Соколов Э. В.
С 59 Введение в психоанализ.
Социокультурный аспект. 3-е изд., стер. — СПб.: Издательство
«Лань», 2002. — 320с. — (Учебники для вузов. Специальная
литература).
Настоящее учебное пособие
предназначается для студентов высших учебных заведений. В нем
представлены концепции психоанализа, принадлежащие крупнейшим
представителям психоаналитического движения: 3. Фрейду, А.
Адлеру, К. Г. Юнгу, К. Хорни и Э. Фромму. Медико-терапевтический
аспект психоанализа затрагивается лишь в самом минимальном
объеме, поскольку главной целью была систематизация философских
и социокультурных аспектов психоанализа как одной из наук о
человеке. В учебном пособии раскрывается общее ядро
психоаналитического мировоззрения, то новое, что привнес
психоанализ в понимание человека, общества и культуры,
показываются возможности использования психоанализа в
социогуманитарных науках. Автор надеется, что знакомство с
важнейшими идеями психоанализа поможет читателю лучше понять
самого себя, преодолеть комплексы и барьеры, которые мешают
взаимопониманию. Для тех, кто захочет более глубоко изучить
психоанализ, данное учебное пособие может стать первым
путеводителем в запутанном лабиринте психоаналитических идей.
Издательство «Лань», 2002 © Э. В.
Соколов, 2002 © Издательство «Лань», художественное оформление,
2002
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Зигмунд Фрейд
ОТКРЫТИЕ ПСИХОАНАЛИЗА
§ 1. Жизненный путь и творчество
Зигмунда Фрейда
§ 2. Лечение истерии — ключ к
пониманию бессознательного
§ 3. Бессознательные механизмы
психики
§ 4. Структурная модель психики
§ 5. Детская сексуальность и
учение о характерах
§ 6. Эдипов комплекс
§ 7. Толкование сновидений
§ 8. Психопатология обыденной
жизни
§ 9. Остроумие и его отношение к
бессознательному
§ 10. Художественная фантазия
§ 11. Культура и религия
§ 12. Происхождение и перспективы
культуры
§ 13. Психоанализ как метод
объяснения
и понимания социокультурных
процессов
Карл Густав Юнг
КОЛЛЕКТИВНОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ
§ 1. Юнг — человек и
мыслитель/Вехи жизненного пути
§ 2. Врачевание души как проблема
культуры
§ 3. Юнг и Фрейд
§ 4. Бессознательное и сознание
§ 5. Символы культуры
§ 6. Процесс индивидуации
§ 7. Психологические типы
§ 8. Массовая психология и
политика
Введение в психоанализ
Альфред Адлер
ИНДИВИДУАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
§ 1. Альфред Адлер: жизнь и
творчество
§ 2. Адлеровская критика Фрейда
и философские основы психоанализа
§ 3. Комплекс неполноценности
§ 4. Компенсация и
сверхкомпенсация. Невротический характер
§ 5. Социальное чувство
§ 6. Прототип личности и
индивидуальный стиль жизни
Карен Хорни
ПСИХОАНАЛИЗ И КУЛЬТУРА
§ 1. Творческий портрет К. Хорни
и направленность психоанализа
§ 2. Мужская и женская психология.
Проблемы брака
§ 3. Природа человека, культура и
генезис неврозов
§ 4. Невроз и «базовая тревога»
§ 5. Типы потребностей общения и
типы неврозов
§ 6. Необходимость самоанализа и
задачи психотерапии
Эрих Фромм
ГУМАНИСТИЧЕСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ
§ 1. Эрих Фромм: жизнь,
творчество, мировоззрение
§ 2. Психоаналитическое
просвещение
§ 3. Учителя человечества. Спор с
Марксом и Фрейдом
§ 4. Природа человека и
экзистенциальный опыт
§ 5. Экзистенциальная антропология
§ 6. Историческая индивидуация и
«бегство от свободы»
§ 7. Человеческие потребности и
«подлинный» способ жизни
§ 8. Социальный характер
§ 9. Коллективное бессознательное
Рекомендуемая литература
Посвящается памяти Сергея
Максимовича Черкасова
ВВЕДЕНИЕ
ЧTO
такое психоанализ?
В самом общем смысле — это есть
стремление выявить скрытые мотивы действий, мнений, истоки
морально-психологических установок личности. Большинство людей
не задумывается о том, что сознание — это еще не вся психика и
даже не большая ее часть. За пределами сознания находится
мощный психический аппарат, который формировался в течение
многих тысячелетий и деятельность которого недоступна
самонаблюдению, подобно тому, как недоступны ему деятельность
печени и других жизненно важных органов. Однако именно в этой
скрытой, бессознательной части психики находятся первоисточники
многих наших чувств и мыслей. Здесь накапливаются до конца
неосмысленные, неотреагированные переживания, происходит
синтез единичных впечатлений и разложение целостных, но
случайных образов, которые человек воспринимает во время
бодрствования, в конкретной ситуации.
В сфере бессознательного
переплетаются психическое и соматическое. Психические отклонения
перерастают в болезнь тела. Здесь же формируются глубинные
симпатии и антипатии к людям, причины конфликтов, которые бывает
трудно понять. В бессознательном подготавливаются «роковые
решения», вызревают побуждения к героическим или преступным
действиям, которых не ожидает ни само лицо, совершающее
поступки, ни его окружение. Все социальные, межличностные
отношения, массовая психология — пронизаны бессознательными
мотивами.
Первая и универсальная задача
психоанализа — это расшифровка, истолкование, осмысление всего
того нового, неожиданного, противоречивого, что возникает в
сознании и человеческих отношениях. Очевидно, что психоанализом
занимаются все люди с нормальной, да и с отклоняющейся психикой,
когда сталкиваются с чем-то лично их задевающим. Если
кто-нибудь из старых знакомых внезапно изменяет к нам
отношение, мы стараемся найти этому объяснение в его характере,
биографии. В быту, политике, искусстве всегда присутствует
психоанализ.
Можно сказать, что психоанализ
всегда присутствовал в культуре как необходимый и естественный
ее компонент, принимая иногда форму дружеского диалога,
наставительной беседы, объяснения в любви, церковной исповеди,
зрительского участия в спектакле или читательского размышления
о судьбе героя. Выделение психоанализа в специальный и
целенаправленный дискурс, в вид терапевтического общения врача и
пациента произошло в
XX
веке — вероятно потому, что глубокие и непривычные перемены во
взаимоотношениях людей привели к психическому дискомфорту
разного рода. Под влиянием урбанизации, усилившейся социальной
мобильности, ускоренного развития культуры и других факторов,
нарушились привычные психологические связи между людьми.
Возникли не имевшие аналогов в прошлом ощущения утраты смысла
жизни, непреодолимого барьера между поколениями, одиночества и
отчуждения, невозможности самореализации. На этой почве возросло
количество заболеваний разного рода, преступлений, самоубийств,
обострились идеологические конфликты.
Психоанализ как направление в
медицине и психологии возник на заре
XX
века. Но он не был лишь научным изобретением, принадлежащим
блестящему уму. Он явился также ответом на социо-культурные
перемены, потребовавшие специальной коррекции личности в
ситуации взаимного отчуждения людей и усилившейся
конфликтности.
Уникальность, необычность
психоанализа связана с тем, что он возник на границе между
практической медициной, наукой и бытовым дискурсом. Этим, во
многом, объясняется и его научная революционность, необычный
интерес к нему широкой общественности и также шквал
разоблачений, упреков, обвинений в безнравственности и
шарлатанстве, которые со всех сторон посыпались на
психоаналитиков. Не будет преувеличением, следуя Фрейду,
назвать психоанализ «коперниканским переворотом», поскольку он
открыл подходы к пониманию многих явлений, которые раньше наукой
игнорировались, принимались как нечто очевидное или объяснялись
как результат пережитков, человеческой глупости и порочности.
