­кими тревогами (ср. Bion, 1958. 1959), мы неизменно обна­руживаем, что он не подчиняется фундаментальному пра­вилу и не может продуцировать свободные ассоциации. В таких случаях поведение пациента в процессе психоанали­за характеризуется острым защитным или регрессивным использованием сна и молчанием. И наоборот, гипоманиакальное поведение и состояние подъема могут сорвать осу­ществление переноса (ср. Klein, 1946 и Winnicott, 1935 о маниакальной защите).

Аналитик со своей стороны обеспечивает восприимчи­вость по отношению к материалу пациента, то есть к его свободным ассоциациям. Таким образом он укрепляет «же­лание пробудиться» («аналитик — это тот, кто пробужда­ет» — Левин), а также выполняет роль эго спящего: эго, выражающего работу сновидения. Интерпретируя сопротив­ление пациента и смягчая примитивное чувство вины, он помогает высвободить и организовать бессознательные же­лания. В ситуации психоанализа он действует как «вспомо­гательное эго» (Heimann, 1950). Кроме того, он предостав­ляет в распоряжение пациента свою способность более сво­бодно формировать символические ассоциации. Он удерживает материал пациента «живым» в центре внима-

 

[58]

ния. Он следит за тем, чтобы в психических и аффективных процессах не было ложных и внезапных защитных блоков. Таким образом, он обеспечивает прогресс в психоаналити­ческой работе (Glover, 1928).

Аналитик, как и сновидящее эго, не удовлетворяет не­посредственно никаких бессознательных желаний пациен­та, так как они находят свою реализацию в невротическом переносе. Его роль ограничивается сочувствием, поддерж­кой и пониманием. То, что он предлагает, являет собой символическое удовлетворение.

Он создает физическое окружение, облегчающее выра­жение желаний и действия пациента, а также позволяющее ему самому вести себя свободно и творчески — психоанали­тическую обстановку. Под психоаналитической обстанов­кой я понимаю физическое окружение, в котором анали­тик приступает к проведению психоанализа с пациентом. В нашей обширной литературе имеется исчерпывающий ма­териал, посвященный пациенту и аналитику. Однако пси­хоаналитическая обстановка как таковая стала предметом более пристального внимания и изучения лишь в послево­енные годы ( ср. Winnicott, Spitz, Scott и другие). То, каким образом и почему Фрейд установил определенные физи­ческие атрибуты психоналитической обстановки — обычно принимается как данность. Мне хотелось бы здесь снова повторить, что я не рассматриваю субъективные причины выбора Фрейдом некоторых элементов этой обстановки, таких как его личное нежелание встречаться взглядом с па­циентом, в силу чего он предпочитал располагаться позади него (1913). Гениальность Фрейда заключалась в том, что, начиная с изучения субъективных данных, он с неизмен­ным успехом находил эффективную общую терапевтичес­кую процедуру (ср. Eissler, 1951). Психоаналитическую об­становку создает уединенная комната, надежно защищен­ная от вторжений и вмешательств из внешнего мира. Также ее обеспечивает комфортная температура и свежесть возду­ха, освещение, кушетка, на которую пациент может лечь и расслабиться. Аналитик определяет заранее время сеанса, всегда одно и то же; длительность сеанса фиксирована и также устанавливается аналитиком. Кроме того, он берет

[59]

на себя обязательство сохранять бдительность, восприим­чивость, способность к действию, оставаясь при этом нена­вязчивым (Rycroft, 1956a; Winnicott, 1954a).

Даже поверхностное рассмотрение показывает, насколь­ко искусно Фрейд перераспределил ответственность за интрапсихическое состояние спящего между тремя элемента­ми психоанализа — пациентом, аналитиком и психоанали­тической обстановкой. Насколько хорошо эти три составных части целостной практики психоанализа проецируются на тройственную структуру человеческой личности — к при­меру, в терминах Фрейда, на ид, эго и суперэго — прекрас­но и исчерпывающе рассмотрено многими аналитиками (ср. Fenichel, Bion, Fairbairn, Klein, Strachey и др.)

Одно весьма важное, если не решающее отличие от со­стояния спящего заключается в том, что аналитик, благо­даря своей личности, делает возможным взаимодействие (пе­ренос), которое противостоит изоляции сновидящего эго. И именно эти взаимоотношения переноса придают психо­анализу, в отличие от сновидения, терапевтический харак­тер. Другая отличительная черта деятельности психоанали­тика (интерпретации) в сравнении с работой сновидения эго заключается в том, что он взаимодействует с бессозна­тельными импульсами не через регрессивные механизмы, используемые эго спящего — такие как смещение, сгуще­ние, галлюцинация и так дал ее — а обращается к сопротив­лению и патогенному использованию примитивных защит­ных механизмов. Он не устраняет сопротивления, как в гип­нозе, а работает при их наличии и над ними, постепенно облегчая доступ эго пациента к новым источникам энергии и к более эффективным психическим процессам. Через от­ношение переноса Фрейд дал человеческому эго возмож­ность достичь его максимальных завоеваний по превраще­нию бессознательного в сознательное и сделал открытыми самовосприятию, инсайту и коммуникации обширные об­ласти эффективности и внутренней психической жизни (фантазии), доступные прежде лишь в метафорической фор­ме, через произведения поэтов, художников и одаренных сновидцев. В век, почти полностью поглощенный изучени­ем и завоеванием физического окружения, Фрейд разрабо-

 

[60]

тал метод изучения внутренней жизни и того, что человек причиняет человеку. Он сделал возможным творческое и терпеливое постижение сил и факторов, делающих нас людь­ми, а именно: наших эмоций, инстинктов, психики и со­знания. В нем человеческое эго нашло своего первого ис­тинного союзника, а не очередного вдохновенного проро­ка, интеллектуала или терапевтического тирана. Сейчас даже оппоненты Фрейда признают, что он позволил нам проло­жить терапевтический путь в бессознательное; однако не так ясно осознается, что вслед за ним и благодаря его рабо­те само функционирование и сферы действия человеческо­го сознания изменились, углубились и расширились (Trilling, 1955). Та титаническая работа духа Микеланджело, кото­рую Фрейд распознал в созданном им Моисее, вероятно, еще в большей мере была свойственна самому Фрейду — это его внутренняя борьба, которая привела к изобретению психоаналитического метода:

«Но Микеланджело помещает над могилой Папы Римс­кого другого Моисея. Он выше исторического, «привыч­ного» Моисея. Микеланджело переосмысляет тему раз­битых Скрижалей; он не позволяет Моисею разбить их во гневе, а заставляет его прочувствовать опасность того, что они могут быть разбиты, заставляет его уме­рить гнев или, по крайней мере, не дать гневу вылиться в действие. Так Микеланджело придает образу Моисея нечто новое, более чем человечное, и гигантская фигу­ра с ее огромной физической силой становится вопло­щением высшего из доступных человеку душевных дос­тижений — победы в борьбе с внутренней страстью ради цели, которой он посвятил себя... так, беспощадно судя самого себя, он поднимается над собой.

(Freud, 1914: 233-4; курсив мой)

А теперь давайте переключим наше внимание на клини­ческие проблемы психоанализа: на протяжении первых двух десятилетий своего существования он был призван отве-

[61]

чать нуждам и требованиям истериков (Freud, 1919). Дру­гими словами, предполагалось, что пригодным для психо­анализа является пациент, который достиг определенного уровня интеграции эго и либидинозного развития. Приро­да конфликтов заключалась в неразрешенных напряжениях между эго, суперэго, прегенитальными импульсами и объект-отношениями. Функции эго этих пациентов были более или менее сохранными, а их симптомы были результатом со­единения этих сохранных функций эго с примитивными импульсами ид и чувством вины. Такие конфликты серьез­но не подрывали и не искажали сами эти функции. Поэто­му, работая с такими пациентами, можно было положиться на действие функции переноса в обстановке психоанализа. В этом случае, как и в случае «хорошего сновидения», ни тревожащие импульсы ид не прорываются через регрессив­ный контроль эго над работой сновидения, реализуясь в поведенческих реакциях (иначе спящий бы проснулся), ни эго не приходится использовать тотальную примитивную защиту для борьбы со сновидением (как при психозе, ср. Nunberg, 1920 и Bion, 1958). Подобно этому, у таких паци­ентов в условиях психоанализа способность к переносу обес­печивает возникновение регрессивных мыслей и желаний, а также их словесного выражения, достаточного для тера­певтического процесса. В процессе психоанализа или в своей общественной жизни они не «действуют вовне» импульсив­но или угрожающе. И наоборот, из личного клинического опыта мне известно, что пациенты, которые не способны видеть «хорошее сновидение», не в состоянии творчески воспользоваться и психоанализом.