Психоанализ открыл новую эпоху в истории самопознания человека.
Необходимо различать три
проблемно-теоретических слоя в психоанализе. Первый связан с
медициной, практическим лечением неврозов, методами: свободных
ассоциаций, толкования сновидений, группового тренинга и
другими. Цель практического психоанализа — это коррекция
психики, переработка индивидуальных болезненных комплексов. В
процессе клинического психоанализа добывается огромное
количество конкретных знаний о больной и здоровой психике. Их
нелегко обобщить и привести в систему, поскольку они возникают
на основе неповторимого взаимодействия между врачом и пациентом
как между уникальными личностями.
Второй слой идей психоанализа
совпадает с общей теорией личности. Она складывалась у
психоаналитиков на основе их практического опыта, теоретических
размышлений и дискуссий с коллегами-психиатрами. Этот второй
слой представляет собой теорию, которая взаимодействует с
другими теориями в психологии, такими, как рефлексология,
гештальт-терапия, когнитивная психология.
По поводу конкретного пациента
лечащему врачу желательно иметь «одну теорию», с тем, чтобы
поставить диагноз и последовательно вести лечение. Но по поводу
«психики вообще» как человеческого феномена может существовать
множество теорий, благодаря конкуренции которых поддерживается
научная дискуссия, ставятся эксперименты и добываются новые
знания. В психоанализе как научном движении очень быстро
произошло размежевание на ряд течений. Пять психоаналитических
течений, развитых его основоположниками, представлены в
настоящем пособии. Но за пределами нашего внимания осталось еще
очень много концепций, с которыми читатель легко сможет
познакомиться — поток литературы по психоанализу непрерывно
растет.
Наконец, третий теоретический слой
психоанализа касается таких предметов как человеческая природа,
эволюция человека, взаимоотношения полов, происхождение и роль
культуры, взаимодействие культуры и личности, социо-культурные
причины невротизма. При обсуждении этих предметов психоанализ
вливается в общую антропологию, этнологию, социальную
философию. Объясняя происхождение и функции культуры, такие ее
формы, как религия, мораль, искусство, политика, разные
психоаналитики конструируют разные бессознательные механизмы.
Свои клинические наблюдения и свой метод неврозов каждый
психоаналитик использует в качестве исходного пункта для
объяснения массовых социо-культурных процессов. Таким образом,
религия, взаимоотношения полов, культура получают разную
трактовку, например, у Фрейда, Юнга и Хорни.
Судьба психоанализа необычна и
вместе с тем характерна. Встреченный насмешками и возмущением
академических кругов, он со временем завоевал популярность,
сравнимую разве что с популярностью марксизма и мировых
религий. Будучи задуман своим творцом как метод лечения
неврозов и теория душевной жизни, психоанализ превратился со
временем в философию человека и культуры, оказался в центре
политической полемики. Достаточно сказать, что в нацистской
Германии книги Фрейда были сожжены, а в СССР — запрятаны в
спецхран.
Поток критической и
комментаторской литературы о психоанализе не иссякает. В самом
психоанализе появляются все новые направления, которые
выдвигают на первый план те или другие бессознательные
механизмы. Влияние психоанализа ощущается в искусстве, массовом
и научном
сознании. Психоанализ перестроил
систему ценностей целого поколения людей в Европе и США. По
мотивам раскрытых психоанализом коллизий написано множество
драм, новелл, романов. Им увлекались выдающиеся мастера
искусства С. Цвейг, Т. Манн, Д. Лоуренс, Ф. Кафка, С. Дали, Т.
Уильяме, А. Миллер, Ш. Андерсон и многие другие. Американский
психолог Л. Триллинг писал в 1955 году. «Фрейдистские идеи
прочно обосновались в нашей культуре — психиатрия, прежде всего,
воспитывается на них. Они имеют решающее влияние на образование
и воспитание, чрезвычайно важны в антропологии, социологии,
литературоведении. Даже теология должна принимать их в расчет.
Мы можем сказать, что они стали интегральной частью нашего
современного интеллектуального аппарата».
Уже в начале
XX
века психоанализ приобрел всемирную известность. Ряд работ
Фрейда и его учеников был издан в 20 - 30 годы на русском языке
в основанной проф. Д. А. Ермаковым «Психоаналитической
библиотечке». Среди советских марксистов были в то время
сторонники и противники психоанализа. Первые акцентировали его
естественнонаучные, материалистические основания, атеизм,
разоблачение идеологии как «рационализации» классовых интересов.
Другие обращали внимание на мифотворчество Фрейда, указывали,
что психоанализ преувеличивает роль психических,
внутриличностных конфликтов и не изучает социальных конфликтов,
национальной и классовой специфики культуры.
В течение нескольких десятилетий
(с середины двадцатых до начала шестидесятых годов) психоанализ
в СССР фактически находился под запретом. И только с середины
восьмидесятых годов стали широко издаваться работы Фрейда,
Юнга, Адлера и других крупнейших психоаналитиков. Сегодня многие
образованные люди в нашей стране знакомы с психоанализом. Но
обилие психоаналитической литературы, множественность оценок
психоанализа, сложность идей, отсутствие в сегодняшней
социо-гуманитарной литературе хорошо разработанной методологии
— все это рождает потребность в обзорной, систематизирующей
учебной литературе.
Психоанализ следует рассматривать
не только как научно-философское учение, но и как симптом
культуры. Он возник в эпоху кризиса старой системы ценностей,
дал остро почувствовать неустроенность духовного бытия
личности и шаткость многих нравственных установок. Им
затронуты «нервные окончания» самых острых этико-политичес-ких
проблем нашей эпохи. Знакомство с психоанализом ни для кого не
проходит даром. Каждый человек, вникнув в его суть, становится
более искушенным, более самокритичным, менее склонным доверять
рекламе, броским лозунгам, идеологическим штампам. Психоанализ
воспитывает в людях терпимость, самоконтроль, ответственность,
уважение к своей и чужой свободе. А это как раз те качества, в
которых мы сегодня больше всего нуждаемся.
Предлагая данное пособие тем, кто
приступает к изучению психоанализа, хотелось бы подчеркнуть
важность психоаналитического просвещения. Нам предстоит освоить
огромное богатство идей, созданных западными психоаналитиками.
Но этим нельзя ограничиваться. Вероятно, в России со временем
появятся и собственные оригинальные психоаналитические методы и
концепции, соответствующие психологическому складу и традициям
нашего народа.
ОТКРЫТИЕ ПСИХОАНАЛИЗА
§ 1. Жизненный путь и творчество
Зигмунда Фрейда
Зигмунд Фрейд (Freud)
родился
6 мая 1856 года в австрийском
городке Фрейберге. Он был первым сыном сорокалетнего торговца
шерстью Якоба Фрейда от его второго брака с двадцатилетней
Амалией. Говорили, что мальчик родился «в сорочке». Мать с
самого рождения уверовала в великое будущее своего первенца и
назвала его Зигмундом в честь популярного героя моравских
легенд. Семья Фрейда долго скиталась по городам Европы в
поисках убежища от еврейских погромов и, в конце концов, осела в
венском гетто. Зигмунду в это время было 4 года. В Вене он
прожил почти всю жизнь.