Пограничные личностные расстройства, регрессия и новые требования к психоанализу

На протяжении последних трех десятилетий за лечением обращалось множество пациентов, неспособных, вследствие самого характера своего заболевания, конструктивно вос­пользоваться классическим психоанализом. Удовлетворить

 

[62]

«ожидания» и следовать правилам психоанализа этим па­циентам не позволяли личностные расстройства. Они при­ходили на лечение с неподдающимися конкретному рас­познаванию симптомами и даже не имея хорошо сформи­ровавшегося желания вылечиться. Хотя интеллектуально все они даже слишком легко усваивали правила психоанализа, им не удавалось его использовать аффективно и исходя из точки зрения эго-процесса. Необходимость давать свобод­ные ассоциации сковывало их регрессивным образом цеп­ляясь за различные элементы обстановки и за личность аналитика (Fliess, 1953), они оказывались не в состоянии войти ни в терапевтический альянс (Zetzel, 1956), ни в не­вротический перенос (Sterba, 1957; Stone, 1947), которые были бы действенными. В их опыте лечения психоанали­зом постоянно происходило регрессивное смешение и сти­рание границ Я, аналитика и окружения. Расстройства этих пациентов по-разному определяли как пограничные лич­ностные расстройства (Greenacre, 1954; Stone, 1954), шизо­идный тип личности (Fairbairn, 1940; Khan, 1960b), нарциссические неврозы (Reich, 1933-49), «как бы личность» (Deutsch, 1942), расстройства идентичности (Erikson, 1959; Greenson, 1958), как «эгоспецифический» дефект (Gitelson, 1958), «ложную личность» (Winnicott, 1956; Laing, 1960), «базовый дефект» (Balint, I960) и так далее. Грубые нару­шения эго у этих пациентов не обеспечивли возможности того «легкого раскола», который является необходимым предварительным условием успеха клинического процесса в классической аналитической практике. В таких случаях смешения «я» и объекта, настоятельное желание контроли­ровать психические аффективные переживания регрессив­ного характера посредством поведенческих реакций и ин­теллектуальной защиты (A.Freud, 1952), ложный перенос (Little, I960; Stone, 1954) и состояния симбиотической за­висимости в процессе психоанализа быстро овладевали си­туацией. И, используя всевозможные причудливые и при­митивные защитные механизмы, такие пациенты отчаянно пытались полностью загнать эту предлагаемую психоана­литическую ситуацию под свой контроль (Winnicott, I960).

[63]

Различные новые техники и процедуры, изменения и нововведения, с разной долей уверенности и гарантий пред­ложенные за последние три десятилетия аналитиками, яви­лись результатом добросовестных попыток специалистов приспособить терапию к работе с такими клиническими состояниями.

Тем не менее, даже поверхностное рассмотрение убеж­дает нас, что эти техники противоречат друг другу (см. Balint, 1950). Некоторые аналитики склонны использо­вать регрессивные процессы пациента и психоаналити­ческую ситуацию для восстановления личности пациента (см. Little, I960). Другие не доверяют регрессивному по­тенциалу переноса и психоаналитической ситуации и на­лагают на нее и на пациента разумно подобранные огра­ничения и обязательства: таким образом они надеются провести пациента через «корректирующие эмоциональ­ные переживания» к новой свободе, жизнеспособности функций эго, психическому здоровью (ср. Alexander, 1950; Macalpine, 1950) и т. д. Сегодня большинство из нас бо­лее или менее согласно, что этиологию этих расстройств следует искать намного глубже Эдипова комплекса, прегенитальных ид-конфликтов и объект-отношений. По словам Гитлсона, при рассмотрении этих случаев «наша мысль развивается в направлении принятия эго-специфического дефекта». Мы все более и более склонны ви­деть истоки этих расстройств в отклонениях, произошед­ших на примитивной стадии дифференциации эго при его выходе из ситуации опекаемого младенца с превра­щением в самостоятельную структуру. С этим, по опре­делению, изменяется сама сущность нашей терапевтичес­кой задачи и функция психоаналитической обстановки. Мы больше не можем отдавать все свое мастерство ис­ключительно развитию невротического переноса, способ­ного в психоаналитической обстановке отразить латент­ные конфликты пациента, а также разрешению его по­средством интерпретации и проработки. У меня нет времени подробно обсуждать их по отдельности (см. Eissler (1950) и Khan (1960a)). Все, что я могу, это кратко отме­тить здесь, что когда клинический процесс в условиях

 

[64]

психоанализа выходит за «границы переноса» и пациент компульсивно и прямо проявляет свои потребности (в противоположность желаниям, для которых было доста­точно символической вербальной идиомы), обнаруживая грубые искажения эго, тогда аналогия состояния сна и галлюцинаторного состояния с психоанализом перестает быть возможной. В главе 7 «Толкования сновидений» (сс. 565-6), Фрейд совершенно ясно дает понять, что удов­летворение желания в сновидениях является возможным только при наличии мнемических образов предшествую­щего удовлетворения потребностей, доступных для катексисов. Он кратко резюмирует это на странице 598: «Пер­вое желание, по-видимому, было галлюцинаторным катектированием воспоминания об удовлетворении».