Зигмунд вырос в большой, дружной
семье. Кроме него у Якоба и Амалии было еще пятеро девочек и
двое мальчиков, Якоб имел детей и от первого брака, с которыми
Зигмунд дружил. Уже в раннем детстве он мог наблюдать множество
оттенков человеческих отношений, сложную смесь любви, ревности,
соперничества между близкими людьми. Мать всегда была для него
источником душевного тепла. Вспоминая о ней, Фрейд цитировал
Гете: «Когда являешься любимым ребенком своей матери, на всю
жизнь сохраняешь победное чувство и уверенность в успехе,
которые в большинстве случаев действительно влекут его за
собой». Его отец был строгим, но не педантичным воспитателем и
много времени посвящал сыну. Якоб хорошо знал Библию, хотя
среди родственников и соседей слыл вольнодумцем. Уже в зрелом
возрасте он перестал посещать синагогу. Якоб читал сочинения
французских просветителей и верил в будущее торжество свободы,
равенства и братства. Его любовь к еврейским анекдотам, чувство
юмора, передались сыну и сыграли некоторую роль в
психоаналитических открытиях Фрейда. В семье постоянно звучали
немецкий, чешский, идиш. Возникшее у Фрейда в детстве чувство
языка способствовало формированию у него тонкой душевной
интуиции и способности к человеческим контактам. Он хорошо
понимал огромную роль речи — анализирующей, убеждающей,
советующей, исповедальной в отношениях людей. Уже в семилетнем
возрасте Зигмунд прочел Библию, а в восемь начал читать
Шекспира. В Лицее он был первым учеником.
Родители Фрейда ладили между
собой. И все-таки, вероятно в силу общепринятых бытовых условий
того времени, когда дети, близко наблюдая жизнь родителей, были
не посвящены в проблемы взрослых, Зигмунд уже в раннем возрасте
ощутил в себе какие-то симптомы «эдипова комплекса». Сильный,
умный, патриархально настроенный отец. Красивая молодая мать,
которую он не раз видел обнаженной. Образ нагой матери вызывал
странные ощущения: влечение, любопытство, страх чего-то
запретного. Интерес к телу матери, как полагал Фрейд, пробудил в
нем страсть к разглядыванию, которая в психиатрии называется
«скопофилией». Внимательное рассматривание препарата под
микроскопом, рассматривание мельчайших нюансов в поведении
больного — как элементов общей картины личности — стало
впоследствии главным исследовательским приемом Фрейда.
Около десяти лет Фрейд испытал
некоторое разочарование в своем отце, которого любил и уважал.
Желая показать сыну, насколько нынешние времена лучше прежних,
Якоб рассказал ему историю про то, как один встречный мужчина на
тротуаре на людной улице сбил с него шляпу и начал кричать:
«Еврей, убирайся с тротуара»! На возмущенный вопрос сына: «Что
же ты сделал»? — отец спокойно ответил: «Я сошел с тротуара и
поднял шляпу». Эта история была, по-видимому, лишь поводом к
«частичной утрате отца», которую в подростковом возрасте должен
переживать, согласно теории психоанализа, любой мужчина. Будучи
первенцем в семье, воплощением семейных надежд, обладая
талантом и честолюбием, но не чувствуя за спиной сильной фигуры
отца, Фрейд в юности пережил немало сомнений, страдал от
неуверенности, искал «замену отца» в образах сильных личностей —
среди героев античности, маршалов Наполеона, а затем среди своих
старших коллег и научных руководителей, которых был склонен
идеализировать. На школьном спектакле он с увлечением исполнял
роль Брута: «Я оплакиваю Цезаря, потому что он любил меня, был
храбр и показывал пример того, как надо жить. Но я убил его
потому, что он хотел власти». Зигмунд идентифицирует себя с
теми, кто восстает против власти. Его симпатии были всегда на
стороне карфагенян, а не римлян. Ганнибал — его любимый герой.
Он был к тому же предводителем семитов, символизировал еврейскую
стойкость. Только после рождения самых смелых и оригинальных
идей, ставших основой психоанализа, Фрейд обрел твердую основу
для внутреннего развития, стал вполне независимым мыслителем и
человеком. Подвергнув себя психоанализу, он в поразительно
свободной манере и с большой искренностью сообщил в письмах
своему другу Флиссу о своих мечтах и разочарованиях, внутренней
борьбе, которую он вел с самим собой.
Фрейд обладал строгим, ясным,
открытым умом; богатым воображением. Он был в меру общителен,
демократичен, респектабелен. Э. Джонс характеризует его как
идеалиста, поборника свободы, антиавторитариста. Но
авторитарные черты присутствовали в характере зрелого Фрейда,
выражая, вероятно, стремление к внутренней определенности и еще
в большей степени являясь результатом борьбы с многочисленными
нападками в адрес его детища — психоанализа, который он должен
был постоянно защищать. Он вел борьбу не только с
общественностью, но со многими, когда-то любимыми учениками,
которых изгнал из своего кружка, когда они желали «ревизовать»
психоанализ и отступали от основных его принципов.
Получив степень бакалавра, Фрейд
колеблется в выборе профессии. Под влиянием друга детства
Генриха Брауна, ставшего впоследствии руководителем немецкой
социал-демократии, он увлекается политикой и правом. В нем
преобладают гуманитарные наклонности. Его самое большое желание
— понять человека. Но дух времени заставляет предпочесть
опытную науку. Тень великого Дарвина, успехи физики и биологии,
романтический образ Матери-Природы, полной великих тайн, влекут
к себе молодые умы. Миссия исследователя, того, кто ищет истину
и развеивает иллюзии — вот его призвание. И Фрейд поступает на
медицинский факультет Венского университета. Он увлекается
великими философами, литературой и практику врачевания
воспринимает всю жизнь скорее как долг, работу, источник знаний
и заработка, но не как призвание. Стихией его души было опытное
исследование. Фрейд всегда подчеркивал свою отстраненность от
умозрительной философии, хотя критики нередко усматривают в
этом кокетство.
Даже в зрелые годы, познакомившись
с идеями Гартмана, Ницше, Шопенгауэра, созвучными в некоторых
отношениях его собственным, придя на основе психоанализа к
обобщениям философского характера, Фрейд продолжал считать, что
«философия когда-нибудь будет осуждена, как злоупотребление
мышлением». Фрейд, как и многие интеллектуалы его поколения, был
захвачен пафосом опытного естествознания — идеями Дарвина,
натурфилософией Гете, физиологией Гельмгольца. Представления об
Эволюции, клеточном строении организмов, универсальности
причинно-следственных связей, законы равновесия и сохранения
энергии вошли в его научное мировоззрение. Ключ к пониманию
человека он рассчитывал найти в биологии и физиологии и
энергично возражал, когда его называли философом. Он хотел
исследовать психику человека путем беспристрастного и
детального наблюдения. В университете Фрейду повезло с
учителями. Это были специалисты высшего класса: Дюбуа-Реймон,
Гельмгольц, Вирхов, Брюкке. Все они считали себя
«антивиталистами», не признавали скрытых «жизненных сил» и
явления жизни объясняли действием физических и химических
законов.
Уже в молодости Фрейд
сформировался как ученый, атеист и лабораторный исследователь,
верящий, что когда-нибудь все духовно-психические явления будут
сведены к мозговым процессам и объяснены в терминах физики,
химии и биологии. Работа в лаборатории ему нравилась, но он
никогда не оставлял своих философских размышлений. Регулярно
посещал лекции известного философа Франца Бретано, перевел на
немецкий Джона Стюарта Милля.