Мы можем развить это и сказать: если у человека в его переживаниях младенческой заботы такие удовлетворения не были надежными и постоянными или оказывались слиш­ком неадекватными, способность использовать эти «мнемические образы удовлетворения» для мобилизации снови­дения-желания должна, по определению, отсутствовать или быть искаженной (см. Winnicott, 1945). В этих обстоятель­ствах последующее развитие эго может быть использовано как магический способ компенсации недостатка ранних переживаний удовлетворения. Интрапсихически это может означать злоупотребление сновидением для создания маги­ческого всемогущего мира снов, направленного на форми­рование иллюзии удовлетворения фактических потребнос­тей с настойчивым отрицанием необходимости внешних объектов для удовлетворения и зависимости от них. Наибо­лее ярко это проявляется в случае некоторых психотичес­ких заболеваний. Мой клинический опыт показывает, что пациенты с очень примитивными искажениями эго не мо­гут работать с символическим значением трансфера психо­аналитической ситуации. Они либо совсем отрицают свое доверие к ней, либо пытаются подчинить ее магическому всемогуществу мысли или регрессировать до такой степе­ни, что фактические потребности-требования оказываются абсолютно вне возможностей аналитика или его окруже­ния. Клинические кризисы в случаях таких пациентов тре-

[65]

буют от психоаналитической ситуации иных возможностей. И чтобы не потеряться в подобной ситуации, мы должны ясно помнить, что, как утверждают Macalpine, Alexander и Fairbairn, причиной такого положения дел является не пси­хоаналитическая ситуация, а потребность пациента. Один из спасительных моментов для этих клинических кризисов заключается в том, что инструмент психоаналитической ситуации Фрейда достаточно гибок и пластичен для удов­летворения всех этих «нужд» и может противостоять всем тем примитивным «иллюзиям» (Little) и искажениям со сто­роны пациента. Как отмечают Винникотт, Спитц, Милнер, Скотт и другие, в этих обстоятельствах идиома «трансфера» психоаналитической ситуации меняется на более прими­тивный и первичный тип переживания, по характеру очень напоминающий ситуацию младенческой заботы. Когда это происходит клинически, то метапсихологическая эффектив­ность конкретной терапевтической методики будет зависеть от «теории», согласно которой работает аналитик. И чем больше мы сможем открыто обсуждать теории, ожидания и предварительные позиции нашего подхода к этим клини­ческим кризисам, тем большую пользу принесем друг другу и тем лучше наши методики будут соответствовать истин­ной психоаналитической позиции.

Между тем, для нас лучше всего было бы принять во внимание предостерегающие слова Фрейда к своим слуша­телям на 5-м Международном Конгрессе в Будапеште в 1919 г.:

«Мы самым категорическим образом отказались пре­вращать пациента, вверившегося нам в поисках помо­щи, в свою личную собственность, решать за него его судьбу, навязывать ему свои идеалы и с гордыней Созда­теля формировать его по своему образу и подобию, счи­тая при этом, что поступаем правильно».

 

[66]

Список литературы

Alexander, F. (1950). 'Analysis of the Therapeutic Factors in Psycho­analytic Treatment'. Psychoanal. Quart., 19.

Alexander, F., and French, T.M. Psychoanalytic Therapy, Principles and Application. (New York: Ronald Press, 1946).

Balint, М. (1950). 'Changing Therapeutic Aims and Techniques in Psycho-Analysis'. Int. J. Psycho-Anal., 31.

__ (I960). 'The Regressed Patient and his Analyst'. Psychiatry, 23, 3.

Bion, W.R. (1958). 'On Hallucination'. International Journal of Psycho-Analysis 39: 341-9.

__ (1959). 'Attacks on Linking'. Int. J. Psycho-Anal, 40.

Bird, B. (1954). 'Pathological Sleep'. Int. J. Psycho-Anal., 35.

Deutsch, H. (1942) 'Some Forms of Emotional Disturbance and their Relationship to Schizophrenia'. Psychoanal. Quart., 11.

Eissler, K.R. (1950). 'The Chicago Institute of Psychoanalysis and the Sixth Period of the Development of Psychoanalytic Technique'. J. General Psychol., 42.

__ (1951). 'An Unknown Autobiographical Letter by Freud and a Short Comment'. Int. J. Psycho-Anal, 32.

__ (1953) 'The Effect of the Structure о the Ego on Psychoanalytic Technique'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 1.

Erikson, E.H. (1954) 'The Dream Specimen of Psychoanalysis', Journal of the American Psychoanalytical Association 2: 5-56.

__ (1959) Identity and the Life Cycle, New York: International Uni­versities Press.

Fairbairn, W.R.D. (1940). 'Schizoid Factors in the Personality'. In: Psycho-Analytic Studies of the Personality. (London: Tavistock, 1952).

__ (1957). 'Freud, the Psycho-Analytical Method and Mental Health'. Brit. J. Med. Psychol., 30.

__ (1958). 'On the Nature and Aims of Psycho-Analytic Treatment'. Int. J. Psycho-Anal., 39.

Federn, P. (1932) 'Ego-Feeling in Dreams'. Psychoanal. Quart., 1.

__ (1934). The Awakening of the Ego in Dreams'. Int. J. Psycho-Anal., 15.

Fenichel, O. Problems of Psychoanalytic Technique. (New York: Psycho-anal. Quart. Inc., 1941).

[67]

Ferenczi, S. (1914). 'On Falling Asleep during Analysis'. In: Further Contributions to the Theory and Technique of Psycho-Analysis. (Lon­don: Hogarth, 1926).

__ (1927). Review of Rank's Technik der Psychoanalyse: I. DieAnalytische Situation, Int. J. Psycho-Anal, 8.

Ferenczi, S. and Rank, O. (1925). The Development of Psychoanalysis. Nerv. and Ment. Dis. Mono. No. 40.

Fliess, R. (1953). The Hypnotic Evasion: A Clinical Observation'. Psychoanal. Quart., 22.

Freud, A. (1952). 'A Connection between the States of Neganivism and of Emotional Surrender'. Author's Abstract. Int. J. Psycho-Anal., 33.

Freud, Sigmund The Origins of Psycho-Analysis. (London: Imago, 1954).

__(1900). The Interpretation of Dreams. SE, 4 and 5.

р.п.: Толкование сновидений. В кн.: З.Фрейд. Сон и сновидение. М., Олимп, АСТ-ЛТД., 1997, с. 15-490.

__ (1913). 'On Beginning the Treatment (Further Recommendations on the Technique of Psycho-Analysis, I)' SE, 12.

__ (1914). The Moses of Michelangelo'. SE, 13.

__ (1917) 'Metapsychological Supplement to the Theory of Dreams'. SE, 14.

__ (1919) 'Lines of Advance in Psycho-Analytic Therapy'. SE, 17.

Freud, S. and Breuer, J. Studies on Hysteria, Vol. 2, 1895.

Gifford, S. (I960). 'Sleep, Time and the Early Ego'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 8.

Gill, М. and Brenman, М. Hypnosis and Related States. (New York: Int. Univ. Press, 1959).

Gitelson, М. (1952). The Emotional Position of the Analyst in the Psycho-Analytic Situation'. Int. J. Psycho-Anal, 33.

__ (1958). 'On Ego Distortion'. Int. J. Psycho-Anal, 39.

Glover, E. The Technique of Psycho-Analysis. (London: Bailliere, 1928).

Greenacre, Phyllis (1954). The Role of Transference: Practical Consi­derations in Relation to Psychoanalytic Therapy'. J. Amer. Psycho-anal. Assoc., 2.

Greenson, R. (1958) 'Screen Defenses, Screen Hunger and Screen Iden­tity'. Journal of the American Psychoanalytical Association, 6.

__ (1960). 'Empathy and its Vicissitudes', International Journal of Psycho-Analysis, 41.

Grotjahn, М. (1942). The Process of Awakening'. Psychoanal. Rev., 29.

Hartmann, H. (1954). 'Problems of Infantile Neurosis'. Psychoanal Study Child, 9.

 

[68]

Heimann, Р. (1950). 'On Counter-Transference', International Journal of Psycho-Analysis, 31.

__ (1956). 'Dynamics of Transference Interpretation'. International Journal of Psycho-Analysis, 37.

Hoffer, W. (1952). "The Mutual Influences in the Development of Ego and Id: Earliest Stages', Psychoanal. Study Child, 7.

Isakower, O(1938). 'A Contribution to the Psychopathology of Pheno­mena associated with Falling Asleep', International Journal of Psycho-Analysis, 19.

Jekels, L (1945). 'A Bioanalytic Contribution to the Problem of Sleep and Wakefulness'. Psychoanal. Quart., 14.

Jones, E. The Life and Works of Sigmund Freud, Vol. I (London: Hogarth, 1953). Journal of the American Psychoanalytical Association (1954), 2, part 4.

Khan, M.M.R. (1960a) 'Regression and Integration in the Analytic Setting', International Journal of Psycho-Analysis, 41.

__ (1960b) 'The Schizoid Personality: Affects and Techniques', International Journal of Psycho-Analysis, 41.

Klein, Melanie (1946) 'Notes on Some Schizoid Mechanisms', in The Writtings of Melanie Klein, vol. Ill, London: Hogarth.

__ (1955) The psycho-analytic play technique: its history and signi­ficance', in Envy and Gratitude and Other Works, London: Hogarth.