Уже в студенческие года Фрейд
проявил свой исследовательский талант. Увлеченно занимаясь в
физиологической лаборатории под руководством Г. Брюкке —
ученика Гельмгольца — он изучает анатомию морских ежей,
исследует строение нейронов мозга, открывает анестезирующие и
антидепрессивные свойства кокаина, уверенно рекомендуя его в
качестве лекарства всем своим знакомым. Главным
исследовательским орудием Фрейда был микроскоп. Будучи
скрупулезным наблюдателем, он не оставлял без внимания малейшие
детали препарата.
Уже к 29 годам Фрейд становится
доктором медицины, а затем приват-доцентом Венского
университета. В начале девяностых годов, имея за плечами почти
двадцатилетний стаж исследовательской работы, ряд удачных
публикаций, авторитет ученого, он внезапно делает крутой
поворот, оставляя научные занятия и вступает в новую для него
область медицинской психиатрии, полную таинственных явлений,
не поддающихся рациональному объяснению. Он намеревается
заняться лечением истерических неврозов — довольно
распространенной, «модной» в то время болезни венской
интеллигенции.
Что толкнуло его на этот шаг?
Подспудной причиной был
по-прежнему интерес к «природе человека», к сокровенному «ядру»
человеческой личности; желание понять корни разума и его
работу. Но конкретных поводов было несколько. Во-первых,
помолвка с Мартой Бернейс. Укрепить свое финансовое положение
перед вступлением в брак Фрейд надеялся с помощью медицинской
практики. Второй повод — знакомство с великим Жаном Шарко —
французским психиатром, лечившим истерию с помощью
гипноза. Фрейд отправился в его
клинику Саль-Петриер под Парижем с целью стажировки, как
начинающий психиатр. И стал свидетелем удивительного зрелища:
послушные голосу Шарко, параличи, контрактуры, конвульсии,
потеря чувствительности, спазмы и другие истерические симптомы
пропадали и возвращались на глазах изумленной публики. Шарко
действовал как маг и артист. Глядя на его работу Фрейд
почувствовал, что психиатрическая клиника может стать местом
новой, театрализованной медицины, основанной на словесном
взаимодействии врача и больного.
Фрейд к моменту знакомства с Шарко
был сложившимся ученым. Подобно своим учителям — Брюкке,
Гельмгольцу — он свято верил в законы физики и термодинамики, в
то, что психические явления детерминированы физиологическими
процессами в мозгу и теле человека. Он был весьма удивлен тем,
что источником болезни и способом ее устранения могли быть
чисто словесные воздействия. Шарко внушал пациенту, что его
рука больше не чувствует боли. И после этого спокойно
прокалывал руку булавкой. Отсюда было недалеко до вывода, что
бытовые психические травмы, эмоциональные и словесные
воздействия, мысли определенного рода, могут быть причиной
соматических расстройств, истерического паралича, потери
чувствительности (осязания, слуха, зрения), навязчивых действий
и конвульсий. Эмоциональные заряды речи и мысли формировали
установки психики, которые при отсутствии внутренней
психической защиты превращались в источник болезни.
Замечательным казался следующий
факт. Истерический паралич конечностей поражал, как правило, не
ногу или руку в анатомо-физиологическом смысле, а то, что
считалось «рукой» или «ногой» в общежитии. «Анатомия не
существует или как бы неизвестна для истерии», — заметит позже
Фрейд. Факт «идеогеничности» или «психогеничности» истерии
блестяще демонстрировался опытами Шарко, однако, не был им
объяснен.
Фрейд возвращается в Вену,
пытается лечить больных методом Шарко. Но вскоре убеждается, что
многие больные не поддаются гипнозу. Сам он не обладал
гипнотическими способностями. Гипноз давал лишь временное
облегчение. Фрейд разочаровывается в гипнотическом методе. Уже в
процессе практики, опираясь на свой опыт и опыт коллег, он
разрабатывает новый метод лечения истерии, названный «методом
свободных ассоциаций».
Первоначально Фрейд вел себя с
больными очень настойчиво, задавал вопросы, действуя внушением
и стараясь вырвать у больного признание о скрытой причине
заболевания. Однако, после того, как одна больная пожаловалась,
что эти вопросы и давление мешают ей следить за своими мыслями,
Фрейд стал позволять больному предаваться свободному
словоизлиянию, которое превратилось в главный метод лечения.
Свободное выговаривание приходящих на ум мыслей, обычно
аффективно заряженных, причудливо ветвящихся и раскрывающих
значимые для пациента ассоциации, приводило к «катарсису»,
снятию симптомов, «очищению» души от страха и навязчивых
состояний. Словоизлияние давало врачу материал для анализа
психо-эмоциональных установок больного, помогало воссоздать
события его биографии, ставшие причиной невроза.
Начиная с 1886 года Фрейд упорно
работает над совершенствованием своего метода, публикует ряд
книг и статей, которые раскрывают природу, конкретные причины и
эволюцию истерических неврозов, содержат попытки их
классификации. Разработка теории психоанализа, как метода
исследования душевных процессов, выдвигается на первый план, в
то время как вопросы методики и техники лечения становятся
второстепенными. Мысль Фрейда все настойчивей стремится
проникнуть в ту область души, которая ускользает от внешнего
наблюдения. Он хочет понять, как действует «психический
аппарат» не только в патологическом состоянии, но и в норме.
Главным объектом его исследования
становится «бессознательное». Оно понимается не как
заторможенное, пассивное состояние мыслей и чувств, но как
«субстанциональная», активная часть «психического пространства»,
насыщенная мощными влечениями и сложными мыслительными
конструкциями, скрытыми от сознания, которое не желает их
признавать, понять и осмыслить. Фрейд развивает идею о том, что
психология не должна ограничиваться изучением осознаваемого
содержания психики, что наряду с ним — под тонким поверхностным
слоем сознания — имеется неосознаваемая область психической
жизни, которую следует изучать с помощью специальных приемов,
отличных от традиционных. Наряду с изучением невротических
симптомов в качестве «смотровых окон» в бессознательное Фрейд
использует сновидения, забывания, ошибки, оговорки, анекдоты,
остроты, мифологические и художественные образы, религиозные
верования, феномены массового сознания, сексуальные фантазии.
Он настаивает на том, что все эти рассматриваемые обычно в
качестве отклонений, легких патологий явления, вызываются не
случайными причинами, но символически выражают скрытые желания
и намерения, которые можно обнаружить, подвергая симптомы
толкованию согласно определенным правилам.
Фрейд захвачен мыслью — ввести
психологию в русло естественных наук, представить «психический
аппарат» в виде сложным образом устроенной машины,
предназначенной для переработки впечатлений, получаемых «извне»
и осмысления желаний, идущих «изнутри». Уже с конца девяностых
годов он перестает формулировать свои концепции в терминах
нейроанатомии и нейрофизиологии и опирается на им самим
изобретенную терминологию, такие, например, понятия, как
«вытеснение», «цензура», «перенос», «сублимация»,
«сопротивление» и ряд других, которые в языке относятся к
физическому или механическому ряду, но у Фрейда означают
феномены чисто психологические. «Психический аппарат»,
«нейронная машина» предстают его мысленному взору как нечто
вполне реальное, и он, по его словам, «был вне себя от радости».
Дальнейший ход мысли Фрейда связан
с уточнением контуров, строения внутренних механизмов, функций
«психической машины» и объяснения — с точки зрения законов ее
функционирования — патологического и нормального поведения,
форм культуры, таких как мораль, религия, искусство. Постепенно
у Фрейда складывается новое представление о человеке, отличное
от того, которое сформировалось в эпоху Просвещения и ставило в
центр личности универсальный общечеловеческий разум. Отказ от
образа человека, управляемого разумом, Фрейд называет
«коперниканским переворотом» в психиатрии и философии.
Возмущенную реакцию общественности он объясняет тем, что
сталкиваясь с психоанализом, утверждающим, что в основе
поведения и сознательных установок лежит бессознательное ядро
личности, связанное с природными инстинктами, респектабельный
человек викторианской эпохи чувствует себя уязвленным и
униженным. Ведь психоанализ трактует «культурную оболочку»
личности — жесты, слова, мысли, поступки — как маскировку и
защиту животных инстинктов и антикультурных влечений. Разуму
предоставляется только роль слуги инстинктов, страстей.
Однако было бы упрощением
трактовать психоанализ как иррационалистическую трактовку
человека. «Голос разума — негромкий, но не умолкает до тех пор,
пока его не услышат», — этот афоризм Фрейда можно было бы
поставить эпиграфом ко всему психоаналитическому учению.
Действительно, психоанализ исходит из того, что культурная
оболочка личности, независимо от того, находится ли она в
нормальном или невротическом состоянии, одновременно скрывает и
обнажает истинные намерения. Предполагается, что разум врача,
да и разум самого пациента в силах понять причины психических
затруднений, всякого рода страхов, депрессий, навязчивых
мыслей, и с помощью такого понимания освободиться от них. В
психоанализе соединяются характерные для нашей эпохи вера в
разум и недоверие к нему. Поэтому Фрейда можно назвать и «сыном
Просвещения», и человеком, стоящим одной ногой в эпохе
модерна. Генезис психоанализа как мировоззрения объясним лишь
на основе синтеза рационалистических и романтических мотивов,
позитивистских и антипозитивистских идей, спенсерианства и
ницшеанства. Критика психоанализа в адрес культуры и морали есть
одновременно побуждение к тому, чтобы выяснить их истинные
основания.
Задумываясь над мотивами
человеческих действий — как здоровых, нормальных, так и
патологических — Фрейд приходит к выводу, что все они
обусловлены сексуальностью. Сексуальный инстинкт — самый мощный
среди других — присутствует в нас с самого рождения и постепенно
«обрабатывается», шлифуется культурой, а в ряде случаев грубо
подавляется, что и приводит к неврозам. Сексуальная этиология
неврозов становится краеугольным камнем фрейдовской
психотерапии. Он пишет ряд работ на эту тему, выступает перед
учеными. Именно тема сексуальности, которой Фрейд был увлечен в
первый период своей деятельности в качестве психоаналитика (1900
- 1914) вызвала наибольшее возмущение в научных кругах и среди
общественности. Фрейда называли шарлатаном и сексуальным
маньяком. В европейской науке у него нашлось много оппонентов
среди официальных авторитетов, хотя были и единомышленники. И
только в США после лекционного турне Фрейда и Юнга в 1909 году
новаторский и плодотворный характер психоанализа был принят
сразу и безоговорочно.
Второй период творчества Фрейда
(1914 - 1926) отмечен шоком от последствий мировой войны,
которая развеяла миф о прогрессе, гуманизме и разумности
европейской цивилизации. В массовых движениях и тоталитарных
политических тенденциях явно стали проступать агрессивные,
иррациональные черты европейского человека. В этот период Фрейд
вводит в свою систему, наряду с сексуальностью «влечение к
смерти» и обращается к истолкованию с психоаналитической точки
зрения феноменов толпы, примитивной культуры, войн, массовых
неврозов.
Третий и последний период — с 1927
по 1939 год отличаются сложностью и противоречивостью
исторических событий. Фрейд — уже старик. Прогрессирует его
болезнь. После аншлюса Австрии Гитлером он становится узником
еврейского гетто. Книги Фрейда в 1933 году публично сжигают на
площади. Его сестры погибают в газовых камерах. В этот период
судьбы культуры, религии, цивилизации привлекают Фрейда. Его
мировоззрение окрашивается в скептические и пессимистические
тона. Он не стремится вырваться из венского гетто, где провел
всю жизнь. Только поддавшись уговорам друзей, имея в виду
возможность лечения, он с семьей переезжает в Лондон. С большим
трудом, при посредничестве президента США Франклина Рузвельта,
заплатив немецким властям сто тысяч долларов, французская
принцесса Мария Бонапарт — ученица Фрейда — в 1938 году
вызволяет его из плена. Но английский период жизни длится
недолго. 23 сентября 1939 года Фрейд умирает, перенеся 32
операции, в возрасте 83 лет.
§ 2. Лечение истерии — ключ к
пониманию бессознательного
Образ бессознательного и
действующих в нем психических сил сложился у Фрейда в процессе
лечения истерии, когда он вырабатывал метод свободных
ассоциаций. Что такое истерия? Эта болезнь, всегда считавшаяся
«женской», известна с глубокой древности. Ее симптомы
многообразны: параличи, парезы, тик, частичная потеря
чувствительности, зрения, слуха, навязчивые действия и
навязчивые идеи. Истерия определялась как психогенное
заболевание, которому не предшествовали ни инфекция, ни
физическая травма. Облик истерии вырисовывался в виде комплекса
отклонений двоякого рода: либо в сторону гипертрофии,
неоправданной активности каких-то физических или психических
функций, либо в сторону их ослабления по сравнению с нормой.
Представим себе нормального,
здорового человека. Все его органы работают с присущей им
степенью активности и адекватно ситуации. Их деятельность
скоординирована. Человек, «владея собой», может, когда нужно,
говорить, а когда нужно — молчать. Он возбуждается в опасной или
ответственной ситуации, но когда дела его в порядке — он
спокоен. Человек помнит то, что ему нужно помнить и не держит в
голове то, что в данных условиях ему не интересно. Любой
значимый поступок им осознается, как-то мотивирован и
эмоционально окрашен. Такова, примерно, картина здорового,
нормального поведения.
Симптомы истерии нарушают эту
картину. Истерик активен, возбужден без причины. Одни его
органы почему-то напряжены и чувствительны, другие пассивны,
заторможены. Он постоянно испытывает тревогу или депрессию, не
владеет собой, легко «срывается», говорит и делает лишнее или не
делает самого естественного и необходимого. Он заторможен или
не может усидеть на месте, молчит или говорит без умолку, не
давая и слова сказать другому. Постоянно что-то забывает, у него
— провалы в памяти. Невротику лезут в голову мысли, не имеющие
значения, какие-то случайные фразы, мелодии.
Возникает впечатление, что
невротик «себе не принадлежит», что за его видимой «внешностью»
скрывается «другая личность», время от времени или постоянно
дающая о себе знать. Чтобы понять причину истерии, предположим,
что в организме имеется некий источник психической нервной
энергии, которая более или менее равномерно распределяется
между всеми его органами и функциями. Но вот, в силу сложившихся
обстоятельств, какой-то орган оказывается подавлен, какая-то
функция — блокирована. Тогда предназначенная для них энергия
попадает в другой орган, с которым они связаны на уровне
бессознательной психики. Работа этого другого органа нарушается
в ту или иную сторону. Возможен и обратный случай: первичная
причина не блокирует, а чрезмерно возбуждает и напрягает
какой-то орган. Тогда на него расходуется дополнительная
энергия, которая получается за счет снижения активности других
органов. Это, конечно, очень упрощенная теория истерии и она
строится, по крайней мере, на трех аксиоматических
предпосылках. Во-первых, количество нервной энергии в организме
— ограничено и распределение ее подчиняется общему закону
сохранения. Во-вторых, все органы связаны друг с другом на
уровне бессознательной психики, внутри которой энергия может
перераспределяться как на основе физиологических связей, так и
смысловых ассоциаций. И, в-третьих, бессознательная психика
является целостной автономной системой, опосредующей
физиологическую жизнь организма и работу сознания. Все эти три
соображения вполне согласовывались с общим естественнонаучным
мировоззрением.