Kris, Ernst (1950) «On preconscious mental processes', The Psychoana­lytic Quarterly 19: 540-56.

__(1954). Introduction to Freud: The Origins of Psycho-Analysis. See Freud (1954).

__ (1956) 'On Some Vicissuted of Insight in Psychoanalysis', International Journal of Psycho-Analysis 37: 445-55.

Laing, D.R The Divided Self. (London: Tavistock, I960).

Lewin B.D. The Psycho-Analysis of Elation. (London: Hogarth, 1953).

__ (1953). Reconsideration of the dream screen. Psychoanal, Q., 22, 174-99.

__ (1954). 'Sleep, Narcissistic Neurosis and the Analytic Situation'. Psychoanal. Quart., 23

__ (1955) 'Dream psychology and the analytic situation', The Psycho­analytic Quarterly 35: 169-99.

__ (1958) Dreams and the Use of Regression, New York: Int. Univ. Press.

__ (1959). 'The Analytic Situation: Topographic Consideration'. Psycho-anal. Quart., 28.

Little, V. (1960). 'On Basic Unity'.

[69]

Macalpine, I. (1950). The development of the Transference', Psychoanal. Quart, 19.

Milner, V. On Not Being Able to Paint. (London: Heinemann, 1957).

__ (1952). 'Aspects of Symbolist in Comprehension of the Not-Self. International Journal of Psycho-Analysis, 33.

__ (1956) The Communicztion of Primary Sensual Experience'., International Journal of Psycho-Analysis, 37.

Nacht, S. (1957). Technical Remarks on the Handling of the Transference Neurosis'. Int. J. Psycho-Anal, 38.

__ (1958). 'Variations in Technique'. Int. J. Psycho-Anal., 39.

Nacht, S. and Viderman, S. (I960). The Pre-Object Universe in the Transference Situation'.Int. J. Psycho-Anal, 41.

Nunberg, H. (1920). 'On the Catattonic Attack', In Practice and Theory of Psychoanalysis. (New York: Nerv. and Ment. Dis. Mono., 1948). Orr, D.W. (1954a). Transference and Counter-transference. A Historical Survey'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 2.

__ (1954b). 'Problems of Infantile Neurosis. A Discussion'. Psychoanal. Study Child, 9.

Rank, O. (1924). The Trauma of Birth. (London: Kegan Paul, 1929).

Reich, W. (1933-1949). Character Analysis. (London: Vision Press, 1950).

Roheim, G. The Gates of the Dream. (New York: Int. Unive. Press, 1952).

Rycroft, C. (1956a). 'Symbolism and its Relationship to the Primary and Secondary Processes', Int. J. Psycho-Anal., 37.

__ (1956b). 'The Nature and Function of the Analyst's Communications to the Patient'. Int. J. Psycho-Anal, 37.

Scott, W.C.M. (1952a). 'Patients who Sleep or Look at the Psycho- Analyst during Treatment. Technical Considerations'. Int. J. Psycho-Anal, 33.

__ (1952b). The Mutual Influences in the Development of Ego and Id:', Psychoanal. Study Child, 7.

__ (1954). 'A New Hypothesis concerning the Relationsphip of Libidinal and Aggressive Instinct'. Int. J. Psycho-Anal, 35. __ (1956). 'Sleep in Psychoanalysis'. Bull. Philadelphia. Assoc., 6.

__ (1960). 'Depression, Confysionand Multivalence'. Int. J. Psycho-Anal, 41.

Sechehaye, M.A. (1956). The Transference in Symbolic Realization, Int. J. Psycho-Anal, 37.

Sharpe, E. Dream Analysis. ( London: Hogarth, 1937).

Spitz, R.A. (1955). The Primal Cavity'. Psychoanal Study Child, 10.

[70]

__ (1956a). 'Countertransference. Comments on its Varying Role in the Analytic Situation'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 4.

__ (1956b). 'Transference: The Analytic Settings and its Phototype'. Int. J. Psycho-Anal., 37.

Sterba, R.F. (1957) 'Oral Invasion and Self Defence' .М. J. Psycho-Anal., 38.

Stone, L. (1947). 'Transference Sleep in a Neurosis with Duodenal Ulcer'. Int. J. Psycho-Anal., 28.

__ (1954). The Widening Scope of Indications for Psycho-Analysis'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 2.

Strachey, J. (1934). The Nature of the Therapeutic Action of Psycho-Analysis'. Int. J. Psycho-Anal., 15.