В Средние века истерию объясняли
«вселением беса». Бес «держит», ведет, сбивает с толку. Немало
женщин-истеричек, объявленных ведьмами, сгорело на кострах в
XI
-XIV
веках. В Новое Время, когда «право на болезнь» такого рода было
признано, к истерии стали относиться как к симуляции или
считали ее результатом самовнушения.
Само слово «истерия» происходит от
греческого «гистерон» (матка) и означает по-гречески
гиперактивность матки, которая бывает у молодых женщин.
Гиппократ и другие врачи древности в качестве лучшего средства
лечения рекомендовали замужество. Фрейд немало смеялся столь
простому и остроумному объяснению болезни, но позже сам пришел
к выводу, что корень истерии — дезориентация сексуального
влечения — энергии либидо, которая вместо того, чтобы
использоваться по прямому назначению усиливает или напротив
блокирует функции каких-то органов.
Один из знакомых Фрейда доктор
Брейер имел среди своих пациенток молодую женщину по имени Анна.
Одаренная живым воображением и воспитанная в строгом
викторианском духе, привыкшая сдерживать свои чувства, Анна
получает истерический невроз во время болезни любимого ею отца.
У Анны — частичный паралич руки, расстройство памяти и речи,
резь в глазах и непроизвольное слезоотделение, рвотные приступы
при виде стакана с водой, в то время как она испытывает жажду.
Доктор Брейер лечит Анну гипнозом. Но главным лекарством
оказываются воспоминания под гипнозом. Анна с сильной
аффектацией рассказывает эпизоды, так или иначе связанные с
болезнью отца. После этого лечения словом или «чистки печных
труб», как называла Анна свои сеансы словоизлияния, болезненные
симптомы ослабевают или на время исчезают. Выговаривание
волнующих, страшных воспоминаний производит «очищение»
(катарсис — по гречески).
Анализируя воспоминания Анны,
Брейер и Фрейд легко устанавливают их связь с истерическими
симптомами. Одно из воспоминаний состояло в том, что Анна, сидя
у постели тяжелобольного отца, испытывала жалость к нему, ей
хотелось плакать. Но она старалась подавить в себе этот позыв.
Ведь отец, увидев слезы, мог бы догадаться, что ему недолго
осталось жить. Во втором эпизоде Анна, войдя в комнату
гувернантки отца, увидела собачку, пившую воду из стакана, из
которого обычно пили люди, она испытала мгновенный прилив
брезгливости, тошноты, но поскольку у нее были другие заботы,
сразу же о нем забыла. Третий эпизод был связан со сновидением.
После тревожной бессонной ночи, она задремала у постели отца,
неловко облокотившись рукой на спинку кресла. Во сне она
увидела страшную черную змею, которая спускалась с дерева,
намереваясь ужалить отца. Она хотела было отогнать змею рукой,
но почувствовала, что рука — омертвела. Взглянув на руку, она
увидела, что кончики пальцев превратились в змеиные головки.
Почувствовав ужас и отвращение к своей руке, Анна волевым
усилием захотела отбросить ее, как нечто чуждое. Проснувшись,
она обнаружила, что рука и на самом деле «отторгнута», не
подчиняется ее воле.
Размышляя над этими и подобными
случаями Фрейд и Брейер пришли к важным выводам относительно
механизмов возникновения истерии. Любой психический импульс,
любое желание, почему-либо возникшие— энергетически заряжены. В
нормальных условиях они «разряжаются» — действием или
эмоциональной речью. Но если разрядка почему-либо не
состоялась, импульс вытесняется в бессознательное и там
переключается на другое действие или другую мысль с помощью
смысловых ассоциаций. В этом новом «замаскированном» или
переосмысленном виде он выходит наружу, или, оставаясь в
бессознательном, блокирует какую-то жизненно важную функцию.
Согласно закону сохранения энергии, раз возникший импульс не
может исчезнуть бесследно. Он либо разряжается прямым путем — в
действии или речи, либо достигает разрядки в переосмысленном,
«сублимированном» виде, либо, сохраняясь в бессознательном
провоцирует истерический симптом. Если заставить пациента
вспомнить вытесненный импульс и заново его пережить, то можно
рассчитывать вернуть его на правильный путь, что приведет к
исчезновению симптома. Нередко болезнетворный импульс как бы
«растекается» вдоль длинной цепи ассоциативно-связанных
воспоминаний. Чтобы вывести их наружу и заставить пациента их
отреагировать, психиатр должен немало потрудиться.
Случай Анны замечателен, между
прочем, еще и тем, что фантастическое сновидение вызывает
волевой импульс большой силы, который становится причиной
соматического расстройства — паралича руки. Отсюда видно, что
психика и телесный организм, воображение и воля составляют
единое целое, что реальные мысли, нравственные чувствования,
фантазии и мечтания живут в едином энерго-смысловом поле. Всякая
мысль как-то мотивирована, заряжена энергетически. Всякое
желание так или иначе осмыслено. «Мысли-желания»
взаимодействуют, они способны «переосмысляться» и обмениваться
энергией. В результате достигается максимально возможное
психическое «равновесие». Тот, у кого больше развит интеллект и
к тому же воспитан в строгих правилах, с трудом достигает
равновесия и больше подвержен неврозу. Не только физическая
невозможность действовать, страх или моральный запрет могут быть
причиной вытеснения, но также и сила воображения.
Типичный случай истерии описывает
в своих мемуарах Мариетта Шагинян. Известная писательница
советской поры училась в Смольном институте благородных девиц.
Однажды к ней в комнату зашла ее старшая приятельница и стала
рассказывать свою любовную историю, которая показалась Мариетте
бесстыдной и отвратительной. И вот она стала шептать про себя:
«Господи, сделай так, чтобы я не слышала». В какой-то момент она
заметила, что губы приятельницы продолжают шевелиться, но звук
исчез. Когда подруга ушла и вернулись другие девушки, Мариетта
удивилась тому, как они тихо говорят. Вскоре она обнаружила,
что стала плохо слышать. Полуглухой она так и осталась на всю
жизнь. Пройди она своевременно курс лечения, глухота, возможно,
исчезла бы.
Трудность лечения истерии состоит
в том, что врачу первоначально неизвестны ни причина
вытеснения, ни смысловая связь между вытесненным влечением и
симптомом. Симптом может быть значительно удален от
репрессированной функции. Кроме того — структура психического
бессознательного у разных людей — неодинакова, отдельные
органы представлены в ней с разной силой и по разному
ассоциированы. Все это нужно учитывать психоаналитику, когда он
ищет причину истерии.