__ (1937). 'Symposium on the Therapeutic Results in Psycho-Analysis'. Int. J. Psycho-Anal., 18.

Szasz, T.S.(1956). 'On the Experience of the Analyst in the Psychoana­lytic Situation. A contribution to the theory of Psychoanalytic Treat­ment'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 4

__ (1957). 'On the Theory of Psycho-Analytic Treatment'. Int. J. Psycho-Anal., 38.

Trilling, L. Freud and the Crisis of our Culture. (Boston: Beacon, 1955).

Winnicott, C. (1959). The Development of Insight' .Sociological Rev., Mono. No. 2.

Winnicott, D.W. (1935) The Manic Defence'. In Winnicott, D.W. (1958).

__ (1945) 'Primitive Emotional Development'. In Winnicott, D.W. (1958).

__ (1949) 'Mind and its Relation to the Psyche-Soma'. In Winnicott, D.W. (1958).

__(1951) Transitional objects and transitional phenomena', In Winnicott, D.W. (1958).

__(1954a) 'Metapsychological and Clinical Aspects of regression within the Psycho-Analytical Set-Up'. In Winnicott, D.W. (1958).

__ (1954b). 'Withdrawal and regression'. In Winnicott, D.W. (1958).

__ (1956). 'Clinical varieties of Transference'. In Winnicott, D.W. (1958).

__Collected Papers (London: Tavisyock, 1958).

__ (1958). On the Capacity to be Alone. Int. J. Psycho-Anal. 39, 416-20.

__ (1960). The Theory of the Parent-Infant Relationship'. Int. J. Psycho-Anal., 41.

Zetzel, E.R. (1956). 'Current Concepts of Transference'. Int. J. Psycho-Anal., 37.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СПОР О СНОВИДЕНИИ: ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ОНО СЕГОДНЯ ПРЯМЫМ ПУТЕМ К ЦЕЛИ?

Статьи Чарльза Бреннера (Brenner, 1969), и Р.Р.Гринсона (R.R.Greenson, 1970), последняя задумана как возра­жение к монографии под названием «Место сновидения в клинической практике» (Waldhorn, 1967), помещены вместе как представляющие два полюса классического спора о значении сновидения в психоаналитическом процессе. С характерной ясностью Чарльз Бреннер оп­равдывает изгнание сновидения с центрального положе­ния в психоаналитической практике. Соотнеся психоло­гию сновидений со структурной моделью психики, он утверждает, что психологическое напряжение между же­ланием и реалистичным мышлением, более полно кон­цептуализированное как интрапсихический конфликт между организационными структурами психики — ид, эго и суперэго, повсеместно наблюдается в психической жизни. Симптомы, остроты, социальные и эстетические переживания — все они сформированы фантазией, яв­ляются продуктом конфликта и могут быть использова­ны аналитиком и пациентом для получения информа­ции о бессознательной деятельности психики.

Гринсон с этим не согласен. Он утверждает, что окна в бессознательный ум, подобного сновидению, не суще-

 

[72]

ствует и что никакой союз между аналитиком и пациен­том не сравнится с союзом, складывающимся при рабо­те со сновидением пациента. Он считает, что эго-психологи, примером чего служит работа Уолдорна, избегают бессознательное в целях защиты, называет это прозаич­ным и подвергает критике. Он критичен и к интерпрета­ции сновидения с недостаточным использованием ассо­циаций пациента, фактически исключающей пациента из процесса исследования.

2. СНОВИДЕНИЯ В КЛИНИЧЕСКОЙ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ РАБОТЕ

ЧАРЛЬЗ БРЕННЕР

Фрейд начинал свои психотерапевтические попытки из­бавить истерических пациентов от их симптомов, пытаясь ликвидировать амнезию в отношении первопричины этих симптомов с помощью гипнотического внушения. В это время его особенно не интересовали сновидения пациента, и его первые статьи по истерии, в частности, «Этюды об истерии» написанные совместно с Й.Брейером (J.Breuier, 1895), не содержат специального упоминания темы снови­дений или их толкования. Однако вскоре, отказавшись от гипноза и приступив к разработке психоаналитического метода, Фрейд обратил внимание на сновидения пациентов и свои собственные сны. Его быстрый и выдающийся успех в значительном прояснении психологии сновидений спо­собствовал убеждению в ценности этой недавно открытой методики исследования и лечения — психоаналитического метода. Более чем вероятно, что это придало ему смелость упорствовать в своей приверженности психоанализу вопре­ки пренебрежению и неодобрению — препятствиям, обес­куражившим бы человека, менее уверенного в себе и своей работе. Как писал сам Фрейд (1900) в предисловии к одно-

 

[74]

му из последних изданий «Толкования сновидений», такое открытие случается лишь один раз в жизни.