До появления психоанализа психиатр
советовал больному, страдающему навязчивыми идеями, развлечься,
съездить на курорт, принять какое-нибудь успокоительное. «Мы так
не поступаем», — говорит Фрейд. Услышав, к примеру, что пациент
испытывает желание зарезать близкого родственника, к которому
питает самые добрые чувства, Фрейд, прежде всего, убеждает
пациента, что глубоко заинтересовался его проблемой и призывает
отнестись его к своему желанию с полной серьезностью. «Когда у
вас появилось желание убить вашего родственника? Каким оружием
вы хотели бы воспользоваться? В какой обстановке было бы лучше
нанести удар? В какое место?» Задавая подобные вопросы, Фрейд
настаивал на том, чтобы пациенты сообщали все, что приходит им
в голову — любые пустяки, мысли и мечтания, даже самые
неприличные. Отказ от внутренней цензуры он называл «основным
правилом психоанализа». Следуя ему, он получал «сырой материал»,
«руду» воспоминаний, желаний, фактов, из которого, будучи знаком
с биографией пациента, мог извлечь «драгоценный металл» —
смысловое содержание вытесненного аффекта. Зная об этом
аффекте, можно было тем или иным способом заново его пережить с
тем самым смыслом, который был вытеснен, поскольку сознательной
личности он представлялся чудовищным, постыдным или страшным.
Результатом всего этого неприятного переживания,
инициированного врачом, было освобождение от подавленного
аффекта и вызванного им симптома.
Неправильно было бы думать, что
психоаналитик, побуждая пациента к свободному ассоциированию,
рассчитывает обязательно отыскать в его памяти сильное
болезненное переживание. Психоаналитик исходит как раз из того,
что переживание не состоялось из-за сопротивления, оказанного
ему моральной цензурой, в результате чего и возник симптом.
Импульс, который должен был вызвать переживание, едва лишь
вступив на порог сознания, сразу был отвергнут, вытеснен. В
бессознательном он подключился к легализованным механизмам
разрядки и стал, таким образом, нарушителем порядка. Задача
психоаналитика — заставить пациента осознать и отреагировать
вытесненный импульс «задним числом».
Одна из пациенток Фрейда стала
жертвой тяжелой истерии после того, как неожиданно умерла ее
сестра. Из бесед с женщиной Фрейд установил, что у сестры был
муж, к которому она испытывала сексуальное влечение. Будучи
строго воспитанной, она не решалась признаться в этом даже себе
самой. Увидев сестру мертвой, она чуть было не обрадовалась от
того, что сестра умерла и ее муж теперь свободен. Однако эта
радость почти не была ею осознана. Допустив ее в сознание,
пациентка испытала бы огромный стыд. Поэтому она мгновенно
вытеснила эту радость. С этого момента она стала испытывать
истерические симптомы. Уяснив генезис болезни, Фрейд улучил
момент хорошего эмоционального контакта, и в резкой форме
потребовал, чтобы женщина перестала «притворяться» и призналась,
наконец, что «обрадовалась», увидев сестру мертвой. Женщина
выглядела крайне растерянной, ей было больно и стыдно. Но Фрейд
ободрил ее, сказав, что постыдные чувства могут возникать у
каждого, такова человеческая природа. Пусть теперь она испытает
стыд, страдание, но зато станет здоровой. Болезненные симптомы,
действительно, вскоре прекратились.
Моральная неразвитость и слабость
интеллекта препятствуют большинству .людей признать в себе
постыдные и аморальные влечения — за что они и расплачиваются
неврозом. Психогигиена, основанная на теории психоанализа,
требует, конечно, не «уступки» любым постыдным влечениям, но и
не их подавления, а осмысления, сознательной оценки, введения в
целостный контекст личной жизни.
Проанализировав несколько подобных
случаев, Фрейд смог описать возникновение истерии и общие
механизмы работы психики. Главным открытием явился механизм
репрессии или «вытеснения» — тех мыслей и впечатлений, которые
несовместимы с моральными убеждениями, совестью и поэтому
мучительны. Вытеснение не тождественно простому забыванию,
которое, вообще говоря, естественно. Забытые впечатления
неодинаково близки к осознанию, их неодинаково легко
припомнить. Ведь слух, зрение, мыслительная способность в
разной степени напряжены, их активность колеблется во времени,
они не все охватывают, что попадает в их поле внимания. При
вытеснении человек мучительно не способен вспомнить — иногда
даже нечто хорошо ему известное, например, имя своего
начальника или номер телефона, по которому много раз звонил.
Почему? Потому, видимо, что «забытое» имеет какую-то негативную
значимость для него, потому что существует мотив, с которым оно
прямо или косвенно связано, блокирующий данное воспоминание,
способное вызывать стыд, страх или иной дискомфорт.
Вытеснение Фрейд расценил, как
своего рода защитную амнезию, обезболивание психики. Однако
такое обезболивание носит лишь частичный характер, поскольку
впечатление лишь выводится из-под контроля сознания, не
исчезая полностью. На месте вытесненного возникает замещающий
его болезненный очаг беспокойства. Интенсивное вытеснение у
людей, совершивших греховные, аморальные поступки, например, у
преступников или профессиональных палачей, нередко приводит к
глубокому распаду психики.
Человек забывает испытанные им
унижение или страх. Но вытесненные эмоции продолжают жить в нем
и время от времени дают о себе знать в виде непроизвольного
дрожания рук, потребности считать шаги, окна или навязчивых
мыслей. Какой именно защитный механизм будет использован, чем
будет замещен вытесненный импульс — зависит от индивидуальной
психической организации. Вышедший из-под контроля импульс
«атакует» наиболее слабые участки психики, стремится к разрядке
привычным, апробированным путем. Воспроизводится какой-то,
возникший уже в детстве механизм вытеснения и компенсаторного
невроза, проступает симптом, соответствующий типу характера.
Располагая пациента к откровенности или подвергая его гипнозу,
врач стремится восстановить цепь ассоциаций, связывающих
первичное патогенное впечатление с симптомом. Для этого
приходится потратить немало времени, распутывая ассоциативные
цепи, выясняя особенности характера, значимость для пациента тех
или иных мотивов и целей. При этом нужно преодолевать
«сопротивление» пациента, который не хочет вспоминать как раз
то, что ближе всего находится к вытесненному «очагу» страха или
стыда.
Бессознательный перевод энергии
вытесненного импульса в приемлемое для пациента русло был
назван «истерической конверсией». Истерия получила, таким
образом, научное объяснение. Она выступила уже не как следствие
«предрасположенности», «слабости», самовнушения, а как результат
действия специфических для личности бессознательных механизмов
защиты. Процесс «вправления» вытесненных и не до конца
отреагированных впечатлений в сознание называют иногда
«ортопсихиатрией» (по аналогии с «ортопедией»). Тип общения
врача и больного во время сеанса— «ортодраматургией». Что здесь
имеется в виду? В повседневных отношениях «сценарии общения»
построены нередко на «взаимном попустительстве». Люди часто не
говорят друг другу всей правды, искажают в разговоре смысл
виденного и пережитого, чтобы не потерять престиж в глазах
слушателя или не задеть его ненароком. В коммуникации
психоаналитика и пациента этого делать не разрешается. Нужно
говорить всю правду, хотя не только правду — ведь фантазии,
сновидения и «сумасшедшие мысли» тоже должны высказываться — они
дают иногда самый ценный материал — и уже дело врача — их
истолковывать.
Психоанализ не терпит
механического проигрывания роли. Здесь происходит «срывание всех
и всяческих масок». Вполне искренним должен быть не только
пациент, но и врач. Труд психоаналитика, как никакой другой,
формирует личность и требует максимальной самоотдачи. Случаются
нервные срывы и у врачей. После нескольких лет активной
практики врач сам должен идти «лечиться» к психоаналитику.
Важный вклад метода свободных
ассоциаций в теорию личности, недостаточно оцененный, впрочем,
самим Фрейдом, состоял в открытии роли языка в структурировании
бессознательного. Ведь именно с помощью слова, логического
рассуждения врачу удается «выправить» цепь событий в памяти
пациента, вернуть переживаниям их истинное значение, В отличие
от самого Фрейда и его учеников, акцентировавших контраст
сознания и бессознательного, отмечавших иррациональность,
аморальность последнего, его конфликт с культурой, сегодняшние
комментаторы нередко обращают внимание на другую сторону дела.