Публикация этой монументальной работы в 1900 г. по­началу вызвала незначительный интерес как в медицинс­ком, так и в научном мире. В 1905 г. Фрейд опубликовал историю болезни «Доры», «Фрагмент анализа одного слу­чая истерии»*, предназначавшуюся для иллюстрации прак­тической ценности анализа сновидений в психоаналитичес­кой работе. Появляясь на сцене, другие аналитики согла­шались или вскоре убеждались в правоте Фрейда, когда он подчеркивал пользу анализа сновидений пациентов. Очень быстро клиническое использование анализа сновидений стало одним из критериев подлинного, фрейдистского пси­хоанализа. Многие придерживаются этого мнения до сих пор, хотя сейчас столь недвусмысленно толкование снови­дений в этом отношении упоминается не так часто, осо­бенно в собственно психоаналитической литературе. Как психоаналитики, сегодня мы считаем его неотъемлемой частью психоаналитической практики, но интересно видеть свидетельства откровенного подчеркивания клинического значения толкования сновидений в ранней психоаналити­ческой литературе. Например, если обратиться к первым выпускам «Международного психоаналитического обозре­ния», то в каждом номере можно найти специальный раз­дел, посвященный сообщениям на тему интерпретации сно­видений: новый символ, необычное сновидение, интерес­ное латентное содержание и так далее.

Насколько мне известно, сейчас в психоаналитических журналах нет такого раздела, но в учебных планах психоана­литических институтов обычно, если не обязательно, все еще отводится значительное количество времени изучению толко­вания сновидений. Во всяком случае, в Соединенных Штатах на изучение интерпретации симптомов, черт характера, пара-праксисов или острот в учебных планах времени отводится гораздо меньше. Сновидения и их толкование продолжают занимать особое место в наших умах — наших профессио­нальных умах — признаем ли мы это открыто или нет.

* Перевод этой работы на русский язык см. в книге: З.Фрейд. Интерес к психоанализу. Ростов-на-Дону, Феникс, 1998. с. 177-336. — Прим. ред.

[75]

Я вспоминаю обсуждение на Конгрессе специалистов в 1961 г. в Эдинбурге с участием доктора М.Балинта и мисс А.Фрейд. В ходе обсуждения доктор Балинт сказал, что в своей практике настаивает на том, чтобы каждый анализи­руемый им кандидат в психоаналитики останавливался, по крайней мере, на одном из своих сновидений до тех пор, пока оно не будет полностью проанализировано, независи­мо от количества психоаналитических сеансов, необходи­мых для этого. Доктор Балинт объяснил, что подобным об­разом он убеждается в том, что каждый из его кандидатов имел, по меньшей мере, одну воможность полностью по­нять сновидение и узнать, что в действительности пред­ставляет собой бессознательный ум. Мисс Фрейд, к моему удивлению, с энтузиазмом отнеслась к этой идее, однако заметила, что сама ничего подобного никогда не делала, а под давлением признала, что подобная практика может быть нежелательной, даже в подготовительном психоанализе. Я могу добавить, что доктор Х.Сац на одном из курсов, кото­рый я посещал в начале 1940-х годов вместе с ним, расска­зывал, что в своей практике обычно продолжает анализ сновидения пациента на протяжении двух или более сеан­сов, в конце сеанса он говорил пациенту: «Хорошо, мы все еще не поняли это сновидение. Завтра нам нужно будет уделить ему больше времени». В тот период моя психоана­литическая карьера только начинал

 

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги Музыка онлайн- видео Партнерская программа
Фильмы Программы Ресурсы сайта Контактные данные

 

 

 

Этот день у Вас будет самым удачным!  

Добра, любви  и позитива Вам и Вашим близким!

 

Грек 

 

 

 

 

  Яндекс цитирования Directrix.ru - рейтинг, каталог сайтов SPLINEX: интернет-навигатор Referal.ru Rambex - рейтинг Интернет-каталог WWW.SABRINA.RU Рейтинг сайтов YandeG Каталог сайтов, категории сайтов, интернет рублики Каталог сайтов Всего.RU Faststart - рейтинг сайтов, каталог интернет ресурсов, счетчик посещаемости   Рейтинг@Mail.ru/ http://www.topmagia.ru/topo/ Гадания на Предсказание.Ru   Каталог ссылок, Top 100. Каталог ссылок, Top 100. TOP Webcat.info; хиты, среднее число хитов, рейтинг, ранг. ProtoPlex: программы, форум, рейтинг, рефераты, рассылки! Русский Топ
Directrix.ru - рейтинг, каталог сайтов KATIT.ru - мотоциклы, катера, скутеры Топ100 - Мистика и НЛО lineage2 Goon
каталог
Каталог сайтов
Каталог проверенных ресурсов! Каталог сайтов miramax.biz TOPCAT.RU Интернет-каталог