Ведь именно через сознание индивида, ограниченное условиями
социальной жизни, недостатками воспитания, слабостью нервной
системы, в психику вкрадываются предубеждения, предвзятость,
искаженное видение реальности. В бессознательном язык и мысль,
в принципе, свободны. Веками выработанные понятия и «ходы мысли»
здесь присутствуют в полном своем объеме. Здесь же имеется запас
«здоровых», неущемленных эмоций и фундаментальных
«архетипических» образов. Иначе говоря, именно бессознательное,
а не сознание, можно рассматривать в качестве ядра аутентичной
личности, резервуара ценностей культуры. Из него черпаются силы
для оздоровления сознания. Апеллируя к важнейшим категориям
разума, укорененным, однако, в бессознательном, врач просвещает
больного, расширяет сферу его сознания.
Метод свободных ассоциаций был
развитием и углублением «катартического» метода Брейера. Гипноз
заменялся ри этом эмоционально-насыщенным общением,
нравственным воздействием врача на больного. Катарсис
достигался как за счет высвобождения импульсов, так и за счет
активизации высших духовно-нравственных инстанций психики,
перевода вытесненного в план общечеловеческих ценностей.
Катарсис — не только медицинский, но и нравственно-эстетический
феномен. Вообще говоря, истерия, ее возникновение, симптоматика
и лечение, демонстрируют, как бы в укрупненном масштабе,
нормальные психические функции. Вытеснение происходит у каждого
человека довольно часто, особенно в тех случаях, когда труд или
быт включают в себя работу с людьми. Нормальное поведение,
нормальная психика не лишены аномалий, акцентуаций, ошибок,
специфичных для каждого человека и в некоторых случаях даже
полезных, помогающих адаптации. «Микрокатарсис» присутствует
почти в каждом акте общения, особенно, в дружеском, откровенном
разговоре. Зритель испытывает катарсис в театре, верующий — в
храме. Катарсис не только очищает, но и наполняет душу
переживанием высоких чувств. Через цепь малых, повседневных
катарсисов происходит развитие личности, приспособление людей
друг к другу. Психоаналитическое лечение истерии можно
рассматривать также и как метод изучения здоровой психики,
основных ее механизмов.
§ 3. Бессознательные механизмы
психики
Используя метод свободных
ассоциаций Фрейд открывает важнейшие механизмы работы психики:
вытеснение, регрессию, сопротивление, перенос, рационализацию,
проекцию и другие. Позже, обратив внимание на разного рода
«паранормальные» явления в быту — забывания, оговорки, описки,
утеривание и порчу вещей, самокалечение, он углубляет понимание
бессознательных механизмов и добавляет к ним новые. Особенно
богатый «урожай» сведений о бессознательном был получен при
анализе сновидений, которые Фрейд называл «королевской дорогой»
к бессознательному. В дальнейшем исследование почти любой
области культуры приводило к выявлению новых бессознательных
механизмов.
Движение сознания как мысли часто
устремлено в будущее, к решению проблемы. Его движение как
памяти устремлено в прошлое, к травматическим эпизодам, не до
конца пережитым или же вытесненным. Движение памяти по цепи
воспоминаний к травматическому моменту Фрейд назвал
«регрессией». Освобожденная от контроля сознания психика
стремится, по его мнению, назад, в прошлое, тогда как для
обдумывания будущего нужны волевые усилия. Такое понимание
психики, как по преимуществу регрессивной, вызывает возражения.
Представляется более вероятным, что все три ориентации психики —
на будущее, на прошлое и на настоящее — могут быть как
спонтанными — так и сознательно-волевыми. Ведь утопическое
мечтание о прекрасном будущем не менее естественно и не реже
встречается, чем ностальгия по прекрасному прошлому.
Преимущественная ориентация психики во времени зависит от
возраста, культуры, ситуации и многих других вещей. Однако Фрейд
считал психику изначально регрессивной.
Регрессия — одно из самых
употребительных в психоанализе понятий и смысл его — не
однозначный. Это, во-первых, переход от «вторичных»,
сознательных форм психической активности к первичным,
бессознательным, инстинктивным. Во-вторых, от сложных — к
упрощенным, детским способам рассуждения или возращение к
изжитым, пройденным стадиям развития. В-третьих, это оживленное,
заинтересованное стремление выразить с помощью слов, образов,
жестов скрытое неартикулированное содержание психики.
В-четвертых, возврат либидо, сексуального инстинкта к
первичным, самым ранним его объектам.
Анализ невротических фантазий
приводит Фрейда к выводу, что первичными объектами либидо были
материнская грудь, дававшая молоко или, даже, чрево матери.
Желание вернуться назад, в утробу матери, где было так тепло и
уютно, есть первооснова всех инцестуозных кровосмесительных
влечений, которые позднее «сублимируются», одухотворяются и
переносятся на другую женщину. Можно говорить о регрессивных
процессах в массовой психике, когда духовная жизнь сводится к
навязчивому повторению на телеэкране, в журналах,
радиосообщениях образов и мыслей, связанных с убийством,
агрессивностью, сексуальным актом. Регрессия группового сознания
проявляется в озверении толпы, охваченной паникой или жаждой
мести. Причиной индивидуальных регрессий, которые нередко
становятся источником невроза, является война. На войне
нормальный человек превращается в убийцу. Ему приказом или
страхом навязывается архаическая форма поведения, от которой он
потом не может освободиться в условиях мирной жизни. Однако
понятие регрессии — прежде всего описательное, ане оценочное.
Фрейд настаивает на том, что прошлое ребенка и прошлое дикаря —
всегда живы в нас. Мощное влечение к прошлому вдохновляет
историков и писателей, но оно же является основой невротического
навязчивого повторения. Благодаря регрессии психоаналитик имеет
доступ к прошлому пациента.
Второй бессознательный механизм —
сопротивление. Оно проявляется в словах, поступках, эмоциях,
которые мешают пациенту проникнуть в собственное
бессознательное. Воспоминания располагаются «кругами» вокруг
глубинного «ядра» личности. Чем ближе к ядру мы подходим, тем
сильнее сопротивление. Вначале Фрейд видел в сопротивлении
препятствие терапевтической работе. Следуя логике свободных
ассоциаций, человек приближается к истокам забытой травмы. При
этом в его речи становится больше заминок, пауз, отвлечений.
Осознав, что сопротивление нельзя преодолеть внешним нажимом,
Фрейд стал рассматривать его, как подлежащий истолкованию
симптом. Постоянно наталкиваясь на сопротивление при подходе к
определенной теме, можно догадаться, что скрывает пациент. Врач
выстраивает гипотезу об истинном переживании, которое должно
было иметь место, но было вытеснено «с порога» сознания. Затем
он стремится возбудить это переживание у пациента и, таким
образом, восстановить нормальное течение событий.
Сопротивление бывает обусловлено
«удаленностью» воспоминаний от той ситуации, в которой ощущает
себя человек. В этом смысле сопротивление есть просто
естественная реакция психики, которая тем сильнее, чем дальше во
времени расположено воспоминание, чем оно сложнее,
противоречивее. Каждое новое припоминание того же самого
события представляет его в ином свете, вводит в него новые
смыслы. Работа с сопротивлением где-то перерастает в творческую
работу мемуариста и писателя. В «сайентологии» —
религиозно-психологическом движении, основанном Р. Хаббардом